Новый год с его братом

Глава 17. Настя

Уснула я в кровати одна. Меня мало заботило, что экскурсия оказалась, кажись, с набором всех услуг, и Андрей явился точно за полночь. В голове не кружились вопросы: а где, а почему, а может быть…, и ревность не разжигала во мне огонь раздора. Напротив, я без лишней женской суеты легла спать. Все слёзы я и до этого прекрасно выплакала и найти хоть пару слезинок просто было неоткуда. Оставалось только надеяться на мудрое утро, которое расставит всё по своим местам.

По итогу так и получилось. С пробуждением моё настроение резко скакануло от минус 100 до плюсовой отметки, глядя на огромный букет нежно розовых гербер и рядом лежащего любимого мужчины.

— Проснулась, спящая красавица, — целует меня в макушку, так сладко и тепло становится на душе, будто всё плохое мне только снилось. Это всего лишь сон. И страницы моей сказки вновь перелистываются и не видно в ней конца. — Чтобы ты хотела поделать?

— Ааа? — Потягиваюсь и вдыхаю аромат цветов.

— Каток, лыжи, прогуляться или поваляться? Выбор за тобой, — встаёт с кровати, распахивает шторы и открывает окно. И свежий воздух заполняет комнату, смешиваясь с ароматом цветов. И его нежность обволакивает каждую клеточку моего тела. — Я в душ, если хочешь, то присоединяйся, — подмигивает и уходит, а я в полнейшем шоке остаюсь лежать в кровати.

Мы с ним? В душе? Вместе? Если бы я не видела здоровый цвет лица или бодрое расположение духа у Андрея, могла бы подумать, что он заболел. Вчера так нагулялся, что простудился?

Я от пикантного интимного содержания предложения отказалась. От вчерашних догонялок ноги с непривычки сегодня говорят мне огромное спасибо за то, что я их ни капельки не пощадила.

Медленно сползаю с белоснежного ложи и направляюсь к окну, утренний влажный воздух так и манит к себе. Упираюсь лбом к стеклу, наслаждаюсь видом: горы, лёгкая туманность, тишина вокруг. Так можно было и замечтаться. Но огромная фигура в чёрном худи и с надетым капюшоном на голову крадёт моё внимание. Она направляется в летний домик. Я, затаив дыхание, украдкой наблюдаю за ним. Что-то внутри начинает постанывать. Прикладываю ладонь к грудной клетке. Спазмы сбивают спокойное дыхание, и оно становится прерывистым. Возможно, так проявляется во мне чувство вины. Он подумал, что я…Я подумала, что он…А Андрей мог подумать, что мы…

Заплутавшись в своих размышлениях, я не замечаю, как между нами устанавливается зрительный контакт. Встав у дверей и взявшись за ручку, он пронзительно смотрит на меня снизу верх. От его взгляда мои ноги подгибаются. Они хотели бы ускользнуть, но их поймали с поличным. Бежать уже некуда, а стоять на месте неудобно и неловко. Я словно прикована к полу. Сердце, словно пытается до меня достучаться, чтобы я что-то сделала, хотя бы подала признаки жизни. Однако у Андрея это выходит быстрее и эффективнее.

Он неожиданно подходит сзади и утыкается носом в мою шею, обхватывая руками мою талию в кольцо.

— Испугалась, — констатирует тот факт, что моё сердце явно для всех готово выпрыгнуть в тоже окно, в которое я только что глядела и с появлением Андрея моментально от него оторвалась, переводя свой взгляд на большие пальцы, которые взялись нежно поглаживать живот.

— Угу, — промямлив, сжимаю ладони в кулак, чтобы унять беспокойство и волнение.

— На что засмотрелась? — Ведёт носом от ключиц до кончиков ушей. — Или на кого? — Протяжно проговаривает. Меня тут же бросает в дрожь. Неужели почувствовал… или увидел?

Алекс! — Внутри вырывается крик.

Я смещаю свой фокус и направляю свой взгляд в окно, в то место, где он стоял. И выдыхаю, когда никого не обнаруживаю.

Значит, он его не видел, — прикрываю веки. Надо привести себя в чувство, иначе Андрею и видеть ничего не надо будет. Я сама себя сдам с потрохами, трясясь как заяц. Всё-таки Алекс прав, я глупая трусливая зайка.

Я разворачиваюсь и выпутываюсь из оков Андрея. Обещая, быстро принять душ и быть готовой. Никаких коньков, лыж и других спортивных инвентарей. Обойдёмся сегодня обычной пешей прогулкой.

Шмыгаю в ванну, обдаю себя холодной водой и быстро, сохраняя эффект заторможенности, мчу обратно в комнату.

