Ночь Охотника

Правда ли, что люди на самом деле способны меняться?

За последние несколько десятилетий мне столько раз приходилось задумываться над этим вопросом – и каким мучительным он показался мне после новой встречи с Артемисом Энтрери, встречи, потрясшей меня до глубины души. Ведь прошло сто лет, и я считал, что он давно уже мертв.

Нам пришлось путешествовать вместе, и я даже начал доверять ему; значит ли это, что я поверил, будто его характер «изменился»?

Не совсем. И сейчас, когда дороги наши опять разошлись, я не считаю, что этот человек в корне отличается от того Энтрери, вместе с которым я сражался в подземельях Мифрил Халла, когда город еще принадлежал дергарам. Или с тем Энтрери, которого я преследовал до Калимпорта после того, как он похитил Реджиса. В глубине души он остался все тем же человеком, как я остался все тем же дроу.

Разумное существо со временем глубже узнаёт жизнь, становится мудрее, поэтому реагирует по-разному на одну и ту же ситуацию – такую надежду я питаю по отношению к представителям всех рас, даже к обществам. Разве не в этом состоит смысл приобретения жизненного опыта – чтобы использовать его для принятия более мудрых решений, подавления разрушительных инстинктов, поиска лучших путей? В этом отношении могу сказать, что Артемис Энтрери изменился; он уже не хватается за кинжал при любом удобном случае, хотя удар его по-прежнему смертоносен, когда это необходимо. Но сердце его осталось прежним.

Я знаю, что это относится и ко мне самому, хотя сейчас, вспоминая прошлое, я признаюсь, что в последние несколько лет я целенаправленно шел иными путями, нежели те, что лежали передо мной большую часть жизни. Скажу честно: тьма просочилась в мое сердце. Утратив стольких дорогих друзей, утратив надежду, я поддался соблазну идти легким путем, хотя почти каждый день говорил себе: эта дорога циника, это не путь Дзирта До’Урдена.

Но, несмотря на это, я оставался все тем же, и поэтому, столкнувшись с реальностью этого темного пути, когда пришло время решать, принять или не принять его, я не смог идти дальше.

Не могу сказать, что не скучаю по Далии, Энтрери и остальным. Да, конечно, сердце повелевает мне отправиться на их поиски. Но я отнюдь не уверен, что сумел бы так спокойно говорить об этом расставании, если бы самые дорогие друзья не вернулись ко мне! Как могу я сожалеть о прощании с Далией, если это прощание привело меня прямо в объятия Кэтти-бри?

И вот я стою здесь, снова рядом с Компаньонами из Халла, я воссоединился с самыми верными и дорогими друзьями, которые у меня были в жизни; я не мог даже надеяться встретить таких друзей. Изменились ли они? Может быть, их путешествие через царство самой смерти даровало им новые жизненные принципы, которые принесут мне горькое разочарование, когда я снова ближе узнаю их?

Вот чего я боюсь, но я стараюсь гнать страхи прочь. Потому что я уверен: в основном люди не меняются. Теплые объятия Кэтти-бри придают мне живительной уверенности в собственной правоте. Хитрая ухмылка Реджиса (даже с новыми усами и козлиной бородкой) – та же, что прежде. И голос Бренора той ночью, под звездами, на вершине Пирамиды Кельвина, и его реакция при виде Вульфгара… да, это был Бренор, все тот же Бренор, с крепким черепом, упрямый, как осел!

Но при всем этом должен признать: в первые дни, проведенные вместе, я заметил, как изменилась походка Вульфгара. В ней появилась какая-то легкость, которой я не замечал прежде; и странно – несмотря на то, что, по рассказам, он с большой неохотой покинул Ируладун и снова вернулся в мир смертных, улыбка никогда не сходит с его губ.

Но это совершенно точно Вульфгар, гордый сын Беорнегара. На него снизошло просветление, хотя какого рода, я не могу сказать. Он стал светлым, легким. Как будто камень упал с его души. Я вижу, как он радуется, вижу, что происходящее развлекает его, словно он видит перед собой увлекательное приключение, которого совсем не ожидал и которое досталось ему сверх положенного, и я согласен: так и нужно относиться к жизни!

Они вернулись. Мы снова вместе. Компаньоны из Халла. Мы уже не те, что сто лет назад, но наши сердца не изменились, наши цели общие, и наша вера друг в друга ничуть не ослабела, она по-прежнему безгранична.

И я очень рад этому!

И еще: по какой-то причине (я сам удивляюсь этому) я нисколько не сожалею о последних нескольких годах путешествия по миру, который смущал, пугал меня и в то же время был так величествен. Общение с Далией и особенно с Энтрери многому научило меня. Я словно увидел мир глазами этих циников, но это не отбросило меня в дни юности в Мензоберранзане; я не погрузился во тьму. Скорее, я более четко осознал последствия, которые будет иметь мой выбор, и отбросил цинизм, еще не зная, что ждет меня на вершине Подъема Бренора. Я не настолько сосредоточен на собственной персоне, чтобы считать, будто окружающий мир создан исключительно для меня! Предполагаю, иногда все мы впадаем в подобное заблуждение, но на сей раз я позволю себе лишь одну самоуверенную мысль: я принимаю воссоединение Компаньонов из Халла как награду. Можно давать самые различные имена богам и богиням, судьбе, называть совпадениями то, что движет миром и его обитателями, – это не имеет значения. В этом конкретном случае я предпочитаю верить в особую справедливость.

На самом деле это нелепо и эгоистично, я знаю. Но мне приятно думать так.

Дзирт До’Урден

Глава 1 Умудренная опытом Мать Бэнр

Верховная Мать Квентл Бэнр направлялась на вечернюю молитву, и тот день казался ей таким же, как и все прочие дни. Ее великолепные черные одежды, украшенные кружевной отделкой в виде паутины, развевались вокруг ее стана, когда она с царственным видом шествовала по центральному проходу, минуя младших жриц, застывших у многочисленных боковых алтарей часовни Дома Бэнр. Самый легкий ветерок заставлял «паутину» на ее одежде парить в воздухе; кружево окутывало Квентл полупрозрачной дымкой и придавало ей потусторонний, неземной вид.

Единственная из оставшихся в живых сестер Квентл, Сос’Умпту, первая жрица Дома и хранительница часовни, в этот вечер пришла для молитвы раньше, и сейчас стояла на коленях перед алтарем, уткнувшись лицом в каменный пол. Квентл, приблизившись, смогла лучше рассмотреть сестру: Сос’Умпту вытянула руки перед собой, словно вымаливая прощение. Верховные жрицы обычно не опускались на пол во время ежедневных молитв. Жрица положения Сос’Умпту редко принимала такую униженную позу.

Квентл подошла достаточно близко и услышала, как сестра нараспев произносит молитву; и действительно, она просила прощения за что-то, и просила в полном отчаянии. Верховная Мать послушала еще немного, в надежде уловить хотя бы намек на причину такого огорчения, но не услышала ничего особенного.

– Дорогая сестра, – заговорила она, когда Сос’Умпту наконец-то прервала свои лихорадочные молитвы.

Верховная жрица подняла голову и обернулась.

– Умоляй о прощении, – настойчиво прошептала Сос’Умпту. – Немедленно!

Первым порывом Квентл было ударить сестру за ее непочтительный тон и за то, что та осмелилась приказывать ей. Она даже положила пальцы на рукоять плети со змеиными головами; пять разумных змей извивались, продолжая свой бесконечный танец. Однако, взявшись за плеть, удивилась: даже К’Софра, самая кровожадная из змей, предупредила ее, что этого делать не следует, а К’Софра обычно советовала только одно – нанести удар!

«Прислушайся к ней», – промурлыкала Хсив, змея-советница.

«Сос’Умпту предана богине», – поддакнула Ингот.

Обдумав совет змей, Квент сообразила, что только очень важная причина могла заставить сестру так неуважительно говорить с ней. В конце концов, Сос’Умпту очень походила на Триль, их покойную старшую сестру; та была замкнутой и все свои действия просчитывала наперед.

Верховная Мать расправила свои одежды, отбросила складки за спину и, преклонив колени рядом с верховной жрицей, опустив голову и вытянув перед собой руки, приняла позу полной покорности.

И она тотчас же услышала этот крик – точнее, пронзительный вопль, разрозненный хор демонических голосов, и голос самой Госпожи Ллос, полный гнева и злобы.

Очевидно, что-то случилось, и это что-то было очень серьезное.

Квентл попыталась угадать причины ярости богини. Мензоберранзан находился в неопределенном положении, как и большинство городов и стран Торила – мир еще не оправился после эпидемии Магической чумы, закончившейся около пяти лет назад. Но Квентл считала, что город дроу благополучно пережил это время. Дом Ксорларрин, Третий Дом Мензоберранзана, в союзе с Домом Бэнр основал могучую крепость в бывшем руднике дворфов, прежде известном как Гаунтлгрим, а теперь называвшемся К’Ксорларрин. Огромная древняя Кузня, которая функционировала за счет пламени самого Предвечного, снова ожила, и в Мензоберранзан уже поступало прекрасное оружие, наделенное необыкновенными чарами. Положение нового города казалось настолько надежным, что сама Верховная Мать Зирит Ксорларрин начала готовиться к отъезду и попросила у Правящего Совета Мензоберранзана одобрить название «К’Ксорларрин» для поселения и отдать его в качестве постоянного местожительства ее могущественному Дому.

Разумеется, заменить Третий Дом в Совете Восьми будет непросто. Это всегда было непросто, потому что Дома, занимавшие в иерархии положение непосредственно ниже Восьмого, сразу начинали искать возможности возвыситься; но Квентл была уверена, что держит этот вопрос под контролем.

Банда Бреган Д’эрт тоже процветала, и усилиями наемников-дроу Мензоберранзан участвовал в оживленной торговле с жителями поверхности. Члены тайной организации под руководством Киммуриэля и Джарлакса заняли доминирующее положение в приморском городе Лускан; но сделано это было тайно, чтобы не вызвать любопытства или гнева лордов соседних королевств, особенно властителей могущественного города Глубоководье.

Верховная Мать едва заметно покачала головой. Под ее руководством дела в Мензоберранзане шли довольно гладко. Возможно, ярость богини вызвало нечто иное.

Она попыталась мысленно перенестись за пределы Мензоберранзана и сферы его влияния.

Но резкий окрик, прозвучавший в ее сознании, не оставлял никаких сомнений: гнев Ллос сегодня вечером был направлен на нечто определенное, а именно на Дом Бэнр или, по крайней мере, на Мензоберранзан. После долгой молитвы, выслушав телепатические яростные вопли, Квентл поднялась на колени и жестом велела Сос’Умпту последовать ее примеру.

Сестра встала с пола, покачивая головой, и на лице ее отражалось такое же смятение, какое владело Квентл.

– Что вызвало гнев Королевы Ллос? – спросила Квентл на сложном дроуском языке жестов.

Сос’Умпту беспомощно покачала головой.

Мать Квентл взглянула на величественный алтарь, выполненный в форме гигантской фигуры драука. Восемь ног паука были подогнуты, а над ними возвышалась голова и торс женщины-дроу, фигура прекрасной Госпожи Ллос. Квентл прикрыла глаза и снова прислушалась, затем рухнула на пол в молитвенной позе.

Но пронзительные вопли не давали ей сосредоточиться.

Квентл медленно поднялась с пола, стала на колени, но смятение и тревога ее не уменьшились. Она скрестила руки на груди и начала медленно покачиваться взад и вперед, гадая, у кого бы спросить совета. Положила руку на рукоять плетки, но наделенные разумом змеи, как ни странно, молчали.

Наконец она подняла руки и знаками приказала сестре:

– Живее отправляйся в Арак-Тинилит и приведи Миринейль!

– Сестра? – осмелилась переспросить вслух Сос’Умпту. Арак-Тинилит, академия для жриц-дроу, была величайшей из академий дроу; она располагалась высоко на Брешской Крепости, над школой воинов, Мили-Магтир, и Академией Магик, школой для многообещающих молодых магов.

Квентл бросила в сторону Сос’Умпту угрожающий взгляд.

– Мне следует вернуться в Храм, – прожестикулировала Сос’Умпту, имея в виду огромный общественный собор Мензоберранзана, в постройке которого она принимала участие и в котором служила в качестве верховной жрицы. – Я пришла в часовню Бэнр, только чтобы не задерживаться с вечерними молитвами.

Это возражение о многом поведало Верховной Матери. Сос’Умпту считала, что проблема касается не только Дома Бэнр, но и всего Мензоберранзана. Возможно, это было правдой, но Квентл не собиралась подвергать свой Дом какому бы то ни было риску, даже самому незначительному.

– Нет! – не мудрствуя лукаво отказала Квентл. Она заметила разочарование Сос’Умпту и поняла, что дело не в задержке с возвращением в ее драгоценный Храм, но, скорее, в визите в Арак-Тинилит. Сос’Умпту не испытывала дружеских чувств к Миринейль, старшей дочери Квентл. Той вскоре предстояло завершить обучение в Арак-Тинилит, и поговаривали, будто она, Миринейль, станет соперницей Сос’Умпту в борьбе за титул первой жрицы Дома Бэнр – один из самых завидных постов в городе дроу.

Ты будешь действовать вместе с Миринейль, – жестами пояснила Квентл, а вслух добавила: – Призовите йоклол, в этом самом храме. Мы услышим голос Госпожи Ллос и выполним ее приказания.

При этом заявлении все жрицы, присутствовавшие в часовне, подняли головы, а некоторые далее вскочили на ноги. В конце концов, призвать йоклол было делом отнюдь не обычным, и большая часть присутствовавших никогда прежде не видела прислужниц Ллос.

Верховная Мать наблюдала за тем, как младшие жрицы обмениваются ошеломленными взглядами; на лицах их читались одновременно страх и возбуждение.

– Выбери половину жриц Дома Бэнр, чтобы они видели это священнодействие, – поднимаясь, приказала Квентл. – Но пусть они заработают это право. – Она расправила длинный шлейф своего платья, похожего на паутину, и величественной походкой вышла из часовни, делая вид, что уверена в себе и могущественна, как никогда.

Однако в душе Верховной Матери царило смятение, пронзительные вопли Ллос все еще звучали у нее в мозгу. Каким-то образом кто-то совершил ошибку, очень серьезную ошибку, а Ллос всегда сурово наказывала своих подданных за ошибки.

Возможно, ей следовало самой принять участие в общении со служанкой богини, подумала она, но тут же отбросила эту мысль. Ведь она была самой Верховной Матерью Дома Бэнр, ей беспрекословно повиновались все жители Мензоберранзана, города Ллос. Она не должна просить аудиенции у йоклол, она лишь может принять ее приглашение, если уж дойдет до этого. А кроме того, предполагалось, что верховные жрицы имеют право вызывать служительниц Ллос только в случае крайней необходимости; но Квентл не была полностью уверена в том, что этот момент настал. Если она ошиблась, и процедура вызовет еще большее неудовольствие Ллос, то лучше ей сегодня вечером находиться подальше от часовни!

Она решила для начала навестить того, кого считала своим единственным оставшимся в живых братом, – архимага Мензоберранзана, Громфа, и выяснить, что ему известно.

Старший сын Дома Бэнр, первенец великой Ивоннель, Громф сейчас являлся старейшим из всех дроу Мензоберранзана и дольше всех прежних архимагов занимал этот пост. Он стал архимагом не только задолго до Магической чумы, но за много столетий до наступления Смутного Времени! Говорили, что ему удается оставаться на своем посту благодаря тому, что он умеет ладить с вышестоящими и знает свое место. Несмотря на то что титул архимага многое значил в Мензоберранзане, и Громф был, без сомнения, самым могущественным мужчиной-дроу в городе, в конце концов, он оставался всего лишь мужчиной.

В теории, любая Верховная Мать Дома, любая верховная жрица имела право приказывать ему. Они были ближе к Ллос, а Паучья Королева управляла всем народом дроу.

За прошедшие века многие младшие жрицы пытались применить эту теорию к Громфу.

Все они были мертвы.

Даже Квентл, сама Мать Квентл, осторожно и вежливо постучалась в дверь кабинета архимага в доме клана Бэнр, прежде чем войти. Ома вела бы себя более властно и бесцеремонно, если бы они встретились в покоях Громфа в Академии Махшк, но здесь, у себя дома, не имело смысла притворяться. Квентл и Громф, родные брат и сестра, понимали друг друга без слов, недолюбливали друг друга, но определенно нуждались друг в друге.

Старый чародей быстро поднялся на ноги и почтительно поклонился Квентл.

– Неожиданный визит, – произнес он; и действительно, виделись они редко, и обычно лишь тогда, когда Квентл призывала Громфа в свои парадные покои.

Квентл закрыла за собой дверь и жестом велела брату сесть. Заметив ее нервное состояние, тот лукаво взглянул на сестру:

– Какие-то новости?

Квентл опустилась в кресло напротив архимага. Их разделял огромный письменный стол, заваленный пергаментами и свитками; среди пергаментов виднелись многочисленные бутылочки с разноцветными чернилами.

– Расскажи мне о Магической чуме, – приказала Квентл.

– К счастью, она закончилась, – пожал плечами Громф. – Магия осталась такой же, как и была, Пряжа Мистры восстановилась, и все идет просто великолепно.

Квентл пытливо взглянула на собеседника.

– Просто великолепно? – повторила она, размышляя над странным выбором слов. Это показалось ей еще более странным, когда она вспомнила его обычную манеру поведения.

Громф пожал плечами, словно это не имело значения; он хотел отвлечь свою не в меру любопытную сестру. Впервые ситуация с Госпожой Ллос не касалась ее. Впервые Паучья Королева поставила мужчин-магов Мензоберранзана выше главенствовавших в городе выпускниц Арах-Тинилит. Громф знал, что он возвысился над Квентл в глазах Ллос ненадолго, но он намерен был продлить это время.

Квентл прищурилась, и Громф спрятал улыбку, понимая, что его показное безразличие к делам богини наверняка раздражает ее.

– Паучья Королева рассержена, – сказала Квентл.

– Она всегда рассержена, – парировал Громф, – иначе ее вряд ли называли бы демонической королевой!

– Я запомню твои шуточки и передам кому надо, – предупредила Квентл.

Громф снова пожал плечами. Он с трудом удерживался от смеха. Он знал, что кто-то из них скоро откроет для себя новые истины о Паучьей Королеве; но как же удивится Квентл, когда поймет, что истина предназначена не для нее.

– Ты считаешь, что сейчас она разгневана из-за Пряжи? Из-за того, что закончилась Магическая чума? – спросил он, не устояв перед искушением поиздеваться над сестрой. Он представил себе выражение лица Квентл в тот момент, когда она все поймет, и ему потребовалось собрать все силы для того, чтобы не разразиться наглым хохотом. – Прошло пять лет – конечно, для богини это все равно что мгновение, и все же…

– Прекрати высмеивать ее, – потребовала Квентл.

– У меня и в мыслях не было… Я просто хочу понять…

– Она разозлена, – перебила его Квентл. – На первый взгляд, гнев ее не направлен на нечто определенное, это нестройный вопль, крик раздражения.

– Она понесла потери, – небрежно произнес Громф и рассмеялся, встретив грозный взгляд Квентл.

– Дело не в этом, – уверенно возразила Мать.

– Моя дорогая сестра…

– Мать, – резко поправила его Квентл.

– Ты боишься, что Паучья Королева разгневалась на тебя? – продолжал Громф.

Квентл откинулась на спинку кресла и уставилась в пространство; она размышляла над этим вопросом гораздо дольше, чем предполагал Громф, – так долго, что архимаг решил вернуться к прерванной работе и уже успел написать несколько строчек в новом свитке.

– На нас, наконец решила Квентл, и Громф с любопытством взглянул на нее.

– На нас? На Дом Бэнр?

– Возможно, на весь Мензоберранзан. – Квентл пренебрежительно взмахнула рукой; она явно была взволнована. – Я приказала Сос’Умпту и своей дочери вызвать прислужницу богини, так что, возможно, мы получим более определенные ответы.

– Тогда скажи мне, пожалуйста, дорогая сестра… – Нарочно игнорируя официальный титул, Громф сложил руки на столе и пристально взглянул в глаза Квентл. – Зачем тебе понадобилось приходить сюда и отрывать меня от работы?

– Магическая чума и Разрыв Пряжи! – воскликнула Мать, снова взмахнув рукой.

– Нет, причина не в этом, – произнес старый архимаг. – Что же, Квентл, мне кажется, ты испугалась.

– И ты осмеливаешься говорить со мной в подобном тоне?

– А почему бы и нет, дорогая сестра?

Квентл вскочила с кресла, оттолкнула его в сторону. В глазах ее сверкнула ярость, и она снова поправила Громфа, выговаривая чуть ли не по буквам:

– Мать.

– Да, – сказал Громф. – Мать и верховная правительница Мензоберранзана. – Он поднялся, посмотрел женщине в лицо, и их немигающие взгляды встретились. Никогда не забывай об этом.

– Похоже, ты сам забыл…

Громф перебил женщину, не обращая внимания на ее слова:

– И веди себя соответственно, – бесстрастно проговорил он.

Глаза Квентл снова вспыхнули, она стиснула руки в кулаки, затем разжала пальцы, словно готовясь сотворить заклинание, но быстро успокоилась.

Громф кивнул и хмыкнул.

– Если Паучья Королева действительно гневается на тебя, а ты проявишь хоть малейшую слабость, тебе конец, – предупредил он. – Верхний Мир, так же как и Подземье, непрерывно изменяется, и замыслы Госпожи Ллос только начинают воплощаться в жизнь, поэтому сейчас она не потерпит никаких слабостей.

– Под моим руководством Мензоберранзан процветает!

– Правда?

– Дом Ксорларрин заселил Гаунтлгрим. Древняя Кузня снова ожила и служит на благо Мензоберранзана!

– А как насчет Дома Баррисон Дел’Армго? – хитро спросил Громф. – Как они рассматривают действия Ксорларринов: как усиление власти Матери Квентл или как возможность возвыситься здесь, в Городе Паучьей Королевы? Ведь ты устранила их главных соперников, разве не так?

– Их враги, Ксорларрины, неподалеку – Мать Зирит еще находится в городе, – возразила Квентл.

– Но что будет, когда она уедет и их жилище опустеет? А это случится уже скоро.

– Они уезжают не так далеко.

– А если Мать Мез’Баррис Армго предложит Зирит более выгодную сделку, чем ты?

Квентл снова опустилась в кресло, размышляя об этой опасной возможности. Немало времени прошло прежде, чем она подняла голову и посмотрела на Громфа, который теперь стоял, возвышаясь над ней.

– Не поддавайся унынию, дорогая сестра, – легкомысленно произнес Громф. – Мы даже не знаем причин… воплей Госпожи Ллос. Возможно, это ничего не значит, это отголоски ее раздражения по поводу некоего события в царстве богов, которое не имеет к нам никакого отношения. Возможно, это раздражение не было… направлено ни на тебя, ни на Дом Бэнр, ни вообще на Мензоберранзан. Кто может быть уверен, с этими богами…

Квентл при этих словах с надеждой кивнула.

– Скорее всего, жрицы сейчас уже вызвали йоклол, – сказала она, снова поднялась и направилась к двери. – Пойдем и получим ответы на наши вопросы.

– Пойдешь ты, – велел ей Громф. В конце концов, он свои ответы уже получил. – У меня много работы; но я останусь в Доме Бэнр сегодня и завтра, на случай, если понадоблюсь тебе.

Видимо, это успокоило Мать, и она удалилась, а Громф остался стоять у стола до того момента, пока дверь не закрылась за ней. Затем он глубоко вздохнул и уселся.

Он не нуждался в прислужнице богини, чтобы разобраться в происходящем. У него был иной источник, еще более древний, чем сам архимаг; и из этого источника Громф знал о беспокойстве Паучьей Королевы и ее нараставшем недовольстве Мензоберранзаном.

Он знал, что скоро Квентл вернется к нему, и что путешествие, которое он запланировал для сестры, окажется не слишком приятным.

Приглушенный голос прислужницы Ллос, напоминавший одновременно бульканье грязи и скрежет, вполне соответствовал ее внешности: она походила на полурастаявшую кучку грязного воска, а вокруг, словно для того, чтобы довершить кошмарное впечатление, метались несколько щупалец.

– Вы обратились к богине, но вы не сильны, – в явном раздражении произнесла йоклол.

Сос’Умпту и Миринейль обменялись нервными взглядами.

– Мы желаем только одного: ублаготворить Паучью Королеву, – ответила Сос’Умпту с подобающим почтением и покорностью.

– Ей доставляет удовольствие лицезрение силы ее подданных, – сказала йоклол.

Обе жрицы были удивлены подобным ответом, потому что он не включал ни один из вариантов или синонимов слова «хаос», а ведь именно хаос являлся стихией Госпожи Ллос.

Липкая масса зашевелилась, медленно повернулась, стала тоньше в обхвате. Щупальца вытянулись, превратились в руки, руки дроу, ноги дроу, и потустороннее существо приняло вид женщины-дроу, прекрасной обнаженной женщины. Со зловещей ухмылкой прислужница богини подошла к Миринейль, протянула руку и погладила жрицу по щеке и подбородку.

– Ты боишься, дочь Матери Квентл? – спросила йоклол, принявшая облик дроу.

Миринейль, дрожавшая всем телом, сглотнула ком в горле.

– Мы чувствуем, что богиня страдает или чем-то расстроена, – вмешалась Сос’Умпту, но йоклол подняла руку, приказывая старшей жрице молчать, и не отрывала пронизывающего взгляда от лица Миринейль. Рука прислужницы скользнула вниз, она провела пальцами по прекрасному лицу и подбородку Миринейль и осторожно, легко коснулась шеи.

Сос’Умпту показалось, что молодая жрица Бэнр близка к панике. Несмотря на свою неприязнь к Миринейль, Сос’Умпту подняла руку так, чтобы племянница могла ее видеть, и быстро сложила из пальцев знак, означавший слово «Держись!».

Миринейль немедленно пришла в себя и покачала головой.

– Мы – жрицы Дома Бэнр, – твердо произнесла она. – Если Госпожа Ллос нуждается в нас, мы готовы служить ей. Вот и все.

– Но ты дрожишь при прикосновении ее слуги, – возразила йоклол. – Значит, все-таки боишься? Или я вызываю у тебя такое отвращение?

Сос’Умпту затаила дыхание; она знала, что если Миринейль ответит неверно, йоклол, скорее всего, утащит ее за собой на Дно Дьявольской Паутины, где жрицу подвергнут бесконечным пыткам.

Но Миринейль улыбнулась, затем внезапно обняла прислужницу Ллос и запечатлела на ее губах страстный поцелуй.

Сос’Умпту с восхищением кивнула, про себя поздравив молодую жрицу с прекрасно разыгранной сценой.

Прошло немало времени. Сос’Умпту и Миринейль шли рядом по залам главной резиденции Дома Бэнр, чтобы сообщить о результатах Верховной Матери. Они не узнали от прислужницы богини ничего определенного, что было типично для подобных случаев.

– Зачем? – тихо проговорила Миринейль.

Ей не нужно было пояснять свой вопрос. Сос’Умпту могла бы допустить, чтобы племянница не выдержала испытание йоклол, и избавиться от соперницы раз и навсегда; ведь любому дроу Мензоберранзана было известно, что Сос’Умпту Бэнр очень хочется убрать с дороги амбициозную и надменную дочь Квентл.

– Ты решила, что это испытание? – в свою очередь спросила Сос’Умпту.

Миринейль остановилась и внимательно посмотрела на старшую жрицу.

– Ты думаешь, что призыв служанки проявить силу относился лично к тебе? – презрительно фыркнула Сос’Умпту. – Значит, ты настолько неопытна или глупа? Или ты слишком высокого мнения о своей особе. Да, это вполне подходящий недостаток для дочери Квентл.

Прошло несколько минут; Миринейль молча, не мигая, смотрела на старшую жрицу, и Сос’Умпту видела, что та снова и снова прокручивает в мозгу это оскорбление, подыскивая достойный ответ. Ответ оказался вполне предсказуемым:

– Ты осмеливаешься так неуважительно говорить о Матери нашего Дома?

– Испытание предназначалось для меня, – заявила Сос’Умпту и снова двинулась вперед быстрым шагом, так что Миринейль пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отставать от нее. – И таким образом для всего Дома Бэнр.

На лице Миринейль, которой, в конце концов, только что пришлось целоваться взасос с комком грязного воска, появилось озадаченное выражение, и Сос’Умпту была удовлетворена.

– Разве ты не знаешь, что прислужница богини, принимающая облик дроу, видит глазами этого дроу? – спросила Сос’Умпту.

– Что ты имеешь в виду?

– Стоя лицом к тебе, йоклол смотрела на меня, ты, молодая дурочка, – объяснила Сос’Умпту. – Она видела, как я подала тебе знак проявить силу, точно так же ясно, как и ты, и в этом был весь смысл этой сцены. Что-то пошло не так. Паучья Королева сильно разгневана и требует от нас силы.

– Единства, – едва слышно произнесла Миринейль.

– Единство двух аристократок Дома Бэнр меньше всего способно дать им силу.

Миринейль изумленно приподняла брови.

– Ты думаешь, никто не замечает соперничества между старшей жрицей Дома Бэнр и дочерью Матери Квентл? – ответила Сос’Умпту.

– Я живу в Арак-Тинилит и состою на службе у госпожи Минолин Фей, – с невинным видом произнесла Миринейль.

– Но ты никогда не сменишь Минолин на ее посту, – лукаво сказала Сос’Умпту, – не занять тебе и положения Ардулре из Дома Меларн в качестве Госпожи Священных Книг. Назначив этих женщин на высокие посты, твоя мать бросила кость соперничающим с нами Домам, потенциальным врагам Дома Бэнр. В это опасное время, когда Дом Ксорларрин покидает город, она не желает разжигать вражду с другими. Но зачем я все это говорю, ты понимаешь сама.

Сос’Умпту заметила, что невинное выражение слетело с лица Миринейль, и молодая жрица дерзко усмехалась.

– И все же мы должны объединиться, – объявила Сос’Умпту, глядя на жрицу, застывшую в угрожающей позе. – Паучья Королева требует этого.

Ей самой показались странными собственные слова, не говоря уже о Миринейль; Сос’Умпту поняла это, когда младшая жрица просто спросила:

– Почему?

Сос’Умпту лишь вздохнула и пожала плечами; ей нечего было ответить на самый главный вопрос. Прислужница богини почти ничего не сообщила им, и самым «прозрачным» из намеков была непонятная фраза насчет того, что «Вечная все поняла бы».

В этот момент они очутились у дверей Квентл. Миринейль подняла руку, чтобы постучаться, но взгляд Сос’Умпту заставил ее отшатнуться.

– Единство требует, чтобы каждый знал свое место, девушка, – пояснила Сос’Умпту; она сама постучала в дверь, сама ответила на оклик Матери и первой вошла в личные покои Квентл.

Громф улыбнулся, когда дверь его кабинета распахнулась – как он и предполагал, в помещение ворвалась Мать Квентл.

– Она издевается надо мной! – пожаловалась Квентл. Подошла к креслу, в котором сидела совсем недавно, хотела было сесть, но вместо этого пинком отшвырнула его прочь. – «Вечная все поняла бы», – эти слова прислужницы передали мне Сос’Умпту и Миринейль. Вечная! Наша мать все поняла бы, но, увы, ничтожная Квентл ничего понять не может!

Громф понимал, что хихиканье в данный момент неуместно, но не смог сдержаться. Намек был совершенно ясен: прислужница Ллос имела в виду мать Громфа и Квентл, Ивоннель, известную как Ивоннель Вечная. Она была самой великой из Матерей Мензоберранзана и правила городом несколько тысяч лет.

– А теперь и ты осмеливаешься надо мной издеваться? – вспылила Квентл. – Разве ты решился бы когда-нибудь хмыкнуть в ответ на слова Ивоннель?

– Разумеется, нет, – ответил старый архимаг. – Ивоннель меня прикончила бы.

– Но ничтожная Квентл не может этого сделать, ты так считаешь? – Верховная Мать злобно нахмурилась, во взгляде ее появилось угрожающее выражение.

Громф с небрежным видом поднялся.

– Ты этого не сделаешь, и неважно, можешь ты убить меня или нет.

– Ты так в этом уверен?

