Новый Мир ( № 9 2009)

Троица Ильи Бояшова, или Чего хотят воины

И л ь я Б о я ш о в. Армада. СПб., «Амфора», 2007, 272 стр.

И л ь я Б о я ш о в. Танкист, или Белый Тигр. СПб., М., «Лимбус Пресс», 2008, 224 стр.

И л ь я Б о я ш о в. Конунг. СПб., М., «Лимбус Пресс», 2008, 272 стр.

Илья Бояшов стал широко известен после того, как его роман «Путь Мури» в 2007 году получил премию «Национальный бестселлер», обойдя произведения маститых финалистов: Быкова, Сорокина, Улицкой. Последующие два произведения Бояшова — «маленькие романы» «Армада» и «Танкист, или Белый Тигр» — также не остались незамеченными, о чем свидетельствуют лонг- и шорт-листы многочисленных премий, в том числе «Русского Букера» и «Большой книги».

Надо сказать, именно «Белый Тигр» заставил многих критиков, на первых порах довольно скептически отнесшихся к творчеству Бояшова, говорить о появлении нового большого писателя. Но в конце прошлого года у Бояшова вышла новая книга — роман «Конунг». Ни в лонг-лист «Большой книги», ни в лонг «Русского Букера», ни в короткий список «Национального бестселлера» роман не попал (на получение «Нацбеста»-2009 претендовал «Танкист»), а немногочисленные рецензии на роман сводятся к тому, что новая книга Бояшова — стилизация «на грани исторического романа и фэнтези», рассчитанная на узкий круг поклонников. Пока «Конунг», судя по всему, самое неудачное, по мнению критики, произведение Бояшова.

Что же так заинтересовало и восхитило экспертов премий и книжных критиков в «Армаде» и «Танкисте», чего не хватает «Конунгу», чтобы стать новой премиальной удачей Бояшова, и является ли «Конунг» творческой удачей автора независимо от оценок критики?

На обложке «Армады» две аннотации. Александр Мелихов заявляет, что читатель откроет «Армаду» и сможет «просто получить удоволь­ствие» от литературной игры, которая у Бояшова, по его мнению, «бескорыстна и бесцельна». Существование в этом тексте каких-либо вторых, третьих и тем более четвертых пластов Мелихов отрицает. В противоположность ему литературный редактор издания Павел Крусанов говорит о том, что Бояшов «испытывает морем человека», причем так, как «его еще не испытывал никто», таким образом предполагая наличие экзистенциального пласта в тексте «Армады».

Можно найти немало аргументов pro и contra касательно обоих взглядов, обратившись непосредственно к тексту «маленького романа». Сюжет прост: не называемое автором государство снаряжает невообразимый по мощи флот для уничтожения Америки. Бравые моряки готовы умереть, лишь бы выполнить задание, но через несколько дней после выхода Армады в море выясняется, что цели исчезли — все материки то ли ушли под воду, то ли испарились, вокруг — только вода, а сто тысяч моряков — единственные, кто остался на Земле. Почти сразу же высшие чины Армады начинают утверждать свою власть в условиях внезапно образовавшегося нового общества, а библиотекарь авианосца «Чудо» — вербовать младший офицерский состав для осуществления будущей революции, которую должен возглавить мичман с того же корабля. И пока идут бессмысленные построения на палубах и безрезультатные разведывательные полеты в поисках хотя бы клочка суши, Армаду — и власть Адмирала — подстерегают всевозможные проблемы и неожиданности. Матросские бунты, природные катаклизмы, обнаружение райского островка с тысячами симпатичных самок-обезьян, уничтожение этого острова всей огневой мощью Армады, неудачная революция на «Чуде», сброс на дно океана всего флотского боезапаса, обожествление Адмирала — и, наконец, внезапное возникновение в радиоэфире того мира, который считали исчезнувшим с лица Земли. В конце романа Адмирала Армады, не выполнившей боевой задачи и не имеющей теперь средств для ее выполнения, вызывают по правительственному телефону…

Гротеск и гиперболизация, отсутствие у героев имен, а у фантастических перипетий сюжета каких-либо мотивировок — все это дает повод рассматривать «Армаду» как «свободную фантасмагорию без всякой задней мысли», как предлагает Александр Мелихов, или как «лабораторный эксперимент», как предлагает Лев Данилкин (уже отмеченная двумерность персонажей, по его мнению, и является следствием этого эксперимента)… Кстати, из стотысячного личного состава Армады автор фактически никого не «испытывает морем»: претендующие на роль главных героев мичман (впо­следствии Командор) и Адмирал не могут считаться такими испытуемыми, и вся роль моря сводится к суровому, действительно, испытанию тысяч мужчин отсутствием женщин. Автор достаточно ярко проявляет себя стилем повествования — острой иронией, эмоциональной окраской отдельных эпизодов. Но на роль демиурга, стоящего над героями и устраивающего им испытания, он никак не похож.

