Обе Бездны

Глава одиннадцатая Три прогулки

Ликдул после описания Мирдалом воспринимался Наратой совсем иным. Сначала она представляла, что он — как храмовая школа. Детей-сирот и детей от нерадивых родителей обучают бесплатно, но попутно больше сдабривают идеологией, чем знаниями. А «Светлейший» оказался сторонником идей Аменемхата о всеобщем равенстве, и даже более сильным, чем сам Аменемхат. Правда, равенства в результате, опять же, не вышло. Начальник всегда мог подтолкнуть народ к нужному себе решению и убить любого неугодного чужими лапами.

Потомок саров не стала шляться по деревне и находить компанию там, наоборот, направилась за её пределы, к озёрному берегу, с которого вдали был еле заметен Утгард. Присев на травянистую подушку, Нарата взглянула на город — темнеющие на фоне закатного неба рваные зубцы с клыком Дворца Сталагмитов — но мысли её относились не к родителям — она задумалась о том, как теперь уживаться в Лидуле и не попасть под влияние Мирдала. Ведь не зря его бывшие друзья с Хардола изгнали его, и с ним стоит держаться настороже…

Светлые — настоящая противоположность нашаран, если только они не обжились в Нашаре настолько, что восприняли Тёмную философию, как Зерая и в какой-то степени Мирдал. Когда идеалом Тёмного была всегда собственная воля — не важно, учитывающая интересы сородичей или идущая наперекор — Светлые считали её тяжелейшим проступком и называли «эгоизмом». Сами же во всём стремились свою волю подавить и отдать себя в услужение своим ближним — но только при том условии, что и сами смогут их эксплуатировать в ответ. Иначе, если Светлый не шёл даже на неприятное ему дело с добровольной радостью, в лучшем случае к нему применяли запрещённую в Нашаре магию изменения сознания — пранически промывали мозги, вживляя угодные инстинкты и эмоциональные реакции. Проще говоря, нашаране были похожи на уурров, территориальных в сытый год и стайных в голодный, а хардольцы — на неизменно-организованый рой травушей.

Скоро ли поймут они, что это — бесполезная и, наверное, даже вредная философия — кроме разве как тем, кто отдаёт приказы? Мирдал и вовсе сторонился подобных методов своих собратьев, но мало ли что придёт ему в голову? Тем более при обучении дочери сар-волода! «Коллективное решение проблем» тоже настораживало — учитывая, что совершенно неизвестно, какие поступки подразумеваются под этими проблемами. Взглянешь неласково — и всё собрание решит тебя изгнать. Или возьмёшь без спроса перо со стола учителя — а тебя за это весь класс разорвёт!

Нет, конечно, Нарата утрировала, но выходило так. Своеволие драконов всё же должно контролироваться, и пусть даже власть сар-волода не абсолютна, он умеет навязать свою волю. Подданные уважали Аменемхата, боялись Герусет и любили Инанну — всё это тоже методы управления, пусть и зародившиеся из-за ошибок правителей. Аменемхат прогадал в выборе друзей, Герусет — в выборе врагов, но раз мама Нараты ещё жива, значит, Инанна Нингаль всё правильно делает.

— Здравствуй! Ты прилетела к нам, почему сторонишься нас?

Думы Нараты наконец прервались её сверстницей, приземлившейся невдалеке. Раскрас у неё был вполне обычный для чешуйчатой драконицы, хотя и слегка бледноватых оттенков — зелёная чешуя, переходящая на груди и хвосте в жёлтый, да светло-лиловая грива оттенка высохших чернил. Фигура у самки была скорее округлой, чем рельефной, хотя и без особого жира, помешавшего бы взлететь. Зато глаза у неё были большие, выразительные и яркие.

— Я не сторонюсь, просто не хочу никого отрывать от занятий… — драконочка слегка расправила крыло. — Как ты меня нашла и для чего явилась?

— Это было просто — отсюда очень хорошо виден Утгард, — самочка присела рядом. — Хорошо, когда ты можешь посмотреть на место, где родилась и жила, где живут твои родные и друзья. Я вот свой дом больше никогда не увижу.

Нарата собиралась объяснить, что сюда она вышла не поэтому, а потому что пространство здесь более открытое и просторное, чем в разросшемся лесу, но последняя фраза навязавшейся собеседницы сделала это высказывание неуместным. Драконесса мыслила другими категориями.

— Кто знает… Хрон и Айн уничтожили до основания, но потом восстановили.

— Но не такими, как в прошлом. И без их старых обитателей.

