НОЧЬ НА ДНЕПРЕ

7. С ответственным поручением

Шестая атака, к удивлению Белова, была отбита сравнительно легко. Гитлеровцы, видимо, понадеялись на силу минометного огня, не ожидали встретить дружный отпор и сами не проявили прежней настойчивости. А возможно, это были уже совсем иные гитлеровцы: самых заядлых и ретивых рота вывела из строя, и немцы теперь бросали в атаки разношерстный сброд из тыловых подразделений. Так или иначе, но атаку быстро отбили, ни один из фашистов не добежал до траншеи.

Однако сама траншея с врезанными в неё узкими щелями и окопами, темной ломаной линией рассекающая косогор, сильно пострадала от минометного обстрела. Несколько мин упало прямо в нее, большая же часть их легла рядом.

«Как искромсали!.. Как исполосовали!» — думал Белов, осматривая траншею. Он задерживался у окопов, указывал бойцам, какие работы надо сделать, и шел дальше, спотыкаясь о комья развороченной земли. Потери в роте оказались невелики: один убит, два человека ранены, один получил контузию и остался в строю.

Но подсчет оставшихся боеприпасов был неутешительным. Выслушав старшину Сотникова, Белов тут же подозвал к себе командира другого взвода и распорядился совершенно прекратить стрельбу и впредь отражать атаки только одиночными выстрелами, подпуская фашистов как можно ближе.

— Бить только наверняка! Все должны помнить об этом. Патроны сейчас для нас дороже всего… А вы что, Круглов, прижимаете под мышку? — спросил вдруг Белов, задерживая взгляд на коренастом старшем сержанте.

— Да так я…

— То есть как это так?! — уже строже спросил Белов. — А ну-ка, подними руку… Да ты ранен?

— Сущий пустяк, товарищ гвардии лейтенант.

— Хорошенькое дельце, пустяк… Вот легка на помине, — он повернулся к подошедшей Казаковой. — Перевяжите Круглова.

— Ранены и молчите, — устало попрекала Вера старшего сержанта, отыскивая место, где расположиться. — Я же всех обошла, всех спрашивала. И вас тоже. — Она помогла Круглову снять гимнастерку и, обрабатывая рану, продолжала тем же укоризненным тоном: — Крови-то сколько потеряли… Вся рубаха пропиталась. Будете у меня следующий раз скрывать?

Круглов чувствовал неловкость, стоя перед девушкой по пояс голый; кожа его вздрагивала от прикосновения её теплых проворных пальцев.

Закончив перевязку, Вера хотела помочь Круглову надеть гимнастерку, но тот легонько отвел ее руку.

— Парторга смотрела? — спросил Белов санинструктора.

— Все так же… Без скорой операции… — девушка хотела сказать: «Без скорой операции вряд ли выживет», но сама испугалась таких страшных слов… — Нужна операция… Чем скорее, тем лучше.

Белов промолчал. Он вынул диск и стал наполнять его патронами. Патронов не хватило. Осмотрел все свои карманы и, ничего не найдя, достал было из кобуры обойму от пистолета ТТ, повертел её в руках и, не разряжая, убрал в кобуру.

Вера не спеша собрала и уложила в сумку все медицинские принадлежности, забросила ее за спину, оправила шинель и покрепче затянулась ремнем. Видно было, что она умышленно медлит: хочет о чем-то спросить командира роты, но все не может осмелиться. Наконец, когда Белов собрался уходить, Вера взволнованно заговорила:

— Я глубоко осознала наше положение и еще раз тре… — она запнулась, видимо, посчитав слово «требую» неподходящим, — прошу вас разрешить мне добраться до наших позиций. Это единственно верный путь спасти раненых…

Белов, не отвечая ей, повернулся в сторону затянутого дымом плацдарма, и что-то рассматривал там, подняв к глазам бинокль.

«Пожалуй, действительно следует сделать еще одну попытку известить командование. Что верно, то верно. Кушко не дошел, это ясно», — думал он. Остановив взгляд на девушке, он вдруг спросил:

— А вы уверены, что доберетесь?

— Считаю это вполне возможным. С ранеными я наползалась побольше каждого.

Лейтенант едва заметно улыбнулся.

— Даже вполне?! Хорошо. Расскажите, какой вы намечаете маршрут?

Казакова провела лейтенанта на правый фланг обороны и показала на местности предполагаемый путь своего движения к плацдарму. По тому, как горячо говорила она, Белов чувствовал, что девушка всерьез подготовилась к выполнению рискованного задания.

