Юрию не спалось. Он слышал, как часы пробили и двенадцать, и час, а сон не приходил. Все эти дни какая-то неясная тревога по капельке накапливалась в сердце. Он почувствовал ее первый раз, когда Бессонов подробно расспросил про всех знакомых Юрию художников. Особенно интересовался карлик теми, у кого Юрий бывал дома: адрес, сколько человек в семье, как расположена квартира, какая в ней обстановка, есть ли там картины. Бессонов объяснил, что все эти сведенья нужны ЧК, чтобы скорее удалось освободить отца и мать.
Сначала Юрий не увидел в вопросах карлика ничего подозрительного. Он думал, что чекисты побывают у названных им художников, расспросят про папу с мамой и, конечно, ничего плохого про них не услышат. Но зачем знать Бессонову, как обставлены квартиры и есть ли там картины? Уж не собирается ли он конфисковать их?
Это была первая тревожная капелька, а потом их стало больше. Юрий почувствовал фальшивые нотки во взаимоотношениях чекистов. В чем это выражалось, он не уловил. Просто чувствовал, и все.
Лежал Юрий в постели с открытыми глазами и слушал холодное тиканье часов. В доме больше никого не было. Вокруг дома — тоже. Эта деревянная, деревенского типа избенка стояла на отшибе в глухой части Обводного канала.
Уходя, Бессонов всегда запирал дверь снаружи, а возвращаясь, никого с собой не приводил. Пока его не было, никто ни разу не стукнул ни в дверь, ни в низенькие окна с двойными рамами. Чтобы Юрий не скучал, Бессонов принес ему несколько книг по искусству и сказал, что эксперту они пригодятся. Сам же карлик был поразительным профаном. Он любил неуместно произносить слово «Ренессанс», а передвижников называл подвижниками. Этими двумя словами исчерпывались все его познания в искусстве, что тоже казалось Юрию подозрительным.
Он понимал, что чекистам совсем не обязательно во всех тонкостях разбираться в искусстве. Но у Бессонова и его подчиненных было пугающее отсутствие всяких знаний. По сравнению с ними Юрий казался профессионалом, хотя и его знания были весьма поверхностные. И это тоже настораживало. Разве чекисты не могут найти в Петрограде настоящего эксперта?
Много вопросов задавал себе Юрий и ни на один не находил ответа. И вспоминал он многое: и Таракановку, и Глашу, и Дубка. Но об одном человеке он старался не думать — о Глебке…
В третьем часу ночи Юрий почувствовал, что глаза у него начинают, наконец, слипаться. Он осторожно, чтобы не отпугнуть сон, повернулся на правый бок. С улицы донесся скрежет. Была оттепель. На мостовой в проталинах обнажился булыжник, и сани задевали за камни полозьями. Этот скрежет приближался к дому. В такой поздний час мог приехать только Бессонов.
Карлик в ту ночь был такой же, как всегда, словно ничего с ним не произошло. Он похвалил Юрия за то, что тот так чутко, по-чекистски, спит, и приказал одеваться.
— Сегодня у нас две операции, — сказал он. — Потом у тебя будет большая работа. А к тому времени, я думаю, отец и мать уже вернутся домой. Я проконтролировал: ордер на старую квартиру им выписан.
— Вы правду говорите? — дрогнувшим голосом спросил Юрий.
У него не было прежнего доверия к карлику, но в эту новость ему так хотелось поверить, что он постарался заглушить в себе сомнения.
— Ничего не сказать — это я могу, — веско заявил Бессонов. — Но если говорю, то только правду!
И опять у Юрия потеплело на душе. Он быстро оделся и доложил:
— Я готов.
Карлик сунул в круглую печку какие-то тряпки и бумаги, открыл вьюшку и поджег. В топке завыло. Бессонов тщательно перемешал кочергой горящий хлам, и они вышли на улицу. В санях на прежних местах сидели два матроса. А вместо чекиста, похожего на Ленского, Юрий увидел женщину в меховом пальто.
— Добрый день! — по привычке произнес он.
Ответила только женщина.
— Ночь, да и то не добрая! — сказала она, оглянувшись.
— Нервы! Нервы! — предостерегающе проскрипел карлик и спросил у Юрия: — А ты чему удивляешься?
Юрий действительно был ошеломлен. Когда женщина оглянулась, он узнал в ней чекиста, похожего на Ленского.
