О любви

Глава I О любви

Я пытаюсь осмыслить это страстное чувство, все искренние проявления которого носят отпечаток красоты.

Есть четыре типа любви:

1. Страстная любовь: такова любовь португальской монахини, любовь Элоизы к Абеляру, любовь капитана из Везеля, любовь жандарма из Ченто [4].

2. Манерная любовь: такая любовь господствовала в Париже около 1760 года, ее можно найти в мемуарах и романах того периода, у Кребильона, Лозена, Дюкло, Мармонтеля, Шамфора, г-жи д'Эпине и так далее, и так далее.

Это некая картина, где все, вплоть до теней, должно быть окрашено в розовый цвет, куда ни под каким предлогом не должно проникать ничего неприятного, иначе речь зайдет о неумении держать себя в обществе, о дурных манерах, о бестактности и так далее. Человек благородного происхождения знает заранее все приемы, которые ему надлежит использовать и с которыми ему придется столкнуться на различных стадиях такой любви; в ней нет никакого пыла и неожиданности, изящества в ней нередко больше, чем в истинной любви, ибо в ней всегда много ума; это сдержанная и красивая миниатюра по сравнению с картинами братьев Карраччи; страстная любовь отрешает нас от всех наших интересов, тогда как манерная любовь умело к ним приспосабливается. Правда, если отнять у этой скудной любви тщеславие, от нее мало что останется; лишившись тщеславия, она уподобляется выздоравливающему, ослабевшему до такой степени, что он едва может передвигаться.

3. Физическая любовь.

Погоня за красивой и свежей крестьянкой, убегающей в лес. Всем знакома любовь, основанная на такого рода удовольствии; каким бы черствым и жалким ни был человек, именно с этой охотничьей радости он начинает в шестнадцать лет.

4. Тщеславная любовь.

Подавляющее большинство мужчин, особенно во Франции, желают обладать той женщиной, которая в моде, и владеют ею как красивой лошадью, как необходимым атрибутом роскоши молодого человека. Более или менее услаждаемое и подстегиваемое тщеславие способно породить восторженный порыв. Порой тут присутствует и физическая любовь, но не всегда; частенько нет даже физического удовольствия. «Для буржуа герцогине всегда тридцать лет», – говорила герцогиня де Шольн; а люди, близкие ко двору такого справедливого человека, как король Людовик Голландский, до сих пор весело вспоминают одну хорошенькую женщину из Гааги, которая решалась прельститься мужчиной лишь в том случае, если тот был герцогом или принцем. Однако, едва при дворе появлялся принц, она, будучи верной монархическому принципу, тотчас давала отставку герцогу, тем самым олицетворяя собой награду за добросовестную дипломатическую службу.

Самая благоприятная ситуация для этих пошлых отношений складывается тогда, когда физическое удовольствие усиливается привычкой. В таком случае, благодаря воспоминаниям, они становятся немного похожими на любовь; когда человека бросают, он ощущает укол самолюбия и тоску; идеи, почерпнутые из романов, угнетают его, и он мнит себя влюбленным и печальным, так как тщеславие стремится считать себя великой страстью. Несомненным является то, что какому бы типу любви мы ни были обязаны наслаждениями, как только к ним примешивается восторженность души, они становятся яркими, а воспоминания о них – волнующими; в этой страсти, в отличие от большинства других, воспоминание о том, что утрачено, всегда кажется ценнее того, что стоит ждать от будущего.

Иногда привычка или отчаяние от невозможности обрести нечто большее превращают тщеславную любовь в своего рода дружбу, причем в наименее приятную из всех ее видов; она похваляется своей надежностью и так далее [5].

Физическое удовольствие, заложенное в природе человека, знакомо каждому, однако для нежных и страстных душ оно стоит далеко не на первом месте. Пусть такие души высмеиваются в салонах, пусть светские люди своими интригами часто делают их несчастными, зато им ведомы наслаждения, совершенно недоступные сердцам, способным трепетать лишь из-за тщеславия или денег.

Некоторые добродетельные и нежные женщины почти не имеют представления о физических удовольствиях; они, если можно так выразиться, редко им предаются, и даже когда это случается, порывы страстной любви почти заставляют их забыть о телесных наслаждениях.

Есть мужчины, ставшие жертвами и орудиями адской гордыни в духе Альфьери. Эти люди, возможно, потому и жестоки, что, подобно Нерону, всегда чего-то страшатся, судя обо всех других по собственному сердцу, такие люди могут достичь физического удовольствия лишь в той мере, в какой оно сопровождается максимально возможным услаждением гордыни, то есть в той мере, в какой они изощряются в жестокости по отношению к спутнице своих забав. Отсюда и ужасы «Жюстины». Иначе этим мужчинам не обрести чувство уверенности.

