По крайней мере, с XVI в. и до настоящего времени в Антониевых Ближних пещерах Киево-Печерской лавры находилось погребение монаха и воина Ильи Муромца, которого местные жители c древности отождествляли с былинным Ильей. Покойный, инок Илья, имел рост 178 см, крепкое телосложение, умер насильственной смертью. На теле обнаружены две колотые раны — одна на руке, другая, смертельная, в области сердца.
На протяжении столетий мумифицированные останки «Ильи Муромца» в открытом гробу выставлялись на всеобщее обозрение как одно из свидетельств святости древних обитателей монастыря. Вместе с другими, погребенными в Киевских пещерах монахами в XVII в. Илья удостоился общенациональной канонизации. В Прологе и православных календарях память «преподобного Ильи Муромца в XII в. бывшего» отмечается 19 декабря.
Традиция, относящая время жизни святого Ильи Муромца к XII в. восходит иноку Киево-Печерского монастыря Афонасию Кальфонийскому. В книге Кальфонийского «Терратургима», напечатанной типографией лавры в 1638 г. в плане Антониевых Ближних пещер монастыря впервые указано место погребения «законника» (монаха) Ильи Муромца. Афонасий указывал, что в его время простой народ отождествлял Илью со знаменитым богатырем Чоботком. По мнению же самого Кальфонийского Илья был иноком монастыря, жившим за 450 лет до его времени, т. е. в XII в. О существовании гробницы богатыря Чоботка, о котором в Киеве в его время рассказывали «много баснословного» упоминает и Эрих Лясота. Прозвище богатыря «Чоботок» (сапожок), по сведениям Лясоты, было присвоено ему оттого, что будучи застигнут врагами безоружным, богатырь смог отбиться от них одним своим сапогом.
Обычно при канонизации святого составлялось его житие, но никаких агиографических произведений о святом Илье Муромце не обнаружено. Единственным источником сведений о его биографии являются былины и устные предания, записанные столетия спустя после смерти героя. Наиболее загадочной является сложившаяся в годы церковного раскола традиция, утверждавшая, что мощи Ильи Муромца — живое свидетельство истинности старинного русского христианского обряда.
А.Ф. Гильфердинг, записывая от В.П. Щеголенка в 1871 г. былину «Илья Муромец и Калин-царь», обратил внимание на странный конец ее:
От этих татар да от поганых,
Окаменел его конь да богатырский,
И сделались мощи да святые да
Со старого казака да Ильи Муромца.
«На вопрос о то, откуда ему известно о кончине Ильи Муромца, — писал Гильфердинг. — Щеголенок отвечал, что известно из Пролога, и прибавил, что некогда раскольники выправляли доверенных людей разузнать, как сложены персты в мощах Ильи Муромца; эти люди, воротившись, рассказывали, что персты у него растянувши, так что не видно, как он складывал их при крестном знамении»[18].
Одно из таких паломничеств в начале XVIII в. совершил священник старообрядец Иоанн Лукьянов. В своем «Путешествии в святую землю» он рассказывает о посещении Киевских пещер, начиная с описания мощей Ильи Муромца: «Тут же видехом храброго воина Илью Муромца, в нетлении пребывающего под покровом златым, ростом яко нонешние крупные люди, рука у него левая пробита копьем; язва вся знать на руке, а правая рука его изображена крестное знамение: сложены персты, как свидетельствует Феодорий Блаженный и Максим Грек: крестился он двоеми персты. Тако и теперь ясно: и по смерти его плоть мертвая свидетельствует на обличение противников»[19].
Другая загадка Ильи связана с легендой о сооружении богатырем древнейших Киевских храмов, сохранившейся в составе великорусской былины «О трех поездках Ильи Муромца». Былина представляет собой позднейшее соединение трех самостоятельных сюжетов: 1) о встрече Ильи Муромца с разбойниками, 2) об Илье и коварной королевне, 3) о строительстве Ильей церквей и монастырей в Киеве. Соединению трех сюжетов в единый цикл послужила традиционная сказочная парафраза о трех дорогах и придорожном камне:
Ездил Илья Муромец по чистому полю,
Приехал старый на росстани;
На росстани то был бел-горюч камень.
На камении надпись написана:
В росстань ехать — убиту быть,
В другую ехать — женату быть,
А в третью ехать — богату быть.
Илья последовательно совершает поездки по всем трем направлениям. Отправившись по третьей дорожке («где богату быть») богатырь находит в поле камень или крест, отвернув который герой открывает погреб доверху наполненный золотом. На открытые сокровища богатырь строит в Киеве церкви и монастыри, раздает золото вдовам и сиротам, и, совершив доброе дело, отправляется в Киевские пещеры спасаться, став иноком. Некоторые былины упоминают тут же об окаменении Ильи:
И воздвигнул живот во славный Киев
И построил он церковь соборную.
