Холли Престон Ночь на острове

1

Перекатившись по измятой постели к краю кровати, Мэтью взглянул из-под тяжелых век на часы на тумбочке. Господи! Он удрученно вздохнул: перевалило за полдень. Не удивительно, что голова так гудит. Это и от голода, и от жажды — целые сутки у него во рту маковой росинки не было.

Головная боль и кисловатый привкус во рту напоминали ему о том, сколько было выпито накануне. Но не все ли равно, в конце концов? Никого не касается, отправился он спать трезвым или упился до бесчувствия. Он вольная птица. Всякие женские капризы ему нипочем. Он может жить в свое удовольствие — что и делает. А если это пока не приносит ему слишком много радости — ну что же, со временем привыкаешь ко всему.

Сев в кровати, он выжидал, пока затихнет металлический звон в голове, мысленно пытаясь найти себе оправдание. Вчера он работал допоздна и лег за полночь. Новая компьютерная программа, кажется, превзойдет все предыдущие. Не страшно, если он немного выпил, чтобы взбодриться. Мэтью предпочитал не вспоминать о том, что прежде не нуждался в допинге — до тех пор, пока Мелисса не бросила его. Время наверняка залечит рану, нанесенную Мелиссой, как оно лечит все на свете. Как-никак у него есть работа, которая заменяет ему все.

Он встал и, пошатываясь, побрел в ванную. Перегнувшись через раковину, Мэтью с отвращением рассматривал себя в зеркале. Воспаленные глаза, нездоровый, землистый цвет лица и, в довершение ко всему, двухдневная щетина делали его похожим на бездомного бродягу, просящего на улице подаяние.

Нет, пожалуй, даже это сравнение не в его пользу, подумал Мэтью, потирая рукой колючий подбородок. Бродяг на их образ жизни обрекает нищета. У него же — прекрасный дом, любимая работа и, благодаря деловой хватке деда с материнской стороны, больше денег, чем он успеет потратить. Казалось бы, нет никаких причин стать алкоголиком, и тем более так выглядеть.

Мэтью отвернулся от зеркала и шагнул под холодный душ. Черт! От холода у него перехватило дыхание. Вздрагивая и поеживаясь, он начал энергично растирать свое протестующее тело под струями воды.

Выйдя из душа и завернувшись в банную простыню, Мэтью почувствовал себя немного лучше. Голова все еще гудела, но отупляющая сонливость рассеялась. Он был уверен, что скоро и это пройдет. Ведь он окончательно пришел в себя, был бодр и энергичен. А за компьютером он забудет обо всем…

Процедура бритья была закончена без особых потерь. Мэтью бросил полотенце на пол ванной и вернулся в спальню, морщась от запаха перегара. Когда в дверь постучали, Мэтью рылся в гардеробе в поисках чистой рубашки. Обернувшись, он какое-то время молча смотрел на дверь и наконец, сдерживая раздражение, отозвался:

— Ну? Чего тебе?

Дверь, щелкнув замком, открылась, и в проеме возникла лысая голова камердинера.

— Ox, — произнес он, увидев Мэтью. — Вы уже встали, сэр. Завтракать будете? — Мэтью поджал губы.

— Завтрак в половине первого, Дживз? Не смею надеяться. А вот сандвич я бы, пожалуй, съел. И сяду работать.

Вошел верзила, массивные плечи и брюшко которого были обтянуты безупречно белой сорочкой и втиснуты в дорогой шерстяной костюм цвета морской волны. Одежда изысканного денди нелепо смотрелась на мускулистом увальне, но Мэтью не приходило в голову посоветовать ему изменить свой стиль. Вошедший чрезвычайно гордился своим внешним видом.

— Вы поедете в офис, сэр? — полюбопытствовал он, острым взглядом окидывая беспорядок в комнате и открытый балкон. — Кстати, я бы вас попросил не называть меня Дживзом, мистер Патнем. Вы же знаете, что мне это не нравится.

Мэтью покорно кивнул и, потерпев неудачу в поисках чистой рубашки, схватился за вчерашнюю.

