Ночь Паука

Глава восьмая

Киммериец открыл глаза и поудобнее уселся на диване, только что служившем ему ложем, удовлетворенно осматриваясь, словно вернулся не в постылую темницу, за стенами которой притаилась беда, а в родной дом, к любящим друзьям. Впрочем, последнее было не так уж и далеко от истины. Зита с Мелией настороженно, с надеждой смотрели на него.

— Ну? Что скажешь?

— С огнем шутки плохи! — только и ответил Конан, ухмыльнувшись каким-то своим мыслям.

О чем это он?

Девушки недоуменно переглянулись.

— Устал я. — Конан устроился поудобнее и прикрыл глаза.

Только тут до них дошло, откуда он вернулся и чем занимался на самом деле, пока тело его спокойно лежало в одной с ними комнате, погруженное в сон. Очарованный Сон, для них с сестрой продлившийся совсем недолго, но сколько времени — а главное сил! — потратил Конан, чтобы пройти свой путь, они могли только догадываться. Кляня себя за непростительную глупость, девушки бросились за вином и едой.

Киммериец ел, словно дня три не видел съестного, с иронией вспоминая аппетитную увесистую баранью ногу, съеденную в пещере. Все-таки это было несправедливо — убить-то его грозили по-настоящему, а кормежка оказалась фальшивой! Зита с Мелией терпеливо ждали, не понимая менявшей его лицо мимики, но лишь когда он насытился и с кубком вина в руке откинулся на спинку дивана, Зита решилась, наконец, вновь задать свой вопрос:

— Ну, что скажешь?

Она так напряженно ждала ответа, нетерпение столь явно отражалось на ее лице, что Конан не смог удержаться и, усмехнувшись, повторил:

— С огнем шутки плохи.

— Ты!.. — Девушка задохнулась от гнева, и щеки ее вспыхнули румянцем.

Конан беззвучно рассмеялся, обнажив белые крепкие зубы, и вдруг посерьезнев развел руками.

— Мне нечего сказать. Я ничего не узнал.

Ответ был столь бесхитростен и категоричен, что обе девушки надолго замолчали. Они надеялись узнать нечто для себя важное, но так и остались с тем, с чего начали — с паутиной Затха, неизвестно, сколько еще способной защищать их, и необходимостью обезвредить Незримого неведомым пока способом. Теперь все их надежды оставались на Конана.

На его силу.

На его бесстрашие.

На его ум.

Огорченная неудачей, Зита погрузилась в свои мысли, а Мелия подсела к киммерийцу — она еще не переставала надеяться — ласково тронула его за руку и заглянула в лицо.

— Расскажи, дорогой, как это было, — попросила она, — быть может, ты забыл что-то важное или не обратил внимания на какую-нибудь мелочь?

Киммериец удивленно посмотрел на нее.

— Как ты меня назвала?

Она смущенно потупилась и лицо ее залилось румянцем. «Совсем как Зита! — подумал Конан, восхищенно глядя на девушку. — Поразительное умение краснеть по любому поводу, и похоже, обладает им не только младшая из сестер!» Прежде ему доводилось слышать истории, о восточных владыках, выбиравших себе в наложницы исключительно легко краснеющих женщин, уверяя, что они необыкновенно горячи на брачном ложе.

Он посмотрел на Зиту, занятую своими мыслями, и ему стало неловко, а в душе против воли родился протест. Обе сестры оказывали ему явные знаки внимания, тайком друг от друга одаривая взглядами, недвусмысленно намекавшими, что если все закончится хорошо, он без труда сможет убедиться в правдивости слышанных рассказов!

Несмотря на то что киммериец давно уже привык к повышенному вниманию к себе прекрасной половины человечества, сейчас он чувствовал себя польщенным — до сих пор ему не приходилось иметь дело с женщинами, принадлежавшими к знати. Однако ему вовсе не нравилось желание каждой из них склонить его на свою сторону, негласное состязание за знаки внимания с его стороны! Он вовсе не намеревался быть игрушкой в чьих-то руках, будь то хорошенькая Зита или божественная Мелия! Не говоря уже о том, что сейчас он просто не намерен забивать себе голову подобными глупостями — слишком уж они расслабляют!

Конан так и не дождался ее ответа и коротко бросил:

— Нечего рассказывать.

— А все-таки?

К Мелии вернулась ее непринужденность. Она молитвенно сложила ладони и просительно заглянула Конану в глаза, а Зита, очнувшись от размышлений, с улыбкой смотрела на нее и думала о том, сколько, оказывается, еще скрывается в ее старшей сестре детской непосредственности, о которой никто, даже она сама, и не подозревает!

Киммериец кивнул. В общем-то он и сам понимал, что их не может удовлетворить его односложный ответ.

— Я проснулся в пещере, в сердце горы, у догорающего костра, почувствовав, что кто-то тронул меня за плечо, предупреждая об опасности, но все было спокойно и никого рядом не оказалось. Однако я точно помню, что у меня осталось ощущение отступившей беды.

При этих словах Зита насторожилась.

— Что ты имеешь в виду?

Конан поморщился, не зная, как точнее выразить свое ощущение.

— Еще снаружи пещеры меня начали преследовать какие-то твари, прятавшиеся в тени, но они не осмеливались нападать, лишь угрожали да тащились следом. Когда я очнулся, все оставалось по-прежнему, но я уверен — если бы не этот толчок, я бы уже не проснулся. Ни здесь, ни там!

Мелия кивнула.

— Нечего сказать — хорошее начало. Конан согласился:

— Мне тоже понравилось.

Но Зита не была склонна к пустопорожним разговорам.

— Ты же говорил, что проснулся в пещере, а теперь оказывается, что все началось значительно раньше! — Она ехидно прищурилась. — Как тебя понимать?

— А ведь и верно. Как это я сама не заметила? — Мелия удивленно посмотрела на киммерийца.

Кром! А он-то надеялся обойтись самой сутью! Конан задумался ненадолго, прикидывая, как покороче рассказать обо всем, раз уж рассказа не избежать.

— Я действительно проснулся в пещере. Все происшедшее до того лишь всплыло в памяти. Солнце клонилось к закату. Я решил заночевать прямо у подножия горы и отправился в рощу набрать веток для костра — не хотелось, чтобы шакалы тревожили ночью, — он усмехнулся, — вот только поспать мне так и не пришлось. Пока я собирал хворост, меня не покидало странное ощущение, что за мной кто-то следит, ходит следом и пялится в спину голодным, злым взглядом.

Он посмотрел на Зиту, словно хотел взглядом передать то ощущение, что так неумело описал словами, и девушку передернуло, а руки покрылись гусиной кожей, словно от холода, когда она представила, как это могло быть: солнце садится, тени густеют. Ты ходишь, а следом крадется кто-то страшный и сильный, с острыми как кинжалы зубами, когтистыми лапами и буравит злым, голодным взглядом спину, в ожидании, когда ты уснешь или солнце зайдет, и до мига этого осталось совсем немного, а ты знаешь обо всем, но сделать ничего не в силах!

Конан тем временем продолжал:

— Я набрал дров, и ничего со мной не случилось. Но такое чувство, что я был не один. Что-то мне во всем этом не нравилось, хотя что, я и сам не знал. На всякий случай я срубил пару десятков молодых сосенок, понаделал из них факелов. Оказалось, не зря. Стало темнеть — и какие-то твари стали подкрадываться ближе.

Нечаянным жестом Мелия в волнении положила свою маленькую ладошку на его большую ладонь, и по ее дрожанию, по судорожно сжимавшимся пальчикам киммериец чувствовал, какое впечатление оказывает на девушку рассказ.

— Как только солнце село, начался кошмар, которого я никогда не забуду. Я уже чувствовал на себе их грязные когтистые лапы, чуял смрадное дыхание, хотя стоило обернуться, и все пропадало. Но я же не мог обернуться во все стороны разом! Всегда кто-то оставался за спиной! И я не видел врага! Я не мог убить его и когда понял, что едва догорит костер — мне конец, запалил с десяток факелов, раскидал их как мог дальше и, когда от валежника пламя перекинулось на деревья, ушел в пещеру.