Впрочем, вместо того чтобы различать четыре типа любви, вполне возможно допустить восемь или десять ее разновидностей. Может статься, у людей столько же образов чувствования, сколько образов мышления; однако различия в их определении ничего не меняют в последующих рассуждениях. Все любовные чувства, которые доводится наблюдать в этом мире, рождаются, живут и умирают либо достигают бессмертия, подчиняясь одним и тем же законам [6].

Глава II О зарождении любви

Вот что происходит в душе:

1. Восхищение.

2. Нам приходит в голову: «Как приятно целовать ее и получать ответные поцелуи! и так далее».

3. Надежда.

Мы учимся видеть совершенства; ради получения максимально возможного физического удовольствия женщине следовало бы сдаваться именно в этот момент. Даже у самых сдержанных женщин в миг надежды горят глаза; страсть настолько сильна, наслаждение настолько интенсивно, что оно проявляется весьма ярко.

4. Любовь зародилась.

Любить – это иметь удовольствие видеть, осязать и ощущать всеми органами чувств, и как можно ближе, предмет любви, который любит нас.

5. Начинается первая кристаллизация [7].

Мы находим удовольствие в том, чтобы украшать множеством совершенств женщину, в любви которой уверены; мы с бесконечным самодовольством представляем свое счастье во всех подробностях. Все сводится к тому, что мы преувеличиваем то прекрасное достояние, которое только что свалилось на нас с неба, мы ничего в нем не смыслим, однако обладание им кажется нам гарантированным.

Дайте мыслям влюбленного побродить в течение суток, и вот что вы обнаружите.

В соляных копях Зальцбурга в заброшенные глубины шахты бросают ветку дерева, сбросившую листья к зиме; когда через два-три месяца ее достают, она покрыта блестящими кристаллами: мельчайшие ответвления, не крупнее лапки синицы, украшены бесчисленным множеством изменчивых и ослепительных алмазов; простая ветка становится неузнаваемой.

То, что я называю кристаллизацией, есть работа ума, который во всем, что предстает перед ним, открывает новые совершенства предмета своей любви.

Путешественник рассказывает о тенистой прохладе апельсиновых рощ в Генуе, на берегу моря, в жаркие летние дни: какое наслаждение вкушать эту тенистую прохладу вместе с любимой!

Один из ваших друзей ломает руку на охоте: как приятно получать заботливый уход от любимой женщины! Быть всегда рядом с ней и видеть, как она неустанно проявляет к вам любовь – так боль становится чуть ли не благословением; и, начав рассуждения со сломанной руки вашего друга, вы уже готовы поверить в ангельскую доброту вашей возлюбленной. Одним словом, достаточно подумать о том или ином достоинстве, чтобы узреть его в любимом существе.

Это явление, которое я позволяю себе назвать кристаллизацией, проистекает из природы, повелевающей нам получать удовольствие и заставляющей кровь приливать к нашему головному мозгу от ощущения того, что мимолетные удовольствия усиливаются благодаря достоинствам предмета любви и от мысли: «она – моя». У дикаря нет времени продвинуться дальше первого шага. Он получает удовольствие, но активность его головного мозга используется для преследования убегающей в лес лани, с помощью мяса которой он должен как можно скорее укрепить свои силы, чтобы не попасть под секиру врага.

Определенно есть и другая крайность цивилизации, когда нежная женщина доходит до того, что ощущает физическое удовольствие только с тем мужчиной, которого она любит [8]. В противоположность дикарю. Но у цивилизованных народов женщина располагает досугом, дикарь же настолько поглощен своими делами, что вынужден обращаться со своей женщиной, как с вьючным животным. У многих видов животных самки оказываются счастливее, поскольку пропитание самцов обеспечивается с большей легкостью.

Однако оставим леса и вернемся в Париж. Страстный человек видит в любимом существе все мыслимые достоинства; между тем его внимание еще может рассеяться, ибо душа пресыщается любым однообразием, даже идеальным счастьем [9].

Вот что происходит, когда кто-то овладевает нашим вниманием:

6. Зарождается сомнение.

После того, как десять или двенадцать взглядов или любой другой ряд действий, которые могут длиться как мгновение, так и несколько дней, сначала вселили надежду, затем укрепили ее, влюбленный, оправившись от первоначального изумления и привыкнув к своей радости, или руководствуясь теорией, которая всегда основывается на наиболее частых случаях и потому касается только доступных женщин, – влюбленный, смею вас уверить, теперь потребует более надежных гарантий и захочет ускорить достижение своего счастья.

