Оазисы (СИ)

Глава 4. Рыцарь Дебрей

По единогласному решению Пилигримов и невест караван заночевал в неглубокой лощине в пяти километрах к северо-востоку от сожженного Оазиса. Никого не привлекала идея разбивать лагерь ближе. Из лощины Хоу Вердена видно не было, но по небу всё ещё ползли черные клубы дыма. Ужин прошел в тягостном молчании, и лишь когда ночная тьма накрыла лагерь звездным куполом, Алана прорвало.

— Их надо покарать! — заявил он, дождавшись, когда невесты уйдут в шатер.

— Кого? — спросил Эмиль.

Он сидел вдали от костра, отсветы пламени играли на его одежде и позолоченной гарде, лицо же скрывалось во тьме.

Алана покоробил вопрос. Что значит — кого? Как будто неясно, о ком речь!

— Этих… Рыцарей!

— А ты знаешь, кто это, Алан? Или знаешь, где они?

— Нет… Но их можно поискать!

— В Дебрях? — Эмиль покачал головой и издал короткий смешок.

Наступило молчание. Тэн выстругивал что-то из ветки кривым ножом, Димитрий кряхтел, поудобнее устраиваясь возле огня, Матиас лежал на спине, вперив взгляд в небо.

Алан засопел. Разумеется, он понимает, что искать неведомых Рыцарей в безграничных Дебрях — дело сложное… Если не сказать, невозможное… Но попытаться-то хотя бы можно? Нельзя оставлять чудовищное злодейство просто так! И почему Эмиль так равнодушен?

— Нужно подумать, — сказал Алан твердо. — И попробовать… Они убили тысячи людей, значит, могут убивать еще…

— В том-то и дело, мальчик, — влез в разговор Димитрий. — Они могут убивать. Поэтому я сегодня вряд ли засну спокойно. Зная, что в Дебрях есть не только Твари, но и монстры похлеще!

— И у них есть оружие, — добавил Матиас, не меняя позы. — Как минимум взрывчатка. Ведь как-то они разворотили Черную границу! Что мы можем им противопоставить? Лук и стрелы? Шпаги?

Пока Алан, весь пылая, думал, чем ответить на эти аргументы, Эмиль произнес:

— Самое плохое в этой ситуации то, что Рыцари — это Пилигримы. Они пришли в Хоу-Верден по Дебрям. Они не боятся Тварей. Тот мальчишка говорил, что у них нет лиц… Я еще тогда подумал, что на них, должно быть, маски… Они могут прийти к нам как друзья, и мы не заподозрим в них Рыцарей…

— Да черта с два они подойдут к нам как друзья! — зарычал Димитрий. — Я воткну свой клинок в каждого, кто появится в ночи!

— Если это тот самый клинок, — ухмыльнулся Матиас, — что ты обнажаешь в борделях, то на месте Рыцарей я бы обошел это место за сотню километров!

Димитрий заржал, а Тэн сказал:

— Эмиль, надо дежурить по два! Никого не пускать!

— Хм, — проговорил Матиас. — А если они враждебны только к Оседлым? Или у них счеты конкретно с Хоу Верденом? Если они не станут на нас нападать? Мы так и будем шарахаться от каждого Пилигрима? Что-то мне такая перспектива не по нутру.

— Они сожгли целый Оазис! — рявкнул Алан с испугавшими его самого интонациями. — Они безумцы! Ты смог бы преломить хлеб с ними?

Матиас сел. Красные всполохи костра высветили эбеновое лицо.

— Ты прав. Кем бы они ни были, они — сумасшедшие, и дружить с ними не стоит. К тому же с нами невесты. Они-то Оседлые.

Эмиль поднялся на ноги и велел:

— Дежурим по двое. Оружие держим под рукой. Будьте готовы ко всему. Сначала будем дежурить я и Тэн. Потом Димитрий и Матиас. Потом Алан и я. Мне в любом случае плохо спится под утро… Старость…

Алан, Матиас и Димитрий поплелись в шатер. Алан был недоволен результатами разговора, но спорить больше не тянуло. Слишком многое им пришлось пережить сегодня.

— На старость жаловаться стал, — пробормотал Димитрий, заворачиваясь в спальный мешок. — Мне бы такую энергию в его возрасте…

— Дело не в этом, Димитрий, — мягко сказал Матиас. — Просто наш лидер тоже растерян…

Алан думал, что не заснет, однако горный воздух и молодой организм вкупе с усталостью взяли своё. Он провалился в сон, не донеся головы до седла, которое Пилигримы использовали в качестве подушки.

В следующее мгновение, как ему показалось, кто-то потряс его за плечо. В темноте шатра разглядеть что-либо было сложно.

— Это я, — раздался голос Эмиля. — Третья смена подошла.

Отчаянно зевая, Алан выбрался из шатра. Холод набросился на него, изгоняя остатки сна. Алан закутался в плащ.

Светили звезды, горный хребет на юго-востоке уже отчетливо выделялся на фоне посветлевшего неба.

