В долгие июньские дни, когда ручьи пересыхают, их влага сохраняется в травинках, точно в русле, и стада из года в год пьют из вечного зеленого источника, а косари запасают им оттуда же их зимний корм. Так и наша человеческая жизнь лишь отмирает у корня и все же простирает зеленые травинки в вечность.
Наверное, то, что Матрос и Золотой оказались в результате именно в «их» доме, где находились Лариса и ребенок, было случайностью. Именно той случайностью, которая происходит раз в год, а может быть, в сто лет. Антон помнил, что в 1944 году газета Daily Telegraph напечатала кроссворд, содержащий все кодовые названия секретной операции по высадке союзнических войск в Нормандии. В кроссворде были зашифрованы слова: «Нептун», «Юта», «Омаха», «Юпитер». Разведка кинулась расследовать «утечку информации», но составителем кроссворда оказался старенький школьный учитель, озадаченный столь невероятным совпадением не меньше военнослужащих.
Сейчас произошло то же самое. Что бы двум предводителям уголовников оказаться в другом месте? Мало ли домов?
«Стоп, — мысленно одернул себя Антон. Они ведь, скорее всего, ничего не знают о его истинной роли в событиях. „Привет, Лара“ — ничего не значит. Что он еще мог сказать девушке, предупредив ее, что это именно он входит в темное помещение?»
— Здорово, Матрос, — сказал Антон, стараясь держаться как можно спокойнее.
Чиркнула спичка, загорелась самодельная свеча, еле слышно потрескивая.
Матрос сидел на табурете у стола, рядом с ним на кровати — Золотой. Под прицелом нагана Золотой держал Ларису с Кирилой Кирилычем на коленях. У Матроса в руках был «калашников».
— Сволочь… — прошипела Лариса, продолжая играть.
Ладно хоть так, молодец, сообразила. Или это она не его имела в виду, а, скажем, того же Матроса?
— К бабе зашел? — с пониманием поинтересовался Золотой.
— Ага. Там хрен знает что творится. Линять отсюда надо. Хотел забрать.
— Так она вроде не хочет, — улыбнулся Матрос. — Сволочью обзывается.
— Ничего, я растолкую, — сказал Антон.
Ружье висело на плече, в карманах — две гранаты, а толку?
И все же: они что-то подозревают?
Или нет?
Непонятно…
— Похоже, ждали нас тут, а, Кловун? — Матрос поправил автомат. Ствол глядел на Антона. — Не знаешь, кто слил?
— Я, что ли? — пожал плечами Антон.
— А если и ты?
— У вас в отряде мокрушинских до фига, они тут всех знают, их тоже. Мало ли кто с кем сговорился.
— Может, и так, — кивнул Матрос. — Но ты к нам последний пришел.
— С головой, — уточнил Антон.
— С головой… Это меня и смущает, Кловун. Хотя был у нас на зоне один скрипач, еврейчик, щуплый такой, дохлее тебя раза в три. Ну и хотели его употребить. Так он двоих порезал. Потому я о человеке изнутри сужу, не по внешности… Но дело в том, Кловун, что человечек у нас тут свой. Все рассказал, жаль, поздно…
Справа, из-за огромного платяного шкафа, выступил немой Абраша. Добродушно заулыбался.
— Так ты что, не немой? — спросил Антон, не удивившись новости.
— Немой он. Поэтому записки передавал, в дупло в лесу клал, — сказал Матрос. — И тут подслушал, написал… А записку, хрен ее знает, ветром из дупла выдуло, что ли, или белка сперла… Повезло тебе, Кловун. Хотя, с другой стороны, не повезло. То бы мы тебя тихонько зарезали, без мучений, даже с уважением за героизм твой. А так — мучительно станешь помирать, да еще и баба твоя, и малой…
Антон скрипнул зубами. Можно бросить гранату, все полягут, там же радиус разлета осколков… Но Лариса, ребенок? Или это лучше, чем их урле отдавать на расправу? Хотя — стоп! Они пока на нашей территории, уголовникам отсюда выбираться надо. Не до пыток.
