Новый Мир ( № 1 2013)

Победная песенка

Амелин Максим Альбертович родился в 1970 году в Курске. Учился в Литературном институте им. А. М. Горького. Автор нескольких книг стихов, статей о русских поэтах конца XVIII — начала XIX века, переводчик Пиндара, Катулла и “Приаповой книги”. Главный редактор издательства О.Г.И. Лауреат многих литературных премий. Живет в Москве.

Надпись над дверями тбилисской бани

Смертных сердца прожигая глаголом

иль услаждая божественный слух

вычурной речью, я помню, что голым

вышел на свет, не стыдясь повитух.

Случай мне вновь без смущенья и срама,

словно пред Богом, по долгом посте,

кающемуся под сводами храма,

выпал явиться во всей наготе.

Серная бани тбилисской утроба

каждого может, отмыв добела,

Лазарем сделать, восставшим из гроба,

или младенцем в чём мать родила.

Банщик сотрёт рукавицей овечьей

грязь, что в скудельный впиталась сосуд,

подлинный облик вернув человечий, —

страшный не страшен здесь бывшему суд.

Господи, так же очистить и душу

дай до вселения в общий Твой дом! —

с ней разлучения тела я трушу,

вечную жизнь представляя с трудом.

Пиндар и осел

(баснопение)

Некогда празднество пышное

на Делосе скалистом в честь

избавителя справлялось Аполлона,

и многолюдная съехалась

толпа с окрестных островов

и далёких берегов земли матёрой

возликовать и хвалебную

услышать о бессмертном песнь,

свежесложенную лебедем Фиванским:

“Иа, иа, Пеан! Иа, иа, Пеан!”

Некий торговец маслинами

с товаром прибыл и с ослом,

груз по лестнице на храмовую гору

определённым взволакивать,

что и свершилось, но, когда

славословия торжественные хора

грянули, слуха животного

коснулся вещий Музовод

и отверз ему уста припеву вторить:

“Иа, иа, Пеан! Иа, иа, Пеан!”

Чудо случилось, — заслушался

ослиным пением народ,

неожиданно уместным, и захлопал,

чтя исполнителя нового,

и потрясённые жрецы

подались его узреть, а безголосый

ямбов смеситель и дактилей

без торга выкупил певца

и пожертвовал во храм благого бога:

“Иа, иа, Пеан! Иа, иа, Пеан!”

Притча моя поучительной

для тех, кто, смысла не познав,

подражает оболочке песнопений

внешней, и только, является,

пусть содержащиеся в ней

не мешают пониманию темн о ты,

ибо грядут поколения

вслед нынешнему, что уже

отличить осла от Пиндара не смогут:

“Иа, иа, Пеан! Иа, иа, Пеан!”

Победная песенка (6)

Некогда голоса Муз

пушек перекрывал грохот,

противоговоря стройности, —

в новые времена всё

глушится то монет звоном

сладостным, то купюр шелестом.

Ты не переживай так, —

мне же не для того, крошка,

песенки сочинять вздумалось,

чтобы передо мной здесь

трепетное твое тело

лотосом расцвело розовым.

В медные небеса бьют

яростно получить отклик

жаждущие любым способом, —

только невыносим шум

суетно-деловой слуху

Ведателя суд е б истинных.

Опыт о патриотизме

Князь

Пётр Андреевич Вяземский,

наполовину ирландец,

камергер Двора

Его Императорского Величества,

товарищ министра финансов,

добрую треть

долгой жизни своей проездивший

по заграницам,

раздраженно брюзжать

возвращался в отчизну время от времени

о народе русском и Боге.

Граф

Толстой Алексей Константинович,

русак чистокровный,

наперсник и друг

детства будущего Царя-освободителя

и сиделец на коленях у Гёте,

редкой силы мужик,

разгибавший подковы, и равнодушный к почестям

в наследных имениях охотник,

в стихах искажал

историю государства российского,

надо всем святым насмехаясь.

О,

какие б им теперь обвинения

предъявили мнимые патриоты,

уличив, например,

в презрении ко всему, чем отечество

справедливо гордится,

в оскорблении чувств

верующих чересчур тщательно,

трепетно и щепетильно, —

но, увы, глупцам понять не дано,

ко врагам своим способным только на ненависть,

как они любили Россию!

* *

*

Это не зависит от возраста

и от положения в обществе,

это не зависит никак

от того, сколько чистой прибыли

и в какие сроки получено,

в смутные ли жить времена

или в просвещённые выпало, —

каждый человек закрывается

раз и навсегда всё равно.

Люди с неподвижными лицами

ходят и взорами потухшими,

ничего не видя, глядят

безразличное неволнуемо

продолжая существование, —

Господи, тебя я молю,

если неизбежно закрытие,

пусть оно меня не касается

раньше, чем в последний мой час!