Оазисы (СИ)

Глава 10. Либера

Наутро следующего дня — а день выдался на редкость солнечный, умеренно жаркий и в целом весьма приятный — поредевший отряд Алана поднялся на гребень зеленого холма, на склонах которого тут и там торчали серые валуны, и увидел впереди бескрайнюю гладь моря и Оазис Либера на берегу. В лицо дул легкий и ровный ветерок, несущий влагу и соль.

Настроение у Алана было не то чтобы хорошим. Всю ночь он почти не спал, ворочаясь с боку на бок и постоянно обдумывая вчерашний разговор с Кассией и Омаром. Под утро у него слегка ломило в висках и затылке от продолжительных бесполезных размышлений о том, как надо было ответить этим двум, да и всем остальным во время вчерашней пикировки. Когда пришла его очередь дежурить, включилось проклятое воображение, которое принялось предлагать варианты того, как проводят время вместе Кассия и Омар.

“А ведь я нашел ту единственную, которую люблю, и она Пилигрим, как и я. Но я настолько туп, что упустил ее! Птичка упорхнула буквально из-под носа, — терзался Алан, дежуря у тлеющего костра перед рассветом. — Вонючий Омар! Хотя — черт с ними обоими. Для Кассии какие-то дикие матриархальные Оазисы важнее всего остального. Если она на этом этапе нашего знакомства упирается и делает всё по-своему, то что будет, когда мы поженимся? Устроит в отряде матриархат и заставит перевозить нас исключительно женихов?”

От этих вроде бы резонных умозаключений легче не становилось. Особенно Алана беспокоил вопрос Кассии, разрешает ли он ей уйти вместе с Кроваком, и ее изменившееся лицо, когда он “разрешил”. Идиоту понятно, что она ждала возражений. Возможно, категоричный запрет, бурное проявление ревности и вызов на дуэль Омара понравились бы Кассии куда больше… Жаль, что в тот момент Алан этого не понял.

Думай — не думай, а выбор сделан. Кассия сейчас в караване Кровака, в обществе целой кучи незнакомых мужиков, включая слащавого Омара, а Алан с друзьями стоит в трех милях от Либеры — то есть почти там, куда он, собственно, и стремился.

Издали Либера представлялась довольно обширным зеленым пятном с белыми точками зданий, одним краем распластанным по желтой полосе берега, а другим взгромоздившемся на уступчатые склоны скалистых гор. По горам вниз низвергалось несколько водопадов.

Над кронами многочисленных деревьев Оазиса стлалась легчайшая дымка и, кажется, колебалось марево, как в полдень в пустыне.

— Вот и Либера, Оазис свободы, — сказал Матиас, глубоко вдыхая морской воздух.

— …и ванн с пузырьками, — добавил Тэн.

Алан хотел спросить Тэна, что он имеет в виду, но передумал. И так узнает в ближайшие часы. Димитрий, судя по всему, считал так же, поскольку воздержался от расспросов. Возможно, промолчал и из-за гордости: Тэн с Матиасом постоянно избегали отвечать на прямые вопросы о Либере, ссылаясь на то, что иначе приятный сюрприз будет испорчен. В результате любопытство Алана и Димитрия разогрелось не на шутку, и, если б не события вчерашнего дня, Алан галопом поскакал бы к Оазису.

— Посещаем уже который Оазис, а всё без невест, — пробурчал Димитрий.

— Либера всё равно не нуждается в невестах, — фыркнул Матиас.

— Как это не нуждается? Им женихов привозят, что ли?

Вместо ответа Матиас поднес палец к губам и с загадочным видом сказал “ш-ш-ш!”. Тэн рассмеялся, а Димитрий выругался и пожелал, чтобы они оба провалились вместе со своими секретами. Он первым хлестнул лошадь и поскакал вниз по склону. Остальные устремились следом.

Менее чем за полчаса отряд приблизился к Черной границе вокруг Либеры. Море шумело совсем рядом, за полосой кустарников и груд высохших и побуревших на солнце водорослей. Волны облизывали мелкую темную гальку. Сразу за Черной границей начинался крутой склон с вырезанными в скале ступенями, а за склоном виднелись деревья и разноцветные черепичные крыши.

