НОЧЬ НА ДНЕПРЕ

3. На той стороне

«Не выполнил приказ» — эта мысль гвоздем засела в голове лейтенанта Белова. Берег был еще далеко, еще могла случиться авария с тяжелыми, до предела перегруженными плотом и лодкой, но это уже отошло как-то на второй план. Главное — не выполнен приказ. Командир полка задыхается там под натиском контратакующих немцев, каждый человек у него на счету, а их занесло чёрт-те куда.

Громада берега, увалами — неразличимыми сейчас — подымавшаяся над рекой, начала заволакиваться сизым туманом. С плота, шедшего сзади, время от времени доносился тихий голос парторга: «Осторожно! Дружней!» Стрельба над этой частью реки совсем утихла.

Белов посмотрел на часы со светящимся циферблатом — без десяти четыре. А в три тридцать рота должна была уже высадиться на плацдарме. Отнесло их, пожалуй, километра на два, еще час уйдет, пока доберешься до своих. Как лучше идти? Берегом? Много обрывов, да и пристреляно, наверно, всё; лучше подняться наверх и идти напролом, сбивая вражеские посты. Большое сопротивление вряд ли они встретят: немцы, очевидно, оттянули силы к плацдарму. А если будет? Половину роты потеряешь, пока пробьешься. Хороша помощь Мозуренко — потрепанная рота!

Душевный подъем, какой ощущал Белов, отправляясь с левого берега, сменился раздражением, досадой и неуверенностью. Весь план полетел кувырком. Лейтенанту захотелось сейчас же, немедля, повидать парторга, посоветоваться с ним…

Обрывистый склон позволил лодке подойти вплотную к берегу. Белов первый выпрыгнул на землю, за ним соскочили бойцы. Он приказал им пройти метров на двадцать вглубь и на всякий случай залечь.

Приближался к берегу и плот, выступая из темноты черной, неопределенной массой. Белов расслышал негромкий голос Князева: «Ну что, Духовный, добрались?!» На плоту кто-то тихонько и радостно засмеялся. И снова голос парторга: «На то мы с вами и гвардейцы, чтоб всякие преграды преодолевать». Говорил парторг тихо, но таким спокойствием и бодростью веяло от его слов, от его родного голоса, что и Белов почувствовал себя легче, уверенней.

Плот, черкнув нижними концами бревен об отмель, остановился у берега. Бойцы разом зашевелились, послышались облегченные вздохи, веселые шутки.

— Тихо, друзья, — предупредил парторг.

Он соскочил на песок. Белов протянул ему руку, помогая, а потом обнял Князева за плечи, делая вид, что просто так поддержал, чтоб тот не упал, не споткнулся в темноте.

— Вот мы и дома, Владимир Васильевич! — сказал Сергей. Он потопал ногой о землю, будто пробуя, не качнется ли. — Счастливо отделались.

— Я бы не сказал…

— Ого! Ты вроде нос повесил? Нет, Владимир, именно счастливо. Из-под такого огня вырвались почти невредимыми.

— В это время мы на плацдарме должны быть.

— Придем и на плацдарм. Теперь мы на твердой земле, всё в наших руках… Будем пробиваться берегом? Или по взгорью пойдем?

Решили подняться метров на сто от реки, идти верхом…

Бойцы оживленно и торопливо разгружали плот, сносили на берег имущество. Белов увидел, как неуверенно спрыгнул на землю Сотников и, споткнувшись, упал.

— А вы зачем сошли? — спросил он, тронув старшину за плечо; шинель старшины была мокрая, хоть выжимай. — Вы не можете идти, контужены. Езжайте обратно, в медсанбат.

— Никак нет, товарищ гвардии лейтенант. Я отдышусь.

По голосу старшины лейтенант понял, что тому очень плохо. Однако Сотников упрямо пытался встать на непослушные ноги. Лейтенант поддержал его.

— Походи по берегу. Согрейся… Исаков, помоги старшине отжать шинель. Всем, кто купался в реке, тоже отжать шинели.

Белов уточнил потери — восемь человек погибло, четверо ранено; станковый пулемет утонул. «Пожалуй, прав парторг — счастливо отделались». Оптимизм Сергея, бодрое настроение бойцов, бесшумно и хлопотливо сновавших вокруг, — все это успокаивающе подействовало на Белова. К нему вернулись его обычная уравновешенность и деловитость. «Прав Сергей — теперь мы на твердой земле, все в наших руках. Хоть и запоздали, но когда явимся неожиданно к Мозуренко, тоже будет неплохо». И Белов подбодрился, забегал по берегу, подготовляя роту к выступлению.

