Новый дневник грабителя

Глава 1 Завсегдатаи заведения

В одном королевстве, не очень далеком, жила-была досужая старуха, которая днями напролет только и делала, что прижимала свой любопытный нос к кухонному окошку. И вот как-то раз увидала то, чего видеть ей не следовало. Представляете, как она переполошилась?

— Ох! Ах! — причитает бдительная старушка, схватив трубку и набирая единственный «быстрый» номер, занесенный в память телефона. — Алло, полиция? — трясется от возбуждения она. — Приезжайте скорее, какие-то люди грабят магазин через дорогу от моего дома!

Диспетчер на другом конце провода — работник опытный, поэтому он просит взволнованную престарелую даму еще раз выглянуть в окно и убедиться, что перед ней не пластиковый пакет, который зацепился за дерево.

— Нет, нет, это мужчины, у них еще фургон, — настаивает она.

Сержант со вздохом откладывает в сторону свой сандвич с курицей и ветчиной и начинает шарить по столу в поисках ручки.

— Будьте любезны, мадам, назовите свою фамилию и адрес.

— Меня зовут Элис Спрингер. Дом номер… постойте, кажется, они уезжают! — Старая клюшка хватается за сердце, глядя, как красные огоньки фургона растворяются во мраке. — Ах, поздно… Вы ведь все равно приедете?

Сержант задумчиво смотрит на недоеденный сандвич и прикидывает: если старуха живет рядом с каким-то магазином, он сможет одним выстрелом убить двух зайцев — вышлет на место наряд и попросит заодно привезти ему большую бутылку «Люкозейда».

— Ваш адрес, мэм?

Проходит двенадцать часов. Сержант Атуэлл бьется над трудным словом в кроссворде. Название африканской страны, вторая «е». На память Атуэллу приходит лишь Бенгалия, однако он не уверен, что это государство (государство ли?) находится в Африке и вообще существует на карте, а кроме того, мешает лишняя буква, поэтому сержант топает в «обезьянник», чтобы обратиться к поддержке великих умов, томящихся в заточении на данный момент.

— Спишь, нет? — через форточку спрашивает он участника под номером один.

— Что? Адвокат приехал? — без энтузиазма отзывается тот.

— Нет еще. Не знаешь случайно, столицей какой африканской страны является Дакар?

Участник номер один погружается в размышления, затем выдает:

— Я буду говорить только в присутствии адвоката. Атуэлл захлопывает форточку и направляется к соседней камере, попытать счастья с участником номер два, который оказывается моим знакомым и от которого, собственно, я узнал эту историю.

— Эй, Роланд, в какой африканской стране столица — Дакар? Мне для кроссворда надо.

Роланд подходит к двери и выглядывает в форточку.

— Сколько букв?

— Семь.

— Есть отгаданные?

— Да. Пропуск, потом «е», пропуск, пропуск, пропуск, пропуск, пропуск, — сообщает Атуэлл.

Роланд безуспешно пытается выстроить эту комбинацию в мозгу, сержант приходит ему на помощь и подносит газету к форточке.

— Гм, не знаю, зато тринадцать по вертикали — «кот»!

— Не подсказывай! С легкими словами я без тебя разберусь. — Недовольный Атуэлл убирает газету. — Так в какой стране этот Дакар, знаешь, нет?

— Дайте-ка взглянуть еще разок.

Атуэлл вновь подносит лист с кроссвордом к форточке.

— Египет? — высказывает догадку Роланд.

Сержант сердито захлопывает форточку прямо перед его носом.

— Болван!

С этого места по сценарию появляюсь я. Мы с Олли сидим в кабинете Соболя. Входит Атуэлл.

— Привет, Бекс! Как всегда, лучшие апартаменты? — острит он.

— Боже, опять этот цирк. Можно хоть раз арестовать нас по-человечески, без кривляний?

— Кое-кто сегодня не в духе, верно? — не унимается Атуэлл, словно наседка, которая кудахчет до тех пор, пока не снесет яйцо.

— Интересно, с чего бы?

— Простите, вы, наверное, просили забронировать номер заранее, но в это время года у нас всегда столько хлопот! — продолжает блистать остроумием Атуэлл.

— Готов поспорить, сержант, ваших соседей уже тошнит от того, что за стенкой круглыми сутками орет «Смеющийся полицейский».

Атуэлл ухмыляется, довольный тем, что сумел меня разозлить. Чтобы не доставлять ему радости, я переключаю мозг на нейтралку и расслабляюсь.

— Том? — обращается он к Соболю и раскрывает журнал задержаний.

— Двое по подозрению в ночной краже со взломом. В момент ареста оба подозреваемых находились дома, каких-либо показаний не дали — во всяком случае, ничего такого, что стоило бы повторить при бабуле.

— Ваша бабушка промышляет воровством? — изумляется Олли.

— Распихай их по камерам, пока я освобожу комнату для допросов, — сухо произносит Соболь и удаляется, чтобы провести несколько драгоценных минут в обществе кофейного автомата.

— О’кей, парни, порядок вы знаете. Ремни и содержимое карманов — на стол, — командует Атуэлл. — Кстати, Олли, не знаешь, Дакар — столица какой страны в Африке?

Олли непонимающе глядит на него.

— Откуда мне знать?

Сержант сокрушенно качает головой и отодвигает газету на край стола. В этот момент Олли вдруг приходит на ум кое-какая мысль:

— Почему вы задали этот вопрос мне, а не ему? Атуэлл переводит взгляд с моей белой физиономии на темное лицо Олли.

— Просто так, — тихо отвечает он. — Нет, правда, я думал…

— Что именно вы думали?

— Ничего. Ну, только… — бессвязно бормочет Атуэлл, ругая себя за беспечность, с которой заплыл в опасные воды.

— Что «только»? — давит Олли.

И хотя видеть Атуэлла припертым к стенке жутко приятно, тем не менее делать последнего идиота из человека, в чьем ведении находится отопление наших камер, по крайней мере неразумно. Я перехватываю инициативу у Олли:

— Он просто подумал, что ты хорошо разбираешься в географии, — говорю я ему, затем просвещаю Атуэлла, информируя его о том, что Дакар — столица Сенегала.

— О, спасибо!

Атуэлл торопливо вписывает буквы, радуясь, что справился с заданием из кроссворда, не потеряв свои нашивки.

Чуть дальше по коридору, сразу за кофейным автоматом, Чарли Тейлор сидит в комнате для допросов напротив констебля Беннета и стыдливо прячет глаза. Чарли пытается оправдать редкий случай «ошибочного решения», однако на Беннета его сконфуженный вид не действует.

— …вот и всё. Тридцать штук за бассейн! Я понятия не имел, что они так дорого стоят, на меня прямо как затмение нашло, — объясняет Чарли.

— Понятно, — скучающим тоном отвечает Беннет. Все это он уже слышал.

— Кроме того, мне эта ерунда вообще не нужна, но я ведь не мог отказать жене, так что пришлось срочно искать деньги.

— Безвыходное положение? — подсказывает Беннет.

— Вот именно! В крайней беде — крайние меры. Конечно, это не оправдание, и гордиться тут нечем, просто факты… — печально вздыхает Чарли, не смея поднять глаз на копилку для сбора пожертвований в пользу инвалидов. Пластмассовая статуэтка девочки — копилка благотворительного общества «Сфера» — чинно расположилась на соседнем от Беннета стуле.

Констебль тоже бросает взгляд на копилку, потом перегибается через стол к Чарли.

— Ты поэтому взялся защищать Норриса?

— Нужда заставила, — грустно кивает Чарли.

Норрис, которому надоел этот спектакль, решается подать голос:

— Можно сказать?

Беннет закатывает глаза: ну почему из всех негодяев этого города ему достался самый тупой?

— Валяй, — неохотно разрешает он.

— Я ничего не брал, честно-пречестно, ничего!

— Мой подзащитный утверждает, что он ничего не брал, честно-пречестно, ничего, — повторяет Чарли, прибавив словосочетание «мой подзащитный», дабы Норрис прочувствовал всю полноту бесплатной юридической помощи.

— Украденная вещь была обнаружена в машине вашего подзащитного, — отмечает Беннет.

— Значит, мне ее подбросили, потому что я ничего не брал, — говорит Норрис.

Беннет утомленно откидывается на спинку стула. Сколько можно тянуть канитель? У любого другого подозреваемого хватило бы здравого смысла признать вину и облегчить жизнь нормальным людям.

— Норрис, зачем кому-то подбрасывать тебе в машину ворованную копилку? — спрашивает Беннет.

— Не знаю. В этом городе каждый готов меня подставить, правда, Чарли?

— У моего подзащитного на самом деле исключительно много недоброжелателей. Вполне вероятно, ему подбросили краденое из чувства мести, — подтверждает Чарли, потом выпячивает нижнюю губу и пожимает плечами: — Кто его знает?

— Чарли, твой клиент уже трижды попадался на краже копилок для сбора пожертвований. Кроме того, сегодня он купил семьдесят восемь лотерейных билетов и расплатился за них мелочью, — чуть не плачет Беннет.

— Я выиграл эти деньги в автоматах, честное слово! — упирается Норрис. — Клянусь родной мамочкой!

— Родная мамочка тебя и сдала, — вскользь упоминает Беннет.

— Да? Вот доносчица хренова! Давно подозревал, что она хочет от меня избавиться, — пыхтит Норрис, однако сразу затыкается, как только Соболь, коротко постучав, просовывает в дверь свою заостренную лисью морду.

— Перерыв в допросе. Привет, сержант, — приветствует Беннет Соболя.

— Привет, — отзывается он, потом замечает Норриса: — Опять этот, что ли?

— Я ничего не брал, честно-пречестно, — повторяет Норрис для опоздавших.

— Вы еще долго? — спрашивает Соболь у Беннета. — У меня двое на очереди.

