Оазисы (СИ)

Глава 14. Белая стена

Потрясенный до глубины души, Алан бегал из угла в угол по столовой в гостевой деревне Амазонии, а остальные Пилигримы молча и хмуро следили за ним, сидя вокруг стола с остатками ужина.

Снаружи было уже темно, но не слишком поздно — в тропиках темнеет рано. Вокруг нескольких светильников носились ночные бабочки, в цветочном поле за стенами дома стрекотали сверчки и звенели цикады, а со стороны окруженного лесом озера доносились музыка, вопли, крики, аплодисменты и звон оружия. В разгаре был Праздник Сватовства, на котором амазонки сражаются за своих временных мужей.

— Но почему, — начал неуверенно Димитрий, — у этого распроклятого Осаму зуб на тебя, Алан? Чем ты ему успел досадить?

— Не знаю, — раздраженно отрезал Алан. Этот вопрос ему задавали уже раз пять, а он сам задавался им гораздо чаще.

Всё его существо рвалось немедленно отправиться в погоню, но разумом он понимал, что это глупо и бесполезно.

— Он хочет, — своим звучным голосом проговорил Матиас, — этот Осаму, чтобы Алан последовал за ним. Не будет ли ошибкой идти у него на поводу?

— Любое действие будет ошибкой, — пробормотал Алан в отчаянии. Он уже думал об этом. Последовать за Осаму — значит загнать себя в ловушку. Не пойти — обречь Кассию и Кровака с товарищами на неведомую судьбу. Человек, уничтоживший целый Оазис и не проявивший никакого раскаяния, убивший Эмиля Ламара и по какой-то таинственной прихоти оставивший в живых Алана, совершит всё, что угодно.

— В любом случае, мы должны быть едины, — продолжил Матиас, и Алан остановился, воззрившись на него. Ему не хватало этих слов. — Если Осаму заманивает Алана в Парадайз, мы пойдем в Парадайз. Очевидно, у него была масса возможностей уничтожить нас, но ему нужно что-то другое. Вероятно, некие знания, которые ведомы только тебе, Алан, пусть ты не осознаешь этого полностью. А пока ты ему нужен, он не причинит вреда Кассии и нашим друзьям.

Алан неуверенно улыбнулся. Хотелось бы верить, что Осаму не повредит Кассии. В сущности, ничто не мешает Рыцарю Дебрей убить ее и держать Алана в неведении. Алан сжал кулаки.

— Нам грозит опасность, — проговорил он. — Опасность неведомая. Никогда прежде Пилигримы и Оседлые не сталкивались с такой угрозой. Мы все должны осознавать это. Я не буду пороть горячку, хотя сердце мое разрывается… Мы возьмем плату у королевы и отведем принца в Парадайз. Наверное, там нас будет ждать Рыцарь Дебрей. Если кто-то из вас захочет уйти…

— Хватит пороть чушь! — рявкнул Димитрий и ударил кулачищем по столу, чуть не развалив его надвое. — Если мы разбежимся, то он перехлопает нас по-очереди, как тараканов! Но если уж ему приспичило поиграть в кошки-мышки, быть посему. Мы пойдем в Парадайз и посмотрим ему в глаза.

— Ингвар не говорить, — сказал Тэн, — что Осаму поставь какой-то срок. Он просто передай слова Осаму, что он уходи в Парадайз с пленниками. И что Омар — предатель.

— Скотина, — прорычал Алан, невольно хватаясь за рукоять шпаги. — Я его прибью с бóльшим удовольствием, чем самого Рыцаря Дебрей!

— А я бы с ним для начала поговорил, — безмятежно сообщил Матиас, развалясь на стуле. — Чем же его увлек Осаму?

— Тем же, чем он пытался увлечь остальных, — процедил Алан. — Всеми этими разговорами о свободе для всех.

— Думаешь, Омар из тех, кто мечтает о свободе для всех? — фыркнул Матиас, но Алан не ответил. Вместо этого спросил:

— Кто такой Тиберий? Омар обманул своих, сказав им, что на караван Тиберия напали.

— Один из старых Пилигримов, — ответил Матиас. — Кажется, он старше нашего Эмиля… Однако крепкий старик. Давно его не встречал. Последнее, что я о нем слышал — это то, что у него родился сын от Оседлой, и он тоже Пилигрим. Повезло. Они вместе путешествовали по Дебрям.

