Норби и ожерелье королевы

Глава вторая БРОСОК В ИСТОРИЮ

Сначала Джефф осознал, что он больше не находится на сцене в музее Метрополитен. На полу сцены не было восточного ковра, однако сейчас он уткнулся носом именно в такой ковер. Повернув голову, он увидел высокое стрельчатое окно, а за ним — силуэты крыш на бледном фоне утреннего неба.

Поднявшись на ноги, он понял, что находится в небольшой комнате, освещенной лишь предрассветными сумерками да слабым огоньком масляной лампы, стоявшей На массивном деревянном столе.

— Ой! — произнес Фарго. — Кажется, я в кого-то врезался.

— Где мы? — спросила Олбани, — И кто это?

Рядом с Фарго лежал коротышка в коричневом костюме, сжимавший в левой руке копию ожерелья королевы. Другое ожерелье, значительно более красивое и блестящее, судя по всему, выпало из его правой руки. Олбани взяла и трое ожерелье.

— Эти камушки похожи на настоящие бриллианты, — заметила она, поднявшись на ноги одним тренированным движением. — Неужели мы нашли настоящее ожерелье королевы?

Ожерелье свисало с ее руки, переливаясь и сверкая даже при тусклом освещении. Джефф посмотрел на газету, лежавшую на столе. Она была на французском языке, но, несмотря на старинный шрифт и допотопное оформление, бумага выглядела новенькой.

— Думаю, мы каким-то образом переместились во времени, — сказал он, — Если это настоящая газета, то мы находимся во Франции восемнадцатого века, возможно в Париже. В сущности, если газета вчерашняя, то сегодня утро 1 февраля 1785 года — того самого дня, когда ожерелье было передано кардиналу Рогану. Его заставили поверить, будто королева хочет, чтобы он купил ожерелье для нее.

— В таком случае это Боссанж, — сказал Фарго, с трудом выпрямившись. Через прореху в его атласных панталонах! виднелось нижнее белье. — Или Бемер. Надеюсь, он просто потерял сознание. А где твой несчастный робот, Джефф? Поскольку он может путешествовать во времени, то думаю, все это произошло не без его участия.

— Мне очень жаль, Фарго, но Норби здесь нет. Иначе он бы обязательно грохнулся на меня сверху.

— Он должен быть здесь! Как мы могли переместиться! во времени без его помощи? И почему сюда? И почему! именно сейчас? Предупреждаю тебя: когда я в следующий раз поймаю твоего маленького монстра, я вытряхну из него внутренности и набью бочонок нафталиновыми шариками.

— Но, Фарго, когда мы исчезли со сцены, Норби там не было, — возразила Олбани. — Он не мог перебросить нас в прошлое, не находясь в физическом контакте с нами, не так ли?

— На самом деле он пытался предупредить меня, — сказал Джефф. — Он не хотел, чтобы я завязывал задние кисти ожерелья. Возможно ли, что мы имеем дело с чем-то более! важным, чем обычная копия старинных драгоценностей?! Мы втроем стояли вместе, соприкасаясь друг с другом. Я допускаю, что копия ожерелья является устройством для! путешествий во времени, изобретенным кем-то с непонятной целью.

Фарго оперся на стол и пощелкал по кружевным отворотам своих перчаток.

— С таким же успехом ты мог бы предположить и волшебство. Это было бы веселее.

— Ученые говорят, что мы часто называем волшебством непонятные вещи, — язвительно заметил Джефф. — Олбани наверное, будет лучше, если ты снимешь ожерелье.

— Но если оно перенесло нас сюда, то нам нужно покрепче держаться за него, — возразила девушка. — Как мы попадем домой без прибора для путешествий во времени? Слушайте, вот будет здорово, если мы вернемся домой с настоящим ожерельем королевы! Музейные специалисты так обрадуются, что выпрыгнут из ботинок вместе с носками.

Она поднесла настоящие бриллианты к фальшивым камням в своем ожерелье.

— Видите разницу?

— Ювелир приходит в себя, — сообщил Фарго. — Разумеется, если это и в самом деле ювелир. Может, мне успокоить его еще минут на пять?

— Не надо, — попросил Джефф. — Если ты причинишь ему вред, история может измениться. И она тем более изменится, если ты попытаешься вернуться с настоящим ожерельем.

