Когда я проснулась на следующее утро, унылое ничтожество Глухомань Виладж показалось мне еще более безрадостным и бездонным.
«Неужели каждая глава будет начинаться с очередного рассвета? Можно я хотя бы опущу еще один неуклюжий разговор за завтраком с Лохи?»
Мое сердце упало еще ниже, когда я раздвинула занавески и увидела клочья густого тумана, уныло ползущие по улице. Моя неуклюжесть в сочетании с ограниченной видимостью — это же почти идеальные предпосылки для катастрофы! Оставалось только надеяться, что я смогу прожить этот день, не потеряв достоинства и самоуважения, а также неплохо было бы обойтись без слишком большого числа жертв среди злополучного местного мирного населения.
Когда я спустилась на кухню, Лохи уже уехал. Я быстренько разогрела жаркое на завтрак, приготовила еду, погладила запасную рубашку Лохи, подмела и вымыла пол на кухне. К сожалению, у меня не было времени отдраить раковину и вычистить плиту, но ничего, это подождет до следующего раза. Я оставила Лохи записку, в которой подробно перечислила все свои добрые дела, чтобы он мог по достоинству оценить мои усилия — ведь он, бедняга, так стыдится, когда забывает поблагодарить меня как следует — и вышла.
Дорожка перед домом показалась мне несколько шире и пустыннее, чем обычно. Сначала я списала этот парадокс на проделки тумана, но потом мне открылась страшная истина: машина исчезла! Лохи первым взял ее и уехал на работу! Как он мог быть таким неблагодарным и нечутким после того, как я потратила столько сил, чтобы сделать его берлогу хоть немного пригодной для жилья?
Автобуса не было целую вечность. Когда он, наконец, подошел, то оказался набит до отказа визжащими и орущими школьниками, больно ранившими мое чувствительное сердце своей неотесанностью.
— А у вас нет отдельного автобуса для более продвинутых учеников? — поинтересовалась я у жирного, похожего на жабу водителя с чудовищно отталкивающим, покрытым бородавками лицом.
— Садись и заткнись, — парировал он, изо всех сил давя на газ, так что я едва не растянулась на полу автобуса. — Хочешь, чтобы нас куницы поймали?
Он громко выругался и с такой скоростью помчался по извилистой дороге, что я споткнулась и рухнула на ближайшее сиденье, прямо рядом с Чипом, который с надеждой улыбнулся мне.
— Привет, Бегги. Кажется, сегодня туманно.
— У меня есть глаза, Чип, но спасибо за то, что обратил мое внимание.
«О Боже, разговоры о погоде относятся к разряду диалогов для начинающих. Честно признаться, не такого уровня эрудиции я ждала от лучшей школы персонажей в Америке! И почему я такая необыкновенная? Это серьезно затрудняет общение с людьми».
Джастин Кейс наклонился ко мне с заднего сиденья.
— Салют, Бегги! Смотри — туман!
— Да здесь все время туман, — заметила Пайпер, закатывая глаза.
— Но с тех пор, как сюда переехала Бегги, это стало исключительно примечательным, — заметил Джастин. — Слушай, Бегги, давай после уроков поиграем в прятки в тумане?
Я открыла рот, чтобы откровенно сказать ему все, что я думаю о его милой (если не сказать — жалкой) попытке провести со мной время, однако мне помешал страшный удар, с которым наш автобус врезался в стену школы.
Водитель выскочил через разбитое окно и помчался по дороге, громко крича:
— Не поймаете-е-е-е!
Мы выбрались через смятую боковую дверь, дошли до школьного двора и поспешили на английский.
— Можем за обедом поиграть в беспризорников и карманников, — предложил Чип по дороге. — Команда Ловкого Плута[8] всегда выигрывает, но все равно весело. Мне бы очень хотелось хоть разок запустить руку в твой мягкий тесный карманчик, Бегги Мотт!
Я оставила без внимания это приглашение, уверенная в том, что на самом деле ребята вовсе не хотят брать меня в свою игру — какая им радость от общества умной, прелестной и задумчивой девушки, вроде меня? В любом случае, я слишком неповоротлива для забав, требующих физической активности, не говоря уже о том, что от возни обычно потеют, а это может испортить мою идеальную кожу.
