Об историческом прототипе Ильи Муромца

VII. Летопись Яна Амоса Коменского и киевские предания о Елье Моровлине

История изгнанника русского князя Олега дошла до нас в изложении польских и чешских историков XVI–XVIII вв. От Олега Моравского с XVI в. вели свою родословную представители одного из знатнейших моравских родов — графов Жеротинских. Впервые о «Колеге, сыне Колги», основателе рода Жеротинов, поведал в своем произведении «Zrdcadlo slavneho Morawskeho» (1593) польско-чешский историк XVI в. Бартоломей Папроцкий[52].

Колег, сын Колги (Олег, сын Олега), сообщает Папроцкий, был племянником киевского князя Ярополка Святославича (972–978). Из-за преследований со стороны своего дяди Олег вынужден был бежать в Чехию, куда он прибыл с большим запасом золота и серебра. В Чехии изгнанник отказался от титула «князь» и принял достоинство рыцаря. Олег явился основателем моравского рода Жеротинов.

Начало рода Жеротинов Папроцкий относит к 861 г., хотя заимствованная им из русских летописей история борьбы за власть сыновей Святослава — Ярополка, Олега и Владимира происходила в 70-ые гг. X в. Использование Папроцким летописного рассказа имело целью возвести генеалогию основателя рода Жеротинов к известному русскому знатному роду Рюриковичей.

Повествуя о переселении Олега в Чехию, автор приводит заслуживающую интереса анекдотическую историю. Олег, прибыв в Чехию, якобы, не мог оставить русские привычки и часто употреблял русское выражение «иди к черту», которое Папроцкий передает как «иди к врагу». От этой его привычки, утверждал писатель, пошло его прозвище «враг» и прозвание всего его рода «враговский». В этом прозвище, несомненно, в действительности отражается древнерусское «варяг, от рода варяжского», заимствованное автором из недошедшего до нас источника, повествующего о русском князе, варяге по происхождению.

О русском князе Олеге, основателе рода Жеротинов, сообщается также в так называемой «летописи Яна Амоса Коменского» — древней рукописи, использованной в начале XVII в. в трудах знаменитого чешского ученого и великого педагога. Я. А. Коменского. В 1618–1621 гг., проживая в Моравии, Я.А. Коменский находился в числе приближенных знатного вельможи Жеротина. По его просьбе он написал небольшое сочинение по генеалогии рода Жеротинов «De origine baronum a Zierotin». Труд Коменского не сохранился до нашего времени, однако сочинением Коменского пользовались другие чешские историки.

Во второй половине XVII века рукопись Коменского попала в руки известного чешского историка Томаса Пешины из Чехорода. В своем труде «Mars Moravicus», вышедшим в свет в 1677 г., Пешина в подробностях изложил содержавшуюся в труде Коменского историю русского князя Олега, основателя рода Жеротинов[53].

После того, как в 939 году, сообщает Пешина, Моравия отпала от Чехии после убийства князем Болеславом своего брата правителя Чехии князя Вацлава, прибывший из Руси князь Олег в 940 году был провозглашен королем Моравии: «Quippe Moravi parricidium Boleslai detestati, desuverunt ab imperio Bohemico omnes; et ut proprium, sicut antea, domi haberent Principem, cuidam pricipibus Russiae, nomine Olgo, nepoti Jaropolci Kygoviensium ducis, (vel Olga, que erat Jori, patris Jaropolci uxor, fratri». («Испытывая отвращение вследствие братоубийства, совершенного Болеславом, Моравия совсем отделилась от Богемской империи, чтобы как и прежде иметь собственного князя, которым стал князь из рода русских князей, по имени Олег, племянник Ярополка, киевского князя (или Ольги брат, которая была женой Jori (Игоря), отца Ярополка».

После восшествия на престол в 940 году Олег в течении нескольких лет вел упорную борьбу с венграми, нападениями которых на Моравию руководил принц Токсис (Toxis) из рода Арпадов. Венграм удалось захватить часть Моравии и Велеград, столицу Олега. Олег действовал против венгров, получая военную помощь от польского князя Земомысла и своих родственников из Руси. В трехдневной битве при Брюнне (949 г.), войско Олега попало в засаду, преследуя венгров, обратившихся в притворное бегство. Большая часть его погибла, лишь немногие смогли прорваться из окружения и укрыться в близлежащей крепости и непроходимых лесах. Олег, собрав остатки войска, вынужден был навсегда покинуть Моравию и переселиться в Польшу к князю Земомыслу. По сообщению Пешины там, в Польше, он вскоре и окончил свои дни.