— Нам и не так приходится наряжаться, — пояснил Бессонов и подтолкнул мальчишку к саням.
— Кто же вы? — не сдержал любопытства Юрий. — Мужчина или женщина?
— А вот это не важно! — поспешил проскрипеть карлик.
— Кому как! — игриво, но невесело возразила Графинька.
Сани прежней дорогой доехали до спуска на лед Обводного канала.
— Выдержит? — спросил Бессонов.
— Здесь еще ничего, а на Неве много промоин, — ответил матрос, правивший лошадью. — Дня через три тронуться может.
— Лед? — спросил Юрий.
— Ты сегодня слишком разговорчив, — недовольно проскрипел карлик, и после этого замечания долго никто не произносил ни слова.
Ехали около часа. Обводный канал давно остался позади. Сворачивали то влево, то вправо, а остановились у красивого трехэтажного здания с высокими застекленными дверями и широкими окнами.
Поднятый с постели председатель домкома не сразу понял, к кому пожаловали ночные гости, а когда разобрался, уважительным шепотком предупредил:
— Он хоть и царский, но профессор! Хирург по животам. А в брюхе что сейчас, что при царе — требуха единая! Может, он сгодится и нам? Может, не стоит забижать?
Матрос не расслышал последнее слово и грубо ответил:
— Забирать не будем! Обыск!
Председатель домкома благоразумно решил с чекистами не спорить и послушно повел их в профессорскую квартиру.
Хирург еще не ложился или уже встал, потому что дверь он открыл сам, и никаких следов сна на его лице не было. Юрий увидел очень высокого, старого, но совсем еще крепкого человека. Длинные сильные пальцы сжимали яркую керосиновую лампу — кобру, которая свернулась в кольцо и угрожающе подняла раздутую голову. В раскрытую пасть вставлялось стекло.
Вопросительно шевельнув похожими на крылья бровями, он произнес:
— Ну-с?
Матрос без обычной напористости подал ему ордер на обыск. Хирург отставил бумажку на вытянутую руку и прочитал текст.
— Вы не ошиблись?
— Фамилия ваша? — в свою очередь спросил Бессонов.
Хирург наклонил голову, рассмотрел карлика и ответил:
— Моя.
— Значит? — вопросительно произнес Бессонов.
— Значит — ко мне.
— Логично! — улыбнулся карлик.
— Не все логично, но… проходите, пожалуйста.
В богатой прихожей хирург поставил лампу на инкрустированный столик.
— Прошу вас подождать. — Он указал на широкий кожаный диван. — Всего одну минуту… Я хочу показать вам документ.
— Никаких… — начал было матрос.
Бессонов остановил его и сказал:
— Пожалуйста.
Хирург вернулся очень быстро. В одной руке он все еще держал ордер на обыск, в другой — какую-то свою бумагу. Оба документа он положил на стол в круг света от лампы, разгладил и, обращаясь к Бессонову, развел руками:
— Не все логично. Извольте посмотреть: охранная, так сказать, грамота, а рядом — ордер на обыск.
— Все охранные отменяются! — рыкнул матрос.
— Подождите, товарищ Крюков! — проскрипел карлик, читая документ. — Как раз эта и не отменяется!
Бессонов взял ордер, спрятал в карман, поклонился хирургу.
— Простите за беспокойство, — он даже сумел улыбнуться. — Теперь логично?
— Вполне!
Они вышли на лестницу. Когда хирург, посветив им с площадки лампой-коброй, закрыл дверь, Бессонов сказал председателю домкома:
— Вы оказались правы. Этот человек полезен для Советской власти.
— Я людей своих знаю! — отозвался польщенный председатель.
Так закончилась первая в ту ночь операция. Юрий чувствовал, что все: карлик, матрос и женщина в меховом пальто — очень расстроены. И он понимал их — такой конфуз! Но Юрия этот случай обрадовал. Он сам увидел, как ошиблись чекисты и как тут же исправили свою ошибку. Так будет и с его родителями.
Вторая операция тоже началась неудачно. На этот раз они подъехали к огромному серому дому, поднялись по узкой грязной лестнице на пятый этаж и долго стучали в квартиру председателя домкома. Но никто не открывал. Из-под двери и сквозь замочную скважину несло холодом, точно в квартире были распахнуты окна.
Матрос, разозлившись, лягнул дверь ногой.
— Ночка! Чтоб ее!…
— Умрешь от такой работы! — произнесла женщина.
