Новый Мир ( № 2 2008)

Периодика

“АПН”, “АПН — Нижний Новгород”, “Ведомости. Пятница”, “Взгляд”,

“Время новостей”, “День литературы”, “Искусство кино”, “Культура”,

“Литературная Россия”, “Наш современник”, “НГ Ex libris”, “Независимая газета”, “Newslab (Лаборатория новостей)”, “Огонек”, “Политический журнал”,

“ПОЛИТ.РУ”, “РEЦ”, “Русская жизнь”, “Русский Журнал”, “Русский Проект”, “Сайт поэта Кирилла Медведева”, “Топос”, “TextOnly”

Кирилл Анкудинов (Майкоп). Театр теней: перезагрузка. Русский путь — тернистый путь трагического индивидуализма. — “АПН”, 2007, 8 ноября .

“У меня сложное отношение к явлению, именующемуся „национализм”. Однако до национализма (при всей его неоднозначности) надо дорасти. Крестьянско-мифологическое сознание несовместимо с национализмом. Иногда оно порождает конструкты, ошибочно смешиваемые с национализмом. Например, этнизм . Где искать „русское национальное третье сословие”? Боюсь, что отнюдь не в „русских националистических организациях” (по большей части являющихся русскими этнистскими организациями). …Я делаю ставку на „одинокие атомы” — то есть на русских, оказавшихся выбитыми из уютной общинной молекулы”.

Сергей Беляков. В критику привело тщеславие. Беседу вел Андрей Рудалев. — “Литературная Россия”, 2007, № 47, 23 ноября .

“В XIX веке мой любимец Писарев. Хотя русские писатели на том свете, наверное, уже давно устроили ему самосуд. И поделом! Но все-таки это был очень яркий, остроумный и острый критик. В XX веке любимцев больше: тут и Чуковский, и Лакшин, и Дедков”.

Дмитрий Быков. Победный 45-й. — “Огонек”, 2007, № 47, 19 — 25 ноября .

“Виктору Пелевину — 45, и тот факт, что вы об этом читаете, а я пишу, главное подтверждение его статуса Первого русского писателя современности. Для большинства литераторов даже такая и даже более круглая дата осталась бы фактом личной биографии”.

См. также: Михаил Бойко, Евгений Лесин, “Пелевин и 14,99 евро. Автор „Чапаева и Пустоты” придумал все, что сейчас модно, и, по-видимому, то, что будет модно завтра” — “НГ Ex libris”, 2007, № 43, 22 ноября .

Алексей Варламов. Нашему народу надо просить у Неба не справедливости, а милосердия. Беседу вел Захар Прилепин. — “АПН — Нижний Новгород”, 2007, 31 октября .

“А о ком бы я еще хотел написать? Об Иоанне Кронштадтском. Но не житие, а жизнь, и не только его жизнь, но и ту, что кипела вокруг него”.

“В „ЖЗЛ” за последние несколько лет вышли два „Бунина” — Рощина и Бабореки. Оба по-своему замечательны, но я бы хотел прочитать и третьего, потому что Бунин — тема неисчерпаемая. Очень хотелось бы иметь глубокую, а не поверхностную, не облегченную книгу о Розанове. К сожалению, до сих пор не написан ни в „ЖЗЛ”, ни в какой другой биографической серии самый великий русский писатель ХХ века — Андрей Платонов”.

Светлана Василенко. Автопортрет в пейзаже. — “День литературы”, 2007, № 11, ноябрь .

Я выпала

Из мира людей,

Выпала

Из жизни,

Как мальчик-эпилептик, сын моего знакомого,

Из окошка шестого этажа:

Его позвали голоса,

Пообещав вылечить.

Выпала,

Осталась одна,

Никого уже не люблю.

.................................................

Алексей Верницкий. За чтением газет. Весна 2007. — “ TextOnly ”, 2007, № 23 .

Вот те врата, откуда гордо

В мир выезжал за танком танк.

Теперь здесь распродажа “Форда”

И обанкротившийся банк.

И все мои цеха и трубы —

Былого счастия остов —

Как развалившиеся зубы

Среди коронок и мостов.

Я стал в стране своей туристом —

Но в возмещенье я могу

Любить Хераскова с Капнистом,

А не арапа на снегу.

Дмитрий Воденников. Среди новых поэтов я самый читаемый. Скорей всего никто просто не рубит в них... Беседу вел Захар Прилепин. — “АПН — Нижний Новгород”, 2007, 19 ноября .

“И вообще — женщины. Дело даже не в том, что мужчину делают именно женщины (а они как раз и делают, а не друзья-приятели и не пацанское окружение)... А в том, что сейчас женщины пишут куда лучше мужчин. Потому что ничего не боятся. В отличие от мужчин-писателей. В этом почти безраздельном женском царстве — есть только несколько мужчин-поэтов, которые пишут лучше и тех, и других. Например, я. И Кирилл Медведев”.

“Много замечательных поэтов. Лучшие, на мой взгляд, Андрей Родионов, Вера Павлова, уже упомянутый Кирилл Медведев, Федор Сваровский. Это если про поколение”.

“Проблемы любого поэта в том, что у него либо идут стихи, либо ушли. Других проблем нет. И не бывает”.

Федор Гиренок. Философ Сергей Хоружий призывает кроликов быть трезвенниками. О войне недоделанного со сделанным, сущего с бытием, а бытия — со всем, что им не является. — “НГ Ex libris”, 2007, № 43, 22 ноября .

“Мне кажется, что суть человека не в „Я” и не в знании и даже не в языке, а в том, что может быть реализовано в речи, которая соединяет воображение (неозначенное) и язык (знаковое)”.

“Хоружий полагает, что центр человека — это его „Я”. И это было бы верным утверждением, если бы все люди были американцами”.

“Суть человека не в акте, не в действии, а в грезах”.

Линор Горалик. “Я абсолютно равнодушна к половому вопросу”. Беседовала Катя Петрова. — “ NEWSLAB (Лаборатория новостей)”, Красноярск, 2007, 19 ноября .

Говорит Юлия Идлис: “В обязанности поэта входит время от времени озвучивать то, что он написал. Особенно смешно, когда снимается какая-нибудь передача и тебя ставят перед камерой и говорят: „А теперь почитайте что-нибудь из своего”. И ты понимаешь в этот момент, что поэт — не органическая форма существования. Ты не помнишь ни одной своей строчки и вообще не ощущаешь себя поэтом 24 часа в сутки. Когда тебя просят почитать что-нибудь спонтанно, как птичка поет, выясняется, что это не как птичка поет, а довольно тяжелая работа. Когда пишешь диссертацию, ты же потом не бегаешь по улице, не озвучиваешь абзацы из нее…”

Говорит Линор Горалик: “Тут я полностью не согласна с поэтом Идлис. Я это делаю потому, что, во-первых, в некотором смысле это приятно. Ты получаешь feedback — простыми словами, чувствуешь себя человеком, который кому-то нравится, это дорогого стоит. Во-вторых, что-то про тексты лучше понимаешь, когда читаешь их людям, лучше понимаешь их слабые стороны, лучше понимаешь, что плохо с ними. Чувствуешь себя неприятно, но это в целом полезно”.

Екатерина Дёготь. Куда нам плыть. — “Ведомости. Пятница”, 2007, № 45, 23 ноября .

“Каков выход из этой ситуации? Я думаю, один: сменить интеллектуальную моду. Хватит говорить о политическом факте как о явлении культуры — пора говорить о явлении культуры как о политическом факте. Выставку „Верю!” и мигающие электроперформансы Андрея Бартенева, романы Сорокина и балеты Ратманского, журнал „Новый мир” и журнал Gala , фильм „12” и телепередачу „Едим дома” — все это хочется оценить с точки зрения вольно или невольно транслируемого этими артефактами политического смысла. Хочется (нет, может быть, и не хочется, но нужно) понять, что это на самом деле значит и на чью мельницу льет воду. Потому что вода эта льется, хотим мы того или нет. В такие времена, как наши, разговоры о форме есть предательство содержания. И если мы заточим свои головы и глаза на такое чтение политических смыслов, то, может быть, мы приблизимся к пониманию того, чем была эта мозговая мода девяностых, это стремление во всем увидеть произведение искусства. Может, просто трусостью и бессилием, пассивным созерцанием того, что мы, как нам хотелось думать, совершенно не могли ни изменить, ни отвергнуть? Но в самом ли деле не могли?”