Мелия сжала его ладонь.

— Скажи, тебе было страшно? Он рассмеялся.

— Нет! Конечно, нет! Не хотелось расставаться с жизнью? Да. Страшно? Нет! Хотя страх — полезное чувство. — И, видя удивление в глазах девушек, пояснил: — Страх помогает выжить! Выжить там, где победить нельзя, а можно лишь напрасно потерять жизнь. Выжить, чтобы прийти и отомстить, доказав, что ты не трус.

Конан замолчал, поймав себя на том, что только что высказал вслух мысль, впервые пришедшую ему именно там, во сне. Девушки некоторое время ждали продолжения, пока Зита не спросила:

— Что же было дальше?

— Дальше? — Он пожал могучими плечами. — Дальше не было ничего. Только бегство без конца, неизвестно от кого. Я ведь думал, что, пока горит огонь, успею уйти далеко, а оказалось, что лишь понапрасну извел факелы. За мной гнались всю ночь. Сперва по пещере, которой я прошел сквозь гору и оказался в каменном мешке, откуда не было выхода. И тогда я полез по отвесной стене. Мне пришлось взобраться на самый верх. Я надеялся, что там, наверху, нечему будет отбрасывать тень, но тучи начали сгущаться, и я понял, что не все так просто. Хотя прихода дня они задержать и не могли, но грозились погасить луну и звезды!

Но это уже не имело значения, — заговорил он вновь после небольшой паузы, — невдалеке я заметил несколько убогих лачуг и обрадовался возможности провести остаток ночи в тепле и на свету, но, подойдя ближе, увидел, что там давно никто не живет. Дома так обветшали, что того и гляди грозили рухнуть. Представьте, как я был удивлен, когда встретил там незнакомца, который мне заплатил, чтобы я принес талисман. Он потребовал его, и я отдал.

— Ты отдал талисман? — всплеснула руками Зита, и на лице ее на мгновение промелькнуло выражение обреченности.

Конан усмехнулся.

— Отдал, но не тот. Это ведь был сон! — Конан улыбнулся девушке, и она закусила пухлую губку, досадуя на себя за несообразительность. — На шее у меня висело маленькое зеркальце, и я отдал его. Чужак впился взглядом в свое отражение, обернулся скелетом и бросился на меня. Не стану описывать, что было дальше — это мало интерес но, но кончилось тем, что он сгорел. — Конан помолчал. — Это спасло мне жизнь. — Он еще немного помолчал и добавил: — в тот раз. Но я все равно не вижу, чем все это может помочь нам сейчас.

Конан замолчал — больше ему говорить было нечего — и принялся ждать, что скажет Зита, но девушка сосредоточенно размышляла. Похоже было, что и ей, несмотря на ее познания, не за что уцепиться в рассказе Конана. Он долил в кубок вина и, сделав внушительный глоток, — в горле у него настолько пересохло, что жажда продолжала мучить даже теперь, после четырех внушительной вместимости кубков — заметил:

— Ты оказалась абсолютно права, девочка: я и в самом деле едва не распростился с жизнью. Но ничего полезного так и не узнал.

Однако Зита по-прежнему молчала, пытаясь найти рациональное зерно в его рассказе.

— Быть может, тебе следует показать его Незримому? — Мелия вопросительно посмотрела на киммерийца. — Ведь незнакомец погиб именно после того, как увидел в нем свое отражение.

Конан покачал головой.

— Вряд ли. Он будет ждать меня завтра вечером, но для этого мне еще нужно выбраться отсюда, а вот сумел бы талисман защитить меня от тварей, прятавшихся в тени, а потом в темноте пещеры, я не знаю — говоря по правде, тогда я так ни разу и не вспомнил о нем. Не забывай, что для меня все происходило наяву. Это сейчас я знаю, что то был сон, а тогда мной владело единственное желание — спастись. — Конан задумался ненадолго, — Могу сказать толь ко одно: если и похож Незримый на что-то, виденное мною, то только на тьму, выплеснувшуюся из пещеры и заполнившую собой каменный мешок, едва не ставший моей могилой. А что касается талисмана, — Конан сделал паузу, — Незримый знает, что он у меня.

Он сказал это спокойно, как говорят о чем-то обыденном, не стоящем внимания, Зита озабоченно покачала головой.

— Ты ничего не рассказывал об этом. Конан усмехнулся.

— Я много о чем не рассказывал. — И тут же посерьезнел. — Это случилось в зале, в котором мы впервые встретились. Сперва я почувствовал беспричинную тревогу и вдруг поймал себя на том, что не могу пошевелиться. Я не ожидал ничего подобного, и он начал овладевать мной. Я боролся, но едва мог пошевелиться. В какой-то момент мне подумалось, что еще немного — и конец. Из последних сил я сжал талисман, и тогда Незримый отпустил меня. Медленно и неохотно, но ему пришлось сделать это. Он убрался, а вскоре я услышал нечеловеческий крик и бросился сюда, но нашел только кровь на полу.

Фабиан в кресле нервно сглотнул слюну, пытаясь бороться с тошнотой, но никто этого не замечал.

— Так ты думаешь, что и там столкнулся с Незримым? По твоему рассказу, это такое же непроницаемое для взгляда облако тьмы, перед которой абсолютная тьма ночи — солнечный полдень.

— Возможно, — Конан задумчиво кивнул, — но там, по верь, у меня был единственный способ спастись — отступать, не позволяя ей приближаться, и как можно быстрее. Это как горная лавина, которую не остановишь ничем! Можно лишь убраться с дороги, а если некуда, то остается бежать без оглядки в поисках недоступного ей места. — Он значительно посмотрел в глаза молодой колдуньи. — Там было зло, необъятное и необоримое. Тьма сглотнула брошенный в нее факел, лишь проворчав о своем недовольстве. Здесь же лишь маленький клочок того необъятного облака, злобный и смертельно опасный, но не настолько. Не знаю, — Конан пожал плечами, — может быть, в моем сне Незримый предстал во всей своей красе? — Он почувствовал, как невольно дрогнула на его ладони рука Мелии. — Тогда я не хочу даже думать о том, что случится, если он вырвется наружу!

— Ты действительно считаешь, что мы можем что-то сделать? Даже после того, как едва не погиб и вернулся ни с чем? — Зита заговорила, и в голосе ее угадывалась обреченность. — Быть может, ты просто не понимаешь, в каком положении мы оказались? — Она с тоской посмотрела на Конана, и у Мелии сердце сжалось от жалости и боли, хотя сама она находилась точно в таком же положении. — Я очень надеялась, что твой сон прояснит что-то, но теперь меня не покидает предчувствие скорой смерти.

Она говорила спокойно, но от спокойствия этого Мелии сделалось страшно.

— Все может быть, милая, — Конан оставался невозмутим, как вендийский мудрец, заранее знающий ответы на все вопросы, но не стал успокаивать девушку. Все, что он мог сказать ей, прозвучало бы пошло и фальшиво, — но поменьше думай о смерти, если хочешь избежать ее. Лучше расскажи нам, что нас ждет теперь. Зита кивнула.

— Я думаю, ты действительно видел Незримого. Не того, что притаился снаружи кокона, а прежнего, такого, каким он явился в наш мир — лишенный плоти, но не лишившийся всей мощи. Однако не это важно. Мы не можем выпустить его отсюда, чтобы спастись. Это лишь ненадолго отсрочит нашу смерть, но не спасет от нее, зато погибнет неисчислимое количество людей, пока кто-то, кому по силам будет справиться с ним, не решит, что настал момент избавить мир от зла, либо что конкурент за власть стал слишком силен — все равно. Сейчас это сделать значительно проще, но на беду нашу мы по-прежнему не знаем — как!

— Я не вижу в этом большой беды, — спокойно возразил Конан. — Главное — не сидеть сложа руки.

— Но что мы можем сделать? — Зита недоуменно смотрела на него, пытаясь понять ход мыслей варвара. — Мы можем покинуть дом, но для этого должны прежде уничтожить Незримого, но как сделать это, не знаем, а узнать сможем, лишь выйдя отсюда! Получается заколдованный круг! Что нам делать, Конан?

