Ночь Паука

Глава четвертая

Конан осторожно заглянул в проем неплотно прикрытой двери и окинул ее взглядом, выискивая следы пожара, но с удивлением обнаружил, что воздух уже успел очиститься от запаха гари, обломки столика были убраны, прогоревший ковер скатан в тугой рулон, ваза стояла на прежнем месте, хотя Фабиан, похоже, не участвовал в этом — бледный как полотно он сидел в кресле, по временам непроизвольно вздрагивая, и уже не глядел с вожделением ни на Зиту, ни даже на Мелию.

Зато перемена в настроении оказалась разительной. Не слышно было ни циничных шуток, ни громкого смеха Фабиана. Гордый Эмерик раскатисто храпел, безобразно раскинувшись на диване, заставляя своих друзей болезненно морщиться.

Как ни странно, но сестры перенесли потрясение гораздо лучше мужчин.

Зита выглядела озабоченной. Она разожгла камин и теперь была занята тем, что осторожно переворачивала страницы колдовской книги, внимательно рассматривая, что испорчено, что нет, и аккуратно просушивала отсыревшие. Временами она грустно качала головой, что-то говорила про себя, но что, Конан расслышать не мог.

Впрочем, проследить за ее размышлениями было несложно — треть фолианта обратилась в пепел, то, что осталось, тоже не миновало огня, а уж эти жалкие остатки размочила вылитая им вода. Тем временем Мелия успела привести себя в порядок, и хотя одежда на ней была изорвана, а на коже виднелись синяки и ссадины, Конан отметил про себя, что выглядела она едва ли не более обворожительно, чем прежде.

«Впрочем, — усмехнулся он своим мыслям, — тут-то как раз нет ничего удивительного: чем меньше на ней останется одежды, тем желанней она будет становиться!»

Мелия закончила со своими делами и посмотрела на сестру.

— Ну что, Зита?

Та устало вздохнула.

— Половина страниц сгорела и безвозвратно потеряна, вторая половина промокла и, пока не высохнет, ни на что не годна. Хорошо еще, что Эмерик догадался залить пламя. Никак не пойму, как это ему пришло в голову погасить огонь, ведь пьян он настолько, что вряд ли понимал, что делает, и все-таки поступил как надо.

Зита покачала головой — видимо, удивление было столь велико, что не сразу оставило ее.

— Лучше бы он сжег ее, — вдруг заговорил молчавший до сих пор Фабиан, — я уже устал от колдовства. — Он зло посмотрел на младшую из сестер, все-таки не решаясь вслух обвинить ее в приключившейся с ними беде.

Девушки многозначительно переглянулись, и Зита на удивление спокойно ответила:

— Поверь, мне жаль, что наша затея обернулась таким кошмаром, но если ты думаешь, что я имею хоть какое-то отношение к случившемуся, то, уверяю тебя, ты глубоко ошибаешься — я даже не знаю, чьих рук это дело. А что касается книги, — она благоговейно провела рукой по верхней, почти не тронутой огнем странице, — молись Митре, чтобы и дальше ничего не случилось с листом, на котором начертано ограждающее заклинание. Если с ним что-то произойдет — мы погибли! Даже Эмерик это понял, — добавила она с укоризной.

— Эмерик?! — Фабиан расхохотался. — Да я скорее поверю, что он хотел сжечь ее, чем сохранить, но должен тебя разочаровать: он не был способен ни на то, ни на другое!

— Но тогда кто?

И Зита, и Мелия удивленно смотрели на него — до сих пор подобное рассуждение не приходило им в голову, но теперь, когда Фабиан высказал эту мысль, обе вдруг почувствовали, что спутник их прав. Они ждали объяснений, но он в ответ лишь пожал плечами.

— Не знаю, но я скорее поверю, что вода выплеснулась из вазы, а уж потом подломившиеся ножки стола не вы держали и обгоревшие останки книги угодили в лужу на полу.

— Не годится, — Мелия скептически покачала голо вой, — не забывай, что ковер успел сильно прогореть, прежде чем его потушили.

Фабиан досадливо поморщился — и как это он упустил из виду столь очевидное обстоятельство? — но продолжал стоять на своем.

— Пусть так, но тогда в том, что ваза все-таки упала, в последний момент погасив пламя и сохранив нужную страницу от огня, я склонен видеть провидение Митры!

Услышав эти слова, Конан едва не выругался — еще никто не сравнивал его с Солнцеликим, и хоть признавал он лишь мрачного Крома, а чтил Бела, подобное сравнение не могло не польстить его самолюбию. Что ни говори, а приятно иной раз сыграть роль провидения! Однако все это были мелочи, не стоящие внимания, и, усмехнувшись, киммериец вновь обратился в слух.

Зита хотела что-то возразить, но последние слова Фабиана заставили ее задуматься, наведя на интересные размышления. Сказанное им очень походило на правду, но если сам Солнцеликий благоволит к ним, а стало быть и к ней тоже, то значит, ее дело угодно и ему! Подобный поворот событий пришелся ей по душе, и она уже собралась с удовольствием порассуждать на эту тему, чтобы уяснить, какую пользу можно извлечь из такого покровительства, а главное — как не лишиться его, но ее отвлек вопрос Мелии.

— Ну так все-таки, сестра, что мы будем делать? Что делать?..

Зита задумалась — как раз этого она и не знала. Она увидела устремленные на нее в надежде глаза сестры и требовательный взгляд Фабиана, и на мгновение гнев охватил ее, но она заставила себя успокоиться. В конце концов выкручиваться им придется вместе, а значит, ни к чему устраивать ссоры.

— Я не знаю, как с этим бороться, потому что не знаю, кто выступил против нас.