— Понятия не имею. Даже поесть некогда, — сетует тот. — Пирожков с мясом не осталось?

— Я только что забрал последний, — говорит Соболь. Норрис видит свой шанс вбить клин и жалуется Соболю, что Беннет хочет упечь его за решетку.

— Брось, Норрис, я уже выключил диктофон, — говорит Беннет.

Соболь делает еще шаг вперед.

— Между прочим, Чарли, те двое, что дожидаются очереди, тоже твои подопечные, Бекс и Олли.

— Вот как? — Наш адвокат оживляется и проверяет папку: достаточно ли бланков он взял? — Превосходно! Этого хватит, чтобы оплатить подогрев бассейна еще на несколько дней.

— Да, неплохо, — подтверждает Соболь, окидывая Чарли внимательным взглядом: ручная отделочная строчка на лацканах пиджака, шелковый платок в кармашке, идеально ухоженные пальцы, которые уже нацелили авторучку с золотым пером на свежие бланки. — Приятно сознавать, что творишь добро, — вполголоса произносит он себе под нос.

Помнится, я говорил вам, что Олли — темнокожий, однако это не совсем верно. Если быть точным, физиономия у него едва ли темнее моей, но ведь в наше время значение имеет не то какого цвета кожа у человека, а то, как он с этим живет. Признаюсь, в детстве, когда мы с Олли познакомились, я даже не подозревал, что он черный. Более того, еще несколько месяцев, заваливаясь к нему после школы (а нередко и вместо нее), чтобы поиграть в «Монополию» или составить на доске для скраббла непристойные слова, я был уверен, что отец Олли держит в доме черную служанку, ну, типа как в старых мультиках про Тома и Джерри. Откуда мне было знать, что это мамаша Олли? Тем не менее цвет кожи стал для него подарком судьбы, и мой приятель научился использовать его на всю катушку практически в любой ситуации. Большую часть времени Олли — белее самого белого из белых, но стоит затолкать его в тюремную камеру или сказать, что он не влезет в автобус, потому что автобус переполнен, и вы тут же увидите, каким станет его лицо. Норрис называет Олли хамелеоном, и как ни противно мне соглашаться с ним в чем бы то ни было, здесь он прав. Мой друг действительно наделен способностью чернеть на глазах, и именно этот гневный оттенок приобретает его кожа, когда Атуэлл ведет нас в камеру.

— Я родился в Рединге, откуда мне знать, где этот Дакар? Узаконенный расизм, вот как это называется. Необоснованные предположения насчет меня, только потому что я черный, — бушует Олли по пути в камеру. — Не надо считать, что все мы пляшем в варьете или жарим священников! Это дискриминация чистой воды! Вся система насквозь ею пропитана.

Атуэлл открывает дверь камеры номер четыре и приглашает меня внутрь. Заходя, я подмигиваю ему. Сержант недовольно хмурится и захлопывает за мной дверь. Тем временем Олли продолжает грубить, борясь за свои гражданские свободы.

— Я вообще не должен тут находиться! Меня и арестовали-то из-за того, что я черный! Будь я белым… — Олли вдруг умолкает, и я невольно задаюсь вопросом, не удавился ли он, часом, однако затем вновь слышу приятеля: — Договорились, братишка?

— Заходи и помалкивай, — отзывается Соболь. Густой, хрипловатый голос сержанта с характерными карибскими интонациями лишен всякого сострадания к Олли и его тяжелой участи.

Дверь с лязгом закрывается.

— Из Рединга… — устало вздыхает Атуэлл.

Глава 2 В соседних камерах

Проведя в камере всего несколько минут, я вдруг понимаю, что сегодня вечером не попаду домой и пропущу передачу, которую ждал всю неделю. Согласитесь, обидно, когда просто забываешь, что собирался посмотреть стоящую программу, а уж если ты прекрасно про нее помнишь и времени у тебя навалом, но вот не судьба — это просто нож по сердцу. Немного похоже на ситуацию, когда стоишь в очереди у банкомата и видишь, как от остановки отъезжает последний на сегодня автобус. Или того хлеще, из окошка этого самого автобуса замечаешь, что какой-то растяпа удаляется от банкомата, забыв забрать свои деньги. Бывало у меня и такое. Хотя, знаете, на этот случай, наверное, и придумана кнопка экстренного останова.

Я подхожу к двери и кричу Олли, который сидит в камере напротив:

— Эй, Ол, ты поставил таймер на запись «Вечера с Тревором Макдональдом»? Сегодня будет сюжет о грабителях.

— Нет, забыл. А когда показывают? — кричит он в ответ. Я беру короткую паузу, чтобы подумать, идиотничает мой друг или нет, потом напоминаю:

— Сегодня.

— Тогда точно забыл. Вот так всегда: полгода обсасывают темы про матерей-одиночек и службу здравоохранения, потом в кои-то веки выстреливает интересная тема, а нас обоих нет дома.

Меня осеняет: еще не все потеряно! Я спрашиваю у Олли, может ли Белинда записать передачу.,

— В принципе может, если я ей об этом скажу, только, извини, ее сейчас рядом со мной нет, — кривляется этот гороховый шут.

— Знаю, что нет, осел! Ты забыл, что у каждого из нас есть право на телефонный звонок? Я наберу Чарли, а ты позвони Белинде и попроси записать программу.

Олли кричит, что не против, и в этот момент к нам присоединяется третий собеседник:

— Ол, старина, это ты?

— Кто это?

— Это я, Роланд.

— Привет, Ролло, как дела? — подаю голос я.

— Да нормально, не жалуюсь. Забавно, что мы тут встретились, Ол, ведь…

Неожиданно в разговор вклинивается еще один, гораздо менее приятный голос:

— Что за треп? — Атуэлл проходит мимо камер и сердито стучит кулаком в двери.

— Мы просто болтаем, — объясняю я.

Железная форточка распахивается, Атуэлл сверлит меня своими маленькими глазками-буравчиками.

— А ну, прекращайте. Вас слышно на другом конце коридора.

— Тогда посадите нас в одну камеру, мы все — хорошие приятели, — предлагает Олли.

— Тебе тут что, реалити-шоу? — фыркает Атуэлл.

— Скучно же поодиночке, — жалуется Олли.

— Сколько ты провел в камере, пару минут? Тоже мне, Нельсон Мандела нашелся, — опрометчиво шутит Атуэлл.

— Что вы имеете в виду? — взвивается Олли.

На моем лице расцветает довольная улыбка: Атуэлл сообразил, что ляпнул не то, и теперь лихорадочно пытается поправить положение, как будто на кон поставлена вся его карьера.

— Да нет, не подумай ничего такого. Я просто хотел сказать, что Мандела много лет провел в тюрьме.

— Между прочим, он еще и бывший президент ЮАР. А вы его вспоминаете только как заключенного с тридцатилетним сроком отсидки. Интересно, почему так получается? — вслух размышляет Олли.

Между тем Мэл заходит в участок и жмет на кнопку звонка «Для вызова сотрудника». Соболь высовывает голову из-за двери, чтобы поглядеть, кто это палит электричество. Увидев мою подругу, он хмурится.

— Привет, Мэл. Чем могу служить? — осведомляется он, словно не имеет понятия, зачем она пришла.

— Мне полкило яблок, пожалуйста, — отвечает Мэл в том же духе.

— Откуда ты узнала, что Бекс арестован?

— Я же работаю в офисе у Чарли. Он прислал эсэмэску. Какие предъявлены обвинения?

— Никакие. Бекс просто помогает нам в расследовании, — широко улыбается Соболь.

— Он вообще очень сознательный гражданин. Удивляюсь, как это еще мэр не вручил ему медаль! Недели не проходит, чтобы Бекс вам в чем-нибудь не помог.

— И не говори, прямо столп общества, — соглашается Соболь.

— Я могу с ним увидеться?

— Ну конечно… — губы Соболя растягиваются в улыбке, — …нет.

Мэл строит недовольную гримасу.

— В таком случае можно поговорить с Чарли?

— Разумеется, если у тебя есть номер его мобильного, — энергично кивает Соболь. — Просто поразительно, до чего дошел прогресс в наши дни.

Последняя фраза выводит Мэл из себя. Моя подруга на секунду опускает маску любезности.

— Вам же нравится, да? По-вашему, это игра? А я говорю, нет! Это наши жизни, черт побери, и не смейте ими играть!

Как ни странно, Соболь действительно не любит Мэл, возможно, даже больше, чем меня, и, пожалуй, я могу его понять. Между мной и Соболем существует что-то вроде игры: последние несколько лет мы провели по разные стороны баррикад, то есть глядя друг на дружку через стол в кабинете следователя. Не подумайте, что я оправдываюсь. Как раз наоборот: я прекрасно сознаю, чем занимаюсь, и что ждет меня в случае провала. Скорее всего мне это совсем не понравится. Скорее всего я сделаю все возможное, чтобы выкрутиться, но, даже если окажусь в каталажке, не стану питать злобы к Соболю, потому что винить в случившемся мне будет некого — только себя (или, что гораздо вероятней, Олли). В то же время я, мягко говоря, сильно разозлюсь, если этот стервец в полицейской форме напичкает мою берлогу вещдоками из своего сейфа, а потом постучится в дверь вместе с дюжиной коллег, однако и это тоже неотъемлемая часть игры, которую мы ведем по доброй воле.

С нашими подружками (Соболь предпочитает называть их шлюшками) все обстоит иначе. Вступаясь за нас, они, как правило, склонны к бурным проявлениям праведного гнева, хотя мы в полной мере заслуживаем то, что получаем. Именно эта слепая преданность больше всего щекочет ноздри Соболю, ведь он отлично понимает, что Мэл — далеко не поклонница жанра и, в том, что касается лично ее, ведет честную и порядочную жизнь. Соболь на дух не выносит этого лицемерия и брезгливо морщится всякий раз, когда Мэл представляет для меня какое-нибудь сомнительное алиби: ведь окажись на моем месте любой другой, она первая позвонила бы в фонд по борьбе с преступностью.

