О «Диалектике природы» Энгельса

Говорят, что книги, как и люди, имеют свою судьбу.

Их судьбу составляет то, как они задумывались и писались, как они были приняты широким кругом читателей, как одни из них забывались, не оставив после себя следа, а другие, напротив, становились настольными и о них помнили, их читали много лет спустя после их выхода в свет; наконец, особый интерес представляют те книги, которые обрели как бы вторую жизнь и привлекли к себе новый интерес в совершенно иной исторической обстановке, в других условиях.

Но есть книги — их не так уж много, — которые не успели родиться на свет, их авторы ушли из жизни, не закончив их, оставив рукописи в виде незавершенных набросков и планов. История знает три таких случая, которые относятся к учению марксизма: это — II и III тома «Капитала» Маркса, «Диалектика природы» Энгельса и «Философские тетради» Ленина. Из них наиболее отработанными были два тома «Капитала», которые Энгельс после смерти Маркса сумел довести до конца. «Диалектика природы» оказалась значительно более далекой от завершения и была опубликована в том её виде, в каком она осталась после смерти Энгельса. Еще дальше от своего завершения стоят ленинские «Философские тетради», о которых мы не будем говорить в данной работе.

Нас сейчас интересует вопрос: есть ли возможность довести хотя бы до хрестоматийного завершения работу Энгельса, т.е. сделать в отношении её отчасти то, что сделал Энгельс в отношении «Капитала», и если да, то как можно было бы реализовать эту возможность, превратить её в действительность? Чтобы ответить на такой вопрос, следует прежде всего напомнить историю создания «Диалектики природы», её судьбу.

1. До опубликования

Известно, что Энгельс много лет работал над своей книгой, но не успел её завершить. Дважды прерывал он работу над ней: первый раз в мае 1876 г., когда на два года вынужден был переключиться на создание «Анти-Дюринга» (до мая 1878 г.); второй раз в марте 1883 г., когда умер Маркс, оставив незаконченными II и III тома «Капитала». Тогда Энгельс, прекратив на время (он думал, что еще успеет закончить «Диалектику природы») свою работу над этой книгой, взял на себя громадный труд по завершению обоих томов «Капитала». Два года с лишним ушло на II том и почти девять лет — на III.

А Энгельс мечтал еще закончить то, что он называл IV томом «Капитала»! Работа шла медленно, так как с каждым годом зрение у Энгельса становилось все хуже, а почерк Маркса был не из числа легкоразборчивых, особенно если учесть, что Маркс для себя писал часто скорописью. И вот когда, наконец, появилась надежда, что можно уже начать планировать работу над «Диалектикой природы», подкралось неизбежное, и 5 августа 1895 г. Энгельс умер, так и не доведя до конца свою книгу.

У Маркса был верный друг, который, не колеблясь, прервал свою работу ради того, чтобы закончить то, что не успел довести до конца его друг и товарищ по борьбе. Но после смерти Энгельса такого друга не оставалось: химик Карл Шорлеммер — близкий друг Маркса и Энгельса, коммунист и диалектик — умер на три года раньше; среди же других близких Энгельсу людей не было никого, кто знал бы философские вопросы естествознания, кто мог проникнуть в то, что было задумано и уже написано Энгельсом, и был в состоянии довести его работу до конца. Естественники не знали диалектики, да и кто бы из них согласился на то, чтобы прервать свои собственные работы в той или иной области естествознания, особенно работы экспериментальные, для того, чтобы заняться рукописями человека, который даже не был естествоиспытателем и вообще по духу был им совершенно чужд? Среди же социалистов, в том числе и немецких социал-демократов, почти не было естественников, а если они и были, подобно Лео Аронсу, то оказывались людьми, стоявшими на позициях того самого узкого эмпиризма, против которого было направлено острие энгельсовской книги. Что мог бы сделать такой человек для издания рукописи Энгельса? Ничего или, того хуже, всячески мешать не только её доработке, но даже изданию в том виде, в каком её оставил Энгельс.