— Принеси-ка хворост, Алан. Эти двое весельчаков сожги весь запас, а новый принести не удосужились. Погреемся немного перед восходом. Только не отходи далеко.

Алан собрал хворост и принес к костру. Работа согрела его, кровь побежала по жилам живее, изо рта вылетал пар и растворялся в прозрачном воздухе. В мире разливалась благословенная тишина. Трудно вообразить, что где-то бродят неведомые и необъяснимо жестокие Рыцари Дебрей.

Вскоре затрещал огонь, и сразу стало веселее.

Пилигримы уселись рядом перед костром. Некоторое время оба молчали, грея руки у огня.

— Знаешь, Алан, — заговорил Эмиль, — иногда смерть приходит слишком неожиданно. Когда ты не готов… И ты понимаешь, что многого не сделал, что многого не успел. Да и не ценил время и саму жизнь… Вчера мы увидели очень много смертей, и я снова задумался: правильно ли живу? Ценю ли отпущенное мне время?

— Ну, наверное, ценишь, — пробормотал Алан. Он не ожидал подобной сентиментальности от Эмиля.

Тот усмехнулся.

— Уже почти тридцать лет я брожу по Дебрям и нигде не нахожу покоя… Ни один Оазис не стал мне домом…

— Дом Пилигрима — весь мир, — осторожно напомнил Алан.

— Да… А когда-то у меня была семья и был сын.

Алан подскочил на месте. Он ушам своим не верил.

— Что?!!

— Именно так. Я серьезно подумывал завязать с жизнью Пилигрима и осесть. Тот Оазис называется Индренис, что значит “Радуга”. И люди, населяющие его, были удивительными, яркими, как радуга. И Уджвала была самой удивительной и самой яркой. Она умела изгонять дурные мысли, и мне рядом с ней всегда было хорошо. Если бы она не умерла при родах, я бы не сидел тут, возле костра, в диких горах!

— А что сын? — спросил Алан.

— Когда Уджвала умерла, я долго горевал, но благодаря сыну сумел сохранить здравый смысл и самое рассудок… Я, смею надеяться, был хорошим отцом для моего Бато. У меня была возможность жениться снова, но Урджвалу заменить никто не мог. Я растил Бато одиннадцать лет, а потом он впервые спросил, как стать Пилигримом.

Эмиль замолчал, грея руки и глядя на танцующий огонь. Алан подождал для приличия несколько минут, затем спросил:

— И что было дальше?

Он уже чувствовал, что рассказ завершится чем-то трагичным, и, тем не менее, хотел, чтобы Эмиль закончил его. Не случайно он завел этот разговор. После пережитого вчера ему понадобилось выговориться. Так пусть выговорится.

— Видишь ли, Алан, когда Урджвала была со мной, я не жалел о том, что пришлось променять весь мир на один Оазис. С ней вместе я был готов жить даже в тесной клетке… Но она умерла, и я стал думать иначе. Я мечтал бродить по Дебрям вместе с сыном, научить его противостоять Тварям, перевозить товары и невест… Я мечтал показать ему тысячи других Оазисов.

— А твой сын оказался Оседлым? — осенило Алана.

Эмиль оторвался от лицезрения огня и посмотрел на Алана. Губы его дрожали. Алану было неудобно: он никогда прежде не видел Эмиля в таком состоянии.

— Да, он оказался Оседлым, — подтвердил Эмиль. — Я и подумать не мог, что он не Пилигрим. Мы вдвоем перешли Черную границу. Всё было хорошо. Я был уверен, что мой сын — Пилигрим, и расслабился… Тварь появилась неожиданно, я успел ее прогнать, но эманация сделала своё дело.

Эмиль поковырял сучком в огне. Языки пламени взметнулись в светлеющее небо. Главный Пилигрим больше не выглядел убитым горем; кажется, он собрался с силами.

Алан сидел неподвижно. Вот оно что. Сын Эмиля погиб из-за того, что отец расслабился, будучи уверенным, что Бато — не Оседлый.

— После похорон Бато я ни секунды не задержался в Индренис. Видеть его не хотел! Очень много воспоминаний.

— Понимаю, — сказал Алан, хотя плохо представлял, что должен ощущать человек, потерявший любимых жену и сына.

Внезапно Эмиль улыбнулся. Улыбка получилась печальной, но очень доброй.

— Зато я встретил тебя, Алан.

Алан уткнулся взглядом в землю, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Вот этого не надо, Эмиль! Не надо говорить, что он заменил ему сына и всё такое…

К счастью, Эмиль впал в сентиментальность не настолько, чтобы говорить эти слова. Алан незаметно перевел дух. Да, Эмиль в каком-то смысле заменил ему отца, а Алан, соответственно, для Эмиля — замена сына… За годы путешествий между ними установились столь крепкие дружеские отношения, что их впору назвать родственными. Но некоторые вещи лучше не озвучивать, иначе магия исчезнет.