— Нет, сегодня я в офис не собираюсь, — начал он; камердинер тем временем пытался вырвать у него из рук рубашку. — Какого черта, Виктор, что ты делаешь?

— Судя по всему, сэр, вы только что приняли душ, — мягко настаивал Виктор, — и, я уверен, не наденете вот эту гадость, с таким запахом. В нижнем ящике у вас полно свежих рубашек. Скажите только, какая вам нужна, и я тотчас достану.

— Благодарю, Крейтон, я могу одеться сам. Почему бы тебе не убраться отсюда, пока я не закончил? Пойди приготовь кофе или что-нибудь поесть. Нянька мне не нужна.

— А я разве что говорю? — Виктор наконец овладел грязной рубашкой и смял ее в комок, настояв таким образом на своем. — Вид у вас такой, словно вам нужна помощь. Вашей маме это не понравится. Совсем не понравится, вот увидите.

— Моей маме? А при чем тут моя мать?

— Разве вы забыли? Через полчаса у вас с ней назначена встреча. Вы вместе обедаете.

— О Боже! — Мэтью натянул черную спортивную рубашку, которая только подчеркнула землистый оттенок кожи. Перспектива обеда с матерью и необходимость выслушивать, как она будет клеймить и обличать его образ жизни, заставила Мэтью пожалеть о том, что он встал с постели.

— Значит, вы говорите, сандвич, сэр? — пробормотал Виктор, очевидно, сочтя более благоразумным дать хозяину передышку. Мэтью бросил на него угрожающий взгляд.

— Ничего съестного, — прорычал он. — Быстро принеси мне пива, и без возражений. Ах да, и вызови такси. Вдруг мне повезет, и свободного такси не окажется.

Виктор, направившийся было к двери, остановился на полпути; на его широком лице появилась озабоченность.

— Я могу вас отвезти, мистер Патнем, — предложил он.

— Я же сказал, что поеду на такси, — ответил Мэтью. — Иди и закажи его, Виктор. И поторопись с пивом!

Три четверти часа спустя Мэтью вошел в фешенебельный отель «Ритц». Вход в ресторан находился в дальнем конце вестибюля, но напитки гости могли заказать в зимний сад с пальмами в кадках. Мэтью знал, что именно здесь он найдет свою мать, и не ошибся.

Она ждала его, потихоньку потягивая минеральную воду — единственный напиток, который позволяла себе в течение дня. Каролина Патнем, урожденная Аполлониус, так же благоговела перед собственной внешностью, как ее сын пренебрегал своей, и гордилась, что свадебное платье до сих пор сидело на ней точно так же, как и тридцать лет назад.

При этом она не акцентировала внимания на том, что ее брак просуществовал недолго. Она вышла за Джозефа Патнема, когда ей было восемнадцать, вопреки воле родителей, и вскоре поняла, что они были правы. Англичанин без гроша за душой, хорошего происхождения, но лишенный деловой хватки, Джозеф Патнем продержался рядом с ней ровно столько времени, сколько потребовалось для появления на свет их единственного отпрыска, а затем отправился на яхте в кругосветное путешествие, которое окончилось кораблекрушением у мыса Доброй Надежды.

Узнав страшную новость, Каролина его оплакивала. Однако, в конце концов, она благополучно пережила трагедию, которая избавила ее от шумихи, а заодно и расходов, связанных с разводом. А Аристотель Аполлониус, предпочитавший называться просто Аполлоном, с распростертыми объятиями принял назад в Грецию свою блудную дочь и маленького внука.

Однако Мэтью это совсем не устраивало. Несмотря на то, что Каролина была у Аполлона единственным ребенком, а Мэтью единственным внуком и наследником гигантского состояния, скопленного судовладельцем за долгие годы, мальчик обнаруживал прискорбное нежелание пойти по стопам деда. Мэтью не любил силовых методов и не видел заслуги в том, чтобы использовать людей лишь для личного обогащения.

