Какое возвышенное чувство испытывает тот, кто ради великого и благородного дела идет сознательно на большую жертву, кто жертвует своим самым дорогим личным, хотя, может быть, очень важным и для других, ради еще более важного с точки зрения мирового общественного развития и международного рабочего движения! Такие жертвы, с радостью и гордостью оттого, что он может их принести, Фридрих Энгельс приносил для Маркса в течение 45 лет — с 1850 по 1895 г., т.е. до конца своей жизни, — для того, чтобы Маркс мог творить в относительно спокойной обстановке, а после смерти Маркса для того, чтобы два тома его незаконченного титанического труда — «Капитала» — могли увидеть свет.
Энгельс являлся не только общественно-политическим деятелем, но и был великим ученым. Творческое вдохновение появилось у него еще в юном возрасте и не покидало его до преклонных лет, когда он, будучи уже стариком, боролся с тяжелым недугом, приведшим его к смерти. А что может быть для ученого самым дорогим в жизни, как не эта возможность творить, рождать новое, обогащающее науку и весь человеческий род в его вечном искании истины? Для этого дорог ученому каждый день, каждый час, а порой и каждая минута. Лишить себя этой возможности — значит для такого человека пойти на самую тяжелую для него потерю; только что-то еще более сильное и важное может заставить его пойти на такую потерю. И этим более сильным была для Энгельса его великая дружба с Марксом, было сознание того, что ради жизни и творчества такого гения, как Маркс, можно и нужно идти на любые, даже самые тяжелые жертвы.
Среди образованных людей всего мира, пожалуй, не найдется ни одного человека, который не слышал бы о «Диалектике природы» Энгельса. Особенно философы и естествоиспытатели хорошо знают, что ровно сто лет назад Энгельс взялся обобщить с позиций материалистической диалектики результаты современного ему естествознания. Но немногие знают, какой ценой давалась Энгельсу эта работа, сколько раз он уже был накануне её окончания, а конец её отодвигался вновь и вновь, и так продолжалось до самой смерти её автора. А так как история создания этой книги неразрывно связана с жизнью и деятельностью Маркса, то рассказ об её истории оказывается рассказом и о великой дружбе между двумя великими людьми — Марксом и Энгельсом.
Личное сближение между Марксом и Энгельсом началось с первых же дней их знакомства, когда они, совсем еще юные, встретились в Париже в конце августа 1844 г.; тогда Марксу было всего 26 лет, а Энгельсу не было еще и 24-х. С тех пор их связывала постоянная дружба, которая вскоре перешла в такую тесную близость двух великих душ, которая редко встречалась за всю историю человечества. Маркс, политический изгнанник, кочует с семьей по Европе: на родину, в Германию, путь ему закрыт; из Брюсселя его высылают; он едет в Париж, но оттуда его высылают несколько раз. Наконец, он с семьей обосновался в Лондоне. Но материальных средств для осуществления научных исследований (прежде всего в области политической экономии) и для содержания теперь уже довольно большой семьи у Маркса нет. Он стал вождем международного революционного рабочего движения, а ведь это требует немало сил для теоретической и практической работы. Откуда же взять средства? И здесь Энгельс идет на великую жертву: хотя он всей душой ненавидит торговое дело своего отца — «деспота, религиозного фабриканта» (по характеристике, данной позднее Лениным), но ради своего друга Маркса, ради всего мирового рабочего движения он закабаляется на двадцать лет в качестве компаньона в Манчестерской фирме (торговая контора «Эрмен и Энгельс»). Здесь, в Манчестере, за писанием деловых писем по торговым делам конторы, за скучными подсчетами расходов и выручки, за разговорами с посетителями конторы, покупателями и продавцами проходят двадцать лет — и каких! — лучших лет жизни Энгельса: начал он работать в конторе, когда ему было едва 30 лет, а кончил, будучи уже 50-летним пожилым человеком.
Благодаря материальной помощи Энгельса Маркс смог работать, более того, он и его семья могли жить и не умереть от голода и холода, когда им буквально нечем было платить за хлеб и за квартиру и они могли быть выброшены на улицу. Сколько раз Энгельс приходил на выручку своему другу в самые тяжелые, можно сказать, катастрофические моменты — об этом рассказывают, их письма, которыми они обменивались, ведя почти ежедневную переписку — один, находясь в Лондоне, другой — в Манчестере. Это можно понять и представить себе еще ярче, если обратить внимание на то, что дети Маркса (как писала его жена) называли Энгельса «нашим ангелом», видя в нем «ангела-спасителя» их семьи. И уж если около таких атеистов-безбожников, какими были Маркс и Энгельс, бытовало подобное выражение, можно догадаться, каким действительно ангелом-спасителем для Маркса и его семьи был Энгельс в течение этих 20 лет тяжелой и нудной работы в Манчестерской конторе.