Она стиснула руки на груди и с тоской посмотрела на огромного киммерийца.

— Чтобы победить, нужно драться! Мы ведь еще не погибли! Ты говоришь, что это ненадолго и смерти не избежать? Прекрасно! Значит, бояться уже нечего! Но нам дали шанс, ставка в котором — жизнь! Так почему не побороться? Мы ничего не теряем, но многое можем обрести!

Конан не беспокоился за Мелию. Он видел в ее взгляде готовность идти за ним куда угодно. Пусть в конце пути их ждет смерть — неважно. Лишь бы быть вместе. Он боролся за Зиту, смотревшую на него взглядом, в котором обреченность боролась с надеждой, и он обязан был помочь надежде победить!

— Но что делать? Что делать?!

— Мы можем уничтожить Незримого?

— Нет!

Конан кивнул, соглашаясь.

— Если не знаешь, как убить льва, поохоться на шакала, что крутится рядом, — Конан посмотрел на Зиту, пере вел взгляд на Мелию и во взгляде его сверкнула холодная синева северных гор. — Займемся его выродком.

— Но что это даст нам? — не унималась Зита. — Незримый, а вовсе не тварь, созданная им, преграждает нам путь к свободе!

— Лев — очень опасный зверь, и если уж решил поохотиться на него, полезно знать, что шакал не прыгнет тебе на спину! — возразил киммериец и добавил: — Если из двух врагов ты убил одного, опасность уменьшится вдвое.

— Но что потом? — Зита по-прежнему хотела сразу по лучить ответы на все вопросы.

— Что делать потом, будем решать потом, — отрезал Конан. — Не к чему торопить события. Возможно, когда Незримый лишится твари, он сам подскажет нам, как быть дальше.

— Эмерика оставьте мне! — Решив, что момент настал и пора проснуться, Фабиан сел в кресле и решительным взглядом окинул присутствующих.

«Ага, наш спаситель проснулся! — Конан усмехнулся про себя, но виду не показал. — Только что от страха валялся без памяти, но пришел в себя и снова рвется в герои!»

— Эмерик мой! — Для убедительности Фабиан повторил свою фразу и требовательно посмотрел на Конана. Тот неопределенно кивнул, то ли соглашаясь, то ли просто принимая к сведению желание Фабиана.

— Какой Эмерик? — побелевшими губами прошептала Зита.

— Ты что, не поняла? — после продолжительного «беспамятства» Фабиан почувствовал подъем и, отчаянно жестикулируя, продолжал объяснять: — Это же Эмерик напал на меня в зале! Неужели ты не узнала его?!

Мелия смотрела на него округлившимися глазами. Она думала, что сон исцелил его, помог забыть перенесенный ужас, поверить в себя, стать прежним веселым балагуром, сильным мужчиной, умелым воином, на которого можно положиться, достойным встать рядом с Конаном, чтобы защитить их с сестрой. Теперь же ей казалось, что он сошел с ума.

— Фабиан, ты не знаешь… — прошептала она. — Эту тварь создал Незримый из костей и чучел животных, хранившихся в подвале…

— Он просто возродил Эмерика! — обрадовался Фабиан, словно речь шла о чем-то необыкновенно веселом. — Незримый воссоздал его таким, каков он и был на самом деле — помесь крысы и крокодила! Тебе не приходило в голову, что одноглазым он получился потому, что второй глаз остался валяться здесь! В этой комнате под диваном, в пыли! — Он перевел взгляд на Зиту, и у нее холодок пробежал по телу. В рассуждениях Фабиана сквозило явное безумие, и в то же время она вдруг сразу и безоговорочно поверила в его слова, а он продолжал: — Эмерик всегда был таким. Просто теперь он остался без маски. Ты веришь мне? — неожиданно спросил он у Конана.

Тот сдержанно кивнул, соглашаясь. Он помнил, как выглядела тварь поначалу, с узлами не покрытых шкурой мышц, с сочащейся из глубины тела кровью — всего этого быть не могло в иссохшихся мумиях, не говоря уже о чучелах, набитых соломой.

— Он был вашим другом, — напомнил киммериец. — Вам виднее.

— Он не был ничьим другом! — прервал его Фабиан.

— Но он был человеком вашего круга, я же лишь понаслышке знаю о нем. — Конан поморщился. Он не терпел подобного обращения, но сдержался, памятуя о том, что теперь не время ссориться. — Правду сказать, Фабиан дело говорит — вашего приятеля всегда тянуло туда, где потемнее да погрязнее, но дело в конце концов не в этом. — Он посмотрел на Фабиана в упор. — Уверен ли ты, что справишься с этой тварью, неважно Эмерик это или что-то иное?

Тот судорожно кивнул и собрался что-то сказать, но киммериец жестом остановил его. — Учти — он очень опасен.

— Я не боюсь! — Он с вызовом посмотрел на Конана, который покачал головой, показывая, что далек от такой мысли.

— Я и не сомневаюсь, но не в этом дело. Он гораздо опаснее, чем просто очень сильный человек, прекрасно владеющий оружием. Как раз с мечом-то он обращается довольно-таки скверно, но зато он нечеловечески силен и неимоверно быстр, передвигается рывками. Нужно время, чтобы привыкнуть к этому. Даже я справился с ним с трудом.

Возможно, если бы не это «даже я», без всякой задней мысли произнесенное Конаном, Фабиан и уступил бы, но он отнюдь не собирался соглашаться на предложенную ему вторую роль и упрямо поджал губы.

— Поверь — я неплохо владею мечом и силой не обделен, а ненависть поможет мне. — И, увидев удивление, про мелькнувшее во взгляде Конана, поспешил объяснить: — Эта тварь пыталась убить меня, а значит, должна сдохнуть от моей руки!

— Хорошо, — Конан пожал плечами, считая бессмысленным продолжать спор. — Но помни: убьешь ты его или нет, но себя дать убить ты не имеешь права. Если почувствуешь, что приходится туго — плюнь на гордость и отступи. И помни об одной простой истине — живой трус лучше мертвого храбреца.

Тот кивнул, но по упрямому блеску глаз Конан понял, что согласился он лишь для того, чтобы его оставили в покое. Ну что же, жить или умереть — этот выбор человек может сделать только сам. Во всяком случае безрассудная храбрость в их положении была предпочтительней панической трусости. Им предстоит выйти, и то, что они сумеют сделать, должно в корне изменить создавшееся положение — либо Незримый останется в одиночестве, и шансы их возрастут, либо демону удастся завладеть кем-то из них и тогда…

Жаль, что это понимает только он.

Занятый своими мыслями, Конан только теперь с удивлением заметил, что Фабиан с деловым видом облачается в доспехи, подбирает себе оружие, явно намереваясь немедленно покончить с тварью, а заодно и с самим Незримым.

— Ты, похоже, собрался идти прямо сейчас? — Вопрос Конана заставил его вздрогнуть и обернуться.

— Ну да. А чего ждать-то? Я уже устал от этой говорильни!

«Кром! — Конан едва не выругался вслух. — Настоящий герой! Вот сейчас пойдет и спасет всех от смерти! Просто так, мимоходом, чтобы размяться!»

— Подожди немного — драка от тебя не уйдет. Давай послушаем сперва Зиту. Может, ей удалось выудить что-нибудь из моего сна?

Он посмотрел на девушку, но та сокрушенно покачала головой. Однако Конана ее ответ не обескуражил — он и не надеялся особенно услышать что-то полезное.

— Тогда остается решить, как действовать дальше.

— Да что там решать-то? — Фабиан, все это время возбужденно ходивший взад и вперед, остановился и в упор посмотрел на Конана. — Выйдем да прибьем эту тварь! Нам бы только найти ее.

— Успокойся, Фабиан! — Мелия пришла на помощь Конану, когда он уже начал терять терпение. — Если помнишь, один раз мы уже поступили подобным образом и это едва не закончилось для нас катастрофой. Зачем повторять ошибки?

Фабиан, видя, что его явно не поддерживают, демонстративно уселся в кресло и замолчал, не желая принимать участия в общем разговоре.

