Каждый из нас является строителем храма, имя которому — тело, и каждый по-своему служит в нем своему богу, и никому не дано от этого отделаться и вместо этого обтесывать мрамор. Все мы — скульпторы и художники, а материалом нам служит собственное тело, кровь и кости.
Все благородные помыслы тотчас облагораживают и черты человека, все низкое и чувственное придает им грубость.
Канис люпус — собака волк — создан для охоты самой природой. Зимой волк на снегу оставляет аккуратную цепочку следов — он ставит заднюю лапу точно за передней. Благодаря такой поступи, он может бегать по любой местности и даже по глубокому снегу.
Оружие волка — это зубы. Их в его пасти целых сорок два. Впереди торчат четыре острых, кривых пятисантиметровых клыка — по два сверху и снизу. Ими волк может прокусить плотную шкуру жертвы. А хищными, или плотоядными, зубами — так называют коренные зубы всех хищников — взрослый волк разгрызает даже бедренную кость лося.
Волки охотятся почти бесшумно, ведь они бегают на самых кончиках пальцев. Так же как лошади и кошки, волк пяткой не касается земли. У него сильные мускулистые ноги и размашистая походка, и он может долго бежать рысью со скоростью десять километров в час, а в погоне за оленями и лосями разгоняться до шестидесяти. На охоте нос, а не уши или глаза, первым подсказывает волкам, где нужно искать добычу. По ветру они улавливают запах даже самого мелкого животного, находящегося в двух километрах от них, когда его еще не слышно и не видно.
Всего этого Антон, разумеется, не знал. Но ничего хорошего от волков не ожидал, хотя в читанных в детстве сказках волк представал героем скорее положительным, помогавшим Ивану Царевичу, да и в мультике «Ну, погоди!» тоже был простым задушевным хулиганом.
Тоненько звенькнула самодельная тетива, стрела впилась в землю. Волки снова прыснули в разные стороны, словно растворившись в утреннем воздухе.
— Что-то ваши умные твари чересчур умные, — сказал Антон. — Чего они хотят?
— По-моему, они поняли, что мы тут в ловушке. Вот и не спешат. Дразнят, такое впечатление… — Фрэнсис подошел к границе, за которой заканчивался самолетный пол и начинался лес.
— Значит, надо отсюда поскорее сваливать, — заключил Антон, заряжая патрон в пустой ствол.
— А вот в этом не уверен. Здесь они могут нападать только с одной стороны, а в лесу — со всех. Мы не справимся.
— Так что же, сидеть здесь и ждать?
— Фрэнсис прав, — сказала Лариса, успокоившая наконец Кирилу Кирилыча. — Здесь нам обороняться проще. Волки поймут, что добраться до нас нелегко, и уйдут.
— Вопрос в том, как долго они это будут понимать, — буркнул Антон. — Продукты у нас не бесконечные. Патроны, кстати, тоже.
— Волки тоже не бесконечные.
— Я видел штук пятнадцать, — сказал Фрэнсис. — И черт их знает, сколько еще вокруг. Кто-нибудь знает, сколько волков в стае?
— Папа говорил, кажется, что до пятидесяти, — припомнила Лариса.
Антон с тревогой осмотрел разболтавшийся курок на одном из стволов. Старенькое все же ружье, да и тридцать лет провалялось не без ущерба… Нужно было отбросить сантименты и оставить дома стариковский ИЖ, а взять одно из трофейных ружей.
Волки не появлялись.
— Давайте соберем вещи, чтобы потом не тормозить, если что, — предложил Фрэнсис.
— Если что — «что»? Если волки спрячутся и сделают вид, что ушли? — криво улыбнулся Антон. — Так они нас при желании тут же догонят.
— Я соберу, — не стала спорить Лариса, усадила в кресло Кирилу Кирилыча и принялась паковать рюкзаки.
За лесом всходило солнце, заливая светом печальную картину авиакатастрофы. Волков по-прежнему не было видно, но Антон чувствовал, что они где-то здесь. А может, и в самом деле ничего страшного? Ну, посидят тут денек, волкам надоест вокруг вертеться, у них тоже дела — охота, например… На более сговорчивую дичь.
Антон поудобнее устроился в кресле, положив ружье так, чтобы можно было сразу схватить его и выстрелить. Жаль, что до сих пор так и не попали — ранили бы волчару, тот бы завизжал, другие бы задумались… Помнится, у Гаррисона был рассказ «Пушка, которая не бабахает» — на неисследованную планету попал землянин, вооруженный дезинтегратором. То есть такой хренью, которая беззвучно уничтожает нападающего. Так вот тамошние хищники совсем не боялись бесшумного оружия. Лук в этом отношении, наверное, куда полезнее, хотя тоже бесшумный. Все же кровь, боль…
На фюзеляж села какая-то крупная серая птица. Антон для развлечения прицелился в нее.