Поскольку отец оставил ему хоть и мало, но достаточно средств, чтобы учиться в Англии в тех же школах, которые некогда посещал сам, Мэтью не преминул этим воспользоваться, именно в этих учебных заведениях, сочетавших спартанский дух с интеллектуальной средой, он приобрел циничное отвращение к богатству во всех его формах, Это было извечным камнем преткновения между ним и остальными членами семьи, а тот факт, что он после учебы поселился в Англии, послужил еще одним звеном в цепи разлада.

Поэтому Мэтью без энтузиазма смотрел на обеденные посиделки в обществе своей матери. После их разрыва с Мелиссой мать не раз пыталась, хотя и безуспешно, уговорить его вернуться в Афины. Несмотря на то, что теперь у него была собственная компания, специализирующаяся на программном обеспечении для компьютеров, и он неоднократно заявлял о своем нежелании занять место в судоходной корпорации Аполлониуса, Каролина настойчиво добивалась своей цели.

Проблема состояла в том, что Мэтью опасался, как бы мать рано или поздно не добилась своего. Пока жив дед, он способен ей противостоять, но Аполлону уже за семьдесят. Кто знает, сколько ему осталось, а какой предлог найдет тогда Мэтью, чтобы уклониться от исполнения семейного долга? Тысячи людей связывали свою жизнь с «Аполлониус Корпорейшн», и он не сможет равнодушно наблюдать, как родня растаскивает по кусочкам то, что было создано дедом.

Старший официант узнал его, едва он вошел в ярко освещенный атрий. Хотя снаружи был унылый серый день начала апреля, в зимнем саду отеля «Ритц» все сияло и блестело.

— Доброе утро, мистер Патнем, — сказал официант и указал взглядом на элегантную женщину, — ваша мать ожидает вас.

— Благодарю. — Мэтью едва заметно улыбнулся и пошел через зал. — Да, принесите мне, пожалуйста, шотландское виски с содовой. Я вижу, мама настроена благодушно.

Официант отошел, а Мэтью направился к матери, сидевшей на полосатой кушетке.

— Здравствуй, мама, — наклонившись, он привычно чмокнул ее, — извини, что опоздал.

Каролина Патнем взглянула на сына с укором, но ее глаза выдавали сдержанную гордость. Высокий и темноволосый, Мэтью повсюду привлекал внимание. Особенно женщин. Мэтью был гораздо больше похож на отца, чем хотелось бы Каролине. Он был заносчив, упрям и до абсурда независим. Вдобавок у него был вызывающий взгляд и грация хищника, сочетание чувственности и грубой силы, перед которым трудно устоять.

Однако он себя распустил, подумала Каролина, заметив у него над поясом животик. Подумать только — явился на обед к матери в джинсах и кожаной куртке! А все из-за этой стервы Мелиссы. Надо же — она нашла себе другого! Наверное, все дело в том, что Мэтью не жаждал повести ее к алтарю.

— А я думала, у тебя теперь достаточно времени, чтобы не опаздывать, заметила она, и приятный акцент ее речи слегка смягчил язвительность тона. Мне известно, что в офисе ты не был. Я туда звонила, и Роберт сказал, что тебя нет.

— Увы, — пробурчал Мэтью. — Ты давно приехала?

— Сюда или вообще в Англию? — парировала Каролина, поправляя пальцами, унизанными дорогими кольцами, тройное жемчужное ожерелье. Мэтью едва заметно усмехнулся.

— В Англию, — подыграл он ей. — Полагаю, ты заняла те же апартаменты, что и всегда?

— Да, и ты мог бы потрудиться прийти вовремя, чтобы проводить меня в ресторан. — Ее черные глаза вспыхнули гневом. — В самом деле, Мэтт, ты постоянно унижаешь меня. Вот заставил сидеть тут в одиночестве! А вдруг бы ко мне пристал какой-нибудь проходимец?

— В «Ритц» не пускают проходимцев, — сказал Мэтью, кивком поблагодарив официанта за виски с содовой. — Ты могла бы просидеть здесь целый день совершенно спокойно. Но, признаю, мне следовало позвонить. Еще раз прошу прощения.

— Ну что ж, — сказала Каролина, — ты здесь, и это главное. Я приехала вчера вечером и сразу же отправилась в Альберт-холл, на благотворительный гала-концерт. Твой дядя Генри составил мне компанию. Тетя Селия все еще не поправилась.