– Уверен, потому что я знаю: моя сестра – мудрая женщина, – произнес маг, направляясь к стене кабинета, находившейся по левую руку от него. Открыл большой книжный шкаф, полки которого были заставлены разнообразными предметами: множеством свитков, шкатулками, мешками. Среди них виднелся большой железный ящик. Взмахнув рукой и нараспев произнеся несколько слов, Громф сотворил несложное заклинание. Рядом с ним появился парящий в воздухе блестящий диск. Маг взял железный ящик и поставил его на диск.

– Разумеется, я осмеливаюсь дразнить тебя только потому, что знаю ответ на терзающий тебя вопрос, – объяснил он, обернувшись к Квентл.

– Ответ находится внутри? – Она указала на ящик.

Громф ухмыльнулся еще шире.

– Я ждал этого дня очень долго, дорогая сестра, – объявил архимаг.

– Мать, – поправила она.

– Именно. Уже давно никто не обращается к тебе иначе.

Квентл отступила на шаг, опустилась в кресло, не сводя взгляда с архимага.

– Что тебе известно? Почему разгневана Паучья Королева?

– Этого я не знаю. Точно не знаю. Но намек прислужницы на нашу дорогую покойную мать говорит мне, что я… что мы, скорее всего, сумеем это выяснить. – Он снова хихикнул. – По меньшей мере, мне известно, каким образом ты сможешь это выяснить. На самом деле знаю способ узнать о многих важных вещах. Удача шныряет в коридорах Подземья прямо за стенами Мензоберранзана. Удача и разум, который древнее Ивоннель.

Квентл долго, пристально смотрела в лицо брату:

– Ты намерен вечно говорить загадками?

Громф пересек комнату и подошел к другому шкафу, стоявшему рядом с витриной. Он открыл дверь, за которой обнаружилось большое зеркало, высотой от пола до потолка. Архимаг прикрыл глаза и принялся колдовать; на сей раз заклинание оказалось гораздо более длинным и сложным. Отражение Громфа и комнаты в зеркале потемнело, затем исчезло.

– Идем, – велел Громф, оглядываясь и протягивая сестре руку. Рядом с Громфом парил диск с железным ящиком.

– Туда?

– Разумеется.

– А куда ведет эта дверь? – недоверчиво спросила Квентл, но все же подала руку Громфу.

– Я же только что сказал тебе. – Он шагнул во тьму и увлек за собой Квентл. Парящий диск последовал за ними; повинуясь приказу Громфа, магический предмет засиял и озарил окружающее пространство. Они очутились в одном из туннелей Подземья.

– Мы попали за пределы города? – спросила Квентл несколько неуверенным голосом. Как главная представительница Госпожи Ллос в Мензоберранзане, Мать Квентл не имела права выходить в туннели Подземья без многочисленной свиты из воинов и стражников.

– Ты в полной безопасности, Верховная Мать, – заверил ее Громф, и официальный титул произвел желаемый эффект.

Квентл кивнула.

– Я нашел здесь одного своего старого друга – или, может быть, лучше назвать его знакомым? – совершенно случайно, понимаешь ли, – объяснил Громф. – Хотя сейчас я склоняюсь к мысли, что это была не случайность, а воля богов.

– Очередные загадки?

– Все это дело – сплошная загадка, по крайней мере для меня, – солгал он; Громф знал, что Ллос привела его к этим открытиям с определенной целью. – Но, видишь ли, я не Верховная Мать, и поэтому наш знакомый многого не может рассказать мне.

Квентл хотела было что-то ответить, но промолчала, когда Громф указал магическим посохом в сторону темного бокового коридора. С помощью своих колдовских способностей он зажег в отдалении небольшой огонь, и они увидели вход в пещеру, занавешенный нитками бусин.

Архимаг направился к пещере, а Верховная Мать и парящий диск последовали за ним.

Квентл отшатнулась, когда рука с тремя пальцами раздвинула занавесь, и из пещеры вышло уродливое двуногое существо; голова его походила на пузырь, и над ней возбужденно извивались щупальца.

– Иллитид! – ахнула Квентл.

– Старый друг, – объяснил Громф.

Квентл взяла себя в руки и принялась пристально разглядывать приближающееся чудовище. Громфа забавляло ее очевидное отвращение. Пожиратели разума, конечно, были существами неприглядными на вид, но этот был уродливее остальных, потому что некогда получил ужасные раны, и в частности удар по голове. Левая половина его ненормально большой головы, похожей на открытый мозг, свисала на плечо.

– Мефил, – прошептала Квентл, затем произнесла уже громче: – Мефил Эль-Видденвельп!

– У тебя хорошая память, – поздравил ее Громф.

Конечно, она помнила! Как мог кто-либо из членов Дома Бэнр, живших на свете в последние десятилетия правления Матери Ивоннель, забыть это существо? Мефил состоял на службе у Матери Ивоннель в качестве тайного советника; на языке дроу эта должность называлась дювалл. Обладая способностью читать чужие мысли, недоступной дроу (за исключением псиоников, но их осталось очень мало со времен Смутного Времени, после того как Мать Ивоннель уничтожила Дом Облодра, сбросив их жилище в Ущелье Когтя), Мефил Эль-Видденвельп позволял Матери Ивоннель узнавать тайные желания, разгадывать обман и намерения как союзников, так и врагов.

– Но он же погиб во время нападения на Мифрил Халл, – прошептала Квентл.

– Ты тоже, – напомнил ей Громф. – И в любом случае, ты ошибаешься. Наш друг не умер благодаря нашему бра… благодаря стараниям Бреган Д’эрт.

– Киммуриэль, – сообразила Квентл, кивая, и Громф поздравил себя с тем, что вовремя прикусил язык, и что на ум Квентл пришло имя Киммуриэля Облодра, одного из немногих выживших после падения его Дома, искусного псионика, известного друга иллитидов и, по счастливой случайности, одного из руководителей организации наемников.

Киммуриэль вовсе не участвовал в спасении смертельно раненного иллитида; к этому приложил немало усилий их брат Джарлакс. Но Квентл не нужно было об этом знать – а также о том, что Джарлакс приходится родным братом ей и Громфу!

– Давно знаешь о существовании этого иллитида? – с подозрением поинтересовалась Квентл.

Громф непонимающе посмотрел на нее.

– Столько же, сколько и тебе… – начал было он.

– Давно знаешь, что он скрывается здесь? – пояснила Верховная Мать.

– Много месяцев, – ответил Громф, хотя, прикинув, понял, что на самом деле прошло много лет.

– И тебе даже не пришло в голову сообщить об этом мне?

Громф снова уставился на женщину с таким лицом, словно она сказала глупость.

– Ты хочешь, чтобы Мефил служил тебе так же, как некогда служил Ивоннель? – И, прежде чем Квентл успела ответить, он добавил: – Это невозможно! Я тебя уверяю, что мозг этого существа сильно поврежден, и в роли советника он доставит тебе только неприятности.

Квентл молниеносно вскинула руку ладонью вперед, глядя на иллитида, который подошел к ней слишком близко. Затем она произнесла приказ-заклинание:

– Стоять!

Обычно такое заклинание не действовало на пожирателя разума, но когда его произносила Мать Квентл, оно звучало весьма грозно. Возможно, дело было в ее могуществе, а может быть, и в том, что умственные способности Мефила Эль-Видденвельпа явно снизились, но иллитид резко остановился и застыл на месте.

– Тогда зачем ты привел меня сюда? – сурово спросила Квентл брата.

– Потому что Ивоннель поймет все, – ответил он и повернулся к железному ящичку, стоявшему на парящем диске. Он провел над ящиком рукой, зачарованная крышка поднялась сама собой, и маг предложил: – Взгляни.

Квентл снова ахнула, когда заглянула в ящик и увидела высохшую голову, разрубленную надвое и кое-как зашитую; она сразу же узнала ее, эта голова принадлежала ее давно умершей матери!

– Что это?! – воскликнула она, попятившись в ужасе. – Ты осмелился осквернить…

– Сохранить, – поправил ее Громф.

– Как ты достал это… ее? Кто?..

– Бреган Д’эрт, разумеется. Те же самые наемники, что спасли Мефила.

– Это непостижимо! Ты хочешь воскресить Ивоннель? – Голос ее явно дрожал, заметил Громф, и она испугалась не зря. В конце концов, воскрешение Ивоннель лишило бы ее дочь могущественного статуса правительницы.

Громф покачал головой.

– К сожалению, в случае с нашей покойной матерью это уже невозможно. Магия, которая столько веков продлевала ей жизнь, давно потеряла силу. Если вернуть ее в этот мир сейчас… гм, она лишь иссохнет, быстро состарится и снова умрет.

– Тогда зачем ты хранишь это? – Квентл указала на ящик; она даже осмелилась сделать шаг и бросить быстрый взгляд на ужасный предмет.

– Во-первых, из любопытства. Ты ведь не раз упрекала меня в том, что я храню в своей коллекции самые разные штуки.

– Но это превосходит даже твое патологическое влечение ко всякой жути, – сухо проговорила Квентл.

Архимаг лишь пожал плечами и улыбнулся:

– Вообще-то ты, возможно, и нрава, но…

Он смолк и кивнул, указывая на что-то за спиной сестры. Обернувшись, Квентл заметила, что иллитид крайне взволнован: он трясся всем телом и подпрыгивал. Отвратительная слюна текла у него изо рта, пачкая белую одежду.

Квентл в ярости уставилась на брата.

– Объясни мне! – требовательно обратилась она к магу. – Как ты мог осквернить…

– Мне кажется, я сохранил не только физические останки нашей умершей матери, – небрежно ответил Громф. – Потому что, как я узнал от Киммуриэля Облодра из Бреган Д’эрт, а он узнал он иллитидов, физически мозг состоит из неких структур, связей, в которых хранятся воспоминания. – При этих словах он взмахнул рукой, и диск проплыл мимо Квентл к Мефилу, щупальца которого жадно шевелились.

– Ты не осмелишься! – воскликнула Мать.

– Уже осмеливался, и не один раз, – ответил Громф. – И, кстати, ради твоего же блага.

Квентл снова бросила на него уничтожающий взгляд.

– Паучья Королева знает об этом, – объявил архимаг. – Так сказала глава Арак-Тинилит, с которой я беседовал.

Лицо Квентл исказилось от гнева, рука ее потянулась к ужасной плетке, но все пять змей телепатическим способом велели ей сдержаться. Дрожа от ярости – она прекрасно знала эту женщину, интриганку, – Верховная Мать постаралась успокоиться и процедила сквозь зубы:

– Ты говорил об этом с Минолин Фей прежде, чем сообщить мне?

– По приказу Ллос, – последовал обезоруживающий ответ, произнесенный легко и уверенно.

Квентл вскрикнула, поморщилась и резко развернулась, затем отступила назад – Мефил склонился над открытым железным ящиком, и щупальца существа шарили внутри; без сомнения, внутри черепа Матери Ивоннель Бэнр!

– Разумеется, я не раскрывал дорогой Минолин никаких подробностей, – легкомысленно продолжал Громф. – Я говорил с ней в общих чертах, так что она ничего не поняла.

– Значит, ты предпочитаешь Дом Фей-Бранш Дому Бэнр?

– Я предпочитаю в вопросе, который тревожит Паучью Королеву, получать советы могущественной руководительницы Арак-Тинилит. Минолин Фей понимает, что предательство с ее стороны будет рассматриваться как шаг против Ллос, а не против Дома Бэнр. Пойми, Верховная Мать, Паучья Королева разгневана не на меня. Вообще-то, если вспомнить, что сегодня ответила ее прислужница Сос’Умпту и Миринейль, я уверен, что Госпожа Ллос давно предвидела происходящее и, естественно, согласна на это. А скорее всего, устроила так, чтобы это произошло. И, в конце концов, в этом твоя вина, дорогая сестра.

Снова гнев вспыхнул во взгляде Квентл.

– Минолин Фей – жалкое ничтожество, – сказала она. – Ничтожество, пробившееся на высокий пост; она слишком глупа, чтобы осознать собственное невежество.

– В таком случае прошу прощения, если мой вопрос тебя оскорбит, – без малейшего страха в голосе произнес Громф. – Как ты оцениваешь свое пребывание на посту Верховной Матери Мензоберранзана?

– Кто ты такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?

– Я архимаг. Я твой брат. И твой союзник.

– Город процветает! – воскликнула Квентл. – Мы захватили Гаунтлгрим, и это моя заслуга!

– Кого ты пытаешься в этом убедить, меня или себя? – лукаво спросил Громф; оба знали истину. По окончании Магической чумы вокруг них происходили великие события, сама Госпожа Ллос плела хитрые нити своей демонической магии, и все же все эти годы жители Мензоберранзана оставались всего лишь простыми зрителями.

Несмотря на то, что, на первый взгляд, власть Дома Бэнр над городом оставалась по-прежнему непоколебимой, аристократам-Бэнрам была известна правда. Уход Дома Ксорларрин, Третьего Дома в городе, членами которого были самые искусные маги, следовало расценивать как чрезвычайно опасное событие, которое могло привести к большой смуте в Мензоберранзане. Например, Мать Мез’Баррис Армго из Дома Баррисон Дел’Армго, соперника Бэнров, могла усмотреть для своего Дома возможность возвыситься до положения правящего клана; она давно уже жаждала занять пост, принадлежавший Ивоннель, а потом и Квентл.

За фасадом процветания скрывалась жестокая правда, и Громф с Квентл прекрасно знали о ней: Мензоберранзан находился на пороге гражданской войны.

– Наш друг готов к общению с тобой, – произнес Громф.

Квентл мгновение изумленно смотрела на мага, затем, сообразив, в чем дело, она с расширившимися от ужаса глазами развернулась к иллитиду – тот стоял прямо у нее за спиной. Квентл попыталась отойти в сторону, но Громф оказался быстрее и наложил на нее заклинание неподвижности; такой двеомер обычно был бессилен против Верховной Матери Мензоберранзана.

Если только это не совершалось по воле Госпожи Ллос, к своему ужасу поняла Квентл, застыв на месте.

Но она, испытывая непреодолимое отвращение, продолжала изо всех сил сопротивляться чарам. Извивающиеся щупальца Мефила Эль-Видденвельпа потянулись к ее нежной коже, коснулись шеи, лица, проникли в ноздри.

На лице ее появилось выражение негодования, дикой ярости, самого страшного гнева, какой когда-либо приходилось видеть Громфу. Он знал, что если бы в этот момент она нашла в себе силы освободиться, она набросилась бы на брата, с помощью магии и плети покарала бы его, и змеи жалили бы его и рвали зубами его тело. Она тотчас же пустила бы в ход плетку, и ужасный яд пяти змей наполнил бы его жилы, они вгрызлись бы в его живот и пожрали его внутренности.

О, если бы только она могла освободиться!

Но это было невозможно, потому что Госпожа Ллос приказала магу преподать ей этот дико болезненный и страшный урок, и Громф был твердо уверен: когда Квентл отпустят, она скорее склонна будет благодарить его, чем наказывать.

Однако сейчас она подвергалась насилию, чуждое существо вторглось в ее мозг, и ею владел первобытный гнев, и она испытывала самую мучительную боль, какую только можно себе представить.

Как она кричала! Это были крики ужаса и неизбывного страдания; а в это время иллитид делал свое дело. Полные муки вопли Квентл разносились далеко по коридорам Подземья.

Глава 2 О людях и чудовищах

– Разве их решение тебя не интересует? – спросил Вульфгар у Реджиса. Они сидели на крыльце домика хафлинга; был вечер того дня, когда они вернулись с Пирамиды Кельвина, – замечательного весеннего дня. Они любовались водами огромного озера, известного под названием Мер Дуалдон; заходящее солнце прочертило сверкающую дорожку на волнах. У каждого в зубах была зажата трубка с прекрасным табаком, которым запасся Реджис во время своего последнего путешествия через мост Боарескира.

Реджис пожал плечами и выпустил кольцо дыма, затем принялся смотреть, как оно медленно уплывает прочь, уносимое южным ветерком. Он был согласен с любыми планами Дзирта, Бренора и Кэтти-бри, потому что практически не задумывался о лежавшей перед ним дороге. Мысли его были заняты дорогой уже пройденной, днями, проведенными с «Ухмыляющимися пони», и еще чаще он вспоминал о Донноле и других членах гильдии Морада Тополино.

– А ты почему передумал? – в свою очередь спросил он, не дав Вульфгару продолжить: варвар-гигант как раз хотел что-то сказать. Хафлинг посмотрел на своего высоченного друга и понял, что коснулся деликатного предмета, поэтому решил не расспрашивать дальше.

– Тебе это действительно нравится? – удивился Вульфгар, вытащил изо рта трубку и с недоверием принялся разглядывать дымящийся табак.

Хафлинг рассмеялся, затянулся и выпустил очередное кольцо, потом еще одно, поменьше, и оно пролетело сквозь первое.

– Это способ проводить время, погрузившись в мысли. Это помогает мне обрести душевный мир, вспомнить то, что было со мною прежде, или вообще ни о чем не вспоминать, если не хочется, а просто наслаждаться минутой покоя. – Он указал на озеро: лучи закатного солнца окрашивали облака, висевшие низко над западным горизонтом, в ярко-оранжевый цвет. – Я просто смотрю на то, что вокруг меня, – объяснил Реджис. – Просто живу настоящим.

Вульфгар кивнул и снова с отвращением взглянул на трубку, но попытался продолжить курить: сунул ее в рот и затянулся неуверенно, совсем немного.

– Можешь держать табак в этом замечательном серебряном роге, который у тебя постоянно с собой, – посоветовал хафлинг. – Я бы сделал тебе пробку и заделал дырку с другой стороны.

Вульфгар в ответ криво ухмыльнулся и взял в руки рог.

– Нет, – торжественно произнес он. – Этот рог я буду использовать в качестве рога.

– Любишь, чтобы тебя слышали все вокруг.

– Это не просто рог.

– Почему?

– Три года назад я совершил путешествие обратно в логово Ледяной Смерти, – ответил Вульфгар, и Реджис даже ахнул и едва не поперхнулся дымом. – В этом месте осталось еще немало сокровищ, – добавил Вульфгар, – и, как я обнаружил, немало врагов, с которыми пришлось сражаться.

– Дракон? – кашляя, переспросил Реджис. – Ты отправился обратно в логово дракона?

– Дракон давно мертв, так что да, я туда отправился.

– И ты нашел там вот это? – Хафлинг указал на рог.

Вульфгар поднял предмет и повернул его немного, и только тогда Реджис смог оценить его красоту. Это был простой рог, по форме схожий с рогом быка, но сделан он был из серебра; он сверкал в лучах вечернего солнца, и посредине его украшала тонкая серовато-коричневая полоска. Эта полоска, догадался Реджис, была сделана из настоящего рога и искрилась на солнце даже ярче серебра, потому что в ней были закреплены несколько алмазов. Очевидно, этот музыкальный инструмент не был создан руками ремесленника, и уж конечно, это не была работа какого-нибудь варвара из тундры. «Наверное, творение эльфов, или дворфов, или и тех и других», – подумал Реджис.

– Он нашел меня, – поправил Вульфгар. – И в час великой нужды, когда со всех сторон наступали ледяные тролли.

– С его помощью ты позвал своих товарищей?

– Я подул в этот рог в надежде немного напугать врагов, а может, просто потому, что он звучал громче, чем мой злобный крик; честно говоря, я уже решил, что путешествие мое подошло к концу, и что я больше не увижу своих друзей на вершине Пирамиды Кельвина. Но действительно, союзники пришли ко мне на помощь – из Приюта Воина.

Реджис уставился на друга, не веря своим ушам. Он никогда не слышал ничего подобного.

– Призраки?

– Воины. Бесстрашные и яростные. Они появились из тумана и вернулись обратно в небытие, когда были перебиты. Все, кроме одного, который остался в живых после битвы. Но он не говорил со мной, и ни один из них не произнес ни слова; а потом и этот, последний, тоже исчез.

– А ты с тех пор ни разу не трубил в этот рог? – затаив дыхание, спросил Реджис.

– Его магия ограниченна. Это всего лишь рог, и ничего более, но, кажется, раз в семь дней он приобретает волшебную силу.

– И тогда ты можешь вызвать своих союзников?

Вульфгар кивнул и попробовал еще раз затянуться из трубки.

– А сколько?

Варвар пожал плечами:

– Иногда всего несколько человек; однажды их было десять. Возможно, когда-нибудь мне удастся вызвать армию, но тогда у меня будет всего час, чтобы выиграть бой!

Реджис положил руку на свой кинжал с живыми змеями и все понял.

– Итак, почему же ты передумал? – спросил он снова, решив вернуться к первоначальной теме разговора. – В последний раз, когда я тебя видел, ты был твердо намерен войти в пруд в Ируладуне и отказаться от возможности снова прожить жизнь смертного.

– А ты помнишь, как я в первый раз встретил Бренора? – спросил Вульфгар, кашляя через каждое слово.

Реджис кивнул – как же он мог забыть битву за Пирамиду Кельвина?

– Я еще не стал мужчиной, на самом деле я был еще мальчишкой, – объяснил Вульфгар. – Мой народ пришел воевать с жителями городов и с дворфами. Бренору и его народу не нужна была эта битва, но им пришлось принять бой. И поэтому когда я, переполненный гордостью и яростью, нес боевое знамя своего племени и увидел перед собой рыжебородого дворфа, я поступил так, как поступил бы любой воин из племени Лося, сделал то, что требуется от любого настоящего последователя Темпуса.

– Ты напал на него. – Реджис рассмеялся и добавил с самым настоящим дворфским акцентом: – Ага, и долбанул его по башке, тупица! Тебе что, никогда не говорили, что череп у дворфа – самая крепкая часть тела?

– Этот урок мне дорого обошелся, – согласился Вульфгар. – Результат был такой, будто я шлепнул по толстому черепу Бренора Боевого Молота мокрым полотенцем. А он с легкостью сбил меня с ног. Вот тогда Вульфгару и должен был прийти конец.

– Разумеется, Бренор не стал убивать тебя. Так вот почему ты решил покинуть лес вместо того, чтобы войти в пруд? – Реджис понимал, что звучит это беспомощно, и слова друга не убедили его.

– Бренор не стал убивать меня, – повторил Вульфгар. – Но, более того, он не позволил и другим дворфам меня убить! Они имели на это полное право – я сам навлек на себя смерть. Ни один судья ни в одном из городов Фаэруна не обвинил бы Бренора и его сородичей в убийстве, если бы жизнь моя оборвалась на том поле. И, оставив меня в живых, они не получили никакой выгоды.

Реджис, забыв о трубке, которую держал в руках, во все глаза смотрел на своего могучего друга. В голосе Вульфгара он слышал уважение, кроме того, теплоту, искреннюю радость; этот разговор застал хафлинга врасплох. Как и безмятежное выражение лица Вульфгара. Человек смотрел на озеро так же бесстрастно, как только что смотрел сам Реджис, и трубка дымилась у него в зубах; Реджис подумал, что она смотрится вполне уместно.

– Он не убил меня, – продолжал Вульфгар, и казалось, что он разговаривает скорее сам с собой, а не с Реджисом, озвучивает внутренний монолог, который произносил в водах пруда в Ируладуне. – Он взял меня к себе. Он подарил мне жизнь, дом и стал моей семьей, вместе со всеми вами и дворфами клана Боевого Молота. Тем, кем я стал после той битвы, я стал благодаря Бренору. Я вернулся к своему народу, встретил женщину, полюбил ее, у нас появились дети… – Он смолк и широко улыбнулся Реджису, и белые зубы сверкнули из-за пожелтевшей бороды. – И внуки! – с восторгом произнес он.

– Их всех уже нет в мире живых? – мрачно спросил Реджис.

Вульфгар кивнул и снова посмотрел на озеро, но на лице его не было заметно следов горя от потери, печали, выражения смирения.

– Они в Приюте Воина, я должен верить в это. И если это обещание истинно, тогда они будут там, когда я снова покину этот мир, и когда тело мое будет лежать в могиле, я отправлюсь к ним, в пиршественные залы. Что значат несколько лишних десятилетий разлуки но сравнению с надеждой на вечную жизнь вместе?

– Если? – зацепился Реджис за эту оговорку. Разумеется, они оба уже побывали в царстве мертвых и вернулись к жизни лишь по воле могущественной богини. Разве кто-либо из них мог теперь сомневаться в существовании жизни после смерти?

Он внимательно посмотрел на Вульфгара, а гигант пожал плечами и ответил:

– Я не знаю, что лежит по другую сторону пещеры, которая находится в глубине пруда, как не знал о реальности жизни после смерти до моего путешествия в тот странный лес.

– И все же ты умер и отправился туда; тебе помогла богиня.

– Возможно.

Реджис недоверчиво уставился на друга.

– Кто может знать истину о том, что произошло? – пожал плечами Вульфгар. – Возможно, все это – иллюзия, трюк какого-нибудь колдуна, а? Магический обман, призванный обратить нас на его сторону и выполнять его желания.

– Ты не можешь верить в это!

Вульфгар рассмеялся, глубоко затянулся, и у него почти получилось выпустить колечко дыма; при этом он закашлялся совсем немного.

– Но это неважно, – рассеянно произнес Вульфгар. – И только после того как я осознал эту истину, истину о том, что я не могу видеть конца пути, ведущего через пещеру на дне пруда в Ируладуне… – Он снова смолк – казалось, искал нужные слова.

Реджис подумал, что на друга снизошло прозрение, но он не в состоянии был бы объяснить, в чем оно заключалось.

– Что бы ни приготовили боги для меня после того, как я умру окончательно, – это им решать, – продолжал Вульфгар. – Только после того, как я понял это, я перестал постоянно спрашивать себя, чего же хочет от меня Темпус.

– И вместо этого спрашиваешь, какая дорога больше подходит тебе, – закончил за него Реджис.

Вульфгар посмотрел на хафлинга сверху вниз и снова улыбнулся:

– Я был бы неблагодарным сыном и плохим другом, если бы выбрал иной путь и нырнул в пруд.

– Никто из нас не осудил бы тебя за это.

Вульфгар кивнул, искренне соглашаясь со словами хафлинга.

– И это еще раз доказывает, что я поступил правильно, когда вернулся, – сказал он, и его следующее колечко уже действительно походило на кольцо дыма.

И Реджис, не теряя времени, выпустил свое кольцо, которое пролетело сквозь него.

– Я не собирался приходить, – признался Бренор, обращаясь к Кэтти-бри и Дзирту. Кэтти-бри сидела у постели дроу, а тот полулежал на подушках; он еще не оправился от ран. Дворф покачал лохматой головой – у него, как прежде, выросла густая борода – и принялся мерить шагами небольшую комнату, словно это была клетка.

Это признание не слишком удивило Дзирта, но он заметил на лице Кэтти-бри изумленное выражение.

– Реджинальд Круглый Щит, капитан гвардии самого короля Эмеруса, к твоим услугам! – чуть ли не изящно поклонился Бренор.

– Это совершенно невероятная история. – Дзирт покачал головой, размышляя о приключениях своих четырех друзей, о которых ему рассказали за последние пару дней. Реджис играл роль главного рассказчика, и если хотя бы половина его россказней была правдой, он действительно прожил захватывающую вторую жизнь. – Вы, все вы, жили как дети других родителей и при этом помнили все о своем прежнем существовании. Я с трудом могу в это поверить, хотя и не сомневаюсь в ваших словах.

– Да я сам чуть не свихнулся. Ага, даже пить начал! – произнес Бренор, нарочито подмигивая.

– Король Эмерус, – вслух размышлял Дзирт. – Твердыня Фелбарр?

– Ага, она самая.

– И как поживает добрый король?

Бренор пожал плечами:

– Вся страна в смятении. И по всей стране смердит орками.

– Так вот почему ты едва не свернул со своего пути здесь и едва не отказался от клятвы Миликки, – догадалась Кэтти-бри, и снова Дзирт угадал удивление, даже некоторое раздражение, в ее реакции на слова Бренора.

Бренор хотел что-то сказать, но сдержался; и Дзирту показалось, что дворф тщательно взвешивает свои слова. Это было для него нехарактерно.

– Ты только что сказал… – напомнила ему Кэтти-бри.

Бренор взмахом руки велел ей замолчать.

– Я пришел, чтобы сражаться за своих друзей, так что давайте сразимся и покончим с этим. – Договорив, он посмотрел на Кэтти-бри, словно ожидая, что она прямо сейчас поведет их в бой.

– С кем сразимся? – спросил Дзирт.

– Кто знает? – ответила Кэтти-бри, обращаясь не к Дзирту, а к Бренору. – Мы действовали, как велела нам богиня. И если бы мы не…

– Я бы умер там, на вершине Пирамиды Кельвина, в ту ночь, – перебил ее Дзирт. Он взял руку Кэтти-бри, она посмотрела ему в глаза и кивнула. Раны его были смертельны, она уже говорила ему об этом и объяснила, что Миликки в ту ночь привела их на роковой утес.

– Тогда с нашими делами здесь покончено, а у меня есть дорога, которую надо пройти! – объявил Бренор.

– Ты собираешься нас покинуть? – удивился Дзирт.

– О, ты сам пойдешь со мной, в этом не сомневайся, – ответил дворф. – Мне нужно разобраться с одним дельцем – и тебе тоже нужно с ним разобраться.

– Королевство Многих Стрел?

– В точку.

Дзирт беспомощно покачал головой.

– Войны сейчас нет, – тихо произнес он. – Ты же не будешь отрицать, что это хорошо.

– Война будет, – возразил Бренор. – И очень скоро, если уже не началась, уж будь уверен! В мои дни в Фелбарре, а потом в Мифрил Халле…

– Ты возвращался в Мифрил Халл?! – одновременно воскликнули дроу и женщина.

Бренор прекратил расхаживать по комнате и глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.

– Ага, только там я известен как Реджинальд Круглый Щит, малыш Арр Арр – так меня называли парни Эмеруса. Провел там большую часть семьдесят девятого года, и это чистая правда. Война придет в Серебристые Болота, и придет скоро, если уже не пришла.

– Ты не можешь этого знать, – не согласился Дзирт. – Войну уже удавалось предотвратить прежде, так что это может получиться снова.

– Нет! – крикнул Бренор, топнув ногой. – Больше этого не случится! Я ошибся, когда подписывал этот проклятый договор! Это не помогло, дало нам только небольшую передышку.

– У нас не было другого выбора.

– Выбор был! – громко возразил Бренор, придя в еще большее волнение. – Я должен был расколоть своим топором череп этому вонючему Обальду и покончить со всем этим! И Мифрил Халл… да, но мы должны были выстоять.

– Другие королевства отказались нам помочь! – напомнил Дзирт.

– Должны были выстоять! – заорал Бренор и снова топнул ногой. – И другие присоединились бы к нам, это точно! И мы покончили бы с Обальдом и его мерзкими орками раз и навсегда.

– И с обеих сторон потеряли бы тысячи убитыми.

– Не стыдно умирать, когда воюешь с орками!

Дверь распахнулась, и ворвались Реджис и Вульфгар, озираясь по сторонам с такими лицами, словно думали увидеть драку.

– Ты воспользовался шансом, который тебе выпал, – сказал Дзирт, безуспешно пытаясь сохранить спокойный тон. – Возможно, если мир продержится, твое решение изменит отношение других рас к оркам во всех Королевствах.

– А может быть, я не желаю этого.

– Ты предпочитаешь войну? – спросил Дзирт. Он взглянул на Кэтти-бри в поисках поддержки, и его удивило суровое выражение ее лица – она смотрела на него, а не на Бренора. – Король Обальд предложил нам иное решение, – упорно продолжал Дзирт, несмотря ни на что. – Мы не могли бы его одолеть, в одиночку тем более, а возможно, даже и в том случае, если бы все королевства Серебристых Болот присоединились бы к нам – чего они сделать не пожелали. И, судя по всему, мир пока еще сохраняется.

– Был я там, – пробормотал Бренор. – Не так уж там и мирно.

– Но и войны нет, – настаивал Дзирт. – Многие родились или прожили всю жизнь в мире; а иначе они видели бы лишь несчастье и смерть под сапогами солдат воюющих армий.

– И сколько народу теперь погибнет под этими самыми сапогами потому, что мы сотню лет назад не загнали Обальда обратно в его дыру? – резко возразил Бренор.

– Дорога к долгому миру никогда не бывает легкой, – сказал Дзирт. – Но дело того стоило.