Напомним вкратце историю рукописи Энгельса. О ней знали только немногие, в том числе Э. Бернштейн, — тот самый ревизионист, который выдвинул лозунг: «Движение — все, цель — ничто» и который в 1896 г., всего через год после смерти Энгельса, заявил, что наибольший вред марксизму несет диалектический метод. Мог ли такой человек, нетерпевший и ненавидевший марксистскую диалектику, допустить, чтобы еще никому не известный труд именно по диалектике увидел свет? Ясно, что он сделал все от него зависящее, чтобы этого не произошло.

Из рукописей Энгельса, включенных в «Диалектику природы», Бернштейн опубликовал только две: «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (в «Neue Zeit» за 1896 г.) и «Естествознание в мире духов» (в «Illustrirter Neue Welt Kalender fur das Jahr 1898»). В первом случае Бернштейн даже не указал, откуда, из каких материалов, из какого рукописного наследия Энгельса он взял публикуемый фрагмент. Спустя два года, публикуя вторую статью Энгельса, он вынужден был сообщить все же, что она является частью целого ряда статей по диалектике естествознания. Таким образом, уже в 1898 г. стало публично известно, что кроме двух опубликованных в Германии статей Энгельса имеется еще ряд других неопубликованных его работ по диалектике естествознания. Однако новых публикаций не последовало, и то самое главное, что было сделано Энгельсом для «Диалектики природы», пролежало без движения в течение 30 лет после его смерти. И вот, когда уже готовилось первое издание всей рукописи «Диалектики природы», Бернштейн, понимая, очевидно, что от него потребуют ответа за то, что он преступно замуровал и не обнародовал незавершенный труд Энгельса, решил свалить вину на другого. Он заявил, что вскоре после смерти Энгельса тогдашний Центральный Комитет германской социал-демократии поручил члену партии и «выдающемуся ученому» (так его аттестует Бернштейн) Лео Аронсу исследовать оставшиеся математические и естественноисторические рукописи Маркса и Энгельса, чтобы указать, какие из них пригодны, для опубликования. Аронс, ло словам того же Бернштейна, отправился в Лондон и тщательно просмотрел все соответствующие манускрипты, из которых большая часть находилась у Элеоноры Маркс-Эвелинг, а другая часть — у Луизы Фрейбергер-Каутской. Свой отзыв Аронс сообщил лично Бернштейну, и этот отзыв, как и следовало ожидать, был совершенно отрицательным: по мнению Аронса, естественноисторические, или натурфилософские, работы Энгельса якобы устарели, а математический манускрипт Маркса представляет собой, дескать, ученическую работу. В свое оправдание Бернштейн говорил, что сомневаться в компетентности Аронса было нельзя, а искренность этого «прекрасного человека» (опять же по аттестации Бернштейна) тоже стояла вне всякого сомнения. Поэтому партия, по словам Бернштейна, — а под партией он подразумевал прежде всего самого себя, — отказалась от отдельного издания этих работ.

Но когда в СССР стало готовиться издание «Диалектики природы», у Бернштейна «вдруг» появилось сомнение: а правилен ли был отзыв Аронса (который к тому времени умер)? Вот тогда Бернштейн «спохватывается»: ведь приговор Аронса, именно по отношению к естественноисторическим работам Энгельса, уже потому не мог быть беспристрастным, что Аронс (по его же, Бернштейна, давнему признанию) был очень строгим эмпириком, и такие эмпирики очень отрицательно относятся к диалектике. Но спрашивается: если это Бернштейн знал и раньше, то почему он допустил, чтобы научная оценка рукописей Энгельса была поручена именно такому человеку, от которого заранее можно было ожидать отрицательного заключения? Не вернее ли предположить, что именно с целью получить такой, нужный Бернштейну, отзыв Аронсу при прямом содействии со стороны Бернштейна, а возможно, и по его настоянию, было дано такое поручение? Ведь Аронс был только исполнителем: он сделал то, что ожидал от него Бернштейн, так что главная вина в этом деле падает, конечно, на Бернштейна и на все оппортунистическое руководство германской социал-демократии.