Алан чуть заметно вздрогнул. Вспомнился рассказ Эмиля о сыне Бато в Оазисе Индренис. Как Бато погиб, воображая себя Пилигримом…

Эмилю вечно не везло.

Не то что неведомому Тиберию…

— Ладно, — вздохнул Алан. — Давайте спать, друзья. Завтра рано вставать. На Праздник Сватовства кто-нибудь пойдет?

Димитрий и Тэн переглянулись.

— Я только краешком глаза гляну, как бабы деруться, — сказал Димитрий. — И вернусь.

— А я спать лягу, — сказал Матиас.

Тэн поддержал его:

— Я тоже лечь отдыхай. Как драться бабы, я видеть в детстве в гарем мой отец. Ничего интересно, лишь много шум.

Взошедшее солнце следующего дня встретило Пилигримов уже в Дебрях, когда они двигались на северо-запад, прочь от моря и кратера с Оазисом амазонок.

Принц Хорвэш ехал на выделенной матерью каурой кобыле, окруженный Пилигримами, с восторгом таращась вокруг.

К коню Тэна была привязана еще одна кобыла — без всадника, но нагруженная провизией, немногочисленными вещами принца и бурдюками с водой. Королева Шэди отправила бы с Пилигримами целый караван с вещами принца, но Хорвэш заупрямился — сказал, что в Парадайзе все эти вещи ему не понадобятся и лишь отяготят проводников. Королева подчинилась, расцеловала сына и умчалась на своей лошади без сопровождения с такой стремительностью, что Алан подумал: она просто не хочет, чтобы видели ее слезы.

Седельные перекидные сумки Пилигримов приятно отяготились золотом. Однако настроения Алана это обстоятельство особо не улучшило. Терзала тревога за Кассию… Алан в который раз казнил себя за слабохарактерность, позволившую ему отпустить ее с караваном Кровака. Он поклялся себе больше никогда не совершать подобных промахов.

Ехали молча, поскольку все, кроме Тэна, насвистывающего под нос, плохо выспались. Принц был слишком увлечен разглядыванием Дебрей с колодцами Тварей, Димитрий, который вернулся довольно поздно, похрапывал прямо в седле, а Алан, спавший этой ночью в высшей степени скверно, предавался тяжким размышлениям.

Мучил вопрос: что общего у него и Рыцаря? Зачем Алан этому убийце? Почему Осаму помиловал его тогда, в Санти? Только лишь потому, что Рыцарю понравилось имя Алана? Чушь.

Наверное, Алан кого-то напомнил Рыцарю с его больным рассудком. Или они когда-то встречались и Алан ему как-то досадил?

Алан не припоминал, чтобы у него за всё время кочевой жизни завелись хоть сколько-то серьезные враги. Пока он странствовал, у него не случилось сколько-нибудь значительного конфликта в Оазисах или за их пределами. Разве что та битва на островном Оазисе Могучего Момоа, оставившая память в виде белесого шрама под левым глазом…

Глупо тогда вышло. И Пилигримы, и островитяне перебрали жуткого местного зелья, которое изготавливалось из какой-то особенной разновидности водорослей, и во время Празднества Сватовства из-за сущей мелочи возникло небольшое побоище. Драка быстро угасла, и стороны помирились.

Не может быть, чтобы кто-то из тех, кого Алан угостил хорошим тычком, проникся к нему настолько сильной неприязнью, что посвятил всю жизнь мщению, попутно обнаружив в себе способности Пилигрима и уничтожив целый Оазис.

Алану вспоминались женщины, которые дарили ему свою любовь в разных Оазисах. На ум не приходило ни одного случая, чтобы кто-либо из них был обижен — Оседлые женщины прекрасно понимают, что Пилигрим никогда не останется с ней на одном месте…

Нет, Рыцарь Дебрей — определенно не женщина. Алан помнил его голос — тогда, давным-давно, у еще теплого тела Эмиля. Рыцарь посоветовал Алану подумать о будущих детях, которые могут родиться Оседлыми. Осаму говорил тогда шепотом, но голос без всякого сомнения принадлежал мужчине.

И Анниса не перепутала бы женщину с мужчиной…

— О чем задумался, Алан? — негромко спросил Матиас, поравнявшись с Вихрем.