— Не стреляй, — попросил Фрэнсис. — Забрать-то нельзя.
— Да я так… А ведь небось вкусная.
— Забрать-то пока никак.
— Никак…
Через просеку промчался волк. Никто не успел среагировать на эту наглую выходку, совершённую явно с целью напомнить о себе.
Волки развлекались. К обеду они поступили так неоднократно, пару раз Антон выстрелил но, естественно, не попал. На попытку Фрэнсиса выйти из оторванного хвоста совсем рядом кто-то издевательски завыл. Камерунцу пришлось вернуться в импровизированную крепость.
— А что, если они мутировали и стали разумными? — предположил Антон, когда в очередной раз волк с нахальной улыбкой-оскалом высунулся из-за дерева метрах в двадцати от них и тут же скрылся. Впрочем, стрелять в него не стали, наученные опытом.
— Это уж слишком, — сказал Фрэнсис. — С чего бы? Ядерной войны не было.
— Мало ли, — не сдавался Антон, — всякие атомные электростанции, химические предприятия… Хрен его знает, что там разрабатывали. А когда все уснули, кто-то оставил дверь открытой, кто-то пробирку уронил… На АЭС так вообще контроль утратили, и пошла цепная реакция. Скажешь, не могло быть?
— Могло, — согласился камерунец. — Но пока мы мутантов не видели и ни от кого о мутантах не слышали. Да и радиация, как мне кажется, не так страшна, как ее малюют. В том же Чернобыле разве завелись мутанты после катастрофы? А в Хиросиме и Нагасаки так вообще люди живут, и ничего.
— Да я понимаю… Просто волки эти… Они как-то разумно себя ведут.
— Животные всегда себя ведут разумно. В отличие от людей, — сказала Лариса.
Прошло еще два или три часа. Они перекусили всухомятку, еда и в горло-то не лезла.
— Надо бы дровишек собрать, — нерешительно предложил Антон. — Стемнеет, из чего костер разводить?
— Да, мы тут точно еще на ночь застряли… Но как их собрать-то? Волки.
— Может, обшивку можно жечь? Сиденья…
— Химия, пластик, — покачал головой Фрэнсис. — В самолетах при пожаре на земле люди в основном погибают из-за продуктов горения всей этой ерунды. Мы задохнемся или отравимся.
— Не баррикаду же строить!
— Ладно, давай так: один собирает дрова, другой прикрывает. Далеко от самолета не уходим.
— Идет. Я первый.
Антон положил ИЖ на кресло и, медленно двигаясь, выглянул из хвоста. Лес как лес, ни одного волка, если не знать, конечно, что все они здесь. Ты суслика не видишь? А он есть…
— Я пошел, — предупредил Антон и ступил на траву.
— Страхую, — отозвался Фрэнсис, держась в нескольких шагах позади.
— Я тоже, — сказала Лариса.
Антон запоздало подумал, что надо было взять у нее на всякий случай пистолет. Дрова можно и одной рукой собирать, подцепил лесину и тащи. А если волк прыгнет, а Фрэнсис не успеет его снять?
Но ничего страшного не случилось. Подходящая сухая ель лежала рядом с хвостом, прямо на полуоторванной плоскости руля высоты. Антон схватил ее и резво потащил, так что путешествие закончилось быстро.
— Думаю, нам хватит, — сказал Фрэнсис, оценивая добычу.
— Нет, лучше перестраховаться…
— Тогда моя очередь.
Камерунцу повезло меньше: целой дровины в пределах досягаемости не нашлось, пришлось немного углубиться с просеки в лес. Антон с трудом сдерживал дрожь в руках, будучи готов стрелять на малейшее движение. Фрэнсис, озираясь, собирал ветки покрупнее. Охапка понемногу росла.
— Хватит! — сказал Антон.
Как только они вернулись в самолет, через просеку снова прошмыгнул волк. Словно показал: видите, пока не трогаем, хотя могли бы. И опять тишина.
До сумерек так и сидели — молча, изредка мрачно переговариваясь. Антон некстати вспомнил, что именно он предложил укрыться в обломках хвоста, чем загнал всех в ловушку. Правда, не факт, что те же волки не накрыли бы их в лесу, у костерка. И тогда было бы куда хуже. «Тьфу ты, а сейчас-то чем лучше», — подумал Антон и принялся помогать Фрэнсису разводить огонь, чтобы хоть немного отвлечься.
Кирила Кирилыч-джуниор то спал, то ел, то принимался плакать, видимо, разделяя тревогу взрослых.