— Ну что же, — после небольшой паузы задумчиво одобрил он. — Вы неплохо продумали. Надо подготовить срез, что позволит незаметно выползти из траншеи и достигнуть, не обнаруживая себя, выема вон той гряды, — Белов указал на гряду, что спускалась к Днепру. — А мне нужно кое-что нарисовать…

Он тут же отдал приказ двум солдатам сделать срез, предупредив их, чтобы они работали скрытно и землю сбрасывали в траншею. Потом вынул планшетку, компас и на чистом листе бумаги быстро начертил свою траншею, расположение окопов и огневых точек фашистов.

— Вот и готово, — сказал он, отрываясь от планшетки. — Вы правы, Казакова. Сообщить о роте надо. Но поручение это выполнит… Исаков.

— То есть как Иса-аков! — воскликнула Вера и вдруг вся словно ощетинилась: глаза ее округлились, она сердито смотрела на ротного командира.

— То-ва-рищ лей-те-нант! Вы же дали свое согласие…

— С поручением направится Исаков, — невозмутимо подтвердил Белов и отдал распоряжение позвать к себе рядового Исакова.

— Посылать вас… — начал было он, но в этот момент рядом разорвалась мина и Белова волной сбило с ног.

Вера инстинктивно успела прижаться к стенке, её только осыпало щебнем. В следующую секунду она бросилась к Белову, неподвижно лежавшему поперек траншеи, тыльной стороной кисти на секунду прикоснулась к его губам. Ощутила дыхание.

— Жив! Товарищ лейтенант, то-варищ лейтенант! — опустившись на колени и тормоша его за плечи, почти кричала Вера.

Белов не отзывался, глаза его были закрыты. Вера осмотрела его, но не обнаружила никакой раны и несколько успокоилась. «Очевидно, просто потерял сознание». Увидев в стороне наполовину засыпанный щебнем листок, на котором Белов нанес обстановку, она машинально подняла его, свернула и сунула себе в карман.

Снова наклонилась над Беловым, сняла с него каску. Повязка на его голове успела пропитаться свежей кровью.

— Жив, Вера? — спросил подбежавший испуганный командир первого взвода старшина Сотников.

— Жив.

Сотников шумно выдохнул воздух:

— Вмятина-то какая на каске…

— Значит, он двойной удар получил: от волны и осколка, — сказала Вера, осматривая разбинтованную голову Белова. — К счастью, больше нет повреждений. Потревожена прежняя рана. Должен скоро прийти в себя.

И действительно, Белов открыл глаза, посмотрел помутневшим взглядом на Казакову, на Сотникова и, не проронив ни слова, снова закрыл глаза.

Вера с помощью старшины передвинула его немного в сторону и усадила удобнее, привалив спиной к скосу траншеи. Белов снова очнулся.

— Налет был? — спросил он и почему-то поморщился.

— Нет, не было налета.

— Шальная, выходит, — вяло обронил Белов, и снова лицо его сделалось словно чужим.

«Вспомнил», — обрадовалась Вера.

И вдруг вспомнила сама о недавнем разговоре с Беловым, о поручении, которое тот хотел дать Исакову.

«Как же быть, как же быть? — лихорадочно думала девушка. — Ведь командир не успел отдать приказа, и неизвестно, сможет ли сейчас, в таком состоянии, сделать это. А идти на плацдарм кому-то нужно, обязательно нужно. Медлить нельзя — здесь раненые, Сережа…»

И мгновенно созрело решение: «Я сделаю это все-таки сама, сама выполню задание. Пусть это против воли Белова, но в данную минуту это самое разумное…»

Вера отозвала Сотникова в сторону:

— Командира роты надо пока оставить одного и не утомлять разговорами. Память к нему вернулась, скоро на ноги встанет. А мне, товарищ старшина, разрешите выполнять задание.

— Какое задание? — встревожился Сотников, чувствуя, что санинструктор обращается к нему уже как к старшему в роте командиру.

— Я должна немедленно отправляться к своим. Вот донесение от командира роты, — Вера извлекла из кармана листок. — Лично подполковнику Мозуренко приказано передать. Вера прямо смотрела в глаза Сотникову и говорила так уверенно, что не вызвала у него никаких подозрений.