Четырех раненых уложили в надувную лодку. Лейтенант приказал бойцу Иванову доставить их на свой берег и доложить командиру батальона о положении роты и о принятом им решении идти на соединение с основными силами.

Когда лодка отчалила, лейтенант «выстроил» оба взвода. Края шеренги терялись в темноте. Далеко справа светилось белесое зарево. Оттуда доносился шум: выстрелы, разрывы снарядов, рев самолетных моторов — обычный шум боя. А здесь было тихо. Перед ними чернел таинственный берег, таящий неведомые пока опасности. Но что бы ни ждало их впереди, они все преодолеют, должны преодолеть. Вот она, его гвардейская рота, готовая двинуться вперед по первому его знаку. Объяснил задачу.

— Тронулись, товарищ старший лейтенант?

— Пора.

Видимость была настолько плохая, что с трудом можно было различить человека в пяти — шести шагах. Каменистый неровный берег круто подымался вверх. Вскоре дошли до бойцов, высланных в дозор. Белов выделил передовое охранение, подозвал командиров взводов и отдал приказ о порядке дальнейшего следования.

Рота двигалась почти параллельно реке. Берег несколько выровнялся, стал не так крут. Тишину нарушал лишь шорох шагов, легкое царапание каблуков о камни да иногда приглушенное бормотание оплошавшего бойца, облегчавшего этим душу.

Не прошли и сотни метров, как откуда-то сверху и сбоку послышался отрывистый, предупреждающий окрик: «Хальт!» И тут же последовала длинная автоматная очередь. Впереди тоже заработали вражеские автоматы. Стреляли с близкого расстояния, но наугад и разрозненно.

Белов, осмотревшись кругом, решительно повернул роту к противнику и приказал без крика и лишнего шума идти на сближение. Он первый побежал вперед, но гвардейцы быстро обогнали его и вырвались на возвышенность. Впереди чуть обозначилась земляная полоска — траншея врага; в ней вспыхивали редкие огни выстрелов.

Сергей Князев, бежавший со взводом Сотникова, с ходу швырнул в нее гранату. Как и предполагал Белов, в траншее было вражеское охранение из нескольких человек. Сдержать стремительный бросок роты они не могли. Через какую-нибудь минуту траншея оказалась в руках гвардейцев.

Все произошло настолько быстро, что наступившая вдруг тишина показалась неестественной.

Но длилась она недолго. Не успели Белов и Князев сойтись вместе, не успели договориться, что делать дальше, как справа и слева заработали десятки вражеских автоматов, сразу же поддержанные плотным пулеметным огнем с обоих флангов. Туго бы пришлось гвардейцам, если б они не заняли траншею и попали бы под такой огонь на ровном месте! «Молодец Владимир. Энергично действовал», — мысленно похвалил ротного Князев, стараясь по огню определить численность противника.

Пулеметы внезапно смолкли. В наступившей тишине сначала неясно, потом все громче, отчетливей, ближе возник непонятный шум, как будто бежала большая толпа людей в тяжелых кованых сапогах.

— Похоже, в контратаку бегут, Владимир Васильевич. Опомнились.

Белов чуть высунул голову, прислушался.

— Так, так, хорошенькое дельце, — проговорил он и сердито передал по траншее: — Без команды не стрелять!

— Посмотрим — много ли? Может, втихую их перебьем? Не хотелось бы шум подымать, — обернулся он к Князеву.

— Втихую может не получиться, — возразил Князев. — На штык не посадишь, винтовок у нас нет. Зачем лишние потери.

— Посмотрим.

По шуму, доносившемуся с косогора, Белов безошибочно определил, что враг идет на сближение цепью.

— Все-таки, если не так много, подпустим. Перебьем прикладами… Хотя… Э-э, — протянул он с досадой, различая впереди неясные контуры бегущих людей. — Не меньше взвода… К отражению атаки изготовьсь! Стрелять по команде! Пулеметчикам — короткими очередями!

Приказы ротного передавались по цепи вправо и влево. Гвардейцы давно изготовились; каждый из них, сжимая автомат и не шевелясь, молча ожидал приближения врага. Туман немного рассеялся, и теперь вся рота видела, как фашисты, пригнувшись, густой цепью бежали к траншее. Местность, очевидно, была неровная, некоторые спотыкались, падали и тут же вскакивали, нагоняли цепь.