— Может, волки его слышат? — предположил Антон, когда ребенок разорался особенно громко. — Потому и не уходят.
— И что мне сделать? — огрызнулась Лариса. — Отдать его волкам?
— Дура, что ли… — обиделся в ответ Антон. — Я просто, думаю вслух.
— Если они утром не уйдут, будем пробиваться, — сказал Фрэнсис. — Вдруг не рискнут напасть? А если еще и подстрелим парочку…
— Нечего было вообще сюда влезать, в этот чертов хвост! — неожиданно закричала Лариса, вскакивая с кресла, где сидела рядом с ребенком. — Кто это придумал? Ты?
Она уставилась на Антона.
— Пошли вы к черту! — сорвался он, схватил ружье и, перепрыгнув через костер, направился к фюзеляжу. Остановившись, Антон заорал, оглядываясь по сторонам:
— Ну, ублюдки серые! Выходите! Что вам от нас надо? Сожрать?! Тогда нападайте, но учтите, нас и не такие пытались сожрать, и где они теперь? Сдохли! И вы сдохнете, дрянь серая, волки позорные! Где вы, а? Чего попрятались?
Антон замолчал, тяжело дыша и прислушиваясь. Что-то хрустнуло в кустах справа, потом пробежало слева, завозилось в обломках фюзеляжа.
— Антон, не дури! — позвал Фрэнсис.
— Зассали! — торжествующе заключил Антон, потрясая ружьем. — По кустам шариться мастера, а честно выйти — зассали! Я вам…
Антон не договорил, потому что из-за вырванного с корнем и валявшегося в траве блока самолетных кресел вышел волк. Он был крупнее виденных раньше Антоном, с проседью в серой шерсти, хорошо заметной в свете уходящего дня, с большой лобастой головой и злыми умными глазами. Верхняя губа волка задрожала, он оскалился и угрожающе заворчал.
— Да пошел ты, — сказал Антон с удивившим его самого спокойствием и нажал на спуск.
Ружье глухо щелкнуло.
Изношенный механизм старенького курка сломался.
Волк прыгнул.
Наверное, в театральном все же учат многим полезным вещам, той же пластике. Тело сработало само собой, и Антон в красивом пируэте ушел от прыжка, успев развернуть ружье и врезать волку по морде ложем. Удар получился сильным, но и волк весил под центнер, потому Антон лишь сбил его с траектории прыжка и заставил покатиться по земле.
Наверное, можно было рассчитывать на помощь Фрэнсиса, который, несомненно, страховал Антона. Вот только Антон не знал — вдруг он находится на линии огня?
Наверное, можно было вытащить нож и, в лучших традициях боевиков, честно решить вопрос, кто сильнее: человек или вожак стаи, — а в том, что перед ним вожак, Антон нисколько не сомневался.
Поэтому он принял самое простое решение: выстрелил в поднимающегося с земли волка из второго ствола. Крупная дробь с расстояния в метр с небольшим сделала свое дело: выстрел, визг, тяжелый запах свежей крови и сырой требухи… Антон упал на колени, потому что от резких движений по сломанным ребрам полоснула жуткая боль. Наверное, сейчас волк справился бы с ним без труда, но хищник к этому моменту был уже мертв.
Кто-то схватил его за рукав и поволок прочь. Слава богу, это был не еще один волк, а Фрэнсис. Через секунду Антон уже ничком лежал на твердом полу самолета, слушая, как переговариваются друзья:
— Вон там, смотри…
— Они его, кажется, сожрать хотят. Да, подбираются…
— Не стреляй. Пусть жрут.
— Да, поволокли… на свету опасаются, темнеет ведь уже, а у нас костер…
— Все равно, наблюдай. Я пока гляну, что с ним.
Фрэнсис грубо перевернул Антона:
— Цел?
— Со мной все в порядке, — морщась от боли, сказал Антон.
— Дебил! Я думал, ты умом тронулся, чертов идиот…
— Я волка убил, — с дурацкой улыбкой поведал Антон.
— Волка он убил… Почему сразу не стрелял, а? Что за цирк, твою мать?
— Дай мое ружье, — попросил Антон, решив, что показать проще, чем объяснить.
Фрэнсис пошарил за креслом и подал ИЖ. Ёлки… Ложе было расколото, большая часть его отвалилась. Курок попросту отломился и куда-то улетел. Старенькое ружье Кирилы Кирилыча превратилось в практически бесполезный груз.
— Понял, — сказал негр, осматривая показываемые Антоном разрушения. — Все равно идиот. А если бы ты со второго раза не попал?
— Там близко было. И потом, ты же меня страховал?
— Я тоже мог не попасть.