— Я думаю о Рыцаре Дебрей. Самое страшное в нашей ситуации — то, что мы не знаем его целей относительно меня… Мы знаем, что он хочет подарить свободу для Оседлых, считая Оазисы тюрьмами, но я-то зачем ему понадобился? Да и Рыцарь Дебрей ли этот Осаму? Может, это разные люди?

— Мы ни в чем не уверены, — мягко произнес Матиас. — Но я убежден только в одном: между тобой и Рыцарем есть связь. Когда ты обнаружишь эту связь, ты найдешь Рыцаря.

Алан мрачно промолчал, глядя на дорогу перед собой. Он отметил, что Матиас сказал “ты обнаружишь”, а не “мы обнаружим”. Но Матиас тут же добавил:

— А мы поможем тебе.

“Жениха” Пилигримы сопровождали только одного, но хлопот от него было не меньше, чем от десятка. Хорвэш совершенно не представлял, что такое самостоятельная жизнь и тем более жизнь кочевая. Во время первого же привала его высочество изволил прогуляться за пределы крохотного участка, защищенного Ожерельем Невест. Матиас спохватился первым и привел принца из-за кустов в крайне возмущенном состоянии — оказалось, что Хорвэш не считает достойным своего высокого положения мочиться при всем народе. Он так громко возмущался, что Матиасу пришлось дать ему легкий подзатыльник, чтобы не привлекал внимание Тварей.

К удивлению Алана, Хорвэш ничуть не обиделся, а даже восхитился жесткости и грубости Пилигрима. Он еще не привык, чтобы мужчины проявляли характер.

Во время второго привала принца привела в недоумение тушка кролика — ранее ему доводилось вкушать либо Амброзию в разнообразном виде, либо отделенное от костей чистейшее мясо. Тэн, обмениваясь с Димитрием смеющимися взглядами, принялся охотно учить принца, как нужно обгладывать кости.

“К тому времени, когда мы прибудем в Парадайз, — подумал Алан, — они научат его грызть кости, мочиться при всех и вытирать сопли о всё, что под руку попадется”.

Собственно, такая перспектива беспокоила не особо. Волновало другое: необходимо достичь Парадайза как можно скорее, еще до того, как Хорвэш пройдет полный курс этики Пилигримов. Впрочем, надежды на это мало. Принц не мог долго ехать в седле, жалуясь на мозоли на заднице, а заставлять его скакать молча и не останавливаться на отдых мешала совесть — как-никак за сопровождение заплачено более, чем щедро.

Посему Алану оставалось наблюдать, скрипя зубами, как принц разглагольствует во время очередной остановки о вещах, которые, в сущности, не должны особо трогать юнца, проведшего беспечную жизнь.

Хорвэш любил размышлять о свободе, но делал это не так, как Рыцарь Дебрей. Хотя даже простое упоминание свободы заставляло сжиматься сердце Алана. Свобода, по Хорвэшу, заключалась не в способности перемещаться куда угодно по Дебрям, а в количестве ее степеней. Алан плохо понимал, что он имеет в виду, да и не прислушивался особо.

— Вот в Амазонии, — вещал принц, — у меня была только одна степень свободы: идти в пещеры добывать Амброзию. Выбора не было!

— Неправда, — встрял Тэн, который слушал Хорвэша с большим интересом. — Ты три раза в неделя ходи к женщина, делай дети.

Принц скривился.

— Как животное… Вы так радуетесь возможности совокупиться с другим представителем рода человеческого, будто это единственное, ради чего вы появились на свет. Спариться, набить брюхо и сладко поспать — вот о чем мечтает большинство, подобное животным. Но меньшинство, у кого есть мозги, не таково!

— И каково же меньшинство? — с улыбкой спросил Матиас.

Хорвэш с грустным видом крутил в руках бесполезный в Дебрях прибор с двигающимися картинками. Здесь он, понятное дело, не работал.

— Меньшинство мечтает о радостях, которые дарованы радостями разума. А возможности разума гораздо значительней возможностей тела. Вот вы, Пилигримы, думаете, что свободны? Вовсе нет. Вся ваша свобода — это Дебри. На самом деле вы прикованы к ним, как мы прикованы к родному Оазису.