Пусть они просто будут…

Переход до Санти занял три с половиной дня, а вымотал на все десять. Пилигримы постоянно были настороже, спали урывками, не расставались с оружием. Невесты пребывали в подавленном состоянии. Еще бы: культура Санти весьма отличалась от культуры Грейстоунхилла или Хоу-Вердена. Кажется, Санти не был “цивилизованным” Оазисом в понимании жителей Грейстоунхилла. Рене вправе была подозревать, что в нем не водилось летающих машин, — да что там летающих машин, обыкновенных карет на паровой тяге, скорее всего, не водилось…

На третий день пути от Хоу Вердена караван покинул негостеприимные горы, не встретив ни таинственных Рыцарей, ни простых Пилигримов. Северо-восточные отроги гор утопали в буйной зелени обширной долины, которую прорезала полноводная река.

Над сплошным зеленым ковром солнечного леса вдали, в дрожащей дымке, сияли неземным светом золоченые купола и башни.

— Как красиво! — вскричала Клэр, смуглая и бойкая невеста.

Алан заметил, что невесты оживились. Действительно, есть причина для радости, ведь невежественная культура не построит роскошные здания!

Эмиль велел сделать короткий привал. Уставшие от горных троп кони щипали сочную траву, отгоняя хвостами слепней. Люди постелили на траву плащи и улеглись.

— До последнего боялся, что увидим эти купола сгоревшими дотла, — заявил Димитрий.

Алан, которого глодал тот же страх, вздрогнул. Воображение рисовало черный жирный дым, руины и пепельно-серые тела, рассыпающиеся от одного прикосновения…

— Слава богам, всё обошлось, — проворчал Матиас, прикрывая глаза от солнца.

Эмиль промолчал. Тэн затянул песню на родном языке; судя по не всегда рифмованным и ритмичным строкам, эту песню он сочинял на ходу. Наверное, пел обо всем, что попадалось на глаза.

В теплом воздухе порхали разноцветные бабочки. Клэр и Мария не удержались: вскочили, чтобы поймать парочку.

— Я бы на вашем месте не отбегала далеко, — подала голос Кассия. — Мы еще не в безопасности… — и добавила тише: — И вряд ли уже когда-нибудь будем…

Алан придвинулся к ней.

— Почему?

— Ты что, забыл Хоу-Верден? Пока сумасшедшие Рыцари Дебрей бродят на воле, нигде не безопасно.

— Они не всегда будут бродить на воле, — прошептал Алан, косясь на Эмиля. Никто из Пилигримов не обращал внимания на их разговор. Клэр и Мария перестали бегать, как дети, но настроение у них явно поднялось.

— Почему ты так говоришь, Алан? — спросила Кассия.

Она впервые назвала Алана по имени, которое в ее устах прозвучало музыкой. Алан на мгновение забыл, что хотел сказать, в то время как Кассия, не подозревая, какое действие оказала на собеседника, спокойно ждала ответа.

— Мы их найдем, — наконец собрался с мыслями Алан. — И покараем.

Кассия кивнула, словно ожидала именно этот ответ.

— Думаю, это правильно. Но ваш главарь, кажется, против возмездия. И остальные не в восторге.

Алан скривился. Его до сих пор коробило при воспоминании о том разговоре.

— Они слишком… практичные, что ли, — выдавил он, не желая отзываться о товарищах плохо. — Они не геройствуют, делают только то, что…

— …выгодно, — докончила Кассия. — Это общая черта Пилигримов, я заметила. Вы чересчур расчетливые. И неудивительно, вы же просто торговцы.

— Мы не просто торговцы! — вырвалось у Алана. Он прикусил язык, но поздно. Тварь бы побрала уязвленное самолюбие!

Кассия улыбнулась. От нее не укрылся его мальчишеский запал. Впрочем, она тут же стерла улыбку с лица.

— Возможно, не все Пилигримы такие сухари, — произнесла она. — Я ведь слышала ваш разговор тогда, возле Хоу Вердена… Ты единственный из всех горишь желанием покарать Рыцарей.

— Поверь, Кассия, они все хотят отомстить… Но еще они понимают, как это трудно. И вообще, Матиас говорит, что месть, любая, это путь потерь.

— А кто говорит о мести? Если вы уничтожите Рыцарей, это будет восстановлением справедливости и равновесия. К тому же, присутствие опасного врага помешает вашей торговле, разве это не понятно практичным Пилигримам?

Алан почесал затылок, потом — эспаньолку. Юная невеста говорила резонные вещи. Надо бы их высказать перед остальными Пилигримами.

— Ты очень умная, — наконец изрек Алан.

Кассия снова продемонстрировала тонкую улыбку.

— Спасибо, Алан.

Алан вернулся на место, подальше от Кассии с ее колдовской улыбкой и сине-зелеными глазами. Если она в третий раз назовет его по имени, он сойдет с ума… Надо бы выкинуть эту дурь из головы, она невеста, а, следовательно, принадлежит другому.