Нарата пригляделась к самочке повнимательней. В отличии от вполне здорового, лишённого мутаций тела, аура незнакомки выдавала связь с Хаосом — мерцала, слегка изменяя свои оттенки и густоту. Но не настолько, чтобы порождать безумие из-за влияния на психику. А судя по цвету энергии, драконесса скорее совсем опечалилась от воспоминаний, чем желала мстить, как деструктор. Похоже, кто-то из её близких, живущих в Махааре, погиб во времена нападения людей на этот город хаосистов, вот она и попала сюда.

— Плоть истлевает, лишь я вечна. Зови меня Тьма, — задумавшись, Нарата, вместо того, чтобы представиться по имени, как хотела, процитировала «Тихую Тьму», сборник проповедей давно слившейся с покровительницей Воплощения Намиры, — потому что тебе не узреть того, что стоит за мной.

Чешуйчатая испуганно хлопнула глазами и отступила:

— Светлейший был прав… твою волю одолевают…

— С чего ты это взяла? — удивлённо спросила Нарата, перепугавшись больше, чем драконочка — её. Не походила такая реакция на простое возмущение тому, что эта странная перепончатокрылая была расположена поворошить прошлое, а её прервали и вернули к настоящему.

— Почему ты назвала себя Тьмой? — продолжила дрожать самочка, дёргая ушами. — Ты же… не Воплощение?

— Что? С чего это… — в Нарате сперва вскипело возмущение, но потом она сообразила, что дейстаительно ляпнула это, не задумываясь и даже не собираясь!

Неужели на неё так подействовало это место и что-то в глубине души воспротивилось её обучению у Светлейшего?

— Да просто вспомнилась поговорка… — проговорила она, стараясь придать мордашке весёлое выражение. — Какой-нибудь жрец-идиот так бы тебе и ответил!

— У нас то, что связывает Тёмных, стараются не упоминать, — обвинила и укорила Нарату соученица одной лишь мордой. — Говорят, всегда слышит, когда о ней вспоминают, и наблюдает ещё долгое время за теми, кто её призвал. Суеверия, но… Лучше быть осторожными, когда Воплощений становится всё больше. Ладно, забудем, если ты правда не одна из них… Моё имя Хубур. Когда-то раньше — Хубур Тиамат.

Не только ровесница… Но ещё и близка по статусу… Тоже дочь владык, только не Тёмных, а почти вымерших во время войны с людьми хаосистов-мутаторов.

— Не волнуйся насчёт этого. Если я начну превращаться в Воплощение, ты это заметишь первой, Хубур, — улыбнулась драконочка уже искреннее. Даже если Тьма и шевельнулась в её душе, то теперь снова впала в спячку. — А я — Нарата Нингаль.

— Твоё появление всполошило Ликдул, — всеми силами желая отвести тему беседы подальше от произошедшего, беженка из взорванного Махаара присела на камень подле Нараты. — Все гадают, почему твой отец не захотел тебя обучать сам, а отдал в чужую волю.

— У всех свои проблемы, — но сама смущённая и сбитая с толку пушистая продолжала обдумывать произошедшее. Бывало ли такое с ней раньше, а если нет — почему сейчас началось?

Иногда, правда, она ощущала присутствие Тьмы и ранее… Только не понимала сути. Инанна как-то наблюдала за дочерью, по детской глупости пытавшуюся поймать подлетевшую к балкону птицу. Ей это не удалось, но в матери пробудились воспоминания, и она обмолвилась, что ещё раньше, когда Нарата была мелкой драконочкой, на её плечи опустились две птицы — совершенно белая и чёрная… Как будто Нарата находилась между Тьмой и Светом.

Подобный знак мог бы ничего и не значить, но он произошёл во время попытки оградить Нарату от связи с Тьмой особым ритуалом, при помощи которого нашарские Светлые обещали навсегда избавить детёныша от былой связи с Безначальной, приобретённой ещё до рождения — в то время, когда Воплощение Дивр пытался вселить в пленённую Инанну, беременную Наратой, сознание Тьмы.

— Да, но всё же Зорат решился отправить свою дочь сюда! — продолжала Хубур. — Что же, в таком случае постараюсь составить тебе хорошую компанию, чтобы ты не очень по нему скучала.

— И я… тебе тоже есть по кому скучать, — рыжегривая встала, подустав сидеть на одном месте. — Покажешь какое-нибудь интересное место неподалёку? Вам же разрешают покидать деревню?

— Только тем, кто может за себя постоять, — ответила Хубур серьёзно. — А мы точно сможем, но разве ты не хочешь познакомиться с другими?

— Успею ещё. Пока получше узнаю тебя, — чистосердечно предложила драконица. — Ты здесь наверняка знаешь самые тайные уголки!

— Самых тайных никто не знает, иначе бы они стали уже менее тайными… Но нечто известное только мне, полагаю, тоже сойдёт! — Обогнала Хубур Нарату на четырёх, а потом встала на задние, направляя к тонкой тропке в лес.

