О Вечном (или нет)

Гниль

Мне было суждено оказаться за решёткой ещё в юности. Злые языки сычали, что такие как я одним существованием пугают других людей. Полная ерунда! Могу поклясться: за всю жизнь даже злобный оскал никому не показывал. Хотя эти клыки, думаю, неспроста были дарованы одним из моих родичей — могучим хищником!

Отчётливо помню утро задержания. Из-за горизонта поднялось солнце, с постели поднялись жители Нью-Йорка. Плотным потоком они последовали на работу. Понедельник явно не делал эти толпы счастливее. Первый «тёмный» день в календаре призывал вспомнить о своём животном происхождении. Человечки с кожаными портфелями шли добывать пищу для себя и своих детей. Важные, сосредоточенные, даже немного грустные, они отчаянно спешили — боялись опоздать на свой поезд в метро. Я никогда не понимал, почему эти люди стремились на работу. Их дома были полны еды, которой они никогда не делились. Я никогда не понимал, но старался поддержать хотя бы морально.

«Хэй, люди-люди, давайте веселиться!» Некоторые прохожие, глядя на меня, действительно расплывались в улыбке. Самые активные даже пытались поучаствовать в импровизированной игре: «Пёсик, какой ты милый!», «Сходи, пожалуйста, на работу вместо меня!» Высокий джентльмен почему-то испугался и отскочил от меня. Должно быть, он принял мою широкую улыбку за злобный оскал. Длинный мужской туфель устремился мне прямо в живот. Извернуться и избежать болезненной участи не удалось. Острый носок проник под рёбра и лишил меня остатка достоинства. Я тут же рухнул под ноги движущейся толпе. Тощее, ещё детское тело распласталось поперёк дорожки. В тщетных попытках встать я рывками глотал кислород напополам с автомобильными выхлопами. В конце концов мне удалось собраться с силами и отползти в сторону.

После неожиданно агрессивной реакции прохожего я не хотел веселиться и веселить. Больно сознавать, как люди расплатились за доброту! Душевная боль отзывалась в боку. Рана ныла каждый раз, когда я пытался пошевелиться. Из свезённой кожи слегка сочилась кровь. Прохожие, соответственно своему названию, проходили мимо. Я же не мог справиться без посторонней помощи. Чтобы обратили внимание, начал скулить. Очень громко, чтобы люди заметили, вылечили, выходили. На мой зов откликнулся человек в длинном тёмном костюме. В ближней руке он держал конфетку, а в той, что за спиной — большой сачок. Я не понимал, чего хочет мужчина, но слепо доверился запаху сладостей. Сачок взвился в воздухе. Меня посадили в машину. Путь был не близким. Спустя долгое время автомобиль притормозил. Мужчина достал меня беспомощного, чем-то уколол и я уснул. Дальше меня ждала небольшая бетонная комнатка размером метр на метр. Стены помещения были плотно придвинуты друг к другу. Пространства еле хватало, чтобы повернуться. Спать приходилось калачиком — когда вообще приходилось. За решёткой располагались аналогичные узенькие комнатки. Подо мной, надо мной, с разных сторон — везде — стояли клетки. Их было невероятно много. От удивления я поднял уши.

— Что это за «штука» у меня на ухе? — я вскрикнул от удивления.

— Бирка. Такой вот пластиковой клипсой отмечают всех безопасных для человека бездомных животных, — спокойно ответил мохнатый пёс из клетки напротив. — На ней указан твой личный номер и количество приводов в приют. Вдруг ты сбежишь, тебя выпустят, ну или ещё чего-нибудь случится.

Мой новый знакомый был огромен. Космы свисали практически до пола. Из-под густой шерсти проглядывались только глаза, нос, иногда — розовый язык. Пёс имел жуткие сточенные клыки, потому что не бросал надежду когда-нибудь сбежать и отчаянно грыз прутья решётки. В приюте его звали Кузькой. Экзотическое прозвище, как я выяснил позже у самого Кузьмы, он получил от бывших хозяев, которые были украинскими дипломатами. Возможно, мой новый друг врал, но мне невероятно нравилось общение с ним.

— Расскажу тебе историю о моём приятеле Джеке. Мы знали друг друга ещё щенками, а недавно он умер. Джек не дожил до своего тринадцатилетия всего пару месяцев. Я узнал о смерти старого друга от знакомого языкато-слюнявого шарпея, который ежедневно приходил метить его забор. Мы с Джеком познакомились при схожих условиях. Старый пройдоха никогда не выходил гулять — только дружески полаивал из-за забора. Дни были не очень сытыми, но спокойными. Собак отлавливали не так безжалостно, как сегодня. Я тогда повадился ходить к одной мясной лавке. Каждый уик-энд хозяин магазина, добродушный тучный ирландец, раздавал бездомным псам свиные сосиски. Это вкуснейшее мясо с нежными вкраплениями сала под тонкой пищевой плёночкой неприлично сводило меня с ума. К слову, несколько лишних килограммов я смог сбросить, когда перебежал в Сан-Франциско, поближе к морю. Сосисок, как и складок на животе, много не бывает! Чтобы накопить большие запасы, я начал агитировать всех знакомых бездомных собак бегать со мной. Им доставалось пара сосисок, из которых одна в качестве налога за хорошую идею вычиталась в мою пользу.