Похоже, в Санти и знать не знали о жуткой судьбе соседнего Оазиса. Украшенные диковинными барельефами врата высотой метров пятнадцать, если не больше, распахнулись при приближении каравана. Стражники на стенах, смуглые, большеглазые и большеносые молодые люди в шлемах и сверкающих доспехах, качнули копьями в знак приветствия.

Насколько понял Алан, ворота построены исключительно для красоты, поскольку городская стена тянулись всего лишь метров на сто вправо и влево. Дальше виднелись окраинные дома в окружении садов.

Оазис поражал роскошью и великолепием. На его улицах не было ни паровых карет, ни обычных конных экипажей, зато здесь вышагивали величественным шагом слоны, на которых крепились целые беседки с пассажирами. Люд победнее предпочитал передвигаться на своих двоих или на телегах, что тащили ослы или круторогие волы. Дома в центре города представляли собой архитектурные чудеса, настоящие дворцы. На каждом шагу журчали фонтаны.

Жители Санти, особенно мужчины, произвели на невест впечатление. Смуглые, гораздо темнее обитателей Грейстоунхилла, но светлее Матиаса, высокие, стройные, с гордыми лицами, в необычных одеждах, они не таращились на пришельцев, что уже говорило об уровне культуры. Женщины также отличались своеобразной, знойной красотой; на них были надеты туники из одного длинного куска ткани, завернутого сложным образом, лица украшались пурпурными точками на лбу и драгоценными украшениями в крыльях носа. Многочисленные браслеты на руках и ногах звенели при малейшем движении.

Димитрий громко цокал языком и вполголоса рассуждал, сколько ему понадобится времени, чтобы сдернуть с женщины Санти ее одежду. По его вычислениям выходило, что немного.

Караван встретила делегация, возглавляемая пожилым господином с пышной седой бородой и закрученными вверх усами, в белом тюрбане, длинном халате и с массивной золотой цепью на шее. Позади господина стояли четверо людей помоложе.

— Приветствую в Санти, благословенном и умиротворенном Оазисе, уважаемые странники! — пропел низким сильным голосом усатый господин, делая изящные жесты. — Пилигримы и их спутники всегда желанные гости! Меня зовут Лагху Салахакара Пракаш Махендра.

— Приветствую вас… хм… Лагху… э-э, — запнулся Эмиль.

Господин умильно улыбнулся и поклонился.

— Лагху Салахакара — всего лишь жалкий титул, коим я позволяю иногда блеснуть, уважаемые Пилигримы. Зовите меня просто Пракаш.

— Хорошо, уважаемый Пракаш, — с облегчением произнес Эмиль. Он представил остальных Пилигримов. — А это невесты, мы сопровождали их из Грейстоунхилла в Хоу-Верден… Рене, Миранда, Кассия, Клэр и Мария.

Пракаш поклонился девушкам, причем сопровождавшая поклон изысканная жестикуляция немного отличалась от той, которую он адресовал мужчинам.

— Прошу следовать за мной, уважаемые гости…

— Надеюсь, нас не заставят лезть на слонов, а, Тэн? — пробурчал Димитрий. Тэн хихикнул фальцетом и с опаской посмотрел на исполинское животное.

— А я бы с удовольствием покатался, — сообщил Алан.

— Ну и дурак! С этой животины упадешь — мозги из черепа выскочат!

— Это ты по своему опыту знаешь? — фыркнул Алан.

Димитрий замахнулся, чтобы дать Алану подзатыльник, но тот увернулся. Матиас захохотал.

К ужасу Димитрия и на радость Алану уважаемый Лагху Салахакара Пракаш Махендра предложил гостям воспользоваться именно таким транспортом. Эмиль вежливо отказался, сказав, что они предпочитают передвигаться на конях. Если есть желающие, добавил он, пусть не стесняются. Алан и Тэн изъявили согласие покататься на мощных животных.

Процессия выстроилась следующим образом: впереди слон с Пракашем и тремя его спутниками, за ними слон с восторженными Аланом и Тэном и четвертым спутником Пракаша, который управлял слоном; за ними трое Пилигримов и пятеро невест на лошадях.

Очень скоро Алан сообразил, что катание на слоне — занятие не из комфортных. Беседка, в которой они восседали, поджав ноги, качалась из стороны в сторону, грозя и вовсе опрокинуться. Алан с Тэном ухватились за специальные рукоятки с внутренней стороны беседки, но страх от чувства, что они вот-вот рухнут на землю с высоты трех метров, не убавился.

Пракаш провел гостей по широкой улице, осененной пальмами и кудрявыми кустами. Тэн то и дело охал от местных красот. На тротуарах сидели бородатые мужчины разного возраста, сложив ноги в хитрую фигуру, держа спины прямо и прикрыв глаза. Лица их были раскрашены разноцветными красками. Женщины носили на голове корзины ужасающих размеров. Алан подумал, что попробуй он взвалить такую здоровенную штуку на голову, его шея мигом бы треснула.

У одного из дворцов процессия остановилась. Алан и Тэн с явным облегчением слезли с серого великана, помахивающего хоботом. Здесь помощники Пракаша занялись лошадьми, а гостей Малый Советник лично препроводил пред ясные очи Большого Советника.

