О чем говорил мальчик

СПОРТ

Да, я тоже так думал. Наверно, потому, что так легче. Потому, что каждый день заставлять себя преодолеть инерцию, нежелание, усталость - трудно. И я, учась в институте, успокаивал себя: я буду врачом, а крепкие мышцы и тренированное сердце нужны лишь футболистам.

Каждое утро, выходя из дома на Смоленскую площадь, чтобы ехать в институт, я видел, как два моих однокурсника выбегали на мостовую и, не отставая от трамвая, бежали до самых институтских ворот - несколько километров. Постовой милиционер приветливо махал им рукой. Оглядывались удивленные прохожие. А я, снисходительно окликнув их из окна вагона, удобно устраивался, раскрывал книжку. «Чудаки!» - думал я, посмеиваясь. То были Серафим и Георгий Знаменские. 16 июля 1941 года мы снова встретились с ними в Московском добровольческом комсомольском полку. А вскоре после этого началась и моя спортивная карьера.

Из состава нашего полка формировались первые Десантные партизанские отряды. Пешком, на самолетах, а зимой на лыжах пересекали они линию Фронта, уходили в тыл врага. Командиры, отбирая Добровольцев, предпочитали спортсменов. Миновал почти месяц, а меня все еще не зачисляли ни в один отряд. Послали на практику в хирургический госпиталь. Прошел еще месяц. Немцы приближались к Москве. А я все еще не был в бою. Я приходил в отчаяние. И вот наконец однажды ночью в дверь моей комнаты в общежитии постучался вестовой:

- Довольно учебы! В восемь ноль-ноль явиться в штаб.

- Есть!

У двери в кабинет генерала меня поджидал старший лейтенант - высокий, темнолицый, с дикими глазами. Схватил за руку, затормошил:

- Наконец! Слушай, доктор, я не ошибся, ты спортсмен? - У него чуть заметный восточный акцент.- Понимаешь, особое задание. Отбираем самых крепких. У тебя какой вид - легкая атлетика? Ну? Что ты молчишь?

Это ужасно, сейчас он поймет, что ошибся, и меня снова оставят в тылу. С горькой завистью вспоминаю моих товарищей, которым я когда-то с такой насмешливой снисходительностью кивал из окна трамвая.

- Видите ли… я, собственно… окончательно еще не определил вид… Я, собственно, с братьями Знаменскими… так сказать, вместе занимаюсь…

- О, Знаменские! Значит, бегун! Великолепно!- кричит старший лейтенант и тащит меня в кабинет.- Стайер, нет? Спринтер? Как раз то, что нужно! Заходи!

Так я оказался в отряде, в котором тридцать два рекордсмена и чемпиона страны по различным видам спорта и тридцать третий - я.

Задание действительно особое. На полпути между Москвой и Можайском в лесу роем землянки. Если немцам удастся подойти вплотную к городу, мы уйдем под землю, чтобы выйти у них в тылу. Землянки должны быть глубоко под землей, с прочной крышей из трех слоев сосновых бревен, с мощ-ным слоем земли. Расчет такой, чтобы они выдержали тяжесть танка…

И вот ясным осенним утром, в глухом лесу, мы роем, пилим, рубим. Тут распределение труда: чемпион мира по штанге Николай Шатов таскает огромные стволы в медной чешуе. Семикратный чемпион страны по гребле Саша Долгушин, по плечи в земле, неутомимо кидает лопатой. Я рою землянку для медицинского пункта рядом, углубился по щиколотку. Но силы уже иссякают. Пот льет с меня. Ладони в волдырях. Спину ломит, будто танк уже проехался прямо по мне. В голове тупо стучат бессвязные мысли.

- Какая красота вокруг! А, доктор? - радостно восклицает Долгушин.

Я со стоном разгибаюсь, озираюсь по сторонам. В глазах у меня дрожат мириады сверкающих капель.

- Э, доктор, ты, я вижу, не гребец! - говорит Долгушин, и из розового тумана наплывают на меня добрые голубые глаза. Он стоит возле меня, свеженький, веселый, наблюдает за моими судорожными упражнениями.- Видишь ли, ты тратишь в сто раз больше усилий, чем это требуется. Знаешь, чем я беру в соревнованиях? Экономией. Ищу в гребле каждый миг, когда можно расслабить мышцы. Работают руки, даю отдых мышцам спины. Тяну спиной, отпускаю бицепсы. А ты сейчас разогнулся, работает спина, зачем так вцепился в лопату?

