Новогодний Подарок (СИ) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Нинель Лав (ч. 3)

Упоминание о личном сейфе Ватутина и интересе к нему личного телохранителя настораживало и настраивало на криминальный лад.

— А зачем ему код от вашего сейфа? — осторожно поинтересовался Дорохов, вспомнив рассказ Инны об «ограблении» семьи Ватутиных — подробности оного Властелина описала во всей красе, чтобы показать гостьи степень циничности собственного отца.

— Папа его часто домой посылал за документами или за деньгами, — не отрываясь от экрана, обстоятельно объяснял мальчик, — а документы и деньги в сейфе хранятся — вот я ему код и подсказывал.

— А ты сам сейф открывал?

— Сколько раз!

— И родители об этом знали?

— Не, не знали, — торжествующе засмеялся Витек. — Они думали, что я еще маленький и ничего не замечаю, а я один раз видел, когда мама свою шкатулку в сейф убирала, какие цифры надо в окошечках набрать, чтобы сейф открыть и сразу же эти цифры запомнил.

— Молодец, — похвалил Дорохов память ребенка, но от его действий был не в восторге — впрочем, к чему относилась его похвала, он уточнять не стал — вдруг мальчик замкнется и колодец полезной информации иссякнет, а ведь Дорохов старался не ради собственного любопытства, а ради благополучия семьи Ватутиных — но разве это объяснишь десятилетнему мальчику. — Вить, а Властелина знала, что ты знал код сейфа?

— Не-а, она не знала, что я знал, но она тоже код знала — я видел, как она деньги из сейфа брала.

— Может, ей мама или папа сказали взять деньги, — подзадорил мальчонку Дорохов.

— Нет, Сергей Александрович, — затряс головой Витек, — Власка деньги украла. Потом она их под подушку в своей кровати спрятала, а я подкараулил, когда она вышла из спальни, и одну пачку у нее стырил.

— Как стырил? — искренне удивился Дорохов — вот это семейка: вор на воре сидит и вором погоняет. — Зачем?

— А просто так… — Витек немного подумал и добавил: — Чтоб не обзывалась! А то все обзывает меня: малявка, да малявка! А я не малявка! Я уже большой и все понимаю.

— И что же ты на эти деньги купил? — перевел Дорохов разговор с опасной криминальной темы.

— Ничего не купил — я их «на всякий пожарный» берегу, — оторвавшись от экрана телевизора, встроенного в крыше джипа, мальчик порылся в своем объемистом рюкзаке, вытащил из него пачку пятитысячных купюр в банковской упаковке и, потянувшись к переднему сиденью, помахал ей около Дорохова.

Увидев его сбережения, Дорохов охнул и вильнул рулем — едущий рядом «Вольво» испуганно засигналил.

— Вот это да! — выправив джип, восхитился полковник ГРУ, даже не представлявший себе, что маленький мальчик может обладать такими деньжищами — полмиллиона рублей в школьном рюкзаке! — и заинтересованно спросил: — Сколько же пачек взяла из сейфа Властелина?

— Четыре.

— И все по пять тысяч?

— Ага.

— А куда она их дела?

— Танку отдала.

Переваривая такую важную информацию, Дорохов, не спеша, перестроился правее и сбросил скорость — вдруг услышит еще что-нибудь эдакое и дернет рулем, а в такой толкучке такие эксперименты очень опасны.

— Вить, это же большие деньги! — назидательно произнес он. — Очень большие деньги!

— Я знаю, Сергей Александрович. Только в сейфе у родителей еще много таких же пачек было — папа, наверно, и не заметил, что Власка деньги из сейфа взяла.

Такой расклад Дорохову явно не нравился — дочь ворует у отца деньги из сейфа и отдает телохранителю — зачем? Какие денежные дела могут быть у шестнадцатилетней девушки с доверенным лицом ее отца?

А то, что личный телохранитель пользовался доверием Ватутина, не вызывало сомнения — Георгий Рудольфович часто посылал Танка за нужными ему документами и деньгами, не опасаясь, что тот увидит хранящиеся в сейфе сбережения и у него возникнет желание их присвоить.

Чем обусловлено было такое доверие?

Возможно, тем, что личный телохранитель знал о своем «охраняемом объекте» куда более ценную информацию, чем деньги?..

Но это были лишь предположения Дорохова, которыми он просто обязан был поделиться с Фединым, радея за скорейшее раскрытие их общего «дела».

Вернувшись в квартиру на улице Бутлерова (по молчаливому соглашению семья Ватутиных не считала эту квартиру домом, а лишь временным жильем), Властелина раздраженно скинула норковую шубку на табуретку в углу крошечной прихожей и, не снимая сапоги, прошла в комнату.

Увидела оставленную братом записку, прочитала и раздраженно швырнула ее на пол.

— Маленький засранец, — процедила она сквозь ровные белые зубы и сжала кулаки. — Дождешься ты у меня, гаденыш! Теперь звони — разыскивай его! Как будто у меня дел других нет! Что за дурная привычка у этих мужиков пропадать в самый не подходящий момент?!

Властелина достала из сумки дорогой мобильный телефон и принялась названивать по нему, расхаживая по комнате из угла в угол.

Услышав знакомую мелодию, Витя Ватутин испуганно обернулся: не слышит ли Сергей Александрович? — Дорохов не слышал, он разговаривал в комнате по мобильному телефону со следователем Фединым. Мальчик облегченно вздохнул и засунул свой рюкзак поглубже в шкаф, для надежности прикрыв его своей теплой курткой на меху — ему ужасно не хотелось сейчас разговаривать с сестрой: она обязательно потребует возвращаться домой! А возвращаться домой в такой многообещающий момент это такая несправедливость!

Нужный абонент не отвечал, и девушка готова была от злости грохнуть бесполезный телефон об пол, но вовремя удержалась — во-первых, мобильник был очень и очень дорогой, а во-вторых, она не могла остаться без жизненно необходимой связи, когда все вокруг рушится прямо на глазах.

Немного подумав и успокоившись, Властелина отыскала в телефоне другой номер — с хозяином этого номера у нее были связаны большие надежды, но, набирая номер Бориса Яковлевича, она и не предполагала, какое страшное известие обрушится на ее хрупкие плечи.

Услышав звонок мобильного, Борис Яковлевич дернулся к телефону и сразу же сник — говорить в присутствии полицейских чинов ему не хотелось.

— Берите, берите, — подбодрил Федин — интересно было послушать разговоры юриста, конечно, потом он обязательно возьмет распечатку звонков, проверит и выяснит звонившего.

Медленно подойдя к столику, Борис Яковлевич взял в руку мобильный телефон, надеясь, что звонивший абонент устанет ждать ответа и отключится, но абонент попался терпеливый.

— Слушаю, — устало произнес Либман и отвернулся от следователей, с интересом прислушивающихся к разговору и пристально наблюдавших за подвыпившим юрисконсультом.

— Мама не у вас? — без предисловий поинтересовалась Властелина у юриста, уверенная, что ее голос тут же узнают.

— Вы кто? — делано строго спросил Борис Яковлевич, поворачиваясь к следователям — пусть себе слушают, этот разговор опасности для него не представлял.

— Как это кто? — опешила девушка. — Я Властелина Ватутина.

— А это вы, Властелина. Спрашиваете о маме… — делано сник Борис Яковлевич. — Передаю трубку человеку, который хочет с вами поговорить по этому поводу.

Вскочив с кресла, он с облегчением сунул телефон в руку Антону Свиркину и самоустранился — ему нет дела до семьи Ватутиных, у него своих проблем хоть отбавляй!

Удивленно посмотрев на оказавшейся в его руке телефон, молодой следователь перевел вопросительный взгляд на Федина — может вы? — и не получив поддержки, вздохнул: сообщать неприятные вести родственникам он не любил.

— Властелина Георгиевна, — не очень уверенно начал он и снова вздохнул, — с вами говорит следователь Следственного Комитета Антон Петрович Свиркин. У меня для вас очень трагичное сообщение — ваша мама сегодня умерла.

— Как это умерла? — вскинулась Властелина, и рука ее невольно рванула ворот водолазки. — Что вы такое говорите? Этого не может быть!

— К сожалению, такое иногда случается.

— Нет, это неправда! — закричала Властелина и, оторвав телефон от уха и поднеся его к лицу, с ненавистью уставилась на сверкающий пластик. — Неправда! — снова закричала она в мобильник. — Слышите, вы? Она не могла бросить меня одну в таком дерьме!..

Отбросив телефон на диван, девушка сжала руки и закрыла глаза, пытаясь примириться с обрушившимся на нее новым несчастьем.

— Как мне теперь быть? — шептала она, стоя посреди комнаты. — Отца нет! Матери нет! А мне еще нет восемнадцати! А раз я не совершеннолетняя и без родителей — это, значит, что меня обязательно упекут в приют. Нет! Не хочу в приют! На фиг мне это надо! — злость придала ей силы смириться со смертью близкого человека и заставила подумать о себе. — Что же мне теперь делать со всем этим дерьмом?.. Думай, Власочка, думай — ты же умница… Для того, чтобы не попасть в детдом, есть два пути: устроиться на работу и добиться через суд эмансипации или выйти замуж и таким образом автоматически приобрести дееспособность в полном объеме. Работать мне не хочется, значит, остановимся на замужестве. Только вот вопрос за кого мне выходить замуж… Танк на такое вряд ли пойдет — без денег я ему совсем не нужна, остается Борис Яковлевич Либман — этот старый козел давно ко мне клинья подбивает, хотя после его развода мне придется долго уговаривать его жениться на мне. Но как же быть с Витькой? Неужели мне придется тащить его на своей шее всю жизнь? Ну, граждане родители — удружили! Нет, не на такую лохушку напали! Ему помочь я уже не в силах — самой бы выкарабкаться из этого дерьма. Как там говорят в таких случаях: «Боливар не выдержит двоих»…

Решив для себя столь сложную задачу, Властелина подошла к дивану, взяла в руки мобильный телефон и тщательно проверила — не повредился ли. Телефон был в порядке, и девушка, посчитав это хорошим предзнаменованием, начала осуществлять задуманное: времени на «раскачку» у нее практически не было.

Чтобы не переживать за Дорохова, Инна с головой ушла в работу, с удвоенным рвением отслеживая поступление парфюмерной продукции на склады компании, стараясь не отвлекаться и не думать о постороннем. Но в минутки перерыва на нее накатывала такая тоска по упоительному чувству единения с другим человеком и радости от его присутствия рядом (проще говоря, хотела «иметь его, чтоб не сдохнуть» без него до самого утра, и чтобы каждую ночь он возвращался к ней, и чтобы так было всегда), что Инна, опасаясь, что «зеленая тоска» перерастет в депрессию и помешает работе, отпросилась с работы и поспешила домой, готовиться к встрече с «долгожданным гостем». Но он не звонил…

Инна лежала на диване, зажав в руке телефон и глядя в не задернутое шторами окно, и старалась ни о чем не думать.

День был чудесный — солнечный, морозный, небо ярко голубое с полупрозрачными, невесомыми облаками.

Облака медленно двигались из одного угла окна в другой, иногда, сливаясь, полностью скрывая радостное небо. Инна терпеливо ждала, когда в рыхлой молочно-белковой массе вновь появится просвет, и в него глянет на нее небесная голубизна. Она попыталась разглядеть в облаках какие-нибудь фигуры, но облака проплывали бесформенным караваном, и скоро Инна смирилась со своими неудачными попытками и оставила напрасное занятие.

Возможно, если бы Дорохов был рядом, она дорожила бы каждой минутой, а так…

Здесь Инна вздохнула и отвернулась от окна, в низу живота приятно заныло, сжалось…. истома начала растекаться по всему телу…

Нет, она не станет об этом думать!

Дед Мороз исполнил ее просьбу — сделал ей «королевский» новогодний подарок: «подогнал» страстного, неутомимого мужика, с которым она «трахалась, чтоб не сдохнуть» от тоски все эти длинные, новогодние ночи и который дал ей почувствовать себя (хоть на короткое время) обольстительной красавицей, по мимо своей воли, влюбившейся в свой «Новогодний Подарок»… Ну, и довольно — праздники кончились, пора возвращаться к прежней отлаженной жизни. Но возвращаться «к прежней отлаженной жизни» без «Новогоднего Подарка» совершенно не хотелось — ей хотелось новой жизни!

Жизни вместе с Дороховым!

А он все не звонил и не звонил…

А она все ждет и ждет…

Ждала вчера вечером (не смотря на записку), ждала, страдала и томилась ночью, ждала утром, получив сообщение, ждала в обед, когда он позвонил! Ну сколько можно еще его ждать?..

Ночью ей пришлось особенно тяжело его ждать: она чувствовала на своей коже тепло его мозолистых рук, слышала рядом мужское, размеренное дыхание, ощущала его в себе, страстно желая ощутить в себе еще и его и мощное, ритмичное движение, заканчивающееся оргазмом обоих, чувствовала запах его разгоряченного тела, будоражащий воображение и заставляющий быстрее биться сердце, и запах конфетки-барбариски неотступно преследовал ее… — все это, и еще тысяча запомнившихся «мелочей» мешало ей заснуть. Она заставляла себя не вспоминать о Дорохове, но помимо своей воли вспоминала, даже дух захватывало от этих сладостных воспоминаний…

Еще у них было общее на двоих настоящее детективное расследование…

И что?

Может, она все неправильно поняла? И он к ней никогда не вернется?

А его приезд был просто жестом хозяйской вежливости — он привез ее забытые вещи, подарил подарки и уехал.

— Если он не приедет сегодня… Выброшу его из головы! — прикала себе Инна, но у нее ничего не получалось: этот большой и сильный мужчина прочно «застрял» у нее в голове и сердце. Если из головы во время работы Инне все же удавалось его изгнать, то вот из сердца… — Сдохну без него до завтра… И он без меня сдохнет…

А чего она хотела? Остаться на всю жизнь в этом тихом, покинутом хозяевами доме?

Этого хотела она, но никак не Дорохов — у него были совсем другие планы, о которых она не знала, но догадывалась: в первую очередь вернуться на службу и на свою должность.