Большой советник и вправду оказался больше малого во всех отношениях. Седая кудрявая борода достигала у него середины огромного живота, тюрбан был больше раза в два, да и к тому же украшен сапфиром, щеки и усы тоже были впечатляющих размеров.

— Я — Махана Салахакара Нараян Прабху, — представился большой господин. — Я Большой Советник Его величества Раджи Двадцать Первого.

— Это заметно, — пробурчал Димитрий. Тэн хихикнул, а Эмиль ожег обоих сердитым взглядом.

Пракаш представил гостей по именам, ни разу не сбившись. Память у него была исключительная. Или он успел записать, когда Эмиль представлял членов каравана?

— Мы очень редко принимали невест из Грейстоунхилла, — покачивая головой, проговорил Большой Советник. — Всё чаще из Зэн-Секай.

— Мы шли в Хоу Верден, — пояснил Эмиль. — У нас была договоренность. Но этот Оазис уничтожен.

Большой Советник вздрогнул, и его щеки всколыхнулись.

— Уничтожен? Как это?

Эмиль оглянулся на товарищей. Потом снова повернулся к толстяку и в общих чертах описал события последних дней.

— Это… это ужасно! — сказал Нараян Прабху. — Такого никогда не бывало прежде! Я должен известить Его величество!

Пракаш кашлянул и поклонился Большому Советнику.

— Прошу простить, уважаемый Махана Салахакара! Но что это даст? Мы беззащитны перед теми, кто не страшится Тварей Дебрей!

— Мы велим закрыть Золотые Врата и не пустим никого в Санти!

Алан переглянулся с Матиасом. Оба подавили улыбки. Мозги этого толстого старика, похоже, совсем заплыли жиром. Какой резон запирать ворота, когда нет забора?

На минуту установилась неловкая тишина.

— В течение последних… двух недель, — заговорил Эмиль, — у вас были гости?

— Нет, — после паузы ответил Нараян. — Вы первые.

— Что ж, — сказал Эмиль. — Значит, Рыцари Дебрей не держат зла к Санти.

— Вот и прекрасно! — оживился Большой Советник. Он даже сделал движение, будто хочет встать с обширного кресла, но не встал. Алан подозревал, что он разучился ходить. — Санти не имеет врагов, это Оазис умиротворения и покоя. Уважаемый Пракаш Махендра, поместите гостей в Дом Лотоса, чтобы они не в чем не знали отказа.

Он махнул шелковым платочком, указывая на то, что аудиенция завершена.

— Простите, — сказал Эмиль. — А когда вы намерены устроить Праздник Сватовства? У нас мало времени, а невесты отказались от возвращения домой ради возможности создать семью в новом Оазисе…

Пракаш снова кашлянул.

Толстяк пристально поглядел заплывшими глазками сначала на Эмиля, потом поочередно на каждую из невест.

— Боюсь, что Праздника Сватовства не будет. У нас в Санти свои законы на сей счет. Тем не менее, мы не задержим уважаемых Пилигримов дольше, чем нужно. Мы заплатим вам за невест и предоставим своих невест для Зэн Секай. Если вы согласны выполнить эту работу.

— Но как вы намерены поступить с нашими невестами? — удивился Эмиль. — Когда я был здесь в последний раз, Праздники Сватовства проводились…

— Должно быть, это было давно, уважаемый Эмиль Ламар. Ибо ныне по указу Его величества и поддержке Его Советников женихов назначает Махана Салахакара, то есть я. Но не думайте, что я обижу уважаемых невест. Мой младший сын Аравинда достиг возраста мужчины и готов взять невест под свой кров. А он — достойный человек в Санти.

Среди невест пробежал шепоток. Рене, не удержавшись, вскричала:

— Один жених на всех? Что за дикость!

Советник поджал губы.

— В наших краях женщине не пристало открывать рот в присутствии мужчин, если ее не спрашивают! — чеканя слова, сказал он. — Если вы решили обрести здесь судьбу, вы должны соблюдать правила приличия!

Шепот перешел в возмущенные возгласы. Алан их понимал. Каково это, быть женами одного человека? А каково иметь сразу пять жен? Сплошная головная боль, наверное. Хотя — пять жен!..

— Подождите! — оборвал невест Эмиль. — Еще ничего не решено. Мы должны подумать, уважаемый Большой Советник.

Тот благосклонно кивнул. Аудиенция закончилась.

— Это полная чушь! — выкрикивала Рене через полчаса. — Это недопустимо! Подумать только! Я собиралась выйти замуж, а не запереть себя в гареме!

— И зачем только мы решили не возвращаться домой! — со слезами на глазах вскричала Мария. Ей вторила Миранда:

— За что нам эти наказания?!.

Клэр молча плакала. От хорошего настроения этим утром не осталось и следа. Кассия смотрела на поверхность воды в бассейне, выпятив челюсть.