— Задумался? Прикидываешь, как мы уходить собираемся? — словно читая мысли, спросил Матрос. — А так и уйдем: нас двое, вас трое — Абраша ведь тоже за вашего канает, пацаненок не в счет. Сейчас снаружи стихнет, мы помаленьку и начнем собираться. Кто ж на нас кинется, если у меня дитёнок на руках, а вы с девкой — под стволами идете? Выйдем в лес, отойдем подальше, там и разберемся, Кловун. Кстати, ружьишко-то сбрось, сбрось на пол.
Антон шевельнул плечом. ИЖ упал, глухо стукнув прикладом в доски пола.
Чиненый курок сорвался.
Выстрел пришелся в потолок, по ушам врезало грохотом, сверху посыпалась какая-то пыль и дрянь, моментально укрыв комнату мутной завесой. Дико завопил испугавшийся Кирила Кирилыч. Матрос среагировал быстро, короткая очередь из «калаша» прострочила воздух в том месте, где только что стоял Антон, однако бывший клоун успел уйти влево, перекатиться и вытащить из кармана гранату.
— Стой! — крикнул он. — Не стреляй! Оно само!
Матрос, видать, и сам сообразил, что ружье выстрелило самопроизвольно — видел же, что Антон его даже не коснулся. Снаружи продолжали постреливать, так что выстрел вряд ли слышали. В принципе, с его точки зрения ничего особо не изменилось… Хорошо, что у Золотого нервы крепкие, не пальнул в Ларису. Правда, это их единственный козырь в случае смерти Антона.
— Выходи, Кловун! — велел Матрос и добавил Ларисе: — А ты заткни пацана!
— Не стреляй, — повторил Антон. — Я и не прячусь, я на полу лежу.
— Вставай тогда, сучья морда! — это уже Золотой подал голос.
Антон встал, моргая и отплевываясь — в воздухе по-прежнему висела пыль, но уже начала оседать. Встал и бросил Матросу колечко с чекой, которое ударилось о грудь уголовника и упало на колени. Тот бросил на него молниеносный взгляд и сразу все понял. Видать, имел дело с такими вещами.
— Замедление — три секунды, разлет осколков — тридцать метров, — на всякий случай объяснил Антон, показывая гранату. — Пока я ее держу, ничего не случится. Выстрелишь — уроню, всем кранты.
— Дите не пожалеешь? — уточнил Золотой.
Кирила Кирилыч как раз притих, чего-то бормотал. Ругался, видать.
— А зачем? Лучше уж сразу…
— Может, договоримся?
— Договоримся, почему ж нет. Делаем так: сейчас Лариса идет ко мне, ребенка мы кладем в шкаф…
— На хрена? — удивился Золотой.
— А чтоб ты в него, скажем, перед выходом не пальнул сдуру. Откуда я знаю, сколько у тебя говна в голове?
— Ну, с-сука… — окрысился было Золотой, но Матрос цыкнул на него и сказал:
— Продолжай, Кловун.
— Кладем ребенка в шкаф, закрываем дверь. Потом вы выходите. Дальше всё, как ты говорил. Мы идем с вами.
— Хочешь сына сохранить?
— Хочу.
— А граната?
— Пойду с гранатой. А там, в лесу, или разойдемся, или еще чего… Как пойдет. Ты же сам понимаешь, без нас тебе отсюда не выйти.
— Честно, — согласился Матрос. — Годится. Золотой, пусти девку.
Лариса с Кирилой Кирилычем на руках осторожно поднялась с кровати и подошла к Антону. Она с надеждой смотрела на него, ожидая, что у Антона есть какое-то решение проблемы. Оно у него и в самом деле имелось — вот только совсем не такое, как ждала Лариса…
— Все будет хорошо, Лара, — ободряюще сказал Антон девушке, которой в спину по-прежнему целился из «нагана» уголовник. — Все будет хорошо.
Да, они могут выйти из дома, с территории форта, уйти в лес. Здесь нет спецназовцев, нет снайперов, и приставленный к его спине «калаш» вполне достаточен для того, чтобы убедить местных — лучше пусть уходят. И про Абрашу не предупредишь — вернется, сволочь, станет жить, как прежде… Но главное, что знал Антон и о чем, как думал Матрос, он никак не может знать — это отряд Шкоды. Несколько человек, кажется, трое, которые ждут неподалеку на случай того, если нападение сорвется. Он подслушал насчет отряда перед выходом, оттого, что Шкода был глуховат и Матрос объяснял ему диспозицию довольно громко.