Только благодаря этому Маркс имел нужное время для того, чтобы вести свои исследования по политической экономии, из которых выросла сначала книга «К критике политической экономии», а затем величественное здание «Капитала», это поистине бессмертное творение человеческого гения. И трудно теперь представить, что какие-то неоплаченные счета от мясника или от прачки могли нарушать ход развития мысли Маркса, могли притуплять острие его творческого гения. Об этом Энгельсу с горечью пишет Маркс, когда в трудную минуту у него вырывается признание о том, что мелочные заботы о пропитании и квартирной плате притупляют его способность к абстрактному, т.е. теоретическому мышлению.
Положение семьи Маркса временами становится настолько тревожным и тяжелым, что стоит на грани полной катастрофы. Так, 15 июля 1858 г. Маркс шлет письмо Энгельсу, которое иначе, как сигналом «SOS», назвать нельзя: «Дорогой Энгельс! Прошу тебя прежде всего не пугаться содержания этого письма, ибо оно отнюдь не апелляция к твоей и без того уже сверх всякой меры использованной кассе. Но, с другой стороны, нужно обсудить совместно, нельзя ли найти какой-нибудь выход из нынешнего положения, потому что оно становится абсолютно невыносимым. Непосредственным результатом всего этого уже явилось то, что я совершенно неработоспособен, поскольку, с одной стороны, я теряю лучшее время на беготню и бесплодные попытки достать деньги, с другой стороны — притупляется моя способность к абстрактному мышлению из-за домашних неурядиц, а быть может, и вследствие ухудшения моего физического состояния. Жена моя изнервничалась от всей этой дряни, и доктор Аллен, который, хотя догадывается, где жмет сапог, но, разумеется, не знает истинного положения дел, снова — на сей раз решительно — заявил мне, что не ручается, не будет ли воспаления мозга или чего-нибудь подобного, если она не уедет на продолжительное время на морские купанья. Но я-то знаю, что при нынешних условиях даже морские купанья, если бы они и были доступны, нисколько не помогли бы ей, пока её преследуют ежедневные заботы и призрак неизбежной конечной катастрофы. Последнюю же не удастся больше отсрочить надолго, и даже при отсрочке на несколько недель не прекратится невыносимая повседневная борьба за самое необходимое, и общее положение останется таким, что все неизбежно должно рухнуть»[1-1].
Благодаря постоянной помощи со стороны Энгельса способность Маркса к абстрактному мышлению не могла надолго притупляться. Она вновь и вновь обретала прежнюю свежесть и силу, и это давало возможность Марксу в неимоверно тяжелых условиях продолжать начатый им труд и доводить его шаг за шагом до завершения.
Но сколько таких тяжелых минут пришлось пережить Марксу и Энгельсу за эти долгие годы! Вот еще одно из многочисленнейших свидетельств, которыми полна их переписка: «Дорогой Энгельс! — пишет Маркс 18 июня 1862 г. — Мне в высшей степени неприятно вновь занимать тебя своими злоключениями, но что поделаешь? Жена говорит мне каждый день, что лучше бы ей с детьми лежать в могиле, и я, право, не могу осуждать её за это, ибо унижения, мучения и страхи, которые нам приходится переносить в этом положении, в самом деле не поддаются описанию. Все 50 фунтов пошли, как тебе известно, на покрытие долгов, из которых не удалось уплатить и половины. Два фунта пошло за газ. Жалкие деньги из Вены прибудут лишь в конце июля, и их будет чертовски мало, ибо эти собаки не печатают теперь и одной статьи в неделю. К этому надо прибавить новые расходы с начала мая. Я не хочу уж говорить о той по-настоящему опасной в условиях Лондона ситуации, когда приходится в течение 7 недель оставаться без единого гроша, поскольку это стало у нас хроническим явлением. Но ты хорошо знаешь по собственному опыту, что всегда имеются текущие расходы, по которым надо платить наличными. Для этого пришлось вновь заложить вещи, взятые из ломбарда в конце апреля. Но этот источник за последнее время уже настолько иссяк, что моя жена предприняла на прошлой неделе тщетную попытку сбыть некоторые из моих книг. Бедных детей мне тем более жаль, что все это происходит во время выставочного сезона, когда их знакомые развлекаются, а они только страшатся, чтобы к ним кто-нибудь не зашел и не увидел всей этой мерзости.