Если он выказывает излишнюю самоуверенность, ему противопоставляют равнодушие [10], холодность или даже гнев; во Франции – нотку иронии, которая как бы говорит: «Вы возомнили, что продвинулись дальше, чем это есть на самом деле». Женщина ведет себя так либо потому, что пробуждается после минутного упоения и повинуется стыдливости, нормы которой она с трепетом нарушила, либо просто из осторожности или кокетства.

Влюбленный начинает сомневаться в счастье, которого он ожидал; он со всей строгостью пересматривает основания для надежды, которые ему представлялись реальными.

Он хочет переключиться на другие радости жизни, но обнаруживает их утрату. Им овладевает страх перед ужасным несчастьем, а вместе с ним появляется и пристальное внимание.

7. Вторая кристаллизация.

Затем начинается вторая кристаллизация, производящая в качестве алмазов подтверждения следующей мысли:

«Она меня любит».

Ночью, наступившей после зарождения сомнений и ожидания мига страшного несчастья, влюбленный каждые четверть часа говорит себе: «Да, она меня любит»; кристаллизация переходит в открытие новых прелестей; затем его одолевает сомнение, чей растерянный взор внезапно останавливает его. У него перехватывает дыхание в груди; он задумывается: «А любит ли она меня?» Делая выбор между этими мучительными и сладостными вариантами, бедный влюбленный с особой остротой чувствует: «Она одарит меня наслаждением, которое способна дать лишь она одна во всем мире».

Именно в очевидности этой истины, в этом пути по самому краю страшной пропасти, когда идешь, почти прикасаясь рукой к идеальному счастью, и состоит превосходство второй кристаллизации над первой.

Влюбленный беспрестанно блуждает между тремя идеями:

1. В ней соединились все совершенства.

2. Она любит меня.

3. Как добиться от нее величайшего из возможных доказательств любви?

Самый мучительный миг незрелой любви – когда влюбленный осознает, что сделал ложный вывод и что приходится разрушать целый слой кристаллов.

Он готов усомниться в самой кристаллизации.

Глава III О надежде

Для зарождения любви достаточно лишь малой толики надежды.

Надежда может ускользнуть через два-три дня, тем не менее, любовь уже родилась.

При решительном, безрассудном, порывистом характере и воображении, развитом жизненными невзгодами, толика надежды может быть меньшей.

Она может иссякнуть раньше, не убивая любовь.

Если влюбленный пережил злоключения, если он мягкого и задумчивого нрава, если он разуверился в других женщинах, если в нем живо восхищение избранницей, то никакое заурядное удовольствие не в силах будет отвлечь его от второй кристаллизации. Он предпочтет мечтать о самом сомнительном шансе когда-нибудь ей понравиться, нежели получить от обычной женщины все, что она может дать.

Именно в это время, а не позже, заметьте, он даже может нуждаться в том, чтобы любимая женщина каким-то жестоким образом убила в нем надежду и публично облила его таким презрением, которое уже не позволяет снова появляться в свете.

Зарождение любви допускает весьма длительные промежутки времени между всеми этими этапами.

От людей холодных, флегматичных, осторожных оно потребует куда большей надежды, причем несокрушимой. То же самое касается и пожилых людей.

Продолжительность любви обеспечивается второй кристаллизацией, в ходе которой с каждым мигом все яснее высвечивается необходимость быть любимым или умереть. После такой ежеминутной убежденности, превращенной в привычку несколькими месяцами любви, как можно вынести саму мысль о том, чтобы перестать любить? Чем сильнее у человека характер, тем менее он склонен к непостоянству.

Вторая кристаллизация почти полностью отсутствует в любовных переживаниях, вызванных женщинами, которые сдаются слишком быстро.

После воздействия обеих кристаллизаций, особенно второй, гораздо более сильной, равнодушные глаза перестают узнавать ветку дерева.

Ибо, во‑первых, она украшена совершенствами или алмазами, которых они не видят; во‑вторых, она украшена совершенствами, которые для них таковыми не являются.

Совершенство некоторых прелестей, о которых говорит ему старый друг его красавицы, и некая живость, замеченная в ее взгляде, также являют собой алмаз кристаллизации [11] в духе Дель Россо. Подобные мысли, промелькнувшие вечером, заставляют его мечтать всю ночь напролет.