Именно туда поведут их Матрос и Золотой, чтобы потом вернуться. Может, не сегодня, но обязательно вернуться.
— Клади Кирку в шкаф, там тряпок до фига, полежит. А нам придется с ними…
— Ты что, правда?
— Правда. Иначе никак. Ты хочешь его сохранить?
— Хочу…
— Делай.
Кирила Кирилыч был водворен в шкаф и, кажется, не выказывал никакого недовольства. Антон, чувствуя, что рука устает сжимать гранату, сказал:
— Идем?
— Пошли, — Матрос поднялся с табурета. — Но, чур, не дурить. Договор. Ты жить хочешь, я тоже. В лесу решим, как разойтись без потерь. Ты мужик, я мужик, моя карта сегодня не сыграла, что ж поделать. А мы с Золотым свалим, больше не увидишь.
«Ага, поверил, — подумал Антон. — Ищи дурака…»
— О'кей, — сказал он. — Давайте уже скорее, а то держать тяжело. И еще: сейчас Абраша привяжет тебя ко мне веревкой. Пояс к поясу. Чтоб, если ты в меня пальнешь, от взрыва уйти не успел. Веревка вон на окошке лежит, метра три, нам хватит.
Матрос покачал головой:
— Ну ты и хитрая падла, Кловун. Даже жаль расставаться.
После чего велел:
— Вяжи, Абраша.
Самое печальное, что на них никто не обращал внимания до самых ворот. Народ был занят — кто упивался одержанной победой, кто стаскивал в кучу трупы или сортировал трофеи, кто оплакивал погибших… Пятеро шедших тесно, группкой, людей, среди которых были знакомые всем Абраша, Лариса и Антон, подозрений не вызывали. Да, двое в капюшонах, ну так ведь дождик до сих пор идет. Да, у одного автомат, так подобрал, наверное. Да, один Ларису культурно так поддерживает, так грязь кругом, слякоть. И вообще, может, Ивановна куда послала.
Наверное, можно было заорать: «Бандиты!», получить очередь в спину, после чего граната, конечно, рванула бы, но Матрос с Золотым под шумок могли вполне успеть удрать. Еще бы — взрыв, суматоха… К тому же у них есть три секунды, а то и четыре, а вокруг все же не замкнутое пространство комнаты, а деревня. Нырнул за угол — и все. Даже у Матроса на веревке, и то какие-то шансы сохраняются. А вот Антон с Ларисой гарантированно гибли при любом раскладе.
Антон действительно не знал, что предпринять. А когда увидел, что ворота открыты, и подавно сник — он-то надеялся, что там, у искусственного препятствия, да еще, дай бог, охраняемого, что-то сочинится по ситуации. Черта с два: эйфория победы, ворота нараспашку, мелькнувший Киря выбежал куда-то наружу, крикнув по пути Антону:
— Как мы их, а!
Они вышли за ворота и постепенно начали удаляться.
— Ты гранату-то не урони, Кловун, — заботливо сказал Матрос. — Я подыхать не собираюсь пока, говорил уже.
— А что делать планируешь?
— В Кемерово пойдем. Дружок у меня там… был. Надеюсь, не сгинул.
Еще не поскользнуться бы… Чертов дождь, как некстати. Хотя… когда дождь кстати бывает… Если только в палатке спишь, а он по крыше барабанит.
— Далеко еще? — спросил Антон. — Может, здесь и разойдемся миром?
— Не-е, вы за подмогой кинетесь, а нам потом убегай, как лисам. Дальше идем.
Прошли дальше. Места с этой стороны Антону были незнакомые: к аэродрому ходили совсем другой дорогой. Овражки какие-то, вымоины… Прыгнуть в сторону, вдруг Матрос не успеет выстрелить, веревка потащит его следом… И что? Ларису тут же застрелит Золотой, и еще неизвестно, что там есть у немого мудака Абраши.
— Далеко еще?
— Я скажу, — в голосе Матроса звучало все больше уверенности.
— Кажись, тут, Матрос, — сказал Золотой и крикнул в рассветные сумерки: — Шкода, давай сюда! Только осторожно, тут граната!