И все же одно то, что Бояшовым на двух сотнях страниц изложен фактически конспект истории человечества — со времен потопа до возникновения (внезапного, из-под воды) современной цивилизации, — не позволяет однозначно утверждать, что никакого второго плана в «Армаде» нет. Иначе зачем понадобились бы автору пространные монологи шаблонных героев, дарование морякам уничтоженного ими впоследствии райского острова, превращение Адмирала в нового Господа Бога, который поднимает со дна материки своим «Плодитесь и размножайтесь!», зачем нужно было бы строить концовку так, чтобы моряки вновь оказались в ситуации риторического вопроса «что делать?» — не выполнив приказа и без вооружения у самых берегов Америки?

Для десятков тысяч моряков Армады Бога нет, священников здесь высмеивают (а впоследствии и казнят), зоофилия и идолопоклонство становятся нормой. Апокалиптическая ситуация, в которой оказываются моряки, побуждает офицеров выстраивать новую «вертикаль власти» и интриговать, а матросов — бессмысленно маршировать и драить палубы, подчиняясь приказам, или играть в карты на никому не нужные деньги. Сто тысяч последних на Земле людей, которым дан шанс устроить новую цивилизацию и породить, пусть и от самок обезьян, новое человечество, думают лишь о своих физических нуждах и социальном положении. И поэтому здесь нет героев, есть только шаблонные Главные по различным наукам, бесчи­сленные мичмана, боцманматы, трюмные, матросы и такой же безликий Адмирал… «Арма­да» — о том, как строится заново, с нуля, история человечества без Бога.

И то, что в концовке Бояшов возвращает своих героев фактически в исходную точку, только в совершенно абсурдное с точки зрения военной науки положение, есть не что иное, как наказание, причем наказание столь же чудесное, как и чудесно данный морякам шанс. Еще в начале произведения один из Главных говорит другому, что Бог спас Армаду от величайшего греха, который ей было предназначено совершить. Но замечание о том, что «в нашем положении глупо отмахиваться от Биб­лии», не слышит никто из безличных персонажей «Армады». Вот в чем прав Павел Кру­санов: такого испытания морем, возможно, действительно никто для человека не придумал.

«Армада» после прочтения оставляет странное ощущение, что за книгой должен последовать некий ее сиквел. Только не сюжетный, а философский, если можно так выразиться, — развернутые авторские комментарии. И вот вслед за «Армадой» выходит роман Бояшова «Танкист, или Белый Тигр».

На Курской дуге из подорванного танка вытащили жутко обгоревшего неизвестного танкиста, который фантастическим образом выжил и вернулся в строй. Однако для страшного, прозванного Черепом механика вся мировая война теперь заключается в том, чтобы уничтожить неуязвимый, не числящийся ни в одном вражеском подразделении танк «Белый Тигр», который внезапно появляется и исчезает, нанося огромный урон советским частям. Не обращая ни на что внимания, пользуясь своим сверхъестественным даром слышать и чувствовать танк, Ванька Смерть мчится на специально сделанном для него Т-34-85 на Запад за своим врагом и в финальном бою лишь чудом не уничтожает его. «Белый Тигр», однако, и в конце романа остает­ся непобежденным, и вот на стареньком легком чешском танке, под прицелом своих, желающих прекратить уже ненужную после капитуляции Германии битву, Иван Иваныч жмет на газ, чтобы достать «никуда не девшегося» врага.