Поэтому я призываю читателя, который почувствует, что его слишком шокирует слово кристаллизация, закрыть книгу. На мое большое счастье, я не стремлюсь иметь много читателей. Мне приятно было бы очень понравиться тридцати или сорока парижанам, которых я никогда не увижу, но которых безумно люблю, даже не будучи с ними знаком. Например, некой юной г-же Ролан, тайком читающей книгу, которую она при малейшем шуме быстро прячет в выдвижных ящиках рабочего стола своего отца, гравирующего корпус часов. Душа, подобная душе г-жи Ролан, надеюсь, простит мне не только слово кристаллизация, употребляемое для выражения акта безумия, делающего для нас видимыми все красоты, все виды совершенства в женщине, которую мы начинаем любить, но и целый ряд слишком смелых намеренных пропусков в тексте. Остается только взять карандаш и вписать между строк пять или шесть недостающих слов.

Нечаянная реплика, в которой для меня яснее проявляется нежная, щедрая, пылкая душа или, как ее упрощенно называют, романтическая душа [12], по-королевски счастливая от простой радости прогуливаться вдвоем с возлюбленным в полночь в отдаленном лесу, тоже заставляет меня мечтать всю ночь напролет [13].

Он отзовется о моей возлюбленной как о недотроге; я отзовусь о его возлюбленной как о девке.

Глава IV

В совершенно безмятежной душе – у юной девушки, живущей в уединенном замке в сельской глуши, – малейшая неожиданность может вызвать легкое восхищение, а если возникнет самая слабая надежда, то она породит любовь и кристаллизацию.

В этом случае любовь поначалу нравится, как нечто занимательное.

Удивлению и надежде в значительной степени способствуют потребность в любви и грусть, свойственные нам в шестнадцать лет. Достаточно известно, что треволнения этого возраста связаны с жаждой любви, а природа жажды состоит в том, чтобы не проявлять излишнюю разборчивость в отношении напитка, который преподносит случай.

Давайте подытожим семь этапов любви; это:

1. Восхищение.

2. Невероятное наслаждение и т. д.

3. Надежда.

4. Зарождение любви.

5. Первая кристаллизация.

6. Появление сомнения.

7. Вторая кристаллизация.

Между № 1 и № 2 может пройти год.

Между № 2 и № 3 – месяц; если надежда не спешит приходить, то человек мало-помалу отказывается от № 2, будто бы приносящего несчастье.

Между № 3 и № 4 – один миг.

Между № 4 и № 5 нет временного интервала. Их может разделить только интимная близость.

Между № 5 и № 6 может пройти несколько дней, в зависимости от степени буйности и дерзости нрава, а между № 6 и № 7 нет временного интервала.

Глава V

Человек не волен не совершать то, что доставляет ему больше удовольствия, чем все остальные возможные действия [14].

Любовь подобна лихорадке, она зарождается и угасает без малейшего участия воли. В этом одно из главных отличий манерной любви от страстной любви, и прекрасным качествам любимого существа можно порадоваться лишь как счастливой случайности.

Наконец, любовь существует в любом возрасте: вспомните страсть г-жи дю Деффан к не слишком привлекательному Горацию Уолполу. Возможно, в Париже помнят более свежий и, прежде всего, более приятный пример.

В качестве доказательств великих страстей я допускаю только те их следствия, которые выглядят смешно и нелепо: например, доказательством любви является робость; я говорю не о ложной стыдливости по окончании коллежа.

Глава VI Зальцбургская ветка

Кристаллизация в любви почти никогда не прекращается. Ее история такова: пока вы не сблизились с любимым существом, кристаллизации подвергается воображаемое решение; ваша уверенность в совершенстве, присущем женщине, которую вы любите, основывается только на воображении. После интимной близости беспрестанно возрождающиеся страхи снимаются решениями, имеющими большее отношение к реальности. Таким образом, счастье никогда не бывает однообразным, разве что в самом его начале. Каждый день словно распускается новый цветок.

Если любимая женщина поддается своей страсти и совершает огромную ошибку, убивая страхи пылкостью своих порывов [15], то кристаллизация на некоторое время прекращается; когда любовь теряет свой пыл, то есть свои страхи, она приобретает очарование полной непринужденности, безграничного доверия, становится приятной привычкой, облегчающей страдания от горестей жизни и придающей наслаждениям интерес иного рода.

Едва вас покинули, кристаллизация возобновляется; и каждый акт восхищения, любой вид блаженства, который она способна вам дать и о котором вы уже и не мечтали, заканчивается мучительной мыслью: «Такого упоительного счастья я больше не переживу никогда! И потерял я его по собственной вине!» Если вы ищете счастья в ощущениях другого рода, ваше сердце отказывается их испытывать. Ваше воображение четко рисует картину, как вы на быстром коне мчитесь на охоту в Девонширские леса [16]; но вы со всей очевидностью понимаете и чувствуете, что не получите от этого никакого удовольствия. Подобный оптический обман чреват выстрелом из пистолета.