Чешские историки, вслед за Пешиной, излагавшие историю князя Олега по-иному передавали завершение его биографии. J.G.Stredowsky и C.B.Hirchmenzel сообщали о возвращении Олега из Польши обратно в Россию и участии Олега и прибывших с ним на Русь священников и моравской знати в обращении русских в христианство[54]. Сохранилась в трудах некоторых историков и дата смерти Олега — 967 г. J.G.Stredowsky, сообщая о смерти Олега, замечает, что он умер в своем отечестве: «Anno 967. Olgus ultimus Moravicum Rex, pro illius differentia temporis, in Russia exul, curis ac aetate fractus, vitem ibidem defecit…».

(«В год 967 г. Олег, последний король Моравии, некогда ставший изгнанником в России, сломленный возрастом и заботами, там же окончил свои дни…»)

А.В. Флоровский, посвятивший «летописи Коменского» небольшое исследование, выдвинул гипотезу, согласно которой, ссылка Я.А. Коменского на русские хроники объясняется его знакомством с каким-то западнорусским псевдоисторическим литературным произведением, в котором был использован летописный рассказ о борьбе сыновей Святослава, соединенный с домыслом об Олеге.

Этот вывод сопряжен с определенной натяжкой: характеристика русских известий, заимствованных А.В. Флоровским у Папроцкого (рассказ об Олеге Святославиче и Ярополке), была механически экстраполирована им на источник Коменского и Пешины. В изложении Пешиной текста «летописи Коменского» указанные факты русской истории практически не отразились, Исключением является сообщение Пешины о происхождении Олега от брата Ярополка. Однако это сообщение самим автором подвергается автором сомнению. Более чем вероятно, что известие это заимствовано Пешиной у Папроцкого, на труд которого он ссылается в своем произведении. Вообще русское происхождение этого произведения сомнительно. В тексте изображаются события, происходившие в Чехии и Польше, автор хорошо знаком с географией Чехии (упоминание Велеграда, Оломоуца, битвы при Брюнне и т. д.). Генеалогия Олега и его русских родичей (Ольги и Игоря) выглядит путанной и нечеткой. Создается впечатление, что автор летописи Коменского вообще не был знаком с русскими летописями.

Научная репутация Я. А. Коменского не позволяет нам заподозрить ученого в банальной фальсификации источника. Ссылка на русское происхождение «летописи Коменского» должна была появиться вследствие ошибки ученого. Возможно, в распоряжении Коменского оказалась древняя рукопись, написанная на старославянском языке, глаголицей, кириллицей или, по крайней мере, латинскими глоссами, но с сохранением старославянского диалекта. Этот источник, содержавший историю князя Олега, и был принят Коменским за «русские анналы».

В Чешском государстве после изгнания из Моравии учеников Кирилла и Мефодия старославянский язык был еще в течении более чем двух столетий равноправным партнером латыни. Только в самом конце XI- начале XII в. в Чехии он был запрещен. Старославянская письменность подверглась гонениям, книги на старославянском языке были уничтожены. В рукописях до нашего времени сохранились жалкие останки старославянской письменности: написанный глаголицей миссал X в., Пражские глаголические отрывки XI в., написанные кириллицей глоссы в одной из латинских рукописей. Одна из таких редких рукописей видимо сохранилась в архиве Жеротинов и была впоследствии передана для ознакомления Я.А. Коменскому.

Я.А. Коменский, получив эту рукопись от Жеротина, на основе ее, должен был составить краткое сочинение по генеалогии рода Жеротинов. Задача Коменского очевидно состояла в том, чтобы уже известную от Папроцкого легенду о происхождении Жеротинов дополнить фактами старинной рукописи, упоминавшей о годах правления Олега, последнего короля Моравии.

А.Г. Кузьмин, познакомившийся с известиями летописи Коменского в изложении польского историка XVIII в. Х.Ф. Фризе, выдвинул предположение, что его источником могли быть древние моравские хроники[55]. Не отрицая такую возможность, следует отметить, что значительный интерес источника Коменского не только к моравским, но и польским событиям быть может свидетельствует о том, что местом создания этого сочинения могла быть территория, находившаяся одновременно как под польским, так и под чешским влиянием, и даже вошедшая возможно затем в состав Польского государства (ср. ссылку Папроцкого на польские аналлы).

Наиболее крупным культурным центром, отвечающим последнему условию является город Краков, столица земли вислян, входивших в IX веке в состав Великой Моравии. В течении X в. Краков был то частью Чешского (после 955 г.), то частью польского государства (с конца X в.). Православное болгарское духовенство Кракова, подвергшееся в конце X в. гонениям со стороны прибывшего из Праги епископа Адальберта[56], имело все основания вспомнить и записать известную им историю независимого от Чехии моравского короля Олега, пользовавшегося помощью Руси и Чехии в борьбе с венграми и Болеславом. Некоторое основание связывать Краков с преданиями об Олеге или Елье Моровлине дают западные приурочения к Кракову первого подвига Ильи (освобождения некоего города, находящегося на пути из Морова в Киев).