В одну из вечерних встреч с Джеком я рассказал о своих «сосисочных приключениях». Я подумал, если он захочет побегать с нами, наверное, будет есть меньше всех — он домашний пёс на регулярном питании. Знаешь, что он мне ответил? Джека никогда не отвязывали от цепи, а о существовании сосисок он даже не слышал. Хозяйка каждый день неизменно кормила его кашей и чёрствым хлебом. Вникни: пёс ни дня своей взрослой жизни не провёл на свободе; единственным деликатесом, что он пробовал, было материнское молоко. Я же изучил пол мира и имел возможность наслаждаться объедками из помоек самых изысканных ресторанов. Джек никогда не выл о своей участи — каждый день у него была любящая хозяйка и нелюбимая каша. Я завидовал и буду завидовать бедолаге Джеку. Мне не нужна свобода, если однажды её нельзя добровольно променять на любовь твоего человека. Понимаешь? Конечно же, я ничего не понимал. Родившись, я был предоставлен улице, и считаться с мифической семьёй никогда не приходилось. Я не был хорошим мальчиком.

…

Через неделю мои раны окончательно зажили. «Таких молодых и здоровых псов разбирают за считанные дни», — говорил Кузька. — «Веди себя доброжелательно, насколько это возможно. Люди не готовы отхаживать невоспитанного агрессивного пса. Хотя ты и так доброжелателен дальше некуда. Значит, будь собой, малыш». С этих пророческих слов начался новый этап в жизни бродячего щенка. Старик Кузьма не ошибся — через день меня приютили.

Хозяевами стала пара эмигрантов. Милые парень и девушка, переехавшие в Соединённые Штаты из Польши, для полного осуществления «американской мечты» хотели завести ребёнка. Правда, я понял это только с годами. Эх, жаль, что не сразу! Что-то я отвлёкся — рассказываю дальше.

У ребят в США переехали ещё их бабушки и дедушки, но они не теряли национальных традиций: по выходным готовили вкусный томатный суп и любили слушать странную громкую музыку. А также, скажу по секрету, подолгу занимались чем-то за закрытой дверью. Играли в футбол, наверное.

Во вторую неделю моего пребывания в семье, когда во время прогулки отвязали поводок, я убежал. Парень кричал вслед: «Друже-Друже!» Я ничего не понимал. Вроде бы выпустили на свободу и в то же время как-то не радостно зазывали. С тревожными мыслями я пробегал улицу за улицей. Похожие друг на друга угрюмые дома маячили перед глазами. Никогда не думал раньше, что свобода может вызывать тревожные чувства. Многое я переживал впервые. Жаль, что в самые непонятные жизненные моменты не мог появляться Кузька со своими пояснениями.

Возвращаться к станции метро, где в коробке со щенками началась моя история, было опасно. Именно там меня ударил мужчина в тяжёлых лакированных ботинках. Я не запомнил его лицо, потому стал опасаться всех людей с блестящей обувью. Город кишел разными людьми. Лучшим решением был побег в уединённое место. На заброшенной стройке я нашёл свой новый дом. Среди гор строительного мусора нашлись братья. Ютился в большой коробке из-под холодильника. Плотные картонные стенки долгое время защищали меня от ночного холода.

Вожаком стаи местных псов был пёс по кличке Т-Рекс. Небольшой смешной парень неопределённой породы. Его передняя челюсть забавно выпирала вперёд — действительно, как у настоящего тираннозавра. Т-Рекс, как и Кузька, очень любил разговаривать, толкать долгие речи и смотреть на реакцию других псов. Только его истории не отличались поучительностью. От рассказов Т-Рекса шерсть буквально становилась дыбом. Для маленького пса занятием всей жизни был лай. Он мог до хрипоты лаять о порезанном и подброшенном щенке, о сбитых на высокоскоростных магистралях старых собаках, о подпольных собачьих боях, о неком товарище-лабрадоре Скуби-Ду, убитом охотниками… Т-Рекс гавкал до тех пор, пока к стройкам не подъезжала машина отлова собак. Тогда слушатели разбегались. Уже через час-два все вновь были прикованы к его россказням. Жуткие истории помогали нам справляться с реальностью, которая была куда хуже. Жизнь бродячего пса ужасна. Её суть сводится к вечному поиску еды, хозяев, цели. Поиску того, чего нет.