Они проверили срез в траншее, сделанный по распоряжению Белова. Сотников был несколько ошеломлен своей новой ролью старшего командира и все одобрял. Вера тут же навела порядок в своей сумке, отобрав для себя пару индивидуальных пакетов. Потом осмотрела автомат, открыла диск, вначале хотела пополнить его, потом раздумала. Другой диск и часть патронов, извлеченных из карманов шинели, положила перед Сотниковым.

— Вам они здесь будут нужнее.

— Товарищ старшина, разрешите обратиться, — неожиданно появился перед ними маленький и верткий рядовой Исаков.

— Ну… обращайся, — недовольно протянул Сотников.

— Слушок до нас дошел, что сестрица в поход собирается… Мы так промеж себя поговорили, и нам вроде кажется, не девичье это дело — землю брюхом вытирать на глазах у фрицев. — И, сверля своими зеленоватыми смеющимися глазами старшину и браво вытягиваясь перед ним, заключил: — Дозвольте мне выполнить задание, разом своих достигну. А сестрица пусть раненым помогает, кто же за ними ухаживать будет?!

Сотников был озадачен. Казакова покраснела, но не растерялась.

— Я вас должна разочаровать, Исаков, вы опоздали со своим предложением, — быстро сказала она. — Сам лейтенант отдал приказ, и старшина не вправе изменять его. И потом каждый мужчина здесь во много раз нужнее, чем женщина. А что касается раненых, за ними во время моего отсутствия будете ухаживать вы. Вы когда-то работали ветеринаром. Вот вам моя медицинская сумка.

— Что вы, сестрица! Да я… — начал было Исаков, но старшина оборвал его.

— Все! Решение принято, Исаков. Отныне будешь, как говорится, по совместительству замещать сестрицу. Чего ж стоишь, бери медицинскую сумку.

Прежде чем уйти, Вера подошла к Князеву.

Сергей лежал как пласт. Девушка дрогнувшей рукою стянула с его головы конец плащ-палатки. Исцарапанное лицо парторга покрылось белыми пятнами, он быстро и неровно дышал.

— Сережа!.. Се-ре-жа!.. Не слышишь меня? Горит, бедняга, — вздохнула она, ощупав его горячий лоб. Осторожно сняла плащ-палатку, стряхнула с нее землю, щебень и снова бережно укрыла его. Потом присела рядом, будто прощаясь перед дальней дорогой. Ей вдруг показалось, что она видит Сергея последний раз. Кто знает, что произойдет здесь до ее возвращения? Удержатся ли гвардейцы? Успеет ли она дойти до своих и вернуться с подмогой? И дойдет ли? Может, как и Кушко… «Ой, какие нехорошие мысли мне в голову лезут», — оборвала себя девушка. Она склонилась над Сергеем, коснулась губами его сухих, жарких губ.

— Прощай, дорогой! Я доберусь. Обязательно доберусь до своих. Только этим я могу помочь тебе.

Постояла с минуту над ним и вдруг решительно, не оборачиваясь, заспешила к Сотникову.

Они вместе выглянули из укрытия, последний раз изучая местность. Впереди застывшими морскими волнами поднималась вверх прибрежная круча. Хорошо была видна сплошная, изогнутая траншея врага.

Сотников, не раз ходивший в разведку, показал Вере, где и как ей лучше ползти, как преодолевать открытые места, как использовать камни и все неровности на пути.

— Если обнаружат, начнут стрелять, не торопитесь, поспокойнее будьте. В таких случаях делайте вид, что убиты. Средство испытанное!

— Запомню.

Старшина отряхнул пыльные руки. Он взглянул на Казакову, и в лице его что-то дрогнуло, глаза потемнели.

Ему, видимо, хотелось обнять ее, как обнимал близких друзей, провожая их на опасное дело, но он не посмел.

— Ну, наша неутомимая сестра, желаем успеха! Горячий привет товарищам на плацдарме. Скажите им, они здорово дерутся. Мы же будем держаться до последнего вздоха! Вот так и передайте.

Что-то старшина еще думал сказать Вере на прощанье, но не был он мастером произносить длинные речи и вместо слов крепко пожал ее небольшую твердую руку.

Вера перехватила удобнее автомат, легла в свежее углубление среза и поползла из траншеи на открытую, залитую солнечным светом поверхность земли…

Оставшиеся в траншее, затаив дыхание, следили за девушкой.