Думаю, эта внутренняя ожесточенность Соболя связана с уходом жены, которая променяла его, ревнителя закона и честного служаку, на сладкоречивого торговца подержанными автомобилями (а заодно и травкой) и пятикомнатную виллу в Португалии. Непонятно, почему Соболь никогда не относился к ее поступку с юмором — например, мы с ребятами пришли к единодушному мнению, что все это дико смешно. Пожалуй, спрошу у него в следующий раз. Мы не болтали на эту тему уже несколько недель, так что, наверное, не лишне будет напомнить.

Соболь подается вперед и в упор смотрит на Мэл:

— Тебя послушать, так это я граблю по ночам магазины.

— Ну, раз это не вы, значит, Бекс. Прекрасно, Холмс! Еще одно дело раскрыто. И как раз к ужину, — язвит Мэл.

Соболь напрягает мозги в поисках источника аллюзии на слово «ужин»:

— Это не из «Шерлока Холмса», а из «Великолепной пятерки».

— Ага. Помните, сколько они протянули?

— Мэл, лучше уходи по-хорошему, — предупреждает Соболь, чье терпение на исходе.

— И не подумаю. Буду стоять здесь и тренькать в звонок каждые полчаса, до тех пор пока вы не предъявите Бексу обвинение или не отпустите домой, — отвечает она и демонстрирует, как именно будет «тренькать».

— Восхитительно, — кривит рот Соболь.

— …и с таким отношением чернокожие борются еще с шестидесятых годов! — из глубины камеры продолжает свою обличительную тираду Олли.

Мой приятель ораторствует без передыха уже почти десять минут, и это неплохо во всех отношениях. Бей в барабан, Олли, бей. Атуэлл стоит, прислонившись к двери, и разглядывает носки своих туфель. Сейчас ему хочется быть как можно дальше отсюда, зато я наблюдаю за всей этой потехой через форточку моей камеры и испытываю массу удовольствия.

— Бекс, как назывался тот фильм с Дензелом Вашингтоном? — спрашивает Олли.

— «Люди Икс», — подсказываю я.

Атуэлл поднимает глаза на меня, а Олли вооружается интеллектуальной дубинкой и начинает ею орудовать:

— Точно, «Люди Икс». Сколько еще таких, как мы, должны отстаивать свои права, покуда не рухнут барьеры несправедливости?

Атуэлл решает, что с него хватит, и переходит к радикальным мерам:

— Эй, Олли!

— Чего?

— Хочешь почитать мою газету?

— Ага!

Сержант просовывает газету в форточку.

— Нет, вы слыхали, опять целые толпы просят политического убежища! — восклицает Олли, просматривая первую полосу. — Чья это вообще страна, черт побери?

Атуэлл чувствует подвох и благоразумно помалкивает.

— Как насчет меня? — обращаюсь я к нему через форточку. — Не предложите что-нибудь почитать?

— Я вам что, разносчик газет? — возмущается Атуэлл, однако Олли так долго капал сержанту на мозги, что восприимчивость последнего к нормальным человеческим просьбам ненадолго повысилась.

— Тогда верните мне мою книгу, — предлагаю я.

— Если верну, будешь сидеть тихо?

— Это мой предпочтительный способ чтения, — заверяю я Атуэлла.

— Ладно, — уступает он и выдает стандартную хохму тюремных надзирателей: — Подожди здесь.

— Нет проблем, только не задерживайтесь надолго, — подыгрываю я.

— Как дела, сосед? — окликает меня Олли через коридор.

Я замечаю, что Атуэлл оставил открытыми обе форточки, так что Олли тоже устремляет взор на свободу.

— Хочешь сыграть в «Вижу, вижу»?

— Давай.

— Вижу, вижу кое-что, — произносит Олли, обводя взглядом совершенно пустой коридор. — Начинается на…

К несчастью, возвратившийся Атуэлл захлопывает форточку прямо у него перед носом.

— Начинается на «заткнись»!

Увы, для Олли игра закончена. Сержант подходит к моей камере и передает мне книгу.

— Держи. Гм, «История Британии». Зачем читаешь? Перед тем как ответить, я беру паузу — может, неправильно расслышал?

— Как зачем? Чтобы узнать про Польшу. Мало ли, вдруг да упомянут про нее.

— Я не об этом, умник! Увлекаешься историей?

— Не особенно, — пожимаю плечами я.

Сержант хмурится и закрывает форточку. Я опускаю взгляд на книжку и заканчиваю фразу:

— Но, видимо, историей увлекается тот парень, в чьей сумке я ее нашел.

Атуэлл не успевает отойти и на три шага, как его опять домогаются, на этот раз Роланд:

— Сержант! Сержант Атуэлл!

— Чего тебе? — рявкает тот, открыв форточку.

— Принесите мне поесть.

— С ума сойти можно! — стонет Атуэлл.

— Ну пожалуйста, я с голоду умираю. Целый день тут торчу, и ни крошки во рту, — хныкает Роланд.

Олли спешит ему на помощь из своего заточения:

— У него есть право! По закону всем заключенным дважды в сутки полагается легкая закуска и один раз — полноценный обед, — цитирует он правила.

— Слушай, не учи меня! — рычит Атуэлл на Олли, затем оборачивается к Роланду, который прилип к своей форточке и глядит на сержанта полными надежды глазами. — Хорошо, принесу тебе что-нибудь из столовой, если меня не будут дергать хотя бы пять минут. — Последняя часть предложения относится ко всем нам.

— Здорово, — оживляется Роланд. — Чем сегодня кормят?

— Все как обычно: котлета из индюшатины, порошковое картофельное пюре и горошек, — информирует Атуэлл.

Роланд морщится.

— А можно заменить порцию горошка на вторую котлету?

— Нельзя. Попал сюда, жуй свои овощи.

— Но я не люблю горошек, — упрямится Роланд.

— Что же ты предпочитаешь, гурман?

— Котлету.

— Я имел в виду, какие овощи ты любишь? Роланд склоняет голову набок и смотрит на Атуэлла.

— Я похож на человека, который любит овощи?

Глава 3 Мне подкладывают свинью

Говорю же, сегодня всё через одно место. Пока мы развлекаемся на задворках полицейского участка, пара менее хорошо оплачиваемых коллег сержанта Атуэлла с парадного входа приводят какую-то досужую старую перечницу.

Старуха суетится и путается между двойными дверями, устроив целое представление. Мэл, которая наблюдает за трясущимся созданием, холодеет при мысли о том, что я каким-либо образом перешел дорогу этой дряхлой калоше. Моя подруга вскакивает со стула, подходит к столу дежурного и давит на кнопку звонка «Для вызова дежурного сотрудника». После нескольких повторных действий на сцене появляется Соболь.

— Полчаса еще не прошли, — уныло говорит он, глядя на часы.

— Что за пожилая дама только что вошла сюда? Физиономия Соболя каменеет.

— Это касается только полиции. Мэл тяжело вздыхает.

— Тогда скажите, почему не выпускаете Бекса.

— Проводим расследование, — не в первый раз повторяет Соболь.

— Никак не могу связаться с Чарли. Вы передали ему, что я здесь?

— Передам, когда он освободится, а пока, сделай милость, уйди с глаз моих! — зло выпаливает Соболь, чье терпение, наконец, лопнуло под напором неприятных вопросов, хотя, на мой взгляд, он все же хватил лишку. Думает, нам с Олли это понравится?

Соболь вновь пытается выпроводить мою подружку и доводит до ее сведения, что сегодня у него масса дел — на очереди еще с полдюжины «постоянных клиентов», и каждому непременно удели время, каждый непременно желает толкнуть речь.

— А может, их самих… того… столкнуть куда-нибудь? — подмигивает Мэл.

— О, как ты права, сестрица, — язвительно усмехается Соболь и вскидывает кулак в приветственном салюте. — К черту ублюдков!

Как раз в ту минуту, когда я решил, что мое положение хуже некуда, возвращается Атуэлл. Рядом с ним идет Чарли, а позади — кое-кто новенький.

— Клянусь, Чарли, я тут ни при чем, правда, — слезливо причитает Норрис.

— Конечно, нет. Понимаю, это все ужасно, — отвечает Чарли, впрочем, не слишком убедительно.

Атуэлл отпирает дверь камеры по соседству с моей и приглашает Норриса поближе познакомиться с интерьером.

— Только не в камеру, прошу вас! Чарли, скажи им, я не могу сидеть в одиночке! Стены так и давят, так и давят на меня, — хнычет он.

Чарли переводит скулеж Норриса на юридический язык и объясняет сержанту, что его подзащитный страдает клаустрофобией и по этой причине просит не заключать его в камеру.

— Не волнуйся, Чарли, твоему подзащитному не впервой ночевать в камере. Кроме того, мы всегда оставляем ему свет, — заверяет адвоката Атуэлл.

— Уж не Норриса ли к нам привели? Ну и соседство! — кричу я из своих апартаментов.

— Кто там возникает? Закрой хлебальник, Бекс! — огрызается Норрис.

— Пардон… — Я вдруг сознаю свою ошибку. — Это Оскар Уайльд.

— Молчать! — осаживает нас Атуэлл.

— Смотрите, он пытается сбежать, — настаиваю я. — Скорее дайте ему по башке! Мы все вас поддержим.

— Я сказал, молчать! — орет сержант.

Норрис строит несчастную мину, однако знает, что от судьбы ему сегодня не уйти. Он нерешительно переступает через порог камеры, а когда оборачивается, Атуэлл уже закрывает дверь.