Алана словно что-то неприятно кольнуло — в словах мальчишки был резон.

— Но мы можем остаться в любом Оазисе на свой выбор, — возразил Димитрий.

— И долго вы там просидите, зная, что можете в любой момент его покинуть? — вопросом на вопрос парировал Хорвэш.

— Хмм, — пробурчал Димитрий, оглаживая рыжую бороду.

— Рано или поздно вы станете Аляракуллами, которые ищут, но не находят свой дом. Или же быть вам Странниками. То есть Пилигримами, как вы зовете себя сами. В итоге мы видим, что свободы у вас не так уж и много!

Алан помрачнел еще больше, хотя и так не светился от счастья последние часы. Упоминание Аляракулла испортило настроение окончательно.

Но Димитрий, как и положено не слишком сообразительному человеку, не сдавался и продолжал спорить:

— И что ты нам предлагаешь, мальчик?

— Для вас? Не знаю. Перед вами все четыре стороны света, идите куда хотите. Лично я считаю, что слишком большой выбор не лучше, чем полное отсутствие выбора. Что касается меня, то я буду жить в Парадайзе, а там для того, кто умеет мыслить, полное раздолье!

— В одном Оазисе? В тисках Черной границы?

Хорвэш улыбнулся.

— Даже в тисках Черной границы можно построить свободное человеческое сообщество.

Местность между тем менялась: растительность становилась всё более чахлой и редкой, зато чаще встречались обширные пустоши с жалкими колючими кустиками, едва живыми в отсутствие воды и под палящими лучами безжалостного солнца. Постепенно пустоши слились в одну бескрайнюю каменистую пустыню, усеянную отвесными скалами и наклонными гигантскими камнями, навеки застрявшими в грубой сухой земле.

Море осталось далеко на юге и больше не напоминало о себе соленым запахом и свежим влажным ветром. Ветер сделался сухим, порывистым, швыряющим мелкий песок в глаза, дующим, казалось бы, сразу со всех сторон одновременно.

Завывание ветра, от которого дрожали редкие колючие кусты, и выбеленный солнцем однообразный пейзаж удручали. Однако к концу первого дня путешествия, как по заказу, впереди зазеленело пятно, оказавшееся крохотным живым оазисом с чистым родником и травой, на которую Пилигримы сразу же отправили пастись распряженных лошадей. Затем быстро соорудили Ожерелье.

— Раньше мы делали Ожерелье Невест, — сказал Димитрий, набирая в бурдюк воды из родника, — а теперь Ожерелье Одного Жениха. Ха-ха! Куда катится мир?

Тэн напился, встав на четвереньки и погрузив губы в воду, как корова. Когда-то, в ответ на замечание друзей, он ответил, что, зачерпывая воду ладонью, человек замутняет ее, поднимает со дна сор и просто-напросто расплескивает драгоценную жидкость куда ни попадя. Если же пить по-коровьи тихо, не взбаламучивая воду, не расплескивая ее, всасывая ртом, то от этого будет всем хорошо — и человеку, и зверям, и природе в целом. И вообще, человека человеком делают добрые поступки, а не то, как он пьет. После такого ответа никто больше не пытался делать Тэну какие-либо замечания. Алан про себя отметил, что хитрый кочевник прав.

Напившись, Тэн звучно рыгнул, пригладил редкие перышки усов, развалился прямо на травке под кустом с плоской вершиной и очень мелкими, колючими листочками, и зажмурился, как сытый кот.

— Какой дивный место! — пропел он. — Как грамотно создавай боги наш мир!

Хорвэш, который проигнорировал попытку Матиаса помочь и тщетно, но упрямо пытался расседлать кобылу, тут же отреагировал:

— Почему тогда боги не дали свободу всем людям?

— Может, потому, что большинство людей ее не заслуживай? — хихикнул Тэн, не раскрывая глаз.

— А разве не от богов зависит, заслуживают люди чего-либо или нет? — запальчиво выкрикнул Хорвэш, наконец сдернув с кобылы седло и чуть не упав при этом.

Тэн открыл было рот, но так и не нашелся, что ответить.

Зато в разговор вступил Алан:

— Ты думаешь, Хорвэш, что боги создали нас такими, какие мы есть, и наказали за это? По мнению Оседлых, мы, Пилигримы, не в силах найти покоя, а Оседлые для нас, Пилигримов, — пленники Черной границы. Это несправедливо, но всех все устраивает… Почти всех.