Виктор Ерофеев. “После Пелевина русских писателей больше нет”. Беседу вел Александр Силаев (“Вечерний Красноярск”). — “ NEWSLAB (Лаборатория новостей)”, Красноярск, 2007, 22 ноября .

“Да, каждый раз снова приходят эти мальчики и девочки, и все с начала — с чистого листа. Опыт литературных революций, к сожалению, факультативен, он ничего не значит для следующих поколений. <…> В том-то и дело, что там [в музыке, живописи] свои революции состоялись, их опыт значим, его нельзя игнорировать. Джойса — можно. И так каждый раз”.

“Нет, человечество глупеет. Идет процесс обезбоживания мира, отсюда идет и мировая глупость”.

Константин Кедров. Чаша Юрия Кузнецова. — “Литературная Россия”, 2007, № 46, 16 ноября.

“Хорошо помню, что Юрий [Кузнецов] задал мне вопрос, больше похожий на ответ: не грех ли — кремация? Я ответил, что процесс горения сродни процессу гниения. Гниение — то же горение, только замедленное. По лицу Юрия видел, что он со мной не согласен”.

Максим Кронгауз. “Лингвист не может быть диктатором...” Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова. — “Русский Журнал”, 2007, 28 ноября .

“Нужно отойти от однозначных оценок и показать, как много новых явлений появилось в нашем языке. <…> Мы часто сталкиваемся с текстами, в которых нам многое непонятно. Если вы откроете обычную газету, то наверняка найдутся тексты, в которых вам что-то не ясно. Это значит, что должна появиться новая стратегия чтения таких текстов, когда мы либо пренебрегаем непонятными словами, либо пытаемся их расшифровывать. Главное здесь — это стратегия неполного понимания текста. <…> Такое прагматичное чтение, когда вы выхватываете то, что вам нужно. Не зацикливаетесь на том, что вам неизвестно”.

“<…> мы пережили в течение последних двадцати лет период, когда язык менялся необычайно быстро. Период нестабильности привел к психологическому и коммуникативному дискомфорту... За это время язык прожил такую жизнь, какую он обычно проживает за несколько веков. Так долго длиться не может. За этим периодом последует некая стабилизация языка. Будет выработан новый общий стандарт. То, что называется литературным языком. Мы к нему неминуемо придем. Это действие жестких лингвистических законов. В этом смысле позиция, что все будет нормально, что язык все перетерпит, — верна. Другое дело, что мы — носители русского языка — страдаем от разрыва. Понятно, что мои дети будут говорить иначе. А мне неприятно, что мы говорим по-разному. Но изменить что-то уже невозможно. А каким будет новый стандарт? Как ни странно, это не так важно. Важно, что этот литературный язык будет принят всеми его носителями”.

Григорий Кружков. Изба миропорядка. Лучшее средство против хаоса. — “НГ Ex libris”, 2007, № 43, 22 ноября.

Среди прочего: “Ныне, по моим наблюдениям, поэзия становится все более аморфной. Молодые (по крайней мере в столицах) склонны изображать в стихах хаотический мир смутных чувствований или калейдоскоп образов, мелькающих как бы на экране компьютера. Тому соответствует и аморфная форма стихов. Что получается? Мир и сам, без нашей помощи, движется в сторону увеличения энтропии — таков второй закон термодинамики, накапливая все больше пыли и мусора; homo sapiens — едва ли не главное препятствие этому процессу. Стоит ли вместо от века сужденной людям борьбы с энтропией заключать союз с нею и подталкивать мир к хаосу? Вот почему нужен поэт, вооруженный мерой и числом, метром и строфой. Оттого и нужны оды или, например, сонеты — эти маленькие действующие модели Вселенной”.

А вообще — статья о книге стихотворений Бориса Романова “Вдоль моря” (М., “Прогресс—Плеяда”, 2007).

Дмитрий Кузьмин. Я понимаю любовь к России как любовь к вершинам духа, а не к кровавому абсурду национальной истории. Беседовал Захар Прилепин. — “АПН — Нижний Новгород”, 2007, 27 ноября .

“<…> я даже не то что верю в прогресс — я его вижу и опознаю. Сегодняшний мир несоизмеримо лучше вчерашнего и позавчерашнего, потому что зло и жестокость остались теми же (Освенцим и Хиросима ничем существенным — технологии не в счет — не отличаются от Конкисты или походов Чингисхана), а добро и разум шагнули далеко вперед (от лекарств, благодаря которым обреченные прежде на смерть во младенчестве живут до глубокой старости, до искусства, позволяющего нам заглянуть так глубоко в себя, как не могли даже наши сравнительно недавние предки)”.

“Ну, а если говорить о мировоззренческом воздействии, то истоки моего взгляда на жизнь тоже не бог весть как оригинальны: Стругацкие. Прежде всего — „Трудно быть богом”, с их категорическим императивом: ты обязан делать мир лучше, хотя это вроде как и невозможно”.

“Состояние современной поэзии я оцениваю как превосходное”.

“Состояние критики — любой, и поэтической в особенности, — кажется мне, особенно по контрасту с состоянием самой поэзии, катастрофическим”.

“Бабушка моя, Нора Галь, любила повторять о себе: я работник и друг. Вот я про себя думаю, что я работник и гражданин. И еще любовник, в некотором высоком смысле этого слова”.

Станислав Куняев. Лейтенанты и маркитанты. — “Наш современник”, 2007, № 9 .

Критический мемуар о Давиде Самойлове. История отношений. Эволюция Самойлова с точки зрения Куняева. “Антисемитизм” и “русофобия”. Много в своем роде интересного.

Игорь Курляндский (старший научный сотрудник ИРИ РАН, кандидат исторических наук). Протоколы церковных мудрецов. К истории мнимого поворота Сталина к религии и Православной Церкви в 1930-е годы. — “Политический журнал”, 2007, № 32, 26 ноября .

“Итак, в результате нашего исследования получены надежные доказательства, что все рассмотренные выше опубликованные материалы по истории церковно-государственных отношений в 1919 г. и в 1939 г. являются подлогами, грубо сфабрикованными неизвестными политическими провокаторами в конце 1990-х гг. и транслированными в СМИ некоторыми поверившими в их подлинность политиками и публицистами. Сочинение этих бумаг понадобилось для достижения ясных политических целей — формирования и внедрения в общественное сознание мифа о расположенности Сталина к Церкви и православной религии еще до войны, создания положительных образов „православного” Сталина и „патриотического” сталинского руководства. Соответственно все сюжеты в историографии и в учебных пособиях (версия о радикальном изменении государственно-церковного курса до Великой Отечественной войны уже вошла в состав сюжетов ряда вузовских учебников и хрестоматий по отечественной истории ХХ в., рекомендованных Министерством образования РФ) необходимо признать не соответствующими действительности”.

Елена Кутловская. Мозговая атака. Почему Кирилл Серебренников стал агрессивным. — “Независимая газета”, 2007, № 251, 23 ноября .

Говорит Кирилл Серебренников: “Гламур — не признак лояльности, а признак полного, тотального равнодушия. Равнодушия ко всему, что происходит в человеке, вокруг человека. Гламур я бы назвал формой пластикового рая. Люди во все века мечтали о чем-то таком — идеальном, беззаботном и вообще-то бессмысленном. Без конфликтов, боли и страданий. И нельзя их заставить об этом не мечтать”.

“Успокоиться можно, когда все вопросы решены. Когда мы окажемся в обществе, где есть хоть какая-то социальная справедливость. Но мы в России, где до сих пор большинство вопросов о социальной справедливости так и остались без ответов. Без практических ответов. Посмотри, сколько неправды вокруг?! Какими же надо быть толстокожими людьми, чтобы этой неправды не чувствовать?! Скажу еще одну неприятность: какие мы — такое и все вокруг. Мы оказались в нашем же страшном сне. Всех этих мерзавцев, от которых житья нет, всех этих воров и негодяев нам же не с луны прислали. Это мы и есть сами! Я хочу видеть людей другими. Не такими. <…> Может, это и приводит меня в состояние агрессии? Но, впрочем, я рад, что не в состояние уныния!”

Елена Лебедева. Великое кривое зеркало. — “Русский Проект”, 2007, 20 ноября .