Пересекая границу, Алан смотрел налево, в сторону уходящей в море скалистой косы, служившей естественным молом, отсекающим ветер и натиск прибоя от берегов Оазиса. Если у либериан есть пляжи, то вода там тихая, как в пруду.

У начала лестницы Пилигримы слезли с лошадей и принялись подниматься по каменным ступеням, ведя груженых скакунов за поводья. Дело было непростое — один шаг в сторону, и можно сверзиться с приличной высоты; внимание путешественников занимал подъем, поэтому никто не ожидал, что их встречают.

Делегация встречающих выстроилась на каменной площадке на вершине лестницы. У Алана, преодолевшего последнюю ступень и поднявшего глаза, перехватило дыхание.

Матиас был прав: либериане отличались необыкновенной красотой. Все шестеро “делегатов”, на вид не старше восемнадцати-девятнадцати лет, больше походили на ожившие статуи своими идеальными пропорциями. Двое парней — широкоплечие, с узкими талиями; открытые загорелые лица с выразительными глазами, светлые волосы зачесаны в замысловатые прически. На крепких запястьях левых рук надеты зеленые браслеты. Парни были одеты в легкие белые рубашки без воротников и голубые саронги, а обуты в сандалии, сплетенные из тонких полосок кожи.

Четыре девушки, внешне очень разные, одинаково ослепляли нереальной, просто фантастической красотой, так что Алан и поднявшийся следом Димитрий на долгое время потеряли всякую способность соображать.

Одна из них, русоволосая загорелая нимфа с бесподобными миндалевидными очами, одетая в легчайшую полупрозрачную тунику, выступила вперед. Алан сначала уставился в ее глаза, потом, поняв, что может в них утонуть, перевел взгляд на искусную татуировку в виде тонких побегов какого-то растения на левой щеке нимфы, левой стороне шеи и, возможно, плече и спине. Красавица надела на шею Алану пышное ожерелье из розоватых цветов, от которых исходил одуряющий аромат. На ее левом запястье тоже имелся браслет — но не зеленый, а оранжевый.

— Приветствую вас, странники, от лица всех жителей Оазиса Свободы, — пропела она нежным контральто. — Мы вас ждали. Меня зовут Майя.

— То есть как это — ждали? — удивился Алан, в то время как три другие девушки надевали ожерелье на Пилигримов.

— Мы всегда ждём гостей, — ответила Майя, которую ничуть не смутил подозрительный тон Алана. В ее выразительных глазах появилось неуловимо лукавое выражение. Она точно пыталась показать ему, что понимает его беспокойство, но относится к этому с материнской снисходительностью. Майя указала — и жест ее был грациозен, как и любое другое ее движение, — на стойку с каким-то оптическим прибором под навесом. Прибор походил на ящик на треножнике и с линзами.

— Ждете? — тупо повторил Алан.

— Ждем и привечаем, — подтвердила Майя. — Никто не уходит недовольным.

— Я удивляюсь, что вообще кто-то уходит, — пробормотал Димитрий.

Он глядел масляными глазами на девушку, представившуюся как Тесса; она надела на него цветочное ожерелье. У нее были роскошные волнистые волосы цвета червонного золота, продолговатое лицо с высокими скулами, ярко-голубыми глазами и пухлыми губками. Откровенный взгляд Димитрия ее не пугал, скорее наоборот.

Матиаса обхаживала высокая красавица с более смуглой кожей, чем у остальных. Ее уши, нос и губы были проколоты серебряными и золотыми украшениями; очевидно, эта красота Матиаса совершенно заворожила. Она назвалась Матильдой. Тэн не сводил взгляда прищуренных глаз с Андромеды — миниатюрной, подвижной и очень улыбчивой красотки с ямочками на щеках.

После того, как знакомство состоялось, парни, которых звали Кристиан и Сальватор — впрочем, их имена мгновенно выскочили из головы Алана, — повели лошадей в конюшни, а девушки попросили Пилигримов следовать за ними.