– Нет! – воскликнула Кэтти-бри. Дроу и дворф, не веря своим ушам, уставились на обычно мягкую женщину. – Нет, – повторила Кэтти-бри, уже тише, но все равно настойчиво. Она покачала головой, чтобы еще раз продемонстрировать свое неодобрение, и заявила: – Это была пустая затея, ложная надежда, которая мешала нам видеть жестокую реальность.

– Ты сама была там, – напомнил ей Дзирт. – На возвышении в ущелье Гарумна, рядом со всеми нами, когда Бренор подписывал договор.

– Мне тогда хотелось уйти, погнаться за Обальдом вместе с тобой, Бренором и Реджисом и убить его, а не заключать с ним мир.

– Но в конце концов ты все же согласилась с нашими намерениями и условиями договора.

– И я ошиблась, – просто призналась она. – Но сильнее всего ошибался ты, мой любимый.

После этого в комнате надолго воцарилась тишина; присутствующие обдумывали удивительные слова женщины, отказавшейся от прежнего мнения, и ее обвинение. Дзирт устремил на нее тяжелый взгляд, словно она только что пронзила стрелой его сердце и душу, но она не опустила глаз, не отступила.

– По-моему, я многое упустил, – произнес Вульфгар, который покинул своих друзей и Мифрил Халл еще до подписания договора ущелья Гарумна и никогда больше не возвращался туда. Он засмеялся, видимо, пытаясь разрядить обстановку, но не преуспел в этом.

– Я дал Бренору такой совет, какой считал наилучшим, – спокойно произнес Дзирт.

– Это был хороший план, – сказал Реджис, но никто не обратил внимания на его слова.

– Ты не мог бы заставить меня подписать эту треклятую бумагу, если бы я в душе не был согласен с тобой, – сказал Бренор.

– Дурные советы часто дают из лучших побуждений, – заметила Кэтти-бри.

– Неужели ты вытащила нас обратно в мир живых только для того, чтобы выразить свой неуместный гнев по поводу решения, принятого сто лет назад? – резко спросил Реджис и на сей раз привлек всеобщее внимание, вышел вперед, стал между Бренором и женщиной и смело посмотрел на нее.

Кэтти-бри тоже посмотрела на него, и на миг на ее прекрасном лице отразилось удивление, но затем она улыбнулась.

– Это была ошибка, и крупная ошибка, – сказала она. – И я считаю, что сейчас все мы должны понять это, потому что нам предстоит делать выбор, и решения наши, скорее всего, так же сильно повлияют на судьбы Королевств и рас, как и те, что мы принимали прежде.

– Наши ошибочные решения, ты хочешь сказать! – воскликнул явно взволнованный Бренор.

– Именно так, – немедленно согласилась Кэтти-бри; и ни малейших признаков неуверенности или сомнений не было ни в ее голосе, ни в выражении лица, ни в позе.

– Ты, как я вижу, чертовски уверена в себе, девчонка, – фыркнул Бренор.

– Это орки. – Голос женщины был ровным и неумолимым, словно сама смерть. – Мы должны были перебить их всех до единого.

– И их женщин тоже? – спросил Дзирт.

– А где тут детская? – ответила Кэтти-бри, превосходно имитируя выговор дворфов; это был безжалостный боевой клич, который бородатый народ издавал, вломившись в крепость гоблинов или злобных великанов. Это была старая дворфская шутка, и, произнося ее, они чокались кружками, словно это был похабный тост. Но когда Кэтти-бри произнесла эти слова, остальным четверым снова показалось, что она мрачна как смерть.

Дзирт поморщился, услышав эту фразу.

– Значит, ты взяла бы меч и?.. – начал он.

– Да, – ответила она, и присутствующие содрогнулись, когда ледяной ветер полного безразличия к чужой жизни коснулся их.

Дзирт не мог оторвать недоверчивого взгляда от женщины, стоявшей перед ним. Внезапно она показалась ему такой высокой, прекрасной и одновременно наводящей страх, в своем белом платье и черной шали. Он почувствовал на себе взгляд Реджиса, но не сумел заставить себя обернуться к хафлингу: знал, что все равно не может дать достойного ответа, и на лице его появилось жалкое выражение. Потому что из присутствовавших Дзирт был смущен и потрясен больше всех!

– В чем дело? – тихо спросил у него Реджис.

– Бремя, которое ты несешь, мешает тебе ясно мыслить, – обратилась Кэтти-бри к Дзирту. – Ты надеешься найти собственные черты в других – даже в орках и гоблинах. – Она покачала головой. – Но это невозможно, за очень редким исключением.

– Нет, ты точно стала слишком уверена в себе, дочка! – снова рявкнул Бренор.

Вульфгар засмеялся у него за спиной, и все с удивлением обернулись к человеку.

– Так говорит ей Миликки, – объяснил он и кивнул на Кэтти-бри; и все повернулись к женщине.

Та до сих нор даже не моргнула и лишь кивнула, подтверждая слова Вульфгара.

– Гоблины не похожи на остальные расы этого мира, – объяснила Кэтти-бри. – Они не таковы, как люди, хафлинги, эльфы, дворфы, гномы… даже дроу. В этом и состоит твоя ошибка, любовь моя. Эту ошибку все мы совершили в тот далекий день, когда согласились подписать договор ущелья Гарумна. Мы видели мир со своей точки зрения и приписывали свои взгляды и здравый смысл оркам. Возможно, потому, что нам очень хотелось в это верить, возможно, потому, что нам не дали выбора, но в любом случае мы ошиблись. И Миликки показала мне это.

Дзирт покачал головой, но скорее в смятении, чем в знак несогласия.

– Они – зло, – просто произнесла Кэтти-бри.

– Разве ты не знакома с моими соплеменниками? – иронически спросил Дзирт.

– Между дроу и гоблинами существует большое различие, – сразу же ответила она, словно ожидала именно такого вопроса. – Твой народ в большинстве своем воспитан в культуре демонической богини, которая построила систему управления, основанную на насилии. Действия дроу, согласна, часто несут зло, однако у вас есть выбор, свободная воля, несмотря на то, что общество склоняет дроу подчиняться требованиям Паучьей Королевы. Но с гоблинами и большинством великанов дело обстоит иначе.

– Знаешь, Охотнику это и без тебя известно, – бесцеремонно перебил ее Бренор, а когда все обернулись к нему, пожал плечами и засмеялся. – Ну разве не в этом был весь смысл твоего обучения, эльф? – спросил он у Дзирта.

Дзирт снова обратился к Кэтти-бри:

– Однажды я встретил гоблина, который мог бы поспорить с тобой на этот счет.

– Нойхейм, я знаю. Я помню твой рассказ.

– Значит, я ошибался насчет него?

– Возможно, – Кэтти-бри пожала плечами, – встречаются исключения, но если и так, эти гоблины сильно отличаются от остальных сородичей. А возможно, в жилах его текла не только кровь гоблинов – разумеется, бывают и неплохие полуорки, даже целые сообщества полуорков, которые мирно сосуществуют.

– Но насчет чистокровных гоблинов?.. – спросил Дзирт.

– Нет.

– Значит, мы должны принять, что они – все они, все орки, все гоблины, гноллы и кобольды – просто мусор… просто зло? – поинтересовался Дзирт, не скрывая скептицизма и раздражения. – Мы должны относиться к ним безо всякого милосердия, убивать их, даже не пытаясь договориться с ними?

– Да.

– Ты говоришь почти как верховные матери Домов Мензоберранзана, когда речь заходит об иных расах, – упрекнул он женщину.

Но Кэтти-бри снова даже глазом не моргнула, и выражение ее лица не изменилось.

– Если бы Бренор высказался подобным образом против… например, жителей Несма, тогда его речи можно было бы сравнить с разговорами ваших верховных матерей, – объяснила она. Но не мои слова. Только не мои слова о гоблинах. Эти твари созданы только для того, чтобы уничтожать, и ни для чего более. Боги предназначили их для того, чтобы насылать кару на эту землю, они – бич и испытание для тех, кто служит добрым целям. У них нет ни короля, ни даже божества, в отличие от дроу. Они не стремятся к завоеваниям сознательно, не ищут превосходства над другими расами. Истина проста, и я повторяю тебе то, что сказала мне Миликки. Гоблинов не воспитывают во зле. Они по природе своей – абсолютное зло. Различие не просто существенно, оно огромно; и горе тем, кто не заметит его.

– Король Обальд видел иной способ существования, – не унимался Дзирт. – Лучший путь для его народа, и благодаря его силе… – Он смолк при виде хмурого лица Кэтти-бри.

– Это был обман. Обманулись мы, обманулся Обальд, – сказала женщина. – Он получил великие магические дары от шаманов Груумша Одноглазого и от самого Груумша. Физические дары, например огромную силу, – он сильнее любого орка. Но кроме того, ему даровали мудрость и способность увидеть лучший путь для орков, и он поверил в него, и благодаря его могуществу его народ следует новым путем.

– Значит, ты все же неправа! – воскликнул Дзирт.

– Права – потому что все это было военной хитростью, – твердо продолжала Кэтти-бри. – Скрываясь за спиной Обальда, Груумш создал общество орков, государство, подобное остальным королевствам Серебристых Болот, но лишь по одной причине. Он считал, что они смогут уничтожить соседние королевства только изнутри. Даже при помощи организованной им армии Обальд не смог бы завоевать Серебристые Болота. Десятки тысяч достойных воинов погибли бы в этой войне, но королевства Серебристых Болот не пали бы. На сей раз, похоже, Груумш потребовал от своих подданных большего – безликого пушечного мяса.

– И мы отдали ему это, – с сожалением в голосе произнес Бренор.

Дзирт в тревоге взглянул на него, затем снова на Кэтти-бри, во взгляде которой тоже промелькнуло сожаление – сочувствие, возможно; но отказываться от своих жестоких слов она не собиралась.

– Это не люди, – мягко проговорила она. – Это чудовища. Так нельзя сказать о других расах, даже о тифлингах, которые называют себя потомками демонов, потому что они, в отличие от гоблинов, обладают свободной волей и разумом, сознанием и даже совестью. Да, у некоторых из них есть совесть! А у настоящих чистокровных гоблинов ее нет, говорю я; так говорит Миликки. Представь, что ты нашел львенка и вырастил его у себя в доме; это гораздо безопаснее, чем найти и вырастить детеныша гоблина, потому что гоблин наверняка убьет тебя, когда ему этого захочется, ради денег или просто ради удовольствия.

Дзирт почувствовал себя так, словно пол вдруг заходил ходуном. Он не сомневался в словах Кэтти-бри, и не сомневался в том, что она повторяла содержание песни Миликки. Это всегда было для дроу источником больших страданий – для дроу-отступника, который нашел в себе силы покинуть свой народ и отказаться от его жестоких обычаев. Была ли Кэтти-бри права в своей оценке? И, самое главное, была ли она права в оценке его самого?

В ушах Дзирта еще звучали ее слова: «Бремя, которое ты несешь, мешает тебе ясно мыслить». Он не хотел в это верить, хотел найти какое-нибудь логичное возражение ее доводам. Он подумал о Монтолио, своем первом наставнике в Верхнем Мире, но воспоминания о тех днях лишь подтверждали правоту Кэтти-бри и не подтверждали правоту дроу, потому что Монтолио никогда не высказывал суждений о характере гоблина или орка. Дзирт считал Монтолио Де Бруши одним из лучших людей, которых он когда-либо знал, но согласился ли бы Монтолио подписать договор ущелья Гарумна?

Позволил бы Монтолио гоблинам существовать мирно?

Дзирт даже не мог себе представить подобного.

Он жалобно посмотрел на Кэтти-бри, но эта женщина любила его слишком сильно, чтобы предложить ему легкий выход из положения. Он вынужден был выслушать ее приговор, слова, подсказанные ей Миликки, богиней, живущей в сердцах Дзирта и Кэтти-бри.

Ему хотелось верить, что Обальд руководствовался благородными намерениями. Ему хотелось верить, что орк, или гоблин, подобный Нойхейму, может подняться над уровнем своей расы, потому что если они смогли сделать это, значит, сможет и он, и наоборот: если он смог, значит, они тоже могут, или должны, измениться.

– Гоблины – это не народ, – говорила Кэтти-бри. – Это не люди, не дроу, они совершенно отличаются от любой другой расы. Ты не можешь судить о них, не можешь относиться к ним так же, как к представителям прочих рас.

– Ты права, чтоб мне провалиться! – вмешался Бренор. – Дворфы знали это много веков!

– Но все же ты подписал этот договор, – произнес Реджис, и все недовольно уставились на хафлинга, а Бренор нахмурился сильнее прочих.

Но сердитые взгляды были встречены широкой, дразнящей и ужасно заразительной улыбкой.

– Что, на сей раз у тебя кишка не тонка спорить со мной, а? – спросил Бренор.

Реджис подмигнул дворфу и ухмыльнулся:

– Давайте-ка прикончим кучку орков.

Если Бренора и разгневали предыдущие слова хафлинга, то гнев моментально испарился при этом приглашении.

– Ба-ха-ха! – взревел он и хлопнул Реджиса по спине.

– Скоро тропы станут проходимыми, и в любом случае мы сможем добраться куда нужно, – сказала Кэтти-бри. – Итак, Мифрил Халл?

– Ага, – отозвался Бренор, но при этих словах смотрел на Вульфгара. В конце концов, варвар покинул Компаньонов из Халла именно во времена Обальда – вернулся в родной дом, в тундру Долины Ледяного Ветра.

– Ага, – от души ответил Вульфгар.

– Значит, не собираешься оставаться со своими сородичами? – прямо спросил Бренор.

– Я вернулся, чтобы сражаться рядом с Дзиртом и всеми вами, – совершенно невозмутимо сообщил Вульфгар. – Ради приключений. Ради битв. Так что давайте развлекаться.

Дзирт заметил, что Кэтти-бри пристально смотрит на варвара. Он разделял ее изумление, но для них обоих это был приятный сюрприз.

– В Мифрил Халл, – согласился Дзирт.

– Не прямо сейчас, – возразил Бренор. – Потому что у нас есть еще одно дельце, – пояснил он, кивая при каждом слове. – Один наш друг в беде, эльф; ты его видел и оставил умирать.

Дзирт удивленно посмотрел на дворфа.

Бренор отошел к стене, наклонился и извлек из-под своей койки знакомый шлем, щит и топор. Никто не удивился, кроме Дзирта, который почти ничего не соображал и не видел той ночью на Пирамиде Кельвина, и забыл, во что был облачен Бренор. Но теперь, услышав рассказы друзей об их возвращении в этот мир, он понял, что они имели в виду: Бренор посещал собственную могилу!

– Разница в том, что один наш старый друг уже был мертв, – продолжал Бренор, – и оказался не таким сильным, каким считал себя.

– Пуэнт, – прошептал Дзирт; он только сейчас вспомнил про беднягу. Он наткнулся на Пуэнта в окрестностях Невервинтера, неподалеку от Гаунтлгрима. Несчастный превратился в вампира, и Дзирт оставил его в пещере в ожидании восхода солнца, которое должно было покончить с проклятием.

– Что с ним? – спросила Кэтти-бри.

– Он в Гаунтлгриме, убивает дроу, – сообщил Бренор.

– Небось, доволен собой как никогда, – заметил Реджис, потом недоверчиво прошептал: – В Гаунтлгриме?

– Он стал вампиром, – объяснил Дзирт.

– Точно, и я не собираюсь бросать его в беде, – заявил Бренор.

– Ты хочешь его убить? – спросил Вульфгар.

Бренор пожал плечами, а Дзирт обернулся к Кэтти-бри:

– И нет другого способа?

Женщина тоже беспомощно пожала плечами. Она была жрицей, но мало что смыслила в делах немертвых, которые принадлежали чуждому и враждебному Миликки царству.

– Гаунтлгрим? – снова спросил Реджис.

– Ага, мы его нашли, – сказал Бренор. – В холмах Краге, к северу от Невервиитера. Пуэнт там, умер, пропащий бедняга, но прихватил за собой несколько дроу, и, кстати, мне не слишком нравится мысль о том, что этот народ копошится в Кузне моих предков!

– Значит, по дороге что-нибудь придумаем, – предложила Кэтти-бри.

– Джарлакс сейчас в Лускане, – поведал Реджис, и все насторожились, услышав это имя.

Но Кэтти-бри думала о другом, понял Дзирт, потому что она покачала головой и беззвучно произнесла: «Широкая Скамья».

Дзирт не смог скрыть своего удивления, потому что дом Гарпеллов был не из тех мест, куда обычно хочется вернуться!

Глава 3 Праздник Основания

– Теперь ты понимаешь, почему я никогда даже не пытался выследить Дзирта До’Урдена и убить его, – обратился Громф к Квентл, когда они вернулись в резиденцию Бэнров, и Мать оправилась после «общения» с иллитидом.

– Он служит орудием богини, – кивнула Квентл. Однако она не улыбалась, отметил Громф и подумал: теперь, после того как его сестра получила от иллитида все воспоминания и черты личности Ивоннель, вряд ли ему суждено будет когда-либо увидеть ее улыбку, разве что в процессе причинения страданий живому существу.

Он заметил также задумчивую позу сестры, которую часто принимала его мать; в такой позе он никогда не видел уступавшую ей но могуществу Квентл.

– Но зачем соблазнять его? – спросила она. – В то время как на нас навалилось множество других проблем, почему именно сейчас?

«Хороший вопрос», – подумал архимаг; именно этот вопрос он довольно долго обсуждал с Минолин Фей как раз на прошлой неделе. Паучья Королева сейчас расширяла сферы своего влияния – в царстве богов, а не в мире простых смертных, – так зачем ей понадобился какой-то дроу-отступник, не имеющий никакого реального влияния, никакого значения в этом мире?

– Это вопрос к жрицам, а не к магам, – ответил он.

Квентл прищурилась; конечно, сейчас она знала о стратегических целях Ллос и понимала, почему богиня возвысила Громфа и его собратьев-магов.

– И ты говорил со жрицами… точнее, с одной, – напомнила она ему. – Насчет именно этой проблемы.

Громф выпрямился за своим письменным столом и уставился на сестру так же пристально, как она на него, словно пытаясь прочесть ее мысли.

– Моя дорогая сестра… – начал он.

– Никогда больше не обращайся ко мне так, – прервала она его ровным уверенным тоном, в котором явственно прозвучала угроза.

– Мать Квентл, – поправился он.

Подняв руки, Громф сложил их перед собой и, сжав губы, постучал по ним пальцами – его типичный жест при тревожных размышлениях. Он понимал, что перед ним существо гораздо более могущественное и проницательное, чем женщина, которую он вывел из Мензоберранзана чуть больше часа назад. Мефил Эль-Видденвельп передал Квентл множество воспоминаний Матери Ивоннель Бэнр, понимание намерений Ллос, присущее их матери, и к тому же, очевидно, немало черт личности их покойной матери. Он давно знал, что такое возможно что, возможно, ему придется увести Квентл в туннели Подземья, чтобы она получила знания от иллитида; это испытание должно было закалить ее в час, когда Госпожа Ллос нуждалась в сильных подданных. Она была Верховной Матерью Мензоберранзана, правительницей города, но на самом деле все, кто был знаком с внутренними делами Дома Бэнр, понимали, что исподволь ее действиями руководил Громф, старший в роду, самый опытный, самый мудрый из членов семьи.

Всегда существовал риск того, что встреча Квентл и Мефила изменит это положение вещей.

– Среди богов царит смятение, так сказала госпожа Минолин Фей, – промолвил он, опустив руки, но, естественно, не отводя взгляда от собеседницы. – Изменения уже начались, на различных уровнях.

– Паучью Королеву волнуют более серьезные проблемы.

– Почему ты спрашиваешь об этом меня, а не ее? Ты же Верховная Мать Мензоберранзана…

– Не трать слова на то, чтобы напомнить мне, кто я такая, и указывать, как мне действовать. Я не собираюсь беспокоить Ллос вопросами, ответы на которые могу получить от других; не собираюсь беспокоить ее прислужниц, чтобы распутать паутину… возможно, некоторые жители моего города в состоянии сделать это для меня.

– Как ты считаешь, боги не подвержены суетному и мелочному тщеславию? – прямо спросил Громф.

Улыбка Квентл поразила его. Кривая, понимающая улыбка, злобная ухмылка, которая была прекрасно знакома старшему сыну Дома Бэнр – хотя он в последний раз видел ее более ста лет назад.

– В таком случае наглый отступник по-прежнему не представляет для нас интереса, – решила Мать Квентл. – Всего лишь заноза, которую следует использовать против богини-соперницы, обратить его к тьме без всякой практической выгоды, разве что с целью причинить неудовольствие этой ведьме Миликки.

– А может быть, он снова разгневал Паучью Королеву, отсюда и вопль боли, с которого началось твое недавнее путешествие.

– В сердце и душе отступник Дзирт До’Урден снова предал Госпожу Ллос.

«Как в тот день, когда До’Урден убил тебя», – подумал Громф, но вслух ничего не сказал, хотя это не имело значения, понял он: по его ухмылке Квентл наверняка догадалась о его мыслях.

– Миликки выиграла эту незначительную битву за сердце Дзирта До’Урдена. – Произнося эти слова, Громф кивнул, отведя взгляд от лица сестры. Сейчас он смотрел в прошлое, пытаясь понять, как на подобную новость отреагировала бы их мать. Интересно, дотягивает ли Квентл до этого стандарта, подумалось ему.

– Следует ли мне отправиться и уничтожить отступника До’Урдена? – спросил архимаг.

Мать Квентл уставилась на него с недоверием, почти с жалостью, и Громф получил свой ответ. Пожиратель разума дал ей очень и очень многое! Потому что, естественно, это и был верный ответ, ответ, который дал бы и сам Громф, и Ивоннель; ответ, который нужен был Ллос от Матери Квентл, правительницы Города Пауков.

Если бы мелко мыслящая Квентл получила бы эти сведения относительно источника гнева Госпожи Ллос до встречи с иллитидом, она уже отправила бы Громфа и дюжину других убийц с заданием уничтожить жалкого еретика из Дома До’Урден. Это бесполезное предприятие ничего не дало бы, кроме нескольких мгновений мстительной радости, и вскоре радость улетучилась бы при мысли о том, что отступник теперь со своей богиней, и эта богиня – не Ллос, и что Ллос не удовлетворена… ведь богиня никогда не может удовлетвориться такой простой вещью, как смерть врага.

– Пронзить его сердце мечом легко, – заявила Мать Квентл. – Богиня желает обратить его сердце на свою сторону.

– И все же богиня не смогла забрать его сердце.

Квентл улыбнулась снова – пет, Громф понял, что больше не может думать о ней как о Квентл. Мать Квентл улыбалась, и это была ужасная, злая, восхитительная, вдохновляющая улыбка.

– То, что мы не можем забрать, мы разбиваем, – спокойно заметила Мать Квентл.

Да, размышлял Громф, он сам, добровольно, снова опустился до второстепенного статуса, и не только в официальном смысле. Все годы, что он обучал Минолин Фей, свою ученицу в искусстве интриги, свою марионетку в планах одержать верх над безмозглой сестрой и свою любовницу, наконец, – все это, скорее всего, теперь станет понятно Квентл, которая теперь мыслила подобно Ивоннель.

«Ивоннель Вечной», – вспомнил Громф прозвище, которым часто называли его могущественную мать и которое показалось такой жестокой шуткой, когда топор короля дворфов раскроил старый череп Ивоннель, покрытый увядшей плотью. Однако, в конце концов, возможно, что это было не просто прозвищем. Возможно, после работы извивавшихся щупалец Мефила «вечность» стала подходящим эпитетом.

И Громф только что наделил свою сестру этим «вечным» прозрением.

Потому что этого потребовала от него Госпожа Ллос.

Да будет так.

– Завтра состоится праздник Основания, – произнесла Мать Квентл.

Громф в первое мгновение уставился на нее, не веря своим ушам; затем он напомнил себе о том, что перед ним сидит не совсем прежняя Квентл. В мозгу его зародилось подозрение. Ведь члены Дома Бэнр всегда относились к этому празднику с неприкрытым презрением и даже цинизмом. Двадцатый день месяца чес, третьего месяца года, считался днем основания Мензоберранзана, и в этот день напряженная обстановка в городе несколько ослабевала, словно все испускали вздох облегчения. Ворота Домов охранялись не так тщательно, иногда даже отворялись, чтобы каждый мог войти; известно было, что иногда сама Ллос в виде аватара появлялась в городе, и это означало величайшую милость для всех жителей.

Для Дома Бэнр, который стоял гораздо ближе к богине и которому было что терять, если бы они открыли ворота, праздник Основания являлся в дни правления Ивоннель (годы Мечей, как их называли в Мензоберранзане) простой формальностью. О нем редко упоминали, относились к нему свысока, и члены Дома пользовались им – обычно с помощью шпионов Бреган Д’эрг – для сбора информации о слабостях и приемах обороны других благородных Домов.

– Мать Биртин Фей прислала… – Мать Квентл смолкла и издала злобный смешок, затем поправилась: – Мать Биртин пришлет нам исключительно любезное приглашение отобедать в ее достойном доме, и мы, разумеется, примем это приглашение, как это принято в день Основания.

– Мы отправимся в Нарбонделлин? – с нескрываемым сарказмом переспросил Громф, имея в виду район богатых особняков, театров и арен, где находились резиденции двух из восьми правящих Домов Мензоберранзана. Хотя Нарбонделлин и являлся довольно престижным районом в Городе Пауков, и сам Громф часто наведывался туда, до сих пор аристократы Дома Бэнр в полном составе редко покидали Ку’элларз’орл, самую роскошную часть города. Покидали только в тех случаях, когда отправлялись на войну. Традиции праздника Основания требовали, чтобы в знак единения в этот день обедали вместе Дома, не имевшие союзников. Но Дом Бэнр обычно приглашал к себе Верховную Мать Мез’Баррис и представителей Второго Дома, Баррисон Дел’Армго, или сам отправлялся к ним в гости.

– Я жду приглашения Матери Биртин, – хищно произнесла Мать Квентл, и злобная ухмылка теперь была явно адресована Громфу. После этого она поднялась и вышла, оставив старого мага в немалой тревоге.

Речь шла о Доме Фей-Бранш, Шестом Доме Мензоберранзана, к которому принадлежала и Минолин.

«Зачем Квентл – Мать Бэнр – устроила это, – размышлял Громф, – и еще, интересно, каким образом?»

Она была одной из старейших жительниц Мензоберранзана и одной из верховных матерей, дольше всех занимавших этот пост, несмотря на то, что ее Дом, Баррисон Дел’Армго, был вторым из самых младших великих Домов города: он образовался всего лишь восемьсот лет назад. Под ее руководством Дом Баррисон Дел’Армго быстро возвысился и достиг предпоследнего места в городской иерархии. Всего лишь четверть тысячелетия назад малоизвестный Дом находился на уровне сорок седьмого Дома Мензоберранзана, о нем почти никто не знал, и власти города практически не принимали его во внимание. Подъем до шестнадцатого места, однако, заинтересовал их, и когда верховные матери Правящего Совета соизволили наконец присмотреться к повадкам и потенциалу Дома Армго, стало совершенно очевидно, что Мез’Баррис недолго осталось наблюдать за Правящим Советом издалека.

Мез’Баррис нашла свою нишу. Другие Дома соревновались за благосклонность Ллос, сооружая часовни и обучая жриц, но Мать Мез’Баррис вела семью но иному пути. Дом Баррисон Дел’Армго был известен искусством своих магов, как и их главные соперники, Ксорларрины; но более того – из этого Дома происходили величайшие воины Мензоберранзана. Каждый год в ряды Мили-Магтир, военной академии дроу. вступал целый отряд будущих солдат Армго.

Тысяча солдат Баррисон Дел’Армго образовывала костяк военного гарнизона города и обеспечивала Мез’Баррис прочную власть, не подверженную капризам непостоянного божества или колдовству враждебных магов.

А теперь дела шли еще интереснее. Мать Мез’Баррис отлично знала о растущей нестабильности в единственном Доме, который отделял ее от вершины власти в Мензоберранзане – в Доме Бэнр.

– Они вышагивают с таким видом, словно весь город должен стоять и пялиться на них с благоговением, разинув рот, – сказала верховная жрица Таайруль своей матери, когда они вдвоем наблюдали за процессией Дома Бэнр с укромного балкона их обширной резиденции. Члены Дома Баррисон Дел’Армго совсем недавно переехали в Ку’элларз’орл из прежнего комплекса, расположенного в Нарбонделлине, и поэтому их жилище намного уступало в великолепии, удобстве и даже размерах огромному дому семьи Бэнр.

– Это же Бэнры, – заметил Малагдорл, старший сын и мастер оружия Баррисон Дел’Армго. – Пусть жители Мензоберранзана взирают на них с благоговейным ужасом – уже скоро мы сами будем ловить на себе эти восхищенные взгляды.

– Не говори о таких вещах открыто, дитя, ты слишком вспыльчив, упрекнула его Мез’Баррис, по в ее топе прозвучал скорее не гнев, а гордость. Она представила себе, что парад, который они наблюдали, вскоре сменится парадом воинов ее собственного Дома.

Но она не могла отрицать, что процессия Дома Бэнр представляет собой пышное, прекрасное зрелище: воины в полных боевых доспехах, богато украшенных и прекрасно подогнанных, маршировали четко, каждое движение было отработано. Сотни клинков блестели и искрились в искусно созданном магическом свете. Чары были предназначены для того, чтобы поймать блеск отполированного металла мечей, боевых топоров или острий дротиков. Магические огни пурпурного, синего, оранжевого цветов освещали командиров отрядов и их огромных подземных ящеров. Чары, порождавшие свет, казалось, исходили из магических нефритовых пауков размером с пони, копий изображений гигантских чудищ, охранявших жилища Бэнров и некоторых других Домов в квартале Ку’элларз’орл. Эти пауки сопровождали самых влиятельных членов семьи, благородных жриц. Мез’Баррис скоро заметила Мать Квентл, которая выплыла из ворот резиденции Бэнров на полупрозрачном диске с пурпурными и синими прожилками. Сразу же за нею, слева и справа, следовали ее старшая дочь и Сос’Умпту на своих дисках. Магическое алое пламя горело посреди этого треугольника, освещая силуэт Квентл сзади так, что она, казалось, сидела в ауре красного света. Цвет пламени точно соответствовал цвету ее глаз, и Мез’Баррис даже с такого расстояния могла различить эти страшные красные зрачки. На какой-то миг ей показалось, что Квентл смотрит прямо ей в глаза.

Без сомнения, маршировать Бэнры умели, и весь город буквально дрожал, когда но улицам проходила их армия. У Мез’Баррис даже дыхание перехватило, и она не сразу поняла, что эта процессия была необычной даже для праздника Основания. По крайней мере, прежде такого не случалось. Она не видела хваленых Бэнров во всей своей красе уже десятки лет, сто лет и даже больше, со времен правления…

– Ивоннель, – прошептала она, и ей стало ясно, что Мать Квентл хотела дать знак всем жителям города. Вспомнив о предстоявшем отъезде Матери Зирит и Ксорларринов, Мать Мез’Баррис решила: предостережение относится именно к ней.

Начало процессии миновало Дом Баррисон Дел’Армго, пройдя едва в пятидесяти футах под балконом, на котором собрались аристократы Армго. Малагдорл издал едва слышное рычание. Во главе колонны двигался мастер оружия Андзрел Бэнр верхом на ящере, украшенном драгоценными камнями и колокольчиками, и вид у него был гордый и величественный.

– Да уж, – заметила Мез’Баррис, угадав источник сыновней ярости; ее саму переполняло негодование. – Скажи мне еще раз, почему ты до сих пор не нашел возможности убить вот этого?

Малагдорл опустил взгляд. Яростное соперничество между мастерами оружия Первого и Второго Домов уходило корнями на несколько десятилетий в прошлое, и началось оно с легендарных сражений между Утегенталем Армго и Дантрагом Бэнром. Казалось, то же самое произойдет и с их преемниками, и Малагдорлу хотелось этой битвы сильнее всего на свете. Но Андзрел в последнее время старательно уклонялся от любых конфликтов.

И Мез’Баррис знала, почему. Она знала о Тиаго, который приобретал могущество и завоевывал себе имя, знала о старшем сыне Квентл, Аумоне, который только что завершил первый год обучения в Академии. Андзрел вел свою игру осторожно, потому что любая ошибка могла стоить ему должности мастера оружия, на которую претендовала пара энергичных выскочек.