Тут Илья и окаменел,
И поныне его мощи нетленные.
Анализ былины «О трех поездках Ильи Муромца» заставил современного исследователя С.Н. Азбелева сделать вывод о том, что основная былина о праведной кончине Ильи Муромца связывала его прославление святым со строительством соборных церквей в Киеве[20]. Вне сомнения речь в былинном предании шла вообще о древнейших Киевских храмах, как следует из варианта былины, в котором Илье приписывается начальный этап строительства церкви Успения пресвятой Богородицы Киево-Печерского монастыря, одного из старейших киевских храмов, построенного сыновьями Ярослава Мудрого в XI в.:
Тут строил стар [Илья] церкву Индейскую
Да как начал строить церковь Пештерскую
Тутова стар и окаменел
Интересно отметить, что по крайней мере в некоторых вариантах былины о Трех поездках Ильи Муромца Илья, прежде открытия сокровищницы убивает «чудище поганое». «Чудищем поганым», «королем поганое Чудище» в нескольких вариантах былины об Илье Муромце и Идолище называется поганое Идолище — символ идола, языческого божества.
Легенда о строительстве Ильей Муравцем древнейших церквей в Киеве могла явиться отражением древней, существовавшей еще в период первоначального распространения христианства на Руси практики борьбы с идолопоклонством. Свержение идолов сопровождалось надругательством над бесом в форме избиения или сожжения изваяния, на месте, где стояли кумиры, возводились христианские храмы. В Повести временных лет в рассказе о крещении киевлян князем Владимиром, сообщается, что возвратившись из Корсунского похода, Владимир «повелел ниспровергнуть идолов: одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы к Боричеву ввозу к Ручью, и приставил 12 мужей колотить его жезлами». Насильно крестив киевлян, Владимир, «приказал рубить церкви и ставить их по местам, где кумиры. И поставил церковь во имя святого Василия, где стояли идол Перуна и другие, где творили им жертвоприношения князь и люди».
Предание, ставившее в заслугу Илье Муромцу свержение идолов и борьбу за утверждение христианской веры, отразилось в великорусской былине «Илья и Идолище», первые упоминания о существовании которой относятся к XVII в. (сюжет былины использован при создании литературного произведения «Сказание о семи богатырях»). По былине Илья узнает от калики Иванища о «поганом Идолище», засевшем в Киеве или Царьграде, и переодевшись в каличье платье отправляется на выручку князю и жителям столицы. Увидев калику, Идолище распрашивает его об Илье Муромце и хвастается своим обжорством. Раздосадованное ответами Ильи, Идолище бросает в калику нож, но Илья уворачивается и убивает Идолище данным ему Иванищем посохом или «шапкой земли греческой».
Исследованиями Б.М. Соколова установлено, что одной из сюжетных основ великорусской былины «Илья и Идолище» явилась ростовская легенда о создании церкви св. Иоанна Богослова, на месте идола, поверженного св. Авраамием Ростовским[21], сохранившаяся в житии Авраамия (конец XV в.).
Во времена Авраамия, архимандрита ростовского Богоявленского монастыря, как сообщает его житие, еще не все жители в Ростове приняли христианство, но многие оставались язычниками. Чудский конец города поклонялся каменному идолу бога Велеса, покровителю скота. Авраамий задумал сокрушить идола, но не мог этого сделать из-за колдовской силы, беса, жившего в изваянии: «Не дадяше бо ни близ себе аканьный приити злым влъшеством своим». На помощь Авраамию приходит сам Иоанн Богослов (калика Иванище былины), явившийся к нему в образе странника. Полученной от св. Иоанна тростью Авраам сокрушает идола и на его месте с благословения ростовского епископа строит церковь Иоанна Богослова, основывает ростовский Богоявленский монастырь[22].
Заметим однако, что в отличие от Жития былина завершается убийством Идолища, а не строительством церкви. Идолище приобретает в былине антропоморфный характер и в большинстве вариантов полностью сливается с образом иноземного захватчика и насильника, врага христианства. Такому слиянию может быть немало способствовало выявленное В.Ф. Миллером интенсивное взаимное влияние былин «Илья и Идолище» и «Алеша Попович и Тугарин». Аналогии сюжетов обоих былин привели В.Ф. Миллера к выводу о том, что последняя былина послужила образцом при создании былины «Илья и Идолище Поганое»[23].
Развивая точку зрения В.Ф. Миллера, Б.М. Соколов попытался обосновать опосредованное происхождение сюжета былины «Илья и Идолище» от сказания о Авраамии Ростовском через гипотетическую былину «Алеша Попович и Идолище»[24]. Однако следы существования такой былины в русском фольклоре практически отсутствуют[25]. Построения Соколова чересчур сложны; согласно его точке зрения имя Ильи вытеснило в XVI в. имя Алеши из былины «Алеша и Идолище», былина «Алеша и Тугарин» в свою слилась с былиной «Алеша и Идолище», в которой имя Идолища также вытеснено именем Тугарина.