Пилигримов и невест разместили в Доме Лотоса — просторном восьмиугольном здании с открытым двориком посередине — атриумом. Во дворе стояли мягкие стулья и лежанки, в кадках росли карликовые деревья и цветы, а в центре двора находился круглый бассейн с небольшим фонтанчиком. В бассейне купаться было нельзя: в нем росли кувшинки и лотос и плавали красивые рыбки с пышными плавниками.

Едва Пракаш, что привел их сюда, удалился, гости собрались во дворе для обсуждения возникшей проблемы.

— И что? — прогудел Димитрий. — Никто не хочет замуж за богатенького сынка? Не думаю, что вам придется слишком уж туго в этом богатом Оазисе…

Рене посмотрела на него с ненавистью.

— Дело не в богатстве!..

— В каждом Оазисе свои законы, — пожал плечами Димитрий.

— Странно, — вступил в разговор Эмиль. — В прошлый раз они праздновали Сватовство, всё было как обычно… Не мог Его величество изменить этот обычай…

— Значит, этому Величеству ударила дурь в голову! — пискнула Клэр и шмыгнула носом. — Или маразм!

— М-да, — согласился Эмиль. — Царь уже тогда был в годах. Сейчас, наверное, совсем старик.

— А этого жирдяя раньше не было? — поинтересовался Матиас. — Я о перекормленном советнике.

— Не было. Не припомню… Итак, друзья, ваши предложения. Что вы об этом думаете?

— Если никто из невест не желает оставаться здесь, мы должны вернуть их домой, — сказал Алан, так как высказываться его спутники не спешили.

— Согласен, — подумав, сказал Матиас. — Хоть и придется отказаться от работы перевезти невест Санти в Зэн Секай.

— Хм, — проговорил Димитрий, — у меня вообще-то свое мнение… Круто, наверное, иметь гарем… Но если все жены будут постоянно лить слезы и проклинать тебя, то радости от такого гарема маловато. Я с вами, друзья!

— Спасибо, — внезапно сказала ему Рене.

Димитрий покраснел. Не ожидал, а может быть, и не привык к простой, искренней благодарности.

— А ты, Тэн, что молчишь? — спросил Эмиль.

Тот дернул себя за косичку. Его круглое лицо растянулось в хитрой улыбке.

— В мой Оазис богатый человек иметь много жен. Это почетно. Женщины драться, кто быть жена богатый человек. Я не совсем понимай, чего они плакать? Я — сын пятой жена моего отца. У меня много братьев и сестер, мы все дружить, очень весело!

— Понятно, Тэн, — сказал Эмиль. — Итак, невестушки, кто согласен жить в Санти?

Девушки переглядывались, смущенные рассказом Тэна. Видимо, увидели ситуацию с другой стороны.

— Мы все хотим верну… — начала Рене, но Кассия перебила ее:

— Нам нельзя возвращаться домой. Это дурная примета. Мы уже покинули дом, попрощались с родными, сожгли все мосты…

— Ты хочешь быть в гареме? — ахнула Мария.

— Нет. Не хочу, — Кассия опустила голову. — Но и домой не хочу.

— Еще бы! — сказала Клэр. Рене толкнула ее локтем в бок, и Клэр умолкла.

Алан насторожился. Что там за секрет у Кассии? Надо выяснить.

— Ладно, — сказал Эмиль устало. — Дорога была тяжелая. Отдохнем, друзья. А завтра подумаем на свежую голову.

После вегетарианского ужина из овощей, фруктов и риса Алан ушел в приготовленную для него комнату и повалился на низкую кровать. Думал, проспит часов десять кряду. Не повезло: глубокой ночью кто-то потряс его за плечо. Алану почудилось, что он лежит в шатре где-то в Дебрях, а Эмиль будит его на дежурство.

— Что, уже моя смена? — пробормотал он.

— Т-сс, — зашипели рядом. — Это я, Эмиль. Мы в Санти, вспоминаешь? Просыпайся и иди за мной.

— Зачем? — прошептал Алан, с трудом соображая. Сел на кровати. Вокруг царила темнота. — Что стряслось-то?

— Ко мне пришел Пракаш, зовет во двор, переговорить. Старый хитрец что-то желает нам открыть. Я уговорил его позвать и тебя. Он с трудом согласился на одного спутника.

— А почему ты выбрал меня?

— Потому что… — Эмиль запнулся. — Я вижу тебя своим преемником.

До Алана не сразу дошел смысл сказанного.

— Эмиль, ты собираешься осесть? Бросить нас?

— Когда-нибудь придет пора выходить на пенсию. Я старею и скоро стану обузой…

— Чепуха! Никакой ты еще не старый. — Алану вспомнились слова Матиаса в шатре. — Это ты из-за Хоу-Вердена не в себе последние дни…

— Ладно, потом поговорим, — заторопился Эмиль. — Поспеши, пока Пракаш не струсил окончательно и не передумал раскрывать нам свои секреты.

Алан вскочил и быстро оделся. Вместе с Эмилем они спустились во дворик.

