Новый Мир ( № 10 2013)

Возведение в чин

Владимир Гандельсман родился в 1948 году в Ленинграде. Окончил Ленинградский электротехнический институт. Автор пятнадцати поэтических сборников. Переводчик англо-американской поэзии. Лауреат «Русской премии» (2008) и новомирской премии «Anthologia» за прошлый год. С 1991 года живет в Нью-Йорке и Санкт-Петербурге.

Живые картины

1

в маленькой зиме

свет змеится в лезвиях-полозьях,

срез на ледяном зерне —

огненный каток, и люди — парно и поврозь их

вижу — с паром изо рта,

вскользь наклонны и пестро цветисты,

золотая лампочек орда

осадила ёлку, ветра плети-свисты,

с горки с криком сыпь —

бисер детворы ничком, на спинах,

в тёмном небе глыб

оспина луны, и дышит сон в полях остынных,

в маленькой зиме,

в маленькой зиме,

в калейдоскопе

вижу их в паденье и в подскоке,

в парке, в шнуровании конька,

в снег роняют денежку денька,

и ступает ночь уже украденько,

— дяденька, — кричит мне мальчик, — дяденька

2

Выхватыватель жизнестрок!

Так воробей бочком, робея,

вмиг — крохобор, взъерошенный репей,

и выстрел сердца, и воинственный наскок.

А рядом — под шатром — веселье,

родительская россыпь вкруг,

вдруг — по ребёнку склюнув с карусели,

все второпях летят на кухонь жаркий юг.

А после — то в одном оконце,

к нему подплыв из тёмного нутра,

то в третьем, как наживку, солнце

медно-зелёный сом заглатывает до утра.

И площади пустующая мель

развесит шторы — невода сухие,

и ночь погасит многохищные стихии,

и вскормит булкой сна дневную карусель.

3

На красном стуле, возле

дивана моего,

щёлкнул копытцем ослик

Кузмин легко.

Я проснулся его увидеть,

но простыл и след,

только тихонько тикать

продолжает брегет.

Чудное происшествие

жизни. Зачем же спесь?

Не надо божественного.

Всё уже здесь.

4

Выгляни — снегоуборочный

работает комбайн,

полночью обморочной,

ископаемый тайн.

Площадь великолепная,

как хлопушка, пуста,

снега толпа безбилетная

целует комбайн в уста.

5

Вот в счастливейшем он позднем детстве

входит в комнату, — и тут

ему отдают салют

книги, стройные зеленогвардейцы.

Он лежит, и затуманивается блаженно

шрифт страниц,

и мерцанью зарниц

отвечает окно и стихает отдохновенно.

И сейчас, случается, спать я ложусь

и вслух улыбаюсь,

как будто влюбляюсь.

Неужели когда-то я этого счастья лишусь?

6

зелёного лука с бородкой пучок

лежит как китаец живой старичок

а репчатый тоже китаец

покатится желтый и станет катаец

а красные перцы

удобренных грядок округлые сердцы

а там багровеет гранат

своей скрупулёзной зернистости рад

а там голова помидора

как жертва лежит термидора

и как дирижабли лежат баклажаны

и грузно арбузы одеты в пижамы

так ночью я умственным зреньем

прильнул к заболоцким твореньям

7

Вероятность родиться собой —

исключительный ноль,

нежный ноль голубой.

Но он выпростал ручку и, ею махнув, стал бемоль.

Воздух чист, головастик-бемоль

шевельнулся в воде,

жизнеюркая голь,

и трехкамерным сердцем забился на нотном листе.

Амнон и Тамар

И было после того: у Авессалома, сына Давидова, [была] сестра красивая, по имени Фамарь (Тамар), и полюбил ее Амнон, сын Давида.

2 Книга Царств 13.1-22

1

Болен твой брат, сестра.

Ты его навести.

Свечой добра

в темноте погости.

Ты ему приготовь

понежнее еды.

Всё-таки кровь…

Дай воды.

Пусть не будет в дому

никого, только вы.

Ближе к нему

подойди, позови.

Ты над ним наклонись,

имя шепни: Амнон!

Есть ли в нём жизнь?

Дышит он?

2

Глаза закрою — и реву

во сне, и сам себя не знаю, —

с тебя сдирая, платье рву

и плоть твою терзаю.

И если не орущий взлом,

меня увечащий ночами,

и если сквозь тебя стволом

тотчас не прорасту толчками,

то мозг расплавится. Сестра?

Но тем острее, чем запретней.

Будь медленна, потом быстра,

влажнее и ответней.

О, этот крик, когда вманя

в себя до огненного края,

ты липким соком недр меня

обволокнёшь, изнемогая!

3

— Стали позором, брат,

жизни ночи и дни…

Но и пути назад

нет мне. Не прогони.

— Мне тошнотворен мёд.

Губ твоих не ищу,

и за то, что я мёртв,

тебя не прощу.

— Разве моя вина

в том, что в зверином сне

ты исчерпал до дна

жизнь? Повернись ко мне.

— Не прикасайся. Сплю.

Мозг превратился в пар.

Я тебя не люблю.

Уходи, Тамар.

Возведение в чин

Вас, беккетовских двух, прижатых

друг к другу, слившихся в одно

двуглавое, худых, не жадных

до жизни, сброшенных на дно

существования, столь спящих

и нищих, слипшихся почти,

в подземном грохоте пропащих,

навеки сбившихся с пути,

утрясшихся, усохших, утлых,

вас, беккетовских двух, приблудных, —

в людской стране высокомерья,

в которой разве только сон

горяч, животный сон безверья, —

я созерцал и, вознесён,

возвёл вас не в абсурд и вздор, нет —

в сердечный пламень среди льдин...

Двуликий Янус, что развёрнут

внутрь профилями, где один

так разрыдался вдруг, что смехом

другой откликнулся, как эхом.

Пьеса на двоих

— Пойдём? Я приготовился... — О, господи,

ты стал как тень. — А ты? — Какая местность

скупая! Что за пшики? — Паровоз, поди. —

Нас кто-то встретит? — Полная безвестность. —

А ты её узнаешь? — Я-то? Сослепу?

Едва ли… В крайнем случае, на голос

пойдём… — Внимай и будь послушен оклику.

Нет, что это? Не северный ли полюс? —

Не знаю. — Что? — Тетеря… Ты квитанции

и паспорта взяла? — Дурак, мы тени!

Как предпочтительней тебе — от станции

или на станцию?.. — Нет предпочтений… —

Тогда пойдём…

• • •

Этот, а также другие свежие (и архивные) номера "Нового мира" в удобных для вас форматах (RTF, PDF, FB2, EPUB) вы можете закачать в свои читалки и компьютеры на сайте "Нового мира" - http://www.nm1925.ru/