О чем говорил мальчик

СЕРЕЖА

Нет, нет, не верь этому, не верь! Я знаю: я сам видел.

Лето 1957 года. Жаркий июльский день. По лесной дороге, как по зеленому туннелю, медленно пробирается небольшая машина. Дорога, кузов машины- в дрожащих золотых пятнах. Во всю глубину лес исчеркан солнечными стрелками, исполосован солнечным дождем, и светящиеся столбы подпирают высокие, раскидистые кроны. Лес переполнен солнцем.

- Хорошо!..- вздыхает кто-то из пассажиров.- Тогда мы этого не замечали.

- Не до того было! - говорит шофер.

Вот он остановил машину, вышел. Огляделся по сторонам, потянулся с хрустом. Вышли и остальные. И замерли молча.

Им было лет по сорок, этим пятерым людям в штатском, с сединой в волосах. Они были совсем разные и чем-то очень похожие друг на друга…

- Удивительно…- задумчиво сказал один из них.- Почти пятнадцать лет назад я стоял в этом самом лесу на посту, у входа в лагерь, и все старался себе представить, какой будет жизнь после войны…

- Да… Немало и я походил по этим тропинкам…- сказал другой.- Отправляешься на операцию, точно в иной мир попадаешь… А возвращаешься каждому знакомому кустику рад: значит, лагерь рядом. Ближе подойдешь - слушаешь: то пила зазвенит, то топор стукнет… Ждут, значит, в костер подкладывают, обед небось поспевает. Кажется, за версту запах супа чуешь!

Они негромко засмеялись, помолчали.

- Что же,- сказал шофер,- подъедем поближе, поглядим, где раньше жили. Немцы чуть не целый квартал леса выжгли, когда нас искали. Что-то там теперь?.. Э-э, хлопцы, мне сдается, до сих пор оттуда дымком потягивает. А? И вправду дым!

Действительно, с каждой минутой все явственнее тянуло гарью. Они не проехали и километра, как дым уже плотной стеной преградил дорогу. Ветра не было, и серые клубы, медленно разворачиваясь, неторопливо плыли среди деревьев. Небо закрылось плотной желтой пеленой. Теперь там, впереди, уже слышался грозный шорох, порой что-то оглушительно трещало.

Тревожно перекликались голоса.

- Лес горит, хлопцы! - крикнул шофер.

Оставив на дороге машину, они побежали на голоса.

Пожар шел справа, с вырубки на высоком берегу. Там все было затянуто дымом. Змейки огня уже перекидывались по корням и валежнику через дорогу. И молодой, высаженный слева березняк, далеко тянувшийся в глубину, кое-где начало прихватывать. По тонким белым стволам крайних деревьев взбегали рыжие гривки огня, вспыхивала и осыпалась пеплом подпаленная листва. А рядом другие молодые березки, еще зеленые и свежие, стояли недвижно и беспомощно, точно замерли, беззащитные, в ужасе.

Несколько человек металось среди берез, подрубая горящие деревья, роя траншейки. Но огонь, ширясь по фронту, уже начинал обходить с флангов.

- Давайте, хлопцы, по-партизански! - скомандовал шофер.

И пятеро бывших партизан, наломав березовых веток, бросились сбивать огонь, стегая по курящемуся дерну, по чернеющей в завитках коре.

- Давай! Давай! Давай! - кричал шофер.

Казалось, сейчас затрещат автоматы и командир, указывая маузером на стену огня, скомандует:

«На прорыв, товарищи! Ура!..»

И они снова полезут сквозь дым и огонь, чтобы, ослепнув от боли и ярости, врубиться, смять, опрокинуть, прорваться…

Часа через два огонь стал сдавать. Все реже вырывались из-под дерна струйки дыма, все реже трещала и вспыхивала листва. И только сзади на вырубке еще догорали пни и щедро рассыпались снопы искр…

Только теперь приезжие стали знакомиться, местные оказались все из лесничества, до которого отсюда было недалеко. Лесничий, совсем еще молодой, в черной форме с золотыми листьями на петлицах, не участвовал в разговоре. Он молча бродил среди обгоревших березок, время от времени трогал ладонью побуревшую кору, осторожно, словно опасаясь, чтобы деревья не закричали от боли.