Зареслава немного задержалась в деревеньке после того, как определилась с жильём и, возможно, это спасло не только её, но и её убрёдших куда-то товарищей. Только лишь она отошла от жилья и обернулась на него в последний раз, как стала свидетельницей попытки незаконного проникновения…

— Рык, что ты там забыла? — взревела она на самку, пробирающуюся в окно выданного новым постояльцам дома. Судя по всему, та совсем не ожидала, что сейчас, когда все находятся на занятиях, её могут заметить — потому спрыгнула на землю и уставилась на Зареславу с выражением оскорблённой невинности.

— Мой отец только что принял трёх новых учеников, — даже не отпиралась тряхнувшая белоснежными перьями златогривая самка. — Решила проверить, дома ли они, не нуждаются в чём? Ты Зареслава, так? Знай и меня, Нармелу Мирдал. Нам ещё часто придётся встречаться, так как я и присматриваю за домашними хозяйствами.

— Нармела Мирдал? — нахмурилась самка. — Я слышала, что у Светлейшего есть дочь и сын. То, что ты не самец, означает, что тогда ты — его дочь, но… Почему ты такая белая? Разве золотой цвет не должен доминировать?

— А я не от синей шлюхи, — скрипнула Светлая зубами. — Моя мама куда благороднее неё, да только отец мой её не стоит. Мирдал — всеми нами любимый образец праведности, но нынешняя самка у него не первая. Да и моя мать — тоже. Слухи о его развратности имеют некое основание… Но скорее лишь потому, что он сам живёт долго, не раз успел поменять характер, а с ним и своих спутниц. Разумеется, когда отец любил маму, он мне нравился больше.

— А кто она? — слушать сплетни о сильных чародеях было куда интереснее, чем спорить о неприкосновенности жилища, потому Зареслава и решила отдаться им, да и Нармелу подальше от дома отвести.

— Кто будет о маме плохо отзываться? Это тебе не отец-засранец, — Зареславу передёрнуло от степени непочтительности Нармелы к Мирдалу — мало того, что доброму крылатому, так ещё и прямому предку. — У неё есть целое своё отдельное измерение и, как она говорила, она может их создавать и даже уничтожать… Правда, последнее вряд ли, иначе бы все миры, где отец её не любит, были бы уничтожены.

— Но если ты так любишь маму и так плохо сошлась с папой, почему ты живёшь с ним? — Аменемхат думала, что задала вопрос с подвохом, но Нармела только фыркнула:

— Мама не пропадёт, а вот за папочкой надо присматривать… Что я и делаю.

— Да за ним кто только не присматривает! — возмутилась драконочка, чувствуя, как от негодования пытаются распахнуться её крылья. — Инанна, Тьма, Светлые, Яролика… Почему нельзя оставить его в покое, ведь он ничего плохого не делает! Живёт здесь спокойно, вымершую деревню оживил, детей учит…

— Вот представь — сколько всяких нехороших личностей пытаются ему жилы порвать! Разве он один справится? — обеспокоенно огляделась Нармела вокруг, не подслушивает ли кто. Видимо, даже у её доверительности имелись пределы. — Из всех перечисленных Инанна — самая безопасная. У неё огромный долг перед ним. Без Мирдала Инанна ни за что бы не остановила войну с Базал-Туратом. Светлые сами по себе Мирдала почитают, Яролика его уважает, но при этом его философию не поддерживает… и делает это весьма активно. Ну а Тьма… Как ни странно, с нею Мирдалу проще всех договориться. У него есть знакомое Воплощение, и они до сих пор не аннигилировали от соприкосновения друг с другом. На самом деле, поначалу я думала, что Нарату… тоже хотят Воплощением сделать. Света ли, Тьмы — не важно. Хорошо, что это не так.

Зареслава дёрнула хвостиком, но ничем иным своих мыслей не выдала. Ей ли не знать все особенности своей подруги… Но рассказывать об этом странной самке не стоило.

— Если бы это было так, её бы ни за что не послали сюда, а скорее бы отдали в Храм Тьмы, — изрекла драконочка.- А ты не думаешь, что твой отец прекрасно справляется со всем этим и без тебя? Тебе стоило бы больше времени уделять самой себе, например, найти хорошенького дракона…

Сказала она это, конечно, для того, чтобы отвлечь новую знакомую и перевести разговор на более безобидную тему. Как ни странно, но это сработало — тон у Нармелы стал спокойнее, она перестала озверело махать хвостом и уже не постеснялась выйти на более оживлённую улицу — да, ещё пара драконят-прогульщиков.

— Если растёшь в лучшем измерении всех времён и миров, то стандарты держатся высокими. К членам семьи особенно. Не обижайся, что я ругаю отца — на самом деле, этому я от вас, нашаран, научилась. В детстве такого себе не позволяла. Видимо, тоже меняюсь характером, как и папа. Ладно, а о себе что расскажешь?