А как же она?

Он написал в записке «люблю», сказал по телефону, что хочет ее и сдохнет без нее…

И что дальше?

Может быть, пора ей уже трезво посмотреть на вещи — у него своя жизнь, у нее своя… У них нет ничего общего: ни интересов, ни работы, ни увлечений — ну, что-то же должно объединять живущих вместе людей кроме секса. Конечно, секс дело хорошее (особенно с ним!), но это еще не все — для того, чтобы жить вместе мало одного полового влечения (даже такого ненасытного и страстного), надо обладать еще чем-то очень важным…

О том, чтобы это могло быть, Инна не додумала — зазвонил телефон.

Тут же забыв все свои рассуждения и решения выбросить Дорохова из головы и сердца, Инна быстро ответила.

В телефонном пространстве она услышала шепот Дорохова. Инна не поняла, о чем он говорит — просто слушала его голос, наслаждалась растекающейся по жилам радостной нежностью и улыбалась.

— Сергежа, это ты? — все еще улыбаясь, спросила она. — Тебя плохо слышно, говори громче.

— Не могу громче, — снова зашептал Дорохов, прикрывая телефон рукой. — Пока Витек в ванной моет руки, решил тебе позвонить. Я, наверно, не смогу сегодня приехать к тебе…

— Почему? — сердце Инны упало куда-то вниз — предчувствия ее не обманули: ни о какой жизни вместе он не думает! — А когда?

— Потому, что у меня Витек. А когда — не знаю…

— Какой Витек? — удивилась Инна и вскочила с дивана.

— Витя Ватутин, — тихо уточнил Дорохов и вздохнул. — Инн, у меня плохие новости: Валентина Николаевна умерла.

Пребывая в совершеннейшем сомнении от слов о «не приезде» ее «Новогоднего Подарка», Инна постаралась прогнать пессимистические мысли, и сосредоточиться на разговоре: несколько секунд пыталась вспомнить кто же такая эта Валентина Николаевна, а когда сообразила, что речь идет о вдове Ватутина, ужаснулась.

— Как умерла?

— Повесилась в своей бывшей квартире на Никольской. Мне Федин только что сообщил: он поехал туда по просьбе нового хозяина квартиры — идет расследование.

— А как же дети? — обмерла Инна.

— Не знаю, — вместе с Инной огорчился Дорохов. — Витю я пока взял к себе, не знаю насколько — ему страшно было оставаться одному дома без матери и сестры, вот он и позвонил мне. Но что делать с Властелиной ума не приложу — она взрослая девушка… Должны же быть у них какие-нибудь родственники — надо бы их разыскать, сообщить им о смерти родителей этих несчастных детей.

— Должны… — безрадостно согласилась Инна, понимая, что их совместная жизнь с Дороховым так и не успев начаться уже откладывается на неопределенное время, и потащилась на кухню — она срочно должна выпить чего-нибудь горячего, а то превратится в сосульку. — Но вопрос в том — захотят ли эти родственники взять к себе детей.

— Ну, не в детский же дом их отдавать? — во весь голос возмутился Дорохов — едва сдерживаемое раздражение прорвалось, таки, наружу.

— Кого в детский дом отдавать? — раздался за спиной Дорохова испуганный тоненький голосок. — Вы про кого говорите, Сергей Александрович?

Дорохов замер — и как это он потерял бдительность? когда думает о ней, забывает обо всем на свете — и всем телом повернулся к двери.

— Вить, Инна Павловна звонит, — постарался он перевести разговор на более приятную тему. — Спрашивает, когда мы к ней в гости приедем. Ты как на это смотришь, может, сегодня поедем?

— Поедем, — не очень уверенно согласился мальчик и подошел ближе. — А вы разве с Инной Палной не вместе живете?

— Нет, не вместе, — неожиданно смутился Дорохов и подумал о том, что народная мудрость права: «устами младенца глаголит истина». Они с Инной должны жить вместе — это ведь так просто.

— А мы в кино пойдем? — заглядывая снизу в лицо Дорохова, спросил Витек.

— В кино? — Дорохов с трудом оторвался от поразившей его истины и натянуто улыбнулся. — Сейчас спросим… Инна Павловна, вот тут от нашего юного друга поступило дельное предложение: может, мы все вместе в кино сходим?

— На «Пиратов», — прокричал Витек в трубку, прыгая вокруг Дорохова. — Ура!

— Пойдем, — согласилась Инна и посмотрела на часы на микроволновке. — Ой, только мне надо немного времени…

— Ты не спеши, — успокоил Дорохов — их снова объединяло одно дело (кроме секса), одни заботы, они снова стали союзниками. — Нам с Витьком еще надо найти кинотеатр, где идут его «Пираты», приехать за тобой по пробкам…

— Может, я лучше на метро к кинотеатру подъеду? — предложила Инна, мечтая побыстрее встретиться с Дороховым, посмотреть в его глаза и понять: они вместе или пока еще нет — она умрет от ожидания в квартире, вернее, сдохнет, как одинокая, брошенная собака… — Так быстрее получится.

— Договорились — мы обзваниваем кинотеатры, находим фильм и сообщаем тебе. Встречаемся у кинотеатра.

— Ребенка покорми! — вместо прощания прокричала Инна, устремляясь в ванну.

— Есть, покормить ребенка! — лихо козырнул Дорохов и подмигнул мальчику — все у них будет хорошо. Просто замечательно будет!

Все опять встало на свои места без всяких разговоров, выяснений и объяснений: они снова были вместе, как будто не было тех безрадостных, серых часов, полных сомнений и терзаний.

В кино они сидели на первых рядах, чтобы Вите никто не загораживал экран и держались за руки, как настоящая семья. Витя с Дороховым увлеченно смотрели «пиратов», а Инна, держа любовника под руку, все еще сомневалась вместе они ли нет и строила «коварные планы о заманивании» Дорохова и Вити на свою территорию.

После фильма Дорохов повез их в ресторан ужинать, а потом все они поехали к Инне.

— Вы у меня останетесь? — сидя рядом с Дороховым, тихо с замиранием сердца, спросила Инна. — Или меня до дома подвозите?

— Останемся, — так же тихо ответил Дорохов. — Только вот кровать у тебя для двоих маловата — сегодня на ней Витек поспит, а завтра купим новую.

Инна так обрадовалась, что забыла уточнить «вместе ли они или пока нет».

— Это здорово! — положив свою руку на его, тихо произнесла она.

— Ты лучше меня не трогай, — убитым голосом попросил Дорохов и посмотрел на нее темнеющими от разрастающегося внутри огня страсти глазами. — В кино еле досидел до конца…

— Хорошо, — кивнула головой Инна, руку убрала и заговорила о другом. — Ой, а как там «твое дело»? С тебя сняли обвинения? Восстановили?

— Сняли и восстановили…

— Так что ты молчишь! Поздравляю!

— Да, не важно это, Инн — главное, мы вместе!

И не стесняясь Витька, Дорохов обнял Инну и поцеловал в губы.

А Витек, досматривая «Роботов-убийц», подумал о таких странных взрослых, занимающихся разными глупостями, например: поцелуйчиками и обнимашками, и не желающие смотреть такие страшные, но жутко интересные фильмы — его бы воля он сидел бы у телевизора сутки напролет, даже без перерыва на обед! — зачем отрываться от фильма, когда поесть можно прямо в кровати или на диване.

«Роботов-убийц» Витя Ватутин так и не досмотрел — уснул под конец фильма, и Дорохову пришлось нести его на руках в квартиру Инны, а Инна с гордостью несла небольшую сумку «своего мужчины» и уже не сомневалась «вместе ли они». Они вместе!

Уложив в кровать мальчика, Дорохов позвонил Властелине по телефону Вити и предупредил ее, что мальчик остается у него на ночь.

Разложив диван, Инна разделась, забралась под одеяло и стала ждать Дорохова, но тот, как нарочно, не спешил лечь рядом с ней — заглянул к мальчику, достал из сумки полотенце, пошел в душ, долго поливался прохладной водой остужая свои желания и не позволяя себе думать, что она его ждет (голая) и надеется на страстную ночь после разлуки (целую ночь «трахаться, чтоб не сдохнуть» друг без друга), потом снова заглянул в спальню к Виктору, пошел на кухню, покурил в форточку, потом снова в ванну чистить зубы, а когда все-таки лег рядом с Инной, отстранился, повернулся на спину и, заложив руки за голову, преувеличенно равнодушно произнес:

— Что-то я сегодня подустал. Давай, спать.

— Спать??? А как же снять напряжение сексом? — лукаво спросила Инна, не поверив в его усталость — ей ли не знать, какой он неутомимый любовник, и положила ему руку на живот. Дорохов напрягся, и Инна почувствовала под рукой накаченные мышцы пресса, погладила пресс, рука заскользила к паху, накрыла его вздыбленное хозяйство… — Мы тихонечко и быстренько, дверь я закрою на защелку.

— Ну-у, если по-тихому… — воспрянул духом «неутомимый любовник» и, обхватив Инну, прижал к себе.

Тратить время на ласки он не стал, навалился, впился в ее губы, сунул язык ей за зубы, подчиняя себе, провел пальцами и, почувствовав вязкую влажность, мощно и резко вошел в нее сразу на всю длину… Она восторженно охнула под его напором, застонала, раскрываясь ему навстречу, задвигалась вместе ним, отдаваясь ему и получая от него награду за доставляемые ему удовольствия…

Они не слышали ничего, отдаваясь своим ощущениям, они принадлежали друг другу — и пусть все идут на… Их вместе накрыла волна оргазма, их тела вместе сотрясались волнами наслаждения, они вместе без сил лежали на кровати, на выпуская друг друга из своих объятий…

Это уже потом, когда они немного отдохнули и решили «по-тихому и по-быстрому» повторить все еще раз, но уже с ласками, начались проблемы: диван скрипел, и они шикали друг на друга, и улыбались, и даже смеялись над своей неловкостью, это мешало и не давало сосредоточиться, и, остановившись, Дорохов быстро нашел выход: сбросил одеяло на ковер и потянул за собой Инну на пол. На полу было жестко и непривычно заниматься любовью, но пол не скрипел, и это уже была удача.

— Нет, заниматься сексом в твоей квартире просто невозможно! — успокоившись после общего «удовлетворения», сделал вывод Дорохов и, набравшись смелости, предложил: — Давай, жить у меня! У меня квартира в три раза больше, да и до «конторы» мне всего пятнадцать минут на машине. Только, как ты отнесешься к тому, что раньше там я жил… не один…

— Ты о другой женщине? — догадалась Инна, ведь она тоже была умная, иначе не сделала бы такую карьеру. — Сереж, не переживай — у тебя была своя жизнь, у меня своя, и ревновать к прошлой жизни глупо — главное, что сейчас мы вместе, а где жить с тобой для меня не важно, хоть на Северном Полюсе или на Луне.

— Тогда решим так, — обрадовался Дорохов, что она опять с ним согласилась, — сделаем ремонт в моей квартире, ты там все по-своему обустроишь, и мы переедем, а пока у тебя поживем. А когда ко мне переедем, у тебя ремонт забабахаем. Согласна?

— Согласна, Солнце мое ясное…

С ней было легко и просто, она все понимала и уступала, наверно потому, что очень хотела быть с ним вместе! И он хотел!

Дорохов снова сбросил одеяло на пол.

— Пойдем, моя ненаглядная, закрепим наш договор о переезде ко мне.

— Опять? — улыбаясь, удивилась Инна, — Ты же сказал, что «подустал», а сам на третий заход пошел.

— Я вот тоже думаю: и откуда у меня только силы берутся тебя трахать… ненасытная моя, сладкая девочка…

И они снова занялись любовью, и снова были вместе, и наслаждались близостью, и любили друг друга…

Похороны Валентины Николаевны Ватутиной взял на себя Дорохов.

Они с Инной несколько дней крутились, как заведенные, но все заказали, все оплатили, всех обзвонили.

За этой суетой и прошел Старый Новый Год — их первый совместный праздник, но в связи с трагическими событиями, в которые они «окунулись с головой», прошел он тихо с ноткой грустинки и без загадывания желаний (просто каждый про себя подумал об их совместном будущем и пожелал, чтобы оно было светлым и радостным)…

Хоронили Георгия Рудольфовича и Валентину Николаевну Ватутиных в один день на семейном кладбище.

Отпевать Валентину Николаевну в церкви при кладбище священник отказался, но Дорохова это не смутило: он заказал заочную заупокойную службу в другой церкви, не вдаваясь в подробности ее смерти. Свой поступок он объяснил Инне очень просто: никто не доказал ему, что Валентина Николаевна Ватутина сама покончила счеты с жизнью, а если так, то оставался малюсенький шанс на то, что ее все-таки убили, а раз убили — значит, она не самоубийца и заслуживает всех церковных обрядов наравне со всеми.

Людей на похоронах было немного — «друзья» у богатых людей убывают с уменьшением денег у их владельцев.

Не было роскошных траурных венков из живых цветов и еловых лап с траурными черными лентами и банальными надписями золотом от «огорченных» родственников и сослуживцев, не было охапок роз и гвоздик, приправленных траурными равнодушными речами и воспоминаниями, не было шикарного гроба с золотом и шелком, но люди, собравшиеся у могилы, искренне переживали безвременную смерть Ватутиных. Смерть делает жизнь невыносимой для любящих сердец — особенно страдали дети, прощаясь с родителями.

Что с ними теперь будет?

Этот вопрос мучил всех взрослых, собравшихся проводить Георгия Рудольфовича и Валентину Николаевну в последний путь.

Надежды Дорохова и Инны на родственников Ватутиных не оправдались. Федин по своим каналам быстро разыскал родственников с обеих сторон: и близких, и дальних. Но ни двоюродные и не пятиюродные родственники Ватутиных, узнав, что ни процветающей транспортной фирмы, ни недвижимости, ни денег у «богатых» наследников-сироток нет, после похорон быстро собрали свои пожитки и возвратились восвояси — среднестатистическая двушка в блочной девятиэтажке в придачу к двум несовершеннолетним избалованным детям никого из родственников не вдохновила на «подвиги». Дети остались «бесхозными» и надо было срочно решать, куда же их все-таки определять.