Шофер подошел к нему и, стараясь успокоить, заметил:

- Ничего, десятка полтора всего и повредило, не боле… Мелочь!

- Мелочь! - с горечью воскликнул лесничий.- А мне каждое деревце, как кусок сердца!-Он в бессилии сжал кулаки.- Своими руками высаживали после войны. Тут ведь пожарище было. Немцы выжгли…

Стой-ка, стой! -сказал шофер.- Оттого я и не опознал… Хлопцы! Вот в этом квартале лагерь был!

Лесничий резко обернулся к нему:

- А вы сами… извините, кто?

- «Кто, кто»!..- бормотал шофер, как завороженный вглядываясь в чащу.- Из тех, кого фашисты хотели здесь вместе с теми деревьями живьем спалить. Только не вышло у них!

- Партизан! Вы партизаны! - закричал лесничий и, побледнев от волнения, стал всматриваться в лица приезжих.

- Чего смотришь? - улыбнулся шофер.- Или, может, признаешь? - Он в свою очередь разглядывал молодого лесничего.-Ты что же, местный? Так тебе тогда сколько лет могло быть?.. (Безусое, с мальчишескими веснушками лицо лесничего, открытый взгляд добрых серых глаз кого-то напоминали.) Ну, лет восемь - десять, не более…

И вдруг лесничий на шаг отступил, губы у него как-то по-детски жалобно дрогнули.

- Дядя Семен! - прошептал он еле слышно.

- Ну, я…- медленно проговорил шофер.

И внезапно прошлое возникло перед ним ясно и ярко, как этот солнечный день. Он стоит на посту, в секрете. Вечереет. Из кроваво-красного марева заката медленно бредет по дороге к лагерю маленькая оборванная фигурка мальчика…

- Признал я тебя! - сказал шофер. Он подошел к лесничему, положил руки ему на плечи.- Признал. Ты- Сережин брат…

…Давно задумали бывшие партизаны хоть на месяц оторваться от своих повседневных дел, побывать в местах, где когда-то воевали. Пройти по боевым дорогам - поглядеть, как живет сегодня партизанский край, поклониться дорогим могилам.

Много удивительных встреч произошло на тех дорогах. И в тот вечер они с лесничим долго сидели на поляне среди молодого березового леса, вспоминали былое.

В партизанский отряд от подпольщиков города Ровно пришло донесение: в небольшом городке Б. провокатор выдал гестаповцам подпольную комсомольскую организацию.

Начальник гестапо - на совещании в Ровно. Через три дня он приедет, и тогда начнется расправа. Пока же провокатор - в одиночной камере, чтобы никому не проболтался. Список комсомольцев заперт в ящике письменного стола начальника.

Итак, комсомольцев нужно спасти в течение трех дней. Конечно, проще всего было немедленно забрать всех комсомольцев в партизанский отряд. Но они отказались уйти из города - ребята не могли даже представить себе, что созданная с таким трудом подпольная организация перестанет действовать.

Связной сообщил просьбу подпольщиков: организовать нападение на здание гестапо, чтобы захватить и список и провокатора. И всю ночь в штабе партизанского отряда совещались, обсуждали десятки смелых боевых планов и отвергали один за Другим - сил для нападения у партизан не было. Оставалось действовать хитростью. Вот тогда-то и вспомнили партизаны о Сереже Гуртовом.