- Да, да, сейчас, я просто забыл, задумался…- бормочу я, расслабляю мышцы, роняю лопату, н земля оглушительно сыплется обратно в яму.

- Ну, вот что, я за тебя тут покидаю,-ласково говорит Долгушин,- а ты выбери работу по своему виду спорта.

Да, пожалуй, так от меня будет больше пользу быстро соглашаюсь я и отправляюсь обрубать ветви на поваленных деревьях.

«Э-эх, раззудись плечо, размахнись рука!» - вспоминаю я и лихо замахиваюсь топором. Шлеп! Топор скользит по сучку. Топорище, выламывая мне пальцы, вырывается. Я теряю равновесие и падаю лицом в колючие иголки.

- Э-э, доктор, ты, я вижу, с диском не в дружбе!-посмеивается рекордсмен, метатель диска Леонид Митропольский и подбирает мой топор.

Делаю еще несколько попыток найти дело по себе, но результат один и тот же.

- Сразу видно, ты не штангист! - говорит мне Шатов и подставляет под бревно плечо.

- А я думал, ты по велосипеду!..- разочарованно тянет известный в стране гонщик Зайпольд и подменяет меня на очередной работе.

Так как снега еще нет, кто-то высказывает предположение, что доктор - лыжник. Но долго ожидать подтверждения не приходится.

За одну ночь белый пушистый снег надежно маскирует и лес, и наше будущее жилье. Все чаще над нами с ревом проносятся самолеты с черными пауками на крыльях. С запада идет гул канонады. Фашисты рвутся к Москве. Десятого октября гитлеровский десант прорвался к Кубинке, поджёг крайние Дома. Может быть, пора нам забираться в наши норы?

Командир отдает приказ: отряду выйти в полном составе в лыжную разведку.

Не стоит рассказывать о том, как я на виду у всего отряда подгонял крепления к ботинкам. Как то и дело прищемлял себе «лягушкой» пальцы и, наконец, уселся в снег и потом долго не мог поднять-ся. За все двадцать пять минут, пока я «готовился» к походу, никто ни разу не засмеялся. Но вот и я в строю, и я - на лыжах. Сначала я двигался в середине цепочки. Потом почему-то как раз в том месте, где шел я, цепочка разорвалась. Когда идущие впереди останавливались, просвет между нами сокращался. Когда они двигались, просвет снова увеличивался и после каждой остановки становился все больше н больше. Будто пружина растягивалась.

Сперва я думал, что просто шаги нужно делать как можно шире. Но на какой-то коварной кочке одна моя нога неожиданно устремилась вперед, а другая почему-то не хотела двигаться. Я сделал очень эффектный шпагат на снегу. Ко мне протянулось шесть палок, я ухватился за них и с трудом собрал ноги вместе. Тогда я решил, что нужно делать шаги короче и чаще. Ноги мои замелькали, как спицы в колесе. Лыжи захлопали по снегу, как трещотки. Палки взрывали фонтаны снега. И тут я с удивлением увидел, что товарищи один за другим неторопливо обходят меня и скрываются впереди. Это было как во сне.

Замыкающим шел один из лучших лыжников страны Валентин Фролов. Мы с ним остались вдвоем.

- Вот что, доктор,- сказал он,- возьми-ка палки под мышки и начинай отрабатывать шаг. Выдвигая вперед ногу, переноси на нее тяжесть тела… Ну-ка, я пойду следом.

И я стал учиться. Это было нелегко, потому что шла война и я должен был исполнять свои обязанности врача. Но я уже твердо знал, что без спорта не выполню своего долга так, как нужно. Могу ли я забыть моих первых боевых друзей - спортсменов, которые с такой чуткостью отнеслись ко мне в те дни, приходили на помощь, когда мне было тяжело, и щедро делились секретами своего мастерства.

Дружба со спортсменами определила мою дальнейшую военную судьбу.