Процессия все тянулась и тянулась. Наконец Мез’Баррис заметила Громфа, который, как это ни странно, находился почти в хвосте и восседал на призрачном скакуне, переливавшемся всеми цветами радуги и постоянно менявшем форму. Сначала казалось, будто это адский жеребец, потом – некое существо, похожее на рофа, затем появлялось нечто среднее, в следующую минуту лошадь превращалась в совершенное иное животное.

На плотно сжатых губах Мез’Баррис появилась улыбка. Громф ненавидел Квентл не меньше ее самой, она знала об этом – или ей казалось, что она знает, – и с ростом: статуса магов среди подданных Ллос он должен был в конце концов свалить соперницу Мез’Баррис.

– Они не будут обедать с Ксорларринами? – полюбопытствовала жрица Таайруль, когда стало ясно, что армия Бэнров движется мимо башни магов Третьего Дома и покидает Ку’элларз’орл. К этому моменту колонна протянулась от ворот жилища Бэнров до линии гигантских грибов, которые отделяли квартал Ку’элларз’орл от остального города.

– Это же праздник Основания, – уверенно ответил Малагдорл. – Они должны пировать в Доме, у которого нет союзников… – Но уверенность исчезла из его голоса, когда две жрицы уставились на него с явной насмешкой: неужели он еще помнит об этой глупой традиции?

– Мать Квентл, без сомнения, собирается посягнуть на чье-то положение, – сказала Мез’Баррис. – Поскольку Ксорларрины скоро покинут город, она, скорее всего, сообразила, что стала уязвима. – Она подтвердила кивком эти слова, будучи совершенно уверенной в своей правоте. Дома Ксорларрин и Бэнр, Третий и Первый, окружали Баррисон Дел’Армго, но в то время как два следующих в иерархии Дома – Фаэн Тлаббар и Миззрим – были союзниками Бэнров; эти две семьи открыто враждовали между собой. И это соперничество должно было лишь усилиться после того, как самый могущественный союзник Дома Фаэн Тлаббар, Дом Ксорларрин, покинет Мензоберранзан. Желанное третье место в иерархии Домов освободится, и кто-то из этих двоих должен будет его занять. Для Матери Квентл это была плохая новость, если учесть взаимоотношения между Домами Бэнр и Армго. Хотя Дома Фаэн Тлаббар и Миззрим представляли большую силу, чем один Дом Ксорларрин, Верховная Мать Дома Бэнр никогда не могла рассчитывать на них. В отличие от Верховной Матери Зирит К’Ксорларрин, они не станут сдерживать амбиции Дома Баррисон Дел’Армго, вместе или по отдельности.

– Отсюда и тщательно подготовленный пышный парад Бэнров, – негромко заметила Мез’Баррис и многозначительно кивнула. Дочь и мастер оружия пристально уставились на нее. – Они стараются продемонстрировать свою силу и организованность, чтобы предотвратить хаос, который наверняка скоро доберется до ворот Квентл.

При этом замечании Таайруль буквально вытаращила глаза, и даже не особенно умный Малагдорл понял намек: его мать упомянула Квентл без соответствующего титула, который всегда в знак уважения прибавляли к ее имени.

Дома Мензоберранзана объявляли друг другу войну и из-за менее серьезных оскорблений.

Процессия Дома Бэнр прошла чуть ли не по всем районам Мензоберранзана, даже поднялась на холм Брешской крепости, где располагались три академии дроу, затем вышла за Западную Стену, обогнула город и, извиваясь, вернулась в район под названием Нарбонделлин, отделенный от Ку’элларз’орла грибной рощей. Дроу смотрели на это со всех балконов, из каждого окна, и, в соответствии с мензоберранзанской традицией, половина населения дрожала от ужаса, а вторая половина кивала, одобряя Бэнров и их мощь.

Достигнув Нарбонделлина, процессия разделилась: избранные группы стражников заняли позиции снаружи открытых ворот Дома Фей-Бранш. Внутрь вошли лишь самые высокопоставленные члены семьи: две сестры и брат – Квентл, Сос’Умпту и Громф, дочь Квентл, Миринейль, мастер оружия Андзрел Бэнр и Отец Велкрист, выбранный Квентл в качестве любовника и бывший когда-то магом из Дома Ксорларрин.

Даже если бы дело происходило не во время праздника Основания, эти шестеро аристократов вошли бы в чужой Дом без страха, потому что любой дроу при их приближении почтительно склонял голову.

Мать Биртин Фей встретила их в дверях в сопровождении Минолин и Отца Калагера. Биртин, казалось, была немного удивлена небольшим числом гостей, и Громф с Квентл уловили в ее взгляде еще что-то – раздражение? – когда хозяйка взглянула им за спины и заметила армию Бэнров, расположившуюся под стенами ее жилища.

Мать Биртин не смогла скрыть тревоги, провожая гостей в обеденный зал. Здесь был накрыт пиршественный стол, у которого стояло примерно сорок стульев. Половина мест была занята аристократами Дома Фей-Бранш, остальная половина предназначалась для Бэнров. Биртин взмахнула рукой. Очевидно, это был знак покинуть зал всем, кроме самых близких родичей.

– Прошу тебя, пусть все остаются, – шепотом обратилась к ней Мать Квентл. – Можешь позвать кого тебе угодно, чтобы занять пустые стулья. – Она взглянула на Минолин: – Твоего брата нет дома? Мне было бы очень приятно снова увидеть его.

Это совершенно нехарактерное для Квентл высказывание явно поразило Минолин, и они с матерью обменялись тревожными взглядами, как будто безмолвно спрашивали друг у друга: неужели Бэнры хотят собрать их всех в этом зале для того, чтобы перебить?

– Мы представляем собой два старейших Дома в Городе Пауков, – заметила Верховная Мать Бэнр. – По-видимому, время ослабило нашу связь, но в эту новую эпоху возрождения богини мы поступим правильно, если укрепим наши связи.

На лице Биртин промелькнуло выражение изумления и надежды, но, каким бы мимолетным оно ни было, Громф, разумеется, уловил его. Все знали, что Зирит К’Ксорларрии уже отправила в Гаунтлгрим большую часть своих магов, воинов и жриц, и ходили слухи, будто на Зирит оказывали давление, чтобы она освободила место своего Дома в иерархии и свое место в Правящем Совете. Фей-Бранш был Шестым Домом Мензоберранзана, поэтому имел кое-какие притязания на возвышение; неужели Мать Квентл предлагает ей поддержку, предлагает ее Дому занять третье место?

Громф поймал пристальный взгляд Минолин Фей; он в ответ едва заметно пожал плечами, и его безразличие заставило жрицу едва слышно зарычать от гнева. Она на грани срыва, сообразил архимаг и про себя поздравил сестру – если он теперь мог думать о Матери Квентл как о своей сестре – с таким неожиданным и одновременно тщательно продуманным ходом.

Мать Биртин пригласила самых достойных членов своего Дома занять свободные места, а шестеро Бэнров расположились между хозяевами, на довольно большом расстоянии друг от друга. Андзрел и Г’елдрин Фей, старые друзья еще с академии, оба прославленные мастера оружия, уселись в дальнем конце стола вместе с другими воинами и принялись обсуждать последние новости Мили-Магтир, а Отец Велкрист и маг Дома Фей-Бранш Зекнар вели дискуссию насчет возрождения Пряжи. Однако Громф не присоединился к своим собратьям-магам. Вместо этого он держался ближе к Матери Квентл, которая, разумеется, восседала во главе стола; по правую ее руку сидела Мать Биртин, по левую – Минолин Фей.

Угощение было великолепным, музыка прекрасной, но не слишком громкой, и праздник был организован с тем вниманием к мельчайшим деталям, которого следовало ожидать от благородного Дома, во всем Мензоберранзане уступавшего по древности и верности традициям только Дому Бэнр. По обычаю, гости и хозяева не вели серьезных разговоров, лишь мимолетно упомянули с презрением Дома, члены которых не присутствовали, и обе верховные матери по очереди поощряли остальных высказывать свое мнение но поводу той или иной ситуации и перспектив ее развития. В конце концов, в Городе Пауков это был единственный день всеобщей надежды и обновления, единственный день, когда считалось, что Мензоберранзан как целое превыше раздоров составлявших его семей.

– Для меня было огромной радостью получить твое приглашение, – в какой-то момент обратилась Мать Квентл к Биртин.

Громф заметил, что Минолин напряглась, потому что приглашение, разумеется, было вытребовано весьма недвусмысленно.

– Мы – старейшины, так сказать, фундамент Мензоберранзана, столпы постоянства посреди бурного моря постоянно сменяющихся союзов и власти, переходящей из рук в руки. – Мать Бэнр коротко, почти смущенно, усмехнулась и добавила: – Хотя некоторые вещи, например вершина власти в Мензоберранзане, действительно вечны.

«Какая потрясающая демонстрация высокомерия, – подумал Громф, – назвать себя вершиной власти». Но он не был удивлен, в отличие от Биртин и Минолин, и это утверждение не захватило его врасплох, скорее заинтриговало. Если бы его сестра заявила нечто подобное еще вчера, Громф счел бы это напыщенной болтовней, но сейчас, после того как сестра узнала все то, что знала Ивоннель, он понял, что это коварный трюк.

Мать Ивоннель Вечная никогда не совершала ошибок, и поэтому Громф ожидал – к собственному изумлению – такой же мудрости и от Квентл.

– Куда исчезли доверие и дружба между Бэнрами и Домом Фей-Бранш? – спросила она с нарочито печальным вздохом.

– Без сомнения, они ослаблены смертью, – ответила Мать Биртин, и в голосе ее прозвучало едва заметное раздражение.

Громф закашлялся, чтобы скрыть смех. «„Ослаблены смертью“, – прямо в точку», – подумал старый архимаг; за последние несколько десятков лет Дом Фей-Бранш безвременно лишился многих аристократов. Биртин и ее Дом отступили в тень и заняли оборонительную позицию, подозревая, что виновным в этих безвременных смертях является Дом Бэнр, – и не без оснований.

– Да, – подыграла ей Квентл. – Слишком ослаблены.

Минолин Фей в явном волнении заерзала на своем стуле; казалось, она готова была выпалить напрашивавшийся сам собой и полностью неуместный вопрос, зачем Мать Квентл потребовала приглашения на обед.

– Мне сказали, что Мать Зирит скоро покинет город, – заметила Мать Биртин. – Интересно, что произойдет с башней Ксорларринов в квартале Ку’элларз’орл?

– Она не будет открыта для нового Третьего Дома, – ответила Мать Квентл.

– И неважно, кто займет это место? – коварно спросила Мать Биртин.

– Это будет не Фей-Бранш, если таковы твои мысли, – произнесла Мать Квентл, и теперь даже Громф не сумел скрыть своего изумления. Минолин снова пошевелилась – казалось, сейчас она наверняка ляпнет нечто неподобающее. Мать Биртин отодвинулась от Квентл, приоткрыв рот. Внезапно все сидевшие за столом смолкли, и Громф принялся вспоминать слова подходящего заклинания, которое мгновенно перенесло бы его подальше от смертоносной застольной стычки.

– Ты не настолько юна, чтобы тешить себя напрасными амбициями, Биртин, – невозмутимо продолжала Мать Квентл, обратившись к хозяйке без подобающего титула и тем самым еще усугубив ситуацию. – Ни для кого в городе не секрет, что у Фей-Бранш нет союзников, и что Верховная Мать Жиндия из фанатичного Дома Меларн твердо намерена карабкаться вверх по лестнице. Если бы ты сумела добраться до места Матери Зирит в Правящем Совете, три превосходящих вас по могуществу Дома жаждали. бы твоего падения.

– Подобные разговоры неуместны на празднике Основания, – вмешалась Минолин Фей.

– Точно так же неуместно жрице забывать свое место, – осадила ее Мать Биртин.

– Твои разговоры могут стоить обоим нашим Домам благосклонности Ллос, – обратилась Минолин к Матери Квентл.

– Дорогое мое дитя, – произнесла Мать Квентл, которая была ровесницей Минолин, и ласковый голос ее источал снисходительность, – никогда не повторяй эту ошибку: не вздумай больше разъяснять мне волю Ллос.

У дроу существовала старая поговорка насчет того, что верховные матери обладают настолько тонким слухом, что могут услышать, как волос падает на пол. В этот момент в зале воцарилась такая мертвая тишина, что Громф решил, что, пожалуй, пословица не преувеличивает.

Мать Квентл взглянула на Мать Биртин, словно приглашая ее ответить, но хозяйка дома промолчала и вернулась к еде, как и все прочие. И еще долго, очень долго никто не произносил ни слова.

Когда обед подошел к концу, слуги быстро убрали посуду, и Мать Биртин провела гостей и членов своей семьи в просторный зал, примыкавший к трапезному. Присутствовавшие разделились на небольшие группы. Громф пробрался к Велкристу и другим магам, но одновременно незаметно следил за центральной группой – матерями и их верховными жрицами. Он наблюдал, как Сос’Умпту торопливо приблизилась к Матери Биртин, указывая на юг, в сторону других покоев. Мгновение спустя Биртин, Сос’Умпту и Миринейль удалились в том направлении, оставив Мать Квентл – какое удобное совпадение! – наедине с Минолин Фей.

Эти двое также удалились, но в западные покои.

Громф потер большим пальцем кольцо, которое носил на указательном; это позволяло ему незаметно следовать за женщинами; он видел, что они покинули соседнюю комнату, миновали короткий коридор и через двойные двери вышли на балкон. С балкона открывался вид на колонну Нарбондель, за которой тянулись западные районы Мензоберранзана.

Мать Квентл со странным выражением лица оглянулась. Взмахнула рукой, и дверь закрылась; но не просто закрылась, понял Громф: его чары больше не действовали, мысленная связь прервалась. Велкрист, стоявший рядом, болтал что-то об экспедиции Ксорларринов в Гаунтлгрим, а маги Фей-Бранш внимали каждому его слову. Успех Ксорларринов, единственного Дома дроу, который сумел поднять темную магию до божественного уровня, имел огромное значение для них как чародеев и дроу-мужчин. Громф сделал вид, будто слушает. Разумеется, он знал о происходящем в Гаунтлгриме гораздо больше, чем когда-либо станет известно Велкристу, потому что он сам, Громф, организовал эту экспедицию. Но архимаг пристально смотрел на восток, на двери, за которыми скрылись Мать Квентл и Минолин Фей, и уже буквально ждал, что сейчас взрыв уничтожит западное крыло дворца Фей-Бранш.

Он больше не мог предсказывать действий Квентл, понял он в этот момент, не мог ее контролировать, не мог даже оказывать на нее сколько-нибудь заметное влияние.

Последствия дара, которым он наделил собственную сестру, тяжелым бременем легли на его старые плечи.

– Я должна извиниться перед тобой, – обратилась Квентл к Минолин, когда они остались наедине. Свечение Нарбондели начинало тускнеть, близился вечер.

Жрица пристально смотрела на Мать Бэнр, и на лице ее застыло выражение недоверия.

– Уже многие годы: я оскорбляла тебя, считала тебя достойной только презрения, считала тебя всего лишь сопливой девчонкой, – продолжала правительница Мензоберранзана. – Я позволила тебе занять высокое положение в Арак-Тинилит единственно из уважения к твоему древнему славному роду. Разумеется, Дом Фей-Бранш должен быть достойно представлен в Академии Ллос, но, с другой стороны, если подобной чести удостоено такое жалкое существо, как ты, следует задуматься, насколько высоким на самом деле является этот пост.

Минолин буквально окаменела, услышав это оскорбление, прищурилась, сжала одну руку в кулак. Ей хотелось воспользоваться плетью, но Бэнр знала, что у Минолин не хватит на это смелости. Эта женщина была не воительницей, но интриганкой, она действовала в тени, осторожно, с помощью различных ухищрений.

– Но я не понимала, насколько крепки твои кости, – говорила Бэнр, – не догадывалась об уме, который ты скрываешь за тупым взглядом своих тусклых глаз.

И при этих словах глаза жрицы вспыхнули! Минолин явно была выведена из равновесия, оскорблена, разгневана – но ее загнала в угол противница, одолеть которую она даже и не надеялась.

– Ты решила, что сумела завлечь Громфа в свои сети, – уже открыто издевалась Бэнр. – Ты действительно решила, что сможешь обратить его неодобрение и недовольство недалекой Квентл против вечных Бэнров?

Это резкое замечание заставило Минолин попятиться. Ясно было, что для нее игра окончена. Долгие годы она незаметно обрабатывала Громфа с помощью лжи, хитрости, нашептывала ему возмутительные речи против Квентл – этой ведьмы Квентл! – которую Громф ненавидел на протяжении многих десятков лет.

Мать Квентл наблюдала, как мысли эти отражаются на лице побежденной жрицы, как она мечется между гневом и страхом, желанием наброситься на противницу с плетью ил и чарами в надежде каким-либо образом одержать верх, отвратить собственную гибель. Но она двигалась по спирали, знала Бэнр, и эта спираль вела Минолин вниз, в бездну отчаяния. Да, она по-прежнему мыслила логически – она была отнюдь не дурочкой, но расчетливой и хитрой ведьмой, истинной служительницей Госпожи Ллос!

И поэтому Минолин, вне всякого сомнения, поняла, что внезапное прозрение ее главного врага, этой Верховной Матери, стоявшей напротив нее, пришло от самой богини.

И поняла, что ей, Минолин, настал конец.

Минолин подняла руку – даже мышь, загнанная в угол, будет сражаться за собственную жизнь, – но, разумеется, Мать Квентл оказалась быстрее. В руке ее возникла плеть, и пять извивавшихся голодных змей устремились к несчастной Минолин; с помощью телепатии они обращались к ней с жестокими оскорблениями, а зубы их вонзались в нежное тело женщины. Жрица широко раскрыла глаза от ужаса, когда почувствовала удовольствие К’Софры, желавшей насытиться ее кровью. Минолин ахнула в ужасе и отшатнулась, когда клыки Зинды появились у ее лица, потому что Зинда более всего наслаждалась страхом своих врагов.

«Не сопротивляйся», – посоветовала ей третья змея, Хсив, и успокаивающая мелодия зазвучала в сознании Минолин, составляя страшный контраст с мучительной болью, причиняемой ядом змеи Кворры.

Пятая змея, Ингот, не укусила женщину, она раскачивалась перед глазами пораженной ужасом Минолин, пока та бессильно привалилась к стене. Мать Квентл знала, что в черных глазах змеи Минолин увидит надежду, потому что живые змеи ее плети давали хозяйке советы, как действовать, и спрашивали у нес разрешения продолжать пытку.

Минолин Фей была побеждена. Когда змеи оставили ее, она не упала лишь благодаря тому, что опиралась спиной о стену.

Затем Мать Квентл схватила ее железной рукой за локоть и увлекла прочь с балкона в небольшую гостиную. Бэнр толкнула Минолин вперед. Жрица наткнулась на стулья и едва не упала на пол.

Несколько мгновений она пыталась восстановить равновесие, казалось, она вот-вот рухнет без сил; но затем жрица выпрямилась и, резко развернувшись, взглянула в лицо противнице.

– Ты осмеливаешься наносить мне удар в моем собственном доме? В праздничный день?! – прорычала она, но слова застряли у нее в глотке, потому что Бэнр подняла руку с длинными ногтями, похожими на когти, и магическим образом заставила женщину смолкнуть.

– Сдавайся, – просто произнесла она.

Минолин, конечно, хотела выкрикнуть оскорбление, но вместо этого упала на колени, повинуясь более мощной магии, и не в силах была подняться, не в силах была противиться воле Квентл Бэнр.

– Я больше не рискну недооценивать тебя, коварная убийца, – произнесла Мать Квентл. – Напротив, мое презрение к тебе сменилось…

В этот момент в комнату ворвался Громф.

– …восхищением, – закончила Мать Квентл, коварно улыбаясь и взглядом как будто спрашивая архимага, почему он отсутствовал так долго.

– В… в такой день? – запинаясь, пробормотал потрясенный Громф. – И сейчас?

Мать Квентл опустила плетку, и змеи несколько успокоились, когда она спрятала оружие в петлю из шкуры виверна, висевшую у ее бедра. Она безмятежно подняла руки, словно сдаваясь.

– Решай, на чьей ты стороне, – обратилась она к Громфу. – Паучья Королева не потерпит, чтобы ее архимаг делил свою привязанность между двумя Домами – только не в это необычное время. Ты надеялся тайно руководить Домом Бэнр, и всего неделю назад твой выбор был бы легким.

– Дорогая сестра, – начал Громф, и в этот миг лицо правительницы Мензоберранзана исказил гнев, груз прожитых веков, и на долю секунды на него взглянула его могущественная мать.

– Мать, – быстро поправился он, опустив взгляд.

– Нет! – воскликнула Минолин Фей, широко раскрыв глаза, потрясенная покорным видом всесильного Громфа.

– Ты никогда не станешь главой Бэнров, – спокойно заметила Верховная Мать.

– Убей ее! – крикнула Минолин. – Это всего лишь Квентл!

Громф резко поднял голову, и во взгляде его загорелся гнев, но гнев был направлен на Минолин, а не на его сестру. Жрица Фей-Бранш отступила на несколько шагов и вытянула перед собой руки, защищаясь, словно ожидала, что Громф уничтожит ее на месте.

– Я ношу ребенка! – взвизгнула она, падая ниц на пол. – Твоего ребенка! – умоляющим, жалобным тоном произнесла она.

Мать Квентл понимающе усмехнулась, когда изумленный Громф посмотрел в ее сторону. Кивнув на Минолин, Верховная Мать начала колдовать, и маг последовал ее примеру. Над распростертой на полу жрицей возникли две призрачные руки – одна мужская, вторая женская – и вместе они схватили женщину за одежду и резко подняли ее на ноги – так резко, что она далее не сразу поняла, что стоит.

Она хотела было что-то сказать, но Громф и Мать Квентл жестами велели ей молчать, а затем все трое затихли и прислушались: где-то в недрах дома Фей-Бранш раздался шум, послышался грохот, пронзительные вопли, визг, звон разбитых кубков и падающей мебели.

– Дом Бэнр объявил нам войну! – ахнула Минолин Фей.

– В чем дело, Мать? – спросил Громф, обернувшись к Квентл.

Но на лице Матери Мензоберранзана застыло безмятежное выражение, и двое других поняли, что это не нападение.

Внутренняя дверь гостиной распахнулась, и вошла женщина-дроу необыкновенной красоты, в походке и внешности которой чувствовалось могущество.

– Йор’таэ, – приветствовала ее Мать Квентл; этим именем называли самое великое из Избранных существ Госпожи Ллос, одну из жриц, которая стала воплощением Ллос в Войне Паучьей Королевы. Мать Квентл, правительница Мензоберранзана, самая могущественная женщина-дроу в Городе Пауков, склонилась перед вошедшей в глубоком почтительном поклоне.

Минолин, увидев призрак, воплощение самой Паучьей Королевы, сглотнула ком в горле. Позади призрачной женщины, в соседней комнате, виднелись члены Дома Фей-Бранш и четверо оставшихся Бэнров, и все они стояли на коленях, смиренно опустив взгляды.

Минолин неловко пошевелилась, едва заметно, но Мать Квентл заметила это движение и обо всем догадалась. Минолин понимала, что тоже должна встать на колени, особенно потому, что Громф опустился на пол рядом: с нею. Она хотела последовать примеру остальных, но не могла, сообразила Бэнр, потому что аватар, стоявший перед ними, жрица, которую некогда звали Данифай Йонтирр, не позволяла ей.

Мать Квентл устремила на Минолин многозначительный взгляд и издевательски усмехнулась. Обе женщины поняли, что теперь любые планы мести Матери Квентл, которые могла бы лелеять Минолин Фей, развеяны навсегда.

Воплощение Госпожи Ллос проплыло по комнате мимо Минолин, задержавшись лишь чтобы положить ладонь на еще плоский живот дрожавшей жрицы. Затем она остановилась перед Верховной Матерью, кивнула, улыбнулась и одарила Квентл Бэнр страстным поцелуем.

– Моя вечная служанка, – произнес призрак, ласково погладив нежную щеку Верховной Матери.

Затем она проследовала мимо Квентл, вышла на балкон, проплыла над перилами и растаяла.

– Ллос посетила нас! – вскричала какая-то жрица в соседней комнате, и несколько дроу осмелились подняться на ноги.

– Праздник принес нам удачу! – заорал кто-то еще – и действительно, праздник Основания был днем, когда все дроу Мензоберранзана надеялись на появление Госпожи Ллос, служившее знаком того, что она благоволит к своему народу.

Радостные возгласы наполнили огромный дом, затем раздались на улице. «Скоро всему городу станет известно о явлении Ллос», – подумала Мать Квентл. И Мать Мез’Баррис об этом тоже узнает.

Рядом возникла Мать Биртин, и Бэнр с удовлетворением увидела на ее лице почтительное выражение.

– Это знак для всех нас, – спокойно объяснила Бэнр. – Дом Фей-Бранш теперь неуязвим. Теперь у вас появился союзник.

Мать Биртин склонилась перед могущественной правительницей Мензоберранзана.

– Вы поженитесь, – приказала Мать Квентл Громфу и Минолин.

– Поженимся? – даже поперхнулся Громф, потому что Минолин была отнюдь не первой жрицей, которой он сделал ребенка; и если бы все шло как прежде, она была бы не последней.

Мать Квентл обернулась и жестом велела Сос’Умпту и Миринейль выйти из комнаты, движением руки заставила дверь захлопнуться за ними. В помещении с ней остались лишь Биртин, Громф и Минолин.

– Ты носишь ребенка, и этот ребенок – девочка, – обратилась она к Минолин. – Она будет воспитываться в Доме Бэнр, и отныне ты будешь жить рядом со мной.

– Минолин – верховная жрица Дома Фей-Бранш! – запротестовала Мать Биртин, но Бэнр взглядом заставила ее молчать.

– Твоя дочь станет моей преемницей, – продолжила Бэнр. Биртин едва не задохнулась от изумления. – И ты назовешь ее… – Она устремила на Громфа коварный взгляд.

– Ивоннель, – негромко закончил он, сообразив, в чем дело.

Мать небрежно подошла к Минолин, которая дрожала всем телом. Бэнр подняла руку, прикоснулась к гладкой щеке женщины, и жрица безуспешно попыталась уклониться от прикосновения.

– Если ты не сможешь выполнить свою миссию, ты будешь подвергнута вечным мучениям у ног Паучьей Королевы, и яд ее будет течь в твоих жилах, причиняя тебе нестерпимую боль, – предупредила она.

– Я буду служить тебе, – тонким, дрожащим голосом произнесла Минолин. – Когда ребенок родится, я воспитаю его как должно…

– Ты всего лишь сосуд, и ничего более, – резко перебила ее Мать Квентл. – Неужели ты считаешь себя достойной воспитывать Ивоннель Бэнр?

Минолин не осмелилась ответить.

– Ивоннель Вечная, – произнесла Мать Квентл, обернувшись к Громфу. – Воспитание ребенка начнется прямо сейчас.

Громф не сразу понял, о чем идет речь, но когда до него дошло, лицо его исказилось от ужаса, и он, не веря услышанному, воскликнул:

– Нет!

Но Мать Бэнр смотрела на него с самодовольной усмешкой. Она и Громф представляли себе одну и ту же картину: щупальца Мефила ползают по обнаженному телу Минолин Фей-Бранш, пробираются к нерожденному ребенку и передают ему воспоминания и способности, которые Громф сохранил в расколотом черепе своей убитой матери.

Глава 4 Непрощенный

Пятеро покрытых грязью путников вступили в северную часть перевала, который вел на юг через горную цепь Хребта Мира. Их путешествие из Десяти Городов по тундре прошло без приключений, но оказалось отнюдь не легким, поскольку наступила весна, и снег начал таять. Среди покрытых льдом участков и слякоти скрывались бездонные трясины, подземные воронки и пещеры, в которые мог провалиться всадник вместе с лошадью, а из оттаявших грязевых луж поднимались огромные пузыри, похожие на волдыри. Подобные округлые «холмы» грязи, смешанной со снегом, появлялись по обе стороны тропы, иногда прямо на пути, и изредка лопались, обдавая путников холодной слякотью.

Эта компания более чем достаточно насмотрелась на подобные природные «грязевые бомбы» – особенно те трое, что шагали рядом с высоким скакуном, на котором ехали мужчина и женщина. Одежда и лица у них были практически одного цвета, с головы до ног их покрывала бурая жижа, и когда кто-то из путников улыбался, что случалось редко, даже на зубах виднелись пятна грязи. Тяжелые сапоги с трудом удавалось вытащить из липкой земли, и каждый шаг сопровождался чавкающим звуком.

– По этой мерзкой стране я точно скучать не буду, – произнесла женщина-дворф, подняла ногу и принялась счищать с сапога налипшую грязь. Потеряв равновесие, она пошатнулась и врезалась в огромного коня; тот недовольно фыркнул и тяжело топнул огненным копытом. Бурая жижа полетела во все стороны, дворф и два ее пеших спутника отпрянули, пригнув головы.

– Эй, держи в узде своего вонючего коня! – взревела дворф.

– А я и держу его узде, – небрежно бросил Артемис, Энтрери, сидевший высоко в седле. – Он же не втоптал тебя в землю, правильно? И поверь мне, адский жеребец сделал бы это с огромным удовольствием.

– Ба! – фыркнула в ответ дворф по имени Амбра и, сняв со своего плеча кусок грязи, швырнула его в сторону Энтрери.

– Не лучшее время года для путешествий по тундре, как я и ожидал, – заговорил брат Афафренфер. Монах проходил обучение в Землях Бладстоуна, в горах Дамары, неподалеку от пустошей Ваасы, скованных вечной мерзлотой, поэтому лучше своих спутников был знаком с местностью Долины Ледяного Ветра. – Нам стоило еще дней десять провести в одном из городов.

Афафренфер говорил, не поднимая головы, покрытой шерстяным капюшоном, поэтому не заметил, как нахмурилась женщина, сидевшая на коне позади Энтрери.

– Еще десять дней, и больше монстров проснутся после зимней спячки и будут рыскать вокруг в поисках добычи, – возразил Энтрери, и все поняли, что он сказал это, только чтобы успокоить Далию. Женщина пребывала в дурном настроении после того, как дней двенадцать тому назад они оставили Дзирта До’Урдена на склонах Пирамиды Кельвина. Разумеется, на самом деле никто из закаленных искателей приключений не боялся монстров; напротив, всем далее хотелось поучаствовать в каком-нибудь сражении.

Они очнулись в зачарованном лесу после сна, который длился восемнадцать лет, хотя им самим показалось, будто они провели там всего одну ночь. Сначала путники были потрясены этим открытием, но потом смирились и попытались взглянуть на волшебное событие с другой стороны. Как сразу заметила Амбра, уснули они, будучи беглецами, спасавшимися от многих могущественных врагов, а проснулись свободными, даже забытыми всеми, и могли выбрать себе новые имена; впервые за многие десятилетия они ощущали себя в относительной безопасности.

Но с той ночи на Пирамиде Кельвина настроение у всех испортилось, особенно у Далии, и пока они шлепали по бесконечной грязи Долины Ледяного Ветра, гнетущая, мрачная атмосфера царила в отряде.

– Мы пока не добрались до цивилизованных земель, – предупредил Эффрон, пятый член отряда, невысокий, худощавый колдун-тифлинг с чудовищно искалеченным телом: шея и плечи его были искривлены так, что бесполезная правая рука болталась за спиной.

Все взгляды обратились к нему. Это были практически первые слова, которые он произнес с того дня, как они покинули гору.

– Значит, ты их видел? – спросил Энтрери.

– Разумеется они следуют за нами, и меня несколько пугает то обстоятельство, что мои спутники не заметили явных признаков их появления.

– А тебе не кажется, что пора бы перестать говорить загадками? – фыркнула Амбра.

– За нами следуют какие-то существа, – вмешался Афафренфер. – Уже больше суток. Огромные фигуры, крупнее гоблинов, даже хобгоблинов.

– Великаны? – сверкнув глазами, спросила дворф.

– Йети, – сказал Афафренфер.

– Расскажи подробнее. – Энтрери оперся руками о шею своего магического адского жеребца и наклонился вперед; очевидно, слова монаха забавляли его.

– Вааса кишит этими тварями, – объяснил монах. – Они весьма жестокие, и известно, что даже царапина когтя йети приводит к болезни и мучительной смерти – в случае, если тебе повезет и он не сожрет тебя живьем.

– Никогда о таких не слышала, – заметила дворф.