Все утро я думала только о том, увижу ли снова Тэдди Килледи. Возможно, я лишь вообразила себе взаимопонимание, возникшее между нами в тот миг, когда он изверг на меня свой обед, но одно казалось несомненным — из всех здешних учеников только Тэдди был похож на меня своей чувствительностью и чуждостью всему остальному миру.
К счастью, пребывание в трансе позволило мне пропустить два урока, не тратясь на описания, и не успела я опомниться, как наступило время обеда.
Туман рассеялся, к большому разочарованию Чипа.
— Вечно они меняют погоду как раз тогда, когда мы собираемся повеселиться, — проныл он. — Не знаю, почему Комитет по охране здоровья и технике безопасности предъявляет к нам такие строгие требования?
— Дело не в комитете, — пояснила ему Ванда. — Просто у Степфорди проблемы с описанием динамичных действий. Слушай, Бегги, ты правда подстрелила кого-то из семейки Пэвенси[9] во время урока стрельбы из лука? — спросила она у меня.
— Не помню! — отрезала я. Вернувшись в прошлое, я вспомнила, что сегодня на физкультуре, в самом деле, было много крика и беготни, но поскольку в тот момент я пыталась найти точное определение цвета глаз Тэдди, эта суета прошла мимо меня. — Ты идешь сегодня на музыку?
— Я н-не могу, — слегка заикаясь, ответила Ванда. — Я… это… короче… Мне нужно сделать кое-какие дела по поручению папы!
Напрасно я надеялась, что смогу избежать встречи с невыносимой красотой Тэдди.
Когда я вошла в кабинет «Музыкального сопровождения», он был уже там. При виде меня он слегка рыгнул. Я дерзнула посмотреть ему в глаза. Остальная часть класса сразу расплылась, а музыка за кадром сменилась на плавный струнный свип. Когда воздух между нами стал потрескивать от напряжения и предчувствия, я поняла, что все-таки не ошиблась насчет нашего духовного родства.
Чип пощелкал пальцами у меня перед носом.
— Эй, очнись, Бегги! Ты уже пять минут с томлением смотришь на Тэдди Килледи.
Я и не думала, что прошло столько времени! Но что значит время, когда смотришь на Тэдди? Я уже чувствовала, что он становится центром моей вселенной. Наряду со мной, разумеется. Когда я снова подняла на него глаза, струны заиграли громче, пылинки заплясали в воздухе…
А потом учитель взял и выключил магнитофон.
— Музыка! — вскричал он. — Самый быстрый и дешевый путь к созданию настроения. Музыка играет огромную роль в кино — от пронзительного визга струн, создающего нужное напряжение, до «Аллилуйи», неизменно знаменующей смерть персонажа. Бегги, почему ты столбом стоишь посреди класса, пожирая глазами бледного ученика в цилиндре? Сядь на место.
Я села за парту рядом с Тэдди и немного поерзала, придвигаясь к нему поближе. Он с трудом заставил себя не поморщиться.
«Какой милый! Когда он не дуется, то становится не просто роскошным, а обольстительным, чарующим, феноменальным и изумительным (надеюсь, вы заметили, что я не зря вчера перед сном целых полчаса внимательно изучала словарь?)»
Я слегка наклонилась и, чтобы не упасть, вытянула руку, скользнув по бедру Тэдди. Я дотронулась до него! Он был именно такой, о каком я мечтала — твердый и жесткий… хотя это могли быть просто джинсы.
— Здрасти, — уныло сказал Тэдди.
— Привет! — ответила я, проклиная себя за отсутствие оригинальности. Но он все-таки заговорил со мной!
Он снял с головы цилиндр и покрутил его в руках.
— Я глубоко извиняюсь за то, что вчера утратил контроль над своей пищеварительной системой.
— Все нормально, — заверила я, подавив желание рассказать ему о том, что решила никогда не стирать этот счастливый свитер. — Если хочешь, можешь повторить в любое время.
