Сразу после полудня небо стало хмуриться и все вокруг так потемнело, словно надвинулась ночь.
— Метель собирается страшная, — ворчал мой дед и приговаривал: — И что это вас именно сегодня к Джурачу несет, застигнет вас непогода, не пустит обратно домой.
День медленно движется, а тучи спускаются все ниже, наливаются тяжестью и чернотой. К нашему дому пробрался Давид Рашета и манит нас из-за плетня:
— Ребята, давайте раньше двинемся, вот-вот пойдет снег. Как бы нас метель в пути не захватила, трудно нам будет до мельницы к Дундурии добраться.
— Вот и отлично, что снег, он у бабки Ёки яму с дровами засыплет и наши следы заметет, и никто не узнает, куда мы ушли, — сообразил Икан.
Никем не замеченные в сгустившейся мгле мы добрались до нашей бабки Ёки. Давид Рашета подгонял старушку:
— Давай, бабушка Ёка, твои пожитки, мы их с собой возьмем.
Семеро братьев Рашет навьючили на себя бабкину постель, одежду, обувку и посуду. Мне досталось нести младшего кота Котофея, Икану — старшего Котофея Котофеича, Ёю Клячу обвешали торбами и мешочками с сушеными травами, а Вею приставили к бабке Ёке в качестве личного сопровождающего. Оставшийся скарб бабушка Ёка заперла в доме.
— Пусть теперь поищет нас этот мерзкий староста со своими легавыми.
Узкой стежкой спустились мы к речке и пошли вдоль нее вверх по течению к Ущелью сказок.
Я своего кота засунул в школьную торбу, то же самое сделал и Икан. Оба кота спокойно дремали в торбах, из них торчали две здоровые усатые морды.
В теснине нас встретили предвестники метели. Редкие отдельные снежинки заметались, заплясали в воздухе, закружились роями. Скрылись из виду окрестные горы, заволокло высокие края теснины и дальние деревья, и вскоре в трех или четырех метрах впереди уже ничего нельзя было различить.
— Хорошо, что мы раньше вышли, — сказал Давид. — Как-нибудь уж добредем до мельницы.
Ветер взвыл протяжно над ущельем. Бабка Ёка озабоченно глянула вверх и проговорила:
— Снежный буран собирается! Поторопитесь, дети.
Вея поддерживала старую женщину под руку, чтобы она не упала, поскользнувшись на снегу.
— А ну-ка, бабуля, ухватись покрепче за ветер! — шутила Вея.
Снег валил такой плотной стеной, что казалось, все небо обрушится на землю. Вьюга закручивала снежные вихри вокруг наших беглецов, так что порой они совсем не видели дороги.
— Охо-хо, давненько такой метели не было, — вздыхала бабка Ёка. — Здесь и то метет, а каково в открытом поле, где ветру вольная воля!
Вдруг пронзительное завывание бури, стонавшей в вышине над ущельем, прорезал мощный голос одного из братьев Рашет:
— Ату ее, держите, бешеную!
Вся команда вместе с бабой Ёкой дружно подхватила этот боевой клич:
— Ату ее, держите, бешеную!
— Гей, кумовья, за хвост ее хватай, не отпускай! — гикнул Икан.
Этот крик всех нас развеселил и ободрил, когда же сквозь вой бурана мы различили хлопотливое лопотанье старой мельницы, мы и вовсе воспряли духом.
— Ату ее, бешеную!
— Держи ее, соседи и родня!
Тут со стороны мельницы до нас долетел ответный призыв:
— Сюда, Рашеты, молодцы! Узнал я ваш клич боевой!
— Ого, да это Дундурия! — воодушевились мы и с новыми силами бросились к мельнице. За нами следом ковыляли Вея с бабкой Ёкой.
Дундурия дожидался нас перед мельницей. Косматый, обсыпанный мукой и снегом, он напоминал огромного, древнего Деда Мороза.
— Эгей, гости мои дорогие! — радушно встретил нас Дундурия. — То-то приснился мне под утро сон, будто гости ко мне припожалуют, так что я и барашка расстарался зажарить. Меня мой сон никогда не подведет, это я знаю.
Когда же из снежной круговерти показались и Вея с бабкой Ёкой, Дундурия совсем развеселился:
— Так и есть, мне и сваты снились, вот тебе, пожалуйста, и молодая явилась. Вспоминаешь ли ты, бабка Ёка, как ты однажды пообещала переехать ко мне на мельницу и остаться тут хозяйничать?
— Так разве ж ты тогда не в шутку говорил, старый бес? — затараторила бабка Ёка.
— Что за шутки! Мне как раз хозяйка требуется, давно уж надоело самому посуду мыть и носки латать, да и проволока у меня вся извелась.
— Какая еще проволока? — удивилась бабка.
— Для штопки. Я носки себе проволокой латаю, нитки на моих носках не держатся.
— Ну уж если так, то куда денешься? — хмыкнула бабка. — Все равно я в бегах. Ищут меня жандармы и староста Крикун. Грозятся с детишками в темницу засадить.
Разбушевался тут старый мельник, раскричался:
— Крикун говоришь? Значит, этот осел по сю пору старостой на селе сидит? Давненько я его сквозь свои пальцы не пропускал, вот он и обнаглел.
Отшумевшись и выдохнув свой гнев, Дундурия повел нас к себе, и мы всей толпой ввалились в его большую комнату. В печке весело потрескивал огонь, а за печкой дремал славный кот Дундурии Котурия.
— Накрывай на стол, бабка Ёка, с этого дня ты в этом доме хозяйка! — воскликнул Дундурия.
На столе мгновенно появились и барашек с вертела, и знаменитые дундуриевские погачи величиной с мельничное колесо.
— Налетайте, ребятишки, да запомните хорошенько, как вы у Дундурии на свадьбе пировали!
— А про меня ты что же и не вспоминаешь? — пискнула бабка Ёка.
— Верно, пусть будет так: на свадьбе Дундурии с бабкой Ёкой. Ну и взвоет же этот староста-горлопан, когда узнает об этом событии.
После обеда мы взялись устраивать себе постели. Натаскали сена из ближнего стога и разостлали его по всей комнате. Постель вышла в полметра высотой. Сено застелили сверху бабки Ёкиными ряднами да одеялами, получилась не постель, а просто царское ложе!
— Ого, да тут можно целую роту солдат спать уложить!
Пока мы сено таскали, метель еще пуще разыгралась, завывает ветер, закручивает снежные вихри, а снег все прибывает и прибывает.
— Видит бог, ребятишки, вовремя вы ко мне пришли, не пробиться бы вам сейчас сквозь пургу, — сказал Дундурия. — Намело сугробов выше плеч.
В тот вечер мы сладко заснули под жужжание мельничного жернова и завывание бури. Нам и в голову не пришло, что родители наши будут волноваться, что мы не вернулись домой.