Когда впервые была издана переписка Маркса и Энгельса, одним из редакторов которой был тот же Бернштейн, Ленин писал: «Как и следовало ожидать, эта работа неудовлетворительна ни с технической, ни с идейной стороны. Бернштейну нельзя было браться, — после его печально-знаменитой «эволюции» к крайне oппортунистическим взглядам — за редактирование писем насквозь проникнутых революционным духом. Предисловия Бернштейна частью бессодержательны, частью прямo фальшивы, — например, когда вместо точной, ясной прямой характеристики оппортунистических ошибок Лассаля и Швейцера, разоблачаемых Марксом и Энгельсом, встречаешь эклектические фразы и выпады вроде того что «Маркс и Энгельс не всегда были правы против Лассаля»... Никакого иного содержания, кроме прикрытия и подкрашивания оппортунизма, в этих выпадах нет»[8-1]. К такому человеку, как Бернштейн, ненавидевшему всеми фибрами своей души диалектику, попала в полное распоряжение рукопись «Диалектики природы»! И если Энгельс уже в 1885 г. мог опасаться, что его работа устареет, так сказать, «на корню» ввиду быстрого прогресса естествознания, то это опасение должно было возрасти спустя 40 лет, из которых 30 лет, по вине главным образом Бернштейна, забытая всеми рукопись пролежала без всякого движения. Но все же, попав в СССР, она получила, наконец, возможность выйти в свет и тем самым обрела вторую молодость и настоящую жизнь.

2. Энгельс и Эйнштейн

Когда появилась угроза, что преступное отношение к энгельсовскому философскому наследству выплывет наружу и может быть предано огласке, изрядно перетрусивший Бернштейн решил прибегнуть к новому ходу с целью обезопасить себя от будущих обвинений. Он, разумеется, отлично понимал, что его ссылки на мнение мало кому известного Аронса не смогут оправдать в глазах широкой прогрессивной общественности всего мира факт утаивания в течение 30 лет интереснейших мыслей Энгельса. Позорное поведение Бернштейна и его подручного Аронса будет осуждено самым решительным образом — это было ясно. Значит, решает Бернштейн, надо попытаться спрятаться за спину кого-нибудь другого, а не жалкого и ничтожного Аронса. И Бернштейн решил прикрыться авторитетом Альберта Эйнштейна.

Бернштейн рассуждал, по всей видимости, так.

Эйнштейна, как всякого большого ученого, должны интересовать прежде всего современные проблемы науки, а не те, которые стояли перед ней более 40 лет назад (Энгельс прекратил работу над «Диалектикой природы» в начале 1883 г., а «спохватился» Бернштейн в 1924 г.).

Если, к тому же, подобрать такой материал для посылки Эйнштейну на отзыв, который мог больше всего устареть после 1895 г. (год смерти Энгельса и год начала великих физических открытий, связанных прежде всего с областью электричества), то можно не сомневаться, что от Эйнштейна придет отрицательный отзыв. На эта и рассчитывал Бернштейн, посылая Эйнштейну одну из, статей Энгельса в 1924 г. (т.е. в канун выхода в свет первого издания «Диалектики природы» в СССР). Этой статьей, по всем данным, была статья «Электричество», написанная Энгельсом в 1882 г., т.е. задолго до открытия лучей Рентгена, электрона и радиоактивности, и даже еще до открытия электромагнитных волн Герцем.

О том, что была послана именно эта статья и что это было сделано с определенным расчетом, видно из заявления самого же Бернштейна, который признался, что для того, чтобы уяснить себе этот вопрос (о ценности манускриптов Энгельса), он, Бернштейн, обратился, по его словам, к «одинаково великому, как человек и мыслитель», Альберту Эйнштейну, изложив ему все обстоятельства дела, с просьбой дать свой отзыв о манускрипте «Диалектики природы»[8-2].

Очевидно, что речь шла об одной какой-то статье из 3-й связки, озаглавленной «Диалектика природы».

Эйнштейн в своем отзыве говорит, что присланный ему манускрипт посвящен физике. Но в 3-й связке специально физике и только ей посвящена лишь одна статья «Электричество».

Но расчет Бернштейна не оправдался. Правда, как и следовало ожидать, Эйнштейн признал устаревшим материал статьи (а она вся написана как своего рода критический разбор учебника Г. Видемана о гальванизме и электромагнетизме, изданного еще в 1872—1874 гг.

Однако Эйнштейн признал полезным издание даже такой, явно устаревшей по материалу статьи Энгельса.