Ночь была благоуханна и тепла, звезды висели в бархатном небе совсем низко. Вероятно, в просторной долине у подножия гор, где располагался Санти, установился своеобразный мягкий климат.

Свет от горелок на улицах с трудом проникал во внутренний двор, и Алан не сразу разглядел среди теней фигуру Пракаша.

— Кто это с тобой, уважаемый Эмиль Ламар?

— Мой ученик и доверенный друг. Он мне почти как сын.

Алан порадовался, что темно. Всё-таки Эмиль это сказал!

— Что ж… — Пракаш запыхтел. — Я подвергаю себя большой опасности… Надеюсь, вы не выдадите меня… Наш Махана Салахакара Нараян Прабху затеял темное дело… Он договорился с пришельцами…

— Какими пришельцами? — резко спросил Эмиль.

— Они пришли в Санти за неделю до вашего появления. Их было пятеро, как в обычных караванах Пилигримов. Но с ними не было невест. И их лица были скрыты черными масками…

— Рыцари Дебрей! — вырвалось у Алана.

Эмиль схватил его за плечо: мол, помолчи.

— Стражники не пустили их, но их главный потребовал, чтобы им позволили поговорить с Нараяном Прабху. Они заперлись в кабинете, и… я не смог выяснить, о чем шла речь. Нараян не посвятил меня в суть дела. И Его величество также в неведении… Однако я заметил, что исчезло много слуг из дворца, человек двадцать. Я не видел их с того дня, как приехали безликие пришельцы…

— Где они сейчас? — прошипел Алан. — Эти безликие?

Его пальцы сами собой потянулись к шпаге, которую он не забыл прихватить.

— Мне это неведомо, юный Пилигрим, — ответил Пракаш. — Только Нараян знает.

— Почему ты решил нам это рассказать? — осведомился Эмиль. — И что ты ждешь от нас?

— Я не собирался вам этого рассказывать, клянусь Слоноликим. Но когда я услышал о гибели целого Оазиса, меня продрал холодок ужаса… Лишь Индре ведомо, где сейчас те несчастные сыны Санти, что ушли с Безликими, и что станет с нашим миром, пока рядом враги. Вы должны их остановить!

Он поклонился Пилигримам, делая элегантные жесты. Теперь Алан более-менее привык к полумраку и различал детали.

— Что мы можем поделать, если даже не знаем, кто наши враги и где они? — сказал Эмиль.

Пракаш задумался.

— Если и есть место, где Нараян надумал бы спрятать темных союзников, то это…

Тишину ночи пронзил приглушенный свист и удар. Пракаш выгнулся дугой, затем медленно повалился наземь без единого звука. Из груди его торчала какая-то темная пика, по белому халату расплывалось пятно крови.

— Алан, прячься!

Рефлексы сработали раньше окрика Эмиля и команды сознания. Алан метнулся за бордюр вокруг бассейна. Сердце заколотилось как бешеное, мысли рассыпались на миллион кусков. Тот, кто метнул пику, в него сейчас не попадет, но если враги окружили дворик, им крышка.

— Он больше ничего не скажет, жалкий предатель, — произнес голос, казалось, с небес. Голос был глубоким, сильным, низким.

Алан осторожно высунул голову из-за бордюра. Где этот дьявол? Неужели он один?

А, вот он! На фоне звездного неба на крыше сгустилось пятно мрака. Оно шевельнулось и выпрямилось во весь рост. Рослый человек, широкоплечий, подробностей не разглядеть.

Надо же, он не боится стрелы! Или знает, что у Пилигримов нет с собой лука и стрел? И как, во имя богов, создавших мир Оазисов, он видит их в темноте внутреннего двора?

— Выходите, Пилигримы, — спокойно сказал человек-тень. — Не прячьтесь, ибо нельзя спрятаться во тьме от того, кто порожден тьмой.

— Алан, сиди тихо! — окрикнул Эмиль. Словно решил, что Алан подчиниться магнетической силе спокойного, глубокого голоса. — Кто ты такой? Это ты сжег Хоу Верден?

— Хоу Верден… — задумчиво повторил человек на крыше. — Никчемный Оазис, он сам выбрал смерть…

Алан почувствовал, что не в силах больше сдерживаться. Плохо понимая, что делает, он вскочил на ноги; шпага вылетела из ножен с тягучим звоном, будто обрадовавшись предстоящей схватке.

— Алан!

Не обращая внимания на Эмиля, Алан размахнулся, намереваясь швырнуть шпагу во врага. Когда-то он потратил немало часов, тренируясь в метании ножей. Шпага — не нож, но Алан не сомневался, что попадет.

Человек-тень не дожидался, пока Алан совершит бросок. Силуэт подскочил, крутанулся в воздухе в невообразимом кульбите и приземлился во дворе на ноги почти без звука.

Проклятый акробат! В голову Алана ударила кровь. Перехватив шпагу подобнее, он ринулся в бой.