— Чего на хрен за граната? — осведомился Шкода, выходя из-за толстого дерева. Из зарослей показались еще две рожи, совсем молодые, вроде из мокрушинских коренных. Шкода в руках держал двустволку. — Чего там за кипеш в деревне? Неужели сорвалось?
— Просрали, — сказал Матрос. — Вот Антоша Кловун нам пособил. Засланный оказался… Только тихо, у него граната без чеки в руке, а я к нему веревкой привязан. Хитрый, падла. Стрельнете — мне кранты.
— Мексиканская дуэль называется, — блеснул познаниями один из людей Шкоды. — Я в кино американском видел. Это когда пистолеты друг другу к башке приставят и непонятно, чего делать.
— Какие у тебя предложения, Кловун? — поинтересовался Матрос.
Все же выдержка у него была завидная, держал себя в руках. Может, получится договориться? Хотя куда там, у них понятия о чести свои, нормальному человеку не понятные. Да и о какой вообще чести в данном случае может идти речь? Стоит развязать веревку и отойти на пару метров — всё. И про разлет осколков не подумают…
— Лариса уходит, я — чуть позже, — сказал Антон.
— Не катит. Ломанется в деревню, а нам спокойно уйти надо.
— Хорошо, — сказал Антон, сдвигаясь чуть вправо и натягивая веревку. — Блин, отойди чуток, с дерева же капает прямо за шиворот… У тебя капюшон, а у меня нет.
— Да пожалуйста, — Матрос сделал пару шагов вслед за Антоном.
Золотой с Ларисой, хоть и не был привязан, последовал за паханом.
Вот, теперь можно.
— Иди сюда, Шкода, посоветоваться хочу, — попросил Антон. — Идея есть, оцени.
Слегка польщенный Шкода подошел. Абраша и так вертелся рядом.
— Вот что я вам скажу, уважаемые… — начал бывший клоун и, согнув ногу в колене, с силой ударил ею Ларису, стоящую на краю узкого овражка, к которому Антон только что сместился.
Лариса с криком покатилась в папоротники, а что было дальше, Антон уже не слышал, потому что ладонь он разжал еще на слове «я».
Прямо перед ним расцвел ярко-алый огненный цветок.
Расцвел совсем беззвучно и очень ненадолго.
— А если бы ты сломала ногу? — спросил Фрэнсис, подкатывая к дирижаблю алюминиевый бидон со спиртом.
— Во-первых, земля мягкая, мокрая, во-вторых, овраг весь зарос папоротником… Да и со сломанной ногой я бы доползла до деревни, там ведь не так уж далеко.
Лариса с сомнением посмотрела на небо — хватит ли солнышка для батарей? Баллоны постепенно наполнялись, но как-то медленно. А тем временем уже осень…
— А если бы кто-то уцелел?
— Я так поняла, что Антон решил твердо уничтожить троих, самых главных. А шестерки, скорее всего, удрали бы, даже если б их не ранило. Собственно, нашли только пятерых, один как раз выжил и убежал.
— И все-таки не понимаю, зачем он так… — камерунец сокрушенно покачал головой. — Это ведь не самый лучший вариант.
— Я выжила, Кирка выжил. Он нас спасал, — просто ответила Лариса. — О себе не думал.
— Но в деревне…
— В деревне все были заняты другим. Никто и внимания не обратил. Ладно, Фрэнсис, хватит об этом. Сколько раз уже обсуждали. По мне, так Антоша подвиг совершил.
— По мне тоже, я разве спорю. Тем более они бы вернулись. Такие всегда возвращаются, чтобы отомстить…
Киря и Шура тем временем сняли с телеги еще один бидон спирта.
— Такая прелесть пропадает, — посетовал Киря, неприязненно глядя на тушу дирижабля. — И охота вам переводить добро на говно? Куда собрались, да еще с дитенком? Может, все-таки останетесь?
— Дядь Киря, завод теперь ваш, еще нагоните, — с улыбкой сказала Лариса. — Да там и запасов хватает, смотрите, не перепейтесь!
— Перепьешься тут, — буркнул Киря, — когда Ивановна все на учет поставила! И все равно: делать вам нечего. Вот зарежут вас в этой Абхазии, будете плакать да мои советы добрые вспоминать, а поздно уже!