Приведем весь отзыв Эйнштейна, посланный 30 июня 1924 г.: «Господин Эдуард Бернштейн передал мне манускрипт Энгельса естественно-исторического содержания с предложением высказать свой взгляд, должен ли этот манускрипт быть напечатан. Мой взгляд следующий: если бы этот манускрипт принадлежал автору, который не представлял бы интереса как историческая личность, я не советовал бы его печатать, ибо содержание не представляет особого интереса ни с точки зрения современной физики, ни для истории физики. Но я могу себе представить, что этот манускрипт постольку годится для опубликования, поскольку он представляет интересный материал для освещения духовного значения Энгельса»[8-3].

Да, просчитался Бернштейн, думая спрятаться за спину Эйнштейна. Если последний считал возможным публикацию даже статьи «Электричество», то что бы он сказал, если бы ознакомился с другими материалами «Диалектики природы», например с заметками об относительности всякого равновесия[8-4], о том, что движения отдельного тела не существует, что о нем можно говорить только в относительном смысле[8-5], что сущность движения заключается в непосредственном единстве пространства и времени, как говорил еще Гегель[8-6], и многими другими? Ведь все эти мысли, записанные Энгельсом в 70—80-х годах прошлого века, иногда прямо перекликаются с основными положениями специального принципа относительности, выдвинутого Эйнштейном, причем только лет 25—30 спустя. Такой тонкий мыслитель, как Эйнштейн, не мог бы не заметить этой связи идей — своих и Энгельса, — если бы Бернштейн послал на отзыв не статью «Электричество», а другие статьи и фрагменты «Диалектики природы».

Но это еще не все. Ведь если даже в 1924 г. статью «Электричество» можно было бы, ради имени Энгельса, напечатать, по мнению Эйнштейна, то почти за 30 лет до этого, вскоре после смерти Энгельса, её публикация могла иметь и прямой научный смысл: она появилась бы в 1895 г., т.е. за 2 года до открытия электрона Дж. Дж. Томсоном в 1897 г., что было бы очень важно, так как в статье Энгельса содержалось прямое предвидение этого великого открытия (чего, очевидно, не заметил Эйнштейн, вероятно, при беглом просмотре статьи «Электричество»). Между тем Энгельс (еще в 1882 г.) в ней прямо говорит, проводя параллель между учением об электричестве и химической атомистикой, что «в области электричества еще только предстоит сделать открытие, подобное открытию Дальтона, открытие, дающее всей науке средоточие, а исследованию — прочную основу»[8-7]. Здесь речь идет о подобии «дальтоновскому открытию атомных весов»[8-8], следовательно, косвенно высказывается идея о дискретности электричества.

Такая идея более определенно выдвигается в виде прогноза, когда Энгельс пишет о надежде «выяснить, что является собственно вещественным субстратом электрического движения, что собственно за вещь вызывает своим движением электрические явления»[8-9].

Наконец, в самом конце статьи (и это за несколько лет до создания в 1885—1887 гг. Аррениусом теории электрической диссоциации!) Энгельс предсказывает: «Понимание этой тесной связи между химическим и электрическим действием, и наоборот, приведет к крупным результатам в обеих этих областях исследования. ...только тщательное учитывание химических процессов в цепи и в электролитической ванне может вывести науку из тупика старых традиций»[8-10].

Не удалось Бернштейну хотя бы как-нибудь оправдать свое неблаговидное поведение в отношении Энгельса и его научного наследия. Если для отношения Эйнштейна к наследию Энгельса характерно уважение к его имени, то у Бернштейна мы видим типичное для всякого оппортуниста трусливое стремление свалить на другого свою собственную вину, выгородить себя ссылками на ученые авторитеты, а главное — жгучую ненависть к революционной диалектике и тем самым — к самой сути работы Энгельса «Диалектика природы». Именно эта ненависть и обусловила тот печальный факт, что рукопись Энгельса увидела свет только спустя 30 лет после смерти её автора. Это — еще одно темное пятно на нечистой совести лидеров современного оппортунизма.