Недалеко от лагеря на лесном хуторе жила семья расстрелянного гитлеровцами лесничего - жена и Два сына; старшему, Сереже, исполнилось семнадцать лет. Он часто приходил в лагерь-то сообщал о подозрительных людях, которые появились в лесу, то показывал новые тайные тропки. Дважды по заданию партизан побывал он в гестапо - принес ложные сведения об отряде, за что даже получил от немцев вознаграждение: двести марок. Гестаповцы послали карательную экспедицию в лес, обнаружили в указанном им месте оставленный партизанский лагерь, обстреляли, сожгли все, что партизаны не успели взять с собой. А в местной газете появилось сообщение о том, что крупный партизанский отряд полностью уничтожен. Много раз Сережа просил партизан дать ему оружие, послать на боевое задание. Партизаны любили и берегли высокого, молчаливого паренька с застенчивой улыбкой. Но теперь пришел его черед…

Гестапо на оккупированной территории было не только полицейским учреждением, но и центром грабежа и спекуляции. В кабинетах и коридорах гестапо постоянно шла купля-продажа. Все, что представляло хоть какую-то ценность, находило там сбыт. В последнее время гестаповцы стали усиленно заготавливать и отсылать домой продовольствие,- Германия уже голодала. Этим и решили воспользоваться партизаны.

В просторном штабном шалаше собралось командование отряда. И, пока ждали Сережу, произошел тот самый разговор, ради которого я рассказываю тебе эту историю.

- Товарищ командир,- сказал один партизан,- как бы парнишка того… В последнюю минуту перепугается, напутает со страха… Или не выдержит - выдаст.

- Что говорить, молод еще…- поддержал другой.

- Предложение! - нетерпеливо перебил командир.

- Может, не стоит ему все раскрывать… Пускай знает что в бидоне, который он повезет, сливочное масло. И ничего больше. И ему спокойнее. Только приказать, чтобы утекал через пятнадцать минут.

- Вслепую? - снова коротко бросил командир.

- Зато меньше думать будет,-сказал первый.- В военном деле чем меньше думать, тем. лучше.

- Чепуха! - Командир вскочил.-Что заставляет человека совершить подвиг? Привычка? Страх? Равнодушие? Нет! Разум! Человеческий разум!

Вокруг все притихли. Может, вспомнили своих погибших товарищей в ту, самую последнюю, героическую секунду их жизни, когда смерть уже смотрит в глаза и в одну короткую мысль вмещается все: и что прожил, и как прожил, и ради .чего жил…

В шалаш вошел Сережа с братом - десятилетним веснушчатым мальчишкой.

Командир подошел к ним, серьезно, как взрослым, заглянул в глаза.

- Так, хорошо. Теперь - внимание, ребята! - сказал он сухо. И потом почему-то надолго замолчал.-Ребята,- наконец сказал он снова,-дело серьезное. Нужно спасти пятьдесят семь подпольщиков. И я хочу, чтобы вы всё ясно понимали. В этом вот бидоне сливочное масло. Его нужно отвезти в гестапо.

- Только в дороге не попробуйте, не поздоровится с того масла! -попытался пошутить кто-то.

Командир хмуро поглядел на него. Потом обернулся к мальчикам, обнял их за плечи.

В бидоне под сливочным маслом - мина. Если открыть крышку, через пятнадцать минут мина сработает. Понятно? Так вот, ребятки, за бидон этот вы попросите недорого. Гестаповцы наверняка купят. Постарайтесь втащить его в коридор. Если удастся, поставьте поближе к двери в кабинет начальника. Ты же там ориентируешься, Сергей, и они тебе доверяют. Но помни: откроют при тебе крышку бидона - удирай как можно дальше от дома. Времени у тебя - пятнадцать минут! А не откроют, сам открой, как будешь уходить. Масла много, сразу они не докопаются, успеешь скрыться. На всякий случай, как только внесете бидон, отправь брата к повозке. А ты, друг,- обратился командир к младшему,- через десять минут - слышишь, ровно через десять! - кликни Сергея, будто он понадобился упряжь поправить. И сразу же нахлестывайте лошадей - да в лес. Погони не бойтесь - подпольщики наготове, отвлекут погоню. Пока будете орудовать в гестапо, вокруг, на улицах, в подворотнях, засядут наши люди. У них оружие, гранаты - в обиду вас не дадут. Скорее всего, никакого боя не случится - успеете спокойно уехать. Гестапо ведь на краю города - до леса недалеко.- Командир помолчал, вздохнул.- Больше послать некого. Ведь нужно, чтобы немцы поверили в это масло. Ну, вот и все! - Он резко отстранил ребят.- Понятно?