— Подождите, разве не полагается забрать у меня ремень и шнурки? — напоминает Норрис.

— Оставь себе, — не задумываясь, отвечает Атуэлл. — Пригодятся.

Дверь захлопывается, слышен лязг поворачиваемого в замке ключа.

— Ей-богу, Чарли, не понимаю, как ты можешь защищать таких мудаков, как Норрис, — качает головой Атуэлл.

— Презумпция невиновности, сержант. Тебе известно о ней не хуже моего, — отзывается Чарли.

Атуэлла ответ не удовлетворяет.

— Как же так? Этот самый Норрис угнал и разбил машину твоей дочери!

— Обвинительного приговора не было, так что в глазах закона он чист, — пожимает плечами Чарли.

— Но ты-то знаешь… — заводится Атуэлл, однако Чарли и слушать его не хочет. Когда надо, Чарли — настоящий кремень.

— То, что я знаю, к делу не пришьешь. В нашей стране каждый человек имеет право на юридическую защиту.

— Ну, конечно, — с издевкой кривит рот Атуэлл, — покуда все расходы ложатся на плечи Джо Маггинза, честного налогоплательщика.

— Поверь, сержант, мне тоже все это не нравится, — спокойно отвечает Чарли.

Отперев дверь камеры, Атуэлл воссоединяет меня с адвокатом моих славных соседей.

— Привет, Чарли, как дела? — говорю я, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Спасибо, неплохо. Заполни вот это, — улыбается он и сует в мою протянутую руку бланк заявления на бесплатную юридическую помощь.

Атуэлл вне себя от злости, а я еще подливаю масла в огонь, правда, совсем чуть-чуть:

— Не одолжите ручку, сержант Маггинз?

С парадного входа прибывает подкрепление в соблазнительной форме Белинды.

— А, Мэл, приветик. Мне звонил Олли, сказал, его арестовали и держат здесь. Что случилось?

— Он тебе больше ничего не говорил?

— Нет, только просил поставить на запись шоу Тревора и Саймона, но я не нашла его по программе, поэтому на всякий случай записываю все, что идет сегодня вечером по первому каналу.

Мэл отгоняет прочь мысли насчет какой-то ерундовой передачи, усаживает Белинду рядом с собой и направляет беседу в русло текущих проблем:

— Олли вчера был с тобой?

— Со мной. Правда, пришел поздно — около трех часов ночи.

— Значит, они успели что-то натворить. Узнать бы, что конкретно, — вслух раздумывает Мэл.

— Они ведь не стали бы делать ничего плохого, верно?

— Белинда, мы с тобой сидим в полицейском участке! По-твоему, они совершили подвиг?

— Не знаю, я так разволновалась, голова вообще не соображает. Что будем делать?

— Вот именно! — Мэл многозначительно изгибает бровь. Видя, что до Белинды не доходит, она растолковывает: — Бекс скажет, что вчера ночью был со мной. Короче, как обычно. Ну и ясное дело, Олли скажет, что был у тебя. Алиби у них такое. Больше ничего не придумать — ночь же. Вопрос в том, нужно ли нам их покрывать?

Очевидность решения переполняет Белинду эмоциями: она сияет, как будто авторитетный астролог только что сообщил ей по «горячей» линии о ее гениальности.

— Конечно! Заявим, что они были с нами, и тогда копы их отпустят.

— Уверена? Имей в виду, тебя могут обвинить в лжесвидетельстве. Ты действительно согласна рисковать ради этих ублюдков, которые опять займутся тем же самым, едва выйдут отсюда? — докапывается моя зануда-подружка.

Белинда задумывается, но не видит в плане ничего страшного.

— Согласна, — подтверждает она. Заметив скептическое выражение лица Мэл, уточняет: — А ты — нет?

— Конечно, да, черт побери.

— Почему?

— Потому что этот подлый жулик — мой парень, и я не собираюсь в ближайшие два года мотаться в Брикстон только ради того, чтобы увидеть его виноватую рожу, — язвительно отвечает Мэл.

Белинда, довольная своим правильным ответом, облегченно улыбается, но облегчение быстро улетучивается.

— Постой, вчера вечером я… Пока Олли не было, ко мне кое-кто приходил.

— Я думала, ты с этим покончила, — поджимает губы Мэл.

— Да нет, я про другое. Я была с Роландом.

— С Роландом?

— Да, он зашел вчера поговорить насчет дня рождения Олли. Роланд — лучший друг Олли! Он подготовил какой-то потрясающий, совершенно великолепный сюрприз и хотел уточнить, что Олли на следующей неделе никуда не уезжает.

— Что за сюрприз? — интересуется Мэл. Вопрос ставит Белинду в тупик.

— Знаешь, я как-то не спросила…

— Надо позвонить ему и узнать, в чем дело. Не переживай, Роланд поддержит твою версию.

— Я бы с удовольствием позвонила ему, да не могу. Понимаешь, он ушел, чтобы закончить подготовку сюрприза, и с тех пор больше не звонил. Как думаешь, что с ним случилось?

Ах, и в самом деле, что? Может быть, Роланд украшает квартиру Олли плакатами и воздушными шарами? Договаривается с девочками из «Олл Сейнтс» о специальном концерте в честь закадычного друга? Сидит в духовке внутри огромного торта, прикидывая, какую выбрать глазурь?

Само собой разумеется, ничего такого Роланд не делал. Мы-то с вами знаем, что он находился в камере по соседству со мной и был занят тем, что перемещал из тарелки в парашу щедрую порцию отварного горошка. Атуэлл заботливо наполнил тарелку Роланда зеленым возмездием и вдобавок предупредил, что если по его возвращении посуда не будет чистой, то в следующий раз он накормит Роланда шпинатом.

Увлеченный этим занятием, наш Роланд оглядывается, дабы проверить, что сержант Атуэлл не видит, как заключенный избавляется от витамина С, и тут происходит нечто ужасное. Вожделенная индюшачья котлета делает рывок к свободе и соскальзывает с тарелки в сортир, где присоединяется к прочему обеденному меню.

— О-о! — разносится по тюремному коридору горестный крик.

Я возвращаю Чарли планшет с заполненным бланком, шучу, что сдачу он может оставить себе, и только после этого он осведомляется, как я поживаю.

— Перешел на повремёнку, а? — говорю я, следуя за ним и Атуэллом в небольшой кабинет, расположенный в дальнем конце коридора.

В помещении уже находится Соболь, несколько охранников в форме и четверо специально подобранных уродов, в руках у которых карточки с порядковыми номерами. Мои плечи безвольно поникают.

— Только не это, — вздыхаю я.

— Порядок есть порядок, Бекс. Бери карточку и не раскрывай рта, — велит Соболь, жестом указывая, что мне надлежит встать у противоположной стены вместе с прочей компанией.

Я выбираю карточку с цифрой три и становлюсь в середину шеренги, вынуждая прочих сдвинуться в обе стороны и обменяться карточками, чтобы номера шли по порядку.

— Привет, ребята. Это здесь прослушивают кандидатов в мальчуковую группу? Хотят заново собрать бэнд «Гадкие слухи»? — обращаюсь я к моим новым друзьям. Один из них (а именно Номер Четыре) пристально смотрит на меня. — Все нормально, чувак? — спрашиваю я. — Ты что-то хотел?

— Я тебя знаю! Ты — Бекс, так? В прошлом году я купил у тебя DVD-плеер, помнишь?

— Тише ты, блин! — шикаю я и киваю головой в сторону Соболя с Атуэллом.

Номер Четыре виновато пожимает плечами и интересуется, как мои дела.

— Клево, приятель, просто зашибись. — Придурок чертов. — Как плеер, пашет?

— Да, отлично. Вообще-то я хотел спросить, не подгонишь ли еще?

Я многозначительно смотрю на Четвертого.

— Уверен, что этот вопрос надо обсуждать именно сейчас? .

Бестолочь номер четыре опять лишь коротко пожимает плечами. Несмотря на то, что находиться в обществе болтливого типа, скупавшего у меня краденое, очень дискомфортно, я быстро соображаю, что и из этого положения можно извлечь некоторую выгоду, особенно учитывая кондицию главной свидетельницы, чей срок годности истек, судя по всему, еще в прошлом веке.

— Послушай, хочешь сделать кое-что полезное? Когда эта старушенция будет проходить мимо тебя, подмигни ей, ладно? Просто чтобы немного сбить с толку.

Четвертый обдумывает мое предложение.

— Пятьдесят фунтов.

— Пятьдесят? Я сказал подмигнуть, а не зарезать, — уточняю я.

— Хорошо, сорок.

— Даю двадцатку.

Неожиданно Номер Два, по другую руку от меня, решает принять участие в беседе:

— За двадцатку я готов.

— Вали отсюда, тут тебе не открытый конкурс, — оскаливает зубы Четвертый.

— Блин, да сделайте же это хоть кто-нибудь, вон она уже тащится, — шиплю я.

Мы занимаем исходное положение и замираем в ожидании инспекции.

— Не волнуйтесь, мэм, мы рядом, — успокаивает свидетельницу Соболь.

Дряхлая развалина кивает, затем опасливо приближается к шеренге, вытягивает шею и рассматривает подставного за номером один. Не удовлетворенная результатом, семенит дальше. Уголком глаза я улавливаю, как Номер Два, состроив наглую рожу, ей подмигивает. Он делает это быстро, поэтому Соболь ничего не замечает, в отличие от старухи, которая на мгновение столбенеет в замешательстве и только потом подходит ко мне и сверлит меня птичьим глазками. Я стою неподвижно, будто статуя. Клянусь, даже если бы целый пчелиный рой влетел сейчас в окошко и устроился у меня на подбородке, я и бровью не повел бы. Мисс Алиса в сомнениях хмурит лоб и топает к болтливому идиоту номер четыре. Деликатность и чувство меры явно не входят в список достоинств Четвертого — он устраивает перед старухой балаган в духе «Весельчака» Чарли Честера. На какую-то секунду мне кажется, что Номер Четыре вот-вот возьмет пожилую леди под руку и начнет расспрашивать о здоровье. Соболь испепеляет его взглядом, потом обращает гневный взор на меня, но я по-прежнему не шевелю ни единым мускулом. Миссис Ах-боже-даруй-мне-уверенность тем временем переходит к Номеру Пять, оглядывает его с головы до ног и мнет костлявыми пальцами ручку своего ридикюля.