В своем предисловии к английскому изданию «Диалектики природы» Дж. Б. С. Холдейн писал, что «было большим несчастьем не только для марксизма, но и для всех отраслей естествознания, что Бернштейн, в руки которого попала рукопись Энгельса после смерти Энгельса в 1895 г., не опубликовал ее»[8-11]. Ведь, по словам Холдейна, в этом труде Энгельса важно в первую очередь не то, как Энгельс разбирал те или иные частные «естественнонаучные взгляды и теории, многие из которых сегодня утратили свое значение, а то, как Энгельс ставил научные проблемы, как он предвосхищал «дальнейший прогресс науки»[8-12]. Исключительно важно признание Холдейна, что если бы метод мышления Энгельса был знаком естествоиспытателям, то, например, преобразование физических представлений, которое начиналось на рубеже XIX и XX вв., прошло бы более гладко. О себе лично Холдейн пишет: «Если бы заметки Энгельса о дарвинизме были известны раньше, то я благодаря этому избежал бы ряда неясных мыслей. Поэтому я от всего сердца приветствую издание английского перевода «Диалектики природы» и надеюсь, что будущим поколениям ученых она поможет выработать гибкость мышления»[8-13].

Выдающийся советский физиолог А. Ф. Самойлов в статье «Диалектика природы и естествознание», опубликованной вскоре после выхода в свет книга Энгельса, писал: «Мне представляется, что не издать такой книги и держать под спудом статьи Энгельса в течение 30 лет, это истинное преступление. Книга Энгельса полна глубочайшего интереса»[8-14].

В книге «Литературное наследство К. Маркса и Ф. Энгельса. История публикации и изучения в СССР» (М., 1969, стр. 151—152) говорится: «Во второй книге «Архива» впервые на немецком и на русском языках увидела свет пролежавшая у Бернштейна более 30 лет «Диалектика природы» Энгельса. Рукопись этой работы была официально признана социал-демократической партией, по заключению члена этой партии физика Лео Аронса, устаревшей и непригодной для печати. В 1924 г. она была направлена на заключение Альберту Эйнштейну.

Хотя Бернштейн послал ему лишь часть рукописи Энгельса, а именно большой набросок об электричестве и магнетизме, Эйнштейн высказался за публикацию «Диалектики природы». И далее шла ссылка на стр. XXVI книги II Архива К. Маркса и Ф. Энгельса.

3. Резонанс публикации

Чрезвычайно символично то, что впервые «Диалектика природы» была напечатана в первой стране социализма — Советском Союзе. Она была издана в 1925 г. в виде отдельного тома — второй книги Архива К. Маркса и ф. Энгельса. Марксисты и самые широкие круги рабочих и интеллигенции, в том числе современных естествоиспытателей, прочли замечательные мысли Энгельса о диалектике естествознания. И хотя к тому времени прошло около полувека, когда писалось большинство заметок и фрагментов «Диалектики природы», многие из мыслей Энгельса звучали исключительно злободневно.

Австрийский философ-марксист Вальтер Холличер записал по поводу судьбы «Диалектики природы»: «После смерти Энгельса (1895) незаконченная рукопись попала в руки немецких ревизионистов. Ее издание оказалось возможным лишь в 1925 году в Москве![8-15].

Конечно, за 30 лет «новейшей революции в естествознании», о которой писал Ленин, многое изменилось коренным образом в науке, особенно в физике (исчез, например, «мировой эфир», который встречается у Энгельса потому, что этим понятием оперировали в его время сами физики). Но подход Энгельса к проблемам естествознания, его замечательные естественнонаучные предвидения, осуществившиеся уже после его смерти, тенденции дальнейшего прогресса науки, намеченные им, — все это буквально захватывало дух у современного читателя.

Я сам отлично помню то огромное впечатление, какое произвел тогда труд Энгельса и на зрелых ученых и на нас, учащуюся в вузах молодежь. Конечно, труд был незаконченным. Конечно, читать его было по этой причине чрезвычайно трудно. Но даже отрывочно высказанные гениальные мысли способны были разбудить собственную мысль читателя, направить её на поиски решения поставленных наукой, но еще не решенных задач. Не так ли именно незаконченная «Диалектика природы», при всем её фрагментарном изложении, все же направил мысль тогда еще совсем молодого преподавателя А. И. Опарина на то, чтобы с позиций современного естествознания, и прежде всего биохимии, попытаться конкретно разработать гипотезу Энгельса о неорганическом происхождении жизни на Земле (путем все усложняющегося химического процесса, совершающегося со сложными органическими соединениями)? В результате этого была углублена гипотеза А. И. Опарина о происхождении жизни на Земле химическим путем из неживой материи. Гипотеза А. И. Опарина в настоящее время в своей основе считается общепризнанной во всем мире. Но истоки ее, как это всегда отмечает и сам автор,, восходят к тому времени, когда весь мир, впервые получил в руки энгельсовскую «Диалектику природы».