— Вы смирились с положением дел, вот и всё, — парировал дерзкий мальчишка. — Привыкший к кандалам прославляет красоту своих кандалов. Что касается богов, то, по-моему, они — злые детишки. Всемогущие, но всё же детишки, которые играют в свои злые игры. А мы для них — деревянные или глиняные куклы. И нет никакой мировой справедливости для обычной куклы. Когда богам надоедает играть, они выбрасывают куклу, как старый хлам.

Тэн выратащил глаза, Димитрий хмыкнул, Матиас покачал головой, а Алан помрачнел. Никто из них не придумал достойного ответа.

С первым светом едва забрезжившей зари путешественники снова двинулись в путь.

Пустыня вокруг выглядела более безжизненной, чем накануне, более не встречались чахлые колючие кусты. Вздымались песчаные барханы, словно застывшие волны янтарного моря, с их верхушек ветер срывал кисейный шлейф мельчайшего песка.

Лошадям было трудно передвигаться, копыта проваливались в песок, и Пилигримы с принцем спешились, шли рядом, держа поводья. Люди накинули капюшоны, чтобы спастись от беспощадного солнечного зноя.

Наверняка Алан повернул бы назад, если бы с самого утра они не видели цель своего путешествия. На самом горизонте, покачиваясь от марева, белела циклопическая белая стена от горизонта до горизонта.

— Я слышал от старых Пилигримов, — прокричал Матиас, перекрывая шум ветра, — что Парадайз окружен огромной стеной!

— Им не хватай Черный граница? — удивился Тэн.

— Это вам не ворота Санти, без забора, ха-ха! — сказал Димитрий и замолк, отплевываясь, — в рот попал песок.

Больше никто не разговаривал. Хорвэш устал, но упрямо шагал вперед, ведя коня. В полдень стена приблизилась, нависая над крохотными людишками огромным белым монолитом без начала и конца. Единогласно приняли решение не останавливаться на обед, тем более что больше родники им не попадались. Хотелось быстрее дойти до Стены.

“Идти к этой стене — всё равно что бежать за облаком, — подумалось Алану, — вроде близко, но по мере твоего движения она как бы удаляется от тебя”.

Хождение по сыпучему песку утомляло; непостоянный ветер норовил то откинуть капюшон, то бросить пригоршню песка в глаза или рот; Алан не припоминал, чтобы раньше ему доводилось участвовать в столь неприятном путешествии.

Временами он озирался по сторонам. Картина всюду одинаковая — желтые барханы до самого горизонта, с миражами в виде черных причудливых существ на длинных тонких ногах, или райских пальмовых кущ, или сверкающей поверхности моря…

Но даже здесь были колодцы Тварей. Поэтому надо оставаться бдительным. Глупо потерять принца перед самыми вратами в Парадайз.

Наконец, когда их тени впереди удлинились, они приблизились к подножию колоссальной стены, на которую нельзя было смотреть без легкого головокружения. Чудилось, она уходит вверх, в самые небеса и подпирает лазурный свод.

Вдоль стены пролегала Черная граница. У Алана сложилось представление, что матовая, неестественно гладкая поверхность границы плавно перетекает в такую же неестественно гладкую белую поверхность Стены.

— И где здесь вход? — спросил Матиас. — Кто-нибудь видел дверь, когда мы подходили? Я — нет.

Остальные покачали головами. Алан надеялся, что вход обнаружится при ближайшем рассмотрении, но поверхность Стены была совершенно монолитна.

Они прошли по Черной границе вдоль Стены, ведя лошадей под уздцы. По крайней мере, тут Хорвэш в безопасности от Тварей и не нужно постоянно быть настороже.

— А они не слишком-то гостеприимные, а?! — возмутился Димитрий. — Закрылись от всего мира такой высоченной стеной! Зачем она им? Им что, стыдно показаться остальному миру?

Стоящий рядом с Аланом Хорвэш негромко заговорил:

— Здесь пустыня с песками и ветрами. А Парадайз — высокоразвитый Оазис. Неудивительно, что они отгородились от мира. Наверняка у них там не так жарко, пыльно и гадко, как здесь…

Тэн, задирая голову так, что капюшон свалился за спину, смотрел на Стену и цокал языком:

— Как они построй такой высокий стена? Из какой камень они это сделай? — Он осторожно прикоснулся к белой гладкой поверхности ладонью. — Она холодный! Хотя на нее свети солнце!