Что касается остального, то я теперь усиленно продвигаюсь вперед, и, как это ни странно, моя черепная коробка уже несколько лет не работала так хорошо, как сейчас, при всей окружающей меня нищете»![1-2].
И, как всегда, Энгельс приходит на выручку своему другу. Всячески изворачиваясь, с затратой неимоверных усилий, он достает деньги для Маркса и снова и снова спасает его и его семью от нависшей над ними беды... И так — из года в год, из месяца в месяц, изо дня в день... Только благодаря Энгельсу у Маркса есть возможность работать над «Капиталом» — над этим теоретическим фундаментом всего их учения, всего научного коммунизма. Ради этой высокой и благородной цели Энгельс и приносит жертву, какой является его закабаление в торговой конторе на целых 20 лет!
Первый том «Капитала» был завершен Марксом за три года до окончания контракта у Энгельса с Манчестерской фирмой. После 17 лет каторжной работы в торговой (Конторе Энгельс в письме от 27 апреля 1867 г. признавался Марксу: «Я ничего так страстно не жажду, как избавиться от этой собачьей коммерции, которая совершенно деморализует меня, отнимает все время. Пока я занимаюсь ею, я ни на что не способен; особенно плохо дело пошло с тех пор, как я сделался хозяином, из-за большей ответственности. Если бы не необходимость увеличения доходов, я, право, предпочел бы снова стать конторщиком. Во всяком случае еще несколько лет — и моей коммерческой жизни придет конец, а тогда доходы тоже весьма и весьма оскудеют. У меня не выходит из головы мысль о том, что мы с тобой будем тогда делать»[1-3]. К Маркс отвечает на это письмом от 7 мая 1867 г., где выражает надежду, что после выхода в свет I тома «Капитала» ему удастся реформировать свое экономическое положение и стать, наконец, на собственные ноги. «Без тебя, — продолжает Маркс, — я никогда не мог бы довести до конца это сочинение, и — уверяю тебя — мою совесть постоянно, точно кошмар, давила мысль, что ты тратишь свои исключительные способности на занятия коммерцией и даешь им ржаветь главным образом из-за меня, да в придачу еще должен переживать вместе со мной все мои. мелкие невзгоды»[1-4].
Но вот, наконец, весь гигантский труд над I томом «Капитала» завершен, Маркс шлет Энгельсу в Манчестер 16 августа 1867 г. в 2 часа ночи письмо, полное глубочайшей признательности:
«Дорогой Фред! Только что закончил корректуру последнего (49-го) листа книги... Итак, этот том готов. Только тебе обязан я тем, что это стало возможным! Без твоего самопожертвования ради меня я ни за что не мог бы проделать всю огромную работу по трем томам. Обнимаю тебя, полный благодарности!..
Привет, мой дорогой, верный друг!
Твой К. Маркс»[1-5].
Да, Маркс нашел очень точное выражение для отношения к нему и его творчеству со стороны Энгельса: самопожертвование. Трудно сказать, сколько интереснейших возможностей было потеряно Энгельсом за те двадцать лет, пока он буквально корпел в торговой конторе «Эрмен и Энгельс» в Манчестере. Ведь еще с самого начала 50-х годов он стал заниматься физиологией и к концу 50-х годов уже мог с помощью диалектики приступить к философскому обобщению результатов не только этой науки, но и клеточной теории в биологии и учения о превращении энергии в физике, о чем свидетельствует его письмо Марксу от 14 июля 1858 г. Изучение Дарвиновского труда «О происхождении видов» и химической атомистики (при содействии К. Шорлеммера) раздвинуло еще шире область исследований Энгельса и круг его интересов.
Однако до 1870 г. (когда он, ликвидировав свое компаньонство, переехал в Лондон, чтобы быть поближе к Марксу) систематическая исследовательская работа была невозможна для Энгельса: ведь львиную долю его рабочего времени съедала контора! Не будь этого — кто знает? — «Диалектика природы» в 1873 г. была бы не только начата, а, может быть, к этому времени уже закончена...
Вырвавшись, наконец, на свободу из тесной клетки торговых дел, Энгельс с головой уходит в изучение естественных наук и весной 1873 г. приступает к собиранию материалов для задуманного им труда. Три года он без устали работает над ним, отдавая этому все свободное время и торопясь наверстать то, что по известным причинам не было сделано за предшествующие два десятилетия. Но ведь, кроме того, есть и другие задачи, связанные с мировым революционным движением, и они требуют много сил и времени. Энгельс все это берет на свои плечи, чтобы облегчить заболевшему Марксу работу над следующими томами «Капитала», урывая при этом часы и минуты для работы над своей будущей «Диалектикой природы».