Рота молчала. В эти напряженные секунды каждый гвардеец, легонько прижимая указательный палец к спусковому крючку, нетерпеливо ожидал команды.

И все же команда последовала неожиданно:

— Огонь!

Белов так близко подпустил атакующих, что их расстреляли почти в упор, даже залечь никто из фашистов не успел.

Не давая врагу опомниться, Белов выскочил из траншеи, увлекая за собой всю роту. Как и всегда во время боя, он трезво оценивал обстановку, мгновенно реагируя на всякое ее изменение. Именно сейчас, пока враг в замешательстве и еще, возможно, не знает о судьбе своего взвода, можно ворваться в главную траншею и, захватив ее, открыть себе путь к плацдарму. Впереди, конечно, будут еще стычки, но важно сбить первый заслон, довольно сильный, по-видимому. Рота бежала без криков и выстрелов, как и приказал Белов.

Обескураженные тишиной, немцы молчали. Но они тоже, очевидно, услышали топот ног и выпустили осветительную ракету. В призрачном голубоватом свете стала видна неровная местность, заваленная камнями, одинокое дерево, траншея и бегущие в атаку бойцы. Ракета еще не успела высоко подняться, как заговорили пулеметы и автоматы врага, сразу накрыв наступающую роту плотным огнем. Пришлось залечь. Когда ракета погасла и наступило относительное затишье, Белов снова поднял людей в атаку. Но и десятка метров не пробежали гвардейцы: жестокий огонь опять прижал их к земле.

Не удалась и третья попытка. Ракеты теперь одна за другой взлетали в воздух, не позволяя наступающим использовать темноту. Огонь нарастал — начали бить пулеметы с далекого правого фланга. Еще раз подымать роту было бессмысленно при таком огне. Здесь же оставаться тоже нельзя: фашисты, очевидно, пристреляли местность. Рота несла потери.

Белов приказал отходить назад и сосредоточиваться в захваченной траншее.

Долог показался ему обратный путь. Участвуя в победном наступлении от самого Сталинграда, он не раз вынужден был и отходить во время боев. Но там он отступал временно, отступал для того, чтобы, перестроив бойцов и изменив тактику, лучше выполнить поставленную перед ротой задачу. Сейчас был совсем иной отход. Как ни горько, ни досадно было в этом признаться, Белов понимал, что новой попытки прорваться к своим сегодня ему уже не предпринять: и враг настороже, и ночь кончается. Может, попробовать берегом? Но, судя по стрельбе, и там есть вражеские укрепления, и там всё начеку. Очевидно, придется сидеть в захваченной траншее, точно в мышеловке, и ждать наступления второй ночи, чтобы снова пойти на прорыв. А возможно, расширяя плацдарм, и свои к тому времени подойдут…

Десятки вариантов обдумал Белов, пока переползал от камня к камню. Но ясно было только одно: рота не выполнила приказ.

Расстроенный и злой добрался он до траншеи, в которую один за другим скатывались отступавшие гвардейцы. Парторга в траншее не было; Белов забеспокоился…

Сергею Князеву передали приказ командира об отходе по цепочке. Он и сам видел, что иного выхода сейчас нет, только людей зря погубишь.

Пополз назад он с двумя бойцами, с которыми вместе лежал меж камнями. Но вскоре оба они были ранены. Один легко, в ногу, — этому Сергей перетянул бедро, чтоб не истек кровью, и боец сам пополз дальше. У другого рана оказалась серьезной, в живот, самостоятельно передвигаться он не мог… Легче было бы тащить его на себе, но противник вел такой сильный огонь, что и головы не поднимешь. Пришлось тянуть раненого волоком.

Обливаясь потом, Сергей минут двадцать петлял меж камнями, старательно оберегая бойца и себя от шальной пули. Когда показалась полоска траншеи, к нему подоспел связной Ложкин, посланный лейтенантом на розыски парторга, и вдвоем они быстро преодолели последний десяток метров.

Сдав раненого Вере Казаковой, Сергей отряхнул налипшую на мокрую одежду землю и пошел отыскивать Белова.

Командир стоял в центре траншеи, вглядываясь в скрытую предутренней мглой местность. Он очень обрадовался парторгу, но виду не показал.

— Вот, Сергей Викторович. Видишь, дела наши осложняются, — невесело проговорил он. — Не выполнили мы приказ.