В игре тоже есть своя кристаллизация, вызванная мыслями о том, как распорядиться предполагаемой суммой выигрыша.

Придворные игры, по которым так скучают знатные особы, называющие их законным наследственным правом на престол, были столь захватывающими лишь благодаря вызванной ими кристаллизации. Не было придворного, который не мечтал бы о стремительной карьере какого-нибудь Люина или Лозена, и не было обворожительной женщины, которая не грезила бы о герцогстве г-жи де Полиньяк. Ни одна разумная форма правления не способна вернуть подобную кристаллизацию. Ничто так не противостоит воображению, как правительство Соединенных Штатов Америки. Мы видели, что их соседям-дикарям почти неведома кристаллизация. Римляне также имели о ней слабое представление и обретали ее только через физическую любовь.

Ненависть также имеет свою кристаллизацию; как только появляется надежда отомстить, ненависть разгорается с новой силой.

Когда какое-либо убеждение содержит нечто абсурдное или недоказуемое и его носители всякий раз стремятся поставить во главе своей группы самых неразумных людей, то это еще одно из следствий кристаллизации. Кристаллизация есть даже в области математики (вспомним ньютонианцев 1740 года), среди умников, которые не в состоянии в любой момент представить себе все этапы доказательства того, во что они верят.

В качестве довода взгляните на судьбу великих немецких философов, чье многократно провозглашенное бессмертие всегда длилось лишь тридцать-сорок лет.

Нам не дано осознать причину возникновения своих чувств, поэтому с особой экзальтацией воспринимают музыку самые благоразумные люди.

При наличии подобных противоречий человек не волен доказать свою правоту даже самому себе.

Глава VII Различия между зарождением любви у обоих полов

Женщина уделяет особое внимание милостям, которые она дарит мужчине. Поскольку девятнадцать двадцатых ее обычных мечтаний связаны с любовью, после интимной близости эти фантазии группируются вокруг одной-единственной цели: оправдать поступок столь необычный, столь решительный, столь противоречащий всем привычным нормам стыдливости. Затем женское воображение на досуге смакует подробности этих восхитительных мгновений. У мужчин такой привычки нет.

Поскольку любовь заставляет сомневаться даже в самых очевидных вещах, та самая женщина, которая до интимной близости была вполне уверена, что ее возлюбленный возвышается над пошлостью, при мысли о том, что теперь ей больше не в чем ему отказать, начинает бояться, что он лишь стремился внести ее имя в список своих побед.

Только тогда появляется вторая кристаллизация, которая гораздо сильнее первой, так как ее сопровождают страхи [17].

Женщине кажется, что из королевы она превратилась в рабыню. Такому состоянию души и ума способствует нервный угар, порожденный удовольствиями, которые ощущаются тем острее, чем реже они переживаются. Наконец, женщина, сидя за вышиванием – пустым делом, занимающим только ее руки, думает о своем возлюбленном, в то время как тот мчится галопом по равнине со своим эскадроном, рискуя подвергнуться аресту, если сделает неверный маневр.

Итак, я полагаю, что вторая кристаллизация гораздо сильнее проявляется у женщин, поскольку страхи их более навязчивы, тщеславие и честь ущемлены, а отвлечься им труднее.

Женщина не может руководствоваться привычкой быть рассудительной, которую я, мужчина, поневоле приобретаю за письменным столом, работая по шесть часов в день, размышляя над холодными и рациональными предметами. Даже вне любви женщины склонны предаваться своим фантазиям с привычной им восторженностью; поэтому исчезновение недостатков любимого существа в их уме должно происходить быстрее.

Женщины предпочитают эмоции разуму, что вполне естественно: так как в силу наших жалких обычаев они не несут ответственности ни за какие дела в семье, разум никогда не имеет для них решающего значения, они не ощущают, что когда-нибудь он им пригодится.

Наоборот, он всегда для них вреден, ведь появляется только для того, чтобы отчитать их за то, что они слишком бурно повеселились вчера, или приказать им больше не веселиться завтра.

Поручите своей жене улаживать ваши дела с фермерами двух ваших имений, держу пари, что учет будет вестись лучше, чем при вас, и тогда, унылый деспот, вы по крайней мере получите право сетовать на свою неспособность влюбить ее в себя. Едва женщины пускаются в абстрактные рассуждения, они предаются любви, даже не замечая этого. Они гордятся тем, что в мелочах более строги и точны, чем мужчины. Половина мелкой торговли возложена на женщин, которые справляются с ней лучше, чем их мужья. Известное правило – говоря с женщинами о делах, нельзя проявлять чрезмерную серьезность.