— Итак, мадам, присутствует ли среди этих людей тот человек, которого вы видели? — обращается к ней Соболь, продолжая сердито сверкать глазами в нашу с Четвертым сторону.

— Полагаю, да, капитан.

— Хорошо. Просто укажите на него.

Старая коза шематит мимо номеров Четыре и Пять и останавливается напротив меня. У меня мелькает надежда, что она ошиблась и спутала меня с Четвертым, однако она выражает абсолютную уверенность в том, что таинственным ночным гостем был именно я.

— Вот он, — авторитетно заявляет старая хрычовка, дотрагиваясь до моего плеча.

— Ах ты, кошелка драная! — рявкаю я, чем вызываю всеобщее недовольство.

Соболь, Атуэлл, охранники и даже Второй с Четвертым взывают к моей совести. Старуха также доводит до моего сведения, что разговаривать подобным образом крайне невежливо.

— А чего вы хотите? По вашим словам, я — грабитель. Мне вообще не полагается быть вежливым, — возражаю я.

— Это не оправдание. Мой Эдди в Корее убил двоих, и все равно любезней и милее моего Эдди в целом свете не сыскать, — выговаривает мне старуха.

— Готов поспорить, эти корейцы дорого дали бы, чтобы не встречать вашего милейшего Эдди!

В дело вмешивается Атуэлл: быстренько конвоирует меня к двери, не дав высказать все, что я думаю о главной свидетельнице. Верите ли, как раз из-за таких пронырливых старух я встаю на сторону всяких жуликов, которых показывают в передаче «На страже закона». Номер Четыре за моей спиной окончательно перевоплотился в Чарли Честера и заводит со старой курицей светский разговор.

— По всему видать, ваш Эдди — настоящий герой, — горделиво подмигивает он ей.

— О, вы очень добры, — кудахчет она. — Жаль, что в правительстве так не считают. По их мнению, жестокие звери вроде моего внука очернили доброе имя Англии.

Надо заметить, Олли тоже не слишком преуспел, когда настала его очередь — или лучше сказать, просто «не успел»? Я имею в виду, не успел он и глазом моргнуть, как бабуля Эдди вычислила его без всякого труда. Хотя вы не удивлялись бы этому, если бы видели состав сборной, в которую включили моего приятеля.

Как я уже говорил, темный оттенок кожи Олли практически незаметен, однако Атуэлл всерьез воспринял все его предыдущие протесты и на этот раз подобрал квартет собратьев такой невероятной черноты, что они вполне сгодились бы для съемок эпизода на острове Черепа, когда туземцы во все лопатки улепетывают от Кинг-Конга.

— Нет, это вообще законно? — возмущается Олли, после того как старуха безошибочно определяет «белую ворону».

— Ей-богу, некоторым не угодишь, — вздыхает Атуэлл, гадая, что опять сделал не так.

— Что значит «некоторым»? — опять начинает Олли. Атуэлл не выдерживает, отдает Беннету ключи и велит отвести Олли обратно в камеру.

— Тогда начнем с Бекса, хорошо, Чарли? — говорит Соболь.

— О’кей, дайте только минутку, — отвечает мой адвокат и несется через весь участок в вестибюль. — Мэл, хорошо, что ты здесь, — радостно улыбается он, завидев свою секретаршу, которая томится в ожидании вместе с Белиндой. — Всего один вопрос: вчера ночью Бекс был с тобой?

Мэл мнется с ответом, поэтому Чарли приходит ей на выручку:

— Ладно, перефразируем: ты готова сказать, что вчера ночью Бекс был с тобой?

Этот вопрос нравится Мэл больше, она подтверждает, что именно это и намерена говорить.

— А Олли? — Чарли переводит взгляд на Белинду.

— Да, — осторожно отвечает та.

— Так я и предполагал, — сияет улыбкой наш адвокат и удаляется обратно в помещение для допросов.

— Чарли, подождите! На сколько они влетели-то? — жалобно окликает его Мэл.

— Да ни насколько, я же их на бесплатную юридическую помощь оформил, так что в бумажник лезть не придется, — заверяет ее Чарли, прежде чем исчезнуть.

— Знаешь, я буду ужасно рада, когда он наконец расплатится за этот чертов бассейн, — хмурит брови Мэл.

Глава 4 Сюжет закручивается

Через десять минут мыс Чарли сидим в комнате для допросов напротив Соболя и Беннета. Все формальности соблюдены, права еще раз зачитаны, поэтому мы сразу переходим к сути и занимаем соответствующие позиции.

— Повторяю, я был со своей девушкой. Если не верите, спросите у нее, она подтвердит, — говорю я диктофону.

— Несомненно, подтвердит, — недовольно морщится Соболь.

— А почему нет, если это правда?

Соболь меняет тему и выкладывает свой первый козырь:

— Свидетельница опознала вас как человека, совершившего незаконное вторжение.

— Сержант, обещайте, что это дело пойдет в суд. Очень хочется посмотреть, как ваша свидетельница будет давать показания, — усмехается Чарли. — Если сможет, конечно.

— Не надо недооценивать ее лишь в силу преклонного возраста, — предупреждает Соболь.

— Не буду, если она сумеет убедить присяжных, — с улыбкой обещает Чарли.

— Признайте, у вас против меня ничего нет, — говорю я Соболю. — Прокуратура выбросит мое дело в мусорную корзину быстрее, чем бывшая миссис Хейнс метнула за дверь ваши манатки.

В глазах Соболя вспыхивает настоящая ненависть, и это хорошо. Если знаешь слабые места того или иного представителя закона, достаточно как следует разозлить его, и он наговорит на диктофон много всяких интересных вещей, о которых потом ой как пожалеет, если расшифровку аудиозаписи зачитают перед судом. Ничего личного, просто один из элементов игры. Однако Соболь пока не клюет. В рукаве у него припрятано еще несколько карт, и, прежде чем сдаться, он, как обычно, блефует: дескать, он-то знает, что это сделал я, но, бла-бла-бла, чистосердечное признание смягчит мою участь.

— Это сделал я? — риторически восклицаю я, качая головой и цокая языком. — Дай вам волю, так вы все преступления в этом городе спишете на меня! Кстати, прошлой ночью кто-то разрисовал крышу многоэтажного паркинга, может, видели? Написал краской из баллончика «С днем рождения, крутой парень!». По-вашему, это тоже я?

— Нет, автора надписи мы уже задержали, — гладит себя по головке Соболь.

— Зачем столько трудов? Не проще ли было повесить на меня?

Соболь достает из-за спины и кладет передо мной пустой прозрачный пакет, в который обычно кладут улики с места преступления.

— Мы нашли это в твоем фургоне, — сообщает он.

Я подношу пакет к свету, чтобы убедиться, что он действительно пуст.

— Вот видите, мы опять возвращаемся к тому, что у вас против меня ничего нет.

— Внутри лежит целлофановая упаковка. Точно такая, как на каждой из двадцати кожаных курток, что были похищены в результате ограбления, — делится информацией Соболь.

— Бог ты мой, я и не знал, что доказательства столь веские! Мамаша старухи Марпл и два пустых пакета, — расплываюсь в улыбке я. — Всё, признаю вину.

— Сержант, давайте лучше закончим сейчас, пока вы окончательно не похоронили собственные мечты о продвижении по службе, — предлагает мой адвокат.

— Не спеши, Чарли, у меня в запасе еще один туз, — говорит Соболь.

— Что ж, я морально готов, — усмехается Чарли.

— Куртки были частью более крупной партии товара, похищенного ранее в результате вооруженного нападения на грузовик. Фуру ограбили известные рецидивисты, двое братьев-турок.

Соболь выкладывает на стол тюремные фотографии, на которых изображены два злобных качка с бычьими шеями. Я узнаю эти рожи и чувствую, как от страха у меня поджимает мочевой пузырь. Соболь замечает мою реакцию, его ухмылка становится еще шире.

— Разве ты не знал, кому принадлежит магазин, Бекс? Ограбление, совершенное прошлой ночью, вывело нас прямо на них, что позволило санкционировать несколько арестов. На самом деле мы взяли почти половину клана. По-моему, они немножко сердятся на тебя… — Соболь вдруг поправляется: — То есть на того, кто их подставил.

Чарли начинает беспокойно ерзать на стуле — плохой знак.

— И что же вы предлагаете, сержант?

— Все просто: Бекс берет на себя взлом и проникновение и получает свой небольшой срок. В противном случае я усажу его на скамью подсудимых вместе с Гассанами, а ему этого совсем не хочется, правда, Бекс? — Раскрыв свои планы, Соболь выключает диктофон. — Допрос закончен.

Мы с Чарли в растерянности. Соболь прерывает затянувшуюся паузу:

— Ну, теперь скажите, что у меня ничего нет.

Не знаю, слышали вы что-нибудь о братьях Гассан или нет. Если вы ведете честный, добропорядочный и богобоязненный образ жизни, то вряд ли, однако для прочих (то есть для нас) братья стали акулами, которые несколько лет назад заплыли в нашу тихую лагуну и с тех пор наводят ужас на мелких обитателей, заставляя их прятаться среди камней. Лично я никогда не имел с ними дел. По большому счету я практически был уверен, что они даже не знают, кто я такой, и делал все возможное, чтобы так оно и оставалось.