— Да, пробиться сейчас вряд ли удастся, — согласился Князев. Он вынул из кармана шинели тряпку и стал протирать забитый землей автомат. — Что же, будем здесь на себя оттягивать силы. Линия фронта к вечеру должна подойти к нам. А если и не подойдет вплотную, то будет близка. Тогда ночью попытаемся…

Князев не договорил — справа от них заработали два близко один к другому расположенных пулемета. Трассирующие и разрывные пули покрыли бруствер траншеи многочисленными разрывами. Оба машинально, по фронтовой привычке, пригнулись.

— Противник, надо полагать, станет изводить нас непрерывными атаками, — продолжал Князев. — Он ни за что не примирится с тем, что мы засели в его расположении. Следовательно, нам нужно готовиться к обороне.

Спокойствие парторга, неторопливость, с какой он прочищал срой автомат, вначале поразили Белова — парторг, кажется, и не огорчен тем, что они не смогли вовремя прибыть на плацдарм! Но рассуждения Князева были трезвые, и как ни огорчайся, ни досадуй на то, что не сумел выполнить приказ, а события развиваются своим чередом — надо действительно думать о том, как продержаться до вечера. Немцы, конечно, постараются выкурить их из траншеи.

— Что верно, то верно, Сергей Викторович, — спокойной жизни они нам не дадут. Траншею я обследовал, — она метров девяносто в длину. Это они вроде предполья начали мастерить, да не успели — рано заявились мы. Даже ходом сообщения с основной своей траншеей не соединились. Нам придется оборудовать ее для круговой обороны.

— Правильно. Мешкать нельзя. А к Мозуренко связного послать нужно: пока не рассвело, доберется до плацдарма.

Подошли командиры взводов, доложили о потерях, понесенных ротой при неудачной атаке. Самый большой урон понес взвод Сотникова.

— Значит, четыре убитых и семь раненых? — переспросил Белов.

— Так точно, товарищ гвардии лейтенант. Но трое останутся в строю, Ануфриев в том числе.

— Так, так… Хорошенькое дельце, — машинально обронил Белов. — А как твое самочувствие? Ожил?

Сотников расправил плечи, словно хотел удостовериться, точно ли он ожил после контузии, полученной на переправе.

— Вроде все в порядке, товарищ гвардии лейтенант.

— Ну и хорошо. А теперь слушайте, товарищи…

Белов разделил траншею на два участка, закрепил их за взводами, дал указания командирам о построении обороны, расстановке людей и непрестанном наблюдении за врагом. Приказал беречь патроны и гранаты.

— День будем держаться и оттягивать на себя силы врага. Атакующих подпускать вплотную. Еще раз приказываю беречь боеприпасы! Действуйте быстро. Остаток ночи полнее используйте.

Белов и парторг проводили заспешивших к своим взводам командиров и молча повернулись в сторону противника. Вражеская траншея затихла, там, видимо, тоже совещались, как лучше уничтожить гвардейцев.

— И вечно на войне все получается кверху ногами, — заговорил Белов, и в голосе его зазвучали грустные нотки. — Хорошенькое дельце. Командир батальона скажет теперь: «И переправиться-то толком не сумел. А я-то, мол, надеялся…»

— Зачем зря наговаривать на себя. Война — не игра в солдатики: всюду поджидают неожиданности. Командир батальона так не скажет. Будем и здесь помогать ему решать общую задачу.

— А все-таки не так я думал воевать на правобережье…

— По-разному еще придется, Владимир Васильевич, — спокойно заметил Князев, вставляя в автомат новый диск. — Правобережная Украина большая. Сейчас самое главное для нас — устоять и как можно больше сил оттянуть на себя.

— Это-то мне поня-атно…

Белов замолчал.

Сергей взглянул на него — Белов смотрел в сторону плацдарма. Большие серые глаза его погрустнели, губы сложились в робкую, какую-то детскую, задумчивую улыбку. И так непривычно было парторгу видеть своего друга в расслабленном, печальном настроении, что он ни о чем не спросил его. Без слов было ясно, о чем думает Владимир, как он завидует товарищам, к которым не сумел привести свою роту.

Некоторое время они стояли рядом, прикасаясь друг к другу плечами, и смотрели на далекий, озаряемый вспышками разрывов плацдарм, где были свои, где кипел жаркий бой…

Наступал трудный, страдный и страшный день.