“Великий русский национальный писатель стал фанатичным проводником антинациональных идей, антинационального начала в русской жизни. Парадокс, который еще ждет своего исследователя. Знаменитое изречение Ленина о зеркале русской революции вполне оправданно. Лев Толстой стал примером и своеобразным „моральным оправданием” отрицания России и ее православной культуры всевозможными современными сектантами и анархистами. Но чему на самом деле учил граф Толстой и как он думал? За общими мифами о „ненасилии” скрывается на самом деле весьма и весьма неприятная сектантская философия”.

Лже-Дмитрий. Диалог у предновогодней елки. Дмитрий Бавильский задает вопросы Дмитрию Воденникову, и наоборот. — “Взгляд”, 2007, 20 ноября .

“ Д. Бавильский: Что ты чаще делаешь — пишешь стихи или занимаешься сексом?

Д. Воденников: Справляю Новый год. ...Сексом конечно. Заставляют. Но, если честно, я не очень люблю секс. Он для меня такая штука, которая как раз все эти складки обнажает. Я не про физику. Я про каких-то чудищ внутри. Я бы не стал спать с таким человеком, как я сам. А ты?

Д. Бавильский: Стал бы я спать с тобой?

Д. Воденников: Ну, со мной — это понятно. Я о другом. Стал бы ты спать с собой — ну если там все поменять, например, был бы сам женщиной, а Д. Б. каким-то мужчиной?

Д. Бавильский: Для меня секс никогда не был самодостаточным. Для меня секс — это метафора, еще один способ достижения близости, сам по себе вторичный и совершенно служебный. Канает, когда он — во имя чего-то, кого — дружбы, любви. Просто когда любишь или хотя бы увлечен, то хочешь достичь максимального растворения всеми доступными способами. Ты же наверняка знаешь, что полное растворение невозможно. Однако есть практики, создающие, хотя бы на время, хотя бы на несколько мгновений, такую вот иллюзию полного наложения друг на друга. Для того и не спим. А секс сам по себе — это совершенно неджентльменское занятие: посмотришь со стороны на то, чем люди занимаются: позы странные и вычурные, нелепые даже, можно сказать, хрипы и стоны комичные какие-то. Бр-р-р, а чем это вы тут занимаетесь?!

Д. Воденников: Дело даже не в комизме, мне кажется. А в том, что это не ты. Или слишком ты. Какой-то неразбавленный. Мне раньше всегда было плохо после секса. Не грустно (как по латинской пословице), не печально. А именно плохо. Теперь прошло”.

См. также: Дмитрий Воденников, “Голый Тютчев. Стихотворение недели. Федор Тютчев, „Накануне годовщины 4 августа 1864 года”” — “Взгляд”, 2007, 20 ноября.

См. также: Дмитрий Воденников, “Подросток Маяковский. Стихотворение недели. Владимир Маяковский, „Лиличка! Вместо письма…”” — “Взгляд”, 2007, 28 ноября.

Борис Лихтенфельд. Холуин. — “ TextOnly ”, 2007, № 23 .

…и с досады плюнет Ося Бродвейский

на Литейный, будто в омут летейский.

Кирилл Медведев. “...Чтоб искусство было нашим, общим, живым, постоянно творческим делом”. — “Сайт поэта Кирилла Медведева”, 2007, .

“Несмотря на то что многие авторы советской неподцензурной литературы <...> живы и действуют как поэты, историю этого феномена на сегодняшний день можно считать фактически завершенной”.

“Принципиально и органично включить искусство в работу демократии (как и организовать саму демократию) оказалось гораздо сложнее, чем объявить его частным делом, прогрессивно отринуть советские представления о вселенской роли художника и т. п. За выхолощенными декларациями о „частном месте” художника, отделении „означающего” от „означаемого”, текста от автора, поэта от гражданина и т. п. оказались потерянными радикально-демократические модели, разрабатывавшиеся в андеграунде (и, конечно, не только двумя авторами, о которых здесь шла речь). Этот провал сегодня становится все более очевиден, и прежний вопрос — каким образом искусству отстаивать свою независимость? — снова встает перед художниками и интеллектуалами. В дальнейших вариантах ответа на него станет ясна реальная ценность и реальная ограниченность советской неподцензурной культуры”.

Борис Межуев. “России следует осознавать, что она чужая...” Беседовала Елена Пенская. — “Русский Журнал”, 2007, 21 ноября .

“<…> России следует осознавать, что она чужая как для сил, представляющих мировой порядок, так и для сил, борющихся на стороне мировой революции”.

Можно стать пророком. — “ПОЛИТ.РУ”, 2007, 15 ноября .

Художник и писатель Максим Кантор отвечает на вопросы читателей “ПОЛИТ.РУ”: “Contemporary art я не люблю постольку, поскольку считаю этот тип деятельности не гуманистическим, а шаманским. Это знаковая система требуется современному обществу как форма управления сознанием толпы, как регуляция инстинктов. Эта система оперирует понятиями „свобода” и „самовыражение”, но на деле давно подменила эти понятия. Иначе говоря, я считаю contemporary art инвариантом язычества, таким новым паганизмом, неоязычеством, востребованным современной империей. На бытовом же уровне contemporary art вызывает у меня ровно ту же брезгливость, какую вызывал некогда соцреализм. И не люблю я contemporary art именно за те же самые свойства, что и советское искусство: за стадность, за круговую поруку, за лакейство, за индустриальное производство развлечений. И характеры, и персонажи, фигурирующие что там, что тут, — абсолютно идентичны. Должность секретаря союза художников заменили на должность куратора и т. д. и т. п. Находиться в толпе всегда противно, находиться в толпе, объявившей себя парадом индивидуальностей, — противно вдвойне. Ровно потому же, почему некогда я не мог ужиться с соцреализмом, я не смог заставить себя войти в круг contemporary art . Уж очень, знаете ли, трудно участвовать в широко организованном и постоянно подпитываемом вранье. Интернациональный размах только усугубляет эффект. Как выражался герой Венички Ерофеева: стошнить не стошнит, а сблевать могу”.

См. также: Максим Кантор, “Распутица. Время снабженцев” — “ПОЛИТ.РУ”, 2007, 1 ноября.

Андрей Немзер. Одинокий. Двести лет назад родился Владимир Бенедиктов. — “Время новостей”, 2007, № 211, 19 ноября .

“Дело в том, что Бенедиктов никогда не хотел быть властителем дум и торжествующим певцом. Не хотел и когда логика литературной эволюции, потребовавшая в 1830-х смены „гармонической точности” на заразительный грохот, броский колорит, взвихренно-расплывчатую семантику, коей надлежало передать „физиологию” бурно кипящих страстей, вынесла его на вершину российского Парнаса. Бенедиктов знал, что удел истинного (романтического) поэта — страдание и одиночество, что он призван воспевать красоту (зримую, плотскую, обольстительную, грозную и далее по списку) и не получить взамен ни лаврового венца, ни упоительных лобзаний”.

“Что он чувствовал, когда наркотик стихотворства переставал утолять боль (недаром откровенно дурные стихи его неимоверно растянуты — только бы плавать в грезах), можно лишь догадываться. Жизнь Владимира Григорьевича — тайна за семью печатями”.

Василина Орлова. “Жизнь — вот и все наше послание миру”. Беседу вел Сергей Шпалов. — “Культура”. Еженедельная газета интеллигенции. 2007, № 43, 1 — 7 ноября .

“Я ценю Захара Прилепина, несмотря на книгу „Грех”, которая меня испугала. Испугали ноты самолюбования, некоторое лукавство (сборник рассказов назвал романом), которое, как мне казалось, ему совершенно несвойственно. Существует и ряд людей моего поколения — Роман Сенчин, Сергей Шаргунов, Анна Козлова. Многие из нас читают друг друга, многие беспрестанно отражают друг друга в многочисленных зеркалах собственных произведений. Я считаю, что нам удалось создать свое поле, где происходят бесконечные перемигивания, пульсации”.

“Мне кажется, границы литературы претерпевают сейчас серьезные подвижки. Вопрос: является ли сообщение в блоге литературным произведением? Идентифицировать его по жанру нельзя, нужно смотреть по содержанию. Но оно существует в контексте миллионов таких же записей, которые литературой определенно не являются, — например, информационных сообщений. И границы между ними делаются все более зыбкими”.

“Таким посланием может быть твоя собственная жизнь, она и есть процесс говорения. Человеку дано не особенно много, жизнь — вот и все наше послание миру”.