- Понятно! - ответил Сережа, застенчиво улыбаясь.

Но тут младший робко сказал:

- А я не знаю, когда пройдет десять минут!

Командир снял с руки часы, отдал мальчику.

Партизаны осторожно вынесли бидон из шалаша, поставили на повозку, в сено. Сережа сел на облучок. Младший пристроился рядом, свесил ноги, рукой придерживает часы в кармане. И ребята поехали…

Почти на две трети бидон был заполнен толом - взрывчаткой. В тол помещен взрыватель замедленного действия. Устройство взрывателя простое: тонкостенный стеклянный пузырек с жидкостью в коробочке с порошком. Если специальным приспособлением разбить пузырек, жидкость выльется, смочит порошок, начнется химическая реакция, рассчитанная точно на пятнадцать минут. Взрывчатка прикрыта жестью. Верхняя часть бидона заполнена сливочным маслом. Проволочка от приспособления, которое разобьет пузырек, протянута кверху, прикручена к крышке бидона. Если открыть крышку бидона, дернется проволочка, сработает взрыватель, и через пятнадцать минут произойдет взрыв огромной разрушительной силы.

…А утром разведка сообщила: вчера после полудня здание гестапо взлетело на воздух.

Партизаны ликовали. Задание выполнено: уничтожен список подпольщиков, заодно с ним и провокатор, сидевший в камере. Но радость сменилась тревогой - Сережа с братом пропали.

Десятки друзей разыскивали их в городе, в окрестных селах и лесах, но все напрасно. Судьба мальчиков оставалась неизвестной.

На исходе пятых суток, под вечер, стоявший на посту партизан увидел оборванного, исхудавшего мальчонку, который медленно брел по дороге к лагерю. Это был младший брат Сережи. Он рассказал все…

Добрались они до города в полдень. Небо было высокое, ясное. Солнце грело. И с лесной опушки городок выглядел тихим и мирным. Когда ехали через картофельное поле, младшему стало страшно, он захныкал. Сережа придержал лошадь, строго поглядел на брата:

- Смотри мне! Не то домой прогоню.

Въехали в город. По разбитой булыжной мостовой повозка запрыгала, затарахтела. Младший обеими руками уцепился за Сережу:

- А вдруг она от толчка взорвется!

Сережа приказал мальчику слезть с повозки, идти следом. Это было очень страшно: в ушах от вол-пения так стучало, что казалось, будто рвется мина, и каждую секунду чудилось, что вот уже и повозка, и Сережа, и лошадь разлетаются на куски.

Мальчик шел по мостовой, спотыкаясь, боязливо озирался по сторонам. Стали попадаться редкие прохожие. Они останавливались и долго провожали взглядом повозку с бидоном. Мальчику казалось, что каждый встречный обо всем догадывается, каждый видит бидон насквозь и спешит в полицию, чтобы донести… Он не понимал, как Сережа мог так спокойно сидеть на облучке, лениво пошевеливая вожжами и изредка покрикивая на лошадь. Вот Сережа придержал лошадь, подозвал брата:

- Садись. Теперь близко - за углом.

Миновали красное кирпичное здание школы.

У ворот, вяло разговаривая, стояли разомлевшие от зноя часовые. Почти во всех окнах виднелись немецкие солдаты - фронтовая часть только что прибыла на отдых. Кое-кто брился, другие просто глазели на улицу, что-то жевали. Изредка появлялись прохожие. Они шли по противоположной стороне улицы, не поднимая головы, не оглядываясь.

Обогнув выбеленное одноэтажное здание гестапо, Сергей легонько толкнул брата локтем, шепнул:

- Гляди! Помощник начальника.

За раскрытым окном, забранным железной решеткой, сидел сухопарый военный. Он писал. На стук повозки обернулся, увидел Сергея. Узнал, улыбнулся, махнул рукой.

- Видал? - обрадовался Сергей. Осадил у крыльца лошадь. Весело подмигнул часовому.

