Ночь падучих звезд

Виктор Мамонтов МАЙСКИМ ВЕЧЕРОМ

Первый весенний дождь шумел над военным городком. Косые струи смывали пыль с деревьев, громко стучали по крышам казарм. Под окнами штаба, пенясь, мчался мутный ручей. Он весело нырял в ржавую трубу, проложенную под тротуаром, исчезал под землей.

Майор Пронякин навалился грудью на подоконник и резко швырнул за окно кораблик, который он смастерил из газеты. Быстрая вода подхватила утлое суденышко, завертела в водовороте и затем поглотила его.

Друг майора капитан Мельников подошел к окну и, вглядываясь в ручей, сказал:

— Погиб геройски в кипучих волнах.

— Погиб, — ответил Пронякин и задумчиво взглянул на товарища.

Мельников сел на подоконник, высунулся из окна, стараясь уловить рукой летящие капли. Сразу же по его молодому краснощекому лицу поползли дождевые шарики, засверкали на иссиня-черных волосах. Капитан раздавил их ладонью и начал вытираться шелковым платочком, обшитым голубой канвою.

Офицеры отошли от окна.

— Ты знаешь, Александр Иванович, мне почему-то захотелось сравнить себя с твоим корабликом. Крутит, вертит человека жизнь, и нужны большие усилия, чтобы не пойти на дно.

Майор закрыл окно, включил свет. Его худощавое, строгое лицо стало мягче в усмешке.

— Что и говорить, фраза с громом и молнией!

— Не сказал бы, — ответил Мельников, закуривая.

— Ты не учел одного. Человек обладает удивительной способностью — разумно бороться. Думаю, что твое сравнение хромает на обе ноги.

Мельников засмеялся:

— Почему же ты не борешься? Тебя оторвали от любимого дела, от людей, которые любят тебя. Признайся, наверно, ты даже завидуешь, что я командую ротой, которую отличной сделал ты.

— Ты не совсем прав, — прервал Александр Иванович друга. — Я ушел из роты, но не от людей.

— Понимаю тебя. Приказ есть приказ. Пока! — Капитан надел фуражку, подмигнул Пронякину и строевым шагом вышел из кабинета.

Оставшись один, Пронякин задумался. И в самом деле — стоило ли ему соглашаться на новую должность? На память пришли слова: «Человек достигает высшего расцвета тогда, когда любит свое дело».

Внезапно затрещал телефон. Пронякин бросил окурок в пепельницу, взял трубку:

— Слушаю, майор Пронякин.

— Саша, ну, как дождик? — послышался громкий голос.

— Шумит, — ответил Александр Иванович и на миг представил себе начальника политотдела — невысокого, подвижного, с сократовским лбом, с его словно искрящимися глазами.

— Скоро успокоится. Мне в окно виден голубой кусочек неба, — кричал подполковник Яковенко.

— Спасибо, что позвонили. Что-то загрустил я, — признался майор.

— Грусти, но не забывай, что завтра в три часа речь держишь.

Пронякин покосился на листы бумаги, исписанные размашистым почерком, испещренные разноцветными стрелками, и ответил:

— Помню.

— Все продумал? — спросил подполковник. — Смотри, гости солидные ожидаются! — И в трубке умолкло.

Начальник политотдела Яковенко был давним знакомым майора. Он относился к нему с отцовской заботой и гордился, что о роте Пронякина слава пошла на весь округ. Подполковник любил боевой дух и задор. Казалось, он затевает любое дело с тем, чтобы разбудить энергию людей.

Три месяца назад он превратил командира роты Пронякина в инструктора политотдела. Был искренне уверен, что новое назначение майор примет с благодарностью, и удивился, когда услышал слова:

— Непривычное это для меня дело. Боюсь, что не справлюсь.

— В полку был передовиком, будешь передовиком и в политотделе, — похлопал Яков Ильич майора по плечу.

И вот Пронякин тянет, сил не жалеет. Такая уж у него натура: взялся за дело — отдавай ему все силы.

Майор вздрогнул от настойчивого звонка телефона.

— Алло, Саша, ты совесть имеешь? — услышал он голос жены.

— Бегу, Верочка! Как там Витька?