Все тут же потрогали Стену и убедились, что она действительно холодная, хотя заходящее солнце светит прямо на нее.

— Колдуны, — буркнул Димитрий. — Негостеприимные причем…

— Если колдуны, значит, надо просто проговорить заклинание! — весело сказал Матиас.

Он положил черную ладонь на белую поверхность и звучно, явно играя на публику, провозгласил:

— О, Великая Белая Стена! Откройся и впусти нас, добрых честных Пилигримов, иначе нам придется идти назад по этой мерзкой пустыне!

Тэн и Димитрий разинули рты.

Небольшой квадратный участок стены под ладонью Матиаса вдруг засветился мягким фиолетовым светом, затем в непроницаемом материале плавно протаял квадратный проход, сквозь который легко проехал бы караван верхом на лошадях. Впечатление было такое, словно материя Стены рассыпалась в очень мелкий белый песок, который всосался вниз, в стороны и вверх. Матиас от неожиданности чуть не потерял равновесие. Он отскочил, уставясь на длинный, освещенный мягким светом квадратный тоннель, ведущий, казалось, в бесконечность.

— Они нас услышали! — поразился Димитрий. — Колдуны услышали!

— Поехали, друзья, — как можно более будничным тоном сказал Алан, делая вид, что ничуть не потрясен этим чудом.

Пилигримы и принц неуверенно вступили в тоннель, чьи идеальные геометрические формы внушали какой-то потаенный ужас, ибо в природе не бывает таких ненормально идеальных форм. Копыта лошадей зацокали по твердой поверхности. Когда путники преодолели десяток шагов, позади зашуршало, и Алан, обернувшись, обнаружил, что вход в мгновение ока “зарос” магическим песком, который превратился в непроницаемую стену.

— Тварь меня раздери! — сказал он.

Что ж, Оазис, несомненно, колдовской, но все же Оазис, жители которого не могут переступить Черную границу без риска познакомиться с Тварями. И все их чудесные технологии в Дебрях превратятся в хлам. Жители Парадайза нуждаются в услугах Пилигримов, иначе не впустили бы их; а раз так, то с ними будут обходиться по меньшей мере вежливо.

Когда они преодолели еще несколько десятков шагов, зачарованно слушая эхо шагов и цокота копыт в почти полной тишине, впереди вспыхнул радужный свет.

Они замерли.

Прямо в воздухе перед ними кружились светящиеся цветные и объемные изображения голов улыбающегося мужчины, женщины, ребенка, старика, старухи и лысого и безбрового существа неопределенного пола и возраста. У всех были закрытые глаза, губы изгибались в безмятежной улыбке, и непонятно было, живы они или нет.

Мягкий бархатный голос, который мог принадлежать сразу и мужчине, и женщине, проворковал:

— Прошу выбрать образ гида!

— Образ гида, говорит, выбрать надо! — встрепенулся Димитрий. — Давай мужика выберем, хватит с нас баб!

И, не дожидаясь реакции товарищей, показал пальцем на трехмерное изображение мужской головы.

Тотчас все остальные изображения погасли, а под головой мужчины материализовалось тело, сначала светящееся, затем приобретшее обычный вид.

Пилигримы во все глаза таращились на стоявшего перед ними вполне обычного молодого мужчину с волнистыми светлыми волосами, зачесанными назад, ясным взором, одетого в светлую свободную рубаху и темные штаны.

Алан поймал себя на желании потыкать в него пальцем, чтобы удостовериться в его вещественности.

— Добро пожаловать в Парадайз, уважаемые Пилигримы, — негромко произнес гид, обводя гостей взглядом и улыбаясь.

Вместо ответа Тэн тыкнул его в грудь луком — лук прошел насквозь, не встретив препятствия. Тэн охнул.

— Какова цель вашего прибытия? — вежливо продолжал гид, сделав вид, что не заметил вопиющей невоспитанности Пилигрима.