Следовать за красавицами, зачарованно следя за ритмично перекатывающимися под туникой ягодицами, было очень просто и приятно.

“И почему Эмиль никогда не рассказывал об этом Оазисе? — задавался вопросом Алан. — Это же рай! Неужели боялся, что я здесь останусь, а он лишиться последователя? Да ну, глупости. Наверное, хотел, чтобы я посмотрел на Либеру сам. Или просто забыл: Эмиль побывал в тысяче Оазисов, всех в памяти не удержишь”.

По гладкой мраморной аллее между аккуратно подстриженных деревьев и кустов новоприбывшие и их спутницы достигли одноэтажного белокаменного здания с массивным порталом и колоннами по обе его стороны. Тонкие деревянные двери были распахнуты.

Внутри, в просторном и прохладном вестибюле с очень высоким потолком, Майя, Тесса, Андромеда и Матильда встали за мраморный стол. За их спинами блестело диковинное окно; оно было широкое, но невысокое, а за ним — тьма. В центре стола имелось углубление другого, более тёмного цвета. Формой оно напоминало левую человеческую ладонь. Алан мимоходом подумал, что углубление сделано не из мрамора, а из какого-то эластичного, слегка фосфоресцирующего вещества.

— Прошу вас, — обратилась Майя к Димитрию, который стоял ближе к центру стола, — положите сюда вашу ладонь.

— Это еще зачем? — напрягся Димитрий.

— Таковы правила нашего Оазиса. Не беспокойтесь, с вами ничего не случится.

Димитрий крякнул. Поглядел на спутников и положил ладонь в углубление.

Тотчас окно за спинами красавиц осветилось, на нем засиял причудливый узор, похожий на заросли плюща.

Майя улыбнулась и ловко надела на кисть Димитрия оранжевый браслетик с черным узором.

— Добро пожаловать в Либеру, Димитрий Каганович! Сейчас вам будет предложена комната, где вы сможете отдохнуть. За вами будет закреплена компаньонка. Теперь вы, пожалуйста, положите сюда вашу руку.

Тэн, улыбаясь во весь рот, с готовностью подчинился. В окне возник слегка другой узор.

— Добро пожаловать в Либеру, Тэн Тайджи-Ар, во второй раз за последние двадцать два года.

Тэн опешил.

— Это вы узнай по моей рука?

— Мы записываем данные всех Пилигримов, посетивших наш Оазис, — проворковала Андромеда. — И храним данные в течение одного поколения, то есть двадцать два года.

— Почему именно одного поколения? — спросил Матиас. Он выглядел донельзя сбитым с толку. Вероятно, во время первого посещения он был слишком очарован красотками Оазиса, чтобы задавать какие-либо вопросы.

— Потому что, — сказала Матильда, — одному и тому же Пилигриму дозволяется вступать в половые контакты с либерианами только один раз в поколение.

Кто-то тонко вскрикнул. Алан озадаченно взглянул на Тэна — именно он издал этот необычный звук.

— В прошлый раз вы об этом не говорили, — пробормотал Матиас. Они с Тэном растерянно переглядывались. — Получается, в этот раз мы не…

— У вас будут все привилегии гостей Либеры, — утешила его Тесса, — но без некоторых услуг. Отдых, питание, развлечение. Но компаньонки вам больше не полагаются. Ваши гены уже поступили в генофонд Оазиса, поэтому больше мы в них не нуждаемся в течение поколения.

— Поступили чего? Куда?.. — не понял Тэн.

— Но через поколение мне уже не нужны будут ваши “некоторые” услуги! — вскричал Матиас.

— Получается, вы тут уже пометили территорию, и больше вам ничего не светит? — Димитрий язвительно расхохотался. — А у нас с Аланом впереди веселые денёчки? Ха-ха-ха! Обломитесь, любители секретов!!!

Прелестные либерианки с сожалением покивали, глядя на вытянувшиеся физиономии Матиаса и Тэна.

— Подождите, — сказал Алан. — У вас двоих тут что, дети остались с прошлого визита? А вы даже об этом ни словом не обмолвились?