Землянки наши так и остались неиспользованными - немцев отогнали от Москвы. А нас возвратили в полк. Я снова стал писать рапорт за рапортом, чтобы мне поручили боевое задание.

Однажды ко мне подошел Серафим Знаменский:

- Сейчас я встретил Колю Королева. Он только что вернулся с группой из-за линии фронта. Говорит, его командир, Дмитрий Николаевич Медведев, подыскивает людей для нового отряда. Понимаешь, они там провели какую-то весьма интересную операцию по разведке. Коля принимал участие. И теперь им поручают очень важную работу в глубоком тылу врага.

Я испытующе посмотрел на него:

- Ты сказал, что я спортсмен?

Он улыбнулся:

- Я сказал, что ты будешь спортсменом.

Неоднократный абсолютный чемпион Советского Союза по боксу, мастер молниеносных и точных Ударов Николай Королев поразил меня неторопливостью в движениях, чуть замедленной речью. Высокий, плечистый, с волнистой светлой бородой, с кулачищами, похожими на кузнечные молоты,- настоящий русский богатырь! О своем командире он говорил с нежностью. Королев был его адъютантом, вынес тяжелораненого командира из боя и семь километров тащил на себе, спасая от преследователей.

Конечно, спортивная подготовка…- замечаю я со слабой надеждой, что Королев опровергнет, скажет что-нибудь о духовном порыве, силе воли…

Вместо этого Королев радостно подхватывает:

- Именно спорт, доктор! Спорт помогал нам в самых трудных обстоятельствах. Вот, к примеру, операция, после которой немцы назначили награду за голову нашего командира. Так в этой операции нас определенно выручил спорт!

Дело происходило так.

Вскоре после того как городок Жиздра был оккупирован гитлеровцами, как-то ночью туда пришли партизаны-медведевцы. Они быстро разгромили гарнизон, захватили полицейскую комендатуру. Там были обнаружены два несгораемых ящика. Отпереть их сразу не удалось, и партизаны решили увезти их в лес, в лагерь.

В одном из ящиков оказалась крупная сумма советских денег. В другом - полицейские документы. Просматривая их, Медведев обратил внимание на заявление санитара советского военного госпиталя, попавшего в Жиздре в окружение. Санитар просил помочь ему срочно перебраться в Германию. Заявление показалось Медведеву подозрительным. Он вызвал разведчиков:

- Товарищи, после того как мы побывали в Жиздре, город наводнили гитлеровцы. И, однако, нам нужно снова туда заглянуть. На этот раз без шума. Пригласить к нам в гости одного человека. Вот адрес.

Разведчики переглянулись.

- А если он не согласится, можно пошуметь, товарищ командир?

- Ни в коем случае. Уговорите поехать к партизанам - раненых перевязать.

- Что ж, тогда пошлите с нами Королева, он кого угодно может уговорить.

Окраина Жиздры. Лунная ночь. На крышах, на земле -снег. Прижимаясь к дому, два человека бесшумно пробираются к крыльцу. Негромкий стук. Скрипят петли. Голова в платке высовывается из двери, разглядывает стоящих на крыльце.

- Ну-ка, мать, зови постояльца,- неторопливо говорит один из них.- Скажи, по его заявлению из полиции пришли.

Голова исчезает. И через некоторое время на крыльцо выходит высокий плотный человек в шинели и ушанке. Чернеет клинышек бородки.

- Вы санитар?

- Да, санитар…- говорит он и, сразу заподозрив неладное, наступает на незнакомцев.

- Спокойно!-говорит один из «полицейских», кладет ему на плечо руку и пригвождает к крыльцу.- Это вы писали заявление?

- Я! - вызывающе отвечает санитар и сбрасывает с плеча руку.- Не советую применять силу. Я боксер.- Он насмешливо улыбается.- Ясно?

- Поехали с нами, боксер,-миролюбиво предлагает «полицейский»,- добровольно. А?

- Куда? - Санитар незаметно опускает руку в карман шинели.

- В Германию! - говорит «полицейский» и вдруг неуловимым движением проводит свой знаменитый сокрушительный удар: подхватывает санитара, зажимает ему рот, поднимает, как пушинку, и несет за угол дома.