– Я тоже, – добавила Далия.

– Тогда давайте надеяться, что это просто призрак, примерещившийся усталому монаху на грязной троне, – проворчал Афафренфер и двинулся вперед.

– Ну что ж, поскольку вы двое сидите высоко, а не ползете по грязи, как остальные, советую внимательно оглядывать горизонт, – сказал Эффрон. В его голосе ясно слышалось пренебрежение – следствие общего недовольства, царившего в отряде с тех пор, как они покинули Десять Городов. Особенно резкие противоречия возникли между калекой-тифлингом и его матерью, Далией.

Далия в ответ на эти слова окинула колдуна жестким, злым взглядом, но Энтрери, по-прежнему склонившись к гриве лошади, насмешливо улыбался.

Тропа сужалась, они начали подниматься в гору среди лабиринта покосившихся валунов, и поэтому все нервничали: огромные камни могли служить прекрасным укрытием для хищников. Вскоре тропа выровнялась, затем начала спускаться в ущелье, окруженное высокими горами. Любой путешественник, проходивший через перевал, невольно воображал, что высоко над головой притаились враги, готовые обрушить на него дождь смертоносных стрел или град камней.

Энтрери и Далия ехали во главе отряда на адском жеребце, и этот выбор оказался удачным. Едва отряд успел выйти на ровную дорогу, которая хотя и стала шире, но была усеяна камнями, как земля разверзлась у них под ногами. Из своей засады – озерца грязи – выскочило огромное волосатое мускулистое существо.

Тварь походила на помесь высокого мужчины и могучего медведя, и в мгновение ока она выпрямилась во весь рост, высоко подняла над головой мощные руки с грязными когтями и приготовилась к нападению.

Адский жеребец встал на дыбы, выпустил из широких ноздрей облачка черного дыма, но не испугался, как испугалась бы на его месте обычная лошадь. Адские жеребцы не ведают страха – только ярость.

Далия ловким движением скатилась с крупа животного, когда то подняло над землей передние копыта. Она приземлилась на ноги, но едва не поскользнулась на размякшей земле и быстро отскочила в сторону, чтобы ее не затоптал приготовившийся к бою адский жеребец. Она хотела было обойти лошадь и Энтрери, чтобы напасть, и уже приготовила свой магический посох, состоявший из четырех секций, но в этот миг услышала сзади оклик Амбры. Машинально обернувшись, Далия увидела, что йети вышел на охоту не один.

Тундровое чудовище сумело так искусно замаскироваться, что никто не заметил его. Однако, несмотря на неожиданное нападение, Энтрери удалось удержаться в седле, хотя и в последнюю минуту; он крепко ухватился за поводья и изо всех сил прижал их к груди.

Йети опустил на адского жеребца когтистые лапы, а тот, в свою очередь, пнул неприятеля передними копытами. Чудовище заворчало, отброшенное этим ударом назад, а адский жеребец испустил потусторонний пронзительный вопль, в котором, возможно, звучала и боль, но прежде всего – гнев.

Конь опустился на четыре ноги и попятился так резко, что Энтрери едва не перелетел через его голову; впрочем, он лишь сильно ударился лбом о шею скакуна. Ассасин почувствовал, как горячая кровь струится из разбитого носа, ощутил резкую боль; затем конь прыгнул вперед, чтобы сразиться с врагом, и наездник отчаянно вцепился в поводья.

Энтрери помотал головой, чтобы разогнать пелену перед глазами, и, не желая быть затоптанным двумя монстрами, бросился вниз за мгновение до того, как могучие противники столкнулись. Рухнув на землю, он перекатился среди луж и вязкой грязи и едва успел подняться на одно колено, как за спиной у него в воздух взметнулся фонтан сырой земли и камней, и из засады выбрался второй йети. Монстр возвышался, словно гора, над человеком, стоявшим на одном колене и казавшимся совершенно беспомощным.

Эффрон, замыкавший группу, резко развернулся и увидел, как очередной йети выскочил из-за высокого валуна и взобрался на камень. Тварь выпятила могучую грудь и оглушительно взревела.

– Вопи громче, – невозмутимо вымолвил Эффрон и направил на врага свой костяной посох; из посоха, точнее, из глазниц небольшого черепа, венчающего заколдованное оружие, вырвался поток темной магической энергии.

Луч ударил йети в брюхо, его бурая шкура зашипела; и действительно, монстр взревел еще громче, пошатнулся и едва не свалился с камня.

Эффрон, не дожидаясь, пока существо придет в себя, сотворил свое излюбленное заклинание, и тело его стало плоским, двумерным, похожим скорее на тень, чем на живое существо. Колдун-калека просочился сквозь камни и ушел под землю, а йети заревел еще громче – на сей раз от злобы.

– Вы куда все собрались?! – заорала Амбра в тот момент, когда исчез Эффрон. Афафренфер присоединился к Далии, и они со всех сил бросились прочь от йети, атакованного полутифлингом, по направлению к новой твари, возникшей между двумя плоскими камнями, каждый из которых высотой был монаху по пояс.

– Погодите-ка, а мне куда? – окликнула дворф, прыгая вокруг в поисках пропавшего Эффрона, затем повернулась к разъяренному обожженному йети, глянула на Далию и Афафренфера и рванула вслед за ними. «Трое против одного, – подумала она. – Неплохое соотношение».

Но в следующую минуту появились еще два йети – они прятались за камнями, между которыми стояла предполагаемая жертва.

– О, клянусь всеми богами! – пробормотала дворф, резко затормозила у ближайшего валуна и сотворила заклинание, которое позволило ей нырнуть прямо в камень и слиться с ним.

– Бей сразу после меня! – велел Афафренфер Далии и, выбежав вперед, бесстрашно устремился на трех лохматых великанов. Он вскочил на камень, находившийся слева, очутился как раз перед ошеломленным йети, рядом с тем, что стоял между камнями.

Йети, притаившийся за валуном, заревел и с силой взмахнул лапой, но Афафренфер был быстрее: он подпрыгнул и перекувырнулся в воздухе; таким образом ему удалось ускользнуть от выпада одного врага и оказаться вне досягаемости другого. Йети смотрел, как монах проделывает свое сальто, и поэтому не успел уклониться от удара своего сородича. И первый йети угодил лапой прямо ему в морду.

Монах изящно приземлился на другой камень и немедленно двинул ногой в морду третьему йети. Но, несмотря на чудовищную силу удара, монстр даже не дрогнул и ответил взмахом когтистой лапы; монах вынужден был отступить к тропе.

Йети не то перепрыгнул, не то перекатился через валун и погнался за своей жертвой. Он был сосредоточен на человеке, пнувшем его в нос, и поэтому даже не заметил Далию, которая пробежала мимо его в другом направлении.

Она решила, что это хорошо.

Воительница напала на оставшихся двух йети, запутавшихся в своих лапах, и нанесла прямой удар своим магическим посохом – Иглой Коза, попав прямо в рану йети, стоявшего между камнями. Один этот удар мог бы вызвать у него вопль мучительной боли, но Далия еще усилила эффект, приказав посоху выпустить молнию.

Раздался треск, в воздух поднялось облачко серого дыма, и йети упал.

– Отвлеки их! – крикнул Афафренфер издалека.

– Разумеется, – сухо отозвалась она, словно отвлечь двух гигантских монстров для нее не составляло никакого труда.

Йети, конечно, решил, что застал человека врасплох и тот совершенно беспомощен. Любой сторонний наблюдатель решил бы так же.

Точнее, наблюдатель, незнакомый с боевым искусством предполагаемой жертвы.

Энтрери, не поднимаясь на ноги, стремительно бросился вперед и откатился в сторону от опускавшихся когтей йети. Чудовище попыталось догнать человека, топнуло ногой, предполагая придавить его к земле или расплющить.

Но Энтрери ускользал, перекатился по земле, перекувырнулся через голову и вскочил на ноги. В тот же миг он бросился в сторону, чтобы уклониться от когтей йети, и развернулся вокруг своей оси; от этого колющий удар его меча получился еще мощнее: клинок прорезал шкуру, плоть, задел толстое ребро чудовища.

С наводящим ужас ревом йети повернулся к своему врагу.

Однако Энтрери не стоял на месте: он отскочил прочь, снова сделал выпад. Но на сей раз оружие вошло в тело йети неглубоко. Человек старался держаться подальше от вертевшегося юлой чудовища, колол его снова и снова, заставляя врага растерянно топтаться на месте. Вскоре движения монстра стали механическими, и Энтрери внезапно остановился, низко пригнулся, лапы йети просвистели над ним, а сам он метнулся в противоположную сторону.

Затем Энтрери высоко подпрыгнул и вонзил кинжал под правую лапу йети; оружие-вампир легко разрезало сухожилия и мышцы. И Энтрери позволил своему магическому кинжалу насыщаться, высасывая жизненную силу гигантского существа.

Как же оно выло!

Тварь яростно замолотила лапами, и одна из лап задела Энтрери, который, пригнувшись, отступал прочь; чудовище даже помогло ему, оттолкнув от себя, и теперь человека и монстра разделяли несколько шагов. Энтрери перекатился, снова вскочил на ноги и развернулся лицом к врагу.

Йети налетел на него со страшной силой, однако сейчас одна его лапа безжизненно болталась. Энтрери тоже бросился в атаку, но в последнюю секунду уклонился от наступавшего монстра, рубанул его мечом, и тот покатился по земле. Энтрери в мгновение ока очутился за спиной йети; он ударил одновременно мечом и кинжалом, погнался за жертвой, нанося ей новые и новые раны и не давая возможности остановиться и развернуться. Он бил мечом по здоровой лапе йети, одновременно колол кинжалом, оставляя небольшие раны, незначительные уколы. Но при каждом таком уколе кинжал-вампир пил жизненную силу врага.

Впрочем, йети ухитрился изменить расстановку сил. Он исчез так быстро, что Энтрери даже не сразу сообразил, что монстр подпрыгнул на месте. Человек бросился вперед, а чудовище с тяжелым шлепком приземлилось у него за спиной и пустилось за ним в погоню.

Энтрери побежал к утесу, понимая, что противник скоро настигнет его, а у него сейчас ни малейшего шанса уклониться.

Он слышал совсем близко у себя за спиной дыхание монстра. Впереди возвышалась каменная стенка – до нее оставалось едва ли пять шагов.

Но Энтрери не остановился.

Вместо этого он подпрыгнул, откинувшись назад всем телом, и побежал по вертикальной стене – один шаг, два шага – затем оттолкнулся ногами от камня и перекувырнулся в воздухе. При этом он изо всех сил подбросил свой меч в воздух и перелетел через йети, который в последний миг низко наклонился у стены, чтобы схватить человека. Энтрери рухнул на спину йети, уселся верхом ему на шею, схватил кинжал двумя руками и что есть мочи вонзил зловещий клинок прямо в череп врага. Череп треснул с громким звуком, подобным грохоту камня, расколотого молнией, и йети повалился на землю.

В этот миг Энтрери поймал падавший меч и откатился в сторону, как можно дальше от чудовища, бившегося в агонии; украшенная драгоценными камнями рукоять кинжала по-прежнему торчала у йети из макушки, подобно рогу единорога.

Энтрери глубоко вдохнул и попытался сориентироваться в происходящем: обернулся и взглянул на поле боя. Он сразу же заметил, что адский жеребец и еще один йети, окутанные дымом, сцепились насмерть; во все стороны летели брызги крови и клочья шкуры. Передние ноги скакуна подогнулись, но он крепко впился зубами в лапу йети, а тварь в это время обхватила животное за горло, пытаясь свернуть ему шею. Энтрери подбежал к издохшему йети, чтобы вытащить кинжал из его черепа, и хотел было напасть на монстра, дравшегося с конем, который сейчас был уязвим, но дикий вопль, раздавшийся позади, привлек его внимание.

Он резко развернулся и увидел еще одного монстра, находившегося по ту же сторону от трона. Тот, будто обезумев, молотил лапами, рвал когтями собственную шкуру, а из разверстой раны у него в брюхе выползали пауки. Энтрери уже доводилось прежде видеть Эффрона в бою, и он понял, что этот йети тоже выведен из строя.

Он взглянул на тропу и увидел Афафренфера, спасавшегося бегством из последних сил; йети настигал его.

Энтрери рванул кинжал из черепа монстра и собрался уже броситься на помощь товарищу, но не успел он сделать и пары шагов, как монах свернул в сторону перед каким-то большим камнем; и когда йети хотел перепрыгнуть валун и продолжать преследование, камень превратился в знакомую фигуру.

Действие заклинания Амбры закончилось, и она вышла из камня, размахивая оружием. Обеими руками она сжимала огромную булаву под названием Крушитель Черепов. Очевидно, находясь внутри камня, женщина-дворф видела приближавшегося противника, потому что нанесла совершенно точный боковой удар, разбила йети колено, и тот распластался на земле.

Афафренфер, который явно предугадал этот ход, мгновенно очутился на месте сражения. Он вскочил на спину йети, коленями на затылок лежавшего ничком врага, затем подскочил и топнул ногами по хребту врага, а потом прыгнул вперед, прежде чем йети начал подниматься, и отвлек его.

И поэтому тварь не заметила Амбру, которая тоже вскочила ей на спину и нанесла чудовищной силы удар Крушителем Черепов. Оружие снова оказалось достойным своего названия.

Далия решила, что один на один она, возможно, управилась бы с тундровым йети, пусть ее оружие было не слишком эффективно против чудовищ с толстыми шкурами и прочными костями. Но когда второй йети поднялся на ноги и устремился на нее, эльфийка сообразила, что ее ждут неприятности.

Она несколько раз стукнула посохом по камню перед носом ближайшего противника, накапливая разрушительный заряд, затем выбросила посох вперед, целясь в возвращавшегося йети, и высвободила энергию. Это заставило монстра отступить на пару шагов.

Прикинув, что пора разворачиваться и спасаться бегством, Далия собралась уже сделать это, как перед ней, за спинами йети, возникла другая фигура, фигура ее сына, наполовину тифлинга. Колдун выскользнул из щели в скале и, принимая свой обычный вид, начал колдовать. Поэтому Далия удвоила усилия, стараясь удержать двух йети на месте. Она тыкала в них Иглой Коза и размахивала посохом у них перед глазами.

Из ниоткуда образовалось какое-то облако тошнотворного зеленого цвета, источавшее отвратительный запах разложения; миазмы заставили Далию отступить, хотя облако предназначалось не для нее. Оно застыло перед ней, на высоте ее роста, и окутало головы могучих чудовищ. Те принялись размахивать лапами, пытаясь отогнать зловонные газы, и забыли о Далии. Она услышала, что они задыхаются, они издавали рев, кашляли, но женщина не видела их голов из-за мутных магических паров.

Далия отступила еще на шаг, разделила посох на три секции и принялась вращать ими. Схватившись за центральную секцию, она начала свой боевой танец, и с каждым ее движением две свободные секции вращались все быстрее. Она поднимала руки, резко дергала за центральный шест, и вращавшиеся боковые части ударялись о камни и время от времени друг о друга, рассыпая искры, которые немедленно поглощала магическая Игла Коза.

Йети, окутанные зловонным облаком, продолжали бестолково молотить лапами. Один наконец сообразил, что надо пригнуться, но, вынырнув из магического облака, начал вдруг дергаться, реветь и извиваться – это колдун, стоявший у него за спиной, направил на него лучи жалящей магической энергии. А потом чудовище охватило магическое черное пламя, пожирающее его шкуру и плоть.

И йети рухнул на землю; над ним курился дымок. Затем из зеленого облака появился второй, споткнулся о камень; подбородок и грудь его были покрыты рвотными массами, но он упрямо тянул свои когти к Далии.

Она нанесла жестокий удар, и энергия, заключенная в посохе, ужалила чудовище. Далия перехватила посох за внешнюю секцию и принялась вращать им, словно кнутом, набирая скорость, а потом ударила, словно атакующая змея, била снова и снова, но чудовище упорно продолжало подниматься на задние лапы.

Она почувствовала себя так, словно выбивает пыль из гобелена, причем не причиняет ему ни малейшего вреда!

Далия выругалась и пожалела, что не носит с собой меча.

Она выругалась снова, когда второй йети опять встал, хотя тело его горело и дымилось; бурлящее вонючее облако больше не беспокоило его. Когда он, в свою очередь, выступил вперед, пройдя между валунами, эльфийка попятилась, ближайший противник последовал за ней, а второй уже растопырил лапы.

Но обожженный монстр собирался напасть вовсе не на Далию. Она сообразила это только тогда, когда второй йети оцарапал когтями затылок первого, и когда этот первый развернулся, чтобы ответить, тот вскочил на сородича и повалил его наземь.

Далия отшатнулась, не понимая, что происходит, и вдруг снова заметила Эффрона, который обошел колдовское облако и камни, держа перед собой костяной посох. Глазницы черепа светились алым огнем. И тогда она сообразила, что второй йети был мертв, и, будучи мертвым, служил Эффрону.

Это сделал ее сын.

Она смотрела на все это, словно завороженная, загипнотизированная, ошеломленная, и душу ее одновременно переполняли гордость и ужас.

Потусторонний вопль адского жеребца вывел ее из транса, и Далия, резко обернувшись, увидела, что Амбра и Афафренфер стоят над другим мертвым йети. А оставшееся в живых чудовище отступало на север и рвало когтями свое брюхо, преследуемое стаей пауков. И, наконец, она увидела Энтрери – ассасин посреди тропы молотил мечом по черепу йети, появившегося самым первым, а тот продолжал извиваться и терзать глотку адского жеребца. Призрачное животное лежало на боку, и фигура его начинала таять.

Амбра и Афафренфер бросились на помощь Далии, и: все трое остановились, наблюдая за происходившей поблизости дракой. Казалось, йети-зомби не под силу было справиться с живым сородичем, но он отвлекал монстра, пока Эффрон осыпал его стрелами черной магии. Живому йети наконец удалось высвободиться. Зомби неподвижно повалился на землю, ни на что больше не годный, но раненая тварь, очевидно, потеряла желание сражаться и побежала на север. Последний луч разрушительной энергии из костяного посоха колдуна настиг йети на бегу.

– Великолепно, – заметил Афафренфер, когда Эффрон прикончил последнего врага.

– Спасибо, – отозвался колдун.

– Все мы были великолепны, я хотел сказать, – заметил монах. – Мы могущественная пятерка.

Эффрон лишь хмыкнул и прошел мимо спутников.

– Не будем здесь задерживаться, – предложил Энтрери. – Надо убираться подальше от этого места, пока не вернулись те двое, да еще друзей с собой не привели.

Вдруг он буквально подпрыгнул на месте от неожиданности, и это движение и его взгляд заставили Далию, монаха и дворфа быстро обернуться.

Йети, убитый Амброй, снова поднялся на ноги; мозговое вещество капало из проломленного черепа. Чудище, тяжело переваливаясь, побрело за Эффроном, который ушел уже довольно далеко. Мгновение спустя глазницы черепа на посохе колдуна вспыхнули снова, и убитый Энтрери йети зашевелился и неловко встал.

– Мне это как-то не шибко нравится, – заметила Амбра и подняла перед собой свой священный талисман.

– Придется привыкать, – ответил Эффрон, причем в его голосе прозвучало ясное предупреждение: он не потерпит попыток дворфа отогнать своих новых рабов. Калека-колдун взглянул на Энтрери и приказал: – Веди нас.

Энтрери не сводил взгляда с Эффрона и его зомби. Ассасин опередил того монстра, которого только что убил, и поднял с земли обсидиановую статуэтку. Он не мог призвать адского жеребца так скоро после сражения, поэтому сунул фигурку в карман и жестом велел Далии и остальным догонять их.

– Ты, прикажи своим зверушкам идти позади, да подальше от нас, – обратилась Амбра к Эффрону, когда они цепочкой двинулись вперед. – Второй раз повторять не буду.

Эффрон лишь издал короткий циничный смешок.

Несмотря на протесты дворфа и явное беспокойство остальных, в ту ночь, когда они разбили лагерь, зомби-йети стояли на страже. Эффрон держал чудовищ при себе всю дорогу через перевал и пока они шли через холмы, лежавшие к югу от Хребта Мира. Он отпустил их обратно в царство мертвых, только когда впереди показались башни Лускана, потому что даже в этом городе презренных пиратов подобные немертвые «стражи» вряд ли могли найти радушный прием.

Путники приблизились к городу к северу от реки Мирар. Ворота охраняла группа воинов.

– Какое у вас дело в Городе Парусов? – спросил один из них, похотливо глядя на Далию. Однако он не узнал ее. В Лускане Далия была объявлена в розыск, за ее поимку обещали много денег, поскольку она убила одного из верховных капитанов и забрала его магический плащ, который сейчас открыто носила.

Но городские стражники не узнали Далию, и это напомнило путешественникам о волшебном сне. Они спасались в Долине Ледяного Ветра от могущественных врагов, но с тех пор прошло почти двадцать лет.

– Мимо идем, – ответила Амбра, подошла ближе и пожала стражнику руку, при этом ловко сунув ему в руку золотую монету. – А может, и останемся, или наймемся на какой-нибудь корабль. Кто знает?

Стражник кивнул и оглянулся, указывая на строение, расположенное неподалеку от ворот.

– «Одноглазый Джакс», – сказал он. – Это для вас подходящее местечко.

– «Одноглазый Джакс»? – с подозрением повторил Энтрери и вытянул руку, чтобы помешать спутникам войти в город прежде него.

– Ага, хорошая гостиница с общим залом; там можно записаться на корабль или в торговый караван, – пояснил стражник.

– Джакс? – еще раз повторил ассасин.

– Ну да, так он и сказал, – вмешалась Амбра, но Энтрери не обратил внимания на ее слова.

– Это владелец?

– Ага, похоже, это его сокращенное имя, – не очень уверенно произнес стражник.

– Джарлакс! – выпалила Амбра, догадавшись наконец, в чем дело.

Стражник и его товарищи побледнели и нервно переглянулись; очевидно было, что это имя опасно открыто произносить в Лускане!

Энтрери развернулся спиной к воротам и направился обратно, сделав знак остальным следовать за ним.

– Мы обойдем город, – тихо сказал он.

– А как же нормальная кровать? – возразила Амбра.

– Нет.

– Ба, ну тогда я встречу вас у противоположных ворот после того, как хорошенько высплюсь! – заартачилась дворф.

– Нет, – бесстрастно заявил Энтрери, нарочно отвернулся от стражника и одними губами спросил: – Вы хотите сразу же объявить всему миру о том, что мы вернулись в страну живых?

Это заставило Амбру и прочих призадуматься. Энтрери повел их прочь, махнув рукой стражнику, чтобы тот не следовал за ними.

– Ты не доверяешь Джарлаксу? – негромко спросила Далия, когда они отошли подальше от ворот.

Энтрери фыркнул с таким видом, как будто услышал необыкновенную чушь.

– Он же спас нам жизнь, – напомнила ему Далия.

Энтрери снова фыркнул:

– Еще одна причина для меня ненавидеть его.

– Нас троих превратили в статуи, – вмешался Афафренфер, указывая на себя, Энтрери и Далию: все трое обратились в камень под взглядом медузы в зловещем замке лорда Дрейго Быстрого, чародея из Царства Теней. – Мы обратились в ничто, лишились даже наших следующих жизней в мире ином.

– Звучит замечательно, – сухо сказал Энтрери. – Мы пойдем в обход города, все мы, и больше я ничего не желаю слушать.

– Ты теперь берешься говорить за весь отряд? – спросила Далия.

– Точно так же, как это сделала ты, вздумав сражаться с Дзиртом не на жизнь, а на смерть, – быстро парировал Энтрери, и женщина прикусила губу.

Дворф, монах и Эффрон обменялись многозначительными взглядами.

– Ну ладно тогда, веди нас, придурок, – сказала Амбра. – Следующий город по дороге – Порт Лласт, если от него еще что-то осталось. Я скоро помру без кружки пива и хорошей постели, это я тебе точно говорю!

– И без ванны, – добавил Афафренфер.

– Ну, ванна – это, допустим, глупости, – проворчала дворф; и, кивнув на прощание недоумевающему лусканскому стражнику, члены отряда повернули на восток и сошли с дороги, чтобы обойти город стороной.

Глава 5 «Ура» и «хей-хо»

Луч утреннего солнца заглянул в окно и разбудил Кэтти-бри. Она медленно пришла в себя и рассталась с прекрасным сновидением. Из одежды на ней ничего не было, но ее укрывали несколько одеял, и ей было очень тепло и уютно – и стало еще теплее, когда женщина вспомнила прошлую ночь.

При этой счастливой мысли она протянула руку, чтобы коснуться своего возлюбленного, но в постели, кроме нее, никого не было. Удивившись, Кэтти-бри приподнялась на локтях и выглянула из-под одеяла.

Дзирт находился в противоположном конце комнаты, около очага; языки пламени отражались от его темной кожи, рыжие отсветы играли на длинных белых волосах. Он тоже был обнажен, и Кэтти-бри залюбовалась его фигурой, грациозными движениями; он бросил в очаг очередное полено. Полено отскочило от наполовину сгоревших сучьев и очутилось слишком близко к краю очага, и женщина услышала недовольный вздох Дзирта. Она решила, что тот сейчас возьмется за кочергу, но он не стал делать этого. Наоборот, он отодвинул небольшую железную решетку и сунул в очаг голую руку, чтобы взять полено; оно еще не загорелось, хотя в складках коры уже вспыхивали крошечные искорки.

Дзирт убрал новое полено, снова повернулся к угасавшему очагу, наклонился, затем инстинктивно отпрянул – горящий сук затрещал, и вверх, в дымоход, полетел столб искр.

Кэтти-бри спряталась под одеялами, чтобы заглушить смех; ей не хотелось, чтобы Дзирт узнал, что она за ним подглядывала. Однако, немного высунувшись, она невольно приоткрыла рот – Дзирт переворачивал тлевшие поленья голыми руками. Он взял одно, светившееся алым, и языки пламени едва не охватили его руку; но он, даже не поморщившись, положил полено поверх других.

Очевидно, удовлетворенный результатом, он взял новое полено, которое только что отложил в сторону, и осторожно поместил его поверх кучи других. Поднялся, смахнул с ладоней золу и поставил на место решетку.

– Как ты это делаешь?! – воскликнула Кэтти-бри, не вставая, и Дзирт обернулся. Взгляд женщины переместился к дальней стене комнатки, туда, где Дзирт повесил свой пояс с мечом. Она заметила эфес изогнутого меча Ледяная Смерть, выкованный в виде головы черной кошки и украшенный драгоценными камнями; ей было известно, что этот меч способен защитить Дзирта от ожогов. Неужели у него образовалась такая прочная связь с этим оружием, что оно уберегало хозяина даже тогда, когда он снимал пояс?

– Доброе утро! – приветствовал Дзирт жену. – И кстати, оно действительно доброе, несмотря на то, что зима никак не желает отступать и ветер сегодня колючий. Остальные уже ушли за лошадьми и припасами.

– Как ты это сделал?

– Сделал что?

– Ты сунул руку прямо в огонь. Она должна была обгореть до костей!

Дзирт подошел к кровати, сел рядом с женщиной и показал левую руку, на которой сверкало кольцо: алый ободок, выточенный из цельного рубина.

– Я забрал это у одного мага, аристократа-дроу, – объяснил он, снимая кольцо и поднимая его так, чтобы Кэтти-бри могла разглядеть украшение. – В туннелях Гаунтлгрима… Это долгая история, ее хорошо рассказывать в дороге. – Он протянул руку, подал кольцо Кэтти-бри.

– Оно защищает тебя от пламени?

– Так же надежно, как мой меч, – подтвердил Дзирт. – Более того, когда я впервые надел его, я почувствовал, что между кольцом и мечом существует некая связь. Мне показалось, что эти два магических предмета… с уважением поздоровались друг с другом.

Кэтти-бри недоверчиво взглянула на Дзирта – она никогда не слышала о подобных вещах. Оружие Дзирта, несмотря на свое могущество, не было разумным, насколько это понимала Кэтти-бри, а кольца, подобные этому рубиновому ободку, встречались часто. Они были не слишком могущественными, и ни одно из них не обладало способностью к телепатии или угадыванию чужих ощущений.

Она протянула кольцо хозяину, но Дзирт поймал ее руку.

– Во многих культурах кольцо – символ верности и вечной любви, – произнес он, надевая волшебное украшение на палец жене. – Отнесись к нему так же, и к тому же у него имеется дополнительное преимущество: оно защитит тебя. Я с мечом в руке, а ты с этим кольцом – вместе мы сможем пройти по раскаленным углям!

Кэтти-бри с любопытством рассматривала драгоценность. Когда кольцо скользнуло ей на палец, на долю секунды она почувствовала нечто… нечто вроде зова, донесшегося издалека, или как будто кольцо ощущало ее прикосновение точно так же, как она чувствовала прикосновение камня. Ощущение тут же исчезло, и снова это было всего лишь кольцо, выточенное из рубина, хотя оно уже изменило размер и прекрасно подходило ей, как это было свойственно магическим кольцам.

Она подняла руку с кольцом, рассматривая ее, и взглянула сквозь пальцы в лавандовые глаза дроу, которого так любила.

– Значит, остальные ушли? – спросила она.

– Еще на рассвете.

Кэтти-бри приподняла край одеяла, и Дзирту не потребовалось второго приглашения, чтобы присоединиться к ней.

– А я думал, мы вернулись сюда только за Дзиртом, – обратился Реджис к Кэтти-бри. Они шли в хвосте цепочки, продвигаясь в каменистые ущелья, окружавшие Пирамиду Кельвина, – таков был долгий и извилистый путь, ведущий к подгорному городу дворфов. Он даже не попытался скрыть свое разочарование, и Кэтти-бри его почувствовала. Он понял это, когда она остановилась и с явной озабоченностью посмотрела на него.

– А ты надеялся на битву?

– Я надеялся быть полезным, – возразил Реджис. – Я от многого отказался, когда согласился отправиться в Долину Ледяного Ветра.

– Он погиб бы, если бы не мы, – ответила женщина.

– Если бы не ты; я тут ни при чем. Тебе известны исцеляющие заклинания. Мои лечебные отвары оказались не нужны – да и сам я оказался не нужен. Если бы я остался на юге, ничего бы в итоге не изменилось.

– Ты не можешь этого знать, – вмешался Вульфгар. Он замедлил шаг, чтобы последние двое спутников догнали его. Дзирт и Бренор ушли далеко вперед, исчезли за поворотом дороги. – Что-то такое, что ты сделал, кто-то, кого ты встретил, на кого оказал влияние, возможно, и сыграло свою роль еще прежде, чем мы нашли Дзирта на вершине горы.

– А возможно, эти наемные убийцы, с которыми мы сражались на берегу озера, пришли не за ним, а за мной, и если бы я была одна, меня бы убили, – добавила Кэтти-бри.

Но Реджис покачал головой, не желая ничего слушать. Мыслями он был на юге, с «Ухмыляющимися пони». Воспоминания уносили его через Море Падающих Звезд к прекрасной Донноле Тополино и империи наемников, которой он мог бы править вместе с нею. Разумеется, хорошо было снова оказаться среди Компаньонов из Халла, но оставался еще вопрос: зачем он здесь? Долг заставил его мчаться сюда со всех ног. Но что это был за долг?

Сражаться в войне за Бренора и Мифрил Халл? Пойти и драться с вампиром? Оба деяния заслуживали похвалы, подумал он, но ни одно из них не могло превзойти те дела, которые он совершал вместе с «Ухмыляющимися пони».

Кэтти-бри схватила Реджиса за локоть, чтобы остановить его, затем подозвала Вульфгара.

– Дзирт победил в своем бою в ту ночь, когда мы нашли его, – объяснила она. – Даже если бы нас там не было, и он умер бы от ран, победа все равно досталась бы ему.

Реджис посмотрел на Вульфгара в поисках какого-либо объяснения этому удивительному высказыванию, но варвар лишь пожал плечами – очевидно, он пребывал в такой же растерянности.

– Это была битва не за его тело, а за его душу, – добавила Кэтти-бри. – За право оставаться Дзиртом До’Урденом, а такую битву ты выигрываешь или проигрываешь только в одиночку. И все же Миликки приказала нам вернуться и устроила это – а это огромное чудо, даже для богини!

– Потому что она знала, что он победит, – вставил Вульфгар, и Реджис непонимающе уставился на него, пытаясь проследить ход его мысли.