Обескураженный неприятным известием Матиас чуть ли не раздраженно ответил:

— Во-первых, наши детки есть в нескольких десятках Оазисов. И дети Эмиля тоже, кстати говоря. Да и у тебя тоже, Алан; думаешь, все твои выстрелы за последние года вышли холостыми? А во-вторых, либериане всегда оставляют себе отпрысков Пилигримов и не показывают отцам. Верно? — обратился он к девушкам. Они снова кивнули.

Алан был неприятно поражен, хотя ничего нового, в принципе, Матиас не сказал, кроме информации о правилах Либеры. Иногда во время ночных дежурств, оставаясь наедине с мыслями, он размышлял, что девицы вроде Фрейи из Грейстоунхилла могли оставить себе после свиданий с Пилигримами нечто более материальное, нежели сладкие воспоминания. Он старался не развивать тему.

Правда, подозревать, что где-то растут твои дети, или знать это точно, но совершенно не волноваться по этому поводу — вещи разные. Его неприятно поразил цинизм и равнодушие друзей. Алан поспешил напомнить себе, что он — Пилигрим, дитя свободы, рожденное для Дороги, а не Дома. И всё-таки на задворках сознания закопошилась мысль, что он еще недостаточно заматерел, чтобы всей душой принять все аспекты жизни Пилигримов, включая поразительное безразличие к собственным потомкам. Или он стал сентиментальным после общения с Кассией? Стал смотреть на мир через призму женского восприятия и представлять, как она оценит тот или иной его поступок?

Он кисло посмотрел на прекрасных девушек Либеры.

— Так вы и получаете свежую кровь, без женихов, — сказал он. — Пилигримы приходят, делают своё дело, а вы оставляете детей? Семей у вас, стало быть, нет?

— У нас есть интернаты, — тут же ответила Майя. — Прошу вашу руку, уважаемый Алан Аркон.

Спустя каких-то полчаса терзания и рефлексии по поводу гипотетических детей у Алана бесследно испарились. Он лежал в громадной круглой ванне из ослепительно-белого фарфора, вода была почти неощутима и невесома благодаря идеально подобранной температуре, а пузырьки из крохотных отверстий в ванне приятно щекотали и массировали тело.

Пузырьки не единственные массировали Алана. Рядом с ним расположилась бронзовокожая красавица-компаньонка по имени Виолетта. Совершенно нагая и ничуть этого не смущающаяся, она сидела в ванне напротив и делала точечный массаж ступней. У Виолетты были светлые, почти белые волосы, брови и ресницы, которые контрастировали с загорелой кожей и создавали потрясающий эффект.

— Что значит этот браслет? — спросил Алан, чтобы хоть как-то отвлечься от дикого желания немедленно, тут же в ванне овладеть этой посмеивающейся блондинкой.

— Свободный гость Либеры с полным набором услуг, — тотчас отозвалась Виолетта. Или просто Ви, как она рекомендовала себя называть. — Оранжевый цвет означает свободного человека. Этот узор означает полный набор услуг и то, что ты гость.

— Следовательно, надпись на браслетах Матиаса и Тэна значит ограниченный набор услуг? — хмыкнул Алан.

— Я не видела их браслетов, но думаю, да. — Ви обольстительно улыбнулась ему. Видно, ждала его дальнейших пожеланий, насчет которых не сомневалась. Но Алану хотелось выяснить кое-что. А заодно полюбоваться формами Ви.

— А твой зеленый браслет что значит?

Она на миг оторвалась от массажа и подняла левую руку с браслетом. С легким вздохом взглянула на него.

— К сожалению, я еще не Свободный житель Либеры, я — на этапе Прислужниц. Мне нужно пройти посвящение.

— Какое посвящение?

— Ну, мне должно исполниться девятнадцать лет, — охотно принялась перечислять Ви, — я не должна иметь ни одного замечания от Свободных, которым прислуживаю, выполнять все задания и… И должна пройти Селекцион второго уровня. Это что-то вроде отборочной комиссии.

— А Селекцион первого уровня ты уже прошла?

— Да, — Ви захихикала. — Только я этого не помню.