Второй на ходу вытаскивает у него из кармана пистолет и придерживает дрыгающие ноги. Через минуту слышится скрип полозьев и пофыркивание лошадей. И снова тишина. Луна. Снег…

Они стоят друг против друга - партизанский командир, коммунист Дмитрий Медведев и гитлеровский шпион. Да, санитар оказался шпионом. Три года он жил под Москвой с фальшивыми документами и шпионил, вредил и продавал свою родину. Почему? О, его следует понять! Он сын известного царского чиновника, крупного помещика. Гитлеровцы обещали ему высокое положение в Москве. Как только они ее захватят. Разве это не причина?

- За малым дело! - говорит Медведев.- Москву захватить! - Он смерил его уничтожающим взглядом.- Что ж, придется взять на себя выполнение чужих обязательств: обеспечить вам высокое положение в Москве!

Через два дня, вызванный по радио, приземляется на снежной поляне в тылу врага небольшой самолет. Шпиона,спеленатого, как младенца,укладывают в ящик для груза.

- Не заморозите? - тревожится Медведев.

- Тепленьким довезу! - смеется летчик.

В Москве шпион дает ценные показания. Удается ликвидировать гнездо гитлеровской агентуры в самом городе. Выиграно еще одно сражение за Москву.

- И все с помощью спорта,- назидательно говорит Королев.

Готовя против нас войну, гитлеровцы засылали к нам шпионов, выведывали наши военные секреты, наши силы. И в те первые тяжелые дни у врагов было преимущество - они знали о нас больше, чем мы о них. Теперь нужно было наверстывать упущенное. И командование принимает решение создать партизанскую базу в глубоком тылу врага, развернуть разведку в гитлеровской «столице» оккупированной части Украины - в городе Ровно.

- Вот это дело и поручается моему командиру - Дмитрию Николаевичу Медведеву,- говорит Королев.

- Николай, пожалуйста, познакомь меня с командиром!

Высокий, стройный, подтянутый полковник Медведев смотрит на меня доброжелательно.

Я представляюсь, коротко говорю о себе.

- Вы хирург? Оперировать умеете?

Мне так хочется произвести серьезное впечатление! И, хотя ни одной операции самостоятельно я еще не сделал, говорю басом:

- Что надо - отрежу, что надо - пришью.

Темно-синие глаза Медведева смеются.

- Нам далеко добираться, полетим на самолетах. С парашютом прыгнете?

- Прыгну, товарищ полковник!-кричу я, забывая о солидности.

Вместе со всеми учусь парашютному делу. Но времени отпущено мало. Нам показали парашюты, продемонстрировали, как их следует складывать. Объяснили, как прыгать, как управлять парашютом в воздухе, как приземляться. И предложили попробовать.

Парашюты были со страховкой: к куполу прикреплена длинная веревка - фала. На конце фалы замок - карабин. Перед прыжком нужно зацепить карабин за трос, натянутый под потолком в кабине. Когда парашютист падает, фала, закрепленная в кабине, вытаскивает из мешка парашют, и тот под напором воздуха раскрывается. В этот момент у самого купола фала от толчка рвется, и парашютист свободно снижается.

Солнечный июньский день 1942 года. Зеленое поле аэродрома. Мы в легких комбинезонах. За спинами- тяжеленные мешки с парашютами. Осматриваю товарищей. У всех необыкновенно бледные лица. Неужели волнуются?

- Ребята, что это вы такие белые? - говорю я громко и бодро.

- Хм,-посмеивается кто-то.- А ты на себя посмотри!

Украдкой считаю у себя пульс-120! Значит, я трушу?!

Подползает большой транспортный самолет. Поднимают в воздух по двенадцать человек. Вот и моя очередь. Взревели моторы. Самолет оторвался от земли. Взмыл вверх. Стараюсь не смотреть в окно. Ребята очень оживленно обсуждают какой-то новый фильм. Я тоже. И вдруг, как взрыв, негромкий голос инструктора:

- Приготовиться!

Встали друг за другом, защелкнули за трос свои карабины. Дверь открыта.

- Пожалуйте, товарищи,-говорит инструктор,- на свежий воздух, прогуляться!

Мы двинулись к двери. Каждого инструктор провожает наставлением:

- Приземляться на обе ноги! Ноги вместе!