Я тосковал по польской семье. Выискивать в томатном супе макарошки и кусочки мяса было интересной игрой. Нравились мне и свои мячики, сделанные из плотной верёвки. Спать на тёплой кровати между хозяев было куда удобнее, чем одному на холодном бетоне. Я стал замечать за собой повышенную тревожность. Раньше мне не доводилось вскакивать после каждой дождевой капли. Буквально на каждом столбе в районе висели плакаты «Разыскивается пёс по кличке Друг» с моей фотографией. Ситуация с отловом каждый день накалялась до предела. Псы, что подолгу разыскивали пищу в городе, обычно не возвращались обратно на стройку. Отправиться искать прежних хозяев означало подвергнуть себя смертельной опасности. Мой старый ошейник с номером не сохранился. Раз я смог однажды добежать до стройки, я принял единственно верное решение — отсидеться здесь, пока не закончится весь съедобный мусор.

Из всех историй Т-Рекса я больше боялся той, что напрямую касалась моей жизни. «Тираннозавра» самого забирали в приют уже дважды. По разным причинам оба раза он вновь оказывался предоставленным самому себе. Лишнего шанса судьба никогда не давала. Пса, которого отлавливали в третий раз, усыпляли. С моей удачливостью я понимал, что попадусь в руки правосудия раньше всех. Только время отделяло меня от укола и лакированного ботинка.

…

Второй раз я оказался за решёткой в два года. Задержание помню только фрагментами. Т-Рекс в привычной ему громкой манере рассказывал жуткие истории. К «заброшкам» подъехала машина отлова собак. Вероятно, в меня стреляли. Помню шум, жжение в плече и темноту. Сквозь пелену мрака я бежал к хозяевам и миске томатного супа. У миски были ноги. На ногах — лакированные туфли. Удар. Я проснулся в знакомой тюрьме, в знакомой клетке. Другими были только собаки. В клетке напротив сидел вовсе не Кузька, а какой-то другой необщительный гладкошерстный пёс. Кузьки нигде не было, как громко бы ни звал. Я начал беспокоиться за товарища, где же он запропастился. Вдруг «лохматого» не забирали больше двух недель в семью и работники тюрьмы его усыпили. Эту жуткую подробность я узнал тоже от Т-Рекса, главного любителя подобных историй. Время каждого пса в приюте было строго определено. Конечно, оставался шанс, что Кузька мог вместе с новой семьёй переехать в сытый Сан-Франциско. Как знать!

Меня долго не забирали — волнение возникло само собой. Я не понимал до конца, что значит «усыпить». Мне не рассказали. Сон, у которого не было начала и конца? Из хорошего — в нём присутствовали хозяева и томатный суп, из плохого — миска с туфлями. Я боялся лакированной обуви, поэтому желания засыпать навсегда совершенно не было.

Я насчитал ровно четырнадцать дней, как никто не задерживался у клетки, когда по мою душу пришла женщина. Одинокая старушка очень долго о чём-то общалась с людьми из тюрьмы, которые два раза в день разносили корм каждому псу. «Усыпить», — подумал я. Страшные опасения ненадолго развеялись, когда старушка и тюремщик подошли к клеткам. «Я уже давно ничем подобным не занимаюсь. Пёс мне нужен для любви и ласки», — произнесла пожилая женщина. «Мы внимательно проверим ваши социальные сети, опросим соседей и вы будете обязаны в течение первого времени постоянно присылать нам фотографии собаки», — голоса людей приблизились к моей клетке. Я увидел их лица. Старушка зачем-то осмотрела мои клыки. Через пару недель я узнал зачем.

…

Никогда прежде не заглядывал людям в глаза, а зря! Я считал, что столь тесный контакт существует исключительно для демонстрации животной агрессии. Взгляни тогда старушке в глаза, я бы разглядел в них боль. В глубине глазниц десятки собак рвали своих собратьев ради полных мисок. Без корма они ослабевали, без сил не были способны драться, а без боёв не получали подачек. Замкнутый круг. В этот бойцовский круг, засыпанный песком, раз в неделю выводили собак на поединки.

Собачьи бои собирали вокруг себя ажиотаж. Каждый уик-энд на дикое зрелище приходили смотреть сотни людей. В выглаженных костюмах — в грязных свитерах, в лакированных ботинках — в старых башмаках… Различия не мешали обмену цветными бумажками между ними. На каждой — кличка собаки. Таким способом посетители определяли фаворита поединка. Я понял, что опасаться стоит не только людей в лакированных ботинках. Моей смерти так же сильно хотели и дамочки в туфлях, и парни в кроссовках, и дяденьки в башмаках. Опасаться следовало людей с бумажками. Наблюдая за измождёнными животными, люди получали деньги, а с ними — удовольствие.