Если с Властелиной вопрос о ее самостоятельности можно было как-то решить: девушка через суд потребовала признать ее дееспособной, предоставив контракт с косметической фирмой (Инна уговорила руководство помочь девушке-сироте, взяв ее на работу на неполный рабочий день), то с Виктором дело обстояло много хуже — органы опеки и попечительства начали оформлять мальчика в детский дом.

Допустить такого «безобразия» Дорохов не мог и всеми правдами и неправдами затягивал оформление, оставляя мальчика у себя и Инны. Посоветовавшись с юристами, он решил усыновить Витю и взять на себя столь тяжкое бремя воспитания ребенка, но для осуществления задуманного ему срочно надо было жениться — по нашим российским законам усыновить ребенка можно только в полную семью.

Получив вердикт органов опеки и попечительства, Дорохов долго сидел в машине, думая о своей жизни и на разные лады представляя себе свое будущее — жить одному ему больше не хотелось. Он прекрасно понимал, что ему будет очень трудно создавать настоящую семью — в его случае его семья будет состоять из трех совершенно разных, чужих по крови людей, но Дорохов верил, что у него все получится — у них все получится! Уж он постарается, приложит все силы и не подведет!

О том, что для создания «настоящей семьи» потребуются усилия не только с его стороны, но и со стороны других членов этой самой семьи, Дорохов как-то не подумал. Не подумал он и о том, что в основе любой семьи должна присутствовать любовь — о любви он вообще старался не думать.

Решив для себя трудный вопрос с усыновлением, Дорохов поехал к себе домой, по дороге выстраивая в голове макет идеальной семьи, к которому ему стоит стремиться. Дома он облачился в парадный китель — форма безотказно действует на женщин — и поспешил к Инне на работу.

Когда Дорохов при полном параде с огромным букетом красных роз ввалился к ней в кабинет, Инна разговаривала по телефону. Увидев Дорохова с цветами и во всей военной красе, она похлопала глазами, извинилась перед собеседником и, положив трубку, замерла в ожидании дальнейших событий.

Боясь передумать и робея, как мальчишка, Дорохов с порога выпалил:

— Выходи за меня замуж!

Инна открыла рот, закрыла его, потом снова открыла — такого стремительного поворота событий она не ожидала и не была готова к жизненным кульбитам такого рода.

Да, она хотела жить вместе с Дороховым, но выходить за него замуж, да еще так скоропалительно не стремилась!

— Это из-за мальчика? — подозрительно спросила она, вставая из-за стола и подходя к Дорохову.

— Не только, — мотнул стриженой головой опешивший «жених», не ожидавший начавшихся выяснений. — Витька мне только показал, чего я лишился в своей жизни. Я хочу, чтобы у нас с тобой была настоящая семья.

Инна внимательно смотрела в глаза Дорохову и молчала.

Молниеносный «блицкриг» провалился…

Согласно идеальному плану Дорохова, «невеста» должна была тут же с радостным возгласом броситься ему на шею, и после долгого платонического поцелуя они прямиком устремятся в ЗАГС, а потом в органы опеки и попечительства, оформлять документы на усыновление Вити Ватутина, но на деле все оказалось гораздо сложнее: «невеста» на шею не бросалась, от радости не кричала, галопом в ЗАГС не бежала и, кажется, была не согласна усыновлять чужого ребенка. Его «идеальный план» разваливался прямо на глазах, и Дорохов не знал, что с этим крушением делать: то ли спасать свой «идеальный план» и искать другую «идеальную невесту», соответствующую его представлениям, то ли покорно ждать полного развала придуманного им «идеального плана» и начать составлять новый «идеальный план», только уже вместе с выбранной «невестой». Искать другую «идеальную невесту» Дорохов не хотел — Инна была первой женщиной после его развода, с которой он сам, первый, заговорил о браке, поэтому он успокоился и не стал препятствовать крушению своего придуманного «идеального плана» — придет время, и они вместе составят новый.

А Инна никак не могла поверить в предложение Дорохова — уж очень скоро он решился на этот брак: без просьб с ее стороны, без упреков и скандалов, без уговоров и ультиматумов — вот просто взял и предложил ей выйти за него замуж.

С чего бы это?

Неужели любовь?

Но о любви Дороховым не было сказано ни одного слова!

Значит, причина его предложения в другом!

И она, кажется, догадывается, кто явился тем «ускорителем» в вопросе о браке!

Прежде чем ответить на предложение, Инна хотела быть уверена, что именно она нужна Дорохову для создания семьи, а не любая другая женщина, согласившаяся на роль мачехи. Она хотела быть для него настоящей женой, сначала женой, а уж потом матерью их детям или мачехой усыновленному ребенку — это уж, как получится, поэтому стала выяснять и задавать вопросы, на которые надеялась получить правдивые ответы.

— Значит, Витя тут совершенно не причем?

— Витя причем, — честно признался Дорохов, — но решение жить вместе с тобой пришло гораздо раньше, чем мое решение усыновить мальчика.

— А своих собственных детей ты хочешь иметь?

— Конечно.

— А если своих детей у нас не будет? — этот вопрос особенно волновал Инну: ее сестра не могла иметь детей и ее муж, несмотря на взаимную любовь и красоту Галины, доводил ее до слез упреками и периодически подумывал о разводе.

— Если у нас не будет своих детей, то у нас будет один Витька.

— А если у нас и Витьки не будет, тогда как? — Инна решилась на крайнюю меру: исключив всех, она оставила только его и себя — предложит ли ей Дорохов брак в такой ситуации? — Будет ли в силе твое предложение, если органы опеки и попечительства не дадут разрешение на усыновление мальчика?

Дорохов набычился.

— Что ты хочешь услышать?

— Правду! — Инна подошла совсем близко и снизу вверх посмотрела в глаза Дорохова, надеясь увидеть там ответ на свои сомнения, но Дорохов смотрел в сторону. — Я должна знать, почему ты предлагаешь мне это.

— Скажи прямо, что не хочешь выходить за меня замуж, и покончим с этим.

Чувствуя себя отвергнутым и обиженным, Дорохов все же посмотрел на Инну — нет, он не мог на нее злиться, огромное желание быть вместе затопило обиду. И Инна увидела в его глазах то, что хотела увидеть. Увидела, но теперь хотела еще и услышать — услышать, чтобы уже не сомневаться! Никогда не сомневаться!

— Так почему ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж? — «напирала» она на Дорохова, чтобы тот уж точно «не отвертелся» от признания.

— Потому что, я тебя люблю! — все-таки он признался в «своей слабости» и попытался поцеловать «невесту», но «невеста» согласия своего пока не дала и отступила.

— Я тоже тебя люблю, — сдерживая радостную улыбку, призналась Инна, — но, можно жить вмести и без брака…

— Нет! — упрямо мотнул головой Дорохов. — Я хочу, чтобы у нас все было по закону: я твой муж, а ты моя жена!

— Ты спросил «хочу ли я выйти за тебя замуж?». Очень хочу! — улыбнулась она, глядя на Дорохова сияющими от счастья глазами. — Я согласна!

— Ты согласна? — с подозрительностью в голосе переспросил Дорохов — может, он все не так понял.

— Конечно, согласна! — засмеялась Инна, забирая букет роз из рук растерявшегося жениха и вдыхая восхитительный малиновый аромат. — Разве можно отказать настоящему полковнику!

Дорохов притянул Инну к себе и, сминая букет, крепко поцеловал ее в губы, совершенно забыв о запланированном платоническом поцелуе.

— «Медведь, бурбон, монстр», — отрываясь от Дорохова, пропела Инна, пряча лицо в огромный букет роз. — Определенно ты не принц на белом коне — где твои манеры?

— Я лучше принца, — счастливо улыбнулся Дорохов, — я хочу на тебе жениться, а он еще не известно — женится ли!

Результаты генетической экспертизы перечеркивали все сделанные ранее выводы Федина. Он долго вертел в руках бумажку, несколько раз перечитывая результаты экспертизы, и не знал, как относиться к полученным заключениям.

В заключении экспертов было ясно сказано, что сгоревший в машине человек не имел никакого отношения к Виктору Ватутину: Федин не зря угощал мальчика жевательной резинкой — одну он потом незаметно забрал для экспертизы.

— И что из этого следует, — в слух рассуждал Федин, сидя за столом в своем кабинете. — А следует одно из двух: либо человек, сгоревший в машине Ватутина, не Георгий Рудольфович Ватутин, либо сгорел все-таки Ватутин, но его сын на самом деле не является его кровными ребенком. Да-а, как работать с такими противоречивыми выводами?! Если Ватутин не сгорел в машине, то, скорее всего, он жив и где-то прячется, а если сгорел именно он, то Ватутин стопроцентно мертв! «Пациент скорее жив, чем мертв! Нет, пациент скорее мертв, чем жив…». Ну, что ж, придется проверить обе версии, а для этого мне просто необходимо еще раз поговорить со свидетельницей.

Разговаривать по телефону, как в прошлый раз, Федин не стал. Он поехал к Инне на работу и, вызвав ее из офиса, предложил поговорить в небольшом кафе в соседнем доме.

— Я же уже вам все рассказала, — без энтузиазма произнесла Инна, залпом выпивая горячий кофе, показывая этим, что очень спешит — после отгулов, взятых в связи с похоронами Ватутиных, у нее накопилось уйма работы.

— Мне хотелось бы еще раз услышать ваш рассказ.

— Ну, я ехала в Сергеевку по Пятницкому шоссе, неожиданно в машине запахло горелым, я подумала, что в машине какая-то неисправность и выскочила из «карапузика», но пахло горелым совсем не в машине. Я решила посмотреть, что происходит: оказалось, что в кювете горит машина. Я хотела спуститься туда, но увидела отходивших от горящей машины непонятных людей — одеты они были очень странно. Меня они не заметили, вышли на дорогу, сняли противогазы и комбинезоны, затолкали их в пакеты, сели в машину и уехали.

— А их внешний вид и их разговор? — напомнил Федин.

— Разговор… — Инна нахмурилась, пытаясь сосредоточиться. — Это были два молодых крепких парня — я тогда еще подумала, что стала свидетельницей криминальных разборок местной братвы — и говорили они… Говорили о новогодней ночи: что никто мол не остановится в такую ночь и не станет дожидаться пожарных — Новый Год же.

— Вы их хорошо рассмотрели? — Федин раскрыл блокнот и нашел свободную страничку для записей. — Может, вспомните их лица, особые приметы?

— Не-ет, — медленно покачала головой Инна. — Лиц я их не рассмотрела — было темно, но один говорил про свою семью: меня, мол, семья дома ждет, и Новый Год хорошо бы дома встретить.

— А второй что говорил? — чистая страничка в блокноте так и осталась чистой — эта информация у Федина уже была.

— Второй был чем-то недоволен: говорил, что зря поспешили… Нет, не так — он переживал из-за того, что они нарушили какой-то приказ. На что первый сказал, что в таком деле несколько часов роли не играют. Вот как было, а потом уже про семью заговорил.

Федин оживился и быстро застрочил ручкой по бумаге.

— Значит, был приказ поджечь машину в определенное время, — начал он размышлять вслух, — а они его нарушили… Так я понял?

— Вроде так, — пожала плечами Инна.

— И что это нам дает?

— Не знаю, — снова пожала плечами Инна и посмотрела на часы — начальник опять начнет ворчать, что ее нет на рабочем месте. — На сколько могла, я вспомнила разговор молодых людей, больше я ничего не помню. Машина у них была какая-то большая иномарка, я с боку машину видела, вроде черная, но не «Жигули» и не «Волга» точно, но это все я уже вам говорила.

Федин допил остывший кофе и немного помолчал. Инна сидела, как на иголках, но побоялась нарушать мыслительный процесс следователя.

— Та-ак, — наконец произнес Федин и закрыл блокнот, показывая, что разговор подошел к концу. — А время, когда вы увидели пожар, было около девяти?

— Да, без чего-то девять, — засуетилась Инна, — в девять двадцать пять я была уже в Сергеевке. Ехала до поселка я минут двадцать.

— Время, время… — в раздумье произнес Федин. — Какое оно могло иметь значение для всего этого?

— Не знаю. — Инна поднялась из-за столика и взяла сумку с соседнего стула. — Может, что-то должно было произойти за эти несколько часов.

— Но что? — Федин поднял указательный палец вверх. — Должно было произойти что-то важное, иначе не назначалось бы точное время. Исполнители нарушили этот приказ и, возможно, в следствии этого появилось какое-то несовпадение, которое нежелательно для преступников… Для нас теперь главное вычислить это несовпадение и все встанет на свои места.

— Легко сказать, — усмехнулась Инна — она всегда была далека от разгадывания кроссвордов, считая это занятие пустой тратой времени.

— В этом и состоит работа следователя: искать ошибки преступников и с их помощью раскрывать преступления.

Они попрощались, но разговор Федина не удовлетворил.

И он начал опрашивать прислугу, коллег, службу безопасности и детей Ватутина. Свои вопросы и ответы «свидетелей по делу» он тщательно записывал, а потом внимательно перечитывал, но какая-то деталь головоломки все время ускользала от его внимания.

Он снова и снова чертил «схему преступления», напоминающую ромашку, сердцевиной которой был Георгий Рудольфович Ватутин, а лепестками — люди, имеющие к нему хоть какое-то отношение. Подозрительные, по мнению Федина, «люди-лепестки» были жирно обведены красным маркером и от них шли многочисленные стрелочки, заканчивающиеся многочисленными вопросами. Если в показаниях «людей-лепестков» Федин не находил исчерпывающих ответов на поставленные вопросы, то он ставил напротив вопроса восклицательный знак и подчеркивал его. Такими восклицательными знаками пестрела вся «схема преступления».