Действительно ли существовали древние источники, повествующие о повторном возвращении Олега Моравского на Русь и приписывавшие ему ведение там проповеди христианства не известно. Возможно, что этот эпизод его биографии явился результатом домыслов позднейших историографов. Однако такой исход событий представляется нам весьма вероятным.

В летописной статье 987 г. в связи с сюжетом о выборе веры князем Владимиром рассказывается о прибытии ко двору киевского князя немецкого посольства «от папы». В ответе Владимира немецким послам («отцы наши сего не приняли суть») большинство ученых видят намек на неудачную миссию епископа Адальберта, посетившего Русь по приглашению княгини Ольги («регины Елены») в 961 г. По данным Хроники Продолжателя Регинона Прюмского (Прюм — монастырь в Германии) в 959 г. в Германию явилось посольство от королевы русских Елены (христианское имя Ольги) с просьбой прислать епископа для крещения земли. В 961 г. епископ Адальберт прибыл на Русь, но он и его спутники «нисколько не преуспели в своем деле», едва спасли свои жизни и с трудом вернулись домой.

А.Г. Кузьминым заметил, что немецкие послы в летописной статье называли себя «учениками апостола Павла», а не Петра, как то следовало делать правоверным католикам, и слова, приписанные летописцем Владимиру, не могут являться исключительно ссылкой на события 961 г., что Св. Павел считался «апостолом славян», и почитался прежде всего на Руси и в западнославянских странах, в том числе и в Моравии. А это значит, что миссию Адальберта можно рассматривать лишь как одно, может быть заключительное звено, в деятельности миссионеров с запада (из Моравии и Германии) на Руси в годы правления княгини Ольги и Святослава.

Эта миссия, судя по всему, в целом не была настолько провальной, как может показаться при чтении немецкой хроники. По словам автора XI в. Иакова Мниха, Ольга свергала языческие идолы («идолы сокруши»), а в других источниках сохранились свидетельства о строительстве княгиней христианских храмов. Поэтому вполне возможно, что у современников существали и другие, отличные от летописной оценки этой миссии.

Такое предположение возникает и при знакомстве с норвежской сагой об Олафе, сыне Трюггви, записанной в конце XII в. Сага содержит легендарный и, по общему признанию, исторически недостоверный рассказ о крещении Руси будущим норвежским королем Олафом Трюггвасоном (995-1000), состоявшемся якобы в период правления князя Вальдмара (Владимира) и его жены (sic!) княгини Аллогии (княгини Ольги).

По саге Олаф, родившийся около 969 г., рано лишился отца и вместе с матерью вынужден был еще ребенком бежать из Норвегии в чужие страны. В пути корабль, на котором следовал Олаф был захвачен пиратами, а сам он продан в рабство в Эйстланд. Благодаря счастливой случайности, родич Олафа Сигурд, который «имел большие почести у конунга Гардов» выкупил мальчика и привез его на Русь, где Олаф воспитывался при дворе князя Владимира и Аллогии.

Едва лишь мальчик подрос, сообщает сага, Вальдемар дал ему дружину воинов, с которыми Олаф воевал против врагов Руси и «увеличил государство гардских людей». Подвиги Олафа вызывали зависть многих и он вынужден был покинуть Русь. Далее были пиратство на Балтике, трехлетний брак с Гейрой или Ярой, дочерью короля вендов Бурицлава, войны в Британии и крещение Олафа. В 995 г. Олаф стал королем Норвегии, и правил, пока не погиб в сражении в 999 или в 1000 г.

В рассказе о пребывании Олафа на Руси безусловно достоверным может быть признан лишь факт самого нахождения этого конунга в Гардах. По мнению Т.Н. Джаксон, в пользу этого свидетельствует упоминание об этом в скальдической поэзии. Полностью недостоверным считается эпизод с prima signatio («предварительным крещением») Олафа в Греции епископом Павлом, повторным возвращением Олафа на Русь и крещением Руси.

Мотив крещения Руси оказался в саге благодаря монаху Одду, впервые записавшему сагу около 1190 г. Согласно саге Олаф якобы с самого начала, будучи еще ребенком, отвергал поклонение идолам. Однажды, когда конунг уже покинул Русь, во сне в видении некий божественный голос приказал ему отправится в Грецию, «где будет ему открыта ему истинная вера». Повинуясь этому голосу, Олаф отправляется в Византию и принимает prima signatio от епископа Павла, а затем возвращается на Русь и на собрании (тинге) уговаривает Аллогию, Вальдемара и народ принять крещение. По приглашению русских из Греции является епископ Павел и приводит всю Русь к христианской вере.