Объяснение кроется в том, что они всегда и везде жаждут эмоций: посмотрите, сколько удовольствия способны доставить похороны в Шотландии.

Глава VIII

У восемнадцатилетней девушки недостаточно ресурсов для кристаллизации, вынашиваемые ею желания слишком ограничены ее малым жизненным опытом, поэтому она не в состоянии любить с такой же страстью, как двадцативосьмилетняя женщина.

Сегодня вечером я изложил эту концепцию одной умной женщине, которая утверждает обратное. «Воображение молодой девушки не охлаждено никаким неприятным опытом, и огонь ранней юности горит в полную силу, так что вполне возможно, что она создаст себе упоительный образ из самого заурядного мужчины. Встречая возлюбленного, она всякий раз будет наслаждаться не тем, какой он есть на самом деле, а созданным ею восхитительным образом.

Позже, когда она разуверится в этом возлюбленном и во всех мужчинах, опыт печальной действительности ослабит в ней силу кристаллизации, а недоверие подрежет крылья воображению. Каким бы ни был мужчина, пусть даже сверходаренным, ей не удастся выстроить себе столь же привлекательный образ; следовательно, она больше не сможет любить с пылом первой молодости. И, поскольку в любви мы наслаждаемся лишь иллюзией, сотворенной нами самими, образ, который она сумеет создать в двадцать восемь лет, никогда не достигнет блеска и возвышенности того образа, на котором основывалась первая любовь в шестнадцать лет, и вторая любовь всегда будет казаться своего рода деградацией».

«Нет, сударыня, присутствие недоверия, которого не было в шестнадцать лет, разумеется, должно придать второй любви иную окраску. В ранней молодости любовь подобна огромному потоку, который сносит все на своем пути, и мы чувствуем себя не в силах сопротивляться его течению. В двадцать восемь лет нежная душа уже успела познать себя; она понимает, что если ей еще суждено счастье в жизни, то искать его нужно в любви; в бедном взволнованном сердце завязывается жестокая борьба между любовью и недоверием. Кристаллизация протекает медленно; но если ей удается выйти победительницей из того ужасного испытания, где душа совершает все свои движения на неизменном фоне самой страшной опасности, то она в тысячу раз блистательнее и устойчивее, чем кристаллизация в шестнадцать лет, когда исключительное преимущество возраста все сводило к веселью и счастью.

Значит, любовь должна быть менее веселой и более страстной» [18].

Этот разговор (Болонья, 9 марта 1820 года), опровергающий пункт, который казался мне таким очевидным, все чаще и чаще приводит меня к мысли о том, что мужчина не может сказать почти ничего вразумительного о том, что происходит в глубине сердца нежной женщины; что касается кокетки, то это другое дело: ей, как и нам, присуща чувственность и тщеславие.

Различие в зарождении любви у обоих полов неизбежно проистекает из природы надежды, которая отнюдь не одинакова. Один атакует, а другой защищается; один просит, а другой отказывает; один дерзок, другой очень боязлив.

Мужчина думает: «Сумею ли я ей понравиться? Соблаговолит ли она полюбить меня?»

Женщина: «Не играет ли он мной, говоря, что любит меня? Надежный ли у него характер? Готов ли он ответить самому себе, сколь долго продлятся его чувства?» Так, например, молодого человека двадцати трех лет многие женщины воспринимают как ребенка и обращаются с ним соответствующим образом; если же он участвовал в шести войнах, то для него все меняется – отныне он молодой герой.

У мужчины надежда зависит лишь от действий любимой женщины; нет ничего проще для истолкования. У женщин надежда непременно основывается на моральных соображениях, которым очень трудно дать правильную оценку. Большинство мужчин настойчиво просят доказательств любви, которые, по их мнению, развеивают все сомнения; женщины не настолько удачливы, у них нет возможности отыскать такие доказательства; и драма жизни такова: то, что обеспечивает спокойную уверенность и блаженство для одного из любящих, создает опасность и чуть ли не унижение для другого.

В любви мужчины подвергаются риску тайных душевных мук, женщинам же грозит публичное осмеяние; они более застенчивы, и к тому же общественное мнение для них играет гораздо более важную роль, ибо главное – «чтоб молва о тебе была добрая: это уж непременно» [19].

Стоит женщине на мгновение выставить напоказ свою жизнь, у нее уже не будет верного средства склонить общественное мнение на свою сторону.

Таким образом, женщинам приходится быть гораздо недоверчивее. В силу их привычек все движения мысли, формирующие этапы зарождения любви, у них более мягкие, более робкие, более медлительные, менее решительные; следовательно, у них больше склонности к постоянству; им тяжелее отречься от начавшейся кристаллизации.