В главные «подозреваемые» по делу попали несколько человек: секретарша Анастасия — молодая высоченная красотка, скрывающая, с кем она провела новогодние каникулы и зачем заезжала перед своим отъездом на улицу Бутлерова; личный водитель Ватутина Иван, многое видевший и о многом догадывающийся, но по каким-то причинам не желающий откровенничать; личный телохранитель Ватутина — Тайнинцев Никита Кириллович (по прозвищу Танк), уволившийся с работы сразу же после «новогодних каникул» и уехавший из города в неизвестном направлении; дочь Ватутина Властелина, не желающая отвечать на вопросы об украденных деньгах из сейфа отца. К тому же серьезные подозрения у Федина вызывали «бизнесмены», купившие транспортную фирму Ватутина — уж очень маленькую сумму заплатили они за доходную процветающую фирму.

В общем, каждый опрашиваемый что-то утаивал, скрывал от Федина, чем настраивал его против себя и заставлял докапываться до истины. Все эти «копания» отнимали уйму времени, и Федину приходилось работать до поздней ночи.

Когда он возвращался домой, его крошечная дочка Маша и ее няня Катерина видели уже десятый сон, а когда просыпался, то спешил на работу — в общем, никакой личной жизни у Федина не было… Здесь Федин немного лукавил — совсем уж личная, ночная личная жизнь у него все-таки была: да няня спала, но всегда просыпалась, когда он приходил; Катерина кормила его ужином, садясь напротив и глядя на него с любовью огромными черными глазами, потом она мыла посуду и ложилась к нему в кровать… об этом теща не знала, но кое о чем догадывалась и обижалась и ревновала за свою дочь и всеми силами противилась этой связи, желая устроить личную жизнь зятя по своему усмотрению).

Да, ему давно уже пора было «разбираться со своими женщинами» — Машка уже начала говорить и называла Катерину «мамой», чем вызывала огромное недовольство тещи: Наталья Григорьевна не желала видеть «няньку» заменой своей дочери — только не она!

— Костя, прими меры! — требовала она от зятя, приезжая к нему домой. — Поставь на место эту иногороднюю…

— У меня к Катерине нет никаких претензий: она хорошо справляется со своими обязанностями.

— Знаю я, эти обязанности, — двусмысленно ухмылялась теща, намекая на то, что Катерина, даже не смотря на свои почти сорок лет, была очень привлекательная женщина. — Пожилая женщина, а туда же! Смотри, Костя, окрутит тебя эта «бесприданница» — света белого невзвидишь!

— Что вы такое говорите, Наталья Григорьевна, — вяло протестовал Федин.

— Знаю, что говорю! Не уж то я не вижу, какими голодными глазами ты на нее смотришь? Все я вижу, только не пара она тебе! Ты меня послушай! Не па-ра! Во-первых, она тебя старше.

— На пять лет.

— А хоть бы и на пять — жена должна быть младше мужа, тогда и слушаться будет. А во-вторых, нищая она! Толи дело Кирочка Чичерина: молодая, богатая и Машеньку любит — вон как о ней заботится: и подарки каждый месяц, и золота надарила, и няньку твою оплачивает, и ко врачам девочку возит. Это ничего, что у нее свои две дочки — маленькие они всегда любимее старших.

— Кира замуж за меня не пойдет, — как мог, отбрыкивался Федин. — У нее свои дела: после продажи конюшни она в Москве редко бывает — у нее то сборы какие-то, то тренировки, то соревнования, еще тренерская работа.

— А ты добейся! — напирала теща. — Мужик ты или кто?

— Да есть у нее жених!

— Жених — это еще не муж! — отрезала теща. — Ты ей подарочек купи да подари — женщины подарки любят! Колечко там какое, подороже!

— Ей мое колечко без надобности — ей жених на помолвку коня подарил!

— Коня? Это лошадь, что ли?

— Ну да! Огромного, черного! Вот на нем Кира новогодние соревнования какие-то выиграла и стала «мастером спорта». Она от своего жениха уж точно не откажется — скоро у них свадьба! Так что вы, Наталья Григорьевна, сватать меня за Киру прекращайте — у нее своя свадьба, у нас своя!

Федин переводил разговор на другое, находил неотложные дела, сбегал на работу, но разговор о его женитьбе на «Кирочке Чичериной — умнице и красавице» снова и снова возникал в его доме. И Федин, наконец, решил, что с него хватит — вот закончит это дело и займется своей личной жизнью!

Но частное дело никак не заканчивалось — открывались все новые и новые факты, появлялись новые версии, требующие проверки — вот, например, «РусКэпиталБанк». Проверка банка заняла не один день — Федин оказался «должником» сразу у трех хакеров: одному хакеру не под силу было незаметно «взломать» банковскую охранную систему и получить нужную информацию (ведь расследование велось частное!) — и что в результате? В результате пустышка: деньги с общих счетов Ватутиных никуда не переводились — их просто сняли и все! Легко Властелине говорить: «Найдите деньги!» — попробуй, проследи путь наличных денег!

Танк объявился неожиданно — она звонила ему, искала, караулила у подъезда, а он вынырнул из темноты прямо перед носом Властелины.

— Соседи сказали, что ты меня искала. Зачем? — тихо спросил он, вновь отступая в темноту из освященного фонарем круга.

— Искала, — кивнула головой девушка, совсем не радуясь неожиданной встречи — столько всего произошло после их последней встречи, что чувства ее притупились и прежнего, радостного возбуждения не вызывали.

— Отойдем, — предложил бывший телохранитель Ватутина и, не оглядываясь, направился в сторону сигаретной палатки — уверенный, что она обязательно пойдет за ним, куда она денется.

Властелина понуро потащилась следом, думая о том, что еще неделю назад она до смерти хотела его видеть! — стояла у палатки и покорно ждала, пока ее «бывший парень» покупал сигареты.

— Так чего тебе надо было? — закуривая, недовольно поинтересовался высокий плечистый парень.

— Мама умерла, — безрадостно сообщила Властелина и сжала кулаки, чтобы не расплакаться — ей стало ужасно жалко себя.

— Знаю, на фирме только об этом и говорят. Дура твоя мать! — выругался Тайнинцев, совершенно не считаясь с чувствами девушки. — Всегда была дурой — дурой и померла!

— Это не тебе судить! — неожиданно обозлилась Властелина за мать. — Она, по крайней мере, никого не убивала!

— Что ты этим хочешь сказать? — ощетинился Тайнинцев, надвигаясь на девушку.

— Сам знаешь! — Властелина толкнула его в грудь и пошатнулась — вряд ли так просто можно оттолкнуто ручкой надвигающуюся на тебя массу в сто с лишним килограмм.

— Ладно, не будем ссориться, — неожиданно сменил парень гнев на милость и отодвинулся от девушки. — Так зачем ты меня искала?

— Хотела предупредить, что один полковник нанял частного сыщика, чтобы найти наши деньги, украденные отцом.

— Что за полковник? — равнодушно поинтересовался Танк и внутренне напрягся — копание в этом деле его явно взволновало.

Властелина смотрела себе под ноги и напряжение в лице телохранителя не заметила — хотя, если бы она смотрела ему прямо в лицо, то кроме квадратного, увесистого подбородка и темных холодных глаз вряд ли что-нибудь разглядела бы — влюбленным женщинам свойственно не замечать недостатки любимых.

Девушка вздохнула — разговаривать об этом ей не хотелось.

— Полковник этот знакомый одной женщины, которая видела аварию, в которой погиб отец. Она приходила к нам на улицу Бутлерова и говорила с матерью.

Брови Тайнинцева нахмурились — откуда взялась эта свидетельница?

— Что за женщина? — все также равнодушно спросил он и прикурил новую сигарету. — И что она могла видеть?

— Не знаю! — обиженно поджала губы Властелина, уязвленная тем, что разговор идет о какой-то посторонней женщине, а не о выражении ей сочувствия. — Лучше скажи, где ты был все это время?

— Где был, там меня уже нет, — с каменным лицом пошутил бывший телохранитель Ватутина и выпустил вверх струю дыма. — Может, тебе еще доложить, с кем я был? И где взял деньги на поездку?

Лицо девушки покрылось красными пятнами.

— На меня больше не рассчитывай, — зло отрезала Властелина и шагнула в сторону дома. — Денег от меня больше не получишь!

— А чего на тебя рассчитывать, — скривился парень и отшвырнул в сторону недокуренную сигарету, — денег то у тебя теперь нет!

Властелина проследила глазами за полетом сигареты и подумала, что, вот так же, как эту недокуренную сигарету, этот парень также равнодушно выбросил и ее из своей жизни, а ведь она хотела «жить с ним долго и счастливо». Так долго, чтобы состариться вместе и умереть в один день…

— Деньги найдут! — стараясь придать голосу больше уверенности, заявила она, гордо вскидывая подбородок — навязываться она не станет, но он еще пожалеет, что расстался с ней, пожалеет, когда у нее снова появятся деньги. — А если не найдут, то я знаю, где их взять! Только тебя это уже не касается — пусть тебя содержит теперь твоя новая пассия!

Властелина развернулась и быстро пошла к дому — и этот «тупоголовый кобель» ей когда-то нравился? Это по нему она сума сходила и мечтала выйти за него замуж?

Дура!

Такая же дура, как и ее мать…

Танк долго смотрел вслед дочери «шефа», даже когда та скрылась в подъезде, все равно смотрел в ту сторону — смотрел невидящим взглядом и думал о своем.

«— Эти раскопки в аварии мне совершенно ни к чему! Вряд ли этому полковнику удастся нарыть что-то интересное, но береженого Бог бережет…»

Бывший телохранитель Ватутина достал из кармана мобильный телефон и набрал номер бывшей секретарши Ватутина.

— Привет, Настасья! Это Танк. Подскажи, дорогая, телефон следователя, о котором ты мне говорила.

— Тебе зачем? — поинтересовалась Анастасия. — Я ему сказала, что ты уволился и куда уехал неизвестно.

— Не хочу, чтобы меня искали по всей стране, — Тайнинцев достал из кармана ручку и какой-то клочок бумаги. — Дам показания твоему следователю и свободен, как ветер.

— И куда же полетит этот ветер? — игриво спросила секретарша, ужасно жалея, что такой видный парень больше не работает у них на фирме — с ним было так весело: иногда он угощал ее кофе, рассказывал анекдоты и забавные случаи из своей жизни и никогда не подшучивал над ее ростом — метр восемьдесят семь это такая трагедия для девушки!

— Куда захочу, туда и полечу, — уклонился Танк от прямого ответа. — Скорее всего, заграницу.

— Везет же некоторым…

Искренне завидуя бывшему сослуживцу, секретарша перебрала несколько визиток, нашла нужную и продиктовала Тайнинцеву номер телефона Федина.

Разговор мужчин в кабинете следователя напоминал игру «Да и нет — не говорите, черно-бело — не берите»: один задавал вопрос, другой отвечал уклончиво и обтекаемо, задавая в ответ свой вопрос, на который Федин отвечать не собирался.

«Битва» длилась около получаса и ничего нового Федину не дала, ну, разве что, усилила подозрения, хотя рассказ бывшего телохранителя Ватутина выглядел довольно правдоподобно.

— Тридцать первого декабря около двух часов мы уехали из офиса, приехали в загородный дом шефа, он побыл там немного, мы с Иваном погрузили вещи…

— Вещей было много? — перебил Федин, вспомнив информацию об отсутствии в доме личных вещей Георгия Рудольфовича, любезно предоставленную ему Антоном Свиркиным.

— Нормально: чемодан и пара сумок, — Танк пригладил рукой стриженный ежик волос и продолжил: — Поехали на Бутлерова — там у него пассия живет, а потом все.

— Как все? — удивился Федин.

— Так все, — телохранитель достал пачку сигарет и закурил. — Шеф ключи у Ивана отобрал и нас отпустил.

— И вы уехали?

— Конечно! Новый Год же!

— Да, да… — задумчиво произнес Федин, услышав знакомую фразу. — Новый Год же! И куда вы поехали встречать Новый Год?

— Как куда? — Танк стряхнул пепел в пепельницу и развалился на стуле — в кабинете следователя Следственного Комитета он чувствовал себя неуютно, но вальяжной позой постарался скрыть свое волнение. — К друзьям, конечно. Приехал домой, поспал немного и поехал.

— И друзья могут подтвердить ваши показания? — Федину не понравилась показная, вальяжная поза «свидетеля».

— А то! В начале одиннадцатого мы уже сидели за столом — провожали Старый Год.

В этом месте Федин отвлекся на звонок следователя Свиркина — Антон Петрович сообщил коллеге, что возбужденное дело в связи со смертью Валентины Николаевны Ватутиной официально закрыто — суицид однозначно и что в крови Валентины Николаевны было полно алкоголя — пила, батенька, да еще как пила! — а когда освободился, обратил внимание, что бывший телохранитель Ватутина почти заполнил пепельницу окурками.

— И вы ничего не знали, что произошло с вашим шефом? — спросил Федин, возвращаясь к прерванному разговору.

— Откуда? Мы как с ребятами тридцать первого замутили, так я только третьего числа очухался. А когда проспался, в Турцию улетел. Могу паспорт показать, — Танк достал из кармана заграничный паспорт и протянул следователю.

Федин проверил паспорт, записал в блокнот таможенные отметки и вернул телохранителю.

— А почему уволились с фирмы? — вынимая из ящика новую пепельницу и подвигая ее Тайнинцеву — тот посмотрел на гору своих окурков и перестал курить.

— А что нельзя? — с вызовом спросил молодой парень, закидывая ногу на ногу — он ничего не боится.

— Ну, а все-таки? — настаивал Федин.

— Хочу заграницу съездить — там работу поискать.

— А деньги?

— Деньги дело наживное — там заработаю.

Позиция Танка была весьма обычная и подозрений не вызывала, но Федину не понравилась его манера держаться: парень всем своим видом хотел показать, что не волнуется в кабинете следователя, а по своему опыту Федин знал, что даже совершенно невиновные люди в кабинетах прокуратуры и Следственного Комитета чувствовали себя скованно. Поэтому Федин на этом не успокоился и продолжил «допрос».

— А здесь вам хорошо платили?

— Не жалуюсь.

— Скажите, Тайнинцев, а кто знал, что у Георгия Рудольфовича Ватутина есть любовница?