— Надеюсь, в дальнейшем я сумею держать себя в руках, — любезно ответил он. Его речь меня просто завораживала, он говорил так официально и неестественно, словно никогда в жизни не слышал живого человеческого разговора и не представлял, как это делается.
Мистер Реминор откашлялся, и я приготовилась впитывать знания, как ни тяжело было мне оторвать глаза от прекрасного видения, сидевшего подле меня.
— Сегодня, дети, мы будем проходить мрачный подростковый рок, который очень часто и не менее надоедливо используется для передачи чувства одиночества. Сейчас я раздам вам подборку молодежных журналов и попрошу сделать следующее: определить группы, изображенные на обложке, и расположить их на шкале настроений в диапазоне от «просто тоска» до «венорезная депрессия». Все понятно?
Я вздохнула. Мы уже проходили это в Санни-тауне, как и все остальные предметы, которые мне могли бы здесь преподать. Даже незнакомые дисциплины я щелкала, как орешки, потому что дважды перечитала все книги в местной библиотеке. А чем еще мне было заниматься? Вы же не думаете, что я способна мучительно выстраивать отношения с девушками, которые думают только о мальчиках, и выслушивать их идиотские шуточки? О, какая это мука — быть на три головы выше всех своих сверстников, однако школьные учителя настолько тактичны, что никогда не ставят меня в неловкое положение, обращая внимание на это обстоятельство.
Нам раздали журналы. Я мельком взглянула на обложку.
— «Му Chemical Romance».
Тедди кивнул. Кажется, он был приятно удивлен моей осведомленностью.
— Следующая — «Muse». Думаю, эту группу следует отнести к категории «горестных завываний».
Затем я разобралась с «Fall out boy», записав их как «тревожное псевдо-глубокое нытье», Тэдди назвал «Рагатоге» «мелодичной горечью», а я закончила работу, опознав «The Cure». Это произвело на Тэдди впечатление.
— Кто бы мог подумать, что современная молодежь, вроде тебя, знакома с творчеством Роберта Смита!
— Вообще-то, я уже делала эту работу раньше, — покраснела я. — Но мне нравится «The Cure», а «Never Enough» — моя любимая песня. Она словно говорит со мной, понимаешь?
— Еще бы, — прошептал он. — Я не знал, что смогу найти в Глухомань Виладж человека, который способен на такие чувства. А что еще с тобой делает музыка?
Все понятно, я его нисколько не интересовала. Он просто старался быть вежливым. Ну что ж, в таком случае лучше перевести разговор в сухое официальное русло.
— Я переехала сюда только из карьерных соображений. Я не собираюсь ни в кого влюбляться — разве что случится нечто экстраординарное, и я повстречаю свою неумирающую любовь за партой в кабинете музыки. Как ты думаешь, такое возможно?
Я наклонилась к нему и слегка похлопала ресницами: я несколько раз видела, как героини проделывали такое в кино, и сумела заметить, что это обычно производило нужный эффект.
— Вряд ли, — ответил Тэдди. — Особенно насчет неумирающей любви, потому что живых мертвецов, к моему глубочайшему сожалению, все-таки не бывает. Ха. Ха-ха.
Его резкий и изворотливый ответ подсказал мне: Тэдди что-то скрывает, но в то же время я уже не сомневалась в том, что он видит во мне то, чего не способны увидеть все остальные: глубокую, интересную личность, совсем не случайно выбранную на роль повествовательницы.
Я посмотрела ему в глаза. Мне казалось, вчера они были черными, но сегодня они сияли всеми цветами радуги, как два бешено вращавшихся калейдоскопа.
— Ах, Тэдди, — начала я, приготовившись рассказать ему о том, какие эксцентричные фантазии пробуждают во мне его брутально зачесанные волосы, и какие чудеса мы сможем сотворить втроем — только он, я и баночка «Брилкрема», но тут он вдруг вскочил из-за парты.
— Я должен идти — запах твоей крови становится просто невыносимым! — изверг из себя он.
— Мой крови?
— Прости, не крови, я хотел сказать… ну, ручки! — с мукой бросил он, выбегая из класса. (Он бежал так быстро, что выделенный бюджет на спецэффекты не позволил мне его догнать, поэтому моя попытка оказалась плачевной.)