— Что ты предлагаешь, Конан? — Мелия вопросительно посмотрела на него.

— В прошлый раз мы угодили в ловушку. Тварь поманила нас за собой, а Незримый подкрался сзади, и мы по пались!

— Если бы не ты, Конан… — Мелия тронула его за руку.

— Брось! Нам просто повезло! — отмахнулся Конан, но девушка с удовольствием увидела, как потеплели его глаза.

Впрочем, если она подумала, что подобная реакция была вызвана ее невольной лестью, то она ошибалась — ему нравилось видеть ее и не менее приятно было бы просто услышать звук ее голоса, независимо от того, что она говорила. От девушки веяло теплом и давно позабытым уютом, чем-то близким и трепетным, чего он, казалось, безвозвратно лишился со смертью матери.

Конан с сожалением заставил себя вернуться к разговору.

— Ему достаточно повторить то, что однажды уже по лучилось, а ведь он вполне может придумать и что-то другое.

— Так что же делать? — Зита требовательно смотрела на него. — Ты говорил, что для тебя в этом нет вопроса, так ответь — как помешать ему?

Киммериец кивнул. Он все помнил и не отказывался от сказанного.

— Нас ждут. Как только мы выйдем, начнется охота, и наша задача стать охотниками, а не оставаться дичью, как сейчас.

— Ну, это-то и так понятно, — буркнул Фабиан себе под нос, но так, чтобы всем было это слышно. Этот киммериец мнит себя большим хитрецом, а говорит о вещах, понятных даже детям! — Расскажи, если не секрет, как сделать это! — добавил он уже в полный голос.

— Ты прав. — Конан с усмешкой посмотрел на него. — Я действительно не сказал ничего нового, а упомянул об этом лишь потому, что с нами девушки, которые должны понимать, что мы делаем и зачем. Кстати, и в том, что я скажу дальше, ты не услышишь ничего для себя нового. — Он посмотрел на Мелию и тут же перевел взгляд на Зиту. — Главное для нас — разделить их. Заставить действовать порознь. Загнать Незримого в темную дыру, запереть там и начать охоту на тварь. Только так можно Убить ее.

— И как ты собираешься это сделать? — Фабиан не смог удержаться от саркастического вопроса. — Попросишь его не мешать?

— Ну зачем же? — Конан оставался на удивление спокоен. — Все гораздо проще — Незримый боится огня. Достаточно оставить пару факелов у двери, и он не сможет пробраться дальше.

— Ты уверен в этом? — Зита ждала ответа, но по взгляду ее киммериец понял, что в душе она уже поверила, и постарался убедить ее до конца.

— Во всяком случае, прежде было так, и если мой сон хоть что-то значит, то свет — единственное наше оружие в борьбе с Незримым. Скажу больше. Когда мы выйдем, и свет ослепит его, он на какое-то время потеряет ориентацию и не сразу поймет, что наши роли переменились. Это время нельзя потерять!

Фабиан скептически ухмыльнулся, но ничего не сказал. Свет так свет. Уверенность в себе Конана невольно подействовала и на него, хоть он и не признавался себе в этом. Он думал о своем, представляя, как загонит Эмерика в угол и, проткнув его мечом, станет их спасителем, и, быть может, тогда напомнит им, кто такой Конан на самом деле и как попал в дом!

В отличие от честолюбивых мечтаний Фабиана мысли Конана носили чисто практический характер. Его совершенно не интересовало, кто из них нанесет решающий удар. Главное, чтобы это было сделано.

— Ты уверена, что сможешь отличить, где Незримый, а где тварь? — Поборов наконец недоверие Зиты, он задал вопрос, от которого зависело, насколько сложным окажется сделать то, что он задумал.

— Думаю, да.

— Так, это хорошо. — Конан удовлетворенно кивнул. — Они уже поджидают нас неподалеку. Как только выйдем, я подожгу факелы, укрепленные у двери, а ты тем временем узнаешь, где они. Если у тебя получится, все будет хорошо. Я думаю, что лучше всего загнать Незримого в подвал — там его легче будет удержать. После этого мы сможем заняться тварью. Надеюсь, что, лишенная поддержки своего хозяина, она станет не столь опасна. Во всяком случае, уверен, что разделаться с ней нам по силам.

— А потом?

Конан уже начал привыкать к тому, что Зита все и всегда хочет знать наперед. От начала и до самого конца, причем даже в ситуациях, когда сказать что-то наверняка значит показать себя безответственным болтуном, а он вовсе не собирался играть эту роль.

— А потом видно будет, но запомните главное, — он посмотрел в глаза каждому, и на этот раз даже Фабиан не стал противопоставлять себя киммерийцу, а лишь кивнул, соглашаясь, — ни в коем случае не смотреть в темноту, ходить только по двое и обязательно иметь при себе кусок материи.

— Зачем? — спросила Мелия и сразу поняла, что он имеет в виду, вспомнив себя, рыдающую, силящуюся выбраться из груды тряпья, которая спасла ей жизнь, позволив освободиться от взгляда Незримого.

Так это был он — Конан! До сих пор она не задумывалась о том, кто спас ее, сестра или Фабиан, и лишь теперь поняла. Она посмотрела на киммерийца взглядом, полным восторга и обожания. Они все, даже чванливый Фабиан, задолжали ему, а ее долг оказался вдруг больше, чем у остальных!

Незримый привык ждать, а тварь, сотворенная им, хоть и была прежде человеком, но утратила присущие ему эмоции. Она не знала тревог и сомнений или думала, что не знала, по крайней мере до сих пор она испытывала лишь желания, и самым сильным из них, а может быть единственным, было желание убивать! И ради его исполнения она готова была ждать сколько угодно!

Наконец дверь открылась, и двое мужчин вышли на середину коридора. Потоки обжигающего света ударили в густую черноту плоти Незримого, заставив поспешно отпрянуть в спасительную темноту за поворотом и замереть, выжидая. Он знал, что сейчас они начнут осматриваться, ища его — элементарная мера предосторожности. Потом пойдут в сторону зала — почему-то их неудержимо тянет именно туда! — а он будет красться следом, и когда тварь нападет, повторит свой маневр.

Занятый своими мыслями, он не сразу заметил, что все пошло несколько иначе, а когда понял, отчего свет впереди горит слишком долго, прошло уже изрядное время.

Проклятые люди быстро усваивали уроки! Гораздо быстрее, чем ему бы хотелось! Что ж, их план ясен — разделаться с врагами поодиночке! А раз против него они бессильны, то, отделив его от меньшей половины, враги начали ее поиски! Что ж, в здравом смысле им не откажешь, но и он не так прост!

Незримый не стал мешкать и поспешил навстречу твари. Он мог бы и не торопиться. Став единым целым, он, одновременно оставаясь самим собой, видел мир ее глазами и слышал ее ушами, но для того, чтобы влить свою мощь в ее тело, нужно было соединиться физически, и он поспешил вперед.

Конан с Фабианом зажгли оба факела, висевшие слева от двери, и, по мере того, как они разгорались, потоки набиравшего силу света заливали пустое пространство коридора на все большую глубину.

Едва выйдя из комнаты, Зита остановилась и напряженно прислушалась к чему-то внутри себя.

— Незримый справа, тварь затаилась где-то в зале.

— Точно?

— Точно.

— Следите друг за другом. Старайтесь не смотреть в темноту.

— Да знаем, знаем, — проворчал Фабиан. Он волновался, и ему действовали на нервы наставления Конана, который и на самом деле, похоже, не боялся ничего.

Они медленно продвигались вперед, и трепещущее пламя порождало странные, постоянно меняющиеся тени, которые тревожили, будоражили сознание. Боковым зрением Фабиан следил за Конаном. «Почему он не боится? — крутилась у него в голове банальная в своей простоте мысль. — Ведь он такой же как я! Почему тогда я боюсь?»

Зал с затаившейся тварью становился все ближе, а вокруг стояла одуряющая тишина, тревожимая лишь их осторожными шагами.

— Зита, ты чувствуешь, где они?