Время идёт, а мы всё ходим за ручку с Андреем и наворачиваем круги вокруг базы делая лишь короткие паузы, останавливаясь в кофейне, чтобы выпить горячий шоколад и согреться.

За год наших отношений это наше первое общение, длившиеся больше, чем два часа.

Необычно видеть, как на улице от утреннего света уже ничего не остаётся и на смену его приходят вечерние сумерки, а рядышком по-прежнему идёт Андрей: никуда не спешит, не смотрит на часы, делится тем, чем никогда не делился. Ведь говорить со мной о работе для него это большущий шаг. Раньше он отвечал, как занятой человек: кратко и по делу. А сегодня он поделился со мной своими планами и о будущем проекте, который будет запускаться через полгода. До этого дня я и слова о нём не слышала, а теперь знаю и бюджет проекта, и этапы его в деталях, и даже названия подрядных организаций мне известны. Андрея будто подменили, и, кажись, в лучшую сторону. Потому что я почувствовала свою значимость для него. Схожее с тем чувством, когда вас будто год не замечали, а затем неожиданно для вас обратились к вам по имени.

Я целый день, глядя на Андрея, хожу с открытом ртом. То ли от восторга, то ли от шока он не до конца закрывается, сама ещё не разобралась. Но то, что сейчас происходит мне нравится, куда больше, чем пребывать в состоянии невесомости и не ощущать под ногами твёрдую поверхность.

Постепенно вчерашний день и дни до него тонут в омуте памяти, стремясь ко дну. И чёткость картинки исчезает, всё будто в тумане: мне всего-навсего показалось и это лишь мои ложные воспоминания.

— Может пойдём домой? Я проголодалась, — нехотя, признаюсь. Живот уже от голода сводит, а мысли о седьмом стакане горячего шоколада вызывает рвотный рефлекс. Гуляла бы и гуляла, но идти с протестом на свой собственный организм не рискну. Вряд ли я отделаюсь только урчанием желудка.

— Может в ресторане посидим? — Выдаёт заманчивое предложение, от которого, наверное, стоит отказаться.

— Твоя мама обидится. Эта женщина даже на новогодних каникулах у плиты ночует. Будет не красиво, к тому же, вареники со сметаной нас ещё с утра ждут. Может всё же домой? — В просьбе опускаю бровки чуть пониже и умоляюще складываю ладошки вместе.

— То есть говоришь, на ужин вареники со сметаной? –

— Ага.

— Хорошо, твоя взяла. Вареники, так вареники.

Доходим до домика, а нас уже у порога встречают.

— Ну и где вы были? — Руки в бока. Мать вся наготове. — Мы уже без вас поужинали, гости только что ушли.

— Вареники остались? — Оставляя мамин вопрос и претензии без ответа, Андрей входит в дом, снимает ботинки и принимает мою куртку, чтобы повесить на крючок.

— Остались. — В голосе по-прежнему слышен укор в наш адрес, хотя и с материнской мягкостью. — Сейчас свежие сварю, проходите в гостиную греться.

— Спасибо, — отвечаю я за нас обоих, чувствуя, как настроение Андрея меняется.

— Всё в порядке? — Дождавшись, когда Нина Степановна уйдёт, задаю вопрос.

— Да, — целует меня в лоб и проходит вперёд в комнату.

А я всё вожусь с ботинками. Намудрила здесь. Ещё хоть раз я возьму обувь на шнурках, ей богу, можно умотаться с этими узлами.

Немного повозившись, я всё-таки с ними справляюсь. Даже победный возглас хотелось издать. Вот настолько обрадовалась, что в тяжелейшей схватке одержала победу.

Выпрямляюсь и в ту же секунду взглядом врезаюсь в того, кто стоит в метре от меня.

— Привет, не болят? — Опускает взгляд на мои ноги, которые неуклюже сменяют друг друга.

— Привет, нет, — спешу обойти его стороной, но только я равняюсь с ним, как меня не отпускают.

— Нервничаешь со мной? — Его шёпот поспевает за мной.

— Что? — Делаю ещё один шаг и оборачиваюсь к нему, словно принимаю вызов, только это совсем не так. Просто наивно полагаю, что ослышалась.

— Ты наврала мне. Сказала, что ноги не болят, а они же болят, — не спрашивает, а утверждает.

Болят, так болят. Какая разница? Что это ему даст?

Не желая вступать в спор, совершаю поворот на сто восемьдесят градусов и марширую в гостиную.

— Смешная ты. Люди не меняются, запомни.

— О чём ты? — Теперь вызов сработал, и я его приняла, а он его на первом же гудке отклонил.

— Умная, сама поймёшь, когда нарадуешься, — и захлопывает передо мной дверь, снова пробудив во мне бурю негодования.