Я бросилась за Тэдди, но только расшвыряла кипу журналов и ударила Руди ван Уормер в затылок.
— Ой, спасибо, Бегги! — просиял он сквозь слезы.
Я не удостоила его ответом. Могла ли я представить, что мы с Тэдди так быстро достигнем такой степени интимности? Неужели он, действительно, «извергся»? Кажется, этим словом не пользуются с конца пятидесятых. Но Тэдди во многом на удивление старомоден.
Что я сделала? Почему он так рассердился? Что во мне заставляет его блевать и убегать? Может, собственное неземное совершенство не позволяет ему пустить в свою жизнь тех, кто не удовлетворяет его высоким стандартам? У нас с ним не было будущего.
Я бросила в рюкзак декоративную эластичную ленту, которую уже успела рассеянно свернуть в форму обручального кольца, и решила окончательно и бесповоротно выбросить Тэдди из головы.
Следующим урокам у нас была презентация старшеклассников, специализировавшихся на «Спонтанных музыкальных шаблонах».
Мы пошли в актовый зал и расселись. Я поискала глазами магнит всей моей жизни (полностью забыв о решении, принятом в предыдущем абзаце, поскольку Тэдди был слишком притягателен, чтобы я могла его игнорировать) и увидела его на верхней галерее, где он стоял рядом с сестрой и братом.
Наши глаза встретились. Время замедлило свой бег. Откуда-то из ниоткуда заиграла музыка…
— Представление начинается! — пихнула меня Кристина.
На сцене стоял молодой человек приятной наружности.
— Привет всем. Меня зовут Трей МакБленд. Я солист группы «Пылкие пуритане», и мы хотим исполнить для вас песню, которая, как мы надеемся, ответит на некоторые вопросы, которые вы задаете себе в последнее время, совершая неизбежный переход от детства к взрослости. Пестики-тычинки, птички-пчелки, и все такое.
— В Глухомань Виладж не бывает пчел, тут слишком холодно, — сконфуженно прошептала Кристина.
— Правильно, — воскликнул Трей в наступившей тишине. — Давайте, пуританцы!
Хор выстроился за его спиной, и солист заливисто затянул в микрофон:
Ваша жизнь приобретает страшную стремительность,
Появляется на теле новая растительность.
Здесь растет, там набухает,
Перемены вас пугают
О свиданиях мыслишки посещают?
Остановись — ты чуешь жуткий смрад?
Дорожка эта приводит прямо в ад!
Хорошенькая брюнетка выскочила на сцену рядом с Треем.
Кристина возбужденно схватила меня за руку.
— Это же поющая суперзвезда Вайнона Аризона! О, мой Бог!
Суперзвезда Вайнона Аризона показалась мне смутно знакомой.
— Слушай, а разве это не Ванда Мэншенел, только в парике?
— Что ты несешь? Ванда же блондинка, а Вайнона — темная шатенка!
— Я знаю, поэтому я и сказала «в парике», но…
— Помолчи, Бегги, — насупилась Кристина, — я из-за тебя все прослушаю!
Кондомы — это мерзость,
Таблетки — это грех,
Аборт — это убийство,
Но выход есть для всех!
— Какой, Трей? — жеманно усмехнулась Вайнона.
— Очень простой, Вайнона, — просиял Трей, а остальные Пуритане хором пропели:
Пароль — «созревание»? Отзыв — «воздержание»!
Трей сделал сальто назад через огромный надувной фаллос, который держали в руках члены группы, и продолжил петь:
Сердечко запросило радостей земных?
Но адские топки горят без выходных!
Лучше пар спустить, за нами повторить:
Пароль — «созревание»? Отзыв — «воздержание»!
Хор поспешно накрыл фаллос белой простыней и принялся вертеть в воздухе серебристыми кольцами.
Грязные шлюхи занимаются этим,
Содомиты-извращенцы развлекаются дуэтом,
Но ты уже взрослый, поэтому поверь —
Они себе к спасению давно закрыли дверь!