Главное отличие «Белого Тигра» от «Армады» не в серьезности авторского тона и не в том, что речь идет о реальных исторических событиях. Этот роман не менее фантасмагоричен, чем «Армада», и истории в нем (при всей серьезности и глубине авторских примечаний и послесловия) отведена роль фона и декораций. Разница, на мой взгляд, в том, что главный герой «Белого Тигра» — действительно главный герой, причем вполне вселенского масштаба. Иван Иванович Найдёнов — Воин Света в мире, где бушует величайшая война, а его противник — воплощенное Зло в виде фантастического белого танка без опознавательных знаков. Однако не случайно эпиграфом к роману поставлена знаменитая цитата из «Мастера и Маргариты»: «Что делало бы твое добро, если бы не существовало зла», слова Воланда. И на протяжении небольшого по объему повествования добро «жмет» обожженными руками Ваньки на рычаги Т-34-85, пытаясь уничтожить зло, которое все избегает гибели и тем самым дает смысл существованию добра. Добро — это противостояние абсолютному злу; без страшного, инфернального противника команда Ванькиной «тридцатьчетверки» была бы просто сбродом мародеров и насильников; борьба с чудовищным «Белым Тигром» придает их существованию смысл, а действиям — историческое оправдание (эту метафору вполне можно разворачивать и дальше, в более глобальном масштабе). Бесконечная «своя война», идущая в сердце каждого человека между добром и злом, — вполне классическая тема, вариацией на которую является книга Бояшова.

Ситуация, в которой оказался танкист по прозвищу Ванька Смерть, похожа в некотором роде на бесконечное одиночество в море моряков Армады: чудом выживший, обугленный и страшный Череп одинок среди безграничного океана войны. Но главный герой «Белого Тигра» в этой ситуации возвращается в строй ради своего поединка с дьявольским танком — конечно, не немецким, а именно дьявольским. И самое главное — помогает Ивану Иванычу Господь в танкистском шлеме, ведущий за собой небесное воинство из танков-мучеников, — такая картина расстилается в небе над безостановочно движущимся за врагом Ванькой (вспо­мним, что в небе над моряками «Армады» расстилается только многокилометровое изображение голой женщины из обрывков облаков).

Однако эта битва становится бесконечной и фактически бессмысленной: погоня под прицелами советских зениток не заканчивается, но судьба старого чешского танка понятна. Иван Иваныч же по-прежнему слышит только «небесную музыку», призывающую героя жать на рычаги, чтобы догнать и добить врага. Бессмысленная борьба танкиста с «Белым Тигром» окрашена совсем в иные тона, нежели бесконеч­ные передряги на кораблях Армады. Битву Ваньки Смерти благословляет странный Бог танков, борьба военных Армады между собой происходит при демонстративном устранении любого Бога (все священники на кораблях погибают в ходе революцион­­ных и контрреволюционных событий). Именно этим обусловлено совершенно разное звучание концовок романов: ни о каком трагическом пафосе в «Армаде», в отличие от «Танкиста», не может быть и речи.

Эти два романа, при всей их несхожести, тем не менее оставляют ощущение некоего целостного, но так и не реализованного до конца авторского замысла.

И вот выходит его новый роман, «Конунг».

Первое, что бросается в глаза, — это объем. В «Конунге» больше 250 страниц, тогда как «Танкист» с внушительными примечаниями дотягивает только до 220, не говоря о совсем маленькой «Армаде». И после прочтения романа становится понятно, почему.

Главный герой «Конунга» — первый князь Древней Руси Рюрик. Однако дей­ствие в романе происходит еще до призвания его на правление в Новгород.

В отдаленном Бьеорк-фьорде, защищенном священной горой, на вершине которой, запретной для смертных, живут боги, правит ярл Олаф Удачливый, великий воин, славный во всей Европе своими походами на Юг и Запад. У Олафа рождается сын Рюрик, который еще ребенком проявляет недюжинный характер и отличается гордостью и несдержанностью. Совершая боевые подвиги, Рюрик вырастает в молодого героя, упрямо мечтающего построить свой Асгард — великий город, о котором он наслушался в детстве легенд и историй от скальда Гендальфа [1] и колдуна Отмонда. Тем временем у конунга Хальвдана вырастает сын, ровесник

Рюрика, Харальд, который, как узнаёт читатель из первого же абзаца романа, устроит великую междоусобицу. Олаф и его воины стараются сделать из несдержанного «молодого бычка» мудрого ярла, который сможет защитить свободу в борьбе с Харальдом.

Однажды Рюрик встречает старого, почитаемого сумасшедшим мастера Рунга Корабельщика, и тот повторяет свои слова, сказанные некогда на пиру Олафу: истинно свободен не тот, кто славен разбоями и ратными подвигами, а тот, чье сердце свободно от страха. И предлагает Рюрику, как и его отцу, заклад. Если Рюрик взойдет на вершину Бьеорк-горы, Рунг готов лишиться головы — либо построить для Рюрика величайший корабль, но при одном условии: герой поплывет не разбойничать, а на край земли за приключениями и новой землей. Рюрик в бешенстве тут же бросается на вершину, но, дойдя до середины, не в силах сделать и шага дальше. С тех пор он задумчив и молчалив, прежние спесь и гордыня исчезают.