Алан открыл рот, чтобы спросить, почему она не помнит Селекцион первого уровня, но Ви, закончив со ступнями, взялась за ноги повыше. Возбуждение невозможно было скрыть, но Ви была невозмутима, будто каждый день мыла в ванной Пилигримов. Хотя не исключено, что так оно и было.

— Ты должна… — Алан замялся. — Э-э-э… забеременеть от меня, да?

— О да, — прошептала Ви. — Хочешь сделать это прямо в джакузи?

— Где? — не понял Алан. Впрочем, это уже было неважно.

Дальше разговор не задался. Удивительно, что он вообще начался.

В список услуг Свободного гостя Либеры, кроме купания в ванне с пузырьками под названием джакузи, о которой вспоминал Тэн в Дебрях, входило следующее: купание и загорание на пляже; игры с местными жителями в мяч; питание и алкогольные напитки; лечебные и эротические массажи от компаньонки; купание в горячих источниках, пар от которых висел над Оазисом. И много другое, до чего Алан в первый день не добрался.

Его поселили в светлом и уютном домике посреди благоухающего сада. В распоряжении Алана и компаньонки Ви были две просторные комнаты, спальня и гостиная, гигантская ванная и столовая. Легкий сквозняк развевал полупрозрачные занавески, скрывающие большие, от пола до потолка, окна. Алан щеголял в белой рубахе без воротника и саронге, как и остальные либериане-мужчины.

Ви не давала ему соскучиться, и он даже ни разу не вспомнил о приятелях и — стыдно признаться — Кассии.

Ему просто не верилось, что существует такой потрясающий Оазис. Если у тебя статус Свободного жителя, ты волен делать всё, что угодно, или не делать ничего вовсе.

Он задался вопросом: а что если какой-нибудь Пилигрим захочет остаться в Либере навсегда? Выгонят ли его либериане? Но Алан тут же ответил сам себе: нет, ни один Пилигрим не останется в одном Оазисе навсегда, пусть даже этот Оазис — Либера.

Здешние жители совсем не стыдились наготы — что неудивительно с их безупречными телами. Порой они разгуливали без одежды по центру похожего на сад Оазиса, и никто не обращал на это внимания. Алан, который то и дело краснел, сообразил, почему в Зэн Секай Тэн подчеркнул, что либериане очень загорелые.

Ближе к вечеру, сидя в гамаке в беседке с видом на море, Алан вспомнил об Осаму. Когда он спросил о нем, Ви нахмурила белесые брови, похожие на крылья чайки, и уточнила:

— Мальчик, почти юноша, белый, как ты, сбежавший из родного Оазиса? Нет, исключено. Разве что…

— Что?

— Нет, ничего, — твердо сказала Ви. — Никакие мальчики, почти юноши, не будут покидать Либеру, чтобы прийти в Зэн Секай. Говорят, это ужасное место, где живут одни убийцы.

— О да, — согласился Алан.

— Расскажи мне о своих путешествиях! — заулыбалась Ви, доверчиво облокачиваясь о колени Алана и заглядывая в лицо снизу вверх. Она сидела на низком стульчике возле гамака. — Где ты бывал, какие чудеса встречал в Оазисах?

Виолетта слушала с таким непритворным интересом, вскрикивая или смеясь в нужных местах, что Алан увлекся, проболтав до наступления ночи.

Глубокой ночью, лежа на просторной постели, слушая отдаленный рокот моря, вдыхая жаркий влажный воздух и ощущая плечом локоны Ви, Алан думал о дальнейших планах. Итак, по мнению Ви, Осаму не мог прийти из Либеры. Откровенно говоря, Алан и сам не в силах был представить, чтобы кто-то добровольно ушел из этого потрясающего Оазиса. Проклятье, могли ведь эти двое, Матиас и Тэн, которые бывали здесь прежде, предупредить, что из Либеры вряд ли кто-нибудь сбежит в Зэн-Секай! Так нет же, приспичило им играть в сюрпризы! Из-за этого он рассорился с Кассией и лежит здесь, вдали от нее…

…рядом с этой сногсшибательной малышкой! Алан повернул к ней голову, Ви крепко спала на животе, согнув одну ногу и вытянув руку под подушкой. Тварь бы побрала перипетии судьбы! Он винит друзей за то, что они не сказали ему о Либере, хотя сам же и уперся тогда у реки, в беседе с Кроваком. Сожалеет о расставании с Кассией, но без зазрения совести развлекается с либерианкой Виолеттой.