Мэтью кивнул. Жена его дяди не отличалась хорошим здоровьем, хотя, по его мнению, большинство ее болезней были следствием излишней мнительности. Генри Патнем славился своей тягой к противоположному полу, а бедная тетя Селия дорого платила за чрезмерную доверчивость. В этом смысле дела его матери обстояли лучше некуда. У нее на все случаи жизни имелся провожатый, причем без всяких осложнений, которыми подобные отношения чреваты для такой женщины, как она.

— Ты по-прежнему шляешься по кабакам, и далеко не самым пристойным, — добавила она, разозлившись на то, что Мэтью заказал себе вторую порцию виски. — Мэтт, тебе не кажется, что ты ведешь себя глупо? Ради Бога, скажи, если уж ты потерял голову из-за этой девицы, почему ты на ней не женился?

Мэтью стиснул зубы.

— Тебе известно мое отношение к браку, — ответил он, — и оставь эту тему, ладно? Я буду жить своим умом, если ты не возражаешь. А теперь скажи, чего ради ты меня пригласила? Неужели только для того, чтобы прочитать мне нотацию?

— Конечно, нет. — Каролина перекинула ногу на ногу. Глядя на нее, Мэтью понимал, почему брат отца так упорно за ней увивается. В свои сорок восемь Каролина выглядела лет на десять моложе, и Мэтью не удивился бы, если бы кто-нибудь из посторонних принял их за любовников, а не за мать и сына.

— Ты ведь знаешь, что в конце месяца у твоего деда день рождения? — начала Каролина издалека, и Мэтью настороженно поднял брови.

— Да ну, а я и забыл. Сколько стукнет старому разбойнику — семьдесят один?

— Семьдесят два, — сказала Каролина, не повышая голоса. — В прошлом году ты не смог приехать на его день рождения, потому что он совпал с какой-то датой у родителей Мелиссы. Нам бы хотелось, чтобы на сей раз ты был вместе с семьей. Аполлон пригласил всех, тебя не поймут, если ты не приедешь.

Мэтью покорно посмотрел на мать сквозь свой стакан:

— Ты хочешь сказать, тогда это ему очень не понравилось?

— В прошлом году это не было для него так важно! — раздраженно воскликнула она. — Так ты приедешь?

— А что такого особенного в этом дне рождения?

— Ну, во-первых, он стал на год старше…

— А во-вторых?

— Во-вторых, он неважно себя чувствует, — неохотно призналась Каролина. — Ты ведь знаешь, у него всегда были слабые легкие. Я думаю, они стали причинять ему серьезное беспокойство, и он начал бояться, что умрет.

Мэтью скривил губы.

— Он мог бы облегчить участь своих легких, если бы отказался от этих чертовых сигар. Сколько штук он выкуривает в день? Пятнадцать? Двадцать?

— О нет, уж точно не так много! — ужаснулась Каролина. — Во всяком случае, Аполлон бы на это возразил, что если он не может жить, как ему хочется, то такая жизнь ему вовсе не нужна.

— Хм. — Мэтью понял, что разговор расстроил мать, и сдержался. — Ума не приложу, как мне быть с этим днем рождения. Ты же знаешь, семейные сборища не в моем вкусе.

Каролина фыркнула.

— Насколько я понимаю, любые компании не в твоем вкусе! Мэтт, ты становишься отшельником. Затворником. Нигде, кроме работы, не бываешь, ни с кем не общаешься…

— И откуда у тебя такие исчерпывающие сведения? — устало поинтересовался Мэтью. — Нет, не отвечай. Я догадываюсь: от нашего распрекрасного Виктора!

— Ну, может, я и перекинулась парой слов по телефону с твоим камердинером…

— Могу себе представить!

— …но Виктор о тебе беспокоится! Он не стал бы ничего говорить, если бы не считал, что действует в твоих интересах.

— Неужели?

— Ну да, — смиренно вздохнула мать. — Мэтт, я за тебя волнуюсь. И я очень хочу, чтобы ты избавился от этой глупой страсти к Мелиссе Мейнверинг.