— Да, Конан. Тварь впереди, на прежнем месте, мы идем к ней. Незримый пропал.

— Побежал вокруг, — пробормотал про себя Конан, а вслух сказал: — Я пойду немного быстрее, постараюсь ус петь раньше Незримого. Следите за мной.

— Нет, Конан, дорогой, не надо, — умоляюще прошептала Зита, но он предпочел не услышать ее и пошел вперед.

«Ишь ты — дорогой! — зло подумал Фабиан. — Сперва одна, потом вторая». Некоторое время он шел, тупо глядя перед собой. «А ведь это ты привела меня сюда! — вдруг вспомнил он, — Погоди, сучка, от меня не уйдешь!»

Конан оторвался почти на десяток шагов вперед, когда внезапно почувствовал неприятный холодок в области темени. Он мгновенно опустил глаза и швырнул факел вперед.

— Он здесь! Фабиан, приготовься!

Великан, шедший сзади, вздрогнул и словно очнулся от сна, вновь став самим собой. Он быстро обогнал девушек и вышел в зал, посреди которого, настороженно озираясь по сторонам, уже стоял Конан. Внезапно Фабиан почувствовал непреодолимую силу, притянувшую его к себе, и шагнул в сторону, но Конан среагировал мгновенно, словно ждал этого.

Он швырнул факел в зияющую чернотой хищную пасть коридора, ругая себя за то, что не сделал этого сразу. В два прыжка он оказался в проеме, на ходу зажигая новый факел, который в следующий миг горящей кометой метнулся вперед, упав у поворота. Конан зажег еще один и бросил туда же и лишь после этого, успокоившись, вернулся назад.

Все трое стояли посреди зала и настороженно осматривались.

— Где он?

Зита осторожно подняла руку и указала куда-то в сторону.

— Он там, но мы не видим его.

Неуловимым движением выхватив из-за спины меч, Конан пошел вперед, внимательно глядя по сторонам: картины, гобелены на стенах, коллекции оружия — все было на месте, ничто не вызывало тревоги. Он искал что-то странное, необычное, но не находил ничего.

Все было в порядке.

Киммериец шел к занавешенному окну, чувствуя, как нарастает в воздухе напряжение. Еще шаг, другой и… Что-то шевельнулось сбоку — он мгновенно обернулся, но все равно опоздал, однако и тварь совершила ошибку. Ей бы напасть на беззащитных девушек, а она, не пожелав оставлять за спиной сильного, вооруженного мечом мужчину, словно ниоткуда возникла прямо перед ним, изготовившись к бою.

От неожиданности Фабиан замер, мгновенно позабыв о своих намерениях, а когда тварь бросилась вперед, подоспел Конан. От его могучего пинка она отлетела к стене, но тут же вскочила и, схватив со стены кривой меч, пригнулась к полу и зашипела.

Фабиан словно очнулся и пошел на нее, остановившись лишь в паре шагов перед монстром.

Тварь стояла в расслабленной позе, странно, рывками, раскачиваясь из стороны в сторону, вперед-назад. Конан подумал, что если это существо и вправду было прежде Эмериком, сохранило его память, то можно было представить, как оно наслаждается сейчас беспомощностью погубившего его приятеля, как предвкушает его скорую смерть. Оставаясь неподвижной, тварь словно постоянно возникала в другом месте, мешая сориентироваться. Перемещения ее завораживали, дробя внимание, мешая сосредоточиться. Она явно растягивала удовольствие.

Глядя на двух оцепеневших у входа в зал девушек, на застывшую посреди пару, Конан понял, что еще немного, и Фабиан будет ни на что не годен, и если тварь не совсем тупа, ей хватит одного удара, чтобы прорваться к Зите с Мелией, которыми она должна была заняться сразу, а он просто не успеет помочь им. И хоть киммериец обещал не вмешиваться, сейчас было не до этого. Он подхватил с пола мраморную вазу и швырнул ее в монстра. Тот как раз сменил положение тела и ваза пролетела мимо, лишь слегка задев его голову. Тварь выгнулась и заверещала.

Фабиан словно очнулся от сна и бросился вперед. Он и впрямь оказался хорошим фехтовальщиком, и Конан с удовлетворением отметил, что твари приходится жарко. Темп, заданный человеком, оказался столь высок, что монстр думал лишь о защите, а меч человека сверкал без устали, выбирая самые незащищенные части тела и мгновенно разя, но пока тварь непостижимым образом умудрялась избегать укусов смертоносной стали.

Лица девушек выражали восторг, но Конан озабоченно покачал головой: ему, опытному бойцу, ясно было, что выбранный темп из союзника вскоре станет противником Фабиана. Пока его еще поддерживали ярость и ненависть, желание доказать всем, что недавняя слабость была случайной, но тем сильнее будет реакция, когда усталость ляжет неподъемной тяжестью на руки, прикует ноги к полу, заставит дыхание вырываться с хрипом.

Надо было что-то делать.

Конан начал заходить сбоку.

— Стой! Он мой! — Фабиан говорил, резко выплевывая слова, дыхание его вырывалось со свистом.

Конан покачал головой — все произошло гораздо быстрее, чем он предполагал. Тем не менее варвар не стал спорить и остановился рядом. Он был готов, ожидая перелома в любой момент, сознавая, что ему придется с ходу заменить Фабиана, причем так, чтобы тот остался жив и клинок твари не добрался до него.

Незримый знал, что происходит в зале, и это не нравилось ему. Человек теснил его меньшую часть, и малейшая ошибка могла привести к гибели. С другой стороны, он понимал, что силы человека на исходе, и как только наступит спад и усталость камнем ляжет на плечи, человеку придет конец.

Однако оба возможных итога исхода поединка не устраивали Незримого. Он терял либо свою меньшую часть, либо будущего союзника, часть самого себя, еще находящуюся в стадии переделки. Нужно было что-то предпринимать, и немедленно.

Тварь видела, как стремительна накатывается на человека усталость, и в тот момент, когда руки его безвольными плетьми повисли вдоль тела, резко прыгнула, нанося смертельный удар.

Мелия завороженно смотрела на мелькавшую сталь клинков, и вдруг поняла, что Фабиан начал уставать. Движения его стали замедленными, он уже не шел вперед, а лишь защищался. Еще немного и… И что-то словно кольнуло ее в грудь, ледяным предчувствием непоправимой беды сжав сердце.

— Конан!

Конан не ожидал, что все произойдет столь стремительно, но в этот момент словно рука друга тронула его за плечо, предупреждая о беде, и тренированная психика среагировала мгновенно, выручив и на этот раз. Мощное тело варвара с быстротой, не уступающей быстроте твари, метнулось в сторону как раз вовремя. Клинок монстра рассек место, где он находился мгновение назад, и в тот же миг он услышал отчаянный крик Мелии, предупреждавший об опасности.

Он успел увидеть, как безвольно повалилось на пол тело Фабиана, но не ранение было тому виной, а накатившийся вслед за усталостью страх. Страх осознания близости смерти, не позволявший теперь не только драться или помогать Конану, напрочь изгнавший из головы прежние честолюбивые намерения самому разделаться с врагом.

Однако киммерийцу было не до размышления о странных перепадах в настроении Фабиана. Перед ним стоял смертельно опасный противник, и он не стал ждать, а пошел вперед, нанося удар за ударом, поддерживая темп, выбранный Фабианом, но, в отличие от последнего, трезво оценивая свои силы и силы монстра.

Он видел, что Фабиан, не допустивший ни одной ошибки и действовавший в недопустимом темпе, тем не менее не смог ничего поделать с тварью, не имевшей ни малейшего представления о том, как надлежит обращаться с оружием — непостижимая быстрота передвижений полностью скомпенсировала этот, казалось бы, решающий недостаток.

Конан, что показалось бы невероятным, мог действовать еще быстрее, но гарантии того, что этого хватит для победы, у него не было, и он решил поступить так, как подсказывала ему интуиция.

Не оборачиваясь и не обращая внимания на распластавшегося на полу, тяжело дышавшего Фабиана, он крикнул:

— Осветите коридор до второго поворота! Живо!