Что с ним происходит? Раньше мотивы его поступков были ясны и невинны, а сейчас он решительным образом сам себе не нравился. Он всегда считал себя человеком хорошим; так ли это сейчас?

“…никто — ни преступники, ни святые — не становятся таковыми без нужной обстановки, без определенных условий, — всплыли в памяти слова Эмиля. — Всегда нужна плодородная почва”.

Плодородная почва есть — вот она, огромный Оазис, в котором нет моральных запретов, нет табу. Если у тебя браслет Свободного гостя или жителя, в твоих правах делать почти всё. Или не делать ничего. Как в таких условиях сохранять верность той, что далеко?

“А еще ты говорил, что нет на свете единого закона, который бы однозначно причислял одних людей в законопослушные граждане, а других — в преступники”, — добавил про себя Алан, обращаясь к Эмилю.

Но для Оседлых всё гораздо понятней, в каждом Оазисе свой свод правил. Соблюдай их, и всё будет отлично. А как быть Пилигримам? В Оазисах они подчиняются местным законам, но как поступать с другими Пилигримами, в Дебрях? Каким моральным правилам следовать?

У Пилигримов есть, конечно, определенные правила, но они больше касаются дележки товара и золота, а не таких тонких материй, как отношения с Пилигримами-женщинами.

Несмотря на усталость и обилие впечатлений, сна не было ни в одном глазу. Алан почувствовал необходимость разобраться в своих мотивах, планах и вообще всей той помойке, что скопилась в голове за последние недели.

Что он испытывает к Кассии теперь, когда она далеко не единственная женщина в его окружении, когда ее близость не туманит его рассудок и когда его естественные мужские потребности удовлетворены за прошедший день, вечер и ночь целых пять раз?

Крякнув, он встал и тихо вышел из домика. Сквозь ветви пальмы и лимонного дерева просачивался желтоватый свет фонаря. Ветерок, уже не такой жаркий, как днем, но весьма теплый, обдувал его голое тело. Рокот моря заглушали заунывные крики диковинной тропической птицы.

Он думал о Кассии. Не мог не думать о ней. Даже сейчас, когда он — Свободный гость Либеры с полным набором услуг, а одна из этих услуг лежит в спальне, готовая к любым его причудам…

Он думал о Кассии, и она не желала уходить из головы.

“Получается, я ее люблю? — спросил себя Алан. — Или это болезнь, навязчивое желание, усиливающееся из-за того, что своевременно не утолено?”

Ему в который раз вспомнился спор с Кроваком и Омаром о том, куда идти. Стефан несколько раз подчеркнул, что убийца Осаму не мог выйти из Либеры; либериане, сказал он, совсем не воинственны. Но Алан заупрямился, стал спорить и проиграл. Хотел ли он, чтобы Кассия передумала и отправилась с ним, чтобы мысль покинуть его вовсе не приходила ей на ум? Да. Хотел ли он прямо запретить Кассии уходить от него? Нет. Он хотел, чтобы у нее оставался свободный выбор, и она выбрала Алана…

Очень эгоистично, с одной стороны.

А с другой, раньше он никогда не сталкивался с такими задачами. Все его общение с женщинами ограничивались мелкими интрижками с доступными Оседлыми девицами. А долгосрочным планированием занимался Эмиль.

Так не пора ли начать решать новые задачи?

Алан вздохнул. Что толку думать? Осаму пришел явно не отсюда, оставаться надолго здесь не имеет смысла. Нужно спешить в Амазонию или Хэйдиал, если Кровак уже двинулся дальше. Спешка явно не понравится Димитрию, да и Матиасу и Тэну с их ограниченным набором услуг — тоже.

С неспокойным сердцем Алан вернулся в спальню, лег рядом с Ви и через несколько минут уснул. Утро вечера мудренее.