– И потому, что он победил вопреки желаниям мстительной богини, той, которую отверг в молодости, – напомнила Кэтти-бри. – Мне кажется, битва еще не закончена. Ллос не смогла заполучить его душу, но она, без сомнения, получит нечто взамен.

– Пусть попробует получить, – поправил ее Реджис стальным голосом и расправил плечи. Он порадовался, что оставил основную часть сомнений при себе, потому что сейчас они показались ему мелкими и ничтожными. Да, ему хотелось бы снова скакать верхом рядом с Дорегардо и «Ухмыляющимися пони» – то были прекрасные времена, полные приключений и с добрыми товарищами. И еще, конечно, ему отчаянно хотелось снова найти Доннолу – он не видел ее много лет, но его любовь к ней не стала меньше. Напротив, ему казалось, что он любил ее далее сильнее сейчас, чем прежде, когда она заставила его бежать от призрака Темная Душа.

Но далее эта любовь может подождать, твердо напомнил он себе. Он снова вернулся к жизни благодаря дружбе, благодаря Миликки.

Впереди раздался резкий свист. Друзья обернулись и увидели Дзирта у поворота дороги; он жестами велел им поторопиться.

Вскоре пять путешественников уже входили в город дворфов. Только Дзирт назвал свое настоящее имя, и, в отличие от раздраженных жителей Брин-Шандера, дворфы Стокли Серебряной Стрелы с нетерпением жаждали услышать изложение эпизода с балором с точки зрения дроу. Стражники провели гостей прямо к Стокли, который сидел за обычным дворфским завтраком огромным блюдом яичницы и хлеба и кувшином пива, чтобы промочить глотку.

– Ну что, – приветствовал их глава дворфов, поднимаясь и протягивая руку Дзирту, – слышал, что ты вроде болтаешься где-то поблизости. Тут кой-какие твои друзья тебя искали. Парень-монах, красотка Амбер Гристл О’Мол…

– Из адбарских О’Молов, – добавил Дзирт, и Стокли, хмыкнув, продолжил:

– Пришли они сюда тебя искать, и мы удивились, слов нет! Где ты пропадал, эльф? Прошло почти двадцать лет…

– Это долгая история, друг мой, и мне не терпится рассказать ее тебе. Но поверь, это отнюдь не самая интересная история из всех, что ты услышишь сегодня.

Дзирт кивнул другим дворфам, сидевшим в комнате, и по его взгляду они поняли, что он хочет остаться наедине с предводителем.

– Ба, ну уж нет, говорят, тебе доверять нельзя, Дзирт, – фыркнул один из них, начальник отряда рудокопов по имени Джанки. – Это во всех городах так говорят!

– Эти людишки из городов просто глупцы, – возразил Бренор.

– Нам нужно с тобой поговорить, – тихо обратился Дзирт к Стокли. – Даю тебе слово, клянусь могилой Брено… – Он смолк и слегка улыбнулся. – Клянусь могилами Боннего Боевого Топора и Тибблдорфа Пуэита, – поправился он.

Стокли кивнул, поразмыслил с минуту над этими словами, затем взмахом руки велел остальным дворфам выйти.

Как только они ушли, Дзирт отступил на шаг и указал на четверых спутников, которые стояли у него за спиной.

– Тебе не знакомы мои друзья, и все же ты уже не раз встречал их, – сказал Дзирт.

– Чего? – Стокли оглядел пришельцев, покачал головой, затем, естественно, пристально всмотрелся в лицо Бренора. Однако вскоре на лице главы клана появилось некое новое выражение, глаза его сверкнули; он как будто подумал, что все же знает этого молодого дворфа, но не мог вспомнить, кто это. Он беззвучно произнес имя, которое только что упомянул Дзирт.

– Возможно, мне следует представиться Боннего Боевым Топором, – произнес Бренор, и Стокли в полном смятении поскреб бороду и отступил на шаг.

Затем кровь отхлынула от его лица, и он, как и следовало ожидать, разинул рот.

– Представляю тебе короля Бренора из клана Боевого Топора, – объявил Дзирт.

– Быть того не может! – едва выговорил Стокли.

– Тебе что, мало безумия приходилось видеть за свою жизнь, так что ты не можешь поверить еще в такое маленькое безумие? – спросил Бренор с громким фырканьем и презрительной ухмылкой.

Стокли подошел ближе, пристально оглядел его лицо. Стокли, разумеется, никогда не видел короля Бренора в молодости, потому что Бренор был гораздо старше, но на лице несчастного потрясенного Стокли не было выражения недоверия и отрицания.

– Я же видел, как ты умер в Гаунтлгриме, – сказал Стокли. – Я сам бросил камень на твою могильную насыпь.

– А сам-то ты был в Мифрил Халле, когда Гандалуг вернулся, хотя его убили за тысячу лет до этого.

Стокли хотел что-то ответить, но несколько мгновений лишь неразборчиво шевелил губами.

– Но я же видел, как ты умер, – попытался он объяснить. – На этот раз сам видел, своими глазами.

– Ну, видел, и что такого? А теперь я вернулся. В Гаунтлгриме тоже побывал, и сейчас снова собираюсь туда, уж будь уверен. Кто-нибудь из твоих ребят ходил туда после сражения?

Стокли продолжал пялиться на короля, и казалось, вопрос лишь спустя несколько секунд дошел до его сознания. Затем он нервно откашлялся и покачал головой.

– Нет. До этих пещер долго топать по Подземью, а там кишмя кишат проклятые дроу… – Он запнулся и покосился на Дзирта. – Болтают, будто эти самые дроу захватили нижние туннели.

– Ага, так оно и есть, – подтвердил Бренор.

– И ты собираешься что-нибудь с этим сделать?

Бренор кивнул, но посмотрел при этом на Дзирта, который отчаянно качал головой.

– Возможно, попозже, – добавил Бренор, обращаясь к Стокли.

– Значит, король Бренор возродит клан Боевого Топора?

– Это долго, долго и сложно, – сказал Бренор. – Очень тебя прошу никому не болтать о том, что я вернулся.

– Если ты тот, за кого себя выдаешь, то это скорее приказ, а не просьба, – заметил Стокли.

– Если я тот, за кого себя выдаю, а я он самый и есть, тогда я прошу тебя как друга, а не приказываю тебе, как твой король.

Затем дворфы обменялись долгим взглядом, и при этом оба медленно кивали. Затем Бренор отступил на шаг, чтобы представить остальных, но прежде чем он заговорил, Стокли быстро протараторил их имена. Любому дворфу клана Боевого Топора были знакомы имена Компаньонов из Халла.

– Какой сегодня славный день! – воскликнул Стокли, когда потрясение начало понемногу проходить. – Ах, я все хочу спросить, как это так получилось, но это неважно! Важно только то, что король Бренор вернулся из Чертогов Морадина в Доме Дворфов. Хороший день для клана Боевого Топора!

Бренор изо всех сил постарался сохранить невозмутимость при упоминании о Доме Дворфов, и ему это почти удалось, так что Стокли ничего не заметил. Однако Дзирт заметил, хотя и не был уверен, в чем здесь дело. Он взглянул на Кэтти-бри, которая тоже все видела, и она в ответ на его вопросительный взгляд слегка покачала головой, словно желая сказать, что сейчас не время и не место обсуждать такие вопросы.

– Давайте выпьем за сто хороших лет для клана Боевого Топора! – воскликнул Бренор, постаравшись вложить в эти слова как можно больше энтузиазма.

– Итак, куда ты теперь? Хочешь провести лето с нами здесь, в Долине, а?

– Нет, нужно идти. Я заглянул сюда, только чтобы забрать своих друзей, и у нас впереди долгая дорога.

– Мифрил Халл?

– Скоро.

Стокли помолчал и поразмыслил некоторое время.

– И мне нельзя об этом никому говорить?

– Ни одной живой душе, – отрезал Бренор. – Я тебя очень прошу.

– Тогда зачем ты ко мне пришел? – удивился Стокли. – Почему сразу не поехал на юг? Значит, тебе что-то от меня нужно?

– Совершенно ничего.

– Но тогда зачем тебе было приходить сюда?

Бренор упер руки в бока и напустил на себя самое торжественное выражение.

– Потому что я чувствовал, что обязан это сделать, – совершенно серьезно произнес он. – Если я проживу на свете еще тысячу лет, и если после этого вернусь на землю, чтобы прожить еще тысячу, я никогда не забуду, как Стокли и его ребята сражались в Гаунтлгриме. Да, мы уже проиграли, все мы проиграли и потеряли всякую надежду, и вот появляешься ты, и рядом с тобой Пуэнт. Ни один король не может пожелать себе лучших подданных, ни один друг – более преданных друзей, это я тебе точно говорю. И поэтому моим долгом было прийти к тебе.

– Тогда твой долг – сказать об этом нам всем, кто живет под этой горой, потому что я пришел в Гаунтлгрим не один, – заявил Стокли.

Бренор удивленно посмотрел на него.

– Ты скажешь им, кто ты такой, – продолжал Стокли. – Я устрою тебе пышные проводы – о, достойные чуда, которое привело тебя обратно к нам, не сомневайся. И ты заберешься на этот чертов стол и расскажешь свою историю, мне и всем моим ребятам.

– Если рассказать об этом всем, то у нас… возникнут осложнения, – перебил его Дзирт.

– А ты скажешь моим: парням то, что сказал мне, насчет того, чтобы держать язык за зубами, – возразил Стокли.

– Лучше будет, если… – начал было Дзирт, но Бренор, продолжая смотреть на Стокли, не дал дроу договорить:

– Вы побольше бочонков прикатите, потому что история длинная, и чуть не через каждое слово придется кричать «ура» и «хей-хо».

Он хлопнул Стокли по плечу, и второй дворф ухмыльнулся от одного волосатого уха до другого и позвал дворфов, которые ждали за дверью.

– Зовите всех из рудников, – приказал Стокли. – И еще велите Жирному Горину приготовить нам королевский пир!

– Ура! – заорали дворфы, как орут все дворфы, когда подворачивается повод для возлияний.

Ни один дворф, присутствовавший в ту ночь на праздновании возвращения короля Бренора, до самой смерти не мог забыть этого.

Дворфы гордятся своим умением рассказывать истории, эпические приключения, перемежаемые печальными сказаниями о давно утраченных землях и горах золота, героических подвигах, всегда с грустным концом. Но в них проскальзывает надежда, что в следующий раз – да, всегда в следующий – приключение приведет их в лучшее место.

Древних несен было столько, столько сказаний о рудниках и городах, которые предстояло найти и вернуть, что празднование возвращения короля Бренора в ту ночь в закопченных залах под горой в Долине Ледяного Ветра началось как обычная пирушка; и лишь немногие из присутствовавших понимали, что скоро это превратится в необычный пир.

Но даже они недооценили дворфов.

Потому что в тот миг, когда он взобрался на стол, представил своих друзей и в зале еще раздавались восторженные возгласы, король Бренор увел ребят Стокли за собой в неведомые края. Его песня была не жалобой, не рассказом о потерянном королевстве. Нет, только не в ту ночь. В ту ночь король Бренор говорил о вечной дружбе, о верности и преданности, о цели более великой, чем личная жизненная цель одного дворфа.

Он рассказывал об Ируладуне и проклятии, которое он собирался превратить в божественный дар. Он открыто признал перед своими подданными свою ошибку, состоявшую в том, что он не отправился в Дом Дворфов, и попросил у них прощения, и все до единого простили его. Он говорил о Мифрил Халле, об Адбаре и Фелбарре, о короле Коннераде и Эмерусе Боевом Венце, о сыновьях-близнецах короля Харбромма, которые правили в Адбаре. Он говорил о Серебристых Болотах и королевстве орков, создание которого оказалось ошибкой.

И он вернулся к истории Гаунтлгрима, к клану Делзун, к его наследию, ко всему, что было прежде, и ко всему, что должно было возродиться.

Он говорил не о том, что могло бы быть, но о том, что должно было произойти.

И он был королем Бренором, живой легендой, и поэтому, когда он сказал все это, дворфы клана Боевого Топора поверили ему, и когда он сказал, что так должно случиться, они решительно согласились.

Поднимали кубки, провозглашали тосты и снова поднимали кубки.

– Ох уж эти дворфы, им только дай повод, – заметил Реджис, который сидел в дальнем углу рядом с Вульфгаром.

Вульфгар криво усмехнулся и сказал с лукавой ухмылкой:

– Живем только один раз.

– Два раза, – поправила его Кэтти-бри и уселась на стул между ними.

– Точно, – согласился Вульфгар. – И, кажется, некоторые только на второй раз понимают, что следует радоваться жизни.

Реджис и Кэтти-бри с интересом посмотрели на него, потом переглянулись и пожали плечами.

– Ты знаешь, что когда-то я любил тебя, – произнес Вульфгар, и на лице Кэтти-бри отразились сострадание и печаль.

– Только не это, – прошептал Реджис.

– Любил искренне, всем сердцем, – сказал Вульфгар.

– Вульфгар… – Женщина отвела взгляд, словно искала повод сменить тему.

Но Вульфгар упрямо продолжал:

– Я просто хотел, чтобы ты это знала.

– Я знаю… я знала, – уверила она его, взяла за руку и пристально взглянула ему в глаза, а он, в свою очередь, посмотрел на нее, и на губах его появилась широкая ухмылка.

– Мое сердце больше не болит, – признался он.

Кэтти-бри снова взглянула на Реджиса, но ни она, ни хафлинг не могли найти подходящего ответа.

Вульфгар рассмеялся.

– Неужели я пропустил более интересную историю, чем та, которую в очередной раз рассказывает Бренор? – спросил Дзирт, подходя к столу.

– Нет, – сказала Кэтти-бри.

– Ты пропустил извинения, друг мой, – произнес Вульфгар.

Дзирт сел на стул напротив Кэтти-бри.

– Извинения?

– Я просто говорил твоей жене о том, что моя любовь к ней была настоящей и искренней.

– И до сих пор остается, так? – спросил Дзирт.

Вульфгар снова рассмеялся от души, и в смехе этом не было ни малейшего следа иронии или сожаления.

– Конечно, – подтвердил он. – Да! А как же может быть иначе?

На лице Дзирта не дрогнул ни единый мускул.

– Взгляни на нее! – воскликнул Вульфгар. – Она прекрасна, словно рассвет, нежна, словно закат, и обещает мир и покой тому, кто рядом с ней. Ты хотел бы, чтобы я солгал и сказал тебе, что в моем сердце не осталось любви к прекрасной Кэтти-бри? От этого тебе стало бы легче путешествовать вместе со мной?

– Да, – выпалила Кэтти-бри в тот же миг, когда Дзирт страстно воскликнул:

– Нет!

Дзирт и Кэтти-бри повернулись друг к другу, и вид у обоих был такой, как будто их ударили по лицу холодным мокрым полотенцем.

– Я не собираюсь лгать ради того, чтобы сделать наше путешествие более приятным, – заявил Вульфгар. – Разумеется, я ее люблю. Всегда любил и всегда буду любить.

– Вульфгар… – начала было Кэтти-бри, но он продолжал, словно не слыша ее слов:

– И я всегда буду любить его, глупого дворфа, который подарил мне жизнь из милосердия, хотя всегда отрицает, что ему присуще милосердие. И тебя, – добавил он, глядя на Реджиса. – Когда-то я прошел до самого края Фаэруна, чтобы найти тебя, и сделал бы это снова, с песней на устах, и если бы погиб при этом, то счел бы это хорошей смертью! – Обернувшись к Дзирту, он протянул ему свою огромную лапищу, и Дзирт взял ее. – А ты, мой брат, мой друг, – обратился к нему Вульфгар. – Ты боишься моей любви к твоей жене?

Дзирт долго, пристально всматривался в глаза Вульфгара, и на губах его медленно появилась уверенная улыбка.

– Нет.

– Я никогда и ни за что на свете не предал бы тебя, – сказал Вульфгар.

Дзирт кивнул.

– Никогда, – повторил Вульфгар. Затем оглянулся на Кэтти-бри. – И она тоже, разумеется, но ты и без меня это знаешь.

Дзирт кивнул.

– Ты сказал «во второй раз», – заговорила Кэтти-бри, привлекая их внимание. – Что ты узнал?

Вульфгар взял ее руку, поднес к губам и легко поцеловал.

– Мой друг, – произнес он. – Я научился улыбаться.

Кэтти-бри посмотрела на Дзирта, на Реджиса, и все трое обменялись улыбками, смысл которых вряд ли поняли бы посторонние.

– А сейчас прошу меня извинить, – усмехнулся Вульфгар и с большим усилием встал на ноги – очевидно было, что он поднял немало кубков во время долгого рассказа Бренора. Он кивнул в дальнюю часть зала, и друзья, проследив за его взглядом, заметили симпатичную женщину-дворфа, которая смотрела прямо на него. – Хорошенькая, и мне всегда было интересно… – рассмеялся Вульфгар.

– Правда, что ли? – удивился Реджис.

Вульфгар оправил рубаху и штаны, повернулся к хафлингу и подмигнул:

– В конце-то концов, живем один раз, правда?

И неторопливо направился прочь.

Реджис фыркнул, покачивая головой.

– Иди присмотри за ним, – попросила Кэтти-бри хафлинга, но когда Реджис уже встал со стула, Дзирт жестом остановил его.

– Ты что-то знаешь? – спросила Кэтти-бри.

Дзирт не сводил взгляда с уходившего варвара.

– Я знаю, что он хочет радоваться жизни. У него легко на душе.

Кэтти-бри собралась возразить, но передумала. Она тоже посмотрела на Вульфгара, отметив очевидную легкость его походки.

– Он завершил свое путешествие в первый раз, – заметила Кэтти-бри, обращаясь скорее к себе, чем к остальным, и подумала, что эти слова дадут сейчас ответ на любые вопросы. Но когда она посмотрела на Дзирта и Реджиса, то поняла, что они ждут продолжения.

– У него были жена, дети, – объяснила она.

– И внуки, – добавил Реджис. – Никого из них уже нет в живых.

– Ну вот, он прожил жизнь в соответствии с правилами и традициями, – сказала Кэтти-бри. – Он выполнил долг перед своим народом и перед своим богом.

– А теперь? – спросил Дзирт.

Кэтти-бри снова посмотрела на Вульфгара, отплясывавшего с молодой дворфской красоткой, и пожала плечами:

– А теперь он будет развлекаться.

– Для него все это лишь игра, – сообразив, в чем дело, кивнул Реджис. – Время, подаренное ему богами для развлечений и приключений. Такого ни один смертный не может просить, не может ожидать, не может надеяться получить.

– Он свободен, – произнесла Кэтти-бри с таким выражением, словно только что поняла это.

Дзирт посмотрел на могучего варвара и, к своему изумлению, обнаружил, что в этот миг завидует Вульфгару. Но момент миновал, и дроу твердо решил учиться жизни у своего друга-великана.

Глядя на Вульфгара, Дзирт не мог отрицать, что его, словно аура, окружают свет и радость, ниспосланные богами. Рассмеявшись от души, Дзирт поднял руку и щелкнул пальцами, подзывая дворфа, разносящего кувшины с пивом.

Действительно, почему бы не выпить еще?

Глава 6 Д’аэрмон Н’а’шезбернон

– Драуки, – доложил воин. – По меньшей мере трое, прячутся в задней комнате бывшей часовни.

Мать Квентл посмотрела на Громфа.

– Меларн, – подтвердил он.

Квентл Бэнр взглянула на Вадальму Тлаббар, одну из трех верховных матерей, сопровождавших ее в тот день. Вадальма руководила своей семьей религиозных фанатиков, Домом Фаэн Тлаббар, меньше ста лет, но за это время успела заслужить репутацию изощренной садистки и распутницы, совершенно неразборчивой в связях. Говорили, что она способна совокупляться с кем угодно и убить кого угодно, и иногда за первым сразу следовало второе.

А еще Мать Бэнр знала, что Вадальма вечно плетет какие-то интриги, точно так же, как ее покойная мать, Генни’тирот. Да, точно так же. Воспоминания Ивоннель, полученные от иллитида, открыто предостерегали ее от общения с фанатичными Тлаббарами.

– Значит, мне следовало убить их тогда, сразу? – спросила Мать Квентл у своих спутниц.

– Да, – немедленно ответила Мать Миз’ри Миззрим: из Пятого Дома, что вызывало смех Зирит К’Ксорларри. Отвечая, Миз’ри многозначительно посмотрела на Вадальму.

Остальные поняли, что Миз’ри тоже слышала о втайне готовящемся альянсе. Дом Фаэн Тлаббар и Дом Меларн, считавшиеся двумя самыми фанатичными в служении Паучьей Королеве, но совершавшие свои ритуалы и церемонии по разным канонам, едва ли относились друг к другу дружелюбно. Их жрицы в Арак-Тинилит постоянно спорили – иногда весьма яростно – о том, как следует демонстрировать свою любовь к Госпоже Ллос. И все же, несмотря на разногласия, в Мензоберранзане шептались, будто агенты Дома Меларн недавно обратились к Верховной Матери Вадальме с предложением некоего союза.

Это имело смысл, и все четыре женщины слишком хорошо понимали это. После того как Дом Ксорларрин покинет город, в Правящем Совете освободится престижное место, и все Дома, стоявшие ниже в иерархии, начнут соперничать за высокое положение. Дом Меларн мог пойти войной на Дом Миззрим, Пятый Дом, и подняться до положения Четвертого; а в это время Дом Фаэн Тлаббар, тайный союзник в их интригах против семьи Миз’ри, займет свободное третье место.

– Мать Вадальма? – с невинным видом спросила Мать Квентл.

– Мне кажется, вообще глупо убивать драуков, принадлежащих к какому бы то ни было Дому, – ответила глава клана Тлаббар. – Их жизнь – это ад. Именно для этого они были превращены в драуков.

Мать Квентл с ухмылочкой обернулась к Громфу.

– В этих словах есть смысл, – согласился архимаг.

– Выкурите их оттуда и захватите в плен, – приказала Бэнр. – Отведите их в путах в Дом Бэнр для… переобучения.

– Мать Жиндия Меларн будет возражать, – предупредила Зирит Ксорларрин. – Хотя она всегда возражает, верно?

– Скольких драуков из тех, кто состоял в тайном союзе с ее Домом, мы уже одолели? – поинтересовалась Мать Квентл, подходя к перилам балкона верхнего этажа, и взглянула вниз, в огромный приемный зал, где собрали сопротивлявшихся. Некоторые оставались живы, закованные в кандалы, мертвые тела были свалены в кучу. – По какому праву Мать Меларн пользуется этим зданием? – Резко развернувшись, она в ярости уставилась на своих спутников: – По какому праву вообще кто-либо входит сюда, в это самое проклятое место во всем городе?

– До сегодняшнего дня? – подхватила Мать Зирит. Они с Матерью Квентл заранее отрепетировали этот разговор.

– До сегодняшнего дня, – отозвалась Мать Квентл. – Но сейчас мы действуем по приказу богини. Так говорит верховная жрица Сос’Умпту Бэнр, верховная жрица Храма Богини, который расположен неподалеку отсюда.

– И так говорит верховная жрица Кирий Ксорларрин, – сказала Зирит.

– И Сабаль, верховная жрица Дома Миззрим, – с гордостью добавила Миз’ри, при этом обернувшись к Матери Тлаббар с самодовольным выражением на лице. А почему бы ей и не выглядеть самодовольной? Мать Мез’Баррис Армго не пригласили сюда – на самом деле, похоже было, что некоторые из сбившихся с пути темных эльфов, которых воины Бэнров «выкурили» из этого комплекса, прежде принадлежали к Дому Баррисон Дел’Армго, а остальные являлись просто бездомными изгнанниками; но большинство происходили из Дома Меларн. Если слухи о попытках Дома Меларн заключить союз с Домом Фаэн Тлаббар были верны – а по кислому выражению лица Вадальмы становилось ясно, что так оно и есть – и Дом Фаэн Тлаббар устраивала такая перспектива, то сегодняшний налет должен был резко положить конец каким-либо попыткам к сближению.

– А также верховная жрица Луафаэ из Дома Фаэн Тлаббар, – произнесла Вадальма, с усилием пытаясь придать своему тону решимость и воодушевление.

Мать Квентл чуть не рассмеялась, глядя на нее.

Но сдержалась.

Она лишь ухмыльнулась, чтобы дать понять остальным, включая Вадальму, что хотела посмеяться над ней, но, из уважения к положению Вадальмы, выдержанная Мать Квентл взяла себя в руки.

Мать Мез’Баррис Армго расхаживала но своей часовне, тяжело дыша, фыркая и покачивая головой.

– Что же ты затеваешь, Квентл? – шептала она.

Дом Бэнр отправил довольно многочисленный отряд к Западной Стене, в бывшее жилище клана До’Урден, чтобы прочесать это место и выгнать оттуда всех обитателей; и вместе с Квентл там появились верховные матери трех Домов, располагавшихся в иерархии непосредственно под Бэнрами и Баррисон Дел’Армго. Подобная демонстрация силы казалась почти беспрецедентной, и пугало то, что ее затеяла дурочка Квентл; это предупреждение было адресовано всем Домам, члены которых мечтали повысить свой статус. Квентл хотела дать понять, что любая подобная попытка будет встречена отпором со стороны союза могущественных Домов.

А возможно, это была также и угроза Дому Баррисон Дел’Армго. Мать Мез’Баррис не боялась противостояния с каким-либо одним Домом; даже Дом Бэнр никогда не осмелился бы открыто напасть на нее. Цена подобной агрессии оказалась бы слишком высокой.

Но четыре Дома сразу? Может быть, это начало крупной перестановки сил? Создания более прочной связи между Мензоберранзаном и начинавшим процветать городом К’Ксорларрин прежде, чем Мать Зирит и остальные члены ее семьи уедут в свой новый дом?

В этот момент в часовню стремительно вошел встревоженный мастер оружия Малагдорл. Он кивнул в ответ на вопросительный взгляд Матери Мез’Баррис.

– Ведьма, – едва слышно прошептала Мез’Баррис. Малагдорл был отправлен в Мили-Магтир побеседовать со шпионами, которых Дом Баррисон Дел’Армго внедрил в круг друзей Аумона Бэнра, сына Квентл. Ни для кого в Мензоберранзане не являлось секретом, что Дом Бэнр дал разрешение Дому Ксорларрин отправляться в комплекс под названием Гаунтлгрим; но в свете последних событий Мез’Баррис заподозрила, что это было не просто разрешение. Кивок Малагдорла означал очень многое: Квентл и организовала эту экспедицию, теперь Мез’Баррис не сомневалась в этом, потому что, как она и подозревала, этот молодой и дерзкий выскочка-воин, Тиаго Бэнр, путешествовал вместе с Ксорларринами.

Тиаго являлся внуком мастера оружия Дантрага, которого ненавидела Мез’Баррис. Дантраг некогда был злейшим врагом и соперником Утегенталя, ее любимого сына-воина, величайшего из мастеров оружия Мензоберранзана всех времен (так считала и говорила всем сама Мез’Баррис).

– И Гол’фанин тоже, – произнес Малагдорл, и Мез’Баррис кивнула, нахмурившись и стиснув зубы. Гол’фанин, лучший кузнец в городе, поехал вместе с Тиаго Бэнром в легендарную Кузню дворфов клана Делзун. Мез’Баррис прекрасно представляла себе, что это может означать.

Она с жалостью взглянула на Малагдорла и взмахом руки отпустила его. Понял ли он, спросила она себя. Понял ли ее туповатый внук, что Тиаго скоро вернется с необыкновенным оружием, чтобы убить… его?

Едва успел выйти Малагдорл, как богато украшенная дверь приоткрылась, и в щель просунула голову верховная жрица Таайруль.

– Прибыла Минолин Фей, Мать, – негромко сообщила она.

– Немедленно проводи ее в мои личные покои, – велела Мез’Баррис. – Так, чтобы никто не видел. И что бы никто не узнал, что она здесь. Скорее всего, скоро явится кто-нибудь от Дома Меларн. Мать Жиндия наверняка в ярости после дерзкой атаки Квентл Бэнр, и, без сомнения, Дом Меларн потерял сегодня немало рядовых солдат.

– Драуки и захваченные в плен простые воины-дроу только что доставлены на повозках от Западной Стены в Ку’элларз’орл, – мрачно проговорила Таайруль. – Очевидно, в Дом Бэнр.

Мать Мез’Баррис презрительно фыркнула и покачала головой. Квентл сегодня поистине удивила ее. Она никогда не думала, что эта жалкая недалекая козявка Бэнр обладает подобной наглостью.

Открыто похитить драуков Меларн?

– Пусть гарнизон переходит на военное положение, – внезапно приказала Мать Мез’Баррис.

Алые глаза Таайруль широко распахнулись:

– Мать?

Приказ был отдан импульсивно и мог иметь серьезные последствия, но, поразмыслив о происходящем, Мез’Баррис обнаружила, что нисколько не сожалеет о нем, даже наоборот.

– Созвать всех членов клана Баррисон Дел’Армго, аристократов и простых дроу. Закрыть ворота, приготовиться к обороне.

– Слушаюсь, Мать. – Таайруль почтительно поклонилась и поспешила прочь.

Мез’Баррис осталась наедине со своими тревогами.

Вскоре четыре верховные матери и их эскорт, состоявший из элитных воинов, присоединились к архимагу Громфу в широком нефе двухэтажной часовни Дома До’Урден. Всего несколько минут назад четыре женщины – причем Мать Квентл и Мать Миз’ри с немалым удовольствием – наблюдали, как троих драуков, опутанных паутиной, волокли мимо обливающиеся потом простые воины.

– Я давно не бывала в этом месте, – сказала Мать Квентл. – Уже забыла, насколько сильно оно напоминает часовню Бэнров, хотя наш храм, естественно, гораздо величественнее.

– Действительно, поражает то, что Дом с такой замечательной часовней мог настолько сильно прогневать Паучью Королеву, – вставила Мать Вадальма сладким голосом, который не скрывал язвительности этого замечания.

Но Мать Квентл лишь улыбнулась в ответ. Бэнр знала, что это не имеет значения, потому что исполнение плана продвигалось полным ходом, и остальные трое были увлечены происходящим. Когда они вошли в заброшенный комплекс зданий в районе Мензоберранзана под названием Западная Стена, вслед за армией воинов Бэнр, магами и в сопровождении самого архимага, Вадальма Тлаббар и Миз’ри Миззрим выглядели весьма недовольными. Получив тайное приглашение, они, без сомнения, сразу догадались об истинном смысле этого маленького приключения, особенно потому, что приглашение поступило не от Дома Бэнр, а от Матери Зирит, но было отправлено из уважения к требованиям Первого Дома.

Пока четыре верховные матери шли по лабиринту пещер, служивших входом в комплекс, их снова и снова приветствовали воины Бэнр, которые вытаскивали наружу многочисленных отступников и прочих негодяев, пришедших в этот дом без разрешения.

По приказу Правящего Совета ничья нога не должна была ступать сюда, но в городе практически все знали, что Дома Меларн и Баррисон Дел’Армго использовали это место в качестве учебного лагеря.

И тогда Мать Квентл нанесла мощный удар одновременно обоим этим Домам – беспокойному Второму и амбициозному Седьмому. Если обед Бэнров в Доме Фей-Бранш во время праздника Основания не дал понять Дому Меларн, что следует умерить свои амбиции, если им показалось мало появления аватара Ллос на этом обеде, о чем ходили слухи, тогда этот дерзкий ход должен был совершенно четко донести до Матери Жиндии Меларн волю Бэнров.

А Жиндия не могла даже подать жалобу на следующем заседании Правящего Совета, потому что это место, некогда служившее домом Мэлис До’Урден, местом рождения печально известного Дзирта До’Урдена, нельзя было ни посещать, ни населять. Таков был прямой и недвусмысленный эдикт Совета Восьми.

До сегодняшнего дня, когда верховные жрицы четырех Домов, Матери которых присутствовали здесь, независимо друг от друга подтвердили, что эта миссия отвечает воле Ллос.

Итак, в тот день по воле Ллос и с применением силы Бэнров дом клана До’Урден был очищен от бродяг и тайного ополчения.

Итак, по воле Ллос и в соответствии с ее требованиями, Дом До’Урден был готов к воссозданию.

Когда Мать Мез’Баррис стремительно вошла в комнату, Минолин Фей сразу отметила ее возбужденное состояние.

– Ты видела, что произошло сегодня? – спросила Мез’Баррис, без предисловий переходя к делу.