— Возможно, она изменилась, — капризно отозвался Фарго. — С тех пор, как мы попали в XVIII век, практически любые наши поступки могут изменить историю. Так что же нам делать, скажите на милость? Мне придется учиться фехтованию, или это все равно выйдет из моды после французской революции? Не пройдет и десяти лет, как здесь объявится молодой солдат по имени Наполеон, который станет французским императором, и тогда…

— Боссанж, Боссанж! — слабым голосом позвал ювелир.

— Выходит, это Бемер, — заключил Джефф.

Пока маленький ювелир пытался сесть, все еще с закрытыми глазами, поддельное ожерелье выскользнуло из его руки на ковер. Олбани изумленно вскрикнула, и Джефф с ужасом увидел, что вторая копия ползет по ковру, извиваясь словно змея.

— Эта штука такая же, как та, которую ты носишь, — заметил Фарго. — Кажется, теперь я понял. Это пример существования одного и того же предмета в двух разных периодах времени. Не удивительно, что они стремятся соединиться!

Олбани, по-прежнему державшая в руках настоящее ожерелье, прикоснулась к копии, висевшей у нее на груди, и попятилась от второй копии, ползущей к ней.

— Жуть какая! — она передернула плечами. — Пожалуй, я бы сейчас лучше себя чувствовала где-нибудь в другом месте.

С этими словами она внезапно исчезла вместе с поддельным ожерельем из музея Метрополитен и настоящим бриллиантовым ожерельем. Теперь в комнате осталась лишь одна копия.

Фарго подбежал к тому месту, где стояла Олбани.

— Как?.. Куда она делась?

Копия ожерелья перестала двигаться в тот момент, когда исчезла Олбани, и теперь тихо лежала на полу, словно никогда не пыталась воссоединиться с собой.

Бемер открыл глаза и посмотрел на свои пустые руки.

— Воры! — закричал он по-французски с немецким акцентом. — На помощь, Боссанж! Воры! Нас ограбили!

Его партнер Боссанж вошел в комнату с пистолетом.

— Мы здесь проездом из Америки… — начал было Фарго.

— Они украли ожерелье! — завопил Бемер. — То, настоящее! Боссанж, держи их под прицелом! Мы заставим их вернуть украденное. Сейчас я вызову полицию и могу гарантировать, что вы оба попадете в Бастилию, жалкие воры!

К несчастью, так оно и случилось. Ни Фарго, ни Джеффу это не нравилось, поскольку в темницах Бастилии было темно, грязно и сыро. Кроме того, там ужасно пахло.

— Если бы только Олбани не взяла настоящие бриллианты, — вздохнул Джефф. Он говорил на Универсальном Земном языке, поскольку в камере вместе с ними находился еще один заключенный, — тогда ювелиры не смогли бы выдвинуть против нас никаких обвинений, кроме незаконного проникновения в их жилище. Теперь же они утверждают, будто мы выбросили ожерелье в окно своему сообщнику.

Фарго опустился на заплесневевшую скамью.

— Да, зря она исчезла вместе с ожерельем. Могла бы, по крайней мере, предупредить, куда она собирается.

— Может быть, она вернулась на Манхэттен, в наше время? — с надеждой предположил Джефф.

— Может быть, — согласился Фарго. — Но без Норби и без копии ожерелья мы ничего не можем поделать, — он вздохнул. — Никогда не думал, что лучший секретный агент Космического Командования закончит свою жизнь на гильотине.

— Тебя не станут гильотинировать, — успокоил его Джефф, покосившись на их соседа по камере. Пока что ему не слишком хотелось заводить новые знакомства. — Гильотина еще не изобретена.

— Я плохо помню древнюю историю, которой Норби так старательно пичкал меня, — признался Фарго. — Как же меня казнят? Отрубят голову топором?

— Да, если ты аристократ. Если мы не убедим их в своем аристократическом происхождении, то нас повесят. Или утопят и четвертуют. Или в крайнем случае колесуют.

— Звучит не слишком приятно.

— Не слишком, — согласился Джефф. Он поежился, но не только при мысли о казни. Поскольку на дворе стояла зима, в камере было холодно.

— Прошу прощения, друзья, — обратился к ним третий заключенный. — Вы говорите на неизвестном мне языке. Стало быть, вы не понимаете по-французски?

— Мы американцы, но говорим по-французски, — ответил Фарго и повторил свои слова на старофранцузском языке.