— Да все знали, — честно признался Танк. — Шеф ее не особенно и скрывал от людей — с собой на все мероприятия таскал. Ну, не Валентину же Николаевну вести на банкет?! Та дама намного моложе, да и класс другой.

— Фамилию вы, конечно же, не знаете.

— На что мне ее фамилия? Мне с ней в ЗАГС не идти — звали ее Вероника Арнольдовна, а фамилию не спрашивал.

— И никто Валентине Николаевне не рассказывал о таком поведении ее мужа? — усомнился Федин в словах Тайнинцева.

— Рассказывал? Зачем? — удивился бывший телохранитель Ватутина. — Что мы, не люди что ли?! Не понимали разве своего шефа — у каждого свои слабости — тем более, что шеф за работу платил хорошо, никого не обижал, а если бы узнал, что его жене о его маленьких шалостях настучали, то обязательно бы уволил этого человека — кому ж охота терять такое денежное место — вот и молчали.

— Когда вы узнали, что Валентина Николаевна умерла? — Федин был не доволен собой — ему так и не удалось подловить телохранителя на неточностях и сокрытии правды.

— Когда узнал… — поднял глаза к потолку Тайнинцев. — Недавно: на фирму заскочил за трудовой книжкой и узнал. Еще узнал о том, что следствие идет, и меня вроде разыскивают. Мне Настасья ваш телефон дала — вот я и позвонил.

— Кстати, какие отношения были у секретарши и Ватутина, — Федин попытался прощупать парня с другой стороны.

— Ну, сначала лямурные, — усмехнулся Танк, — а потом шеф посерьезнее и покрасивее мадам нашел и Настьку бортанул.

— Анастасия переживала.

— Да вроде нет, — дернул накаченным плечом телохранитель. — При мне скандалов не устраивала, а там кто ж знает. Это вам лучше у девчонок спросить про переживания — я в офисе мало бывал.

— Скажите, Никита, а Георгий Рудольфович вам доверял?

— А то! Сколько раз к себе домой за документами посылал.

— А какие отношения у вас были с домашними Ватутина.

Танк напрягся, и Федин это тут же почувствовал — попал в цель.

— Какие отношения могут быть у личного телохранителя с женой шефа — нормальные, рабочие.

— Вообще-то, я имел в виду ваши отношения с Властелиной — все работающие в загородном доме Ватутина утверждают, что у вас были романтические отношения: шептание по углам и все такое.

— С такой соплячкой? Брехня! — Танк сжал кулак и стукнул себя по колену. — Бегала она за мной — это факт, но, чтобы отношения! Я что похож на идиота? Мне проблемы с малолетками не нужны — я закон знаю! К тому же, она дочь шефа.

— У меня есть сведения, — выдержав паузу, продолжил Федин, — что Властелина Георгиевна передавала вам крупную сумму денег.

— Что? — подскочил на стуле Тайнинцев — он совсем не ожидал «удара» с этой стороны — откуда это стало известно? — Это вам сама Власка сказала?

— Ответьте на вопрос.

Танк взял себя в руки, прямо посмотрел в глаза следователю и четко произнес:

— Никаких денег Властелина Георгиевна Ватутина мне не передавала.

— Вы уверены? — хищно оскалился Федин. — Может, вы у нее в долг денег просили?

— Нет.

Федин понял, что парень насторожился и больше не скажет ничего интересного.

— Ладно, на сегодня закончим, но, если в ближайшее время вы соберетесь уезжать заграницу, сообщите мне — осталось еще несколько невыясненных вопросов и не хотелось бы разыскивать вас заграницей, чтобы получить на них ответы.

— Если буду уезжать заграницу — обязательно позвоню.

На этом разговор закончился — Федину следовало лучше подготовиться к его продолжению.

Потеряв цель в жизни, Властелина замкнулась в себе.

В новую школу она ходила неохотно, хотя уровень ее знаний позволил ей стать лучшей ученицей из всех выпускных классов. Учителя радовались новой ученице и прочили ей золотую медаль.

Властелина же воспринимала свои успехи довольно равнодушно, вечерами она вспоминала свою прошлую жизнь в шикарном загородном особняке, веселые вечеринки с друзьями и уныние заползало не только в ее голову, но и в сердце. Ей начало казаться, что настоящая жизнь безвозвратно ушла, осталась какая-то кошмарная и нереальная — жить такой жизнью Властелина не хотела.

Что ждет ее впереди при таком жизненном раскладе?

Все чаще и чаще задавала она себе этот вопрос и, отвечая на него, впадала в еще большее уныние.

Ну, закончит она эту дурацкую общеобразовательную школу, ну, поступит со своей медалью в средненький институт — ни Англии, ни Америки ей все равно не видать, а раз не видать, так зачем и стараться.

Властелина подсчитала, сколько времени ей придется работать, получая тысячу долларов в месяц, чтобы скопить деньги на учебу в Англии или Америке — получилось двадцать лет и десять месяцев — это только на учебу без перелетов и карманных денег, при этом, копя деньги, она не должна есть, пить, одеваться и далее по списку. Конечно, если она будет получать две тысячи долларов в месяц, то на учебу она накопит гораздо быстрее, но вряд ли в тридцать лет ее примут в Оксфорд или Гарвард.

В общем, как ни старайся, самой на учебу ей не заработать!

Оставалось только ограбить банк или какого-нибудь завалявшегося миллионера (не завалявшиеся миллионеры давно уже уехали из России). Несколько дней эта идея не давала ей покоя, но подходящего для ограбления миллионера в ее окружении так и не нашлось. Тогда Властелина снизила денежную планку до полумиллиона долларов, и выбор пал все на того же Бориса Яковлевича Либмана — раз не захотел жениться на ней, то пусть раскошеливается (услышав предложение Властелины о женитьбе, Борис Яковлевич панически замахал руками: семья Ватутиных и так порядком ему подпортила здоровье). Правда, Властелина была совершенно уверена, что нужной ей суммы в наличности у юрисконсульта нет, однако, при желании и частичной ежегодной выплате он вполне мог справиться с такой «обузой». Оставалось только заставить его согласиться финансировать ее учебу заграницей — пусть даже частично, остальную сумму она постарается найти сама: продаст квартиру и кое-что из вещей.

Идея насчет вещей Властелине понравилась, и она с энтузиазмом принялась потрошить запечатанные скотчем коробки, раскладывая вещи по кучкам (себе девушка оставляла в основном практичные вещи) — и как это она раньше не догадалась устроить грандиозную распродажу своих и материнских «шмоток»!

В чем — в чем, а в нарядах Властелина знала толк: разобрав несколько коробок с вещами, она привела их в приличный вид и, принеся на работу (днем после школы несколько часов девушка работала упаковщицей на парфюмерной фирме), с успехом продала ношеные вещи. Вырученная сумма намного превышала ее месячную заработную плату, что ни мало порадовало начинающую «бизнес-вуман». Начало было положено и дальше дело с распродажей вещей приобрело систематический характер.

Работницы жалели девушку-сиротку и с удовольствием покупали у нее «гламурные» вещи, тем, более, что цены на них были вполне приемлемые.

После вещей в продажный поток попали обувь и всевозможные аксессуары: сумки, шарфы, шляпки, перчатки и украшения Властелины и оставшиеся от матери (в сейф прятались только самые дорогие). Она не жалела ни серег, ни колечек с бриллиантами, подаренных отцом или матерью, понимая, что носить их при ее нынешней жизни просто некуда, да и через чур вызывающе.

Потом в продажный поток влились дорогие безделушки, статуэтки, столовое серебро, хрусталь, вазы и прочие «обиходные» предметы. Книги Властелина продала оптом в частные руки и выручила просто огромную сумму — она и не думала, что в их доме имеется приличная библиотека.

Количество коробок постепенно уменьшалось, и комнаты освобождались — Властелина теперь смогла пользоваться двумя комнатами: в маленькой она устроила себе спальню, хотя запечатанных коробок было по-прежнему еще много. Пристрастившись к разбирательству вещей — столько ценного, оказывается, содержалось в коробках, Властелина обыскала ящики в мебельной стенке и в комоде, внимательно просматривая каждую бумажку, боясь выбросить что-нибудь нужное — в одном из ящиков она нашла список их личных вещей, упакованных и переправленных им банком, в другом — квитанции об оплате коммунальных услуг какой-то женщиной, в третьем — бабушкины незатейливые «сокровища».

В одной из коробок Властелина обнаружила фотоальбомы с семейными фотографиями — смотреть их она не стала, а сложила на полку. В той же коробке лежали стопки поздравительных открыток и писем — открытки Властелина бегло просмотрела, а письма все перечитала, надеясь отыскать в них упоминание о каком-нибудь богатом родственнике.

Богатого родственника у них с Витькой не нашлось, но в одном из писем Властелина обнаружила несколько коротких записок, не имеющих к данному письму никакого отношения. Записки она прочитала, немного подумала (зачем мать хранила их в старом письме?) и прочитала снова — содержание записок без обращения и подписи было весьма интересным: какой-то мужчина упорно отказывался от своего только что родившегося ребенка.

Заинтересовавшись записками, Властелина переложила их в пластиковую папочку, решив разузнать семейную тайну — возможно, знание этой тайны принесет ей какую-нибудь выгоду.

Но к кому она могла обратиться за разъяснениями?

Властелина отыскала в записной книжке матери телефон ее давней подруги, которая в былые времена (когда у Ватутиных не было столько денег, но существовали задушевные подруги и друзья) часто наведывалась к ним в гости, и позвонила ей, в надежде подробнее разузнать о «тайной» жизни своей покойной матери.

Первого февраля Инна и Дорохов поженились.

Если подумать, то их «мероприятие» вряд ли можно было назвать свадьбой в общепринятом смысле: не было длинного белого платья у невесты и черного костюма у жениха, не было лимузина с кольцами на капоте и «сборища» шумных пьяненьких гостей за столом, не было ни родственников, ни свидетелей — они просто пошли в ЗАГС (Дорохов в парадном кителе, Инна в красивом нарядном платье) и расписались в «амбарной книге». Но оттого, что у них все было не так, как у всех, счастье их не уменьшилось ни на йоту. Для них все привычные свадебные атрибуты не играли такой уж важной роли — они вполне могли бы обойтись без государственной регистрации своих отношений и были бы не менее счастливы вместе, но в виду сложившихся обстоятельств они вынуждены были соблюсти формальности. Именно формальности, ибо никакой штамп в паспорте не удержит любовь в сердцах мужа и жены — так зачем тратить кучу денег и придавать значение этим формальностям?!

Таково было убеждение Дорохова, Инна же сначала думала совсем иначе — нет, она не хотела пышной и шумной свадьбы: такая у нее тоже уже была, но родных пригласить на свадьбу она хотела, хотя бы для того, чтобы познакомить их со своим избранником.

— В первые же выходные мы пригласим твоих родных и сообщим им о нашем браке, — пообещал Дорохов, и последние доводы Инны были «побиты».

Она снова уступила и не пожалела об этом.

О том, что Дорохов переехал к Инне (на время — ремонт в его квартире на Мичуринском проспекте уже начался), пришлось жалеть соседям-автомобилистам: его огромный черный джип, припаркованный у подъезда, занимал сразу два парковочных места. Соседи малость повозмущались, даже хотели по-свойски поговорить с «чужаком», но, увидев Дорохова в военной форме, притихли — полковник ГРУ серьезная фигура и машинные страсти понемногу «устаканились».

Жизнь обоих супругов изменилась: Дорохов стал больше времени тратить на дорогу до работы и чаще в раздумье поглядывать на мобильный телефон — позвонить жене или подождать, пока она сама ему позвонит, а Инна перестала задерживаться на работе и отменять положенные выходные. В выходные они забирали Витю из детского дома (документы на усыновление они собрали и подали на рассмотрение, но решения комиссия пока не вынесла) и все вместе «развлекались», по Витиному желанию, конечно.

Начальство обоих «молодоженов» терпеливо сносило неудобства и ждало окончания медового месяца.

Но в этот злополучный день Инне пришлось задержаться на работе: она подготовила все копии с документов для получения нового загранпаспорта и требовалась лишь подпись начальства, но начальство вздумало провести общее собрание коллектива. Инна нервничала, оправдывалась перед мужем по телефону, с тревогой поглядывала на часы — стрелки подходили к восьми, а она все еще находилась на работе.

Наконец, собрание закончилось, Инна подсунула разгоряченному начальнику документы на подпись, выслушала несколько нелестных замечаний по поводу своей работы и побежала в бухгалтерию, заверить начальственную подпись печатью. Там она тоже немного задержалась, выслушивая поздравления и мудрые наставления коллег — одно радовало, что необходимые подпись и печать красовались на ее документах, и завтра с утра она отнесет их на оформление.

Согнув бумаги по пополам, Инна на бегу засунула пластиковую папочку с кипой копий документов и двумя паспортами во внутренний карман дубленки — сумка была полна всякой всячиной — и поспешила домой.

Стрелки часов показывали начало десятого, когда Инна подбегала к своей блочной девятиэтажке. Без задержки она пролетела первые два подъезда, миновала детскую площадку и, поворачивая к своему подъезду, неожиданно «притормозила» — из-за крайнего дерева, росшего у самых дверей подъезда, через равные промежутки времени выплывали яркие четкие дымные колечки.

По инерции сделав несколько шагов, Инна совсем остановилась и стала считать появляющиеся дымные колечки, одновременно пытаясь вспомнить, где и когда она уже видела столь примечательный «фокус». Она насчитала пять дымных колечек, когда сильная струя последнего, дымного воздуха пронзила расплывающиеся кольца, нанизывая их на себя.

— Ну, конечно! — вдруг отчетливо вспомнила Инна, медленно идя к своему подъезду. — Это было в новогоднюю ночь на месте аварии… я совсем забыла об этом «фокусе»…

Ругая себя за забывчивость — следователь так дотошно выспрашивал ее о приметах «инопланетян», увиденных ей на месте аварии, а она оплошала — Инна поднялась по ступеням, автоматически набрала код, потянула на себя тяжелую железную дверь и шагнула в подъезд. Привычного хлопка закрывающейся двери она почему-то не услышала, но не обратила на это внимания: слишком занята она была в эту минуту собственными воспоминаниями и сожалениями.