Именно «весь мир», так как этот труд был издан двумя параллельными текстами: на немецком и русском языках. Позднее (уже в 1940 г.) вышел его английский перевод под редакцией Дж. Б. С. Холдейна, и «Диалектика природы» получила еще более широкое распространение в зарубежных странах.

Приведу несколько свидетельств выдающихся естествоиспытателей о значении идей Энгельса для современного естествознания. Академик В. Л. Комаров (президент АН СССР в 1936—1945 гг.) признавал, что «конечно, самым значительным в основной марксистской литературе трудом, где мы находим критику эволюционного? учения, является «Диалектика природы» Ф. Энгельса»[8-16]. Известный советский химико-физик академик Н.Н. Семенов, один из творцов теории цепных реакций, опираясь на взгляды Энгельса и развивая их дальше, писал «о взаимоотношении физики и химии»[8-17]. По поводу физики и химии он отмечал, что их «наиболее совершенное определение было дано Энгельсом... Это определение блестяще охватывает значительную часть физики XIX века, хотя затруднения в применении этого определения к явлениям электродинамики были отмечены самим Энгельсом»[8-18]. Развивая энгельсовское определение химии как физики атомов, Н. Н. Семенов писал: «По моему мнению, определение Энгельса в свете развития науки в XX веке следует понимать так: химия есть физика движения атомов во время процессов превращения одних молекул в другие»[8-19].

Дж. Б. С. Холдейн в 1938 г., находясь в рядах защитников Испании, вспоминал: «Я работал над статьей «Современное состояние теории естественного отбора», в которой пытался изложить менделевскую теорию эволюции в понятиях диалектики. За пять лет до этого я подверг математическому истолкованию вопрос о равновесии (или почти равновесном состоянии) между мутацией и отбором. Мне это стоило больших умственных усилий, в результате которых (спасибо Энгельсу) мне удалось словесно выразить эту закономерность и убедиться в том, что это приближенное равновесие является ключом к пониманию многих удивительных фактов, включая такое явление, как частота гемофилии в человеческих популяциях.

По-видимому, тот факт, что моя лаборатория, вероятно, является единственной в мире, за пределами Советского Союза, где изучается равновесие между мутацией и отбором, не случайное совпадение. Это подтверждается и тем, что изучение произведений Энгельса в течение нескольких лет способствовало выкристаллизации в моем сознании нового принципа, основанного на объединении разрозненных данных, связанных с отбором у домашних животных... Я не считаю, что без изучения трудов Энгельса я не пришел бы к таким результатам.

Я хочу лишь подчеркнуть, что успехами моих исследований я во многом обязан мыслям Энгельса. И поскольку я убедился в том, что диалектический материализм является весьма действенным инструментом для научного творчества, я считаю нужным заявить об этом...»[8-20].

Я помню также, что сразу же после выхода в свет в 1925 г. «Диалектики природы» нашлись среди ученых нашей страны такие люди, которые мало чем отличались по своим теоретическим воззрениям от Лео Аронса. Это были те, кто называл себя сторонниками механистического естествознания, короче — механистами. Они отвергли главную мысль Энгельса — о необходимости сознательного изучения марксистской диалектики учеными (а эту мысль в 1922 г. горячо отстаивал Ленин в статье «О значении воинствующего материализма»). В противоположность этому механисты, как типичные позитивисты выступили с утверждением, что механистическое естествознание уже само по себе заменяет собой диалектико-материалистическое мировоззрение.

Отвергая основную установку всей «Диалектики природы», механисты защищали раскритикованную Энгельсом концепцию «сводимости» качества к количеству, высшего к низшему, целого к его частям. Стоя на таких давно уже устаревших позициях, механисты тянули современную науку на 100 и больше лет назад, к временам Ньютона и ньютонианства; механисты с пеной у рта нападали на новые физические учения, в особенности на теорию относительности А. Эйнштейна, объявляя её чистейшим идеализмом.