Запасов спирта на Мокрушинском заводе оказалось и в самом деле много. То ли нагнали уже при уголовниках, то ли еще от прежних хозяев осталось, он-то в хорошей таре не портится… Лариса рассчитала, что должно хватить до Черноморского побережья и даже с запасом. Грузить на дирижабль, кроме топлива, продуктов и кое-каких вещей, они ничего особо не планировали. Экипаж маленький, два человека плюс Кирила Кирилыч. По всей деревне собрали сохранившиеся карты и атласы, чтобы найти более-менее подходящий для прокладки курса.
Антона похоронили на деревенском кладбище рядом с другими погибшими при обороне, по настоянию Леонидыча поставив обелиски со звездами. Стали делать табличку и сообразили, что кроме фамилии и имени ничего не знают. На старой пластиковой карточке, найденной среди вещей Антона, отчества тоже не было. Так и остались фамилия с именем, даже без года рождения и уж тем более — смерти. Рядом с Антоном лежал Ярик, которого на аэродроме убил йети. Именно его головой пришлось воспользоваться, чтобы доказать мокрушинским уголовникам лояльность Антона — дескать, убил часового, вот доказательство. Свою последнюю роль Ярик сыграл отлично, хоть со стороны это выглядело как-то не по-людски: так и схоронили без головы…
Восстановили стену, разобрали пару полусгоревших домов. С пленными поступили по-разному. Уголовников повесили, невзирая на мольбы. Кое-кого из мокрушинских, особо рьяных — тоже, остальных, как и хотел предложить Ирине Ивановне Антон, отправили на принудработы. Те, кто в нападении не участвовал, остались жить в Мокрушине, но отношения у них с деревенскими так и не заладились.
Спиртовой заводик перешел в полную собственность Ирины Ивановны с поселянами. Строился он как экологически чистый: импортная линия, те же фотоэлементы, преобразующие солнечную энергию в электрическую, а уж с принципом производства разобраться оказалось пуще простого, тем более при заводике имелась пара инженеров, пахавших доселе на Матроса.
С йети разобрались после того, как более-менее навели порядок в деревне. Устроили форменную облаву, благо с огнестрельным оружием особенных проблем сейчас не имелось. Выследили в дальнем ангаре, загнали в угол и безжалостно расстреляли, решив, что Академии наук давно уже нет, предъявлять ученым живую диковинку не придется, а иметь рядом с собой такого опасного соседа — себе дороже.
Йети отказался совсем не таким грозным, как в рассказах «первой экспедиции». Ростом повыше обычного человека, облезлый, с глупой мордой… Если бы не шерсть, вполне сошел бы за опустившегося бомжа. В логове, которое йети устроил из кусков брезента и рубероида, нашли человеческие кости и черепа, но кто это был и как угодил на ужин дикой твари, узнать уже не представлялось возможным.
Идея насчет дирижабля и полета в Абхазию вызвала у деревенских оживленные споры. Ирина Ивановна была решительно против и всячески разубеждала Фрэнсиса и Ларису. Мотивировала ожидаемо: да куда ж вы с ребенком, да кто вас там ждет, да еще неизвестно, вдруг там хуже… Другие, напротив, поддерживали: правильно, там море, тепло, растет, поди, все само по себе, не то что здесь, помидоров с огурцами теперь сроду не посадишь… Правда, в саму идею долететь на такой штуке как дирижабль, мало кто верил. Даже когда его собрали и поставили на зарядку, и то не верили, хотя специально приходили посмотреть, благо дорога через болото была теперь четко провешена.
Однозначно одобрил проект Леонидыч, который, казалось, разбирался в чем угодно.
— Вы, главное, повыше летите, — предостерег он. — Дураков хватает, еще пальнет кто. А это, небось, не бомбардировщик, на нем брони нету…
Под впечатлением от уговоров Ирины Ивановны и скептического отношения остальных Лариса и сама было засомневалась, стоит ли торопиться. Может, перезимовать, а по весне и собираться. Но после того, как мужики, ходившие в дальний поход на охоту, заметили на дороге большой отряд хорошо одетых и вооруженных людей, она приняла окончательное решение.
— Лар, может, это просто военные выбрались на разведку. Такие же, как те, что к нам приходили, — рассуждал Фрэнсис, который тоже прислушивался к аргументам Ирины Ивановны. Помимо того, что в деревне ему нравилось, он к тому же взялся тренировать местную детвору играть в футбол.