Поднимаясь по ступеням к лифту, Инна расстегнула дубленку, нажала кнопку лифта и, услышав за спиной торопливые шаги, обернулась.

Неожиданно на нее надвинулась черная бесформенная масса с человеческими глазами, глядящими через прорези маски, прижала к стене, сдавила горло, и Инна задохнулась пронзившей ее болью.

Когда боль заполнила все тело, черная смертоносная масса оставила свою жертву, начала отдаляться, таять в полутьме подъезда, и Инна смогла вдохнуть немного воздуха.

Прежде чем глаза ее заволокло красным туманом, и сознание помутилось, она еще успела увидеть раздвигающиеся двери лифта, оторваться от стены и шагнуть в него — в его спасительную глубину, подальше от той черной убийственной массы с холодными человеческими глазами.

Двери лифта закрылись, и Инна стала медленно сползать по стене на пол кабины.

Дорохов стоял у плиты — жарка мяса чисто мужское дело — и недовольно поглядывал на часы: обычное время прихода Инны давно прошло. Прошло, но он жене не звонил — Инна позвонила сама и предупредила о собрании. И теперь Дорохов мучился сомнениями: возможно, это собрание продлится до полуночи, но даже если так, он не станет показывать свое волнение — он вполне доверяет своей жене и, если она задерживается, значит, тому есть веские причины.

Причин Дорохов мог придумать множество, но неприятный осадок от всего этого «опоздания» все равно оставался.

— Могла бы и позвонить, — Дорохов взглянул на часы и включил телевизор — новости он смотрел обязательно.

Экран вспыхнул голубым светом, диктор поставленным голосом вещал о снегопаде в Италии и радости местной детворы, неумело лепящей снеговиков и играющей в снежки. — В Италию, значит, не поедем, — задумчиво произнес «шеф-повар» и взял со стола мобильный телефон — все-таки решил позвонить.

Но Инна не ответила.

Дорохов сунул мобильник в карман рубашки и насупился — какое может быть собрание в десятом часу ночи!

Выключив газ, он накрыл сковороду крышкой и решительно направился в прихожую — он пойдет ей навстречу, в крайнем случае, подождет у работы, но сидеть дома и ждать он больше не может. Натянул сапоги, надел дубленку.

За окном послышался надрывный приближающийся вой сирены «Скорой помощи», Дорохов поморщился — предвестник беды направлялся в их сторону — подошел к окну, посмотрел вниз. Не смотря на позднее время, около их подъезда стояли люди. Дорохов подивился этому обстоятельству и, вернувшись в прихожую, надел шапку.

В дверь несколько раз позвонили, потом, не дождавшись ответа, застучали кулаком.

— Сергей Саныч, — закричал за дверью сосед по площадке. — Выходи скорее, Инну ограбили!

Дорохов так быстро распахнул дверь, что сосед замер с поднятым кулаком.

— Где она? — каким-то чужим, придушенным голосом спросил у мужчины Дорохов и, по указанному соседом направлению, побежал вниз.

Он добежал до первого этажа в тот момент, когда Инну укладывали на носилки.

— Пропустите, — раздвинул он любопытствующих соседей, протискиваясь к медикам. — Что с ней? Она жива?

Врач бросил на Дорохова быстрый взгляд и, успокаивая, кивнул головой.

— Вы родственник?

— Муж.

— Тогда поздравляю — ваша жена в рубашке родилась: если бы не кипа бумаг да паспорта и не расстегнутая дубленка нож угодил бы прямо в сердце, а так попал в бумажно-документный щит и изменил направление.

— А почему у нее голова в крови? — ужаснулся Дорохов.

— Скорее всего, грабитель схватил ее за горло и стукнул головой о стену, чтобы не сопротивлялась — отсюда и кровь, и потеря сознания.

Инна с трудом открыла глаза и бессмысленным взглядом обвела лица людей. На лице Дорохова она задержала взгляд и попыталась подняться.

— Вот этого, голубушка, вам делать категорически нельзя, — врач силой удержал Инну на носилках.

— Я поеду с тобой, — успокоил Дорохов, пытающуюся что-то произнести жену.

— Все, поехали!

Медики подняли носилки и поспешили к машине, Дорохов рванулся вперед, распахивая тяжелую подъездную дверь.

Возвращался домой Дорохов под утро — уехать из больницы, не узнав о самочувствии Инны, он не мог.

— Ну, что можно сказать… — дежурный врач взял протянутые Дороховым купюры и сунул их в карман халата. — Мы остановили кровотечение, рану зашили — это главное, а все остальное утром.

— К ней можно?

— Она под наркозом и сейчас спит, и лучше ее пока не беспокоить.

— Я только посмотрю и тут же уйду, даже в палату заходить не буду, — настаивал Дорохов, и врач сдался.

— Что с вами поделаешь…

Честно выполнив свое обещание: с порога посмотрев на Инну и убедившись, что она действительно спит (не стонет, не кричит, не мечется), Дорохов осторожно прикрыл дверь палаты.

— Константин Александрович, это Дорохов, — приноравливая голос к больничной тишине, заговорил Дорохов. — Инна в больнице — ее ранили ножом в подъезде. Полиция говорит — ограбление, но чем больше я об этом думаю, тем больше сомневаюсь.

Федин отошел от коллег и стал, не спеша, продвигаться в сторону своего кабинета.

— Почему вы так думаете, Сергей Александрович? Что у нее украли?

— Да, сумку украли, — энергично объяснил Дорохов и, оглянувшись, прикрыл рукой рот и телефон, — но не в этом дело. Всю дорогу в больницу Инна ругала себя за забывчивость и твердила об увиденных дымных колечках — ну, знаете, курильщики так иногда балуются: сначала пускают несколько колец, а потом нанизывают их на струю дыма.

— Знаю, такой фокус.

— Так вот, Инна утверждает, что около дома, перед нападением на нее она заметила дымные колечки, но главное, что она вспомнила, где уже видела такие же сигаретные колечки.

— И где? — Федин подошел к своему кабинету и вставил ключ в замочную скважину.

— На месте аварии Ватутина — один из парней проделывал точно такой же фокус с сигаретным дымом.

— О, женщины! — взорвался Федин и со злостью пнул ногой ни в чем не повинную кабинетную дверь. — Как я не люблю иметь дело с женщинами! Свидетели из них никакие: цвет рубашки, расцветку галстука или запах одеколона она помнит и опишет в мельчайших подробностях, а в лицо преступнику даже не взглянет! Ну, что прикажите с ними делать?! Я же несколько раз спрашивал Инну Павловну о приметах парней, почему же она тогда этого не вспомнила?

— Да, женщины существа непредсказуемые, — с усталой досадой согласился Дорохов. — Но я вот о чем подумал, Константин Александрович, вдруг это один и тот же человек? Ну, был на месте аварии и напал на Инну.

Прячась от непонимающих взглядов коллег, Федин открыл кабинет, вошел внутрь и с силой хлопнул дверью — ну, могут и у него расшалиться нервы!

— Вы хотите сказать, что если это один и тот же человек, то вряд ли это было простое ограбление?

— И-мен-но! — согласился Дорохов. — Эти ребята устраняют свидетеля аварии, в результате которой погиб этот злосчастный бизнесмен.

— Возможно… — старший следователь Следственного Комитета почувствовал укол совести: «ты слишком долго возишься с этим делом, мил друг, и вот что произошло из-за твоей медлительности». Федин признал справедливый упрек и дал себе слово как можно скорее разобраться в этом деле. — Если вы правы, Сергей Александрович, тогда нападение на Инну Павловну переходит в совершенно другую категорию преступления: это не ограбление с применением оружия, а покушение на убийство. Однако, для того чтобы так считать, мы должны предположить, что преступники в курсе нашего расследования — иначе откуда они узнали о свидетельнице аварии. Необходимо установить круг лиц, знавших о том, что Инна Павловна стала невольным свидетелем аварии и видела парней с канистрами.

Дорохов задумался.

— Кроме меня и вас о том, что она видела на месте аварии, знали еще Валентина Николаевна и Властелина — в Рождество мы с Инной ездили на улицу Бутлерова к вдове Ватутина, где они теперь живут. Мы с Витей остались в прихожей, а Инна рассказала Валентине Николаевне о странной аварии, в которой погиб ее муж.

— А вот в этом я не уверен, — задумчиво произнес Федин.

— В чем не уверены?

— В том, что в аварии погиб именно Георгий Рудольфович Ватутин. — Федин достал из сейфа папочку с «делом», раскрыл ее и, перекладывая листы, нашел листок с результатом генетической экспертизы. Прочитал вслух результаты экспертизы.

Новость поразила Дорохова — он привык считать, что Ватутина убили именно из-за денег.

— У вас появилась новая версия?

— Да нет, — Федин потряс злополучным листочком, разрушившим такую простую и ясную версию, — экспертиза подтвердила, что сгоревший в машине Ватутина человек не является биологическим отцом Вити Ватутина. Валентина Николаевна Ватутина — мать (мне удалось снять с расчески в прихожей несколько коротких белых волосков и отдать их на экспертизу), а вот кто отец мальчика не установлено, но уж точно не человек, сгоревший в машине.

— И что же теперь делать? — поднявшись со скамейки, Дорохов в волнении заходил по больничному коридору.

То, что Ватутин, возможно, не погиб в автомобильной аварии, озадачило и расстроило Дорохова — при живом отце он не имел морального права усыновлять Виктора. Даже если Ватутин не является биологическим отцом своему сыну, по закону он ему все же отец, а это вконец запутывало дело и процесс усыновления придется отложить до выяснения истинного положения вещей.

«Пациент скорее жив, чем мертв…»

— Я уже предпринял кое-какие действия: изъял и отдал на экспертизу «материал» матери Георгия Ватутина, — без энтузиазма пояснил Федин. — Попытаюсь получить «материал» и у дочери Ватутина.

— Понимаю, если сгоревший человек не сын Ватутиной и не отец Властелины, значит, сгорел точно не Ватутин.

— Если бы все было так просто, — вздохнул «мудрый» следователь. — Георгий Рудольфович может оказаться не родным, а приемным сыном Ватутиной или пасынком: сыном мужа от другого брака — мать Ватутина была не расположена откровенничать со мной и попросту выставила за дверь при упоминании об экспертизе, но мне удалось украсть со стола чайную ложку, которой она с наслаждением ела клубничное варенье. А Властелина, как и Витя Ватутин, тоже может оказаться не родной дочерью Ватутина — может случиться так, что Георгий Рудольфович по тем или иным причинам не мог иметь детей и Витя и Властелина рождены Валентиной Николаевной от донора. В общем, еще многое предстоит выяснить.

— Константин Александрович, как же нам обезопасить Инну? — Дорохова этот вопрос очень волновал. — Если узнают, что она жива — возможно, новое покушение на нее.

Федин помолчал, обдумывая ситуацию.

— Мы, конечно, можем сказать всем, что Инна Павловна умерла, только боюсь, это не сыграет нам на руку. Преступник успокоится, заляжет на дно…

— Рисковать жизнью Инны я не позволю! — жестко перебил следователя Дорохов.

— Да кто говорит о риске? — делано удивился Федин — мысль сделать из Инны Новиковой отличную приманку, сразу же пришла ему в голову. — Просто напротив палаты Инны Павловны посадим человека, поставим видеокамеры…

— И заберем Инну из больницы, — в этом вопросе Дорохов был непреклонен. — Я увезу ее из Москвы до окончания расследования.

Такой поворот Федина явно не устраивал.

— Дайте мне время все обдумать, Сергей Александрович, а потом встретимся и обсудим наши дальнейшие действия.

— Договорились, — не очень вежливо произнес Дорохов, — а пока я приставлю к Инне своего человека для охраны.

На этом и порешили.

Черный сверкающий «Мерседес» осторожно отъехал от родильного дома.

На заднем сиденье счастливые родители неотрывно смотрели на новорожденного ребенка, завернутого в одеяло и упакованного в кружевной синий «конверт».

— Сын, — умиротворенно произнес мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и тонкими усиками и сделал ребенку козу. — Ух, ты, моя радость!

— Он еще ничего не понимает, — улыбнулась рыжеволосая женщина столь явному проявлению отцовской любви и легонько шлепнула улыбающегося «папашу» по руке.

— Ну, конечно, не понимает! — обиделся «папаша», приглаживая рукой недавно пересаженные короткие волосы (они еще топорщились во все стороны, не желая укладываться в одном направлении), но через секунду его обида прошла. Он полез во внутренний карман пиджака за подарком, достал маленькую бархатную коробочку и на открытой ладони протянул женщине. — Что угодила женушка, то угодила.

Женщина на заднем сиденье, не выпуская из рук ребенка, осторожно взяла протянутую синюю коробочку, неловко открыла, надела кольцо на палец и полюбовалась огромным бриллиантом.

— Спасибо, дорогой! Ты у меня самый лучший!

— Нет, это ты у меня самая лучшая!

— Нет, ты лучший! — капризно настаивала на своем улыбающаяся рыжеволосая женщина. — Не спорь со мной!

— Ладно, — соглашаясь, кивнул головой мужчина. — Я самый лучший.

Молодой коротко стриженый водитель «Мерседеса» скривился от такой слащавости и, отвечая на свои мысли, пожал широкими плечами.

«— Кто поймет этих богатых, — вяло подумал он, останавливая послушную дорогую иномарку на светофоре, — то друг другу глотку готовы перегрызть, а тут сюси-пуси. Может, правда, от собственных детей мужики дуреют. Хотя, кто знает от собственных ли… Говорил, что пока тест ДНК не подтвердит его отцовство не женится, а потом вдруг сам предложил… Странно все это…»

Весь день на работе Дорохов промучился от сознания того, что должен сообщить неприятные известия своим новым родственникам — родителям жены.

Родители Инны ему понравились: интеллигентные, образованные люди со вполне лояльными взглядами на новую жизнь — Лариса Егоровна и Павел Ильич дочь любили и желали ей счастья.