— Они, кажется, ушли. Не видно ни одного, — сказала Лариса.
— Вот и славно, — сказал Антон. — Тогда давайте, что ли, горячего сожрем, все равно до утра здесь куковать. Ребра вот только болят.
— Странно, что у тебя только ребра болят, — ехидно произнесла Лариса. — И ружье угробил, я так понимаю… Ой, не всех дурных войной побило. А горячее у нас не из чего варить, воды мало. Или ты хочешь пойти в лесок и поискать в темноте ручеек? Давай, у тебя с волками теперь взаимопонимание.
В лесок искать ручеек Антон, разумеется, не пошел. Поэтому отужинали опять же всухомятку и уложили Антона, как победителя монстров и человека умом скорбного, спать. Ребра болели жутко, все же прыгать и скакать с такими травмами негоже, но тем не менее Антон уснул.
Приснился ему кошмар. Он бежал по темному лесу, а сзади и по бокам неслись волки. Точнее, не волки, а какие-то волколаки, оборотни хреновы — с человеческими глазами, зубами и даже пальцами на передних лапах. Причем Антона они не трогали, а просто сопровождали. Наверное, можно было остановиться, раз никто не проявлял неприязни, но Антон остановиться не мог и бежал, бежал, пока с шумом и воплем не провалился под землю.
— Ты меня не кусай, — сказал Фрэнсис, разглядывая свалившегося во сне с кресел Антона. — Я тебе еще пригожусь.
— Да хватит тебе… Мне сон страшный приснился, — Антон встал и машинально хотел взглянуть на часы. Привычка, от которой за столько времени при полном отсутствии часов давно следовало бы избавиться, периодически возвращалась.
— Я все равно как раз будить тебя хотела, — сообщила Лариса.
Рассвело, костерок погас, выпуская последние струйки дыма. Кирила Кирилыч щурился на солнышко и лепетал нечто неразборчивое.
— Как вы меня задолбали, говорит, — перевела Лариса и улыбнулась. — Ну, что, убийца чудовищ. Волки, похоже, и в самом деле ушли.
— Наелись, наверное, вот и ушли, — предположил Антон.
— Да нет, думаю, это ты их так напугал. И вожака такого матерого завалил. Решили не связываться.
— А ведь люди бы так просто не ушли, — заметил Фрэнсис, вертя в руках разбитый ИЖ.
— На то они и люди, — сказал Антон. — Брось ты каку, с ним все равно уже ничего не сделать.
— Уберу в рюкзак, — покачал головой негр. — Мало ли, все же лишний ствол. А ложе и починить можно.
— Не лень — таскай, — махнул рукой Антон.
Дальнейший их путь проходил без происшествий, а его венцом стал ржавый указатель с почти нечитаемой надписью, гласившей, что до Мокрушино три километра. Указатель они увидели сразу, как только выбрались из лесу на дорогу.
Отряхивая со штанов репьи и колючки, Фрэнсис спросил:
— Теперь куда?
— Я уже говорила: в Мокрушино не пойдем. Нечего там делать, лишние неприятности нам ни к чему. Будем искать аэродром, а уж потом, если возникнет необходимость, можно и Мокрушино навестить.
— Веди нас, Сусанин-герой, — проворчал Антон.
— Давайте пока по дороге, вон туда, — показала Лариса в противоположную от Мокрушино сторону. — Там должен быть поворот на проселок.
Еще до поворота они обнаружили совершенно раскулаченный «КамАЗ», который уныло торчал на обочине. С машины сняли практически все, что можно: осталась рама, тяжелый двигатель, который утащить нелегко, обода колес и еще какие-то ржавые железяки, рачительным мародерам не понадобившиеся.
— Качественно растащили, — отметила Лариса, и Кирила Кирилыч что-то радостно завопил, видать, соглашался с мамашей. — И ведь недавно, наверное, если не в этом году уже… Отец, помню, когда начинал служить в Германии, в группе советских войск, так они во время учений машину поломавшуюся на трассе оставили. Вернулись через три дня, думали, там уже половины нету, а немцы даже бензин и тот не слили.
— Это когда было… А сейчас те же немцы, поди, друг друга точно так же жрут, — резонно сказал Антон.
Поворот на проселок они обнаружили с трудом, настолько он зарос. Дорога выделялась среди леса только тем, что деревья были поменьше и сидели пореже. Колея уже почти не просматривалась.
— Вот сюда и пойдем, — сказала Лариса.
Но тут из орешника вышел пожилой мужик довольно приветливого вида, в цветастой выгоревшей рубахе, с травинкой в зубах. В руках — туесок.
— Стойте-ка, ребятки, — сказал мужик. — Кажись, уже пришли вы.