А Вера, плотно прижимаясь к земле, ловко работая руками и ногами, ящерицей передвигалась к выемке у земляной гряды, сбегающей вниз. Высокий сухой бурьян почти сливался с ее выцветшим обмундированием. На полпути между грядой и траншеей она перестала двигаться, не поднимая головы, повернула лицо в сторону немцев. Потом очень осторожно приподняла голову повыше и с минуту смотрела на позицию врага. Так же осторожно приникла к земле, полежала чуть без движения и поползла дальше.

— Эта доберется не хуже тебя, Исаков, — выпрямляя массивные плечи и не сводя глаз с удаляющейся фигурки девушки, проговорил Крутиков.

— Верно, товарищ сержант. Она у нас пробивная… Но, мне думалось, нашему брату сподручнее было бы… Дивчину под пули послать…

Наткнувшись на строгий взгляд старшины и зная, что приказы не обсуждаются, Исаков умолк.

Казакова благополучно достигла выемки, спустилась в нее. Выемка была неглубокая, но вся заросла высоким серым бурьяном. Здесь можно было сесть, оставаясь не замеченной врагом. Кругом на взгорках росла жесткая, поблекшая и густо пропыленная трава. Вера в кровь изодрала об нее руки. Сердце девушки сильно стучало, однако она не ощущала усталости.

Посидев несколько минут, Вера поползла дальше вниз, к реке. Теперь можно было передвигаться свободнее — на время отпала необходимость плотно прижиматься к земле.

Солнце, пробиваясь сквозь серые облака, бросало свои яркие и еще сильно греющие лучи прямо на девушку, отсвечивало на потертых частях автомата.

Со стороны плацдарма доносился непрерывный гул боя. Там не умолкала канонада, от снарядов и мин содрогалась земля, отчетливо различались пулеметные очереди.

Вера внимательно разглядывала все вокруг. Чувства ее предельно обострились. Ей даже казалось, что она стала лучше видеть. Сейчас она замечала такие детали, на которые раньше не обратила бы внимания.

Заросшая густым, высохшим бурьяном естественная выемка, удачно скрывавшая девушку, постепенно мельчала и впереди совсем сравнивалась с окружающей местностью.

Вера вспомнила предупреждение старшины Сотникова: «Тот участок будет первым вашим серьезным препятствием. Там фашисты могут обнаружить вас». Она плотнее прижалась к земле.

Когда до конца выемки уж оставалось каких-нибудь два — три шага, послышался треск немецкого пулемета и над головой Веры просвистели пули. Она замерла, прижалась щекой к траве. «Заметили!» Несколько секунд девушка не шевелилась, настороженно ожидая. Вскоре снова повторился стук немецкого пулемета. Пули пошли несколько левее. «Так, так. Очень хорошо, — с облегчением подумала Вера. — И чего мне показалось, что меня обнаружили?» Она сделала еще несколько движений вперед и оказалась на совершенно ровной поверхности. Невольно по спине девушки прошел неприятный холодок. «Я как на ладони», — мелькнула мысль.

Как с высокой горы видела теперь она и оставленную траншею, и злополучное дерево с темневшим около трупом фашистского унтера, и ближайшие позиции врага, что находились левее. На подступах к траншее Вера хорошо рассмотрела трупы гитлеровцев, они лежали в самых различных позах. «Ух, сколько!» — подумала она. Правее виднелись окопы фашистов. Из траншеи они не просматривались, и, очевидно, поэтому немцы здесь пренебрегали маскировкой. Они свободно ходили по окопам, хотя головы их, укрытые зелеными касками, возвышались над бруствером. «Странно. Почему у них такое движение?»

Где-то на горе прогремел залп минометной батареи, и знакомый шелест известил о приближении мин. Вера плотнее вжалась в землю. Ухнули глухие удары разрывов. Над головой прошла обессиленная взрывная волна; где-то в стороне застучали осколки.

Залпы следовали с равными промежутками. Мины рвались в районе гвардейской траншеи, высоко поднимая густые столбы черного дыма, в которых поблескивало пламя, наполняя воздух едкой пороховой гарью. Дым скоро образовал целое облако, оно колебалось, ширилось и медленно двигалось к берегу. Разреженный край его затронул и Веру, прикрыл ее, словно искусственной дымовой завесой.