Исходя из вероятной связи происхождения былины «Илья и Идолище» с киевскими легендами о строительстве Ильей церквей, следует 1) что более обоснованной является первоначальная гипотеза В.Ф. Миллера: сходство былин «Алеша и Тугарин» и «Илья и Идолище» объясняется использованием сюжета первой из них в качестве образца; 2) легенда об Авраамии Ростовском явилась одним из непосредственных источников былины «Илья и Идолище», 3) исходный мотив, послуживший поводом для создания этой былины, содержался в киевском предании о свержении Ильей идолов и строительстве на их месте христианских церквей.
Предположение о том, что создатели былины «Илья и Идолище» связвали его подвиг со временем утверждения христианства на Руси, косвенно подтверждается фактами паломничеств к могиле Ильи, известием о крещении Ильей Кинешмы[26], а также — прямым указанием в варианте былины о трех поездках Ильи Муромца о крещении им всей Русской земли:
Был там король поганое Чудище,
Убил поганого чудища
И привел всю святорусскую землю
К вере крещеной
Народные предания, в которых Илья «крестьянин», то есть первоначально «христианин», «христианский богатырь», участвовал в крещении Руси, позволяют предположить, что исторический прототип нашего былинного героя жил в период первоначального распространения христианства на Руси, то есть в IX или X веке.
Этому вроде бы противоречит явное указание Кальфонийского на дату жизни Ильи — XII в. Однако о дате жизни Ильи Кальфонийскому могло быть известно скорее всего из надписи о сооружении гробницы, подобной той, что была открыта в Советское время во время археологических раскопок: «В 1150 году выкопали место для положения…и мир праху его» (имя покойного не сохранилось).
Никаких агиографических данных об Илье Муромце в распоряжении Кальфонийского не было. Не было и вообще в монастыре, что подтверждается тем обстоятельством, что день памяти Ильи Муромца — 19 декабря совпадает с днем памяти пустынника Ильи Египетского. «Инока Илью» поминали как усопшего в день одноименного святого, так как не известна была точная дата его смерти. А в монастырском предании сохранилось лишь имя безвестного монаха, случайно отождествленного с былинным богатырем. Последней версии фактически придерживался и сам Афонасий Кальфонийский, не признавая тождества «законника» Ильи и Чоботка.
Считать Илью богатырем, погребенным в Лавре в XII в., не позволяет и одновременное существование еще одной гробницы Ильи в Софийском соборе, упоминаемой Ляссотой.
По поводу происхождения этой второй гробницы Ильи трудно составить какое-либо определенное мнение. Позволю себе высказать лишь одну весьма осторожную гипотезу. Киевский Софийский собор, построенный еще в домонгольскую эпоху, являлся местом погребения киевских князей и митрополитов, а не богатырей и «безвестных храбров». Появление гробницы Ельи Моровлина и товарища в Софийском соборе можно объяснить созвучием имени богатыря или его прозвища с именем одного из погребенных в Софийском соборе русских князей.
Из возможных аналогий наиболее близкой для меня представляется следущая. С 1743 г. по указу императрицы Елизаветы начались продолжались почти до революции 1917 г. поиски тел первых русских святых Бориса и Глеба, которые загадочным образом исчезли из своей усыпальницы в Вышгороде как полагают в период нашествия Батыя (1240 г.). Последнее известие о святыне относится к 1192 г. и касается факта перенесения их ветхих рак в Борисо-глебский монастырь, находившийся на Смядыне, недалеко от Смоленска.
М.Х. Алешковским установлено, что в древнейший период существования культа святых братьев младший брат Глеб пользовался несравненно большим почитанием чем Борис. Имя Глеба при упоминании князей ставилось на первое место, церкви назывались не Борисо-глебскими, а Глебо-борисовскими. В хронике чешского Сазавского монастыря упоминается о прибытии в 11 веке в монастырь из Руси частицы мощей русских святых «Глеба с товарищем». Глеб считался Муромским князем, следовательно святых братьев в древности знали как «Глеба Муромского с товарищем». Если допустить, что незадолго до монгольского нашествия мощи святых были перенесены в киевский Софийский собор, а затем в период монгольского вторжения были осквернены (гробница Глеба была разрушена, а могила Бориса сохранилась в том же приделе), то возможно станут понятными, обстоятельства при которых возникло среди Киевлян смутное воспоминание о погребении здесь некоего «Моровлина» (Муромца) и «товарища», а также причины отсутствия сведений об исчезновении мощей св. братьев в древнерусских источниках.