Конечно, поначалу чувствовалось напряжение между ними — не по-людски поступили «молодые», даже родителей на свадьбу не позвали, но после объяснений Дорохова: он де работает в такой секретной организации, где всякие публичные мероприятия не желательны, отношения наладились.

— Так вы разведчик? — наивно поинтересовалась Лариса Егоровна, надеясь услышать захватывающие истории из жизни тайных агентов.

— Да нет, что вы, — Дорохов неожиданно огорчился, что он не «разведчик» — вот, бы его новые родственники обрадовались: в их семью вошел настоящий герой — в глазах тещи читалось именно это. — Наше управление связано со строительством: мы разрабатываем секретные объекты, а потом их строим.

— Понятно, вы строитель, — разочаровалась Лариса Егоровна и интерес к работе «зятя» пропал.

— Можно сказать и так, — покладисто согласился Дорохов, не вдаваясь в подробности — их последний, секретный объект нельзя было назвать простым строительством — это было настоящее произведение искусства, созданное человеческими руками, передовой творческой мыслью и новейшими космическими технологиями.

— Надо было пригласить ваших родителей, Сергей Александрович, мы бы познакомились, так сказать, в тесном кругу, — осторожно упрекнул Павел Ильич, накладывая к себе на тарелку дымящуюся картофелину, щедро посыпанную укропом.

— Мои родители умерли, — буднично пояснил Дорохов, сосредоточенно разрезая мясо на кусочки. — Все родственники у меня дальние — мы почти не общаемся.

— Это плохо, — осуждающе покачала головой Лариса Егоровна — опять зять ее разочаровал. — С родственниками надо дружить.

— Зачем? — так же равнодушно спросил Дорохов, и все Новиковы за столом переглянулись: в их семье было принято периодически встречаться, созваниваться и по возможности помогать друг другу.

— Это, чтобы не замыкаться на своих проблемах, — в тон Дорохову ответила Инна. — Например, когда у тети Светы забирали сына в армию, все родственники дружно искали выход на Военкомат, а потом все дружно собирали деньги, чтобы ее сына от армии «отмазать».

— Инна, как ты можешь иронизировать над этим! — в один голос возмутились родители Инны.

— Запросто, — пожала плечами молодая жена и вышла на кухню посмотреть пирог.

— Вы не думайте, Сергей Александрович, что мы против службы ребят в армии, но сами понимаете, — Павел Ильич выразительно посмотрел на жену и вздохнул. — Женщины не желают подвергать опасности своих сыновей.

— Конечно! — вскинулась Лариса Егоровна, отстаивая правду всех женщин-матерей. — Что в этой армии творится! Сплошные издевательства и суициды.

— Это ты, Ларочка, преувеличиваешь.

— Неужели? Вы уж, Сергей Александрович, не обижайтесь, но я считаю, что в этом армейском безобразии виноваты вы — офицеры. Страна доверила вам жизни ребят — так следите за ними, работайте, учите!

— Совершенно с вами согласен, — Дорохов разделял эту точку зрения, но отношения к солдатам не имел.

И вот теперь он должен был сообщить родителям Инны, так остро переживающих беды других, о том, что беда постучалась и в их двери. Дорохов достал из кармана телефон, постоял немного, подыскивая нужные слова, повздыхал и медленно набрал нужный номер…

Сначала в больничную палату вдвинулся букет белых роз, обернутый в серебряное шуршащее кружево, а уж потом на пороге появился высокий мускулистый Леонид Чехов — он всегда сопровождал свое появление чем-то особенным и бросающимся в глаза. На его красивом лице застыла вымученная полуулыбка, а в голубых глазах покорность обстоятельствам.

Посмотрев на холеного красавца, молоденькая медсестра тут же забыла об уколах и врачебных назначениях и восхищенно ахнула, за что была награждена ослепительной улыбкой Леонида — на женщин его голливудская улыбка производила неизгладимое впечатление.

— Добрый день, — певучим баритоном проворковал приветствие бывший муж Инны, адресованное сразу обеим женщинам, и упругой спортивной походкой направился к кровати пострадавшей.

— Ты что здесь делаешь? — ужаснулась Инна, предчувствуя долгие объяснения с Дороховым по поводу столь неожиданного визита бывшего мужа — она с ним сто лет не общалась!

— Лариса Егоровна просила меня зайти, — безрадостно сообщил Леонид и, повертев букет в руках, сунул его в руки Инны.

Та ошарашено посмотрела на огромный букет, повертела его так и эдак — букет все равно мешал, и приткнула его на тумбочку между чашкой и пакетом сока.

Видя такое пренебрежение к роскошному букету, медсестра тут же вскочила.

— Сейчас я вам вазу принесу, — пообещала она, глядя исключительно на Леонида, и направилась к двери.

— Премного благодарен, — вновь лучезарно улыбнулся «голливудский» красавец зардевшейся юной медичке.

Дождавшись пока дверь закроется за медсестрой — устраивать скандал на глазах персонала больницы глупо: пойдут сплетни о них с Ленечкой и обязательно дойдут до мужа — Инна села в кровати, едва сдерживая свое раздражение.

— Зачем ты пришел? — тихо возмутилась она, с опаской поглядывая на дверь палаты.

— Посмотреть на тебя и поговорить с врачом. Лариса Егоровна опасается, что твой разлюбезный муж что-то от них скрывает.

— Что, например?

— Ну, не знаю… — Леонид поднял глаза к потолку и печально вздохнул. — Вдруг у тебя не простое сотрясение мозга, а что-нибудь очень серьезное и тебе требуется помощь специалиста.

— Психиатра?! — съязвила Инна.

— Ты сама это сказала.

— Лень, я тебя умоляю — иди уже.

— Гонишь? — удивился бывший муж, усаживаясь на стул у кровати.

— Выпроваживаю, — вежливо уточнила Инна и выразительно посмотрела на дверь.

— А-а, понимаю, — качнул головой Леонид, длинные русые волосы упали на глаза, и он привычным движением бережно уложил их на место. — Ожидается визит более важного гостя.

— Ты всегда отличался понятливостью, — улыбнулась Инна. — Считай, что свою миссию ты выполнил: посмотрел, оценил, поговорил. Все, пока!

— Слушай, старуха, а ты ужасно выглядишь! — бывший муж и не думал уходить. — Я бы на твоем месте гостей не принимал — испугаются вида твоего ужасного, и поминай, как звали.

— Что ты от меня хочешь? Я на все согласна, только уматывай отсюда!

— Я к тебе пришел, решил посочувствовать твоему бедственному положению, а ты грубишь! Не хорошо это, Иннуля! — укоризненно произнес Леонид — предполагалось, что Инна раскается и тут же извинится.

— Ладно, — сдалась Инна, — сочувствуй!

Леонид помялся, посмотрел в окно и произнес:

— Эх ты, балда эмансипированная, от своего счастья собственноручно отказалась.

Инна нахмурила брови, пытаясь осмыслить услышанное.

— Счастье это кто? Уж не ты ли?

— Я!!!

Столько уверенности в своей правоте прозвучало в голосе Леонида, что Инна поняла, что бывший муж явился неспроста — ну, уж точно не потому, что его просила об этом бывшая теща.

— У тебя что-то случилось? — задала Инна наводящий вопрос, решив побыстрее все разузнать и покончить с визитом незваного гостя.

— У меня то как раз все в порядке! — лучезарно улыбнулся ей Леонид, что бы не осталось сомнений в его успехе. — Недавно я удачно продал домик с земельным участком между Новороссийском и Абинском. Помнишь, после нашей свадьбы мы поехали туда вместе с ребятами из института?

— Еще бы! Вскакивали ни свет, ни заря, чтобы успеть на автобус и целый час тряслись до моря, а потом возвращались обратно в жаре и духоте, и уже в автобусе занимали очередь в душ.

— Тогда ты не была такой привередливой, — обиделся бывший муж и придирчиво оглядел одноместную больничную палату — оценил телевизор, холодильник и личные «удобства» в палате.

— Что делать — все меняются, — философски заметила Инна.

— Некоторые в худшую сторону.

— Это, как посмотреть!

— Сдаюсь — тебя не переговоришь! — Леонид не собирался спорить, он пришел сюда по другому поводу. — Так вот о домике — сестра матери умерла, и он достался мне в наследство. Три года я пытался его выгодно продать, но предлагаемая цена меня не устраивала. За это время я к своему домику и небольшому участку прикупил еще несколько развалюх с землей — вот и получилось у меня земли больше гектара, а недавно я всю эту землю с развалюхами продал.

— Поздравляю.

— Даже жалко стало, когда подпись на документах ставил, чуть не прослезился — сколько лет к теплому морю отдыхать ездил… Хотя чего жалеть то: землю я втридорога продал — за больши-ие деньги.

— Но это же далеко от моря, — удивилась Инна, помня отдаленность и заброшенность этого участка.

— Ничего ты не понимаешь! — презрительно усмехнулся Леонид. — Это от цивилизации далеко, а до моря на машине тридцать минут. Сейчас все стараются из города уехать — на природу. Вот знаешь, кого я там встретил, когда участок продавал? Одного из воротил транспортного бизнеса — Георгия Рудольфовича Ватутина. Наша компания с ним несколько договоров заключала — я тоже ездил на встречу и хорошо его запомнил.

— Как ты сказал? — насторожилась Инна и даже подалась вперед от напряжения.

— Я тоже ездил на встречу заключать договора, — повторил Леонид последнюю фразу.

— Да, нет! — отмахнулась Инна. — Имя? Я не ослышалась — Георгий Рудольфович Ватутин?

— Ну да, а что?

— Так он же недавно погиб в автомобильной аварии, — сообщила Инна печальное известие, надеясь услышать признание Леонида, что, возможно, он обознался — что может делать такой богатый человек в Богом забытом далеко не курортном местечке.

— Я тоже что-то слышал об аварии, только это меня мало волнует — сейчас куда ни глянь аварии и катастрофы.

— А когда ты его видел? — заинтересовалась Инна неожиданной информацией.

— Когда?.. — Леонид задумался. — Осенью. В конце ноября.

В дверь постучали, и в палату бочком протиснулась медсестра, держа в обеих руках трехлитровую банку с водой.

— Ваз нет, — извиняющимся голосом произнесла она, опять обращаясь исключительно к Леониду.

— Ничего, — вскакивая со стула, улыбнулся красавец, и они вдвоем с девушкой начали устанавливать букет в банку.

Букет долго сопротивлялся, но люди победили — они улыбнулись друг другу в знак солидарности.

Оглянувшись в дверях, медсестра вышла.

— Ты, как всегда, неотразим, — прокомментировала Инна поведение девушки.

— Держу форму, — Леонид напряг мускулы, и под джемпером обрисовались заметные округлости.

— Молодец, — равнодушно похвалила Инна и вернулась к прерванному разговору. — Значит, ты видел Ватутина в конце ноября — он там что отдыхал?

— Откуда же я знаю?

— Скажи хотя бы, при каких обстоятельствах ты его видел? — настаивала Инна, видя, что ее вопросы о погибшем бизнесмене понемногу начали раздражать бывшего мужа — он привык быть центром внимания и о других людях говорил неохотно.

— Видел я его в Новороссийске, у знакомого нотариуса. Ватутин там что-то покупал. По-моему, землю. Казаков ему руку жал и с покупкой поздравлял.

— А где он землю купил?

— Ну, ты даешь, Новикова! — возмутился Леонид. — Это, же профессиональная тайна — на этот же вопрос Роман Митрофанович только загадочно улыбнулся мне в ответ.

— Дорохова, — машинально поправила Инна, думая о другом.

— Ух, ты, — обиделся бывший муж, — моя фамилия, значит, тебе не подходила.

— Я стала старше и поумнела. Лень, а кому ты землю свою продал? — сделав умоляющие глаза, спросила Инна.

— Мальцеву Святославу Артемовичу. Через этого нотариуса и продал — он и покупателя нашел на мою землю.

— Мальцев Святослав Артемович, — повторила Инна и хитро прищурилась. — Сдается мне, Ленечка, что твой знакомый нотариус наварил на твоей земле хорошие комиссионные.

Леонид на хитрость не поддался и огорчаться возможными денежными потерями не стал.

— Это его проблемы, — гордо заявил он, — землю я продал, полученные денежки удачно покрутил и сейчас миллион долларов у меня в кармане.

— Да ты у нас завидный жених, — похвалила Инна.

— Я же говорю, что ты зря от своего счастья отказалась — сейчас бы на солнышке вместе со мной грелась, а не на больничной койке валялась.

— И как это я прогадала?! — задумчиво произнесла Инна, старательно повторяя про себя имена и фамилии нотариуса и покупателя земли Леонида — она не знала, зачем это делает, но чувствовала, что полученная информация очень важна и ее следует хорошенько запомнить.

— Близок локоток да не укусишь! — назидательно произнес Леонид и торжествующе добавил: — Завтра улетаю к теплому морю на целый месяц.

Поморщившись, Инна потерла виски — гениальная мысль кометой мелькнула в голове и так же молниеносно исчезла.

Видя ее состояние, Леонид поднялся со стула.

— Ну, я пойду.

— Подожди секундочку! — спохватилась Инна.

— Тебе не угодишь, Новикова — ой, прости, Дорохова — не идет тебе эта фамилия, то гонишь, то просишь остаться. А-а, догадался — жалеешь, что миллионера упустила!

Но Инна не обратила внимания на сарказм в голосе бывшего мужа и упорно гнула свою линию.

— Лень, это был точно Георгий Ватутин или человек очень похожий на него?

— Что у меня глаз нет?! Я его, как тебя видел, — обиделся Леонид. — Его и его амбала телохранителя.

Инне, наконец, удалось вспомнить, о чем она так стремительно подумала: если Ватутин что-то покупал через этого нотариуса, то это «что-то» теперь бы очень пригодиться его семье.

— А как бы узнать, что и где он купил?

— Да какая тебе то разница? — устало возмутился Леонид.

— Просто интересно.

— Обратись в Регистрационную Палату — все сделки с недвижимостью подлежат регистрации.