Юрий Павлов. Лейтенант Третьей мировой. Беседа со Станиславом Куняевым. — “День литературы”, 2007, № 11, ноябрь.

Говорит Станислав Куняев: “Бахтин, к сожалению, оставил мало размышлений о непосредственно русском. Кожинов, видимо, был влюблен в него как литературовед, эстет, историк, философ. Бахтин для моего понимания достаточно сложен, и он прямо не ответил на многие вопросы, которые меня интересуют. Три его книги я прочитал, и мне этого хватило, а все остальное — разговоры Бахтина — я уже узнавал через Кожинова. В разговорах Михаил Михайлович был, видимо, смелее и решительнее. Но разговоры остаются разговорами (они потом вышли, записанные моим университетским преподавателем Дувакиным). Бахтин все равно не был человеком пророческого склада, а именно это всегда привлекало меня в русских философах больше всего. <…> Вадим [Кожинов] всегда умел объяснить то, на что у меня самого мозгов не хватало. Все его работы были для меня значительными и подвигли меня в моем развитии. Например, „Правда и истина”, „И назовет меня всяк сущий в ней язык…” стали этапами в моем развитии. Это умение без пропагандистского упрощения глядеть на явление в полном его объеме — вот чему я учился у Вадима всю жизнь”.

Борис Парамонов. “Доктор Живаго”: провал как триумф. К пятидесятилетию романа. — “Русская жизнь”, 2007, № 15, 23 ноября .

“В предлагаемом рассуждении я исхожу из того, что „Доктор Живаго” — неудача Пастернака. Этому противоречит, во-первых, мировой успех романа, во-вторых, чрезвычайно высокая авторская оценка этого сочинения. Пастернак, как известно, заявлял не раз, что все, сделанное им в течение долгой и плодотворной поэтической жизни, — ничто по сравнению с романом, считал „Доктора Живаго” вершинным своим достижением. Успех на Западе и во всем мире мог только укрепить его в такой самооценке. Между тем в России, тогда еще Советском Союзе, мнение о неудаче Пастернака в этом его эпическом опыте было не менее распространенным, чем всеобщий восторг зарубежных читателей, из которых едва ли не один Набоков сохранил потребную трезвость суждения (какие бы мотивы ни стояли за его сдержанностью). Роман разочаровал русских читателей — тех, конечно, которым он был доступен. Пожалуй, наиболее резко высказалась Ахматова, сказавшая, что „Доктор Живаго” наполовину написан „Ольгой” (Ивинской). <…> Единственное оправдание пастернаковскому роману в глазах культурных русских — точнее, советских — читателей: его антисоветская, антирежимная настроенность, „Нет”, сказанное большевистской истории. На этом кредите „Доктор Живаго” как-то мог продержаться в советские годы, а в ранней перестройке явиться сенсацией — хотя это была сенсация не столько пастернаковская, сколько горбачевская. Но сейчас считать это шедевром нельзя. Это не значит, что „Доктор Живаго” утратил интерес как предмет специально-научных, литературоведческих исследований; скорее наоборот: анатому — чтоб не сказать гробокопателю — много удобнее работать с неживым материалом”.

Михаил Пожарский. Жертвоприношение. Пора понять, что мы, русские, никому ничего не должны. — “АПН”, 2007, 8 ноября .

“Русскому с малых лет внушают, что он рожден на свет совсем не просто так. Не для того, чтобы жить, быть счастливым и радоваться жизни — эту привилегию мы оставим для буржуазных и империалистических стран, бездуховных и неправославных. А русский должен непременно принести себя в жертву чему-то Великому — например, строительству автодороги, канала или нефтепровода. Но вообще, русский непременно должен трудиться ради „царства небесного” или столь же близкого к нему „светлого будущего”. <…> Постулат первый и основной — русский никому ничего не должен . В особенности государству с его проектами. Русский имеет право жить как он хочет, трудиться как он хочет, любить кого хочет, путешествовать куда хочет, принимать законы какие хочет, выбирать кого хочет, думать что хочет, говорить что хочет, писать что хочет и т. д. А также имеет право поднять оружие против того, кто мешает ему в осуществлении этих прав”.

Владислав Поляковский. Mйnage а а trois. — “ TextOnly ”, 2007, № 23 .

“Наполняющие текст [Данилы] Давыдова слова участвуют в процессе говорения и создания стихотворения на равных правах с автором, вне зависимости от события или иного повода, стоящего у истоков высказывания. Поэтому для Давыдова нет строгого различия между „серьезным” и „шуточным”, стихотворением „серьезным” и эпиграммой, текстами, написанными „на случай”, как это было привычно раньше. Давыдов отказывается признавать одни тексты ценнее или „серьезнее” других. Поэтому у Давыдова общий мессидж, общий смысл, который автор желает донести до читателя, свободно распределен по всем текстам, вне зависимости от их интонационной или формальной окраски. <...> Столь новое для поэта отношение к собственным текстам и собственному „образу поэта” в целом, собственному „телу” выделяет Давыдова из среды обоих поколений литературного контекста в России, между которыми он волей случая оказался. Для поэтов старших по отношению к нему вполне характерно деление на „the best” и „почеркушки”. Поэты младшие, кажется, вообще стирают границу между серьезным и несерьезным. Давыдов же ее сохраняет — сохраняет нарочно, дабы продемонстрировать ее условность и ирреальность”.

Олег Рогов. Пелевин. Сорок пять. 22.11. Для прозаика сорок пять лет не возраст. Пелевин подошел к полукруглой дате сформировавшимся и, что немаловажно, успешным автором. — “Взгляд”, 2007, 22 ноября .

“Почему-то считалось, что искомое отражение [времени] может быть воплощено исключительно средствами и приемами сугубо реалистической прозы. Это сейчас мы уже можем удивляться фантомности этого стереотипа, а до Пелевина такое утверждение было непререкаемым и бесспорным. Во многом такое представление шло, конечно, от афористического высказывания Стендаля, что роман — это зеркало, с которым писатель идет по дороге. Реалисты таскали по большакам трюмо, юмористы пускали зайчиков по бульварам, дамская проза ограничивалась зеркальной пудреницей, модернисты предпочитали отражение в отражении, постмодерн пялился на зеркальные витрины. Зеркало, с которым бродит Пелевин, сродни направлению в фотографии, когда снимок делается, не глядя на дисплей или в видоискатель, рука с аппаратом выкидывается в произвольном направлении и палец нажимает на спуск. Что получилось — всегда загадка для фотографа. Но на эти снимки попадают детали, которые ускользнули бы при обычной художественной фотосъемке”.

Александр Самоваров. Его Величество Народ. — “АПН”, 2007, 16 ноября .

“Мы же понимаем, что когда делят добро, то делят среди россиян, и национальность тут роли не играет. Точнее, не играет роли русская национальность. Но когда народ станет арбитром в политическом споре, то этим народом будут не россияне, а русские. Другого политического народа в России нет . И это скоро выяснится явственно”.

Андрей Сен-Сеньков. “Поэзия сегодня просто сногсшибательно разнообразна, интересна и непредсказуема”. Беседу вел Захар Прилепин. — “АПН — Нижний Новгород”, 2007, 13 ноября .

“Главная книга жизни (в 40 лет понимаю ясно) „Кондуит и Швамбрания” Кассиля. В общем, все мои книги — это такой бесконечно-неудачный апгрейд Швамбрании. Из поэзии — навсегда Мандельштам. Вот действительно, удивление не ослабевает…”

“Лучшие критические заметки о поэзии пишут сами поэты. Похожее было 100 лет назад с художниками. При отсутствии вменяемых критиков они сами стали писать. И получилось. И у нас получается”.

“Проблема была, есть и будет одна — плохой текст. Сопротивление его жуткому появлению на свет — единственная цель и задача. Все остальное — золотое напыление”.

Сергей Соловьев. Метафизика чтения. — “Русский Журнал”, 2007, 6 ноября .

“Не мужчина и женщина находят друг друга, а две библиотеки вступают в связь — случайными строчками, с детства нашептывающими судьбу, закладками, пометками на полях. И драма близости или разночтения чувств разыгрывается не между ними, а в непроглядном сплетении библиографий”.

Аза Тахо-Годи. “Самым главным для меня всегда было то, что я — учу...” Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова. — “Русский Журнал”, 2007, 15 ноября .