— Хорошо. — Мэтью поднял руку, подзывая официанта. — Пожалуйста, принесите нам меню.

Спустя час, смакуя вторую чашечку кофе, Каролина спросила:

— Когда же Мелисса и ее князь собираются пожениться? Они ведь женятся, не так ли? На прошлой неделе я прочла об этом в одной бульварной газетенке.

Наивно было ожидать, что мать оставит его в покое. В газетах писали, что дочь бригадира Альфреда Мейнверинга выходит замуж за князя, выходца из какой-то восточноевропейской страны. Бракосочетание назначено на июнь, и матери это так же хорошо известно, как и ему.

— Скоро, — бросил он, с холодной настороженностью встретив ее невинно-заинтересованный взгляд. — А что? Не думаешь ли ты получить приглашение? И как бы они тебя представили? Ах да, как мать лучшего в мире мужчины!

Каролина поджала губы.

— Смейся, сколько тебе угодно, но так оно и есть. Точнее, ты был бы таким, если бы перестал себя жалеть. Никогда не думала, что мой сын способен на такое безрассудство!

Мэтью поморщился, а его мать, сердито отодвинув стул, встала из-за стола.

— Я иду к себе в номер, — заявила она и, понимая, какую бурю вызвала в его душе, добавила вполголоса, как бы сожалея о своей опрометчивости. — Зайди ко мне завтра. И подумай о дедушкином дне рождения. Не стоит говорить, как он тебя ждет.

Именно об этом Мэтью и думал, пока шел домой. Его шикарная холостяцкая квартира занимала весь последний этаж двадцатидвухэтажного жилого дома на Калвер Мьюз в Найтсбридже. Мэтью шел, наслаждаясь движением, хотя знал, что Виктор не одобрит его прогулку пешком. Удовольствие от ходьбы напомнило Мэтью, что он слишком давно не занимался гимнастикой, а настойчивое стремление Виктора повсюду сопровождать и охранять его оставляло ему мало возможности двигаться. Хотя день выдался холодный и собирался дождь, в парке желтели первые нарциссы, и уже зацветала ранняя вишня.

Он вспомнил, как выглядит в это время года Греция, и особенно Дельфос, остров, на котором стоит дом его деда. Огромная вилла, в которой он провел детские годы, оставила в его душе неизгладимый след; как приятно будет повидаться с Яннисом, Никосом и многочисленными двоюродными тетками и троюродными сестрами и братьями.

Но, обогнув угол Гайд-парка, он уже не думал о своих сентиментальных порывах. Ему запали в душу слова матери о Мелиссе. И хотя Мэтью испытывал жгучую боль, представляя себе Мелиссу в объятиях Георгия Иванова, он не мог отрицать, что у нее были основания его бросить. Да, у нее хватило характера на решительный поступок. Только одно омрачало его отношения с Мелиссой: он упорно не желал их узаконить. Не хотел себя связывать, как утверждала она во время их ссор, упрекая его за то, что он недостаточно ее любит.

Любовь! Он криво усмехнулся. Вряд ли Мелисса понимает, что значит это слово. Если женщина клянется в любви столь жарко, как это делала Мелисса, вряд ли она может так быстро разлюбить. У него мелькнула циничная мысль, что «любовь» Мелиссы легко перекупить, предложив цену повыше. Пусть он был ее первым избранником, Иванов предложил ей брак и магическое обручальное кольцо на палец.

Мэтью никогда не гнался за легализующим союз клочком бумаги. То, что было между ними, связывало их гораздо прочнее любого брачного контракта, который при желании можно разорвать. Но он начал понимать, что Мелисса ждет от него нечто большее, чем доказательств вечной преданности. Она хотела чувствовать себя защищенной, жаждала стабильности, которую обеспечивает именно заключение брака.

Раз так, чему удивляться? Брак родителей не удался из-за того, что его отец был лишен честолюбия. Мэтью давно понял, что не погибни отец, они с матерью все равно бы расстались. Хотя мать порой любила предаваться сентиментальным воспоминаниям, она была дочерью своего отца. Мэтью с детства наблюдал, что в их семье бал правят деньги.