Современные люди, в отличие от предков, лишены мощных острых клыков. Сейчас блага достаются слишком малой ценой. Однако, вопреки стараниям природы, люди продолжают выпячивать свои маленькие резцы. Мучения каждой собаки вызывали на лице зрителей неприкрытую улыбку. Особенно ехидно они скалились в моменты, когда проигравшие псы бились в предсмертных конвульсиях. Все называли её улыбкой на сто баксов — в честь суммы выигрыша ставки. По-настоящему следовало опасаться людей, сходивших с ума из-за бумажек.

Недели две меня отхаживали и тренировали. Трёхразовое питание, светлая комната, ежедневные пробежки на свежем воздухе — всё ради хороших фотографий. Когда ежедневные проверки приюта закончились, меня сразу же переместили из кабинета в подвал. Оттуда пахло сыростью и практически не проникал солнечный свет. Вообразить, как в этих условиях жило два десятка псов, было невозможно. Большая часть собак в подвале состояла из бультерьеров. Их привозили сюда из специальных собачьих ферм. Спасибо Т-Рексу, что в своё время разъяснил. После этих щенков целыми коробками передавали в охрану помещений или для жестоких развлечений. Грустные обозлённые бультерьеры целый день в тишине маячили по подвалу, пока не падали с ног. Драк не устраивали. На удивление, даже перед боями, когда собак переставали кормить, никто даже громкого лая не издавал.

Первый бой прошёл прямо-таки неудачно. Зрители недовольно свистели каждый раз, когда я пробегал очередной круг в попытке избежать драки. Под конец массивный охотничий пёс вцепился мне в бок и нас растащили. Укус кровоточил. Неперевязанная необработанная рана в сыром подвале скоро начала гноиться. Владельцам собачьих боёв было наплевать на то, что я практически перестал ходить, а драться вовсе никогда не умел. Через две недели меня поволокли к барьеру снова. Хотели избавиться, выставив против самого сильного пса. Любить меня было не за что — я мог только проедать корм.

Сразу по выходу на арену я упал к лапам так называемого врага. Загноившаяся рана не давала мне встать, и я решил терпеливо дождаться окончания боя. Бультерьер с неохотой направился в сторону поверженного соперника. То ли зловонный запах, источаемый от ран, то ли вкус лёгкой победы, то ли сознательное пресыщение жестокостью не давали ему «вершить правосудие». «Убей, убей, убей!» — вопили зрители. Люди были явно недовольны остановкой шоу. В ответ бойцовская псина лишь лязгала зубами по воздуху. «Организаторы протянули жерди внутрь арены. Длинными палками они подгоняли собак побыстрее закончить поединок. Своей очереди ожидали новые бойцы. Неожиданная вспышка света заставила людей бросить палки. С криками «Всем лежать, это полиция, вы арестованы! Лицом вниз!» в помещение ворвались другие люди.

Кто-то выкрикнул в мою сторону: «Вот он, наконец-то мы его нашли!» Я старался изо всех сил шевелить лапами. Все псы, что не лежали замертво возле арены, поймали единственный шанс убежать. Я тоже знал, что за стенами бойцовского клуба существует лучшая жизнь. И, конечно же, томатный суп! Еда усмиряет голод, придаёт сил и помогает ранам заживать. Но мне только казалось, что убегаю. В действительности я лежал на животе и водил вялыми лапами по песку. Боль от ран частично притупила сознание. Полицейский схватил меня беспомощного и понёс в машину. Всё. Приют. Третий привод. В последний раз вдохнуть воздух в лёгкие и стараться не скулить — такую установку дал я себе в ожидании неминуемого.

«Друже, ты меня не узнал?» — полицейский посмотрел мне прямо в глаза. Я узнал. Это был мой хозяин. «Как же тебя порвали, какой кошмар! По пути домой заедем к ветеринару — раны нужно зашить. Даже не представляешь, как сильно жена и дети будут тебе рады! Мы до сих пор храним старый ошейник и поводок. Строители соседнего с заброшкой здания, где ты жил, рассказывали, что видели похожего пса, но найти тебя удалось только сейчас. Ух, я тебя нашёл, нашёл!.. Только не сбегай больше, брат, ладно?» Я благодарно закрыл глаза.

…

По данным издания Sentient Media, более 200 миллионов животных убивают ради еды по всему миру каждый день. Только на суше. Только ради еды, не беря в расчёт сферу развлечений и производство различных изделий. Только по официальной статистике.