Эй, не смотри на них, не дай себе споткнуться —
Эти ребятки уже не спасутся!
Не дрейфь, детка, шагай прямей —
К спасению ведет одна лишь только дверь!
Поэтому если не хочешь пропасть —
А ты ведь не хочешь — правда? — пропасть?
С нами вместе давай повторять:
Пароль — «созревание»? Отзыв — «воздержание»!
Трей МакБленд снова сделал сальто назад, а хор, соорудив пирамиду с Вайноной на вершине, радостно замахал руками.
С головы суперзвезды соскользнул парик и из-под него показались пряди светлых волос. Тут я спохватилась, что почти целую страницу никто не обращает на меня никакого внимания, и посмотрела на Чипа, который тут же свалился в обморок от счастья.
— Есть вопросы? — спросил Трей.
Пайпер подняла руку.
— Что такое «свидание»?
Этот вопрос поставил Трея в тупик.
— Как бы тебе сказать… Это, в общем, когда парень и девушка нравятся друг другу и проводят наедине больше времени, чем с друзьями…
— Как Джек и Бобби?[10] — уточнила Пайпер.
— Да, полагаю, именно так…
— Даже если они брат и сестра?
— Ну, знаешь, — нахмурился Трей. — Скажи, есть мальчик, который тебе особенно нравится?
— Да, мне нравится Чип, но ему нравится Бегги. Всем мальчикам нравится Бегги. Это странно, потому что только после того, как она появилась в нашем городе, мы все вдруг начали интересоваться девочками и мальчиками, хотя уже сто лет друг друга знаем, и предполагается, что нам всем по семнадцать лет.
Я вздохнула, поймав на себе злобный взгляд Пайпер. Разве я виновата, что нравлюсь парням больше, чем она и все остальные девушки? Я их вовсе не поощряю, разве что тем, что бледна, уныла и интересна.
— Есть еще вопросы? — с плохо скрытым отчаянием спросил Трей.
Руди поднял руку.
— Что такое фаллос?
— Ладно! — вскричал Трей. — Кажется, мы свое дело сделали!
После этого «Пылкие пуритане» начали торопливо собирать свой реквизит, а мы поплелись к выходу из зала.
— Это было очень вдохновляюще, — заметил Джастин, поравнявшись со мной, и я бросилась вниз по ступенькам, чтобы поскорее отделаться от него.
Спустившись, я задрала голову и посмотрела наверх.
Тэдди стоял на балконе, испепеляя меня ненавидящим взглядом. Я мгновенно растворилась в сумраке его глаз…
— Бегги, осторожно!
Я обернулась — «Пылкие пуритане» пытались вынести бутафорский фаллос из дверей зала, но один из певцов оступился на лестнице. Я оцепенела, когда огромный член ринулся вперед. Ничто не могло спасти меня от его эрегированной ярости. Он обрушился на меня, опрокинув навзничь. Я с размаху ударилась головой о бетон, но при этом мне вдруг стало необыкновенно тепло под этой длинной резиновой твердостью. Тепло и приятно — и какой-то звон в теле и даже…
Послышался хлопок и шипение, а потом надо мной появилось лицо Тэдди.
— Бегги?
— Ты спас мне жизнь, — пролепетала я, когда фаллос сдулся и исчез с моего тела, посеяв во мне странное чувство утраты. — Постой… Но ведь ты был на галерее! Как ты мог так быстро очутиться здесь? И почему у тебя такие большие зубы?
— Мет, — промямлил Тэдди, закрывая рот ладонью. — Я не был на балконе. Наверное, тебя контузило. Или у тебя бред. Или ты спятила, я слышал, такое случается в романах, от избытка эмоций.
— Но…
— Помолчи, может, ты ранена, — приказал Тэдди. — Я отнесу тебя к своему отцу. Он поможет.
Он легко подхватил меня на руки. Руки у него были сильные, жесткие, холодные… и все-таки я чувствовала себя в безопасности. Слегка подавшись вперед, я приоткрыла губы, но Тэдди безучастно пронесся сквозь толпу обеспокоенных парней, столпившихся вокруг меня, чтобы убедиться, не сильно ли я пострадала, и понес меня в свою машину. Там он бережно опустил меня на сиденье и потянулся за ремнем безопасности.