Минолин Фей кивнула:

– Они не делают из этого тайны.

– Четыре Дома объединились, чтобы нанести удар.

Минолин пожала плечами, словно это не имело никакого значения.

– Дом До’Урден – запретная территория, – негромко и спокойно произнесла она.

– А я заметила, что никто из Фей-Бранш не был приглашен на небольшую экскурсию Матери Квентл, – коварно заметила Мез’Баррис. – Дом Бэнр собирает своих союзников в это время смуты и раздоров, и все же обрати внимание: вы одни, а амбициозный и жадный до власти Дом Меларн спокойно смотрит на все это.

Минолин Фей заставила себя сохранить безмятежное выражение лица. Дом Бэнр обещал Дому Фей-Бранш союз на празднике Основания, но, откровенно говоря, события сегодняшнего дня заставили семью Минолин встревожиться.

– Мать Квентл сделала весьма прозрачный намек тем Домам, которые не были приглашены, так мне кажется, – продолжала Мез’Баррис, слегка поворачивая нож в ране.

– В том числе и твоему?

Мать Мез’Баррис беззаботно рассмеялась и уселась напротив Минолин Фей в кресло, покрытое мягкими подушками.

– Мы отказались от ее приглашения, – сообщила Мез’Баррис. – У них более чем достаточно воинов, чтобы выгнать из старого комплекса кучку бездомных бродяг, а у меня есть дела поважнее, чем ходить по пятам за Квентл в ее глупые экспедиции.

«Кучку бездомных бродяг», – подумала Минолин Фей, не скрывая понимающей улыбки. В основном они были не такими уж и бездомными, она это прекрасно знала, и немало их принадлежало именно к этой семье, к Дому Баррисон Дел’Армго. Разумеется, именно поэтому Мез’Баррис никак не могла получить приглашения от Матери Квентл участвовать в нападении и сейчас явно лгала.

Ложь Мез’Баррис продемонстрировала ее страхи и, следовательно, слабость, мысленно убеждала себя Минолин Фей.

– Как ты считаешь, Мать Жиндия Меларн нападет на Дом Фей-Бранш, пока воины Бэнр еще заняты? – спросила Мать Мез’Баррис. – Или она подождет, пока Квен… Мать Квентл не закончит развлекаться?

Минолин Фей лишь улыбнулась – не потому, что она была уверена в том, что Мез’Баррис ошибается, а потому, что знала: даже если Дом Фей-Бранш будет полностью стерт с лица земли, ей самой ничего не грозит. По тайному приказу Матери Квентл, санкционированному самим аватаром Ллос, Минолин теперь принадлежала к Дому Бэнр, тайно стала супругой Громфа и ждала дочь, которой предстояло стать будущей Верховной Матерью Мензоберранзана. Но, разумеется, Мез’Баррис Армго необязательно было знать все это.

– Что мы будем теперь делать с этим? – резко спросила Мез’Баррис, и Минолин Фей, вздрогнув, оторвалась от своих размышлений.

– Делать?

– Не прикидывайся дурочкой. Сегодня Мать Квентл нанесла удар Дому Меларн…

– И твоему собственному, – перебила ее Минолин Фей.

Мать Мез’Баррис взглянула на собеседницу с таким лицом, словно хотела огреть ее плеткой.

– Давай ты тоже не будешь… прикидываться дурочкой, – сказала Минолин.

Мать молчала довольно долго, не спуская с гостьи тяжелого взгляда.

– Мать Квентл собрала свои силы, она подталкивает Дом Меларн к мести, но месть будет направлена в другую сторону. Да, мне кажется, что она подстрекает Дом Меларн атаковать Дом Фей-Бранш, и если это произойдет, если я окажу поддержку Матери Жиндии Меларн, Мать Квентл и ее подхалимы не станут вмешиваться.

– Ты уже сказала мне то же самое, но гораздо короче, – осмелилась заметить Минолин Фей.

– Так что нам делать в этой ситуации? – коварно, властным тоном вопросила Мать Мез’Баррис.

Минолин Фей бесстрастно смотрела на нее.

– Что ты собираешься теперь делать? – пояснила Мез’Баррис и еще спустя несколько мгновений неприятного молчания добавила: – Мы же союзники, верно? Мы давно составляли планы и готовились к этому неизбежному дню. Возможно, настало время закрепить наш союз – союз Баррисон Дел’Армго и Фей-Бранш. Я смогу усмирить Мать Жиндию – Дом Меларн не атакует Фей-Бранш без моего разрешения. Только не сейчас. Только не в тот момент, когда Мать Квентл собрала вокруг себя союзников.

– А что мне предложить балору? – спросила Минолин Фей.

– Эррту был побежден сыном Дома Бэнр. Уничтожен на холодном поле в Верхнем Мире. Разумеется, он не в восторге от семьи Тиаго. Ты предложишь ему возможность отомстить Матери Квентл.

– Эррту терпелив. Возможно, он предпочтет отомстить ей сам, спустя много лет.

– Так ты говорила с балором? – прямо спросила Мать Мез’Баррис.

– Довольно давно, и не непосредственно с ним. Я не могу призвать его, естественно, поскольку он изгнан с нашего уровня существования, и я не часто путешествую в Абисс, особенно для переговоров с таким непредсказуемым и опасным существом, как Эррту. Не хочется оказаться в одной камере с Матерью К’йорл.

– Мы это уже обсуждали, – взволнованно произнесла Мез’Баррис.

– Меч Тиаго Бэнра изменил наши… возможности.

– Отправимся к Эррту вместе, – предложила Мез’Баррис. – Возьмем с собой архимага. Да, пора уже ему захватить власть.

– Громф не пойдет против Матери Квентл. Только не сейчас.

– Он же знает о нашем плане. И вообще, начнем с того, что это был его план! – возразила Мез’Баррис.

Это была правда, Минолин Фей нечего было возразить. Они трое ненавидели Мать Квентл и действительно составили заговор против нее. Когда Госпожа Ллос заинтересовалась областью магии, чародеи-дроу, несмотря на то, что все они были мужчинами, старались подняться и обрести новый, более высокий статус, и, разумеется, больше всего в этом случае выигрывал Громф Бэнр, великий архимаг Мензоберранзана, старейший и, по мнению многих, самый могущественный дроу в городе. Возможно, Громф мог бы получить официальный статус Отца Дома Бэнр. Прежде таких вещей не случалось, но, с другой стороны, времена настали странные и смутные.

Мез’Баррис Армго, естественно, поддержала бы возвышение Громфа, в основном потому, что в таком случае ее Дом наверняка получил бы больше власти, чем Дом Бэнр; а она так долго ждала этого и считала, что заслужила первое место в городе. Но она поддерживала Громфа также потому, что за последние несколько десятков лет между ними возникло взаимопонимание.

«По крайней мере, так обстояли дела до недавнего времени», – подумала Минолин Фей, но вслух ничего не сказала. Мез’Баррис еще не знала, сколь многое изменилось во время праздника Основания.

– Эррту отдаст нам Мать К’йорл, – настойчиво продолжала Мез’Баррис; К’йорл была Верховной Матерью Дома Облодра, клана дроу, обладавшего редкими псионическими способностями. В Смутное Время, когда обычная магия потеряла свою силу, К’йорл попыталась обратить нарушение баланса сил в свою пользу, но, увы, Мать Ивоннель Бэнр направила на нее гнев Ллос и сбросила всю семью Облодра в расщелину, известную как Ущелье Когтя. За свою дерзость К’йорл Одран, Мать К’йорл, была отдана в дар демону Эррту, и она оставалась у него в плену до сих пор и каждую секунду терпела невыносимые муки. – Ее ненависть к Дому Бэнр переходит всякие границы, а ее могущество… да, теперь, когда от Дома Облодра остались лишь далекие воспоминания, Мать Квентл не готова будет иметь дело с первобытной силой К’йорл. Она уничтожит Квентл, и мы наконец избавимся от этой ведьмы!

– Говорят, что Киммуриэль из Бреган Д’эрт происходит из Дома Облодра и довольно искусен в…

– Он не успеет присоединиться к Квентл вовремя! – возразила Мать Мез’Баррис; она пришла в такое волнение, что даже пропустила титул своей соперницы.

Минолин Фей лишь улыбнулась. В это утро она побывала на своей первой… встрече с Мефилом Эль-Видденвельпом, который, казалось, прочно занял место при дворе Матери Квентл. Минолин Фей теперь знала: даже если привести в действие их план и освободить К’йорл, она окажется далеко не настолько могущественной, как надеялась Мать Мез’Баррис.

– Громф не пойдет против Матери Квентл, – повторила Минолин Фей. – Сейчас, по крайней мере, а может быть, и никогда. И поэтому наш план бесполезен.

– Он нам: не нужен!

– Тебе он не нужен, – сказала Минолин Фей. – Если ты желаешь отправиться в Бездну и пообщаться с Эррту, тогда да пребудет с тобой Госпожа Ллос, потому что тебе потребуется ее помощь.

– Твой Дом остался один, – напомнила ей Мать Мез’Баррис. – Я твоя единственная защита против гнева Дома Меларн!

– Мой Дом? Мой Дом не боится Матери Жиндии.

– Фей-Бранш бессильны против…

– Я не принадлежу к Дому Фей-Бранш, – объявила Минолин Фей, которую уже утомил этот разговор; она убедилась в том, что на сегодня узнала от соперницы все, что могла.

Мать Мез’Баррис в изумлении уставилась на нее.

– Мое имя теперь – Минолин Фей-Бэнр, – открыто заявила жрица, поднимаясь, – я супруга Громфа, слуги Матери Квентл Бэнр.

– И ты осмеливаешься говорить эту ложь мне?! – в ярости вскричала Мез’Баррис.

– Аватар Ллос появилась в Доме Фей-Бранш на празднике Основания, – объяснила Минолин Фей. – Это не просто слухи, Мать. Это истинная правда. И эта правда скрепила союз между Домом Бэнр и Домом Фей-Бранш. Возможно, ты захочешь поделиться этими сведениями с Матерью Жиндией Меларн прежде, чем та совершит какую-нибудь глупость.

Минолин, взмахнув рукой, быстро сотворила заклинание возвращения и произнесла:

– А сейчас мне пора… домой.

Телесная оболочка Минолин Фей распалась на бесчисленное множество черных шариков из бесплотного дыма, которые быстро рассеивались в воздухе, и Мез’Баррис осталась одна, тупо глядя в стену, ошеломленная совершенно неожиданным и весьма опасным поворотом событий.

Глава 7 Терпение Бэнров

– Энтрери, – сообщил Бениаго Джарлаксу; они находились в личных покоях дроу в недрах Иллуска, и комната эта была магическим образом защищена против мысленного вторжения извне. – Не Дзирт, но Энтрери и остальные из этого отряда.

Джарлакс переместил черную повязку с левого глаза на правый, не переставая мурлыкать, и принялся обдумывать это странное известие. Энтрери и его отряд, очевидно, без Дзирта, обошли Лускан, направляясь на юг. После почти двадцатилетнего необъяснимого отсутствия компания вернулась.

И это сообщение пришло сразу же после известия от Брелина Джанкея, самого надежного разведчика, о том, что прошлой осенью в Лускане побывали женщина, искусная в магии, и необычный хафлинг, и имена их были очень хорошо знакомы Джарлаксу.

– Кэтти-бри и Реджис… – Он покачал головой, не веря своим ушам. Он вспомнил, как пропали эти двое, как Дзирт и король Бренор умоляли его отыскать их. Ну что ж, сейчас, возможно, он их нашел, однако Дзирт сам пропал бесследно, а Бренор покоится под камнями в далеком Гаунтлгриме – по крайней мере, так считал Джарлакс.

– Они мертвы уже сто лет, – сказал Бениаго, хотя Джарлакс говорил сам с собой. Он вздрогнул, услышав слова подчиненного.

– Ты считаешь, это невозможно?

– Это просто невероятно. Но, с другой стороны, меня поражает, что Энтрери и его четверо спутников вернулись. Возможно, я стал таким циником, что ничто не может больше по-настоящему удивить меня, а?

– Циником? – хмыкнул Джарлакс. – Мой дорогой Бениаго, я бы посоветовал тебе обратное. Поверь в чудеса, или во что угодно, что сделает твой день лучше!

– И будь готов ко всему, – закончил Бениаго с кривой ухмылкой; Джарлакс точно так же улыбнулся в ответ и кивнул.

– Он не вернется в Лускан, – сказал Джарлакс. – Скорее всего, он считает, что я еще здесь.

– Энтрери? Ему следовало быть тебе благодарным. Даже в голову ничего не приходит хуже, чем провести вечность в качестве куска камня.

Мысли Джарлакса устремились в недалекое прошлое, к нападению на замок лорда Дрейго Быстрого в Царстве Теней, которым руководил он сам. Он невольно рассмеялся, вспоминая это забавное приключение. Он и его подчиненные тогда задали хорошую трепку стражникам, а Джарлакс, так сказать, «задал трепку» самому замку, возведя магическую адамантиновую башню прямо в вестибюле Дрейго Быстрого! Он до сих пор помнил выражения лиц стражников-шейдов.

После того как замок был взят, Джарлакс отправился в подземелье, и там он нашел и спас Артемиса Энтрери, Далию и монаха Афафренфера – всех троих обратила в камень «ручная» медуза лорда Дрейго.

– Возможно, небытие в виде камня было для Энтрери предпочтительнее мучений, которые терзают его сердце и душу, – услышал Джарлакс собственный голос; он говорил рассеянно, потому что мысли его вернулись к настоящему, к известию о том, что Энтрери снова появился словно из ниоткуда, жив и здоров.

Джарлакс сам не знал, почему это его так взволновало. Но тем не менее взволновало.

– Куда он направляется? – спросил предводитель наемников.

– Говорят, в Порт Лласт, и эти пятеро, скорее всего, уже преодолели полпути. Хотя сейчас эта дорога очень опасна, и мы не можем…

Его прервал смех Джарлакса.

– Я тебя уверяю, для того чтобы остановить или хотя бы ненадолго задержать этот отряд, простой банды разбойников будет мало, – сказал он, мысленно уже составляя план путешествия в Порт Лласт. – Есть еще какие-нибудь новости от Брелина?

Бениаго покачал головой.

– Ты думаешь, Дзирт?..

Джарлакс кивнул, пробормотав едва слышно:

– Будем надеяться.

Он взглянул на Бениаго и заметил, что на лице верховного капитана при этих словах отразилось удивление; и действительно, сам Джарлакс сообразил: подобное утверждение может показаться странным тому, кто не знал долгой истории его взаимоотношений с отступником До’Урденом. Или, хуже того, тому, кто не понимал, что именно Дзирт До’Урден теперь втайне символизировал для многих дроу Мензоберранзана, особенно дроу-мужчин. Возможно, Бениаго недостаточно долго прожил в Мензоберранзане, чтобы ясно это понимать.

Очевидно, для них настали интересные времена, и Джарлакс порадовался, что Киммуриэля сейчас нет в Лускане, точнее, нет даже в этой части мира. «Коллега» Джарлакса был занят общением с иллитидами в каком-то из их ужасающих поселений – «ульев», и это предоставляло Джарлаксу большую свободу в руководстве Бреган Д’эрт и в выборе собственной дороги.

Он снова подумал о своем налете на замок лорда Дрейго; Джарлакс с трудом мог поверить, что это нападение было его последним настоящим приключением. Он взглянул на огромный письменный стол, заваленный свитками пергамента; он находился в своем кабинете в подземелье, принадлежавшем Бреган Д’эрт, вырубленном среди подземных руин, кишащих призраками и вурдалаками.

– Я превратился в писца, – рассеянно произнес он.

Смех Бениаго напомнил ему, что он в комнате не один.

– Тебя забавляет мое дурацкое положение? – спросил Джарлакс, изображая гнев.

– То, что могущественный Джарлакс может хотя бы на мгновение так думать о себе, – вот что смешно, – объяснил верховный капитан Курт, на самом деле не человек, а дроу, к тому же принадлежащий к тому же Дому, что и Джарлакс; впрочем, Бениаго не был посвящен в эту небольшую подробность биографии начальника. – Писец!

Джарлакс жестом обвел груды инвентарных списков, платежных ведомостей и нарядов на закупку.

– Ну так поручи это все Серене, или какой-нибудь другой своей любовнице, или кому-нибудь из подчиненных, выйди из этой норы и прикончи кого-нибудь! – от души посоветовал Бениаго.

– Надеюсь, я не разучился драться.

Бениаго расхохотался еще громче и поднялся, собираясь уйти.

– Если надумаешь выяснять, так ли это, возьми в партнеры кого-то другого, но только не меня, ладно? – попросил он.

– А почему бы и нет? – возразил Джарлакс. – Может, ты меня одолеешь и станешь руководителем Бреган Д’эрт, пока нет Киммуриэля.

– Не уверен, что мне этого очень хочется, – искренне признался Бениаго. – И еще меньше мне хочется отправиться в могилу после удара меча, кинжала, посоха Джарлакса, или огромной птицы, или волшебного сапога, или кнута, или… я ничего не пропустил?

– Пропустил, и много чего, – заверил его Джарлакс.

– Тогда поезжай в Порт Лласт, – сказал Бениаго, направляясь к дверям. Дверь вела в небольшой тамбур, к винтовой лестнице, которая шла под гаванью и заканчивалась на Охранном острове, в жилище клана Корабля Курт. – Ты знаешь, что это твой долг. Торговля с Ксорларринами идет хорошо, город полностью под нашим контролем, и когда ты вернешься, я встречу тебя здесь, с улыбкой, котлом золота и компанией прекрасных дам, которые с радостью удовлетворят все твои потребности! – И, коснувшись кончиками пальцев полей шляпы, он вышел.

Джарлакс обнаружил, что верит каждому слову своего лейтенанта. И действительно, дела Бреган Д’эрт еще никогда не шли так хорошо. Торговля приносила небывалые прибыли, Город Парусов был полностью подчинен власти банды наемников, хотя жители его не подозревали об этом и вели себя мирно; под поверхностью была прорублена сложная сеть новых туннелей, и даже призрак неприятностей не маячил на горизонте Джарлакса.

– Неудивительно, что мне скучно, – сказал он, и едва успел произнести эти слова, как тут же пожалел о них.

– Да неужели? – раздался голос из угла у него за спиной, голос, говоривший на языке Мензоберранзана; и, к великой тревоге Джарлакса, голос этот оказался хорошо знакомым.

В гавани Лускана, на Охранном острове, находилась самая неприступная крепость в городе; над приземистой центральной частью возвышалась сторожевая башня, служившая домом членам клана Корабль Курт. Бениаго Бэнр, известный под именем верховного капитана Курта, являлся самым могущественным из пяти верховных капитанов, которые правили городом. Он оставался бы самым могущественным даже в том случае, если бы за спиной его не стояли силы Бреган Д’эрт. Его предшественник обладал огромной властью в портовом городе еще до того, как банда наемников тайно объединилась с этим кланом.

Клан Корабля Курт владел крупнейшим флотом в Лускане, количество его воинов более чем вдвое превышало войско следующего клана в иерархии, кроме того, он имел в своем распоряжении группу союзников-магов, которые часть времени проводили на Охранном острове, а часть – в населенных призраками руинах Главной башни Тайного Знания, расположенной поблизости, на острове Сабля. Добраться до этого острова Абордажной Сабли, помимо тайных туннелей, прорубленных под дном моря наемниками Бреган Д’эрт, можно было только по мосту, соединявшему его с Охранным островом. И поэтому, когда маги приходили в город в поисках утраченных знаний Гильдии Чародеев или же пытались раздобыть секреты и артефакты из руин Главной башни, Бениаго, естественно, предлагал им союз со своим кланом.

И сейчас, когда его окружали маги и воины, а под рукой всегда были смертельно опасные наемники Бреган Д’эрт, Бениаго беззаботно вошел в сторожевую башню с толстыми стенами и не обратил внимания на то, что сегодня во дворе толкалось немного больше людей. Он просто решил, что с наступлением весны корабли и караваны снова готовятся к дальним путешествиям. Дроу остановился у большого зеркала, стоявшего у дверей его личных покоев на втором этаже приземистой башни, осмотрел свою маскировку – человеческий облик. «Не человеческий», – вслух напомнил он себе, потому что привык говорить людям, что на самом деле он наполовину эльф. Он прожил в Лускане несколько десятков лет и совсем не старел, и это многие замечали. Изображать старение в человеческом облике слишком сложно, сказали ему маги из Бреган Д’эрт, и поэтому Бениаго стал полуэльфом.

– Для них сойдет, – пробормотал он, качая головой. После всех этих лет дроу до сих пор не полностью привык к своему телу, к неуклюжим ногам, долговязой фигуре, бледной коже, которая мгновенно сгорала на солнце, и особенно к копне волос морковного цвета.

С помощью трех ключей верховный капитан деактивировал многочисленные ловушки, открыл дверь спальни и быстро вошел в комнату. Он знал, что впереди много работы. Джарлакс наверняка отправится вслед за Энтрери в Порт Лласт, а Киммуриэль вернется еще не скоро, в лучшем случае ближе к зиме. Размышляя об этом, Бениаго направился к большому письменному столу, на котором громоздились кучи свитков – гораздо больше, чем когда-либо появлялось на столе Джарлакса. При виде этой устрашающей картины он передумал и подошел к невысокому комоду, где хранил запас дорогих крепких напитков.

И только в тот миг, когда рука его потянулась к бутылке с лучшим пшеничным виски, он наконец сообразил: что-то здесь не так. Он замер, склонившись над бутылками, а другой рукой осторожно начал искать острый кинжал, который носил за поясом.

Он уловил за спиной едва слышные звуки: легкие шаги, легкое дыхание.

Он вытащил кинжал и резко развернулся, легко и проворно, как любой аристократ дроу.

Глаза его округлились, и рука, готовая нанести удар, застыла в воздухе; напротив, он попытался прикрыть лицо и тело от нападения целого клубка змей.

Бениаго пошатнулся и отпрянул, наткнулся на комод, тот рухнул, раздался звон бьющегося стекла. Он попытался сориентироваться, сообразить, что происходит. Затем почувствовал, что в кровь его проник жгучий яд.

И услышал свист плетки.

И понял, что это не настоящие живые пресмыкающиеся, а змеиные головы, украшавшие орудие пытки Ллос.

– Ты осмеливаешься поднять на меня оружие?! – рявкнула хозяйка кошмарной плети на языке Мензоберранзана, и извивающиеся змеи с молниеносной скоростью ужалили снова. Несчастному Бениаго не под силу было устоять против них. Он почувствовал, как кривые клыки впиваются ему в щеку, а вторая змея ужалила куда-то в живот. – Неужели ты настолько привык к человеческому обличью, что сам превратился в человека? – вскричала женщина, когда Бениаго в отчаянии бросился на пол, стремясь заползти под стол в поисках хоть какого-нибудь укрытия. – Неужели ты забыл свое место, сын Дома Бэнр?

Эти слова заставили его застыть на месте.

Дом Бэнр?

– Мать, – прошептал он, и мысли о бегстве оставили его; он простерся ниц перед жрицей… и постарался не дергаться, когда пять змей Матери Квентл снова впились в его плоть.

– Один только звук, и я тебя убью, – пообещала она.

Бениаго показалось, что он перенесся на много лет в прошлое, во времена своей юности, проведенной в Мензоберранзане; там подобные пытки не являлись чем-то из ряда вон выходящим.

Женщина продолжала издеваться над ним до тех пор, пока от боли и яда он не потерял сознание, но едва ему удалось избавиться от мучений, как она привела его в чувство с помощью исцеляющих заклинаний, и Бениаго снова очнулся.

Точно так же случалось, когда он еще был юношей: его били до тех пор, пока он не отключался, затем сознание и способность чувствовать возвращались к нему, и его били снова. Открыв глаза, он обнаружил, что сидит в кресле, совершенно обессилевший, но целый и невредимый, а напротив него стоит Мать Квентл, его двоюродная бабка.

– Доставь мне удовольствие, – без околичностей заявила Верховная Мать. – Да, я хочу этого, – кивнула она, – несмотря на то что ты превратился в уродливого иблита.

Бениаго знал, что нельзя поднимать взгляд, поэтому он уставился на ее ноги и увидел, как одежды ее упали на пол.

– Могу я говорить?

– Только быстро!

– Я не возвращался в свой истинный облик много недель… на самом деле… наверное, год… – запинаясь, пробормотал Бениаго. – Но я могу снова…

– Не нужно, – отрезала она. – Мне интересно, каков ты в виде человека. – Она приблизилась к нему, взяла за подбородок и подняла его голову так, чтобы он смог взглянуть ей в глаза. – У меня большие планы относительно тебя. Так что сейчас ты должен быть на высоте.

Несмотря на недавние пытки, несмотря на вполне обоснованный ужас, Бениаго знал, что будет на высоте. И он с готовностью поднялся навстречу Квентл.

Охотно, несмотря на то, что она только что избила его.

Жадно, потому что так его воспитали: наказание было прелюдией к соблазнению, и мольбы о пощаде были на самом деле мольбами о наслаждении.

– А потом ты расскажешь мне все. – Квентл притянула Бениаго к себе и прикусила его губу.

– Рассказать тебе?..

– Все, – повторила она и швырнула мужчину на письменный стол.

Джарлакс сообразил, что на всем Фаэруне найдется не более двадцати магов и жриц, достаточно могущественных для того, чтобы проникнуть сквозь многочисленные магические заслоны. Он долгие годы возводил эти волшебные стены вокруг своих личных покоев. Наверное, лишь с десяток чародеев могли забраться сюда совершенно незаметно для хозяина.

К несчастью для Джарлакса, к последней группе избранных относился его родной брат Громф Бэнр.

– Добрая встреча, – приветствовал он вошедшего, разворачивая свое кресло так, чтобы сидеть лицом к архимагу. – Чем обязан столь неожиданному счастью видеть тебя?

– Я слишком добр и великодушен.

Джарлакс кивнул.

– Как идут дела в Лускане?

Джарлакс пожал плечами:

– Это мерзкое местечко, населенное мерзкими людишками, так что, предполагаю, не особенно хорошо. Но у меня здесь жизнь складывается неплохо, и выгоду я получаю неплохую.

– К счастью, я должен сказать.

– Драгоценности и побрякушки рекой текут к Ксорларринам, как мы и договаривались, а также, предполагаю, в сундуки Дома Бэнр.

– К счастью… для тебя.

– Что-нибудь случилось? Рассказывай наконец.

– Определенно случилось. Я явился сюда не для того, чтобы повидаться с тобой; я всего лишь провожатый другого лица, которое сейчас поблизости, в городе.

– И все-таки ты здесь… без сомнения, к счастью для меня.

– Я провожатый другого лица, которое сейчас находится в башне Корабля Курт, – повторил Громф, и Джарлаксу пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы не выдать охватившую его тревогу.

– Значит, вы пришли изучать остатки Главной башни Тайного Знания? Разгадать, каким образом она связана с комплексом, в котором сейчас расположен город Ксорларринов?

– Нет, это лицо явилось сюда побеседовать с Бениаго Бэнром.

Джарлакс откинулся на спинку кресла и из последних сил постарался сохранить невозмутимость.

– Он не пользовался этим именем уже…

– Больше ста лет. Но, увы, Бэнр – это имя, от которого невозможно избавиться.

– Ты собираешься мне рассказать, в чем дело, или будешь продолжать говорить загадками?! – Джарлакс вскочил с места.

– Сядь, – приказал Громф, и собеседник его опустился обратно в кресло.

Джарлакс долго пристально смотрел на старого мага, оценивая свои возможности. «Неужели наконец настал час схватки между нами?» – подумал он.

Джарлакс мог атаковать Громфа в своем кабинете многими способами, здесь было расставлено немало легко активируемых ловушек, включая большое количество заклинаний, лишавших его брата магической «брони».

Но нет, решил Джарлакс, лучше быстро отступить: он мог исчезнуть, лишь прикоснувшись к своей серьге.

– Барменша в таверне на той стороне реки – одна из твоих любовниц? – спросил Громф, весьма довольный собой: еще бы, ему удалось раздобыть такую информацию, да еще установить, что Джарлакс как-то связан с гостиницей на другом берегу реки.

– Да это так, для развлечения, – небрежно произнес Джарлакс.

– Хорошенькая, для женщины из человеческой расы. Может быть, ты захочешь взять ее с собой.

– Мы куда-то собираемся?

– О да, судя по всему, собираемся.

– Очередные загадки?

– Мне не положено рассказывать тебе об этом.

Джарлакс прикусил язык, заметив серьезное выражение лица Громфа. Последнее замечание было брошено не просто так: маг тщательно, обдуманно подбирал слова.

Но кто мог стоять выше Громфа?

– Значит, мне ждать еще гостей, но когда? – спросил Джарлакс. – Мне следует приготовиться к визиту? Может быть, приказать принести угощение, достойное высокой особы?

– Просто сиди на месте, дорогой брат, и хотя бы раз в жизни, прошу тебя, придержи язык.

Бывали моменты, например сегодня, во время первого визита сюда Бениаго, когда Джарлакс радовался отсутствию Киммуриэля. Однако случалось, Джарлакс искренне сожалел о том, что не может воспользоваться его псионическими способностями. Киммуриэль умел телепатически передавать Джарлаксу информацию и представлять ее с иной точки зрения, обнаруживать скрытый смысл. Киммуриэль мог ошеломить враждебного мага потоком энергии, который спутывал его мысли, мог телепатическим образом мгновенно вызвать на подмогу всех союзников Бреган Д’эрт.

И сейчас как раз настал такой опасный момент.

Ошеломленный, обессилевший Бениаго Бэнр сидел в своей комнате, размышляя о резких переменах в своей жизни. Теперь Лускан принадлежал ему, и на него только что возложили прямую ответственность перед Домом Бэнр за любые неудачи!

«Интересно, как Джарлаксу удавалось выживать все эти годы, пока эти злобные ведьмы, жрицы, рыскали в окрестностях его владений», – подумал он. Джарлакс был искусен в обмане, возможно, он лучше всех, кого знал Бениаго, владел этим сложным искусством, но как одурачить жрицу, уж тем более Мать Дома, которая обладает магическими способностями угадывать ложь?

– Мне нужна повязка на глаз, – тихо, жалобно произнес верховный капитан.

Он попытался понять, почему Мать Квентл внезапно заинтересовалась Лусканом, Бреган Д’эрт, тем более отрядом Энтрери и заодно Дзиртом. Скорее всего, это имело какое-то отношение к Тиаго, поскольку Тиаго не делал тайны из своего желания выследить отступника и добыть его голову в качестве трофея.

Джарлакс приложил немало усилий, чтобы скрыть от Тиаго местонахождение Дзирта, – но ведь это было сделано по совету Громфа. Бениаго покачал головой. Он ничего не мог понять. Ясно одно: в правящих кругах Мензоберранзана происходили изменения, и теперь его двоюродная бабка Квентл обладала абсолютной властью. Громф вряд ли будет этому рад.

Бениаго обреченно вздохнул, потому что у него не было выбора. Теперь он отвечает за этот город, и вина за любые неприятности падет на него.

Однако когда он размышлял о своем двоюродном брате Тиаго, ему в голову пришла неприятная мысль. Он поднялся на вершины власти, но с одной оговоркой. Мать Квентл недвусмысленно дала ему понять: когда бы Тиаго ни появился в Лускане, Бениаго обязан беспрекословно выполнять все его приказания.

Он не питал большой любви к своему кузену. Проще говоря, Бениаго его ненавидел и знал, что это чувство взаимно.

День выдался крайне неудачный.

– Мать, – почтительно произнес Джарлакс, вскакивая с кресла и низко склоняясь, когда Квентл Бэнр неожиданно появилась рядом с Громфом в кабинете Джарлакса в подземельях Иллуска.

– Какой ты дипломат, – иронически произнесла Квентл.

– Я изумленный дипломат, – сказал Джарлакс, осмеливаясь выпрямиться. – Мать Мензоберранзана редко выходит за пределы города. По правде говоря, я потрясен тем, что ты явилась сюда, и еще более потрясен тем, что ты не привела с собой целую армию. – Он смолк и с любопытством посмотрел на женщину. – Ведь не привела?

Несмотря на мрачное выражение лица, Квентл рассмеялась.

– Мы уходим немедленно, – заявила она.

– Какая жалость! – воскликнул Джарлакс. – Прошу тебя, обещай, что еще навестишь меня.