— Лень, ты гений! — воскликнула Инна и приложила руку к груди в знак подтверждения.

— А ты сомневалась? — игриво переспросил бывший муж.

— Сомневалась, — честно покаялась Инна.

— Ладно, Новикова, я пошел, а то тебя куда-то не туда понесло.

— Пока, — попрощалась Инна, задумчиво глядя в след бывшему мужу. — Дорохова я! А понесло меня, Ленечка, как раз очень даже туда! Если бы ты только знал, Ленечка, как ты вовремя подвернулся со своим апломбом! Я постараюсь выяснить: что покупал Ватутин, продал ли он это «что-то» перед своей смертью или не успел… А вдруг он купил землю не на свое имя, а на подставное лицо: на имя любовницы или дальнего родственника? Может, узнав о смерти Георгия Рудольфовича и Валентины Николаевны, у этого человека проснется совесть, и он отдаст землю осиротевшим детям Ватутина — деньги бы им сейчас очень пригодились. А если это «больши-ше деньги», то Властелина, как мечтала, могла бы поехать учиться заграницу. Вот это было бы здорово! Я должна поехать в Новороссийск, разыскать нотариуса Козакова Романа Митрофановича и узнать у него все насчет покупки бизнесмена Ватутина!

Встретившись в холле больницы с высоким красивым спортивным мужчиной, выходившим из палаты Инны, Дорохов нахмурился — с таким молодым красавчиком ему тягаться трудновато: вон, все медсестры провожают его восхищенными глазами и вздыхают украдкой, а жена… А что жена? Она рассказывала о нем в довольно комичном ключе, но о его внешности не было сказано ни единого слова. Почему?

Снедаемый своими сомнениями Дорохов решил успокоиться и не вторгаться в палату жены в «растрепанных чувствах» — все-таки она «больная» и волновать ее «пустяками» врач не рекомендовал, сел в холле в кресло в уголке и задумался.

«— Снимать напряжение сексом — это, конечно здорово, но и о физической нагрузке забывать не стоит, — размышлял Дорохов, испытывая легкую зависть в отношении спортивной фигуры бывшего мужа своей жены. — Сколько я в тренажерке не был? Месяца два, наверно… Точно два, и как это я раньше время находил… Сейчас его совсем нет, еще и Витек — с ним то в кино, то в цирк, то игры в компе… Так, пора брать командование в свои руки — раз в неделю все вместе в тренажерку. Инна хотела со мной пойти…»

Его размышления прервала вбежавшая в холл молоденькая медсестра. Девушка не заметила Дорохова, упала в кресло и зарыдала во весь голос.

Женских слез Дорохов не выносил.

— У вас что-то случилось? — наклонившись вперед, участливо поинтересовался он, и девушка, услышав рядом мужской голос, разом перестала плакать.

Она достала из кармана коротенького халатика пачку бумажных носовых платочков и круглую пудреницу и принялась наводить порядок на лице.

— Кто-то умер? — спросил Дорохов, разглядывая молоденькую медичку — на вид ей было не больше семнадцати.

— Нет, что вы! — испугалась медсестра и совсем по-детски шмыгнула носом. — Они надо мной просто издеваются!

— «Они» — это кто?

— «Они» — это больные! — медсестра аккуратно завернула использованные платочки в чистый платочек, сунула получившийся комочек в карман и взглянула на Дорохова — глаза у девушки были очень добрые и внимательные. — Я работаю этажом выше в мужском отделении, — пояснила она, крепко сжимая в руках кругленькую пудреницу. — А мне так хотелось работать здесь в женском: я тут и практику проходила, и всех врачей знаю, да и с больными у меня был полный контакт — никаких жалоб и нареканий на меня не было, но с начальством не поспоришь — в мужском отделении не хватает персонала… А эти мужчины надо мной просто издеваются!

— Я, конечно, не знаю всех обстоятельств, — примирительно сказал Дорохов, — но мне кажется, что они скоро вас полюбят и оценят по достоинству вашу доброту.

— Кому она нужна эта доброта! — вспылила девушка, и щечки ее вспыхнули от гнева. — Больные должны меня слушаться и выполнять все указания, а они…

— Не слушаются?

— Хуже! Издеваются! — глаза медички вновь наполнились слезами. — Вот сегодня, например: больному назначили очистительную клизму, я все приготовила, клизму поставила, спрашиваю: «Все нормально?», он кивает головой — мол, все хорошо, через какое-то время снова спрашиваю: «Все нормально», а он глаза выпучил, мычит и у него изо рта вода льется…

— Как это? — удивился Дорохов.

— Вы так спокойно спрашиваете, а я знаете, как испугалась! Подбежала, шланг выдернула — вода на пол полилась и мне прямо в туфли, а больной вскочил и давай надо мной хохотать…

— Это, значит, шутка такая?

— Ну да — воды в рот набрал и в процедурный кабинет явился, а когда я клизму ему поставила, начал потихонечку воду изо рта выпускать…

— Да-а, — улыбнулся Дорохов. — Юмористы. Представляю, какие у вас были глаза в ту минуту…

— Вам смешно, а мне с ними работать и работать! Они то бинты томатной пастой намажут и кричат, что у них кровотечение открылось, то рисуют на ягодицах сердечки, пронзенные стрелой, то термометр в горячий чай опускают — я смотрю на термометр и машинально записываю температуру больного: сорок один градус, потом спохватываюсь, заставляю перемерять, но цифры приходится исправлять, врачи ругаются, думают, что я невнимательная…

— Сочувствую. Но если посмотреть на это с другой стороны, то это же хороший знак: раз больные шутят, значит, выздоравливают.

— Выздоравливают! — обиженно фыркнула девушка. — Они выздоравливают, а мне страдать? Нет, я не согласна! Лучше я совсем уволюсь!

— Ну, зачем такие крайности? — Дорохов вновь наклонился вперед, приблизившись к девушке и, улыбаясь, предложил: — А вы возьмите и тоже с ними пошутите!

— Как это? — опешила медсестра, услышав такой невозможный совет. — Ведь они больные…

— Вот, вот — боль-ны-е, — по слогам выразительно произнес Дорохов. — А чего больные боятся больше всего?

— Уколов и всяких там процедур неприятных… а еще боятся, что их задержат в больнице и не выпишут домой.

— Вот вы и вспомните, чего больше всего боятся ваши так называемые «шутники» и скажите им, что вы, мол, пожаловались главному врачу на их недостойное поведение, и врач назначил одному то-то, другому то-то, третьему то-то. Посмотрите, как у них вытянутся лица от испуга — сразу забудут про свои шутки.

— Спасибо! — вскочила с кресла обрадованная медсестра. — Огромное вам спасибо, дорогой товарищ посетитель, что надоумили! Ну, я теперь им покажу! Они у меня теперь шелковыми станут!

Девушка убежала, а Дорохов, глядя ей в след, вздохнул — да, изменила его женитьба: раньше он не вмешивался в чужие проблемы — просто не замечал их! Раньше — это когда стал работать в Разведывательном Управлении под началом Василия Ивановича, а до этого «раньше» он был совсем другим: его называли «Солнышком», потом «Солнцем» — от был сильным, добрым и справедливым и многим помогал… А сейчас он стал другим, только вот с Инной он опять становился сильным, добрым и справедливым и готов был решать все ее проблемы, и она называет его «Солнце мое»… Проблемы! Вот бы его проблемы так просто решались бы, как у этой девушки! «Чужую беду руками разведу!» А может, все свои проблемы он просто придумал? Вот сейчас пойдет к Инне и прямо спросит у нее о ее бывшем муже…

Подавляя в себе, желание отругать охранника, Дорохов решительно встал, расправил плечи и так же решительно пошел к палате, хорошо понимая, что полностью изолировать жену от посещений обеспокоенных родственников все равно не удастся — видимо, охранник причислил бывшего мужа Инны к родственникам и пропустил в палату. Акцентировать внимание охранника на оплошности Дорохов не стал — еще подумают, что это проявление ревности, а досужие разговоры ему не нужны.

Инна лежала в кровати и задумчиво смотрела в потолок, на звук открываемой двери она повернула голову.

— Привет, — произнес Дорохов и обычной радости в глазах жены не увидел. — Ты как себя чувствуешь?

— Нормально, — не очень уверенно произнесла «больная» и деланно улыбнулась.

— Что-то случилось? — попробовал Дорохов прояснить ситуацию, ожидая «чистосердечного признания».

— Да нет, я же говорю — все нормально.

Дорохов посмотрел на роскошный букет на тумбочке и недовольно сапнул.

— У тебя были гости?

— Да, Леонид приходил, — равнодушно сообщила Инна и даже не посмотрела в сторону принесенного букета. — Мама ему позвонила и просила меня навестить.

— Зачем?

— Чтобы я не скучала.

— А ты скучаешь?

— Нет.

— Тогда зачем он приходил?

Инна внимательно посмотрела на мужа и улыбнулась — ей приятно было, что он ревнует.

— «Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав!»

— Еще как прав! — садясь на стул, сварливо возразил Дорохов и мысленно укорил себя, что пришел без цветов — женщины цветы любят, а жене принято угождать. — Такие визиты только расстраивают больных.

— Я уже выздоравливающая, — капризничала Инна, чувствуя легкое головокружение от непривычного обилия мыслей и планов, связанных с визитом бывшего мужа. — Врач сказал, что через три-четыре дня меня выпишет. А знаешь, Ленечка…

Столько настороженного неприятия было во взгляде Дорохова, что Инна осеклась на полуслове — нет, она не скажет никому о том, где и при каких обстоятельствах встретил Леонид Георгия Ватутина. Вот выпишется из больницы, и сама все узнает — она понимала, что муж не одобрит ее идею только потому, что в ее основе лежит разговор с другим мужчиной.

— И что же твой Леонид?

— Леонид? Хвастался, как обычно: все то у него «в шоколаде», не то, что у других.

— Другие это кто?

— Другие это я. — Инна взяла мужа за руку и улыбнулась. — Не ворчи, Сереж, лучше расскажи, как у тебя дела.

— У нас все нормально, — Дорохов постарался забыть о неприятном визите — по крайней мере, на его жену этот визит не произвел никакого впечатления — так он подумал и успокоился. — Витек ходит в новую школу, Евгения Петровна встречает его из школы и готовит нам ужин.

— Да вы здорово устроились! — восхитилась Инна предприимчивости мужа. — Соседка ужины готовит, за ребенком присматривает — мне можно домой не спешить.

— Нет уж, ты давай поправляйся скорей — без тебя скучно.

— Представляю, как ты скучаешь на новенькой огромной кровати без меня, — улыбнулась Инна, намекая, что через три-четыре дня на этой новенькой кровати… — Скоро меня выпишут, и больше скучать я тебе не дам.

— Скорее бы… — Дорохов сделал вид, что намек не понял, но пересел к ней на кровать и взял ее руку в свои, поцеловал и вздохнул — сексом заниматься они будут не скоро. — На работу выходить даже не думай — будешь сидеть дома до полного выздоровления.

Инна опять согласилась, но, если бы Дорохов только знал, какой план зреет в голове выздоравливающей жены, то он бы не радовался ее скорой выписки, а оставил бы ее под надежной охраной в больнице до окончания расследования.

Через три дня Инну выписали из больницы…

Дорохов был на седьмом небе от счастья: купил цветы, торт, сам приготовил ужин и пользовался каждой «удобной минуткой», чтобы взять ее за руку, обнять, поцеловать и прошептать, что ужасно соскучился.

Витю же возвращение хозяйки не обрадовало: за неделю он привык к «свободной жизни» в мужской компании и менять что-то совсем не хотел. Раньше внимание Сергея Александровича было посвящено только ему, а сейчас он не сводил глаз с вернувшейся хозяйки квартиры. То, что Дорохов и Инна поженились, Витей не принималось в расчет — он дружил с Сергеем Александровичем, а дружба была намного важнее, чем какие-то там обнимашки и поцелуйчики с, в общем-то, совсем незнакомой теткой. Он сердился и ревновал, но ничего поделать не мог — указывать взрослым, как себя вести и что делать, Витя не мог, хорошо помня, чем заканчивались его просьбы о совместных прогулках и развлечениях: отец дарил ему подарок, уходил, и он оставался один в своей комнате. Здесь же, в этой квартире у него даже своей комнаты не было — он жил в "общей" гостиной.

— А ремонт в вашей квартире идет? — спрашивал он во время ужина, отвлекая внимание Дорохова от Инны.

— Идет.

— А когда закончится?

— Скоро.

— А там у меня своя комната будет?

— Будет.

— А сегодня играть в танки будем?

— Не, Вить, сегодня не будем.

— А завтра?

— Завтра посмотрим.

— Что, теперь совсем не будем играть?

— Ну, почему не будем, будем, только потом — Инна Павловна только из больницы домой вернулась, надо за ней поухаживать, чтобы скорее поправилась.

— И спать на диване вместе не будем?

— Спать точно не будем. Ты уже большой! Это первые дни тебе страшно было, а теперь ты уже привык…

— Инна Павловна здесь дольше привыкла…

Ревнуя внимание Дорохова, Витя попытался установить свои правила и настоять на своем, но Дорохов не поддался.

— Ты и в армию меня с собой возьмешь в кроватку, чтобы я твой сон охранял? Может, я за тебя еще и автомат носить буду?

Витя насупился и отрицательно покачал головой — автомат он и сам носить сможет, а вот играть допоздна в «танчики» похоже больше у них не получится: беззаботная вольная мужская жизнь с приходом жены Сергея Александровича закончилась.

Обиженный и разочарованный Витя пошел спать, а Инна и Дорохов еще какое-то время сидели за столом на кухне, рассказывали друг другу «новости», а потом закрылись в спальне.

Огромная, новая кровать занимала почти полкомнаты, не оставляя места для другой мебели. Дорохов, задевая то за один угол, то за другой, решил завтра же вынести все «лишнее» из спальни. И Инна, конечно, же согласилась, обнимая его за шею и целуя в губы. Но Дорохов на провокации жены не поддался, заниматься сексом с больной женой категорически отказался и даже пригрозил уйти спать к Витьку в другую комнату.