Левой рукой он оторвал привязанные к поясу факелы, и не дожидаясь и даже не следя, как выполняется его приказ, начал теснить монстра. Он готов был в любой момент метнуть зажатый в левой руке массивный метательный кинжал, способный пробить аквилонский панцирь, если тварь вдруг решит напасть на девушек.

Тварь, дернувшись однажды, сразу поняла, что как только повернется к варвару спиной, острая сталь без промаха вонзится в спину, и единственный, пылающий ненавистью, глаз ее налился кровью. Она попыталась перейти в контратаку, но Конан был готов и к этому.

На краткий миг он удвоил темп, но тут же сбавил его до прежнего уровня. Маневр этот возымел успех, но дорого обошелся Конану — он почувствовал, что и его тренированное тело закаленного бойца начинает уставать…

Незримый не ожидал такого поворота. Он знал, что силы любого человека, как бы могуч тот ни был, не беспредельны, и когда счел, что момент настал и пошел вперед, был удивлен безмерно, ибо варвар легко увеличил темп, казавшийся невероятным, и тут же сбавил его, показав, что готов и к такому повороту.

Некоторое время Незримый пребывал в растерянности. Он не понимал, чего добивается противник, теснивший его меньшую половину в неосвещенную часть коридора, где находился он сам. Казалось, что это ему только на руку. Как только он окажется достаточно близко от твари, человеку придет конец! Но именно это его и навораживало. Люди вовсе не глупы, а значит, они что-то задумали!

Что же, у него есть чем ответить.

Он оставил свою меньшую часть и обратился к третьему, которому еще предстояло стать таковым.

Девушки убежали вперед. Сердечки их трепетали от страха, но они не осмеливались ослушаться своего повелителя и вскоре скрылись, а потому не могли видеть, что происходило там, откуда они только что ушли.

Фабиан стоял на четвереньках, постепенно приходя в себя.

Он помнил все: и свой подъем, и бой, и внезапно навалившуюся усталость, и панический страх того, что в следующий миг будет убит, и пронзившую стрелой радость, когда тварь непонятно почему оставила его и бросилась на Конана, и сменившую радость жгучий стыд, — вновь Конан спас его! — и злость, пришедшую вслед за стыдом, шепнувшую на ухо, что киммериец опять перешел ему дорогу.

Злость все росла в нем. Вернулась мысль о том, что им вдвоем не ужиться в этом мире, и решимость, мелькнувшая в его глазах, тут же уступила место страху. Страху за свою жизнь. Нет, он не собирается рисковать жизнью, не будучи уверенным в успехе. Он прикончит варвара, но действовать будет наверняка, а сейчас, когда он имел возможность посмотреть, как варвар расправляется с его противником, ему вовсе не улыбалась мысль напасть на киммерийца, пусть даже сзади. И более всего Фабиана страшило то, что сестры непременно увидят происходящее, а этого допустить было никак нельзя.

Фабиан стиснул зубы и шумно выдохнул. Жажда убийства мгновенно пропала, оставив в душе отвратительный привкус предательства. Он снова стал прежним и обрадовался этому. Он не знал, что очередной раунд борьбы за его душу Незримый проиграл, но главное, чего он не знал — это того, что в следующем бою ему уже не выстоять.

Зато это знал Незримый.

Конан теснил тварь. Он мог попытаться стремительным броском покончить с ней, но не делал этого, понимая, что скорее всего дело закончится бегством противника и все придется начинать сначала, но уже в худших условиях. Необходимо довести бой до конца. Значит, нужно теснить тварь, не давая передышки, загнать в угол, где можно будет расправиться с ней, а делать это становилось все труднее. Конан видел для себя лишь один путь и теперь шел по нему, не щадя сил.

Шаг за шагом отвоевывая пространство, он загнал противника к лестнице и, предвидя, что тот постарается уйти на верхние этажи, усилил натиск, лишив его такой возможности.

Тварь шагнула назад, и нога ее опустилась на ступень, потом еще и еще… Тогда она бросилась вниз, но Конан, выхватив факел у Мелии, устремился следом.

Когда он ворвался в коридор, твари там не было. Ясно как день, что она спряталась в одной из боковых комнат и притаилась, готовая в любой момент напасть.

Конан вытер ладонью пот, струившийся по лицу, и осторожно пошел вперед, пробуя каждую дверь, но все они были заперты. Значит, тварь проскочила за стальную плиту, преграждавшую путь в дальнюю часть подвала, где находится тайник.

Услышав быстрые, легкие шаги за спиной, он отскочил к стене, чтобы не терять из виду оба входа, хотя и знал, что это девушки бегут к нему. Реакция варвара заставляла его действовать не думая, и это не раз уже спасало ему жизнь.

Мелия первой показалась в конце подвала, следом на ступенях лестницы мелькнули ножки Зиты.

— Следи за лестницей!

Почти одновременно Конан воткнул факел в держатель на стене, и меч с легким шипением скользнул в ножны. Обеими руками он схватился за скобу двери и, упершись ногой в стену, потянул ее на себя. Уступая усилиям человека, дверь закрывалась неохотно — пружина потайной стены работала на растяжение. Мышцы Конана напряглись невообразимыми буграми, так что глаза девушек округлились от ужаса — такого им видеть еще не приходилось.

На миг им показалось, что это не человек, а монстр поднялся из подземных глубин, или кто-то из светлых богов спустился на землю. Казалось, еще немного и плоть не выдержит нечеловеческого напряжения, однако сталь поддалась быстрее. Дверной просвет становился все уже. Что-то мелькнуло вдали, видимо тварь, почувствовав, что вместо спасения попалась в ловушку, равносильную смерти, осознала ошибку и теперь стремилась исправить ее.

Конан почувствовал, что сил у него не хватает, и понял, что борется теперь не только с мощью, запасенной равнодушной сталью, но враг его присоединил свои усилия, и они — сталь и тварь — действуют теперь заодно.

Он устал, очень устал. Дверь, только что готовая захлопнуться, не желала этого делать, а он уже готов был упасть в изнеможении. Если он позволит одержать над собой верх, им конец! Он даже руки не сможет поднять, а Фабиан где-то наверху валяется как баба, пуская слюни! Эта мысль привела Конана в бешенство.

— Кр-р-ром! — прорычал он сквозь стиснутые зубы и удвоил усилия, хотя это уже казалось невозможным.

Легкий вздох невольно вырвался у Зиты, когда рубаха Конана лопнула на спине, не выдержав чудовищного напряжения. Дверной просвет вновь начал понемногу сокращаться, пока не послышался щелчок, возвестивший о том, что пружина взведена.

— Факел! Скорее! — Конан продолжал тянуть за скобу уже закрытой двери. Зита застыла в недоумении, но Мелия сообразила, что ему нужно, и быстро сунула в скобу рукоять массивного бронзового факела, так что дверь оказалась словно бы запертой на щеколду.

Когда Конан поднялся, руки его дрожали, в висках стучало, но он не мог позволить себе расслабиться даже теперь. Сперва нужно надежно заклинить дверь, и тогда время для отдыха будет, а он прекрасно помнил, что сделала тварь с мечом, вставленным так, как теперь торчал в дверной скобе факел.

Обломки его до сих пор валялись на полу. Правда, тогда пружина двери не была взведена, а сталь клинка оказалась хрупка и не выполнила своего назначения. Теперь такого произойти не должно.

Он вставил еще пару прогоревших факелов, забив их, словно гвозди — пусть-ка теперь, коли есть желание, попробует вырваться! — и устало оперся спиной о стену.

За стеной слышалась возня. Тварь скребла стену когтями, словно пытаясь проковырять в ней лаз, и злобно шипела от бессилия. Мелия подбежала к Конану и, с опаской косясь на дверь, из-за которой доносились вселяющие дрожь звуки, попыталась помочь ему подняться. Зита уже оказалась с другой стороны, но Конан решительно отверг их помощь — не в привычках его было опираться на хрупкие девичьи плечи.

— Где Фабиан?

Девушки переглянулись — они и думать забыли о своем втором спутнике.

— Вы что, забыли, о чем я говорил — ходить только по двое!