— Один понятой у нас есть. Эксперт — на месте, — проскрипел карлик. — Можно обойтись без представителя местной власти. Ведите, товарищ Крюков!
Матрос, вероятно, уже бывал в этом доме и знал, где находится нужная квартира. Они спустились вниз, узким проходом вышли во двор, оказались на другой лестнице, но не стали подниматься, а, наоборот, пошли по ступенькам вниз, где обычно располагаются в старых, домах полуподвальные помещения.
Тяжелый кулак матроса выбил из двери глухую дробь. Все прислушались. Было очень тихо. Но у всех возникло ощущение, что за дверью кто-то есть.
Матрос постучал еще раз, прорычал на самых низах своего баса:
— Отпирай! Чека!
Теперь уже совершенно отчетливо за дверью послышалась какая-то возня.
— Окна есть? — спросил Бессонов.
— Есть, — ответил матрос.
— Ломай! Да быстро!
Матрос наклонился к внутреннему замку, ковырнул чем-то металлическим. Замок жалобно лязгнул. Крюков навалился на дверь плечом, потом рванул ее на себя, с треском распахнул и сразу же присел у порога.
Из темноты вылетело что-то тяжелое, просвистело, ударилось о ступеньки и зазвенело, как топор. Женщина схватила Юрия за рукав и отдернула в сторону. Матрос с Бессоновым ринулись в полуподвальную комнату.
Оттуда раздался приглушенный крик, тупые звуки ударов, скрип пружин. После этого все умолкло и в комнате загорелся тусклый свет.
Когда Юрий переступил невысокий порог, мужчина, оглушенный кулаком матроса и лежавший поперек кровати, пришел в себя, сел и нагловато усмехнулся:
— Ловко!
— Как умеем, — ответил карлик, осматривая комнату. — Очень неудобное помещение для вора: один вход и окно в землю смотрит.
Рама была открыта, и окно лишь верхней половиной возвышалось над грязным талым снегом двора. Потому, наверно, мужчина, открыв раму, выбраться из комнаты не успел.
— Ордер предъявлять нужно? — спросил Бессонов.
Мужчина, разминая ушибленную челюсть, брезгливо махнул рукой.
— Отстань!
— Люблю умных людей! — похвалил его карлик.
Матрос уже рылся в шкафу и открывал какие-то чемоданы, Бессонов ни к чему не прикасался и почти дружелюбно сказал:
— Картинки-то отдай.
Мужчина хотел прикинуться удивленным и ничего не понимающим, но, вздохнув, выразительно посмотрел на подоконник.
— Все равно найдете.
Юрий увидел обрезок ржавой водосточной трубы, перевязанный старой веревкой.
— Умно! — одобрительно произнес Бессонов. — Хороший футляр.
Сняв с подоконника трубу, карлик заглянул внутрь. Там лежали туго скрученные рулоны холста.
— Ренессанс! — воскликнул он.
Юрий подошел к нему. Но Бессонов не стал вытаскивать рулоны.
— Потом полюбуемся.
Он передал трубу матросу.
Мужчина встал с кровати, покорно протянул руки.
— Извини! — улыбнулся Бессонов. — Браслетики не захватили — знали, что с умным человеком беседовать придется. А вот расписаться — попрошу!
Он протянул узкий листок бумаги и карандаш.
Когда мужчина прочитал заранее написанный текст, лицо его стало таким же вяло-бессмысленным, как после оглушительного удара матросского кулака.
— Подписка о невыезде? — прошептал он и, взглянув на карлика, расписался так быстро, будто боялся, что кто-нибудь может одуматься и исправить счастливую для него ошибку.
Юрий был удивлен не меньше. Он не сомневался, что этот человек настоящий преступник, которого надо немедленно задержать и увести в ЧК. Но Бессонов ограничился подпиской о невыезде. Спрятав ее, он кивнул головой матросу, и все вышли из комнаты.
Когда пересекали двор, Юрий заметил тускло светившееся приоткрытое окно полуподвальной комнаты. Оттуда вылетал истерический безудержный хохот. Женщина тоже хихикнула в воротник и невнятно произнесла какое-то слово: не то «пошло», не то «дошло».
Матросу, поджидавшему их в санях, Бессонов приказал:
— На базу.
Юрий понял, что сегодня его повезут не в дом на Обводном канале, а куда-то в другое место.