Что касается бизнеса, то партнеров хуже, чем Абель и Омит Гассан, просто не бывает. Кроме того, они обладают чем-то вроде неприкосновенности. Нуда, Соболь утверждает, будто надежно закрыл братьев, но я не рискнул бы ставить на то, что в ближайшее время ситуация не переменится. У Гассанов есть дурная привычка стряхивать с себя самые серьезные обвинения: пять судебных процессов за восемь лет, и ни одного вердикта о виновности. Образно выражаясь, будь братья Гассан микробами (а некоторые таковыми их и считают), они-то и составили бы тот единственный процент живучих маленьких стервецов, которые прекрасно себя чувствуют, купаясь в «Доместосе», и обеспечивают худую славу остальным представителям микроорганизмов.

Моему адвокату всего этого объяснять не нужно. Чарли прекрасно осведомлен обо всех проделках братьев, хотя благодаря собственной проницательности неизменно оказывается в отлучке всякий раз, когда Гассанам требуется юридическая защита.

— Чарли, нам нельзя в это ввязываться никаким боком, — шепчу я. — Что угодно, только не Гассаны. Помоги, а?

Чарли ненадолго задумывается.

— Предоставь это мне, — говорит он. — Поглядим, сколько кроликов осталось у меня в шляпе. Помни: не говори «гоп», пока на чужой роток не накинут платок.

— Разве можно смешивать поговорки? — удивляюсь я.

— А почему бы и нет? — рассеянно отвечает Чарли. — В любом случае это вода на мельницу. Короче, сиди тихо, а я прикину, что можно сделать, чтобы мой любимый клиент вернулся в объятия моей любимой сотрудницы.

— Хорошо, — соглашаюсь я. Желая подыграть ему и продемонстрировать свое мужество, шучу: — Только не говори Мэл, она у меня ревнивая.

Чарли с улыбкой кивает, но тут же все портит:

— Молодчина, смеешься в лицо невзгодам. В тяжелом положении так лучше всего и держаться.

Чарли оставляет меня наедине с грустными мыслями и удаляется, чтобы переговорить с Соболем. В эту минуту я еще не предполагаю, что он задумал. Лишь позже мне станет известно, о чем мой адвокат договорился с противником.

— Ну и? — спрашивает Соболь, когда Чарли возвращается из тюремного блока.

— Он в безвыходном положении и понимает это. Тем не менее вам придется попотеть, чтобы доказать его вину.

— Не волнуйся, он скоро поменяет свое мнение, — уверенно заявляет Соболь.

— Может быть, может быть, — вздыхает Чарли. — Слышишь, у меня, похоже, нарисовались два смежных дела: первое — Бекс и Олли, и второе — юный Норрис из апартаментов номер три. Хочешь сделку?

Соболь настораживается. Он знает хитреца Чарли, поэтому не торопится с ответом.

— Что за сделка?

— Я отдаю тебе Олли с Бексом, если снимешь обвинения с Норриса. Позволь мне выиграть, — просит Чарли. — Только ради репутации.

Предложение весьма заманчивое, и все же кое-чего Соболь не догоняет.

— Погоди-ка, ты что, хочешь вытащить Норриса после того, как он угнал и разбил машину твоей дочки?

— Закон говорит иначе, сержант, — спокойно и небрежно произносит Чарли, как если бы речь шла о погоде, а не о благословенном союзе новехонького «рено», принадлежащего Джеки Тейлор, со стальным ограждением на разделительной полосе магистрали А10. Адвокат пристально смотрит в глаза Соболю и раскрывает карты: — Аналогично, в глазах закона чист и Бекс. У тебя против него ничего, кроме курток. Дай мне выиграть, взамен тоже кое-что получишь.

— Что именно? — выказывает интерес Соболь.

— А вот это сюрприз. Исключительно вопрос доверия, — улыбается Чарли.

Немного спустя он уже стоит в камере Норриса и объявляет сбор добровольцев, однако Норрис слишком поглощен скорбными мыслями о злой судьбе и поначалу не слушает Чарли.

— Клянусь, Чарли, я тут ни при чем, — хнычет он.

— Да-да, это я уже слышал, поэтому, будь добр, заткнись и слушай меня. С тебя снимут обвинения, если ты кое в чем поможешь. Требуется совсем небольшая услуга. Сечешь?

Новость пробивает плотный слой Норрисовой жалости к самому себе, добирается до мозга и… Почуяв шанс спасти собственную шкуру, он моментально соглашается на все условия.

— Идет! — радостно восклицает Норрис.

— Гм, как бы это лучше сказать… В общем, пока ты сидел в камере, случайно, не слыхал разговоров Бекса и Олли об их вчерашнем дельце?

— О да, слышал. Слышал все до последнего слова. — Норрис едва не захлебывается от желания угодить.

— Имей в виду, возможно, тебе придется давать показания против твоих же приятелей; вероятно, даже в суде, — предупреждает Чарли, хотя это сейчас заботит Норриса меньше всего.

— Не важно, я готов. Они в любом случае заслужили наказание за то, что подбросили мне в машину ту копилку для сбора пожертвований… — заводит старую песню Норрис, но Чарли его обрывает:

— Просто расскажи, что ты слышал.

— Ну, они трепались насчет того склада…

— Магазина, — поправляет Чарли.

— Ах да, магазина, откуда сперли DVD-плееры…

— Куртки.

— Я и говорю, куртки и прочее барахло…

— Только куртки, — с нажимом произносит Чарли.

— Да… то есть нет… А, теперь вспомнил: только куртки. Клянусь родной мамочкой, они во все горло орали об этом грабеже, хреновы… — Норрис нерешительно умолкает.

Чарли решает, что пришла пора занять мальчонку интересным чтением и кладет рядом с Норрисом свой планшет.

— Знаешь что? Давай-ка запишем все на бумаге, просто чтобы освежить твою память, — предлагает Чарли, ощупывая карманы в поисках ручки. — Постой, у меня ведь где-то была шариковая ручка, если только ты ее не стянул, — ворчит адвокат, однако наш Норрис его не слушает.

Он вдруг оказывается ужасно занят: жадно читает предыдущие записи на планшете, а именно информацию о местонахождении двадцати похищенных кожаных курток, которую я сообщил Чарли, и детали возможной сделки о согласованном признании вины при условии возврата украденного.

Спустя тридцать минут и одно заявление под присягой, Норрис уверенным шагом направляется к выходу из полицейского участка и в вестибюле встречает Мэл и Белинду.

— Пришли за мной, куколки? — выделывается он.

— Точно. Жутко за тебя волновались, всю ночь не спали, — подтверждает Мэл. — Что ты тут делал?

— Да так, ничего. Помогал вернуть утраченную собственность — ну там, кота или что-то в этом роде.

— Ты, случайно, не видел Олли? — с надеждой спрашивает Белинда.

— Видел. И его, и Бекса, — отвечает Норрис. — В общем, не буду вас обманывать, девочки, дела у ваших красавцев плохи.

— Ты-то откуда знаешь? — недоверчиво произносит Мэл.

— Я? Да у меня в голове целый юридический колледж. Короче, копы хотят подставить их по полной программе.

Известие моментально вызывает у Белинды панику:

— Как это?

— А вот так это. Наберись мужества, Покахонтас, — подмигивает ей Норрис.

— Что сказал Чарли? — сухо осведомляется Мэл.

— Сказал, чтобы ты ждала его здесь. Ладно, пташки, хорошо с вами, только мне пора. Тороплюсь по делу, знаете ли. Надо проверить, куда собаки убежали, — солидно кивает Норрис.

— Гм, коты, птички, собаки… Я смотрю, ты прямо обожаешь животных, а, Норрис? — язвит Мэл.

— И у меня бывают счастливые моменты, рыбка моя сладкая, — хихикает Норрис, злорадно потирая руки. — И у меня.

— Бекс! Бекс! — зовет Олли из своей камеры, но я нахожусь в другом месте и потому не слышу.

— Его нет, — сообщает Роланд.

— А где он?

— Вроде опять общается с Чарли. Ушел минут десять назад.

Олли еще не виделся с Чарли и пока не в курсе текущих событий. Если честно, я встречался с Чарли уже два раза, но все равно ни хрена не понимаю, так что можно считать, Олли не много пропустил.

— Что происходит? — спрашивает Олли у Роланда.

— Не знаю, но Бексу повезло. Мой адвокат вообще еще не появлялся.

— А кто твой адвокат?

— У меня его нет.

Олли обдумывает эту сентенцию.

— Как же, черт побери, он появится, если его вообще нет? Вылезет из трубы с готовой линией защиты?

— Да нет, ты не понял. Я имел в виду, у меня нет постоянного адвоката. Сержант Атуэлл обещал полистать «Желтые страницы», подобрать мне кого-нибудь, если найдет свободную минутку.

— Роланд, блин, ты в какой раз сюда попал? — изумляется Олли. — У тебя есть право на бесплатного защитника!

— Знаю, просто не хочу создавать лишних проблем.

— Плохие новости, дружище: у тебя самого большие проблемы. Тебе нужен адвокат.

— Наверное, ты прав, — грустно признает Роланд, хотя в настоящий момент его заботят совсем иные материи. — Эй, Ол!

— Чего?

— Ты стал бы есть пищу, которая искупалась в сортире? Олли оборачивается и глядит на загаженную парашу в углу камеры.

— Можешь считать меня неженкой, Ролло, но вообще-то я предпочитаю этого не делать.

Глава 5 Верой за веру

Норрис останавливает машину возле гаража покойного дяди Мэл. Мэл гараж не нужен, а уж дядюшке и подавно. Кроме того, аренда этого клочка земли у муниципалитета стоит всего пару тугриков в год, поэтому мы с Олли охотно им пользуемся и время от времени держим в нем барахло. Разумеется, договор аренды по-прежнему заключен на имя дяди Вика, ведь муниципальные гаражи в наши дни редко встретишь в природе, но для нас это вдвойне удобно, ведь если когда-нибудь копы захотят заглянуть внутрь, им придется отнести свой ордер на кладбище в Татли и предъявить его цветочной клумбе с маргаритками.