— Ага! — воскликнул француз, мужчина средних лет, чья макушка едва доставала Джеффу до плеча. — Значит, вы понимаете наш язык! Позвольте представиться: меня зовут Марсель Ослэр. Счастлив познакомиться с вами. Поверьте, я не буду долго утомлять вас своим присутствием — меня казнят сегодня, во второй половине дня.

Несмотря на все бурные события сегодняшнего дня, полдень в Париже XVIII века еще не наступил.

— Скоро нам подадут единственную дневную трапезу, — продолжал Марсель, — К сожалению, несмотря на незначительное количество заключенных в данный момент, еда оставляет желать лучшего. Не соблаговолите ли вы назвать ваши имена, уважаемые сиры?

— Меня зовут Фарго Уэллс, а это мой брат Джефф. Скажите, почему вас собираются казнить? Вы не похожи на отъявленного преступника.

— Увы, друзья мои! Для того чтобы тебя казнили, вовсе не обязательно быть отъявленным преступником. Не обязательно даже быть виновным в преступлении. Моя история весьма печальна, ибо я абсолютно невиновен в приписываемых мне злодеяниях, — Улыбка озарила худое, грязное лицо Марселя, — Разумеется, так говорят все заключенные, но в моем случае это правда. Я родом из семьи часовщиков, но если вы иностранные шпионы, то, вероятно, вы слышали о часах и хитроумных автоматах семьи Ослэр…

— Шпионы! — возмущенно фыркнул Фарго.

— Пардон, — извинился Марсель. — Когда вас привели сюда, один из охранников сообщил мне, что я удостоился чести составить компанию парочке иностранных шпионов. Я счел вас австрийцами, работающими на нашу королеву-иностранку.

— Никакие мы не австрийцы!

— Я понял это, услышав ваш язык, так как немного говорю по-немецки.

— Мы американцы.

— Я в самом деле не знаю английского, но как вы можете быть американцами? — с сомнением в голосе спросил Марсель, — Весь мир знает, что американцы носят простую домотканую одежду. Кроме того, у вас нет американского акцента.

— Фарго, — нетерпеливо сказал Джефф, — позволь Марселю закончить свою историю, — Он повернулся к маленькому французу: — Когда вы говорили, что ваша семья делает хитроумные автоматы, вы имели в виду роботов?

— Я не знаю этого слова, — сконфуженно признался Марсель, — Оно английского происхождения?

— Да, в некотором смысле… — Джефф покраснел. Как он мог забыть, что слово «робот», имеющее чешское происхождение и означающее «механический человек», появится только через полтора столетия? — Я хотел спросить, в вашей семье делали механических людей?

— О да! И леди, играющих на клавикордах, и птиц, откладывающих яйца, и много других чудес. Некоторые из аи томатов были размером с оригинал. Поскольку я маленький, я мог залезать внутрь и управлять механизмом. То были великие дни для моей семьи, но — увы! — все мои родствен ники уже ушли в мир иной, и я остался последним из рода Ослэров, — Он печально покачал головой. — Через несколько часов я тоже покину этот мир, — добавил он.

— Вы еще не рассказали нам, как попали в Бастилию — напомнил Джефф.

— Видите ли, друг мой, оставшись в одиночестве, я не смог найти подходящего способа заработать на жизнь и был вынужден один за другим продавать свои автоматы. И конце концов у меня остался лишь механический гусь, послуживший причиной моего падения.

— Механический гусь?

— Вот именно. Когда мой домовладелец в очередной раз потребовал от меня арендную плату и пригрозил выгнать меня на улицу, я продал гуся. К несчастью, автомат попал в руки к злоумышленнику, наполнившему внутренности гуся краденым золотом и отправившему его в Англию через Ла-Манш. Меня обвинили как в краже, так и в предательстве интересов своей страны. У меня не было чека о продаже гуся, а покупатель оказался известным преступником, хотя раньше я об этом не знал. Он бежал за границу. Разумеется, никто не поверил моему рассказу, и у меня не осталось родственников, которые могли бы мне помочь.

— Ужасно! — с негодованием воскликнул Джефф. — И что, суда тоже не было?