Мины рвались далеко от Веры, даже осколки не долетали сюда. Но каждый залп батареи болью отдавался в ее сердце. Не думая о том, что ее могут заметить, девушка резко приподнялась на локтях. Как мучительно было видеть, что мины терзают и рвут родную траншею, где лежит беспомощный Сергей и другие раненые…

Прикрываемая неплотной дымовой завесой, Вера быстро стала продвигаться вперед и скоро достигла крутого спуска к Днепру.

Могучая река, переливаясь на солнце искристыми блестками, раскинулась перед ней. Но девушке некогда было любоваться ею. Задержавшись перед спуском, она еще раз оглянулась назад. Огонь минометов передвинулся и сосредоточился на левой половине траншеи.

«Неспроста. Хитрят что-то», — подумала Вера. Приглядевшись, она с ужасом заметила, что из немецких окопов, тех, что не просматривались из траншеи, вылезали немцы и ползли по-пластунски вперед. Под прикрытием минометного огня они могли незаметно подобраться к траншее и тогда…

Сердце девушки бешено заколотилось. «Ползут. Ползут, а наши не видят…»

Лицо ее исказилось от страха за товарищей. Что делать? Как это ужасно, что она бессильна! Как помочь друзьям, предупредить их о коварном замысле врага?

А фашисты продолжали ползти неровной, колеблющейся цепью, иногда скрываясь от Веры за камнями и складками местности. Расстояние между ними и правой половиной траншеи сокращалось на глазах.

«Неужели никто не видит? Неужели наш лейтенант не разгадал их хитрости с переносом огня?.. А может быть, он опять без памяти? Нет, нет! Он должен, обязан встать!» — почти вскрикнула Вера, и глаза ее повлажнели от слез.

Огонь минометов передвинулся еще левее; немецкая цепь поднялась и побежала. Вера похолодела. Не соображая, что делает, она встала на колени. «Безнаказанно… Ой, да что же это… голубчики! Да взгляните хоть кто-нибудь. Товарищ старшина!» — бормотала она почти в забытьи.

Внезапно гвардейская траншея заискрилась крохотными вспышками и покрылась плотными барашками дыма. Ничего не слышно было за грохотом минометной батареи, и Вера не сразу сообразила, что стреляют наши. А когда поняла, когда увидела, что бегущая к траншее цепь стала редеть, оставляя за собой убитых, ткнулась головой в траву и заплакала радостными слезами…

А через какую-нибудь секунду Вера уже спускалась по крутому обрыву к реке, мысленно подгоняя себя: «Скорее. Теперь скорее… Какие молодцы… Значит, лейтенант на ногах?.. Отобьются ли они? Отобьются! Только надо спешить, Верка, скорей спешить!»

Она подбежала к кромке воды, смочила пылавшее лицо и, припав на руках к воде, сделала несколько глотков. «Ах, хорошо!.. — вырвалось у нее. — Раненым бы такой».

Не задерживаясь, Вера поползла по самой кромке берега, кося глазами налево, на кручу, где мог затаиться враг.

Мелкие камешки больно впивались ей в руки. Только теперь она почувствовала, что изодрала не только ладони, но до боли намяла колени и локти.

Первые пятьсот — шестьсот метров Вера одолела благополучно и, как ей показалось, сравнительно быстро. Теперь она приблизилась к месту, где берег становился много отложе и ровнее. Укрывшись за большим камнем, она стала внимательно изучать местность.

На горе виднелась первая линия прерывчатой траншеи врага, тянущейся параллельно реке; дальше чернели свежевырытые окопы, а возможно, и траншея. Они шли перпендикулярно к реке и пока плохо просматривались. Не отметив никакого движения в траншее, Вера поползла дальше.

Путь становился труднее, каменистей. Она чаще стала делать короткие передышки. Руки и ноги деревенели. Из-под каски, о существовании которой Вера забыла, градом лился пот. Теперь девушка хорошо видела черную змейку свежевырытых окопов, от реки уходящих вверх. В них появлялись сероватые барашки дыма, и Вера поняла, что фашисты ведут огонь по плацдарму.

«Это и есть их оборонительный рубеж? Понимаю. Не так уж далеко осталось».

Через некоторое время боль в коленях и локтях совсем сковала ее движения. Вера стала отыскивать глазами подходящее местечко для отдыха. Заметила небольшое углубление в круче берега, похожее на пещеру, подползла. Вертикально обрывавшийся берег надежно прикрыл ее от постороннего взгляда. Облокотившись о камень и прислонив голову к стене, Вера расслабила все мускулы и блаженно закрыла глаза.