К сожалению, преимущества подобного места одновременно являются и его недостатками. Гараж находится вдали от домов — соответственно, нет противных соседей, которые отслеживали бы наши визиты, а фонари в проулке, ведущем к нему, давно разбиты (нами же, в силу вышеупомянутых причин). В общем, все идеально располагает к тому, чтобы взломать гараж, не привлекая внимания, что, к своему огромному удовольствию, и обнаружил Норрис, пока мы с Олли сидим за решеткой.

Он сбивает ломиком навесной замок и сверлит дверную раму, пока не добирается до цилиндрика внутреннего замка, и меньше чем за полминуты перепиливает его ножовкой. Неплохая работа, надо заметить.

Оказавшись внутри, Норрис срывает джекпот: в углу под куском брезента обнаруживает что-то около двадцати первоклассных кожаных курток, которые были похищены накануне и сообщать о которых кому-либо вовсе не обязательно. Норрис торжествующе лыбится, поздравляет себя с успехом и проворно перетаскивает все добро на заднее сиденье своего «форда».

— Миссис Норрис, ваш сын — гений! — сияет он. — Не то что вы, старая визгливая дура.

Можно считать, яма для нас уже почти вырыта. Мы на прицеле у копов и одновременно — объект ярости Гассанов, а кроме того, лишены своего единственного козыря — собственно курток. Будь куртки на месте, мы могли бы вернуть их парням из отдела тяжких преступлений, которые расследуют нападение на грузовик, а в обмен выторговали бы смягчение приговора, однако эта возможность с каждой секундой все больше удаляется от нас вместе с нашим бывшим соседом по камере.

По крайней мере ситуация видится нам примерно в таком свете до тех пор, пока Мэл не получает эсэмэску.

— Что там? — любопытствует Белинда, глядя, как Мэл достает из сумочки телефон.

— Сообщение от Чарли.

— Что пишет?

— «Доверься мне…» — начинает читать Мэл и растерянно умолкает, пытаясь разобрать смысл, заложенный, что называется, между строк.

— У меня тоже был босс, который писал мне фигню вроде этой, обычно ближе к полуночи, после того как опрокинет пару-тройку рюмок, — сочувствует Белинда. — Что еще говорит?

— Сейчас, погоди. — Мэл вскакивает со стула и вновь принимается терзать кнопку звонка «Для вызова дежурного сотрудника».

Появляется Соболь. У него опять вид человека, который очнулся от прекрасного сна и, к своему разочарованию, обнаружил, что он по-прежнему задрипанный детектив в задрипанном полицейском участке где-то на отшибе.

— Мэл, пожалуйста, иди домой.

— У меня для вас есть информация.

— Хорошо, я сниму с тебя показания, только позже… — устало произносит Соболь, но Мэл перебивает его и говорит, что он ее неправильно понял.

— Это не показания, а просто информация. Ну, что-то типа анонимного звонка.

— Если хочешь сохранить анонимность, позвони в передачу «На страже закона». И вообще, звони куда угодно, только отстань, у меня и без тебя дел по горло. — Соболь разворачивается на пятках своих мягких спортивных туфель и уходит.

Прежде чем он успевает скрыться за дверью, Мэл подносит к уху свой мобильник и начинает говорить:

— Здравствуйте, это редакция программы «На страже закона»? Да, я хочу рассказать про двадцать кожаных курток, — театрально произносит она.

Соболь отпускает дверную ручку и возвращается к столу.

— Ладно, Мэл, выкладывай свою информацию.

— Разве не видите, что я разговариваю по телефону? — возмущается она.

Норрис трясется от возбуждения, входя в магазин Электрика с девятнадцатью кожаными куртками под мышкой и одной на плечах. Зрелище, надо сказать, малоприятное. Мне уже доводилось видеть Норриса в приподнятом настроении — признаюсь, меня чуть не стошнило. Некоторым людям состояние счастья просто не идет, и Норрис — один из них. Когда он мрачен и угрюм, я еще могу с ним общаться, но едва его делишки идут на лад, мне сразу хочется залепить Норрису оплеуху и напомнить, что однажды он сдохнет. Что угодно, лишь бы стереть с его физиономии довольную ухмылку, от которой у меня сводит зубы.

— Смотри, что я принес, старик. Отличные кожаные куртки, числом двадцать. То есть девятнадцать, — поправляется Норрис, восхищенно разглядывая себя в зеркале позади прилавка. — Вот решил заранее преподнести себе подарочек на Рождество. Понимаешь, да?

Электрик щупает отвороты и прищуривается, чтобы прочесть надпись на ярлыках.

— Действительно, куртки отличные. Просто прекрасные. Где взял?

— Хе-хе, не задавай мне вопросов, и я не буду рассказывать тебе сказок, — подмигивает Норрис.

— Послушай, Норрис, я бы не задавал вопросов, если бы это была копилка для сбора пожертвований, но эти куртки слишком хороши.

— И к тому же стоят кучу денег, папочка, — замечает Норрис.

— Так где ты их взял?

— Слыхал когда-нибудь про Румпельштильцхена? Хм, впрочем, кого я спрашиваю. Короче, я маленько похож на него. У меня есть куча крохотных помощников, которые прячутся в стене и могут добыть мне все, что я пожелаю.

Электрик задумывается.

— Это из другой сказки, про сапожника, а не про Румпельштильцхена, — поправляет он Норриса.

— Да ладно, я все равно не верю ни в того, ни в другого, — хихикает Норрис, сверкая обворожительной гнило-зубой улыбкой.

— Это те самые куртки, из-за которых замели Гассанов? — интересуется Электрик, моментально вышибая Норриса из седла.

— А? — переспрашивает Норрис, чтобы выиграть время, затем быстро приходит в себя. — Нет, что ты. Это совсем другие куртки, с ними все чисто, — заверяет он Электрика, хотя упоминание о братьях Гассан внесло в душу Норриса определенный дискомфорт.

— Тогда скажи, откуда они у тебя, — настаивает Электрик.

— Давай предположим, что они выпали из грузовика, — упрощает Норрис.

— Давай без «давай». Сдается мне, я знаю, о каком грузовике речь, а также о том, что стало с его водителем. Я не притронусь к этим курткам даже двухметровым багром. Мне пока еще дорога собственная шкура.

Норрис решает, что любовную прелюдию пора заканчивать, и переходит к делу:

— Отдам за две штуки.

— Ты что, плохо меня слышал?

— Хрен с тобой, полторы, — неохотно уступает Норрис, — только потому, что я хочу побыстрее их скинуть.

— Норрис, если это те куртки, о которых я думаю, то у тебя в руках двадцать приглашений на больничную койку.

— Да нет, нет, просто… — мямлит Норрис. Внезапно он ощущает себя, как человек, который нашел на пляже нечто ценное, выкопал, принес домой, порылся в Интернете и обнаружил, что водрузил на каминную полку неразорвавшийся фугасный снаряд.

Гассаны? Гассаны. Гассаны!

Норриса быстро охватывает всепоглощающее чувство безысходности.

— Дошло? — замечает его реакцию Электрик. — Весело, правда? Избавься от этого шмотья. Причем «избавься» не означает «сбрось в канаву». Отвези их туда, где взял.

— Мать твою! — в сердцах восклицает Норрис, лихорадочно сгребая куртки в кучу и прикидывая, в какой из мусорных баков их лучше выкинуть.

— Норрис, ты в детстве играл в игру «Передай сверток»?

— Нет, а что? — Норрис на полном ходу тормозит у двери. — Хочешь по-быстрому сыгрануть?

— Когда музыка останавливается, ты уже не передаешь сверток дальше. Последний, в чьих руках он оказался, срывает обертку и становится обладателем приза, — говорит Электрик, затем поясняет свою образную мысль, осведомляясь, перед кем еще Норрис красовался в новенькой куртке.

Ужас пронзает сердце Норриса при воспоминании о том, как по пути к Электрику он заглянул в «Барсук», где пропустил полпинты для храбрости и несколько минут трепался с Кейтом, местным болтуном и сплетником. Норриса будто окатывает ледяным душем, он мгновенно соображает, что должен как можно быстрее вернуть куртки обратно в гараж, чтобы крайними оказались мы с Олли, иначе сверток с фугасом останется у него в руках.

Он пулей вылетает из дверей, но Электрик окликает его:

— Эй, Норрис?

— Чего? — испуганно озираясь, рявкает тот.

— Куртка у тебя что надо!

Испустив короткую очередь ругательств, Норрис прыгает в машину и мчится по городу, будто Стерлинг Мосс, пообещавший фанатам победу, как вдруг в зеркале заднего вида начинает сверкать что-то синенькое.

— Какого черта… — бормочет он.

Оглядывается и видит патрульный автомобиль с мигалкой, который сигнальными огнями показывает ему прижаться к обочине и остановиться.

— Принесло же их… — в ужасе лопочет Норрис, не в силах поверить, что все это происходит с ним. — Только не сейчас, не с этим барахлом в машине…

Наш Норрис — словно кролик, загипнотизированный светом фар полицейской машины. Он понимает, что у него нет иной альтернативы, кроме как послушно встать у тротуара и попытаться неким чудесным образом вытащить из петли собственную шею. Норрис включает поворотник и притормаживает, однако делает это невероятно медленно, выигрывая драгоценные секунды, чтобы свободной рукой запихать гору курток подальше от глаз.

