Шесть лет воскресает утрами мама
В дядюшкином лице, когда он говорит,
Что да, мол, он выпил бы чашечку чая.
Я вижу перед собою матушкино лицо
Под дядиной плешью. Ее пухлые руки,
Дрожащие чуть заметней, чем шесть лет назад,
Негромко постукивают его чашкой по блюдцу.
Восьмидесятилетние, живые и любящие —
Все те же: непостижимые, живые и любящие.
Дядюшка, возрождающий то, что ушло,
Пока его клетки пытаются возродиться,
И воздух, снабжающий легкие кислородом,
Вынужденный к тому же еще и звучать,
Исподволь пробуждают уснувший ландшафт:
Ясное небо и дымные трубы,
Бессмертие смертных, радостный ад
И светлые гимны над чернью пашен, —
Наследие памяти,
сокровище языка,
Бесследно меркнущее при свете дня:
Баснословная рыба — раз в жизни поймаешь,
У поверхности, выдохлась, глаз как стекло,
Но леска тонюсенька и почти перетерлась…
В любое мгновение — резкий рывок —
И все утонет в темном потоке…