Порог! Заглядываю вниз. Ух, как земля далеко!

А какой кудрявый зеленый лесок с желтой полянкой! И какие среди деревьев домики, беленькие, аккуратные, игрушечные! До чего красиво!.. И до чего прыгать не хочется!..

Но тут меня кто-то корректно подталкивает в спину:

- Что же ты? Давай прыгай!

Шагаю через порог, в воздух. Почему это называется «прыжок»? Я просто вываливаюсь из самолета. Попадаю в медвежьи лапы ветра. С удивлением обнаруживаю ноги у себя над головой. В чем дело? Где земля? Рывок! И вдруг тишина и покой. Я вишу вверх головой. Надо мной белый купол парашюта. Подтягиваюсь на лямках. Оглядываюсь. Золотой воздух вокруг. И кто-то надо мной кричит, смеясь:

- Доктор! Не торопитесь, подождите меня!

Как славно! И как легко на душе! Вот, оказывается, до чего просто - прыгать с парашютом! Я преисполняюсь гордости и самоуверенности.

А через несколько дней ночью далеко за линией фронта инструктор снова открывает дверь кабины и говорит:

- Товарищи!.. За Родину!.. Пошел!..

Свежая плотная мгла ударяет в лицо. Наступают тишина и неподвижность. Только лямки, в которых я вишу, нагруженный сумками и оружием, больно режут под мышками. Очевидно, я каким-то образом остановился в воздухе!

И вдруг вижу под собой дымные красные костры, машущих руками людей (нас встречают местные партизаны), и все это быстро уносится от меня в сторону. Что делать? Смутно вспоминаю инструкцию: чтобы задержать полет, следует натягивать то одну стропу, то другую. Парашют начинает медленно поворачиваться. Кружится голова. Поднимается отвратительная тошнота… На мгновение мне становится все равно - выпускаю стропу.

Прихожу в себя, оттого что ветки шуршат вокруг меня. Земля мягко толкает в ноги. Шелестя, рядом опадает парашют. Я вынимаю маузер, сажусь на пенек и вытираю со лба холодный пот. Оказывается, прыжок с парашютом - это не просто вывалиться из самолета. Прыжок с парашютом - это искусство!

Почти два года с отрядом Дмитрия Николаевича Медведева провел я в глубоком тылу врага. За это время я прошел трудную школу, не только как врач, но и как спортсмен. И очень часто одно зависело от другого.

- Где доктор? Доктора скорее!

Я выглянул из шалаша. Ко мне приближался незнакомый человек с красной лентой на пилотке.

- Я здесь. В чем дело?

- Товарищ доктор, у нас в отряде тяжелораненый, а врача нет!

Медведев, наблюдавший за нами издалека, кивнул мне головой.

- Что ж, я готов, пошли.

- Да нет, пешком долго. К нам километров тридцать!

- А, ну тогда сейчас повозку…

- Нет, что вы, товарищ доктор! Лес! Болота! Дорог нет. Туда никакая повозка не проедет.

Я удивился:

- Самолета же у нас нет. Как добираться?

- Очень просто - верхом.

- Верхом?

- Ага, я привел вам лошадь.

Парень говорил об этом, как о совершеннейшем пустяке.

За неделю до этого я уже однажды попытался прокатиться верхом. Дело было на привале. Дали мне какого-то недоростка - крошечную лошадку, с необычайно игривым характером. Она умудрялась, вывертывая шею, то и дело кусать меня за колени. А когда я проезжал мимо выстроившегося в поход отряда, то зацепился ногами за кочку, и наглое животное просто вышло из-под меня.

На следующий день в нашей газете появился дружеский шарж: длинная, тощая фигура в коротеньком полушубке верхом на крошечной лошадке. В руках флажок с красным крестом и подпись: «Наша скорая помощь».

Теперь мне предстоял второй урок верховой езды.

При известии, что доктор сейчас поедет верхом, из всех шалашей высунулись ухмыляющиеся лица, один за другим потянулись к нам любопытные. Разведчик Борис Черный, не упускающий случая повеселиться, тут как тут.