“Для души у меня — поэзия символистов и тех, кто был предсимволистами. Тютчев, например. Между прочим, он очень хорошо понимал античность и Древний мир. Он писал в стихотворении „Цицерон”, как „оратор римский” „застигнут ночью Рима был”. Это о конце античности. Видимо, для Тютчева „ночь Рима” как-то соединялась с трудными путями России. <…> Времена-то наступали последние... Поэзия Тютчева мне очень близка. Потом — Иннокентий Анненский”.

“Вы имеете в виду стихотворение „Бессонница, Гомер, тугие паруса...”? Я спокойно отношусь к этому поэту”.

“Ну, Пелевина, конечно, не читаю (смеется). Я люблю мемуары. То, что нынешние люди пишут о прошлом ”.

Тема ГУЛАГа. Значимое отсутствие. — “Искусство кино”, 2007, № 5 .

Говорит Александр Даниэль (“Мемориал”): “Беда, однако, в том, что мы все это говорили [в период „перестройки”] не только и не столько потому, что хотели всерьез осмыслить прошлое, а потому, что нужен был козырь для решения политического вопроса — о преступном происхождении власти. При этом, думаю, большинство тогдашних „борцов за историческую правду” действовали искренне, не отдавая себе отчет в своих мотивациях, это просто был такой самообман. А власть пятится, пятится, в обе стороны пятится, пока не упирается спиной в изначальную дату — 25 октября 1917 года. Тут происходит путч августа 1991 года, который проваливается. И интерес к глубокому осмыслению собственной истории у народа моментально исчезает. Могу назвать точную дату, когда эта тема ушла из массового сознания: в ночь с 21 на 22 августа 1991 года. Интерес к прошлому и вообще к идеологическим и мировоззренческим вопросам моментально исчез: все внимание сосредоточилось на текущей политике и еще на экономических проблемах, на бизнесе”.

Говорит Андрей Немзер: “Что становится самым модным в последнее время у продвинутой части населения? Постмодернистская концепция о том, что все, о чем мы здесь говорим, — это игра. Абсолютизация большого стиля, Гройсово балаболство и сорокинская пропаганда национал-социализма и большевизма. Я имею в виду „Месяц в Дахау”, „Голубое сало”, „День опричника”, где смакуются насилие и уничтожение человека. Есть еще и физиологический напор: идет возгонка того, что Шаламов ненавидел почти так же, как правящую партию и систему. Возгонка блатного мифа: радио „Шансон”, орущее из каждой дыры, поэтизация блатарей. Вспомним, что это такое (для Шаламова) — „Очерки преступного мира”. А все 90-е годы и сегодня у нас идет поэтизация этой мрази на самых разных уровнях”.

Мишель Уэльбек. “Мои книги не надо читать в школе”. Беседу вел Леонид Клейн. — “ПОЛИТ.РУ”, 2007, 21 ноября .

“Вообще надо помнить, что все романисты после Бальзака были обречены на то, чтобы как-то позиционировать себя по отношению к этому писателю, в том числе и Флобер. Конечно, „Госпожа Бовари” написана прекрасно, Флобер выработал удивительный стиль, но все-таки настоящим отцом французского романа можно назвать Бальзака”.

“Знаете, существуют французские романы, в которых нарисована оптимистическая картина мира. Только редко это хорошие романы. Например, Жюль Ромен писал оптимистические тексты, но нельзя сказать, чтобы это было превосходно. То есть „Поль и Виржиния” — это все-таки удача, но странно называть это романом. Там отсутствует конфликт. Но если искать оптимистов, то, наверное, нужно… Нет, это сложно”.

“Я считаю, что мои книги, конечно, не надо читать в школе. До тринадцати лет по крайней мере. Есть много авторов, которых можно читать в раннем возрасте. Мне кажется, что и в Кафке дети мало чего поймут. Я, например, в детстве читал Жюля Верна. У меня даже мысли не было читать Бальзака”.

Елена Фанайлова. Из дневника лета 2006 — 2007. — “ TextOnly ”, 2007, № 23 .

Ларс фон Триер превращается в женщину

Никто этого не замечает

Все кричат, что он провокатор и не любит Америку

Пропади она пропадом

Ларс фон Т. следует за своею Анимой,

Женской душою, как говорят отцы-основатели,

Он испытывает жестокие мучения

Стигматы появляются на его теле,

Как у католических святых и полоумных,

Никто этого не замечает.

Сладострастно пишут о несчастных актрисах.

Даже моя подруга, неглупая женщина

С феминистскими замашками,

Утверждает, что он наслаждается

Девичьими увечьями.

Блядь, да он же рыдает, как первоклассница.

У художника смех и слезы так близко.

..............................................

(“Маша и Ларс фон Триер”)

Алексей Филимонов. Эротизм смерти у ОБЭРИУтов. — “Топос”, 2007, 8 ноября .

“Тема смерти — длиннее самой смерти. Она как змея, кусающая себя за хвост. У ОБЭРИУтов она стала заглавной и ведущей. Как писал Г. Адамович, смерть — это тема, которой не избежит никто. <…> Они зачерпнули слой фантасмагорейской реальности, на которую обычно закрывают глаза, называя абсурдом — злой нераспознаваемостью, и в этой роковой схватке с непреодолимыми обстоятельствами ОБЭРИУты вышли победителями…”

Ревекка Фрумкина. Археология советской цивилизации. О новой книге Мариэтты Чудаковой. — “ПОЛИТ.РУ”, 2007, 23 ноября .

“Аркадий Гайдар считался детским писателем, поэтому все, что было издано, я прочитала не позднее лета 1941 года. По меньшей мере три его сочинения мне запомнились тем, что я не понимала, что в них сказано: это „Военная тайна”, „Голубая чашка” и, как это ни покажется странным, „Тимур и его команда”. „Голубую чашку” я перечитала через много лет и поняла, что этот пронзительно-грустный текст просто не предназначен детям, хотя, замечу, „по нему” в свое время была сделана хорошая детская передача (сегодня придется добавить — радиопередача ). А остальные повести? Разумеется, в „Тимуре” я, девятилетняя, не могла по-настоящему разглядеть тот моральный пафос, который быстро сделал эту повесть в большей мере фактом жизни, чем литературы. Но я никак не могла отождествить себя с героиней — девочкой Женей, почти моей ровесницей, и это меня задевало. Как обыкновенная девочка может сама поехать с дачи в город да еще остаться ночевать в незнакомой квартире? Это же не „Дети капитана Гранта”, где все и должно быть необыкновенно и даже фантастично, ведь Гайдар — это про нас, — значит, про меня тоже?.. „Военную тайну” я и вовсе отказывалась принять как повествование о реальной жизни <…>”.

“Слоган „ история сама расставит все по своим местам ” — отнюдь не безобидная благоглупость. По местам — удачно или неудачно — исторические события расставляют историки, в том числе — историки культуры. Чудакова напоминает о том, что для многих участников культурного процесса 50-х — первой половины 60-х гг. мученическая смерть „без права переписки” и посмертная реабилитация казненных близких были сильнейшим личным переживанием. „ Я все равно паду на той, на той единственной гражданской ” — это на самом деле поминальная молитва по погибшим родным, от которых поэт отказывается отрекаться”.

См. также отклик на книгу М. Чудаковой в “Книжной полке Владимира Губайловского” в январском номере “Нового мира”.

Вячеслав Харченко. Поэтическое разъединение. — “РЕЦ”, 2007, № 47, сентябрь (“17 поэтов в сентябре”) .

“Интернет — великий соединитель — неожиданно создал ресурсы, которые позволяют поэту поддерживать постоянный контакт со своими читателями. Однако диалог в Сети происходит выборочно. Свои беседуют со своими. Только в редком случае пересекаются с представителями других поэтических школ”.

“Если мы когда-то для русской поэзии и мечтали получить идеальное разъединение, то мы его получили. Такое легкое недовольство друг другом, а не доносы и черные „воронки”. Такое недомыслие и недопонимание, а не психушки и высылки на ПМЖ”.

“Мы, конечно, все равно придерживаемся корпоративной солидарности. Как сказала одна моя знакомая: „Если меня попросят назвать трех самых сильных поэтов, то я, конечно, вслух назову трех своих друзей, но про себя подумаю об А., Б. и С.””.