– Мы, – повторила Квентл и сделала ударение на следующем слове, – трое уходим немедленно.

Джарлакс изумленно приподнял брови; он даже снял повязку, чтобы Мать Квентл разглядела потрясенное выражение его лица.

– В этом городе, Лускане, много проблем. У меня множество обязанностей, и я должен подготовиться…

– Дорогой братец, заткнись, – приказала Мать Квентл. – Дела этого жалкого городишки тебя больше не касаются. Тебя призывают обратно в Мензоберранзан.

Джарлакс начал было что-то отвечать, но едва ли не впервые в жизни не нашел, что сказать.

– Мензоберранзан? – переспросил предводитель наемников.

– Мне нужны воины. Бреган Д’эрт вполне сойдет.

– Для чего?

Рука Матери Квентл легла на рукоять плети, и пять змей немедленно ожили, зашевелились, высунули язычки и потянулись к Джарлаксу. Случилась какая-то неприятность, причем крупная неприятность, понял Джарлакс, и особенно тревожило его поведение сестры.

Его глупой, слабой сестры.

Он снова взглянул на Громфа, и архимаг ответил на этот вопросительный взгляд едва заметным, но совершенно недвусмысленным кивком. И Джарлакс, потрясенный до глубины души, понял: Квентл действительно способна избить его.

– Перенеси нас домой, архимаг, – приказала Мать Квентл.

Вечером того же дня Джарлакс расхаживал по коридорам Дома До’Урден в районе Мензоберранзана, известном как Западная Стена, руководя сотней простых наемников Бреган Д’эрт, которые очищали комплекс от последних бродяг и перекрывали все входы.

Он был рад тому, что его окружали толковые лейтенанты, которые занимались оборонительными сооружениями Дома, исследовали тайные коридоры и вообще готовили это место к тому, чтобы в нем снова можно было жить. Мыслями Джарлакс пребывал далеко от Дома До’Урден.

Он испытал некоторое облегчение, когда Громф в конце концов присоединился к нему в уединенном месте – комнатке, двери которой выходили в часовню Дома До’Урден.

– Каким образом? Кто? – прямо спросил он; оба вопроса относились к странному могущественному существу, которое явно в настоящее время обитало в теле Квентл.

Громф презрительно фыркнул:

– Это долгая история. Она обошлась с тобой справедливо и проявила мудрость.

– И именно это кажется мне самым тревожным из всего, что творится вокруг! – отозвался Джарлакс. Для посторонних дело было обставлено таким образом, будто Дом Бэнр нанял Бреган Д’эрт для восстановления жилища Дома До’Урден; Дом Бэнр даже оплатил услуги Джарлакса. Таков был приказ Квентл.

– Все останется как прежде, – заверила его тогда Квентл. – Для всех жителей Мензоберранзана ты просто Джарлакс, твоя организация остается независимой, и это истинная правда – если ты будешь верно служить мне.

Джарлакс понял, что если он допустит ошибку, наемники Бреган Д’эрт превратятся в воинов Дома Бэнр, и все, на что он потратил целую жизнь, рухнет.

– Ты знал, что рано или поздно это случится, – обратился к нему Громф, словно прочел его мысли; на самом деле в этот момент прочесть мысли Джарлакса не составляло труда. Глазная повязка защищала его от вторжения в сознание, но все было просто написано у него на лице.

И Джарлаксу пришлось признать, что Громф прав. Его жизнь и его организация во многих отношениях представляли собой рискованное предприятие. И существовали они именно благодаря этому факту, постоянно на грани катастрофы, постоянно завися от каприза Верховной Матери, и Джарлакс вынужден был вести хитрую игру для того, чтобы не вывести Мать из терпения.

Потому что Джарлакс не желал открытой войны.

Но сейчас, в залах дома, который некогда принадлежал клану До’Урден, мысль о войне возникла у него в голове.

Глава 8 В темных лабиринтах

Дроу подполз на животе к краю уступа, прижался к холодному камню и, осторожно высунувшись, взглянул на лежавшую внизу дорогу. Покачал головой, не веря своим глазам. Склон невысокого холма под ним был отвесным и резко уходил вниз примерно на тридцать футов, поэтому шпион мог прекрасно разглядеть членов отряда, двигавшихся по дороге.

Брелин Джанкей, естественно, слышал о Дзирте До’Урдене, но когда он увидел его воочию, верхом на ослепительно белом единороге с золотым рогом в прекрасной сбруе с колокольчиками – сейчас колокольчики молчали, очевидно, они были магическим образом связаны с волей всадника, – у молодого разведчика перехватило дыхание. Отступник с легкостью ехал на диковинном животном, удобно устроившись в небольшом седле и пользуясь длинной белой гривой единорога в качестве вожжей. Кривые мечи висели у его бедер, и луч утреннего света отражался в сверкающем алмазном клинке Ледяной Смерти; дроу небрежно держал за плечами лук, очевидно, он был очень искусен и в обращении со своим третьим оружием.

Действительно, Джарлакс говорил Брелину о луке под названием Искатель Сердец, причем заявил, что Дзирт может одним выстрелом свалить десяток орков и огненной стрелой расщепить камень.

Мысль насчет камня заставила Брелина немного отодвинуться назад от края обрыва.

Огромная черная пантера прыжками передвигалась рядом с единорогом; казалось, она все время была настороже, животное без устали вертело головой, улавливая малейший шорох.

Разведчик подумал о Тиаго Бэнре. Ни для кого из членов Бреган Д’эрт не являлось тайной то, что молодой воин уже двадцать лет разыскивает Дзирта, что он решительно настроен убить отступника и забрать его голову в качестве трофея. Шептались, будто Джарлакс и Бениаго изо всех сил стараются, чтобы Тиаго не добрался до Дзирта, и теперь Брелин понял: это мудрое решение.

Он не мог себе представить, каким образом Тиаго сумеет выйти живым из схватки с этим дроу.

И это если не принимать во внимание спутников Дзирта. Рядом с ним на призрачном единороге ехала человеческая женщина по имени Кэтти-бри. Вызванный ею с помощью заклинания, этот единорог выглядел не менее внушительно, чем первый. За верховыми следовала повозка, которую тащили мулы; на козлах сидел молодой, свирепого вида рыжебородый дворф в шлеме с одним рогом. Дворф был вооружен топором, видавшим много битв слишком много, что не сходилось с кажущейся молодостью его владельца. Рядом сидел еще один человек, и Брелин подумал, что среди его предков, наверное, затесались огры, потому что он был высоким, мускулистым и могучим на вид. А в хвосте отряда, после этих устрашающих воинов, верхом на упитанном пегом пони ехал хафлинг, Реджис.

Отряд двигался по раскисшей дороге на юго-запад; казалось, их ничто не тревожило, несмотря на то, что они оставляли позади безопасные Десять Городов. В городах готовились к путешествиям торговые караваны; например, в ближайшем отсюда городе, Бремене, который располагался на южном берегу озера Мер Дуалдон. Но Брелин разузнал, что эти караваны передвигаются только в сопровождении по меньшей мере двадцати стражников. Особенно в это время года, когда дороги кишат йети, гоблинами и прочими монстрами, очнувшимися от зимней спячки и стремившимися снова набрать жирку.

И все же этот отряд, состоявший лишь из пяти путников, двое из которых передвигались в неповоротливой повозке, направлялся в самые дикие места и на первый взгляд совершенно не боялся никого и ничего в мире.

Наблюдая за ними, Брелин Джанкей твердо уверился: они совершенно благополучно перевалят через Хребет Мира.

А на той стороне их будут ждать Джарлакс и Бениаго. Разведчик отодвинулся от края скалы. Наверное, пора наконец покинуть это забытое всеми богами место и сообщить о своих последних наблюдениях лично. Он будет следовать за отрядом до того момента, пока путники не остановятся на ночлег, затем в темноте обгонит их – а возможно, стоит даже приблизиться к лагерю, вдруг удастся стянуть оттуда пару побрякушек лично для себя…

Со зловещей ухмылкой молодой наемник Бреган Д’эрт снова взглянул вниз, на пятерых спутников, которые уже удалились на некоторое расстояние. В этот момент Брелину показалось, что что-то изменилось, но он не придал значения этому мимолетному впечатлению. И вдруг сообразил, что черная пантера исчезла.

«Может быть, ее отправили домой, на Астральный уровень», – подумал он. Разведчик хорошо изучил оружие и магические способности Дзирта До’Урдена, прежде чем отправиться на поиски таинственного хафлинга.

Он кивнул, решив, что так оно и есть – надеясь, что так оно и есть.

А потом понял, что у Дзирта До’Урдена, который по-прежнему скакал верхом спокойно и с легкостью, лук уже не висит за спиной…

– Скорее всего, рогатый заяц или отбившийся от стаи карибу, – прошептала Кэтти-бри, обращаясь к Дзирту, когда они медленно двигались вперед. Что-то привлекло внимание Гвенвивар, и Дзирт отпустил пантеру на разведку.

– Гвен даст нам знать, – заверил ее Дзирт. Он обернулся к троим друзьям: – Если услышите ее предупреждающий крик, приготовьтесь любой ценой защищать повозку. Не хочу, чтобы наша провизия досталась какому-нибудь голодному йети.

– Это не йети, – возразил Вульфгар. – Йети подошел бы ближе, а вообще, Гвенвивар могла даже не заметить его.

– Ты недооцениваешь Гвен.

– Значит, ты забыл повадки тундровых йети? – спросил Вульфгар.

– Ага, эльф, неужто ты не помнишь, сколько раз мне доводилось вытаскивать тебя из-под этих тварей, когда ты натыкался прямо на них, а? – добавил Бренор.

– Один раз, – признался Дзирт, и друзья рассмеялись. – Всего один раз.

– А что, думаю, если эльфа сожрать один раз, второго уже не понадобится, а? – фыркнул Бренор.

– Не оставляйте повозку, – повторил Дзирт.

Вульфгар и Бренор рассмеялись, и Дзирт обернулся к Реджису за поддержкой, но обнаружил, что хафлинг, оказывается, ничего не слышал и нe обратил внимания на перепалку спутников.

– Реджис?

Хафлинг вздрогнул и посмотрел на Дзирта.

– Не отходи далеко от повозки, – напомнил ему дроу.

– Я думаю, там, за кучей вот этих огромных камней, – сказал Реджис, но не оглянулся, не поднял руку, чтобы указать место.

Дзирт не знал, что думать, но прежде чем он успел переспросить, над покрытой лужами тундрой разнесся низкий рев, и действительно, рев исходил из того места, о котором говорил Реджис.

Дзирт резко развернулся и направил Андхара влево; единорог спрыгнул с тропы и на полной скорости поскакал прочь. Кэтти-бри на своем призрачном скакуне последовала за ним; оба неслись галопом к куче камней и грязи, приближаясь к ней с обратной стороны.

– Гоните их сюда! – орал Бренор. – Ба, как же хочется как следует подраться, честное слово!

– А я думал, у тебя хорошее настроение, – удивился Реджис.

– Хорошее! – подтвердил Бренор. – Что-то я не понял, ты о чем?

Но Реджис уже не слушал. Он заметил, с какой стороны скачут к врагу Дзирт и Кэтти-бри, и увидел, что им грозят неприятности. Он тоже развернул своего пони, пришпорил Пузана и понесся прочь.

– Эй, ты куда, Пузан? – крикнул ему Бренор.

– Так зовут моего пони! – откликнулся Реджис, не оборачиваясь.

Бренор хотел было развернуть повозку, но Вульфгар схватил его за локоть, чтобы удержать, и покачал головой.

– Ну ладно, будем грязь месить, – согласился дворф. – Как в старые добрые времена.

Брелин Джанкей не заметил, как единороги и пони отделились от отряда. Все его внимание было поглощено черной фигурой, маячившей у него за спиной, – пантера кралась среди валунов, лежавших на противоположном от дороги склоне холма. Разведчик-дроу собрался уже рвануть к тропе, но понял, что огромная кошка наверняка отрежет ему путь.

Он взялся за небольшой арбалет, начал вытаскивать из ножен меч. В этот момент Гвенвивар показалась из-за камней и одним прыжком преодолела половину склона. Только что ее отделяли от Брелина тридцать футов, и дроу смотрел на нее сверху вниз; но он недооценил размеры животного. Брелин покачал головой, совершенно не желая ввязываться в эту схватку.

Затем он увидел какое-то движение внизу, на равнине, – единороги скакали обратно, с правой стороны от дороги.

Дроу развернулся и спрыгнул с обрыва. Услышал какой-то крик с дороги, но не обратил на него внимания и сосредоточился на том, что происходило вокруг него. Прикоснулся к броши с символом Бреган Д’эрт, тем самым активировав заклинание левитации, и вместо того, чтобы упасть, взмыл в воздух, и ветер увлек его за собой и понес над дорогой.

Приземлившись, дроу обнаружил в непосредственной близости от себя нового врага – хафлинга верхом на пони.

– Превосходно, – произнес он, решив, что выстрелом свалит противника на землю и заберет его пони, и поднял свой арбалет.

Но ловкий хафлинг увернулся и прижался к боку пони, так что дротик даже не задел его. Брелин зарычал и покрепче уперся ногами в землю, затем торопливо глянул вверх, на склон, ожидая, что гигантская пантера прыгнет на него.

Но это оказалось ошибкой. Прекрасно обученный пони продолжал скакать вперед, даже немного отклонился с тропы, чтобы сбить с ног дроу, и Брелину пришлось отскочить в сторону, иначе его затоптали бы. Он обернулся вслед пони, который пронесся мимо, стуча копытами, и прицелился в низкорослого всадника.

Только всадника уже не было.

Брелин резко развернулся, и взгляд его уперся в арбалет, похожий на его собственное оружие. Хафлинг прицелился и выстрелил. Дротик попал наемнику в грудь, и от удара он пошатнулся, затем почувствовал жжение яда.

Но Брелин был дроу и хорошо обученным воином, поэтому сам мгновенно прицелился из арбалета.

Однако хафлинг исчез.

Брелин почувствовал, как в затылок ему уперлось острие рапиры.

– Сдавайся, или умрешь, – услышал он приказ.

Они объехали холм с противоположной стороны и нашли тропу, но которой можно было подняться. Дзирт пристально изучал холм. Однако он не стал подниматься, а обогнул холм и вернулся на дорогу, и сильно испугался, когда с северной стороны дороги появился пони Реджиса. Он скакал галопом – без всадника.

– Быстрее! – крикнул Дзирт Кэтти-бри, пригнулся и пришпорил Андхара. В этот момент он заметил Гвенвивар. – Помоги ему, Гвен! – приказал он, и пантера взревела и прыгнула прочь.

Андхар обогнул холм с северной стороны, и Дзирт увидел Реджиса, который стоял за спиной у дроу – дроу! – приставив свое хрупкое оружие к затылку темного эльфа!

«Быстрее», – подумал Реджис, мысленно обращаясь к своим друзьям. Несмотря на то, что он временно одержал верх, ему вовсе не улыбалась перспектива удерживать дроу в повиновении при помощи рапиры, потому что он понимал: долго так продолжаться не может. Он повесил арбалет на пояс и потянулся к кинжалу.

Дроу, определенно, такое положение дел тоже не нравилось, потому что он развернулся так быстро, что Реджис не успел нанести удар, и мечом отшвырнул рапиру прочь.

Реджис тоже развернулся вслед за противником, вскрикнул и отскочил назад. Его клинок вылетел из руки, и он попытался извлечь свой кинжал с тремя лезвиями, хотя и не знал, что можно поделать с кинжалом против темного эльфа, размахивающего двумя острыми мечами.

Дроу шагнул вперед, и Реджис отпрянул, но противник его повернулся налево, на север.

Реджис, наполовину машинально, наполовину от ужаса, велел кинжалу выпустить живую змею, и, падая на землю, швырнул ее вперед.

Дроу, казалось, не понял, откуда взялась проворная змея, и не сообразил, что делать, а она быстро поползла вверх и обвилась вокруг его шеи подобно живой удавке. Он обернулся к Реджису, даже сделал шаг по направлению к хафлингу, но в этот момент появился призрак – злой дух, заключенный в кинжале. Призрак с такой силой затянул удавку, что дроу отлетел назад и рухнул на землю, выронив мечи.

В этот самый миг нечто темное и зловещее приземлилось рядом с Реджисом, тот снова взвизгнул и попытался уползти прочь, но это оказалась Гвенвивар, которая придавила поверженного врага.

– Скорее! – закричал Реджис. – Прошу вас, скорее же!

Он заметил Дзирта и Кэтти-бри, которые во весь опор скакали с северной стороны. Он видел Вульфгара и Бренора, бежавших с юга, но в глубине души понимал, что мольба эта обращена не к друзьям, а к нему самому. Он не хотел, чтобы призрак задушил этого дроу теперь, когда его сцапала Гвенвивар.

Он побежал, схватил свою рапиру и, спотыкаясь, бросился к распростертому на земле дроу. Тот одной рукой пытался сорвать с шеи змею, а второй прикрывал глаза в отчаянной попытке помешать пантере разодрать когтями его лицо.

Реджис подбежал к поверженному дроу и ткнул рапирой.

– Пузан! – потрясенно вскричал Бренор.

– Реджис, нет! – завопил Дзирт.

Но Реджис целился не в дроу; он ткнул острием прямо в ухмыляющееся лицо призрака. Он знал недостаток своей удавки: один удар, направленный в немертвого монстра, – и он исчезнет, подобно облаку серого дыма, как сейчас. Змея выпустила горло задыхавшегося дроу и тут же издохла.

Итак, половина проблем дроу была решена, однако оставалась еще одна маленькая сложность в виде кошки весом шестьсот фунтов, которая сидела у него на груди.

– Ч‑что?.. – едва выговорил Дзирт, спрыгнув со спины Андхара и подбежав к хафлингу. Что это было?

– Отличное оружие, как ты считаешь? – отозвалась Кэтти-бри, которой уже приходилось наблюдать этот кинжал в действии на берегах озера Мер Дуалдон.

Дзирт подошел ближе, осмотрел придавленного к земле пленника; в глазах несчастного плескался ужас. Гвенвивар поднесла морду к его лицу и широко раскрыла пасть, чтобы как следует продемонстрировать свои смертоносные резцы.

– Кто ты такой? – спросил Дзирт.

– Не убивай меня, Дзирт До’Урден! – взмолился тот. – Я не хотел причинить тебе зла.

– Ты из Бэнров?

– Я из Бреган Д’эрт.

Дзирт смотрел на незнакомца с недоверием. Ему уже доводилось сталкиваться с подобной уловкой – да и сам он воспользовался ею однажды, вместе с Энтрери и Далией. Когда их взяли в плен Ксорларрины и аристократ из Дома Бэнр в Гаунтлгриме, он заявил, что они – члены организации Джарлакса.

– Меня послал сюда Джарлакс; я следовал за хафлингом от Лускана.

Все обернулись к Реджису.

– Да, я видел в Лускане нашего старого друга, – подтвердил Редкие. – В таверне под названием «Одноглазый Джакс»; насколько я понимаю, она принадлежит ему. А я думал, он меня не узнал. В конце концов, прошло сто лет и…

– Довольно, – прервал его Дзирт.

Реджис сглотнул ком в горле; наверное, сообразил, что сболтнул лишнее.

– Я помог ему и девушке, – умоляющим тоном произнес дроу. – На берегу озера.

И снова все взгляды обратились к Реджису и к Кэтти-бри. Женщина явно смутилась и пробормотала:

– Я его в первый раз вижу.

Но Редкие закивал.

– Тот дротик, – сказал он, глядя на Кэтти-бри. – Помнишь лучника, которого застрелили на пляже? Дротик с усыпляющим ядом был не моим.

Все снова посмотрели на пленника.

– Это я стрелял, – сказал он.

– Зачем? – спросил Дзирт.

– Я решил, что Джарлакс не хотел бы, чтобы хафлинга убили.

– Правильно решил. Отпусти его, Гвен.

Пантера отскочила в сторону. Реджис хотел предложить дроу руку, но тот с ловкостью, которая присуща лишь темным эльфам, быстро вскочил на ноги.

– Назовись, – потребовал Дзирт.

Дроу молчал, и Дзирт вздохнул.

– Брелии Джанкей, наконец ответил шпион.

– Из Бреган Д’эрт?

Брелин кивнул.

– Что же ты теперь скажешь Джарлаксу?

– А что ты хочешь, чтобы я ему сказал?

Реджис резко свистнул, и все вздрогнули от неожиданности. Когда члены отряда машинально обернулись к хафлингу, тот с довольно пристыженным видом указал на дорогу, по которой трусил пони, – Реджис просто подозвал его. Невысокий толстый пегий пони скакал легким галопом, покачивая головой, словно жалуясь на судьбу, и друзьям показалось, что пони Реджиса имеет для этого все основания.

– Передай ему: я надеюсь, что он жив и здоров, – ответил Дзирт и рассмеялся.

– Где ты был все это время, Дзирт До’Урден? – спросил Брелин. – Джарлакс разыскивает тебя уже много лет.

Дзирт несколько мгновений поразмыслил над ответом, затем вздохнул:

– Видишь ли, я нуждался в отдыхе.

– И ты отдыхал восемнадцать лет? – Брелин не скрывал недоверия.

– Я долго странствовал, – ответил Дзирт нарочито утомленным голосом.

– И тебе еще долго придется странствовать, вот что я думаю, – вставил Бренор.

– Где сейчас Джарлакс? – спросил Дзирт. Обернувшись к Кэтти-бри, он негромко произнес: – Считаю, нам пригодятся его ресурсы.

Женщина кивнула еще прежде, чем Дзирт успел договорить; очевидно, мысли ее приняли то же направление. Джарлаксу известен был подземный путь от Лускана в Гаунтлгрим, и если уж кто и мог подсказать, как обращаться с вампиром, так это предводитель наемников.

– В Лускане, куда я и направляюсь, – ответил Брелин.

– Значит, присоединяйся к нам, – выпалил Реджис. Остальные окинули его изумленными взглядами. Реджис только что предложил дроу, причем совершенно незнакомому, идти с ними и ночевать в их лагере. Такой поступок ни в коем случае нельзя было назвать благоразумным.

Дзирт пристально осмотрел шпиона, затем взглянул на Кэтти-бри, но та лишь пожала плечами.

– Ладно, – обратился он к Брелину. – На дорогах сейчас опасно. Еще один клинок нам не помешает. – Он посмотрел влево, на лежавший на земле меч, затем направо, на другой. – Или два.

Вскоре они отправились в путь. Брелин по приказу Дзирта шел далеко впереди.

– Пузан в одиночку справился с дроу! – сказал Бренор, когда Брелин наконец оказался вне пределов слышимости.

– Так зовут моего пони, – напомнил Реджис спокойно и совершенно серьезно.

– Ага, ну а как же тогда твое настоящее имя? – расхохотался дворф.

Реджис расправил плечи.

– Паук, – произнес он. – Да-да, Паук Паррафин из банды Морада Тополино.

– Ничего себе, язык сломать можно.

– А сам-то ты кто? – спросил хафлинг.

– Раньше меня звали Реджинальд Круглый Щит, из адбарских Круглых Щитов, – ответил Бренор. – Малыш Арр Арр некоторые называли меня, только сам не вздумай ко мне так обращаться, не то получишь кулаком в глаз! – Он топнул тяжелым сапогом по деревянному полу повозки и объявил: – Мое имя Бренор, и больше никакое. Бренор Боевой Топор из Мифрил Халла!

– А тебя зовут Рукия, – обратился Реджис к Кэтти-бри, которая неторопливо пересекла на своем скакуне дорогу перед повозкой и его пони. – Дочь Нираджа и Кавиты из десаи, и выросла ты на равнинах Незерила. – Разумеется, она рассказывала ему истории из своей жизни во время прошедшей долгой зимы.

– Была Рукией, – поправила женщина. – А теперь я та, кем всегда была.

– А как насчет тебя, парень? – спросил Бренор у Вульфгара. – Ты нам так и не сказал. Кем ты был?

– Хрольфом, сыном Альфарина, из племени Лося, – ответил Вульфгар.

– Значит, родился среди людей своего народа, – подытожил Бренор. – Нда, вижу, тебе повезло больше всех нас!

Реджис кивнул, но, вспоминая долгую и полную приключений дорогу, которая привела его обратно к друзьям, вспоминая прекрасную Доннолу Тополино, и Дедушку, и Дорегардо, и «Ухмыляющихся пони», он вдруг обнаружил, что не может согласиться с заявлением Бренора.

– Верховный капитан Курт, – сообщил Реджис своим четырем спутникам, когда они заметили рыжеволосого человека. Мужчина приближался к их лагерю, разбитому неподалеку от северной окраины Лускана. Вместе с Брелином Джанкеем они без происшествий покинули Долину Ледяного Ветра и перевалили через Хребет Мира. Пять спутников разбили лагерь поблизости от города и отправили Брелина в Лускан, взяв с него обещание, что он найдет Джарлакса и приведет к ним.

– Верховный капитан? Тогда он наверняка не один, – сказал Бренор. – Как ты думаешь, эльф, этот крысеныш дроу нас предал?

Друзья заметили, что Дзирт качает головой, но на лице его появилось озадаченное выражение. Он видел этого человека двадцать лет назад, но казалось, что с тех пор рыжеволосый бандит не постарел ни на один день.

– Добрая встреча, и добро пожаловать обратно в наш город, мастер Паррафин, – приветствовал их верховный капитан Курт, кивнув Реджису. – Или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Пауком?

Реджис прикоснулся к своему берету.

– Серена передает тебе привет.

– Спасибо, ей тоже передавай привет, – ответил Реджис.

– Бениаго? – спросил Дзирт; разумеется, он вспомнил имя. На Фаэруне прошло почти двадцать лет, но для Дзирта, который все это время спал волшебным сном в Ируладуне, со времени последней встречи с Бениаго пролетело всего лишь несколько недель.

– Приятно встретить тебя снова, мастер До’Урден, – ответил Бениаго почему-то шепотом, затем огляделся по сторонам и сделал жест, призывая их говорить вполголоса.

– Ты теперь верховный капитан?

Человек пожал плечами:

– Переживи начальство, и мир будет принадлежать тебе, верно?

– Могу согласиться, особенно это относится к друзьям Джарлакса.

Бениаго ухмыльнулся и снова пожал плечами.

– Примерно десять дней назад здесь видели других твоих друзей, – сообщил он.

– Других друзей? – переспросила Кэтти-бри.

– Энтрери и эти странные личности, – сказал Бренор, который сам видел действительно необычную троицу – жестоко искалеченного тифлинга, болтливую женщину-дворфа и серокожего человека в монашеском облачении – на склоне Пирамиды Кельвина в ту ночь, когда он и его друзья спасли Дзирта.

– И куда же он отправился? – поинтересовался Дзирт, кивнув Реджису, чтобы подтвердить догадку Бренора.

Рыжеволосый человек неловко переминался с ноги на ногу; Дзирт и Кэтти-бри это заметили.

– Кто знает? Я пришел, чтобы сказать вам… – Он смолк и снова огляделся.

– Мы забыли о правилах приличия, – сказал Дзирт. – Следует подать еды и питья нашему гостю.

– Я уже все приготовил, – сообщил Вульфгар из-за спины дроу. Обернувшись, собеседники увидели, как он переставляет большие камни, служившие им сиденьями, так, чтобы Бениаго мог присоединиться к ним за обедом. Легкость, с которой Вульфгар поднимал камни, заставила Дзирта перенестись в прошлое, потому что этот человек, воплотившись повторно, явно не утратил ни капли своей сверхъестественной силы.

Они собрались у костра, и Дзирт позвал Гвенвивар и велел ей охранять лагерь и сообщить о приближении чужаков.

– Может, мне предупредить ее, что где-то неподалеку тебя ждут сообщники? – спросил Дзирт.

– Я вышел из города один и не могу здесь надолго задерживаться, – ответил Бениаго. Он в очередной раз вгляделся в темноту, и вид у него был встревоженный. – Я пришел сюда только ради твоей… вашей дружбы с одним из моих союзников.

– Джар?.. – начал было Дзирт, но Бениаго поднял руку, словно не желая, чтобы это имя произносилось вслух. И только сейчас Дзирт понял, что эта встреча не сулит ему ничего хорошего.

– Того, кого ты ищешь, нет в Лускане, – объяснил Бениаго, понизив голос. – И сомневаюсь, что он когда-либо вернется сюда. Тебе тоже не стоит там появляться. И не стоит хоть кому-то говорить, что ты путешествовал в компании Брелина. Я тебя очень прошу – ради его безопасности.

Эта просьба поразила Дзирта, и еще больше поразил его униженный тон верховного капитана Курта, фактического правителя Лускана.

– Угощайся, – пригласил гостя Вульфгар, протягивая ему миску с тушеным мясом, но Бениаго покачал головой и поднялся.

– Доброго пути вам, куда бы вы ни отправились.

– Мы идем в… – заговорил Бренор, но Бениаго отчаянно замахал рукой, не дав ему договорить. Затем рыжеволосый человек поклонился пятерым спутникам и исчез в ночи.

– М-да, все это очень интересно, – отметил Бренор, когда человек ушел.

Реджис покосился на Дзирта.

– Тиаго Бэнр, – произнес Дзирт по-прежнему шепотом, и хафлинг кивнул, а Кэтти-бри ахнула и тоже кивнула, очевидно, догадавшись, о чем идет речь.

– Вы про что там шепчетесь?! – возмущенно воскликнул Бренор.

– Скажем так: Дзирта в этом мире преследуют большие неприятности, чем последствия битвы с демоном у ворот Брин-Шандера, – произнес Реджис.

– Битвы с демоном? – переспросил Бренор.

Вульфгар рассмеялся.

– А у меня была раньше такая простая жизнь, прежде чем я вернулся к вам, – пожаловался он.

– Итак, Энтрери побывал здесь, Джарлакс покинул город и больше сюда не вернется, – подвела итог Кэтти-бри. – Ты сказал, что ему известен тайный путь в Гаунтлгрим, но теперь, насколько я понимаю, этот путь для нас потерян.

– А у меня есть карта, – сообщил Бренор. – Ничего, доберемся.

– Но не прямо сейчас, – возразил Дзирт, глядя в глаза женщине, которая когда-то была его женой.

– Широкая Скамья, – согласилась Кэтти-бри.

– Возможно, нам следует воспользоваться нашими новыми именами, – предложил Реджис. – И подыскать какой-нибудь псевдоним для Дзирта.

– Нет! – настойчиво воскликнул Бренор и топнул ногой. – Он уже достаточно долго носит это имя.

– Но его хотят убить…

– Тогда пусть приходят, – фыркнул дворф, причем довольно громко. – А что до меня, мое имя – король Бренор, и я отвечу так любому, кто спросит, и даже если не спросят, все равно меня зовут король Бренор.

– Можем ли мы доверять этому Бениаго? – спросил Вульфгар, и когда Дзирт уклончиво кивнул ему, варвар-гигант поднялся, начал сворачивать свой спальный мешок и укладывать вещи в повозку.

Прошло немного времени, и они снова отправились в путь, направляясь на восток через поля. Вскоре Бренор запел. Это была грустная песня об утрате, о величии и эпохе, которой не суждено было повториться, песня клана Делзун о городе Гаунтлгрим.

В ту ночь на небосклоне не было луны, не было облаков, и миллионы звезд сверкали в ясной вышине, усеивая небо, казавшееся совсем близким. Это была одна из тех ночей, когда небеса, казалось, сливались с землей, и душа и воображение воспаряли вверх, совсем как в ту ночь, когда Дзирт лежал в одиночестве и в полной тишине на вершине Подъема Бренора на Пирамиде Кельвина.

Это была одна из тех ночей, когда дроу-отступник казался себе ничтожным, крошечным и одновременно величественным, частью чего-то древнего, вечного, бескрайнего, как его воображение, и теплого, как любовь его пяти друзей, которые окружали его сейчас, в повозке. Здесь была даже Гвенвивар, потому что он не смог заставить себя отправить ее обратно в ее астральный дом.

Напротив, в такую ночь, чувствуя себя частью этой ночи, Дзирт ощущал себя так, словно он находился не на земле смертных, а в царстве Гвенвивар.

«Да, хорошо наконец оказаться дома», – решил Дзирт.

И эта повозка, спотыкавшаяся на камнях, двигавшаяся мимо ферм к востоку от Лускана, была его домом, потому что дом – это не место, о нет, но связь, связь с друзьями, и он ощущал ее сейчас так сильно, как никогда прежде.