Глупо было думать, что Мелисса не такая, как другие.

На двадцать втором этаже Виктор поджидал его у лифта. Стоило Мэтью ступить на роскошный китайский ковер, целиком покрывающий паркетный пол, слуга поспешил ему навстречу, всем своим видом выражая осуждение.

— Вы шли пешком, — констатировал он, отряхивая капли дождя с куртки хозяина.

— Да, — подтвердил Мэтью, направляясь по коридору в свой кабинет. — Роб не звонил? Он знает, что я обедал с мамой?

— Нет, мистер Прескотт не звонил, — сухо ответил Виктор, а затем добавил совершенно другим тоном: — Вам письмо. Пришло с дневной почтой, пока вас не было. Хотите взглянуть?

Мэтью помедлил, остановившись на пороге кабинета.

— Слушай, в чем дело? Ты ведь знаешь, что дневную почту я всегда просматриваю за ужином. Скорее всего, это просто счета. — Он помолчал. — Или тебе что-то известно?

Бычья шея Виктора покраснела.

— Кажется, письмо от мисс Мейнверинг, — смущенно признался он. — Я подумал, может быть вы захотите прочесть…

— Где письмо?

Мэтью не мог ждать. Хотя понимал, что, если бы Мелисса захотела вернуться, она вряд ли бы сообщала об этом письмом. Черт бы ее побрал, выругался он про себя, что ей еще нужно?

— Принести вам чаю, сэр? — спросил Виктор, пока хозяин распечатывал конверт, но Мэтью отрицательно покачал головой.

— Ничего не надо, спасибо, — сказал он, проходя в кабинет. — Я скажу, когда проголодаюсь.

Виктор был разочарован, но Мэтью ничем не мог ему помочь. Он не имел представления, почему Мелисса решила ему написать, и меньше всего хотел, чтобы Виктор заглядывал ему через плечо. Он плотно закрыл за собой дверь кабинета и лишь затем достал из конверта письмо.

Мэтью привалился спиной к дверному косяку и принялся разбирать рукописные строчки. Почерк у Мелиссы всегда был не очень разборчивый, а в его теперешнем состоянии читать было особенно трудно. Однако он все же сумел уловить суть дела.

Как ни странно, это было приглашение. Мелисса звала его на вечеринку, которую она и ее жених устраивали в честь своей помолвки. Формальное оглашение помолвки состоялось во время ужина у ее родителей, а эта встреча была задумана как менее официальное мероприятие для близких друзей и знакомых.

Мэтью некоторое время молча смотрел на листок, словно опасаясь, что он загорится в его руках. Потом, в сердцах швырнув его на письменный стол, уперся кулаками в исцарапанную столешницу красного дерева. Неужели Мелисса считает, что он может прийти на ее помолвку! Дурацкая идея! К тому же бестактная и жестокая.

Когда к нему вернулось самообладание, Мэтью попросил Виктора принести бутылку шотландского виски. Мелисса жаждала отомстить ему и, видит Бог, была полна решимости утолить эту жажду.

Невольно выругавшись, Мэтью прислушался к отклику, которое это письмо вызвало в его душе. Впервые с тех пор как Мелисса его бросила, он почувствовал отрезвляющее негодование. Она намеренно бередит его рану. И, судя по всему, надеется, что он откажется и не придет.

Бедный Георгий! — без всякой жалости подумал Мэтью. Вряд ли он в курсе, что Мелисса пригласила на их помолвку своего бывшего любовника. Какая ирония судьбы! Интересно, что за игру она затевает?

Конечно, она может вернуться. От этой мысли у Мэтью заныло внутри. Однако он отдавал себе отчет в том, что ее возвращение на прежних условиях немыслимо. Она достаточно ясно дала ему это понять, когда он умолял ее остаться.

Так чего же она хочет? Стравить своих любовников? Он криво усмехнулся. Забавное должно получиться зрелище. Их отношения, впрочем, всегда отдавали мазохизмом.

Загрузка...