— Допустим, что военные. Но ты уверен, что это так? А ты уверен, что деревня выдержит еще одну атаку наподобие прошлой? Несколько автоматов и ручной пулемет почти без патронов — с этим они собираются отбиваться? А Новая Сибирь — это, насколько я понимаю, не обычные уголовники…
Фрэнсис пожимал плечами и отставал, но потом, когда они возились с баллонами или перебирали системы дирижабля, рано или поздно опять поднимал проблему:
— И все же я бы подумал. Ирина Ивановна дело говорит, и с мужиками я беседовал, они тоже просят, чтобы остались. Они ж не со зла, вон, и спирта совсем не пожалели, летите…
— Я разве что-то сказала? Фрэнсис, извини, но я просто не хочу здесь оставаться. Вспомни слова профессора на острове.
— Какие именно? Он много чего говорил.
— Вот-вот, и всё по делу. И многое из того, что он говорил, сбылось. А я имела в виду то, что он рассказал Антону, а Антон потом — нам. Что жить теперь будет легче в теплых странах, и в первую очередь там, где и до катастрофы обходились без особенных благ цивилизации. Абхазия — именно такая страна. После войны там долго все восстанавливали, да так до конца и не восстановили, однако ездить туда отдыхать было одно удовольствие. В идеале, конечно, у тебя дома еще лучше…
— Не факт, — помрачнел Фрэнсис. — Африка есть Африка, но ты вспомни, что творилось в Сомали, когда был голод. И еще — я об этом не говорил, кажется, но в Африке много межплеменной розни.
— В России тоже.
— Здесь немного не так… Да и не в этом дело. Скажи мне, пожалуйста, в последний раз: ты точно решила? Как скажешь, так я и поступлю. Я вас с Кирилычем теперь не брошу, здесь — так здесь, в Абхазию — так в Абхазию. Антона я уже потерял…
— Мы потеряли, — мягко поправила Лариса.
— Мы… Поэтому я с вами до конца. Я это говорю без каких-то задних мыслей, правда, не думай, что я намекаю…
— Я не думаю, — сказала Лариса. — К тому же, если честно, я пока и сама ничего не решила. Хотя порой мне кажется…
Лариса замолчала.
— Что кажется? — с надеждой спросил Фрэнсис.
— Ничего. Всему свое время, — улыбнулась Лариса. — Займись-ка пока высотомером!
Проводы им устроили пышные, куда ж без этого.
Выставили столы на улице, благо погода стояла прекрасная, посидели, выпили, попели, сплясали. Разошелся даже Фрэнсис, отплясывал что-то свое, залихватски-размеренное, напевая. Вся его футбольная секция с радостью присоединилась, а потом и кое-кто из местных постарше.
С утра пораньше сходили на могилку к Антону, положили цветов.
— А мне кажется, он бы отказался лететь, — тихо сказал камерунец, глядя на табличку с нацарапанными буквами. — Не потому, что не захотел бы, просто здесь ему было лучше. Да и летать он боялся.
— Так он и отказался… — Лариса похлопала по спине захныкавшего было Кирилу Кирилыча, добавила: — Идем. Надо еще раз все проверить.
Несмотря на прорву сельскохозяйственной и прочей работы — и так вчера полдня прогуляли, — за ними на аэродром двинулось почти все население деревушки, оставив только часовых, хотя требовалась лишь стартовая команда человек в шесть-восемь.
Лариса, Фрэнсис и Кирила Кирилыч распрощались со всеми, забрались в гондолу, закрыли дверцу. Фрэнсис запустил двигатель, а Лариса, высунувшись в окошко, крикнула:
— Давайте помаленьку!
Стартовые начали стравливать тросы, и белоснежный дирижабль с надписью «Рособоронэкспорт» на баллоне понемногу пошел вверх, оставляя внизу маленькие фигурки людей, желтизну увядающей травы и зелень леса.
Фрэнсис напряженно смотрел вперед.
— Все нормально, — сказала Лариса, положив руку ему на плечо. — Мы летим.
— Прощай, Новая Сибирь, — отозвался Фрэнсис и улыбнулся.
Хотя впереди лежала неизвестность.