— Вообще-то я и сама могу пристегнуться.
— Бегги, ты не можешь пройти двух шагов по улице, чтобы тебя не пришибло насмерть огромным резиновым членом. Так что помолчи и позволь мне взять ситуацию в свои руки.
В его голосе было столько презрения, что я не смогла этого стерпеть. Вообще-то главной героиней этой книги была я, значит, он сам должен придумать, как найти во мне бездны очарования, которые видят все остальные!
— Если ты меня терпеть не можешь, зачем же ты меня спасал?
— Не знаю. Мне жаль, что так случилось.
— Ты бы хотел увидеть меня мертвой?
— Да! Нет! Ты плохо на меня действуешь, Бегги, находясь рядом с тобой я чувствую странное волнение в штанах — то есть, в сердце — и я не знаю, что это значит!
Даже его сбивчивое пустословие было очаровательно. Его губы плотно сжались, каждый дюйм его тела стал суровым и неуступчивым.
Он вел машину, не говоря ни слова, и я решила не провоцировать его на очередную гневную отповедь, поэтому всю дорогу смотрела на его мужественную грудь, бледную кожу цвета тальковой пудры, тонкие кончики острых зубов на губах…
Как я и ожидала, Лохи уже ждал меня в мясной лавке.
Какая типичная бесцеремонность — прослышав о случившемся со мной несчастье, мой папочка тут же бросил все свои дела, чтобы эгоистично погреться в лучах моей славы! Он забрал меня у Тэдди и бегом внес в магазин.
— Один твой фирменный стейк, и она будет в порядке, — крикнул он Джозефу Килледи, который рассеянно облизывал одну из висевших на крюках туш.
— Конечно, мистер Мотт, — отозвался Джозеф Килледи, стирая кровь со своего изящно очерченного рта. — А это, должно быть, малышка Бегги?
— Боже мой, вы что, не читали памятку? Да, я Бегги. Придурок!
— Ты заводишь моего парнишку, — искренне признался Джозеф. — С тех пор, как ты тут появилась, он все свое время проводит в лавке, делает одну партию фирменных сосисок за другой!
— Что, черт побери, это такое — «фирменные сосиски»?
— Ах, Бегги, это наш старый английский семейный рецепт. Значит, берешь немного кожи, пропитываешь ее кровью, впиваешься в нее зубами и сосешь, пока… Короче, мой Тэдди делает свои фирменные сосиски только тогда, когда что-нибудь задумает. Мне кажется, ты уже стала для него важнее всего в жизни. Вообще-то мы все рады, что ты приехала в Глухомань Виладж — его хандра приятно щекочет нам нервы.
— Ну да, — сказала я. Предположения мясника входили в противоречие с биполярным отношением Тэдди ко мне, поэтому не стоили внимания. — Жаль, что я не умерла.
— Возможно, — начал было Джозеф, но тут, как обычно, в разговор вмешался Лохи.
— Эй, Бегги! Наш Джозеф мог бы разделывать животных в любом уголке США. Так что мы должны сказать ему спасибо за то, что он решил привезти свой опыт и огромную коллекцию мясницких ножей в наш тихий дождливый городок. Постарайся быть повежливее.
— Все в порядке, — сказал Джозеф, передавая Лохи сверток и рассеянно хватая еще один стейк. — Разве я не понимаю, — снова заговорил он, жуя сырое мясо, — что бедняжка Бегги просто умаялась от чувства собственной исключительности и плохо контролируемого сексуального вожделения? У нее был долгий день, так что не будем осуждать девочку за то, что она немного не в себе.
Он был прав. Когда мы вернулись домой, я сразу же отправилась в постель. Я была уверена, что буду плохо спать, и когда закрыла глаза, на меня сразу же нахлынули воспоминания.
«Лицо Тэдди было так близко, его мраморное тело туго вонзалась в меня…»
Но тут Степфордия напомнила мне, что я серьезно выхожу за рамки категории PG-13,[11] поэтому пришлось поставить точку и провалиться в сон.