При виде своего возлюбленного женщина быстро отстраняется или предается счастью любить, но из состояния счастья ее нелюбезно выводит малейшая его атака, ибо ей приходится отказаться от всех радостей и взяться за оружие.

Участь влюбленного проще, он смотрит в глаза любимой женщины: одной улыбкой она способна вознести его на вершину блаженства, и он беспрестанно стремится ее добиться [20]. Долгая осада унижает мужчину; женщина же, напротив, ею гордится.

Женщина способна любить и за целый год сказать всего десять или двенадцать слов мужчине, которому она отдает предпочтение. В памяти своего сердца она отмечает, сколько раз его видела; два раза она ходила с ним в театр, два раза ей довелось оказаться с ним на званом обеде, три раза он поприветствовал ее на прогулке.

Однажды вечером во время какой-то салонной игры он поцеловал ей руку; было замечено, что с тех пор она больше никому не позволяет целовать свою руку ни под каким предлогом, даже рискуя показаться странной.

«У мужчины такое поведение назвали бы любовью по-женски», – говорила мне Леонора.

Глава IX

Я прилагаю все старания, чтобы придерживаться сухого слога. Я хочу заставить замолчать мое сердце, которое мнит о себе, будто ему есть что сказать. Даже если я считаю, что подметил истину, всегда боюсь, что мне удалось записать лишь любовные воздыхания.

Глава X

В доказательство кристаллизации я просто напомню следующий любопытный случай [21].

Одна молодая особа по рассказам узнает о том, что ее родственник Эдуард, который вот-вот вернется из армии, является исключительно достойным юношей; ее уверяют, что он влюбился в нее понаслышке; но он, вероятно, захочет увидеть ее перед тем, как объясниться в любви и попросить у родителей ее руки. В церкви она присматривается к одному молодому незнакомцу, слышит, как его называют Эдуардом, больше не думает ни о чем, кроме него, и влюбляется в него. Неделю спустя прибывает настоящий Эдуард, не тот, кого она видела в церкви; она бледнеет и чувствует, что станет навек несчастной, если ее заставят выйти за него замуж.

Вот что скудоумные люди называют одним из безрассудств любви.

Великодушный мужчина щедро осыпает обездоленную молодую девушку самыми благопристойными знаками внимания; проявляет верх порядочности, казалось бы, вот-вот должна зародится любовь, но на нем неудачно переделанная шляпа, и девушка видит, как неуклюже он ездит верхом; она, вздыхая, признается себе, что не может ответить взаимностью на его заботливое отношение к ней.

Мужчина ухаживает за вполне добродетельной светской женщиной, она узнает, что когда-то этот господин пережил смешные неудачи плотского характера: он становится для нее невыносим. Между тем у нее не было ни малейшего намерения отдаться ему, и эти давние, тщательно скрываемые неудачи никоим образом не умаляют ни его ума, ни его любезности. Дело просто в том, что исключается возможность кристаллизации.

Чтобы человек мог с трепетом заняться обожествлением любимого существа, где бы оно ни появилось, в Арденнском лесу или на балу Кулона, оно прежде всего должно показаться ему совершенным, причем не во всех возможных отношениях, а именно в тех отношениях, которые предстали перед ним в данный момент; совершенным во всех отношениях оно покажется ему только через несколько дней после второй кристаллизации. Все довольно просто, одного представления о совершенстве достаточно для того, чтобы узреть его в любимом существе.

Теперь проясняется, почему для зарождения любви необходима красота. Безобразие не должно служить помехой. Любовник быстро начинает считать свою возлюбленную красивой, какой бы она ни была, не задумываясь об истинной красоте.

Черты лица, воплощающие истинную красоту, если бы он их увидел, сулили бы ему – осмелюсь так выразиться – ту меру счастья, которую я выражу числом один, а черты лица его возлюбленной, такие, какие они есть, сулят ему тысячу единиц счастья.

Перед зарождением любви красота необходима как ее примета; она предрасполагает к страсти теми похвалами, которые мы слышим в адрес той, кого нам предстоит полюбить. При очень сильном восхищении решающее значение придается даже малейшей надежде.

В манерной любви и, может быть, в первые пять минут страстной любви, женщина, обзаводясь любовником, больше принимает во внимание то, как об этом мужчине судят другие дамы, чем то, какое о нем мнение у нее самой.

Поэтому успехом у женщин пользуются короли и офицеры. [22]

Хорошенькие женщины при дворе постаревшего Людовика XIV были влюблены в этого короля.