— Но ты говорила… — начала было Мелия, но Зита не дала ей закончить:

— Да, говорила, но могла запросто ошибиться — это может быть кто угодно!

— Неужели нет выхода?

— Выход есть всегда, — отрезала Зита, — найдется и теперь, но вот сколько времени на это уйдет, я сказать не могу.

— А разве нельзя побыстрей? — резко спросил Фабиан, который опять начал злиться.

Он уже оправился от того ужаса, что подмял его, подчинил себе в зале, и теперь испытывал чувство жгучего стыда из-за того, что обе девушки оказались куда сильнее его самого. Ему требовалось выместить на ком-то свою злость, и он рад был ухватиться за что угодно.

Зита прекрасно поняла это, но вида не показала, а попыталась спокойно объяснить ему все, что знала сама, надеясь, что, поняв, что к чему, и увидев, что никто его ни в чем не обвиняет и уж тем более не смеется над ним, он успокоится.

— Можно хоть сейчас убрать заклинание, но в этом случае мы рискуем умереть прежде, чем узнаем, кто наш враг.

Еще не дослушав ее объяснения, Фабиан собирался возразить, но слова застряли у него в горле, когда до него дошла суть сказанного Зитой: чего-чего, а помирать ему вовсе не хотелось!

Девушка спокойно смотрела на него, и в ее взгляде он не увидел ни намека на насмешку, а потому лишь проворчал, но уже примирительно:

— Так что же нам так и сидеть здесь до скончания века?

— Нет, почему же? — Зита обрадовалась, что ей удалось погасить злость Фабиана, но вида не подала. — Я рассчитываю, что мы выберемся отсюда целыми и невредимыми, но для этого нужно подготовиться, а на подготовку потребуется время.

— Мы можем помочь тебе, сестра?

Зита улыбнулась.

— Мне без вас просто не обойтись, а то, что необходимо сделать, потребует к тому же силы Фабиана.

Услышав, что говорят о нем, Фабиан нервно облизнул губы.

— Что я должен сделать?

В это время Эмерик поднял голову и, посмотрев на них пьяными глазами, глупо улыбнулся и произнес заплетающимся языком:

— Привет, друзья. Все развлекаетесь?

Лицо его сморщилось на ярком свету, сделавшись похожим на первый весенний гриб, взгляд был мутным, и он глупо хлопал глазами, словно силясь понять, как оказался здесь, а главное — зачем?

Фабиана разобрал нервный смех. Он смеялся и никак не мог остановиться. Что ни говори, а развлеклись они от души — это он верно заметил. Будет о чем вспомнить на досуге!

При виде мятой физиономии Эмерика Мелию передернуло от отвращения — и это ничтожество она хотела приблизить к себе!

— Ты сам-то чем тут занимался, пока нас не было? Неизвестно почему, но у него было прекрасное настроение, и он вновь хихикнул.

— Так, поколдовал немного.

Не сговариваясь, все трое обернулись к нему. Мелия выглядела удивленной и растерянной. Фабиан перестал хохотать, и лицо его налилось кровью. Казалось, что еще немного, и он убьет своего приятеля, и непонятно было, что его удерживает от того, чтобы не сделать этого прямо сейчас. Зита встала, и ее милое личико, искаженное гримасой гнева, казалось страшным.

— Что… ты… сказал?! — спросила она, тщательно выговаривая слова, делая ударение на каждом из них.

Эмерик вдруг почувствовал неладное, и лицо его приняло испуганное и вместе с тем потерянное выражение. Кровь прихлынула к лицу, он неловко взмахнул руками, подражая жестам Зиты, и когда до них дошло, что вслед за этим последует, было уже поздно — он испугано пролепетал два ничего не значащих, но страшных слова:

— Сатанаро удо!

— Не-е-ет!! ! — протяжно и обреченно, словно в последний раз перед смертью, закричала Зита. — Что ты наделал, безумец?! Ты впустил Незримого внутрь — теперь мы пропали!

Последние ее слова потонули в ужасающем грохоте. Стены дома заходили ходуном. Послышался сдавленный, далекий вой боли невообразимо мощного зверя, словно стадо слонов трубило в предсмертной тоске, заглушая торжествующий рев поедавшей их армии саблезубых тигров, и все, что происходило до сих пор, показалось людям детскими шутками.

Эмерик завизжал, закрыв голову руками. Казалось, что еще немного, и все это массивное, поразившее их при первом взгляде своей незыблемостью, сооружение вот-вот рассыплется грудой щебня, погребя под собой и четверку несчастных, так не вовремя оказавшихся внутри.

Огненный вихрь ворвался в комнату, опалив лица людей, заставив их поспешно зажмуриться, окрасив все зловещим багрянцем.

Рев набирал силу, достигнув оглушающей громкости, когда казалось, еще немного, и люди не выдержат, либо оглохнув, либо сойдя с ума. Фабиан затравленно озирался, словно разум уже покинул его.

Зита стояла, не в силах пошевелиться, и лишь одна мысль болью пульсировала в голове — это конец. Не только крушение всех надежд, но и конец жизни.

Мелия схватила ее за руку и встряхнула.

— Делай что-нибудь, пока жива!

В первый момент она непонимающе посмотрела на сестру — что ей надо? Сейчас, за мгновение до смерти? — и вдруг засуетилась. Трясущимися руками она перевернула несколько страниц и, отыскав нужную, облегченно вздохнула.

Того, что произнесла юная колдунья, в грохоте, доносившемся снаружи, никто не расслышал, но едва она опустила руки, шум стих, а стены высветились белесоватой дымкой, поначалу почти незаметной, которая на глазах густела, оплетая стены комнаты защитным коконом.