Тогда же против механистов в защиту диалектики выступили сторонники А. М. Деборина. Но эту борьбу они вели в основном не с «позиций марксистской диалектики, а с позиций диалектики Гегеля, поэтому весьма абстрактно, и, оперируя голыми понятиями, нередко впадали в схоластику и своеобразный вербализм. К тому же, как правило, эти «диалектики» (как они сами себя называли) были слабо знакомы с естествознанием, а потому вели споры вокруг «Диалектики природы» в отрыве от проблем диалектики современного естествознания, цепляясь лишь иной раз за уже устарелые формулировки, встречающиеся в записях Энгельса.

Так после выхода «Диалектики природы» разгорелась борьба между «диалектиками» (их составляли, как правило, чистые философы) и «механистами» (их составляли некоторые естественники, склонявшиеся к позитивизму). Но кроме шумной и достаточно бесплодной дискуссии, возникшей между ними вокруг «Диалектики природы», были выступления таких подлинных ученых, как А. И. Опарин, Н. С. Курнаков, А. Н. Бах, С. И. Вавилов, Н. Н. Семенов и другие, а также среди учащейся молодежи, в которых вместо пустопорожних словопрений ставилась задача конкретно применить идеи Энгельса к методологической разработке насущных вопросов современного естествознания. Именно под этим углом зрения начались многие интересные и важные исследования сразу же после выхода в свет «Диалектики природы». Этим она оказала свое плодотворное влияние на развитие научной мысли в СССР, а затем и в других странах, привлекая на сторону марксистской диалектики отдельных передовых зарубежных ученых, таких, как Холдейн, Бернал, Жолио-Кюри и др.

4. Дальнейшая судьба

Первое издание «Диалектики природы» воспроизводило в общем то состояние рукописи книги, в котором она оставалась после смерти Энгельса, а точнее сказать — в котором она дошла до нас, так как к заметкам Энгельса прикладывалась рука разных людей, прежде всего Бернштейна и Аронса, которые могли поменять отдельные заметки местами, нарушив этим тот порядок, какой был придан им Энгельсом.

Как указывалось выше, Энгельс распределил все рукописи и заметки «Диалектики природы» на четыре группы в зависимости от степени их подготовки. Прежде всего он выделил 12 более или менее готовых статей и образовал из них две связки (каждая из них содержала по 6 рукописей). В одну связку (2-ю, по нумерации Энгельса) вошли статьи, написанные первоначально Энгельсом для других своих работ — Примечания ко 2-му изданию «Анти-Дюринга», старое Предисловие к нему же, «Опущенное из «Фейербаха» и «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (написанная в качестве введения к предполагавшейся сначала работе «Три основные формы рабства»). В другую связку (3-ю, по нумерации Энгельса) вошли главы, написанные специально для «Диалектики природы» по её краткому плану, включая присоединенную сюда позднее статью «Естествознание в мире духов».

Более мелкие и менее отработанные фрагменты и заметки Энгельс распределил между двумя другими связками: в 1-ю (по его нумерации) попало 130 отдельных отрывков, среди которых на отдельном листе был написан большой фрагмент «Случайность и необходимость».

В последнюю (4-ю) связку попали 43 отрывка, среди которых имелись две недописанные главы: «Диалектика» и «Теплота». В самом конце последней связки был помещен план всей «Диалектики природы», который занимал то место, которое обычно отводится оглавлению книги; это обстоятельство как будто прямо указывало на то, что именно в соответствии с этим планом-оглавлением Энгельс собирался доводить свою работу до конца.

Итак, всего было 15 крупных статей, глав и фрагментов и 173 более мелких отрывков и заметок.

Первое издание (кн. II, Архив Маркса и Энгельса 1925 г.) в общем, с известными отклонениями, воспроизводило то распределение материалов по связкам, которое осуществил еще сам Энгельс. Читать книгу было очень трудно, так как в таком виде она готовилась Энгельсом не для чтения, а для авторской работы над её завершением. Поэтому материал группировался не тематически, а только по степени своей отработанности.