Ребята с трудом пододвинули бидон к краю повозки, спустили на землю, поволокли к дому. Часовой с интересом наблюдал. На крыльцо вышел сухопарый гестаповец, прищурился, повел длинным носом:

- Что такое, э?

Сережа застенчиво улыбнулся:

- Сливочное масло.

Ого, масло! - обрадовался гестаповец.- Почем?

- Недорого. Как дадите…

Внезапно гестаповец встревожился, подозрительно, по-птичьи, покосился на бидон:

- Открой! Э?

Сергей решительно, с силой рванул крышку. Брат зажмурился в ужасе - сейчас, сейчас… Но ничего не случилось. Гестаповец, наклонившись над бидоном, ковырял пальцем масло, слизывал его языком, причмокивал, приговаривая:

- Гут, гут, гут…

Выдернутая проволочка тревожно дрожала на крышке бидона.

Вытерев губы и палец носовым платком, гестаповец потрепал Сережу по плечу:

- Молодец! Хорошо! Тащи в дом!

Бидон подняли на крыльцо, втащили в коридор. Гестаповец озабоченно огляделся по сторонам - ему явно не хотелось делиться маслом с кем-нибудь еще - и открыл какую-то дверь:

- Начальство в отъезде - ставь сюда.

Бидон внесли в кабинет и поставили у письменного стола. Вероятно, у того самого стола, в ящике которого хранился заветный список подпольщиков.

С того момента, когда Сергей открыл бидон, прошло уже минут восемь - десять. Время истекало. Передвигая бидон, Сергей шепнул брату, чтоб тот выбирался на улицу. Мальчик беспрепятственно вышел, уселся в повозку, подобрал вожжи и стал наблюдать через окно за тем, что происходило в кабинете.

А в кабинете гестаповец, отсчитывая засаленные деньги, о чем-то расспрашивал Сергея. То и дело слышалось слово «партизанен». Сергей отвечал, а сам, поглядывая на стенные часы, медленно отступал к двери. Видимо, сухопарому не нравились ответы. Он стал злиться, замахал руками, повысил голос:

- Будешь мне говорить все или нет?

Младший не выдержал, закричал:

- Серега-а!..

Сережа повернулся спиной к гестаповцу и шагнул через порог. В этот момент гестаповец, тыкая пальцем в приколотую к обоям карту, что-то быстро и раздраженно проговорил. Не услыхав ответа, оглянулся, увидел, что Сережа выходит из кабинета, и хватил кулаком по столу:

- Не хочешь отвечать! Одна компания!

Сережа понял: если он сейчас выбежит, гестаповец заподозрит неладное и успеет вышвырнуть бидон из дома, и сделал самое разумное и самое страшное: повернулся и снова вошел в кабинет. Ни слова не отвечая гестаповцу, прошел мимо него к окну, взялся обеими руками за решетку, пристально посмотрел в глаза брату и отвернулся.

Раздался взрыв. Мальчика сбросило с повозки. Когда он пришел в себя, в доме что-то продолжало рваться, в воздухе со свистом вертелись балки, пыль клубилась над развалинами…

К месту взрыва бежали солдаты. В казармах выла сирена. Редкие прохожие в испуге жались в подворотнях, удирали, перелезая через плетни и заборы. Со всех сторон поднялась стрельба.

Мальчик встал, осмотрелся. Никто не обращал на него внимания. И он пошел в лес искать партизан…

Долго в тот вечер после лесного пожара вспоминали партизаны прошлое, говорили о подвиге Сережи Гуртового. Как раз после взрыва в гестапо гитлеровцы бросили против партизан карателей, выжгли целый квартал леса. Маленький брат Сергея остался в отряде. А после войны окончил техникум и стал работать в лесничестве.

- Ты, парень, правильно сделал, что посадил здесь молодой лес,- тихо сказал дядя Семен.- Это памятник твоему брату.

По тонким ветвям березок прошелестел ветерок. Заверещали птицы. Остро и пряно запахло ночной фиалкой.

Лес жил, сбереженный от огня, выращенный человеческим трудом, жил, как продолжение подвига!