Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2)

Глава LXXVII, самая короткая и благополучная

Назавтра, в первый день Рождества, я по случайности встал рано утром и, пройдя в гардеробную, распахнул окно и выглянул наружу. Спящие окрестности были еще задернуты дымкой, но безоблачное небо, ближние лужайки и оголенный лес, высившийся невдалеке, уже розовели в лучах восходящего солнца. На западе еще не отступили сумерки, и я мог различить одну-две догоравшие звездочки, готовые погаснуть с исчезновением темноты.

Стоя у окна, я увидел, как после кратких переговоров отворились расположенные неподалеку ворота и к дому подъехала дама на лошади в сопровождении верхового слуги.

Эта ранняя гостья была не кто иная, как мисс Этель Ньюком. Девушка тотчас заметила меня.

— Спуститесь, скорее спуститесь ко мне, мистер Пенденнис! — прокричала она.

Я поспешил вниз, не сомневаясь в том, что лишь важная новость могла быть причиной столь неурочного ее появления в Розбери.

Новость была и в самом деле важная.

— Посмотрите, — сказала она. — Вот прочитайте! — И она достала из кармана своей амазонки сложенную бумагу. — Вчера вечером дома, после того, как мадам де Флорак вспомнила об "Индии" Орма, я взяла с полки эта книги и в одной из них нашла письмо. Это почерк моей бабушки, миссис Ньюком, я хорошо его знаю. И написано письмо в самый день ее смерти. Она в тот вечер долго читала и писала в своем кабинете — папа часто рассказывал об этом. Посмотрите и прочитайте. Вы ведь горист, мастер Пенденнис, так скажите мне: эта бумага имеет силу?

Я с надеждой схватил письмо и пробежал его глазами, но когда я прочитал его, лицо мое вытянулось от огорчения.

— Милая мисс Этель, письмо это ровно ничего не стоит, — вынужден был я сказать.

— Нет, сэр, стоит — в глазах честных людей! — воскликнула она. — Мой брат и дядюшка не могут не уважить последнюю волю миссис Ньюком. Они должны ее уважить!

Письмо, написанное выцветшими от времени чернилами, было от миссис Ньюком "любезному мистеру Льюсу".

— Это ее поверенный, а теперь и мой тоже, — поясняет мисс Этель.

Я со вздохом возвратил письмо той, что его нашла.

— Это лишь пожелание вашей бабушки, дорогая мисс Этель, — сказал я. Уж простите мне, но я, право, слишком хорошо знаю вашего старшего брата, чтобы полагать, будто он исполнит ее волю.

— Он исполнит ее, сэр, ручаюсь вам! — объявила мисс Ньюком высокомерно. — Он бы сделал это безо всякой просьбы, поверьте, знай он только, до какого бедственного состояния доведен мой милый дядюшка. Барнс сейчас в Лондоне и…

— Вы хотите ему написать? Наперед знаю, что он ответит.

— Я сегодня же к нему поеду, мистер Пенденнис! Я поеду также к моему дорогому, горячо любимому дядюшке. Мне просто невыносимо думать, где он находится! — вскричала девушка, и глаза ее наполнились слезами. — Это божья воля. Благодарю тебя, господи! Ведь если бы мы раньше нашли бабушкино письмо и Барнс отдал бы деньги без промедления, они пропали бы во время этого ужасного банкротства. Я сегодня же отправляюсь к Барнсу. Не поедете ли и вы со мной? Навестили бы своих старых друзей! Мы сегодня же вечером побывали бы у него… у Клайва. Слава богу, их семья больше не будет знать нужды!

— Мой милый друг, ради такого дела я готов отправиться с вами хоть на край света, — сказал я, целуя ее руку. Как она была хороша в эту минуту! Щеки ее горели румянцем, голос дрожал от счастья. Перезвон рождественских колоколов, огласивших окрестность, казалось, нес нам радостные поздравления, а фасад старого дома, перед которым мы стояли и беседовали, сиял в лучах утреннего солнца.

— Так вы поедете? О, благодарю вас! Только сперва я поднимусь расскажу все графине де Флорак! — воскликнула обрадованная девушка, и оба мы вошли в дом.

— С чего это вы вздумали целовать ручки у Этель Ньюком, сэр? И что означает столь ранний визит? — осведомилась миссис Лора, едва я вернулся к себе.

— Уложите мой саквояж, Марта! Я через час уезжаю в Лондон, — объявил мистер Пенденнис.

Если уж я, восхищенный полученной вестью, поцеловал на радостях руку Этель, то нетрудно догадаться, в какой восторг пришла по этому поводу моя бесценная подруга. И я знаю, кто возносил небу благодарственную молитву, когда мы, чуть ли не вдвоем во всем поезде, неслись в Лондон.