И когда коротали мы ночи недужные,
появлялись какие-то вещи ненужные —
пузырьки, и бутылки, и пыль на будильнике,
банка кильки в томате в пустом холодильнике
и розетка с застывшим вареньем малиновым,
и сундук с ароматом своим нафталиновым,
и какие-то колбочки, баночки, пробочки,
и случайно рассыпанный мак из коробочки.
Мы отмечены были тоской одинаковой,
коронованы серой коробочкой маковой,
а в коробочке этой на самом на донышке
копошились какие-то мелкие зёрнышки.
И когда ты рукою нечаянно взмахивал,
то коробочку мака нечаянно встряхивал,
и в звучании странном, в шуршании, шелесте
нам мерещились духи соблазна и прелести.
Заслоняли и прятали духи лукавые
то, что было овеяно светом и славою,
называли любовь чепухой и бирюльками
и клубились над нами, как пар над кастрюльками,
но хотели, в пространство протиснувшись тесное,
чтоб за воинство их принимали небесное.
Мы тогда перепутали тьму и свечение,
пункт отбытия в вечность и пункт назначения,
выбирая свободу от всякого бремени,
мак рассыпанный сделали символом времени.
И тогда мы узрели, что в глиняном чайнике,
и в кувшине стеклянном, и в каменном прянике,
в этажерке, в буфете, в салфетке для столика
и в бутылке — неверной жене алкоголика,
в одеяле верблюжьем и в стоптанных тапочках,
в блюдцах, чашках и мыльницах, в ковриках, тряпочках,
в их фактуре, структуре, в их нежной материи
совершаются взрывы, миракли, мистерии,
в глубине их огонь негасимый скрывается,
и над ними дымок, словно змей, извивается.