Спустя 10 лет «Диалектика природы» на немецком языке была опубликована (вместе с «Анти-Дюрингом») в книге Магх — Engels Gesamtausgabe, M.—L. 1935, а еше 5 лет спустя вышел английский перевод, сделанный с этого немецкого издания под редакцией Дж. Б. С. Холдейна[8-21]. Достоинством этих изданий было то, что в них более крупные и более близкие к завершению статьи были помещены сначала, а все более мелкие отрывки и черновые заметки шли в конце книги. Кроме того, Холдейн снабдил английское издание книги Энгельса чрезвычайно содержательными примечаниями и вводной статьей.

В том же 1940 г. была проведена дополнительная работа над русским изданием, учитывающая и то положительное, что было сделано в предыдущем (немецком) издании книги Энгельса. В этой работе принимал активное участие и автор данного пособия, однако, за редким исключением, его предложения не были приняты большинством комиссии, которой было поручено провести окончательное распределение энгельсовских материалов по новым разделам книги. Большим достоинством нового издания «Диалектики природы», которое вышло в свет в 1941 г. (и с тех пор переиздается без изменений), помимо исправления всех допущенных ранее погрешностей в дешифровке рукописи и в её переводе на русский язык, было то, что энгельсовские статьи и заметки распределялись (хотя и не всегда) тематически, в соответствии с тем планом книги, который, словно оглавление, был приложен Энгельсом в конце последней, 4-й связки.

Теперь вся книга резко делилась на две части: первая — статьи и главы, вторая — заметки и фрагменты.

Правда, в первую часть попали некоторые из тех статей, которые Энгельс не включал в состав 2-й и 3-й связок (например, статьи «Диалектика» и «Теплота»), и выпали те статьи, которые были включены Энгельсом в эти связки (например, все Примечания к «Анти-Дюрингу» и «Опущенное из «Фейербаха»). Ясного объяснения этому за все минувшие 30 с лишним лет так и не было дано. Да и вряд ли можно найти какое-либо другое объяснение, кроме того только, что однажды в 1940 г. некая комиссия большинством голосов решила так сделать. Но хорошо известно, что в науке спорные вопросы нельзя решать большинством голосов...

Еще менее оправданным является, на наш взгляд, помещение такого фрагмента, как «Случайность и необходимость», в ad hoc придуманный раздел «Общие вопросы диалектики. Основные законы диалектики», который не был предусмотрен Энгельсом ни в плане книги, ни в одном из фрагментов или заметок, точно так же, как и раздел «Диалектическая логика и теория познания». Напротив, в плане книги (подпункт 5 пункта 5) сказано совершенно другое: «...биология. Дарвинизм. Необходимость и случайность»[8-22]. Среди заметок есть та, которая подтверждает, что именно такой была мысль Энгельса — разобрать дарвиновское учение в разрезе указанных двух категорий диалектики. Заметка гласила: «Показать, что теория Дарвина является практическим доказательством гегелевской концепции о внутренней связи между необходимостью и случайностью»[8-23]. Именно в этом плане и написан весь фрагмент «Случайность и необходимость».

Тем не менее он попал не в раздел биологии, а в какие-то другие, ad hoc придуманные разделы, куда попало, вопреки энгельсовскому замыслу и плану, многое из того, место которого было в центральных разделах книги, где должно было раскрываться диалектическое содержание отдельных наук, отдельных отраслей естествознания — механики, физики, химии, биологии.

И все же, несмотря на эти недостатки несомненным достоинством и результатом проделанной (особенно В. К. Брушлинским) большой подготовительной работы было то, что издание 1941 г. явилось серьезным приближением к построению всей книги в соответствии с планом Энгельса, а значит и его замыслом. Оно показало, что можно и дальше продолжать двигаться в том же направлении, добиваясь все более полного приближения к осуществлению замысла и плана Энгельса. Так, во 2-м издании брошюры «Как изучать книгу Ф. Энгельса «Диалектика природы» (М., 1954), мною была сделана попытка в приложении дать то распределение материала в книге Энгельса, которое, на мой взгляд, еще больше соответствует плану книги, составленному Энгельсом, и следование которому могло бы облегчить её изучение.