Разбирая данный сюжет и признавая его недостоверность, исследователи все же считали, что в основе его лежало действительное «предание о крещении Руси из Греции, которое было связано со временем Владимира и могло быть известно скандинавам на севере»[57]. Т.Н. Джаксон обратила внимание, что речь ребенка Олафа «против идолов» удивительно по своим стилю и содержанию напоминает речь немецкого посольства в летописной статье 987 г. А значит возможно, что информаторами автора саги, были лица бывавшие на Руси и хорошо знавшие местное церковное предание. Неслучайным признается исследовательницей и упоминание епископа Павла — оно находит параллель в известии о прибытии в Киев «учеников апостола Павла» в летописной статье 987 г.[58]

Заметим теперь, что рассказ о крещении в саге страдает «хронологической двойственностью». С одной стороны упоминание в саге Аллогии (то есть княгини Ольги) в качестве жены Владимира Святославича является анахронизмом. С другой в повествовании о крещении Руси Олафом, именно она играет главную роль, своей мудрой речью, убеждая князя и собрание народа принять христианскую веру. Упоминание в саге Аллогии в качестве главной помощницы Олафа в деле обращения русских, ссылка на епископа Павла дают повод предположить, что одной из основ легенды о крещении Олафом Руси было предание о христианских миссионерах, «учениках апостола Павла», действовавших во времена правления Ольги, но приуроченных автором саги ко времени правления Владимира Святославича.

Возникает естественный вопрос: каким образом, вопреки здравому смыслу (Олаф по саге еще не принял окончательно крещение) автор саги приписывает ему во всех указанных событиях главную роль? Не присвоены ли Олафу заслуги какого-либо другого исторического лица? И тут всвязи с этим вопросом приходит на память сообщение саги, что во время пребывания на чужбине Олаф, якобы скрываясь, называл себя другим именем, а именно «Олием Русским». (Впервые так он называет себя в стране славян-вендов, при встрече с будущей женой, дочерью Бурицлава (Болеслава) Гейрой, затем второй раз перед королем Оттоном). Между тем, происхождение прозвища Олафа «Олий Русский» легко объясняется из имени Олег, известного в былиннах в форме «Волья» (ср. также Ольга, Олег — «Оля»)[59]. Именно такое имя (и кстати, как мы видели по поэме «Ортнит» и Тидрек-саге, прозвище — «Элигас-Илиас Русский») носил легендарный основатель династии Жеротинов, русский князь Олег, последний король Моравии.

Если предположить, что Бурицлав саги — не Болеслав Польский, как считает большинство исследователей, а Болеслав Чешский, а Олий Русский — Олег Муравленин, то все стает на свои места. Прибыв в Моравию с дружиной и казной около 939–940 г., Олег Русский вступил в брак с Гейрой (Ярой-Ярославой), дочерью Болеслава Чешского, а потом опираясь на свои новые династические права и моравскую знать, провозгласил себя королем Моравии, независимым от своего тестя. Поражение в войне с венграми заставило его покинуть Моравию, двинуться сначала в Краков, а затем и далее на Русь. В былинах это отразилось в легенде о известной героической поездке Ильи из Морова в Киев, через город Кряков (с рассказом об освобождении этого города от «черной силы» — венгров).

Прибыв на Русь, Олег Русский (здесь уже Моравский-Муравленин) принял участие в миссионерской деятельности Ольги и ее попытках крещения Руси. Что нашло свое отражение в русских преданиях о крещении Руси и свержении идолов богатырем-христианином Ельей Моровлиным и сохранилось в обрывках легенды о крещении Руси Олием Русским во времена Ольги в саге об Олафе сыне Трюггви.

Участие Олега в сражениях с венграми способствовало тому, что дружинные песни о нем, занесенные в X в. в и Центральную Европу, были приурочены к преданиям о гибели Великой Моравии («Русской империи») от нашествия венгров («гуннов»). Сами, однако, эти дружинные песни, использованные при создании эпических сказаний об Илиасе Русском, ни в коей мере не повлияли на формирование более позднего образа христианского богатыря, сформировавшегося на Руси уже в другую эпоху. Этим объясняется полное отсутствие каких-либо параллелей между сказаниями об Илиасе из Руси и богатыре Вольге с одной стороны и южнорусскими эпическими сказаниями об Елье Моровлине с другой.

Широкую эпическую известность предания об Елье Моровлине в Киеве могли получить уже после распада единого Древнерусского государства, усиления культурной изоляции отдельных земель, очевидно не ранее XIII–XIV вв. В XVI в. эти предания проникли в Великороссию, где явились материалом для создания целого цикла великорусских былин об Илье Муромце. В условиях ожесточенной классовой и сословной борьбы в России в XVI в., вызванной процессом закрепощения крестьянства, известность Ильи, как богатыря крестьянина (первоначально христианина) способствовала быстрому росту его популярности в широкой народной массе и превращению Ильи Муромца в главного русского эпического героя и богатыря.