Алан обрел дар речи:

— Мы… э-э-э… привезли одного человека…

Мимо него вперед выбрался принц Хорвэш:

— Я на постоянное место жительства, — объявил он и помахал магической досточкой, по поверхности которой снова забегали знаки и многоугольники. — Я читал, что это возможно, что вы принимаете переселенцев.

— Принимаем, — невозмутимо ответил гид, — но вы должны пройти экзамен, чтобы получить рейтинг доступа к ресурсам Парадайза.

— Где-то я уже это слышал, — проворчал Алан. — В Либере тоже не всем всё позволялось. А если он не пройдет никакие экзамены? Его заставят работать как раба? Или выгонят из Оазиса?

Хорвэш уставился на Алана дикими глазами.

Гид покачал головой.

— Нет, но его доступ к возможностям Оазиса упадет до минимальных показателей, и также будет ограничена свобода передвижения.

— До размеров одной человеко-капсулы… — обреченно вздохнул Хорвэш, будто уже успел разом провалить все экзамены.

— Что? — удивился Алан.

Гид улыбнулся еще шире прежнего.

— Я всё объясню по ходу нашего с вами общения. Уважаемые Пилигримы, позвольте уточнить: намерены ли вы оставаться в Парадайзе на некоторое время? Оазис предоставляет вам высокий рейтинг на период в семь дней.

Димитрий пихнул Тэна в бок и шепнул:

— Глядишь, тебе здесь что-нибудь обломится, а? Не то что в Либере! Хотя в Амазонии тоже было скучновато.

Тэн скривился.

— В Амазонии только один разговор и больше ничего! Женщины!

— У нас есть здесь дела, — обратился Алан к гиду. — Мы ищем нескольких людей. Вы можете помочь нам их найти? Это Пилигримы, они должны были прибыть недавно…

Он быстро посчитал в уме. У Кровака, кроме погибших, были еще Омар, Н`Гала, Борислав и Кассия… Пятеро. Плюс Рыцарь Дебрей и трое Клейменых.

— Всего девять человек.

Гид изящно изогнул бровь.

— Надо будет уточнить у Хранителя Знаний. У меня нет таких данных.

Вмешался Тэн:

— Э-э… Уважаемый господин дух, а вы не могли бы провожать нас к Хранитель Знаний? Как можно побыстрей, пожалуйста.

— Разумеется.

Гид не шевельнул и пальцем, но рядом беззвучно возникла фигура еще одного гида — точной копии первого.

Второй гид с той же невозмутимой улыбкой кивнул Хорвэшу:

— Следуйте за мной.

Принц обернулся к Пилигримам. Он выглядел одновременно испуганным и радостным.

— Прощайте!

Следом за копией гида он подошел к стене, там протаяла дверь, они вошли в нее, и дверь закрылась, полностью слившись со стеной.

Первый гид сказал:

— За вашими лошадьми будет хороший уход. Ваши вещи будут доставлены в ваши капсулы.

Появилось еще шесть копий гида — надо думать, не более материальных, чем самый первый. Тем не менее, к изумлению Алана, они взяли за поводья лошадей и повели к открывшимся проемам в стенах коридора.

— Вы дух или существо из плоть и кровь? — не выдержал Тэн. — Вы уметь трогать вещи, но вас трогать нельзя, будто вы из воздух!

Первый гид улыбнулся той же улыбкой.

— Мы — не люди, а искусственные существа, служащие людям. Мы — часть технологий Парадайза, которые основаны на управлении мельчайшими частицами материи, которые именуются молекулами и атомами. Молекулярные технологии нашего Оазиса позволяют создавать и трансформировать структуры любой сложности, вплоть до разумных синтетов вроде меня.

— Но баб создать вы не можете, чтобы размножаться, верно? — спросил Димитрий. — Или женихов? Раз уж вы сотрудничаете с Пилигримами…

— Отчего же? Можем. Технологии Оазиса позволяют создать живое биологическое существо, хоть человека, хоть животное, хоть любую химеру, причем нет проблем в обеспечении необходимого генетического разнообразия, достаточного для бесконечно долгого продолжения родовой линии. Однако подобная практика прямо запрещена Заветом Основателей.

— Основателей? Богов, что ли?

— К сожалению, я не обладаю всем объемом необходимой информации. Вы можете узнать всё, что вас интересует, у Хранителя Знаний. А теперь, уважаемые Пилигримы, если вы не передумали, прошу вас за мной!