— Ожидает тебя.

Александр Иванович заторопился: «Черт возьми, надо же забыть о собственном дне рождения».

Дождь за окном затихал, но Пронякин прихватил на всякий случай плащ-накидку. Стукнул дверью, повернул два раза ключ в замке и побежал по ступенькам лестницы.

На пороге остановился, вдохнул полной грудью свежий воздух. Прислушался. В штабе раздался голос ефрейтора, который сидел у телефона и принимал телеграммы. Майору почудилось, что ефрейтор назвал его имя. Он вернулся:

— Вы ко мне?

Ефрейтор почему-то смутился, отвел в сторону глаза:

— Связь проверил, товарищ майор.

Пронякин вышел. В вечерней теплыни пахло цветами, молодой зеленью. После дождя все кругом было умытым, глубоко дышало. Где-то за военным городком равномерно стучал движок. Александр Иванович зашагал по асфальту, усеянному бликами от электрических лампочек.

Уже возле КПП Пронякин почувствовал, что за ним кто-то бежит.

— Товарищ майор, подождите!

Пронякин узнал голос, обернулся навстречу подбежавшему человеку:

— Мозговой? Здравствуй! Промок ты, брат, как веник.

— Через сквер бежал, кусты мокрые, — отдышавшись, ответил высокий сержант. На его сочных, чуть вывернутых губах между каплями воды теплилась улыбка.

— Ко мне? — спросил майор.

— За вами.

— А я домой, как на пожар, тороплюсь.

Сержант загадочно улыбнулся, взял майора под руку:

— Мы вас долго не задержим.

— Вот беда какая! Понимаешь — меня дома ждут.

— А мне без вас лучше не возвращаться.

Пронякин не стал больше отказываться. Он глянул на часы, махнул рукой и зашагал за сержантом.

Молча они подошли к казарме, где жила рота, которой теперь командует Мельников. Александр Иванович почувствовал, как от волнения чаще забилось сердце.

Вошли в затемненный коридор. Здесь ничего не изменилось. У коричневой тумбочки напряженно вытянулся дневальный.

— Почему так тихо? — спросил майор.

Дневальный молча отдал честь Пронякину и открыл перед ним дверь. Мозгового рядом не было.

Майор вошел в комнату и вздрогнул. Вся рота собралась здесь. Тут же, хитро улыбаясь, находился капитан Мельников. Он подошел к растерявшемуся Пронякину и шепнул ему на ухо:

— Крепись, казак, атаманом будешь…

Догадываясь, в чем дело, Александр Иванович досмотрел на солдат. Вот с трудом сдерживает улыбку рядовой Скоков, первоклассный шофер. А слева нахмурил брови невысокий напористый Фокин — лучший автоматчик роты.

Пронякин смутился и неловко переступил с ноги на ногу под взглядами этих близких и далеких парней. Потом он повернулся к сержанту Мозговому, который с шумом ввалился в казарму с большим свертком в руках.

— Товарищ майор, — сказал Мозговой, — разрешите от имени всей роты поздравить вас с днем рождения.

Хитро улыбался Мельников. Улыбался сержант, крепко пожимая руку офицеру. Потом Мозговой развернул хрустящую бумагу. Из нее показалась голова плюшевого мишки с лохматыми ушами и блестящими пуговками вместо глаз. Сержант протянул медведя имениннику:

— На память от нас, товарищ майор.

Комната разом наполнилась светом, музыкой, смехом. Солдаты окружили своего бывшего командира, наперебой пожимали ему руку.

Подойдя к Мельникову, майор спросил:

— Зачем ты это затеял?

— Они сами затеяли, ну, и я не против…

— Лучше жить без шума.

…Радостный возвращался Александр Иванович домой. Он держал в руках плюшевого мишку.

Незаметно подошел к дому. Постоял у калитки. Свежий воздух бодрил. Сквозь черное сито неба просеивался звездный песок. Александр Иванович зашел во двор. Из окон его квартиры струился свет. По белой занавеске метнулась тень. Тогда он побежал, быстро поднялся на второй этаж, протянул руку к звонку, но дверь уже открылась.

Ласковые руки жены опередили его слова.