Следует остерегаться создавать благоприятные условия для надежды, пока нет уверенности в уже возникшем восхищении. Иначе существует риск породить приторную безвкусицу, которая навсегда сделает любовь невозможной или от которой, в лучшем случае, можно будет исцелиться лишь с помощью уязвленного самолюбия.

Нам не нравится ни простоватость, ни улыбки, расточаемые каждому встречному; вот почему в свете необходимо придавать вольному поведению лоск; в этом-то и состоит благородство манер. Не в меру приниженное создание не удостоится даже смеха. В любви наше тщеславие пренебрегает слишком легкой победой; и в любых сферах человек в принципе не склонен преувеличивать цену того, что ему предлагают.

Глава XI

Как только начинается кристаллизация, вы с упоением наслаждаетесь каждой новой гранью красоты, которую раскрываете в любимом существе.

Но что есть красота? Это очередная способность доставлять вам удовольствие.

Удовольствия отдельно взятых индивидуумов различны и нередко противоположны: этим очень хорошо объясняется, почему то, что является красотой для одного человека, оказывается уродством для другого. (Убедительный пример – Дель Россо и Лизио, 1 января 1820 года).

Для того, чтобы раскрыть природу красоты, следует выяснить, какова природа удовольствий каждого индивидуума; например, Дель Россо нужна женщина, допускающая кое-какую фривольность в поведении и поощряющая своими улыбками весьма пикантные забавы; женщина, которая ежеминутно вызывала бы в воображении плотские наслаждения и при этом настраивала бы Дель Россо на любовные ласки и позволяла ему им предаваться в присущей ему манере.

Вероятно, под любовью Дель Россо подразумевает физическую любовь, а Лизио – страстную любовь. Со всей очевидностью ясно, что они не должны прийти к согласию по поводу слова «красота» [23].

Таким образом, красота, которую вы раскрываете в ком-то, есть очередная способность доставлять вам удовольствие, а удовольствия варьируются, как и индивидуумы.

Кристаллизация, выстраиваемая в уме каждого человека, неизбежно принимает окраску удовольствий этого человека.

Для мужчины кристаллизация его любовницы, или ее красота, есть не что иное, как совокупность всех форм удовлетворения всех желаний, которые постепенно зародились в нем по отношению к ней.

Глава XII Продолжение кристаллизации

Почему мы с упоением радуемся каждой новой грани красоты, которую раскрываем в любимом существе?

Дело в том, что каждая новая грань красоты целиком и полностью удовлетворяет какое-нибудь желание. Вы желаете, чтобы она была мягкой, – и она мягкая; после этого вы желаете, чтобы она была отважной, как Эмилия Корнеля, и, хотя эти качества вряд ли совместимы, в ней тотчас блеснет душа римлянки. Вот моральная причина, по которой любовь является самой сильной из страстей. В других страстях желания вынуждены приноравливаться к холодным реалиям; здесь же сами реалии усердно сообразуются с желаниями; это такая страсть, при которой неистовые желания приводят к наивысшему удовольствию.

Существуют общие условия счастья, распространяющие свою власть на все виды удовлетворения отдельных желаний.

1. Вам кажется, что она ваша собственность, ведь только вы можете сделать ее счастливой.

2. Она – ценитель ваших заслуг. Это условие было очень важным при галантно-рыцарских дворах Франциска I и Генриха II, а также при изысканном дворе Людовика XV. При конституционном правлении, склонном к резонерству, женщины полностью утрачивают подобную влиятельность.

3. Для романтических сердец – чем более возвышенной будет ее душа, тем более чистыми и свободными от грязи низменных соображений будут наслаждения, которые вы обретете в ее объятиях.

Большая часть молодых французов восемнадцати лет – ученики Жан-ЖакРуссо; это условие счастья имеет для них большое значение.

Среди мыслительных процессов, столь неутешительных для стремления к счастью, несложно и голову потерять.

Даже самый мудрый человек с того момента, как полюбит, не видит ни одного предмета таким, какой он есть. Он преувеличивает не только свои преимущества, но и малейшие свидетельства благосклонности любимого существа. Страхи и надежды мгновенно приобретают нечто романтичное (или, выражаясь по-английски, wayward – своенравное). Он больше ничего не приписывает случайности; он теряет ощущение вероятности; воображаемое становится существующим и оказывает влияние на его счастье [24].

Пугающий признак потери рассудка – когда вы, думая о каком-то мелком факте, трудно поддающемся наблюдению, представляете его в белом свете и истолковываете в пользу своей любви, а через мгновение понимаете, что на самом деле его следовало представить в черном свете, но по-прежнему считаете этот факт убедительным доводом в пользу вашей любви.