“Любое стихотворение — это ценность, любая поэтическая строка — это радость. Так будем же радоваться вместе, пусть и разъединенные”.

В этом номере журнала “РЕЦ” (выпускающие редакторы Герман Власов и Александр Переверзин) напечатаны стихотворения Бахыта Кенжеева, Константина Рупасова, Михаила Дынкина, Александра Анашкина, Елены Генерозовой, Сергея Шестакова, Дмитрия Плахова, Ивана Зеленцова, Геннадия Каневского, Александра Грачева, Юлии Головановой, Наты Сучковой, Ольги Нечаевой, Алексея Тиматкова, Елены Дорогавцевой, Всеволода Константинова и Андрея Чемоданова .

Егор Холмогоров. Культурная революция. — “Русский Проект”, 2007, 7 ноября .

“А вот как быть теперь, в 2007 году, когда политическая система все более определенно приобретает черты национально-республиканской неомонархии, когда она пытается основать себя на парадоксальном фундаменте технократического традиционализма, вписать Октябрь в этот магический круг новой идеологии очень и очень непросто. <…> Беда в том, что Великая Русская Революция (все три слова вполне можно поставить в кавычки и обезопасить вопросительными знаками) еще не закончена, ее исторический итог не подведен. Мы продолжаем существовать в той реальности, которая создана революционными и постреволюционными событиями. Мы присутствуем при мучительном распаде этой реальности и в ее лучших, и в ее худших проявлениях”.

“Очень хотелось бы в следующее десятилетие увидеть процесс объективной, ненасильственной, не карикатурной ре-русификации русской культуры . Выправления одного из самых поразительных культурных парадоксов, созданных „Великим Октябрем”. <…> Но одним из парадоксов этого богатого пространства было то, что русские в Советском Союзе чем дальше, тем больше переставали быть субъектом своей собственной культуры. Получив грамотность, мы взамен утратили и формальное, и фактическое право на культуру . Русская культура, русский язык, русская литература, что особенно поразительно, отчуждались от русского народа”.

“Сегодня мы либо питаемся огрызками позднесоветской эпохи, либо вынуждены существовать в ареале вторичной космополитической культуры постмодерна, в которую интегрировалась и содержание которой выражает сохранившаяся интеллигенция. Собственно русской культуры в хоть сколько-нибудь немаргинальном состоянии попросту не существует. Существуют отдельные имена, отдельные контуры, обозначенные возможности, но не более того”.

Вадим Штепа. К воскрешению времени. Футуризм против постмодернизма. — “АПН”, 2007, 28 ноября .

“Объемистая, более чем 800-страничная книга [Михаила] Эпштейна „Знак пробела. О будущем гуманитарных наук” вышла в 2004 году. Если бы интеллектуальная ситуация в России была нормальной, этот „талмуд” давно бы уже оброс ворохом рецензий и даже сам, в свою очередь, породил бы книжные волны, развивающие сконцентрированные там идеи. Но, видимо, Эпштейн вновь настолько радикально опередил гуманитарный „мейнстрим”, что у его представителей просто не созрел еще понятийный аппарат, чтобы адекватно оценить эту книгу. Да, в общем-то, этому посодействовал и сам автор, введя такое множество новых терминов, которые критики оказались не в силах „вместить”… Сегодня, через три года после выхода, эта книга по-прежнему воспринимается как „гостья из будущего”. <…> Она адресуется довольно узкой ныне группе интеллектуалов (тираж — всего 2000 экз.), которая не только не прельстилась этой модой на прошлое, но и пытается в российских условиях утверждать волю к неизведанному будущему”.

“Возможно, аллергия на футурологию подпитывается здесь еще неизжитым травматическим опытом коммунизма, когда на алтарь „светлого будущего” приносились массовые жертвы. Однако такая футурофобия способна порождать лишь архаичные антиутопии…”

Александр Яковлев. “Я — оптимист. Не люблю рассказы с печальным концом”. Беседу вел Захар Прилепин. — “АПН — Нижний Новгород”, 2007, 2 ноября .

“Да, большой жанр — не мое. Да не очень-то я в него и верю. Роман — дело западной литературы. „Три мушкетера” — вот образец. У нас же такого просто быть не может. Разве у Толстого и Достоевского романы? Русские философские трактаты, оживленные действующими лицами. Но именно оживленные — гении знали секрет. У меня же любой замысел воплощался на двух-трех страницах. Мне казалось — достаточно, ведь все же сказано, чего огород городить… Но это было несерьезно. С точки зрения редакторов. И мне говорили: ты еще не классик, чтобы приносить публиковать короткие рассказы (считалось, что они — отходы от романов). Или советовали составлять циклы. В общем, большие проблемы малого жанра”.

Игорь Яркевич. “Рядом с Октябрьской революцией только рождение Иисуса Христа”. Все русское потускнело и надоело. Кроме революции. — “Независимая газета”, 2007, № 251, 23 ноября.

“Я тоже не люблю революции. Я люблю только думать о революции”.

Составитель Андрей Василевский.

“Аполлинарий”, “Арион”, “Вопросы истории”, “Вышгород”, “Встречи”,

“Дальний Восток”, “Зарубежные записки”, “Знамя”, “Илья”, “История”, “Книголюб”, “Нескучный сад”, “Подъем”, “Радуга”, “Фома”

Сергей Алексеёнок. Правда всегда одна… Памяти Ильи Кормильцева. — “Книголюб”, Алматы, 2007, № 3-4.

“Он не терпел фальши, шаманских плясок под политический аккомпанемент, как в песне „Чистый бес” из альбома „Нау” „Чужая земля”, — „и без лишних приготовлений начал танец бесчисленных рук, / где в каждом безумном движенье рождался неведомый звук…””.

Алексей Алехин. Золотая соска. — “Арион”, 2007, № 3 .

“Появление нового поэта — одно из самых фундаментальных событий в поэзии. Но не молодого поэта, а зрелого ”. Изрядно тут досталось знаменитому проекту “Дебют”.

Максим Амелин. Младенствующая речь (к 270-летию русского свободного стиха). — “Арион”, 2007, № 3.

Фундаментальное исследование с выводами. “1. Свободный стих в русской светской поэзии, как выяснилось, не менее древен, чем до сих пор употребляемый регулярный; 2. Все разговоры о том, что свободный стих якобы заимствован и потому несвойствен русскому языку, отныне окончательно лишаются оснований; 3. Русская поэзия в России, увы, по-прежнему остается малоизученной и малоизвестной”.

Мария Березовская. Чужое лицо. Рассказ. — “Дальний Восток”, 2007, № 6.

Публикуется в рубрике “Дебют”. Увы, “проигранный” “слаповский” прием (“я не я”) — история о человеке, который усилием воли и мышц лица “надевал” на себя чужую физиономию и донадевался. Получился какой-то страшилочный эпизод из “Ералаша” для взрослых.

Валерий Вотрин. Стихи. — “Встречи”, Филадельфия (США), 2007, № 31.

Называется “Итоговое”, и Вильяму нашему Шекспиру здесь явно мало не кажется:

Зову я мышь. Мне видеть невтерпеж

Бессовестное репы разбуханье,

И в тереме селящуюся вошь,

И колобка бесстыжего гулянье…

И завершается сей сонет не менее дерзким крещендо:

И дураку неслыханный почет,

И лодыря без страха и упрека,

И змея грубо прерванный полет,

И горделивость куры толстобокой.

От зрелищ этих восстает душа,

И я мыша зову. Зову мыша!

Вотрин живет в Бельгии, а родился в 1974 году в Ташкенте.

В этом, очевидно, последнем выпуске “Встреч” (измученная Валентина Сенкевич пишет мне, что американская почта упразднила Surface mail, а посылать бандероли в Европу по воздуху ей не под силу) впервые публикуются шуточные (!) стихи Ивана Елагина и домашняя стихотворная “поздравиловка” “Встречам” Льва Лосева. И как всегда — русские стихи, авторы которых живут вне России. Грустно, но будем ждать объемную антологию альманаха, над которой В. Сенкевич сейчас работает.

Эргали Гер. Трижды оглашенная. Ода без глянца. — “Знамя”, 2007, № 11.

О легендарной Наталье Исааковне Беккерман, годами привечавшей поэтов, прозаиков, художников — всех, кому был нужен заинтересованный читатель, слушатель, “и стол и дом”. Среди других героев — поэты Александр Еременко и Виктория Волченко.