И вот ведут ко мне высокую мохнатую кобылу с грустно опущенной головой. На ней партизанское седло: тонкий парашютный мешок с пришитыми к нему брезентовыми петлями вместо стремян. Под брюхом седло стянуто веревкой.

Не желая устраивать спектакль из второй своей поездки, я быстро разбегаюсь, чтоб ловко, по-кавалерийски, вскочить в седло. Кобыла косится на меня, видит, что я на нее бегу, делает шаг вперед… Удар! Я лежу на земле, а рядом катается от хохота Черный.

- Нельзя же бодать ее в брюхо! - задыхаясь, говорит он.

Поднимаюсь и подхожу к лошади с другой стороны. Стать ногой в стремя нельзя, так как седло плохо закреплено и непременно сползет. Цепляясь за гриву и длинную шерсть на боку, медленно подтягиваюсь на руках и… повисаю. Пытаюсь забросить ногу, но кобыла грациозным движением стряхивает меня.

Со всех сторон слышатся шутки, советы. Кто-то придерживает лошадь под уздцы, кто-то, ради смеха,- за хвост. Мне подставляют колено, подсаживают. И наконец я в седле, высоко над землей. Борис

Черный суетится, заправляет мои ноги в брезентовые стремена, с поклоном подает ивовый прутик. Беру его в левую руку, перекладываю в правую. Потом чувствую, что начинаю вместе с седлом медленно сползать набок. В отчаянии хватаюсь за веревочные поводья и вдруг… ветер свищет у меня в ушах, кусты то взлетают, то проваливаются. Меня трясет, швыряет во все стороны. За что-то хватаюсь, что-то кричу. Лес наползает на небо, все темнеет. Во рту клочья лошадиной шерсти, и перед глазами надо мной лошадиное брюхо - вместе с седлом я перевернулся и вишу под лошадью.

Когда меня вытащили из-под кобылы, я увидел, что отъехал всего шагов на тридцать. Окружающие, отдуваясь, вытирали слезы. А Черный с серьезным лицом подошел и пожал мою руку:

- Спасибо, доктор, спасибо, родной.

Тут мне стали объяснять, как нужно держаться в седле, что такое шенкеля и многие другие кавалерийские премудрости.

И вот мы наконец шагом выезжаем из лагеря. Мой провожатый оборачивается и командует:

- Легкой рысью.

И мы мчимся сквозь лес. Вернее, легкой рысью мчится он, а я трясусь следом, как мешок с сухарями. Я не знал, что нужно приподниматься в седле в такт шага лошади. Уже через несколько мину? чувствую, что все мои внутренности оторвались и болтаются во мне как попало. Затем присоединяется новое, не менее «приятное» ощущение. Партизанское седло тонкое. А кобыла оказалась удивительно острая. И меня начинает методично распиливать на две равные половины. Пытаюсь остановиться, натягиваю поводья. Задержать кобылу немыслимо.

Когда, по моим расчетам, я был распилен до ключиц, показался соседний лагерь, лошади остановились, и мой провожатый кому-то недовольно доложил:

- Привез. Еле тащились.

Сбежавшиеся партизаны долго стояли вокруг меня и удивлялись, почему это приехавший доктор никак не сойдет с лошади. Наконец я взмолился:

- Снимите, братцы!

Мне помогли сойти, отвели к раненому, и обработку раны я делал лежа на животе.

В лагерь я возвращался пешком.

Отчитываясь перед командиром, говорю, что великолепно проехался, и выпрашиваю себе верховую лошадку.

- Зачем, доктор? - посмеивается Медведев.

- Учиться, товарищ командир!

И я учусь, падая, ударяясь, учусь, потому что и это, оказывается, нужно уметь партизанскому врачу.

Спорт был нашим оружием. Спортсмены - нашими лучшими боевыми друзьями. Они научили нас не только своему мастерству, но и великому чувству товарищества.

Спортсмены любили стихи и музыку, веселье и шутку. И они были мужественны до конца.

В тяжелом бою сложил свою голову конькобежец Анатолий Капчинский. Под огнем вражеского пулемета погиб Саша Долгушин. Не вернулся из боевой разведки Валентин Фролов, трагически погибли Серафим и Георгий Знаменские… Слава и гордость нашего народа!

Помни их имена!