Рыцарь Дебрей выхватил неизвестно откуда две короткие палочки. Никогда еще Алан не сталкивался со столь проворным противником. Рыцарь уворачивался от ударов с поистине изумительной ловкостью, иногда изгибаясь так, словно в его теле не было костей. Палочками он блокировал удары шпаги. Прозрачный клинок выбивал из них зеленые искры.

— Алан! — снова крикнул Эмиль.

Кажется, он бросился на помощь. Алан на мгновение отвлекся и тут же получил зубодробительный удар ногой в челюсть. В голове зазвенело, как в пустом колоколе, и Алан будто со стороны пронаблюдал, как падает на землю…

Тем не менее, сознания он не потерял. Он видел и слышал, как схлестнулись Эмиль и Рыцарь Дебрей. Эмиль бился более хладнокровно, и у Алана сложилось впечатление, что скоро он одержит верх. К тому же шум не мог не разбудить остальных Пилигримов. Теперь, когда стало ясно, что Рыцарь здесь один, у него нет шансов…

Послышались крики. Кто-то проснулся…

Держась за раскалывающуюся челюсть, Алан приподнялся. Ноги тряслись, не держали ставшее мягким и непослушным тело.

Во двор вышли три невесты. Алан застонал: только не они! Ну где же Матиас, Тэн, Димитрий, когда они так нужны?!!

— Что здесь… — начала одна из невест. Алан узнал по голосу Клэр.

Эмиль вскрикнул. Рыцарь умудрился его как-то ранить. Черный силуэт бесшумно подскочил к невестам, что-то свистнуло, рассекая воздух, ночь огласили полукрики-полустоны и задушенный вопль.

Две невесты повалились на землю. Алан не верил глазам. Наверное, ему снится кошмар, а он не в силах проснуться…

Рыцарь схватил оставшуюся невесту и прикрылся ею, как щитом. Вместо лица у него была черная дыра.

— Вы все уже давно мертвы, Пилигримы, — прошипел Рыцарь. Удивительное дело, но голос его ничуть не изменился, не запыхался. — Я убью эту невесту и твоего щенка у тебя на глазах, лидер! Кого ты выберешь первым?

Он нацелил на Алана палочку. Алан подумал мимоходом, что надо бы прыгнуть в сторону, однако тело не желало подчиняться. Зато это за него сделал Эмиль. С криком он преодолел метра два одним прыжком и заслонил собой Алана.

Теперь Алан был уверен, что видит кошмарный сон. Потому что наяву этого не могло произойти.

Черная пика, вылетевшая из палочки, пробила Эмиля насквозь и вышла из спины. Эмиль рухнул. Голова коснулась каменного пола с тошнотворным звуком.

— ЭМИЛЬ!

Алан подполз к наставнику, стал теребить его в надежде, что тот застонет, зашевелиться… Тело было еще теплое, но, увы, жизнь уже покинула его. Нельзя выжить с пикой, пронзившей грудь насквозь.

— Нет-нет-нет, так не должно быть, — бормотал Алан, плохо понимая, что делает и говорит. Он совершенно забыл, что над ним возвышается Рыцарь.

Клэр закричала, но крик захлебнулся, когда Рыцарь перерезал ей горло. Он отшвырнул еще подергивающееся тело, как старую ненужную куклу, и шагнул к Алану.

Алан зарычал и взмахнул шпагой. Рыцарь отбил ее чуть ли не ленивым движением.

— Я тебя убью, — прохрипел Алан, скрючившись над телом Эмиля. — Слышишь? Я тебя убью.

— Сомневаюсь, — холодно сказал человек без лица.

— Клянусь, я тебя убью, — упрямо повторил Алан, прекрасно осознавая, что выполнить клятву вряд ли удастся. Сейчас одним ударом неведомого оружия Рыцарь вышибет из него дух. — Не будь я Алан Аркон!

— Алан Аркон? — повторил Рыцарь. — Красивое имя… А что ты скажешь, Алан Аркон, если я предложу тебе присоединиться к нам? К нам, Рыцарям Дебрей? Наша цель благородна: мы хотим подарить Дебри всем людям, мы хотим разорвать границы и сделать всех людей Пилигримами. Чтобы все люди могли путешествовать по свету, а не сидеть в клетках под названием Оазисы…

— Никогда! Вы убийцы…

— Я сожалею, что убил твоего друга, Алан Аркон. Иногда жертвы необходимы. Но подумай о себе, о своих будущих детях. Что, если они родятся Оседлыми? Ты сможешь им помочь! Подумай о моем предложении, когда боль уляжется, и тогда мы поговорим снова.

— Да, поговорим, — прошептал Алан.

Почему Рыцарь его не убивает? Может, тогда эта боль исчезнет? Он погрузится в блаженное небытие, как Эмиль, и ему не придется смотреть в мертвое лицо друга, учителя… отца…

Раздались встревоженные голоса. Наконец-то Пилигримы проснулись, но было поздно. Рыцарь исчез, растворился в ночи, оставив пять мертвых тел и Алана, по-прежнему обнимавшего Эмиля.

Алан остался жив. Но ему чудилось, что какая-то часть его души всё же умерла.