Он бросился наверх, но внезапно обернулся и улыбнулся им спокойно и уверенно, словно ничего не произошло.

— Идемте, у нас есть чем заняться!

Незримый был не на шутку встревожен — все пошло совсем не так, как ему хотелось. Начать с того, что не удалось овладеть третьим — слишком силен оказался его страх — и придется еще немного подождать, пока сестры — Злоба, Похоть и Ненависть — не пересилят своего брата, а для этого нужно время.

Хуже другое — пока он возился с будущим третьим, его вторая часть терпела поражение, и он был не в силах помочь — вмешиваться в ход такого боя, когда каждый удар мог оказаться решающим, было бы равносильно самоубийству. Он ждал передышки, и она наступила, но к тому времени было уже поздно что-либо менять, дверь оказалась почти закрытой. Дело оказалось гораздо хуже, чем он мог предположить. Его меньшую часть стремились замуровать в подвале, и Незримый чувствовал, что допускать этого нельзя.

Тварь бросилась вперед и навалилась на дверь с нечеловеческой силой. Ее когти впились в каменные плиты пола, кроша их, словно то была не гранитная твердь, а дешевая гипсовая подделка. На какое-то время ей удалось сдержать натиск человека, но потом сил не хватило, и дверь вновь начала закрываться, перекрывая путь к свободе.

В бессильной ярости монстр скреб когтями по камню, злобно шипя, потом затих, прислушиваясь, как тяжелые удары сотрясают дверь. Ясно было — его заперли. Он замер, прислушиваясь.

— Где Фабиан? Вы что, забыли, о чем я говорил — ходить только по двое!

Как странно, что в этот момент он подумал о том же, но что-то заставило его насторожиться.

— Идемте, у нас есть чем заняться! Сейчас мы поймаем это дерьмовое облако, или пусть меня забодает Нергал!

Незримый взъярился, позабыв о всякой осторожности. И хотя сознавал, как опасно принимать решения в пылу эмоций, поспешил влить в меньшую половину часть своей мощи, рискуя сжечь ее раньше времени, — так велика была жажда мгновенной расплаты.

Конан шагнул к лестнице, когда на дверь обрушился первый удар. Стены содрогнулись от тяжкого потрясения. Пыль и мелкие камни падали откуда-то сверху.

— Он пытается вырваться, — прошептала Зита. Мелия молчала.

— Вижу.

Конан выхватил меч и развернулся лицом к противнику, но никого не было, и дверь оставалась на прежнем месте.

— Похоже, сил на этот раз не хватает.

— Не спеши, Конан. — Зита положила ему на плечо руку, которая заметно дрожала.

Словно следуя ее предупреждению, послышались отвратительные, скребущие звуки. Что-то осыпалось на пол У самой двери, а скрежет становился все громче и нестерпимей, словно огромная крыса выедала череп изнутри.

Рука Зиты дрожала все сильнее. Конан отстранил ее.

— Отойдите-ка подальше. Сдается мне — та драка не была последней.

Девушки замерли у нижней ступени и, обнявшись, с угасающей надеждой глядели на мощную фигуру варвара, который один только мог теперь защитить их, все меньше веря, что это ему по силам — он был всего лишь человеком, а то, что рвалось наружу, являлось порождением мрака и напитано его злой силой.

Когда стена начала рушиться, осыпаясь каменной крошкой, а в образовавшемся отверстии показалась когтистая лапа и принялась рвать каменную плоть здания, исполненный ужаса крик Зиты заставил Конана вздрогнуть, но он не обернулся и потому не видел, как обмякло ее тело, как Мелия осторожно опустила ее на пол, достала из ножен меч и встала рядом с киммерийцем, готовая если не помочь ему, то, по крайней мере, умереть вместе с ним. Он слегка покосился на девушку, но ничего не сказал.

Отверстие увеличилось настолько, что тварь сочла дальнейшую работу ненужной и полезла вперед. Ей пришлось сложиться почти вдвое, чтобы протиснуться в дыру, но когда сталь клинка свистнула в волосе от ее тела, она мгновенно отпрянула и принялась крушить стену, обеспечивая себе большую свободу действий. Чудовищные удары обрушивались один за другим, массивные каменные блоки начали расшатываться.

Онемевшей от ужаса Мелии начало казаться, что достаточно малейшего толчка, чтобы все здание рухнуло им на голову, но тут что-то мелькнуло перед ее лицом, и удары прекратились. Конан решительно бросился в пролом.

Сердце Мелии отчаянно колотилось, готовое в любой момент выскочить из груди, но она взяла факел и пошла вслед за Конаном, хоть и понимала, что помощи от нее немного. Она осторожно заглянула в проем и в первый момент почти ничего не смогла рассмотреть, лишь мятущиеся тени в густом облаке пыли, — но непрекращающийся звон стали говорил о том, что бой продолжается. Через мгновение, когда то ли пыль осела, то ли глаза девушки приспособились, она увидела фантастическую картину боя.

Теперь она ясно различала огромную фигуру Конана, державшего факел в левой руке. Пыль, заполнившая все пространство коридора, попадая в огонь, ярко вспыхивала мириадами разноцветных искр, придавая происходящему мрачному действу странный, призрачный, какой-то нереальный вид. Словно все виделось в дурном сне, созданном фантазией неумелого колдуна-недоучки, задумавшего окрасить трагедию в праздничные тона, тут же отказавшегося от своего намерения, решив создать взамен ощущение мрачной безысходности, да так и остановившегося на полпути.

Мелия вошла внутрь, и тут же вездесущая пыль, настолько мелкая, что больше походила на клубы дыма, забилась в рот и нос, заставив ее чихать и кашлять. Она прокляла все на свете, а себя в первую очередь, когда увидала, что Конан, обернувшись, пропустил удар твари, и алые капли, брызнувшие из раны, показались черными в заполнившей пространство густой пелене.

Тварь, окрыленная успехом, бросилась вперед, но напоровшись на ответный удар, отскочила, и бой продолжался в прежнем ключе: Конан защищался, готовя атаку, наносил удар и делал шаг вперед. Тварь была необыкновенно быстра, и удары киммерийца в основном не достигали цели, но он теснил противника, и хотя Мелия не понимала, чего он добивается, но сознавала, что какой-то план у него есть. Быть может, он хочет загнать противника в угол и там, лишив его подвижности, постараться прикончить?

Это казалось сомнительным. Тварь была необыкновенно быстра, но пока не понимала намерений человека. Однако, осознав их, наверняка сумеет вывернуться. Неужели киммериец не понимает этого? Неужели он всерьез надеется измотать противника, сохранив свежесть и подвижность в такой степени, чтобы получить реальное преимущество? В это было еще труднее поверить. Человек, даже такой, как Конан, был все-таки человеком, а тварь, напитанная мощью Незримого, сделалась почти непобедимой.

Мелия постепенно приближалась к сражающимся. Она закрыла лицо куском воздушной материи, оторванным от рукава, и теперь могла свободно дышать. Пыль, поднятая рушившимися камнями, понемногу оседала, и видно стало получше.

Тварь отступала шаг за шагом, и, оказавшись напротив комнаты, где когда-то — Мелии казалось, что с того момента прошло не менее сотни лет — ее создал Незримый, нырнула в дверной проем. Конан бросился следом. Девушка поспешила за ними, и вбежав в комнату, едва не налетела на спину киммерийца. Пыли здесь не было, и она увидела странную картину: Конан замер, держа факел в левой руке, меч в правой, а тварь, вцепившись стальными когтями в каменные плиты, словно то было мягкое дерево, висела вниз головой, злобно шипя на человека.

Увидев вошедшую девушку, она рванулась к ней. Мелия вскрикнула, но Конан взмахнул мечом, и алые брызги, сверкнув в свете факела, пали ей на платье. Девушка судорожно рванула вымазанный кровью рукав и бросила его на пол.

Только теперь она увидела многочисленные раны и на теле Конана. Были они неглубоки, но красноречиво говорили о том, как дорого обошелся киммерийцу этот еще не закончившийся бой.