— Суд-то был, — вздохнул Марсель, — Мы же не варвары. Однако меня быстро осудили по всем пунктам обвинения, Судьи не собирались верить маленькому часовщику. Им было гораздо важнее показать властям, как расторопно они умеют работать. Поэтому теперь мне нужно готовиться к смерти. Это не так уж плохо. Возможно, я присоединюсь к остальным членам моей семьи, куда бы они ни ушли. Мой покойный отец и мать… младший брат…

Фарго снял свой тяжелый парик и облокотился на него, как на подушку.

— Марсель, — сказал он, — если мы придумаем, как выбраться из Бастилии, то постараемся взять тебя вместе с нами.

— Вы очень добры, друг мой.

— Но сейчас я должен немного поспать; у меня такое чувство, будто я где-то потерял целую ночь.

— Приятных сновидений, — жизнерадостно произнес Марсель.

Фарго мог спасть где угодно и в любых условиях. Вскоре он захрапел; тем временем Джефф продолжал напрягать свои мозговые извилины в поисках выхода.

— Марсель, почему вы думаете, что американцы одеваются в домотканое платье? — тихо спросил он.

— Весь мир знает об этом, — озадаченно ответил Марсель. — Кроме того, американцы не носят парики.

Джефф снял свой парик. Он был громоздким и неудобным, а тесная сатиновая одежда и без того доставляла значительные неудобства. Марсель кивнул.

— Cher papa[1] не одобряет парики.

— Кто, ваш покойный отец?

— Ну вот, а вы еще называете себя американцами. Разве вы не знаете, что придворные леди называют американского посла Бенджамина Франклина cher papa?

— Франклин! Ах да, я и забыл: он должен быть здесь, во Франции.

— Мсье Франклин одевается совсем не так, как вы и ваш брат, — заметил Марсель.

— Интересно, могу ли я увидеть его?

— Увы, он стар и редко покидает свою резиденцию в Пасси.

— А где это?

— Неподалеку от Парижа, по дороге в Версаль.

— Мог бы кто-нибудь передать ему срочное послание?

— Вообще-то верхом до Пасси скакать меньше часа…

— Я требую встречи с Бенджамином Франклином, моим соотечественником, — закричал Джефф охраннику, прижав губы к дверному косяку. — Если вы немедленно не пошлете за ним, у вас будут неприятности с Соединенными Штатами!

Ему никто не ответил. Марсель горько рассмеялся.

— Эта новая страна, которую вы называете своей родиной, еще очень мала и слаба. Она не в состоянии даже заявить ноту протеста такой великой державе, как Франция, если что-то случится с ее шпионами.

— Но я не шпион! Мне всего лишь четырнадцать лет.

— Ты достаточно взрослый, чтобы быть солдатом или шпионом. Да и ростом тебя Бог не обидел.

Джефф опустился рядом с Фарго и попытался сосредоточиться. Если он не может поговорить с Франклином, единственной надеждой оставался Норби. Не может ли робот ответить ему?

Он соприкасался спиной с Фарго, поэтому между ними непроизвольно возник телепатический контакт.

— Я согласен, — зевнув, отозвался Фарго. — Позови Норби. Возможно, копия ожерелья перебросила Олбани в Версаль. Вместе с Норби мы сможем поискать ее там.

— Я пытаюсь, но его отделяют от нас несколько столетий и почти пять тысяч километров.

— Он твой робот, Джефф. Он настроен на тебя лучше, чем на кого-либо другого. Это единственная возможность, которую я вижу сейчас.

— Но, Фарго, предположим, наше появление здесь изменило ход истории, и в будущем — в нашем собственном времени — Норби уже не существует. Вдруг нас тоже там не существует?

— Мы существуем здесь.

— Но…

— Джефф, — твердо сказал Фарго. — Не стоит выдумывать разные ужасы. Давай допустим, что Норби существует, и ты попытаешься связаться с ним. Кроме того, наш друг-часовщик неловко себя чувствует, когда мы говорим на земном языке.

— Извини, Марсель, — сказал Джефф по-французски. — Мне нужно помедитировать… то есть посидеть в тишине и подумать как следует. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Разумеется, — ответил Марсель. — Мне часто приходилось сидеть в тишине и размышлять, когда я находился внутри большого автомата и ждал, пока отец подаст мне сигнал начинать. Размышление успокаивает нервы.

— Как раз в этом я и нуждаюсь, — согласился Джефф. — Мне предстоит очень трудное дело.

Он сосредоточился, пытаясь установить контакт с Норби.