Андрей Гладышев. Французская революция: взгляд из XXI века. — “Вопросы истории”, 2007, № 10.

“В действительности писанием книг о масонстве занимаются по большей части сами масоны. <…> Мифологизация масонами собственной истории — сюжет вполне достойный отдельного исследовательского внимания!”

Марианна Гончарова. “…Щинят и каникулов”. — “Радуга”, Киев, 2007, № 8.

Чудесный рассказ-воспоминание о бывшем однокласснике, человеке, ставшем артистом-клоуном европейского уровня. Блестящая иллюстрация к нехитрой мысли о том, что фундамент личности закладывается в детстве, когда еще катаются с горок, лупят друг друга портфелями по спинам и ничего не боятся.

Владимир Губайловский. Время поэзии (о современной античности). — “Арион”, 2007, № 3.

Литературоведческим и критическим текстам В. Г. уже давно пора собраться в книжку. Настоящие ревизии — плод наработанного за долгое время, результат осмысленного чтения несовременной литературы, отличная интуиция и — в перспективе практическое подспорье (иногда философского толка) для многих, думаю, литераторов. Лично меня он всегда “отрезвляет”.

“Чтобы назначение стрелы Аполлона было переосмыслено и она стала действовать подобно стреле Эрота — то есть не убивать, а даровать вдохновение, мир должен был радикально измениться. И главное, что непременно должно было произойти, — стрела, перестав быть оружием, должна превратиться в символ”.

Владимир Губайловский. Дорога на Чаттанугу. Стихи. — “Зарубежные записки”, Германия, книга одиннадцатая (2007-III) .

Маленькое — и очень разнообразное — “избранное” В. Г., отсутствие новой поэтической книги у которого меня уже, честно говоря, начинает вводить в ступор. “История болезни” вышла уж почитай 18 лет назад. Господа издатели, вы что, сговорились? Почитайте этого поэта — Интернет же под рукой, не заставляйте говорить неловкости.

Владимир Гурболиков. Последние времена. — “Фома”, 2007, № 11 .

Очень личные, доверительные записки заместителя главного редактора “Фомы” — о собственной судьбе, точнее, об онкологическом заболевании, через которое он прошел, о болезни как испытании, “проверяющем на прочность отношение к Богу и к миру”.

“Болезнь открыла мне новое понятие, иное измерение жизни — Последние Времена. Не вселенские, не в истории мира, но мои собственные последние времена: путь хотя и неизвестной еще длины, но уже отмеренный; зримо, определенно конечный. И оттого дающий свободу вольнее распорядиться теми сроками, какие тебе остались… Услышав „роковые” слова, я почувствовал одновременно страх перед мучением, детскую растерянность — и вместе с тем… ожидание и странную даже радость. По отношению к тому падению, какое происходило в моей жизни и которое я никак не мог остановить, это было благо. Мне Некто сказал: „Ну, хватит, довольно”, — и в этом слышался не приговор, но подлинное сострадание к человеку, который уже и так начал мертветь, только гораздо худшим омертвением. <…>

О болезни говорят как о духовном лекарстве, средстве от греха… Но мне болезнь кажется не лекарством, а катализатором: всё, что дремало, хорошее ли, дурное, — пробуждается, и вспыхивает нравственная борьба, какой не мог себе представить до болезни. Это не только физический, но и духовный шторм. Пытаешься выплыть, ступить на твердую почву, но вдруг оказываешься без веры, среди пены и темных волн — и вера вот-вот захлебнется вместе с тобой. Но ты снова и снова пытаешься повернуть к берегу…

Нет, ну подумайте: ведь по сути я совершеннейший, совершеннейший материалист! Ленящийся просыпаться, стесняющийся утки и судна, жадно выхлебывающий куриный бульон; зависимый от погоды, вечно думающий о деньгах... Отчего же самым сокровенным, почти несознанным желанием своим я так хочу, чтоб за меня хоть кто-нибудь... молился?..

И отчего же, узнавая, что некто и вправду молится обо мне, старается помочь, переживает, — я совершенно не умею нормально, от души сказать, что благодарен?.. Просить прощения и благодарить — две вещи, которые я умею хуже всего. А раз так — какой из меня христианин?..

Катя приходит и рассказывает, как дочки молились за меня вчера вечером. И горько, серьезно плакали. „Господи, ну исцели же нашего папочку, чтобы у него прошла эта опухоль! Пусть папа не умирает!” Никогда до того они не плакали на молитве. Да и откуда — в пять лет?.. <…>

Когда я думаю о том, что редко чувствую присутствие Бога, что ощущаю страх смерти, то причину этого вижу в себе самом. Потому что, думаю, я совершенно не делаю того, что я должен был бы делать, чтобы иметь такое счастье. Я слишком несерьезно люблю, я не умею любить.

Если я не умею любить, если перестаю любить, то я умираю — и физически, и духовно, потому что в моей жизни нет больше смысла. Если хочешь убедиться, что есть Бог, то и любить надо в соответствии с той мерой, которую христианство предлагает в любви”.

Публикация вызвала множество откликов в Сети.

Александр Иличевский. Случай Крымского моста. Рассказ о реке. — “Зарубежные записки”, Германия, книга одиннадцатая (2007-III).

Он пугает, а мне ведь страшно.

Юрий Карякин. Перемена убеждений (Из “Дневника русского читателя”). — “Знамя”, 2007, № 11.

Удивительный документ, выросший действительно из дневника, из записных книжек. Насколько я знаю, выходит отдельным изданием. А здесь публикуется в тематическом номере журнала (“История как личный опыт”).

А propos: чтбо надо иметь в сознании, дабы по прочтении этого искреннего, доверительного послания сообщить в обзоре, что Карякин-де “эксгибиционист” в этом своем тексте? Обозревателя московского газетного еженедельника, позволившего себе такую хамскую глупость, мне тем не менее очень жалко. Он, этот обозреватель, не верит, видимо, никому — в том числе и себе. И впрямь: как поверить в искренность и простодушие человека, который, оставаясь ученым, поднимался так высоко во власть, от которой не взял ничего? Но в том-то и дело, что Ю. К. — уникальный случай. См., как говорится, его книжку “Достоевский и канун XXI века”. Нет, пожалуй, не посмотрит. Видно, и не знает о ней.

Валентина Катеринич. Записки латиниста о современном русском языке. — “Дальний Восток”, Хабаровск, 2007, № 6.

Очень хорошо о “магических словосочетаниях” XX века типа “процесс пошел” или “дорога к храму”. “Надо сказать, что мифы тоталитарных режимов более образные и жестко фиксированные семантически, нежели размытые и описательные мифы либеральных времен”.

Анатолий Кобенков. Действующее лицо нашей биографии. — “Илья”. Альманах. 2007. Выпуск шестой .

Номер открывается статьей А. К. двухлетней давности о поэте и эссеисте Илье Тюрине, погибшем в девятнадцатилетнем возрасте: “Вокруг него, проживающего свою вторую жизнь, клубятся нынешние девятнадцатилетние — стихотворцы и прозаики, живописцы и барды, эссеисты и театральные режиссеры: некоторые его графические листы кочуют по стенам столичных галерей, некоторые его строки, поющиеся под гитару, стали частью того спектакля, который живет движимый его звуком и мыслью, его резким светом и влажной трагедией. Он бесконечно что-то делает с нами: стариков возвращает в юность, молодых дразнит возможной зрелостью”.

В этом номере альманаха — интереснейшее исследование Марины Кудимовой о тюринских драматических сценах “Шекспир”. Из современной молодежи меня особенно зацепили — Андрей Болдырев (Курск) и Катя Ципаева (“Но мой ник пока еще бездомен. / Сетевая ночь над головой. / Я мечтаю снять свободный домен. / Завести @, быть с тобой”). Обе публикации с обстоятельными предисловиями председателя жюри Ильи-премии — М. Кудимовой.

Виктор Лунин. Как человек и как поэт. — “Вышгород”, Таллинн, 2007, № 5.

Проникновенное воспоминание о Валентине Берестове. “Вскоре мне уже не казалось, что стихи Берестова чересчур просты и незатейливы”.

Игорь Меламед. Нешуточность произносимого. — “Арион”, 2007, № 3.