Впрочем, сверху тоже капали редкие, густые капли. Бойцы остановились, словно в нерешительности. Тварь застыла на потолке, а Конан стоял на полу, пресекая малейшие попытки к бегству. Видимо, наступил момент, когда оба противника негласно решили передохнуть, а может быть, просто осмысливали создавшееся положение, не в состоянии решить, что делать дальше.

Мелия огляделась. Стены комнаты тонули во мраке. Света пары факелов явно не хватало, чтобы осветить все пространство. Конан поднял огонь выше, и тварь тут же отскочила и зашипела на него, оскалив редкие, но длинные и острые, словно клинки кинжалов, зубы.

Видимо, тварь сочла передышку достаточной. Она отскочила в темноту и тут же попыталась проскочить мимо Конана и девушки в открытую дверь, но киммериец не для того загнал ее сюда, чтобы так просто выпустить, однако и достать тварь, вдруг продемонстрировавшую способность передвигаться по потолку так же свободно, как и по полу, он теперь не мог.

Все труднее удавалось ему пресекать ее попытки вырваться, и после того, как тварь внезапно бросилась на пол и тут же по стене попыталась проскочить мимо, Конан едва успел отпрыгнуть в сторону, заслонив собой девушку и перегородив выход. Он понял, что если ничего не придумает, не избежать бегства твари.

— Уходи!

Киммериец махнул рукой в сторону выхода и тут же отступил сам, в ярости пнув по дороге пару чучел, от его могучего пинка отлетевших к двери. Тварь нырнула в тень и затаилась, готовясь к новому прорыву, но Конан не стал ждать, что она еще придумает.

Мгновенно обернувшись и удостоверившись, что девушки нет в комнате, он схватил валявшуюся под ногами имитацию волка и, подпалив ее в огне, бросил в кучу таких же псевдозверей, в углу. Следующую набитую соломой шкуру, едва она занялась пламенем, он бросил в приоткрытый шкаф, слева от двери.

Всюду было сухое дерево, сухие травы, кости, высохшие животные, набитые опилками шкуры, и Мелия понять не успела, что он делает, как Конан выскочил в коридор и насторожился, готовый ко всему.

Словно ошпаренная, тварь выскочила следом и злобно зашипела, но явно опасалась нападать на человека. Мелия не могла отделаться от ощущения, что тварь смертельно напугана и в растерянности не знает, что делать дальше, хотя все так же опасна. «Как крыса, загнанная в угол, готова на все, что дает хоть какой-то шанс», — подумала она.

Теперь Мелия и вовсе не понимала, что задумал Конан. Ясно было, что он выкурил тварь из комнаты, потому что в стесненном пространстве коридора проще было воплотить в жизнь какой-то план, но понять его замысел пока не могла. Однако, когда киммериец погнал тварь в черную пасть коридора, пошла следом.

Конан тыкал в тварь факелом, имитировал атаку, нанося в оскаленную пасть удары мечом, и тварь отступала. Она совершила ошибку, когда, бросив оружие, взобралась на потолок в попытке вывернуться. Теперь она не могла драться, она могла только отступать, дергаясь из стороны в сторону. Конан то подрубал ей ногу, то наносил колющий удар в морду, а она не могла даже обороняться. Она могла лишь спасаться бегством, но бежать-то как раз было некуда, а Конан все шел вперед, продолжая теснить ее, загонять в тупик.

Стало светлее. Оглянувшись, Мелия увидела, что проем двери ярко освещен — пламя с ревом вырывалось наружу. Оно моментально выжгло всю паутину и пыль на пять локтей вокруг. Мелия испугалась, что они сами сгорят вместе с тварью, но тут же сообразила, что гореть в коридоре нечему, а значит, со временем огонь утихнет сам собой.

Через пару шагов Мелия увидела отблески пламени на дальней стене и поняла, что развязка приближается. Стена имела непривычный вид огромной, непонятно зачем сооруженной ступени. Левая половина ее выдавалась внутрь коридора на добрых пять локтей. Когда они продвинулись еще на несколько шагов, она увидела, что выступающий кусок открывает проход в потайную комнату, о существовании которой Мелия до сих пор не имела ни малейшего представления. Так вот где киммериец раздобыл талисман!

Зато Конан прекрасно знал о ее существовании. Она поняла это по тому, что он удвоил усилия, и как ни изворачивалась тварь, ей пришлось скользнуть внутрь.

— Рычаг! Толкни рычаг!

Из-за широкой спины варвара Мелия не могла увидеть что она должна сделать, но тварь, видимо, лучше ее поняла, что означают слова Конана, и с отчаянием обреченности бросилась на киммерийца. Конан с трудом сдерживал ее попытки, а Мелия, словно оцепенев, наблюдала за ними, не в силах пошевелиться.

— Рычаг! Мелия! — прорычал Конан.

Когтистая лапа твари полоснула человека по плечу, оставив глубокие шрамы, тут же обильно обагрившиеся кровью, и это вывело Мелию из оцепенения. Проклиная все на свете, она бросилась вперед, и ей уже неважно было, что она должна сделать. Достаточно было и того, что Конан — ее Конан — истекал кровью по ее вине, потому что она не сделала того, что он ей приказал!

Ее гибкое тело мягко скользнуло под руку киммерийца, наносившую удар, и, завидев в углублении стены стальной стержень, о котором, видимо, говорил Конан, она с разбегу всем телом навалилась на него.

Что-то глухо щелкнуло под ногами, и массивная каменная ступень медленно и бесшумно заскользила вперед, неумолимо сужая остававшийся еще проход. Еще немного, и он уменьшится настолько, что через него нельзя будет проскользнуть, и тварь понимала это не хуже людей! Она рванулась наружу, но клинок Конана отбросил ее назад.

Щель сужалась. Через нее уже невозможно было вырваться, но тварь продолжала биться внутри, непонятно на что надеясь. Неожиданно она высунула когтистую лапу и попыталась схватить Мелию, и это ей почти удалось. Пронзительно закричав, девушка отскочила в сторону. Тварь повторила попытку, но с тем же результатом. В следующий миг лапа дернулась назад, но было уже поздно — кисть оказалась намертво зажатой между двумя неумолимо сближающимися каменными глыбами.

Неописуемый, невыразимый словами визг ударил Мелию по ушам, заставив поморщиться даже привычного ко всему варвара. Кровь брызнула и потекла по каменным плитам, мгновенно впитываясь в пыль на полу. Когтистая кисть упала на пол. Плита продолжала двигаться, пока не перекрыла полностью просвет. Задавленный камнем визг становился все глуше, пока шум пламени за спиной не перекрыл вопли, доносившиеся из-за стены.

Мелия все еще учащенно дышала, но теперь уже с облегчением.

— Хвала Митре! Я думала, это никогда не кончится!

Она обессиленно упала Конану на грудь. Он обнял ее, гладя ее волосы, наслаждаясь ощущением покоя, казавшегося просто нереальным после недавнего кошмара.

Внезапно Мелия завизжала не своим голосом, и Конан, подхватив ее за талию, мгновенно отпрыгнул назад.

— Рука! Рука! Она хочет напасть на нас!

Она указала на пол и разразилась истерическим смехом. Конан опустил взгляд и увидел, как, быстро-быстро перебирая пальцами, похожая на огромное, неуклюжее насекомое, оставляя за собой быстро скудеющую кровавую дорожку, к ним бежит оторванная кисть твари.

— Дерьмо Нергала! — процедил сквозь зубы Конан, насаживая кисть на кончик клинка. Тут же из-за стены до несся скрежещущий визг. Кисть сучила пальцами, пытаясь сняться со своего насеста, и стальные когти с отвратительным скрипом скребли о сталь клинка.

Почувствовав дурноту, Мелия прислонилась к стене, а Конан шагнул к двери, в проеме которой уже затихало пламя и, остановившись у входа, воткнул меч в горящую стенку шкафа. Острые когти отчаянно заскребли по горящему дереву. На пол посыпались искры. Через несколько мгновений чудовищная кисть занялась пламенем, вспыхнула и, неожиданно быстро прогорев, рассыпалась пеплом.