Вскоре умирает Олаф, предрекая Рюрику грядущую битву с Харальдом. Однако Рюрик отвечает отцу словами Рунга; после смерти Олафа молодой ярл даже и не думает готовиться к бою с новым конунгом. Харальд тем временем захватывает все новые и новые земли, подбираясь к Бьеорк-фьорду. Рюрика же мучают две загадки: как взойти на Бьеорк-гору и как Бог христиан, позволив распять себя, правит половиной мира. В размышлениях, а не в приготовлениях к бою и проводит все время молодой ярл. Он получает заговоренные доспехи и оружие для похода на Бьеорк-гору и готовится к восхождению.

В конце концов Рюрик принимает решение плыть на край Мидгарда, и Рунг начинает строить для него корабль. Многие из тех воинов, что готовы были вместе с ним сражаться против Харальда, узнав об этом решении, покидают его: Рюрик выходит с небольшой дружиной в море, где уже стоят корабли Харальда. С одним из них Рюрик вступает в бой, так как тот не соглашается его выпустить, и побеждает. Ему приходится, однако, вернуться на берег — корабль сильно поврежден. Кольцо вокруг Бьеорк-фьорда меж тем смыкается.

Перед своей смертью Рунг Корабельщик раскрывает Рюрику ответ на вторую загадку — о Христе: «Когда пожелаешь набрать земли в четыре раза больше, чем Харальд, захвати с собой не меч, а топор плотника!» Колеблющийся после неудачного похода на край света Рюрик не принимает эти слова.

И тут случается «такое, что перед этим даже Харальдова угроза померкла»: на вершину Бьеорк-горы взошел и вернулся оттуда невредимым дурачок-пастух Эйольв. Рюрик решился повторить это восхождение — без оружия и доспехов, и на сей раз это ему удается. Однако, узнав об осквернении Бьеорк-горы, героя покидают почти все воины. Верными остаются только ладожские руссы под предводительством Аскольда и Дира. С ними, с семьей и еще несколькими самыми преданными воинами (в их числе и скальд Гендальф) Рюрик выходит в море, где и встречается с Харальдом и его несметным войском. И тут вместо битвы происходит диалог Рюрика и Харальда, в котором ярл говорит конунгу: «Топор плотника — вот что мне нужно!» После этого, вызывая восхищение своих мудрых советников, Харальд пропускает Рюрика. И Аскольд и Дир, его спутники и боевые товарищи, в финале романа спрашивают героя: «Куда прикажешь плыть, конунг?»

В романе много цитирований и заимствований из саг, много второстепенных персонажей и связанных с ними эпизодов. Ткань романа вообще получилась довольно плотная: когда закрываешь книгу, остается ощущение от прочтения куда более крупного по объему произведения. Но главное, конечно, сам главный герой, то, что происходит с ним по мере развития сюжета.

Поначалу Рюрик готовится стать великим вождем викингов. Но стоит его правде меча, которым он разорил немало земель, столкнуться с «непонятными» словами Рунга, как Рюрик крепко задумывается об истинной свободе. И, пойдя сначала по ложному пути, пытаясь взойти на Бьеорк-гору с оружием и победить в битве ее стражей, он в конце концов понимает, что только страх охраняет гору. Взойдя на «лысую», ничем не примечательную вершину горы, Рюрик окончательно решает сменить огонь и меч на «топор плотника».

В «Конунге» сталкиваются две религии, и пространство скандинавского мифа выбрано для этого столкновения как нельзя более удачно. Герой Бояшова вырос в традиционных языческих верованиях, но знает о Христе и его учении

(в Константинополе Рюрика во время похода встречал сам император Византии).

И когда он после восхождения провозглашает: «Нет больше Бьеорк-горы!», то для соплеменников это знак скорой катастрофы, знак того, что боги оставили ярла и его дом, а для самого Рюрика — полное и окончательное освобождение, позволившее ему все-таки поменять меч на топор плотника.

Рюрик — первый герой Бояшова, проходящий большой внутренний путь.