Это предисловие к публикации из наследия Бориса Викторова. “Его стихам в высшей степени свойственна густая метафорическая насыщенность. Никакие нынешние „неоимажинисты” не в состоянии изобрести изумительные образы, которые рассыпаны на страницах его произведений:

…пес отмороженную лапу

вдоль отсыревшего сугроба

несет, как скрипку, на груди…

Но метафора не была для Викторова самоцелью. В ней почти всегда отражается „жизненная” подробность, нечто достоверно пережитое — некое зрительно-звуковое впечатление, навеки застрявшее в памяти автора <…>”.

Метафора риска. Интервью Ольги Марковой с писателем Дмитрием Бавильским. — “Аполлинарий”, Алматы, 2006, № 4 (33) .

Подробный и откровенный разговор о себе и о деле. Вот, по-моему, очень “бавильское” рассуждение: “Необходимо выживать в этом жестком, конкурирующем мире, и через книги приходят знания и системный навык чтения. Когда станет очевидной необходимость образования, я думаю, читать станет снова модно. Это станет развлечением элиты, и если ты захочешь причаститься к ценностям элиты, то будешь читать. И тогда, возможно, возникнут романы, которые окажут влияние на читающую публику”.

Константин Могилевский, Рустем Циунчук, Валентин Шелохаев. Государственная дума России как историографическая проблема. — “Вопросы истории”, 2007, № 11.

Первый автор — “старший референт аппарата фракции „Единая Россия” в Государственной Думе РФ”. Не фракция, товарищи, уже давно больше чем фракция. Авторы призывают творчески осмыслить накопленное. Сказка сказок, по-моему.

К 60-летию Александра Мелихова. — “Зарубежные записки”, Германия, книга одиннадцатая (2007-III).

Эссеистические поздравления от Александра Кушнера, Александра Кабакова, Валерия Попова и — также очень сердечное, но с изобретательной “безуминкой” — от “экскурсовода Юрия Малецкого”.

Олеся Николаева. Тридцатилистник. — “Арион”, 2007, № 3.

Тридцать стихотворений-биографий-судеб. Кое-кто узнаваем.

Андрей Нитченко. Неужели мажор? О книге Анны Минаковой “Ода радости”. — “Дальний Восток”. Хабаровск, 2007, № 6.

“Когда открываешь эту книгу, ловишь себя на том. что на лице появляется улыбка. Автор передает ее тебе, несмотря на всю неоднозначность и иногда мучительность своего состояния. Это бескорыстие по отношению к миру, отсутствие обиды, прощение, свет”.

Денис Новиков. Обратная сторона страха. — “Нескучный сад”, 2007, № 8 .

Говорит сорокатрехлетний православный психолог: “И третья причина роста тревожности — духовная. Это плата за гордость. <…> Человек, думающий только о себе, становится небезопасным для общества и сам чувствует себя в опасности”.

Андрей Платонов. Забытые статьи. Публикация и комментарий Владимира Попова. — “Подъем”, Воронеж, 2007, № 10.

“Только класс, способный на великую ненависть, на великое зло, на преступление перед прошлым, только такой класс способен победить и способен к счастью и добру. Великие бушующие силы зла, работы и борьбы стоит только поворотить немного, и она [жизнь] станет светом и счастьем. <…> Пролетарий не должен бояться стать убийцей и преступником и должен обрести в себе силу к этому. Без зла и преступления ни к чему в мире не дойдешь и умножишь зло, если сам не решишься сделать зло разом за всех и этим кончить его”. Опубликовано в 1922 году в газете “Свободный пахарь”.

Геннадий Русаков. Через трещины времени. Стихи. — “Знамя”, 2007, № 12.

Русаков меняется, то есть меняется сам его стих — временами трудно поверить, что этот же человек написал книгу “Разговоры с богом”. Поэт стал мягче, усложнил свой музыкальный ряд, пробует непривычные для себя размеры. Но главное его — стержневое — осталось прежним и будет с ним, очевидно, всегда: неизбывное страдание, то сладкая, то горькая боль. Замечательная подборка.

Алексей Савельев. “Истории” — 15 лет! — Научно-методическая газета для учителей истории и обществоведения “История” (Издательский дом “Первое сентября”), № 18 (2007) .

“Передовая” главного редактора. “Казалось бы, парадокс: самая зависимая от политической и идеологической конъюнктуры наука, где все может поменяться со сменой того или иного лидера, и вдруг — утверждение о ее устойчивости и неизменяемости. Но мы-то знаем, что самое главное остается неизменным: течение времени, смена поколений, память о добре и зле, о великих подвигах и ужасающих преступлениях. Неизменными остаемся мы с вами”.

От себя скажу: Алексей Савельев — удивительный, “штучный”, что называется, человек — трудолюбивый, точный, внутренне наполненный и в высшем смысле старомодный. Пришедший сюда словно бы из середины позапрошлого века.

Вера Савельева. Божественная ножка. — “Книголюб”, Алматы, 2007, № 5.

Исследовательский проект “Художественная антропология” добрался до ног. “Традиционно разграничивается семантика правой и левой ноги”. “Ноги бегут, бьют, танцуют, дрожат, холодеют, горят и сплетаются в любовной страсти (как сказано об этом у Б. Пастернака) <…>”.

Антон Северный. Обзор литературных событий. — “Аполлинарий”, Алматы, 2007, № 2 (35).

“Быть детским писателем стало модно”. Не знаю, не знаю. Может, если — прозаиком для старших подростков? Но уж никак не стихотворцем.

Евгений Сидоров. Поэзия как диагноз. — “Знамя”, 2007, № 12.

Никто не забыт и ничто не забыто. Большая статья, объективная статья, с балансом, с равновесием, с любимыми именами. Критическая статья. Поругает Евг. Юр., например, “Арион”, пожурит хорошенько и вроде как по делу, — ан глядь, тут же и хорошее найдет и похвалит. И даже пошутит вдруг, да как неожиданно, свежо и правильно: “И вместо культуры — культурность, необременительная начитанность с обязательным внедрением в поэтическую лексику античных и христианских образов.

Есть апломб и диплом(б), а стишков почти не видно”.

Анисимов Стас. Отар, или Воздух свободы. Повесть. — “Аполлинарий”, Алматы, 2007, № 2 (35).

Автор родился в 1973 году в Караганде, выпускник духовной семинарии, пишут, что “после этого несколько лет трудился в церкви г. Туринска Свердловской области. В настоящее время живет на своей родине”. Какая-то странная справка. А повесть — очередное кошмарное сочинение об армии и дедовщине, которая (с этим я сталкиваюсь впервые) появляется тут в горячечном воображении у солдата именно в виде живого существа — чудовищного трансвестита, нечто сологубовско-ремизовское.

Михаил Тарковский. Енисей, отпусти! Повесть. — “Дальний Восток”, Хабаровск, 2007, № 6.

…И тут я узнал, как, оказывается, соскучился по прозе Михаила Тарковского. По его вкусному письму, по его “предсказуемости”, по его героям. “Как обострено чувство женского в тайге, только охотник и знает”.

Евгения Фролова. Административный центр эмигрантского Внепартийного объединения и Кронштадтское восстание 1921 г. — “Вопросы истории”, 2007, № 9.

Об одной знаменитой парижской краже (1922) эсеровских документов по Кронштадту и почти сюрреалистической борьбе антибольшевистских эмигрантских сил между собой. В том, что советская власть вот-вот падет, никто не сомневался, и они вовсю наивно-жестоко делили власть будущую. Социал-демократов ненавидели и боялись больше других, чем и оказали хорошую услугу красным: эмигрантские драки работали на укрепление “непривлекательного облика социалистов”, чем большевики и воспользовались. Тем не менее именно эсеры проиграли наиболее достойно.

Татьяна Шапиро. Детский альбом. — “Вышгород”, Таллинн, 2007, № 5.

Эта поэтесса из Израиля выпустила свою первую книжку для детей в 1987 году в Петрозаводске. Пишет также на иврите и на английском.

Говорит лягушка:

— Здрасте!

А я в прошлом — головастик!

И вот еще, не менее изящное:

Говорят, вы, воронье,

Хвастать любите?!

— Вррранье!!!

Составитель Павел Крючков.

ИЗ ЛЕТОПИСИ “НОВОГО МИРА”

Февраль

45 лет назад — в № 2 за 1963 год напечатана повесть Константина Воробьева “Убиты под Москвой”.

80 лет назад — в № 2 за 1928 год напечатана пьеса И. Бабеля “Закат”.