Но вот на сцене европейской социальной жизни появляется г-н Дюринг с претензией на идейное руководство социалистическим движением. Он призывает рабочих учиться социализму не у «какого-то Маркса», а у него, «гениального и никем непревзойденного» Дюринга! Часть рабочих и даже часть членов немецкой социал-демократической партии поддалась на эту удочку. Редактор партийной газеты «Вперед» («Vorwarts») В. Либкнехт плохо разбирался в философских и вообще теоретических вопросах, но чувствовал, что сторонники Дюринга толкают газету в сторону от марксизма. В газету сыпались статьи в защиту Дюринга, его последователями заявили себя Э. Бернштейн, И. Мост и др. Когда терпеть дальше стало уже совсем невозможно, В. Либккехт 16 мая 1876 г. написал Энгельсу: «...дюринговская эпидемия поразила и людей, в прочих отношениях разумных; опровержение необходимо»[1-6].
Ответ, т.е. разгром Дюринга, был необходим потому, что надо было удержать тех, кто пошел было за ним, от той скользкой идейной дорожки, на которую толкал мелкобуржуазный идеолог, фразер и невероятный путаник Дюринг. Надо было показать его ничтожество, всю пустоту выкрикиваемой им фразы, надо было уничтожить его духовно во имя интересов подлинно революционной теории и революционной практики.
Кто же в состоянии это сделать? Маркс занят «Капиталом», сил у него остается все меньше и меньше, их надо беречь, их надо экономить для самого главного. И вот по прошествии ровно трех лет (с конца мая 1873 г. по конец мая 1876 г.) Энгельс прерывает свою столь успешно развертывавшуюся работу над «Диалектикой природы» и, снова пересиливая себя, берется за чуждое ему, нудное занятие, на этот раз за штудирование пухлых, никчемных писаний г-на Дюринга.
За этим скучным занятием проходят ровно два года, и в мае 1878 г. «Анти-Дюринг» закончен: выполнен долг перед коммунистическим движением. Хвастливые претензии Дюринга были разоблачены и отвергнуты. И снова Энгельс уходит с головой в свою «Диалектику «природы». Но работать становится все труднее. Здоровье Маркса быстро ухудшается, всю тяжесть работы по международному движению все больше и больше Энгельс взваливает на свои плечи. Вместе с тем именно в это время естествознание развивается так быстро, что следить за его успехами становится все труднее.
Тем не менее за четыре с лишним года, прошедших после завершения «Анти-Дюринга», Энгельс успевает проделать основную работу над книгой, так что конец её кажется уже совсем близким. В письме к Марксу от 23 ноября 1882 г. Энгельс сообщает, что теперь ему «необходимо поскорее закончить диалектику природы»[1-7].
Но вскоре все международное рабочее движение и лично Энгельс понесли величайшую утрату: 14 марта 1883 г. умер Карл Маркс. И снова Энгельс идет на великое самопожертвование. Он немедленно и резко прерывает работу над почти уже завершенной «Диалектикой природы» и берется за завершение II и III томов «Капитала», которые Маркс оставил неоконченными. Два года (до мая 1885 г.) уходят на подготовку к печати II тома, а затем еще почти 9 лет (до начала 1894 г.) — на подготовку к печати III тома. Выполнить эту работу было для Энгельса его священным долгом, это было данью памяти Маркса и вместе с тем громадным вкладом во все марксистское учение.
Для работы же над «Диалектикой природы» не оставалось ни минуты. Вот что Энгельс пишет об этом в письме к В. И. Засулич от 23 апреля 1885 г., т.е. в тот момент, когда он закончил подготовку II тома «Капитала» и приступил к подготовке его III тома: «Вы спрашивали мое мнение о книге Плеханова «Наши разногласия». Для этого мне нужно было её прочесть. Я читаю по-русски довольно легко, когда позанимаюсь им в течение недели, но бывает, что я по полгода не имею этой возможности; тогда я отвыкаю от языка, и мне приходится изучать его как бы заново. Так именно и случилось с «Разногласиями». Рукописи Маркса, которые я диктую секретарю, отнимают у меня весь день; вечером приходят гости, которых тоже ведь не выставишь за дверь; приходится читать корректуры, писать множество писем, и, наконец, существуют переводы (итальянские, датские и т.д.) моего «Происхождения» (речь идет о книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства». — Б. К.); меня просят просматривать их, а эта проверка иной раз является далеко не лишней и не легкой работой. Все эти помехи не позволили мне продвинуться дальше 60-й страницы «Разногласий». Если бы у меня нашлись три свободных дня, я покончил бы с этим делом и к тому же освежил бы свои знания русского языка»[1-8].