У Ивана Иваныча из «Танкиста» такого пути нет изначально: все, что он может, — это давить на рычаги танка в погоне за «Белым Тигром». Путь танкиста — путь Олафа и путь Харальда. Эти герои ведут бесконечный бой, который оканчивается в обоих случаях ничем: Ванька Смерть обречен, а Харальд, завоевав всю Норвегию, до своей смерти удерживал страну только силой. Путь Рюрика — это путь «из варяг в греки»: из воинственного викинга Рюрик превращается в мудрого конунга,

строителя, висы о котором складывал Рунг Корабельщик. Финал романа снова открытый, но Рюрик у Бояшова четко отождествлен с Рюриком историческим; читатель знает, что будет с героем впоследствии.

Конечно, романный, равно как и исторический Рюрик не обращается в христиан­­ство. У него очень любопытное отношение к «Распятому»: воспринимая Иисуса как того, кто позволил себя распять и этим завоевал полмира, он, выходя в море с горстью воинов, фактически идет на смерть от руки Харальда. Но Харальд пропу­скает Рюрика, который впоследствии найдет — и вовсе не на краю мира — вчетверо больше земель, чем у Харальда. «Молчун так себя ведет, как будто за ним войско, по крайней мере, не меньшее». Это войско за спиной Рюрика — его свобода, которой нет ни у кого из героев, кроме дурачка Эйольва. И то, что Харальд пропускает Рюрика, не случайность. Некогда его советник Фридмунд отпустил единственного уцелевшего в битве противника — воина Эйрика, а разгневанному Харальду так объяснил свой поступок: «Есть на свете вещи посильнее секир, пусть даже и заговоренных. Хорошо, если ты ко мне сейчас прислушаешься, ведь рано или поздно тебе придется столкнуться с тем, о чем ты не имеешь пока никакого понятия». Итак, у Рюрика, согласно этому предсказанию, есть преимущество за счет «вещей посильнее секир».

«Конунг» проясняет общий замысел условной трилогии Бояшова. Сначала он пишет безгеройную «Армаду», в которой люди пытаются поставить себя на место Бога и терпят сокрушительное поражение. За ней следует «Танкист», в котором герой имеет благословение своего Бога, но Бог в танкистском шлеме — это не тот Бог, который способен даровать свободу. Именно поэтому Ванька Смерть словно привязан к рычагам своего танка и неотступно следует за «Белым Тигром». Герой «Конунга» обретает свободу — обращаясь даже не к учению, а к поведению Христа, не повторяя его пути, но улавливая разницу между Христом и скандинавскими богами — по сути, ту же, что и между Христом и Богом в танкистском шлеме. Один и Тор обманули великана, чтобы построить Асгард, и были за это прокляты. Рюрик же побеждает богов-обманщиков и отправляется строить — без меча и обмана — свой Асгард в новой земле, где он станет настоящим конунгом.

«Конунг» — самая большая и значимая книга Бояшова. Однако без «Армады» и «Танкиста» не было бы так очевидно движение Бояшова как писателя в целом. От иронической игровой «Армады» через по-другому и более трагично абсурдный миф «Танкиста» он пришел к наиболее мощному мифу, в котором герой, в отличие от героя традиционного эпоса, не совершает ошибки и выбирает новую жизнь взамен героической смерти.

Возможно, критика еще оценит «Конунга» по достоинству, возможно, книга так и останется не замеченной экспертами и обозревателями. Но творческая удача Бояшова, на мой взгляд, несомненна. Из-под его пера вышла книга, только внешне напоминающая «маленький роман», но ничем не похожая на литературную «игрушку».

Кирилл Гликман

[1] Еще когда речь шла о «Белом Тигре», родство эпики Бояшова с фэнтези, в первую очередь с Толкиеном, метко подметила в своем эссе Варвара Бабицкая: «<…> „Белый Тигр” — типичный Назгул. Как только это понимаешь, все встает на свои места. Ванька Смерть чувствует приближение врага по „смраду, знакомому еще с Курской дуги”: ну точно Фродо с его старой раной-радаром.

„Танкист, или ‘Белый тигр‘” — это фэнтези. Никогда бы не подумала, что упо­треблю это слово как комплимент. Но Бояшов взял у фэнтези лучшее — то, за что мы, собственно, и любим этот жанр: детально и с любовью воссозданную иную реальность» .

Имя, данное Бояшовым своему скальду, в этом смысле очень показательно. (Прим. ред.)