Наконец, «форд-эскорт» припаркован. В водительское окошко аккуратно стучат, луч фонарика освещает чьи-то ноги и задницу. Норрис выкарабкивается, вновь занимает место водителя и улыбается фонарику.

— Опусти стекло, — просит Соболь.

— Подъемник сломан, — виновато объясняет Норрис.

— Тогда открой дверь.

— Она тоже неисправна, — пожимает плечами незадачливый гонщик.

Соболь резко дергает за ручку, отчего Норрис вываливается из машины на землю.

— Ну вот, вроде починили, — удовлетворенно отмечает Соболь. — Итак, куда же вы так торопитесь, мистер Льюис Гамильтон? Удираете от сборщика налогов?

— Никуда я не тороплюсь. Еду к себе домой. Честное слово, я тут ни при чем, — уверяет Норрис.

— В самом деле? Мне дали наводку, что в машине, похожей на твою, перевозят краденое. Что-нибудь знаешь об этом?

Норрис усердно и долго думает, но на ум ничего не приходит.

— Не-а, — наконец выдыхает он. — Честно.

Соболь зачем-то светит фонарем за спину Норрису и вглядывается в загадочную кучу непонятно чего, которая занимает почти все заднее сиденье.

— Вот тебе и на! И что же это у нас такое? — изумляется Соболь, точь-в-точь как в сериале про констебля Диксона.

— Честное слово, сержант, это не моё! Клянусь родной мамочкой, — вопит Норрис.

— Знаешь, а ведь я тебе верю. Вещи действительно не твои, — соглашается Соболь.

Норрис приходит в замешательство:

— Нет, я не то хотел сказать…

Увы, он опоздал. Снаряд взрывается, дверца распахивается, колеса размазывают кролика по дороге. В общем, выбирайте любые эвфемизмы, все они будут означать примерно одно и то же.

— Ты арестован, — сообщает Соболь.

Примерно через полчаса Атуэлл выводит меня и Олли из камер и сквозь зубы велит следовать за ним. Сержант держится так угрюмо, что я уже почти представляю, как он конвоирует нас на виселицу, однако вместо этого мы приходим в предвариловку, где Чарли приветствует нас радостной улыбкой.

— Что происходит, Чарли? — спрашиваю я, пока Атуэлл достает из ящика стола наши вещи.

— С вас сняли обвинения, — вполголоса произносит Чарли. Я кошусь на Атуэлла, однако тот не смеет даже взглянуть в нашу сторону.

— Чего-чего?

Чарли приоткрывает завесу тайны:

— Похоже, кое-кого уже арестовали, а краденое имущество, которое якобы связывало вас с делом Гассанов, найдено у другого лица.

— Правда? У кого?

— Не имею права называть имен. Это человек знал все детали преступления и даже дал ложные свидетельские показания. Боюсь, теперь полиция вынуждена переключиться на другой объект расследования. — Чарли оглядывается, проверяя, не слышит ли его Атуэлл, и шепчет нам: — Скажем, так: им оказался тот, в чьей честности я не сомневался.

— Значит, мы вне подозрений? — спрашиваю я, не веря своему счастью.

— Да, на чужой роток накинули платок, можете говорить «гоп». И будьте поосторожней, парни, — покровительственно кивает наш адвокат..

— Чарли, просто не знаю, как тебя благодарить, — фонтанирую эмоциями я.

Чарли подается вперед и немного понижает голос:

— Не надо благодарностей, Адриан, ты же невиновен, забыл?

— Что? Ах да, верно, — вдруг вспоминаю я.

— Будьте здоровы, ребята. Скоро увидимся, — с уверенностью предсказывает Чарли.

— Если не трудно, Чарли, не мог бы ты перед уходом заглянуть к Роланду из второй камеры? Его защитник до сих пор не пришел, — говорит Олли, бросая осуждающие взгляды на Атуэлла.

Из тюремного блока эхом доносится слабый голос Роланда:

— Только если это не доставит неудобств!

— Договорились, Ол, зайду к нему сразу после того, как пообщаюсь с новым подзащитным, — обещает Чарли.

— У тебя еще один клиент?

— Угу. Нет сна нечестивцам, — улыбается Чарли, перед тем как покинуть помещение. — Благослови их Господь.

— Так, подпишите здесь и здесь. Констебль проводит вас к выходу, — мрачно говорит Атуэлл, выкладывая на стол наши вещи и справки об освобождении из-под стражи.

Я ставлю эффектный росчерк и даже подумываю о том, чтобы оставить чаевые.

— Огромное спасибо, сержант, пребывание у вас было просто замечательным, разве что сервис в номерах немного подкачал, — подначиваю я хозяина нашего пансиона.

Атуэлл нынче не расположен сносить мои дерзкие шутки, особенно учитывая, что основную тему я позаимствовал у него самого.

— Исчезни, Бекс, — бурчит он, затем переводит тяжелый взор на Олли. — Ты куда девал мою газету?

— Наделал из нее лодочек и спустил в парашу, — отвечает мой приятель. .

— Зачем? — вытаращивает глаза Атуэлл.

— Прочел от корки до корки, и мне стало скучно, — как ни в чем не бывало объясняет Олли.

— Придурок недоразвитый, — вскипает сержант.

— Ну вот, так-то лучше, — поздравляет его Олли. Атуэлл ничего не понимает и исподлобья глядят на бывшего заключенного.

— Я имею в виду, можете же вы нормально общаться, без того чтобы всякий раз переводить разговор на расовые проблемы.

В тюремной камере, недалеко от той, в которой еще недавно сидел я, после чрезвычайно короткого расставания вновь встретились Норрис и Чарли.

— Чарли, клянусь, я тут ни при чем, — канючит Норрис.

— Тихо, тихо. Давай все по порядку. Сначала заполним заявку на предоставление бесплатной юридической защиты, — спокойно говорит Чарли, выдвигая на первый план более важные вопросы.

— Я ведь уже заполнял такой бланк сегодня, — пытается возражать Норрис, но Чарли сразу вносит ясность:

— Это по старому делу. Теперь против тебя выдвинуты новые обвинения, а новые обвинения означают новое дело и новую заявку. Понимаешь, как все устроено? — Чарли лучезарно улыбается. — Имя и фамилия?

Норрис недовольно жует губами и с тяжелым сердцем во второй раз за день проходит формальную процедуру.

— Клайв Норрис.

Чарли повторяет за ним, как попугай, старательно заполняя бланк:

— Кла-айв Hop-рис. Род занятий?

Норрис решает заранее выяснить отношения со своим адвокатом, чтобы между ними не оставалось старых обид:

— Послушай, Чарли, клянусь тебе, я не угонял и не разбивал машину твоей дочери, ей-богу, — со всей искренностью заявляет он.

Чарли записывает и это.

— Не… угонял… и не… разбивал… машину… моей… дочери. — Затем вдруг поднимает голову и в упор смотрит на Норриса. — Дата рождения?

Неожиданно слова застревают у Норриса в горле.

Девушки ждут нас в вестибюле и с распростертыми объятиями бросаются нам навстречу, как если бы мы отсидели несколько лет (каковую вероятность я далеко не исключаю).

— Я думала, на этот раз они тебя точно упекут, — шепчет мне в ухо Мэл.

— Представляешь, я сам так думал, — соглашаюсь я. Моя подруга тотчас же отпихивает меня и начинает сердито орать:

— В конце концов ты собираешься завязать с глупостями?!

Поскольку в настоящий момент, на мой взгляд, тихая удовлетворенность уместнее серьезных диалогов, я вешаю Мэл на уши немного обычной лапши:

— Милая, клянусь, с этим покончено раз и навсегда. Оно того не стоит… — Я максимально упрощаю сценарий.

В награду Мэл возвращает мне свою благосклонность и вновь сжимает в объятиях.

— Обещаешь? — всхлипывает она.

— Обещаю, — торжественно произношу я. А, семь бед — один ответ. — Завтра с утра первым делом отправлюсь на поиски работы.

Мои клятвы окончательно приводят Мэл в хорошее настроение.

— Надеюсь, так и будет, Бекс, от всей души надеюсь. Это для твоего же блага, потому что когда-нибудь удача все равно тебе изменит и ты попадешься.

Вполне вероятно, она права. В последнее время мне чертовски везло, а сколь веревочке ни виться… И все же не надо бросаться в панику и принимать поспешных решений. Я слегка корректирую свое обещание, дабы увеличить шансы на то, что сдержу его:

— Ну, может, не с утра и не первым делом. Сама знаешь, утром меня из постели не вытащить. Лучше как-нибудь после обеда.

Едва принеся новый обет, я замечаю отчаянно жестикулирующего Олли: из-за плеча Белинды приятель знаками напоминает мне о традиционной кружечке пива.

— Идем наконец отсюда, — говорит Мэл, берет меня за руку и выводит из участка на автостоянку.

Ночной ветерок холодит легкие. Я делаю большой глоток свободы, а затем разбавляю кислород ароматным дымком «Мальборо».

— Не верится. Просто не верится, — бормочет себе под нос Олли. На его лице написано чувство огромного облегчения и благодарности.

— Старина Чарли? — усмехаюсь я, глядя на физиономию друга.

— Маг и волшебник! — восторгается Олли. — Я думал, нам уже крышка, а он взял и вытащил нас! И как это у него только получается?

— Я тоже не знаю как, — говорю я, останавливаясь, чтобы со всех сторон рассмотреть сверкающий новенький «ягуар» с номером CH4RL1E, припаркованный рядом с полицейским участком. — Зато, кажется, знаю почему.

Спасибо тебе, Джо Маггинз. Спасибо за то, что позволил нам с Олли выжить, отвел огонь противника, расплатился по счету и дал возможность когда-нибудь снова сыграть по-крупному. Признателен до глубины души.

Да, и спасибо за ручку, сержант Атуэлл. По простоте душевной вы забыли отобрать ее у меня, когда я покидал участок.