Ясно, что в таких условиях приниматься за продолжение работы над «Диалектикой природы» Энгельс не мог. К тому же с возрастом прибавилось новое осложнение: у Энгельса из года в год слабело зрение. Ему разрешили работать только несколько часов и только при дневном свете, а занятия при вечернем освещении были запрещены. А ведь у Маркса почерк был такой, что разбирать его стоило громадного труда.
И все же, когда работа над III томом «Капитала» приближалась к концу, Энгельс решил продолжить свою работу над «Диалектикой природы» и подготовил все её рукописи к тому, чтобы начать их литературную обработку. С этой целью он разделил их на четыре группы в зависимости от степени их подготовленности. Возможно, что это было сделано в 1894 или даже 1895 году. Но смерть помешала выполнению данного намерения.
Как уже отмечалось, неотложные дела не давали Энгельсу возможности возобновить прерванную им работу над «Диалектикой природы». Ведь и после окончания III тома «Капитала» Энгельс продолжал свою работу над трудами Маркса. На очереди сначала стояло то, что Энгельс называл IV томом «Капитала», затем — подготовка собрания сочинений Маркса, о чем Энгельс пишет издателю 15 апреля 1895 г., т.е. всего за три с лишним месяца до своей смерти: «...у меня есть план — снова вынести на суд публики мелкие произведения Маркса и мои в виде полного собрания сочинений и притом не выпусками, а сразу целыми томами»[1-9].
Совсем незадолго до своей смерти Энгельс собирался также переиздать статьи Маркса из «Рейнской газеты». Франц Меринг вспоминает, что он собрал для Энгельса эти статьи, но смерть пришла, когда едва был только собран нужный материал.
Итак, Энгельс оставался до конца верным другом Маркса как при жизни Маркса, так и после его смерти. Эта великая дружба сопровождалась беспримерным самопожертвованием со стороны Энгельса. И живым свидетельством этого служит незаконченная рукопись «Диалектики природы», которая была любимым детищем Энгельса, его заветной мечтой и задушевной мыслью. Какое величие человеческой души, какую верность великому учению своего друга проявил этой своей жертвой Энгельс! Невольно хочется склонить голову перед ним как человеком, ученым и борцом за великие идеалы. Его жизнь была подвигом, совершить который может не каждый, а только тот, для кого все личное отступает на задний план перед общезначимым, общественно необходимым.
Некролог, посвященный смерти Энгельса, Ленин напал эпиграфом: «Какой светильник разума погас, какое сердце биться перестало!». И далее: «Маркс умер, не успев окончательно обработать свой огромный труд о капитале. Вчерне, однако, он был уже готов, и вот Энгельс после смерти друга принялся за тяжелый труд обработки и издания II и III тома «Капитала». В 1885 г. он издал II, в 1894 г. III том (IV он не успел обработать). Работы над этими двумя томами потребовалось очень много»[1-10]. Ссылаясь на мнение другого лица, Ленин соглашается с тем, что изданием II и III томов «Капитала» Энгельс соорудил своему гениальному другу великолепный памятник, на котором невольно, неизгладимыми чертами вырезал свое собственное имя. «Действительно, — продолжает Ленин, — эти два тома «Капитала» — труд двоих: Маркса и Энгельса. Старинные предания рассказывают о разных трогательных примерах дружбы. Европейский пролетариат может сказать, что его наука создана двумя учеными и борцами, отношения которых превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе. Энгельс всегда — и, в общем, совершенно справедливо — ставил себя позади Маркса. «При Марксе, — писал он одному старому приятелю, — я играл вторую скрипку». Его любовь к живому Марксу и благоговение перед памятью умершего были беспредельны. Этот суровый борец и строгий мыслитель имел глубоко любящую душу»[1-11].
Об истинности этой ленинской характеристики свидетельствует вся жизнь и деятельность Энгельса; 34 года своей жизни Энгельс посвятил тому, чтобы Маркс мог творить и чтобы его труды могли увидеть свет. Современному молодому поколению советских людей есть у кого учиться и есть чему учиться не только в смысле следования самому учению Маркса и Энгельса, продолженному Лениным, но и их личной жизни, полной самых высоких и благородных поступков, на какие только способен человек.
В следующей главе мы расскажем о двух планах «Диалектики природы», которыми в разное время руководствовался Энгельс при работе над своей книгой.