— Родилась, выросла… — попыталась не слишком мастеровитая в рассказах Зареслава отбрехаться, но собеседница проявляла настойчивость:

— Вот прямо с рождения и начинай рассказ. У тебя ведь мать не дракон, а голем.

— Вот это даже для нашаран обидно! — пригрозила Аменемхат оскалом поблескивающих металлом зубов.

— Не скалься, я же без цели тебя оскорбить, — самочка виновато улыбнулась. — Но она всё-таки не дракон.

— Нет, — Зареслава, чтобы не злиться на спутницу, задрала голову и посмотрела на небо. — Она лучше любого дракона, и не только потому, что может в одиночку разрушить целый город. Это и не важно для меня.

— О матери не говорят плохо, — повторилась Нармела, заворачивая во двор одного из домов — заросший сад, окружённый стенами с трёх сторон. — В Ликдуле есть место для всех. И для жаждущих общения, и для ценящих уединение. Можешь пристроиться тут.

— У меня есть место и за пределами Ликдула. Но я подумаю над этим. Драконам здесь нужна защита, а Мирдалу — помощь, если любой может залезть в чужой дом. Зачем спрашивать разрешение, если сама можешь войти? Разве не так думают Темные? Чтоб морду не обжечь, — сама себе отвечая, расселась Зареслава на густой тёмной траве под кустом, что разросся как дерево. — Тело моё практически такое же, как у матери, она его и собирала. Душу и сознание творил отец-кобник, в этом вопросе он маме не доверял, как бы хороша она в том не была. Что же, возможно, правильно сделал. Маррут ни с кем не умеет сходиться, кроме как с отцом, все начинают сторониться её уже после пары слов. Со мною такого не происходит, у меня есть друзья.

— Так кобники могут делать души? — воскликнула Нармела, и тут же, опомнившись, перешла на шёпот. — Зачем тогда они крадут чужие для программирования?

— Воровать души — прошлый век. Папа хотя и работает гачтарем Утгарда, но на свои разработки у него есть время. Правда пока создание души настолько сложно, трудоёмко и затратно, что его нигде не применяет — дешевле купить захваченную.

— Просто кому-то выгодно делать из Тёмных жаждущих крови и душ наёмников… Тьме, например, — Нармела опустилась рядом. — Иначе бы техномагию эту ввели бы ещё очень давно.

— Ты резиной не выглядишь, — Нармела улеглась, покачивая кисточкой на хвосте.

— Спасибо отцу за это. Но я пока лишь одна. И даже не знаю, нужно ли это миру, чтобы таких, как я, было больше.

Торстейн поддержал начинание Нараты — после подземелья жутко хотелось восстановиться и погулять по природе. Как бы не была она сурова, но всё же родней, прекрасней и безопасней тёмных каверн Иркаллы. По сути, только в одиночестве и в естественной обстановке с Тёмного снималось напряжение, нагнанное за прошедший день.

Лес — не лучшее место для прогулок в Нашаре, но Торстейн не сомневался, что Мирдал защитил своих учеников, и возле деревни ничто опасное не ждёт. Да и сам Торстейн мог за себя постоять — в случае чего отобьётся или просто улетит подальше. Его бы и не снарядили защитником Нараты в Эрешкихале, если бы он даже за себя постоять не мог…

Нарата… Она тоже гуляла где-то неподалёку, и Трэвейл не был бы прочь походить с ней — хотя бы под предлогом защиты — но он опасался навязываться столь свободолюбивой самке. Вот кому нипочём ни леса, ни подземелья, и только сама Тьма может с нею поспорить. Зато он мог осмотреть местность, чтобы знать, чего от неё ожидать. От чуткого нюха и острого взгляда вряд ли могло что-нибудь укрыться, и дракон не сомневался, что разузнает обо всём вокруг Ликдула за час-другой. Днём, конечно, вряд ли Тьма сунется к обиталищу Светлых — настоящих Светлых, не тех, кто вершит политику на Верхнем слое. Но ночью будет уже другое время, Тёмное. Сменятся обитатели леса на менее приветливых и более суровых — таких, с которыми не всякий дракон поспорит.

Однако, оказалось, что некоторые существа способны приходить и днём.

Торстейн напрягся, услышав, как шевелятся ветви и листья слева от него. Дракон встал на задние в боевую стойку, но не расправляя крылья — всё равно улетать некуда, потому он держал их сложенными, оберегая на всякий случай.

Меч за миг материализовался в лапе, а сам дракон привстал на задние, полуприседая и готовясь либо взлететь, либо прыгнуть.

Кто ему противостоял — юный дракон пока не понимал. На посланников Тьмы это было не похоже, но и не дикий зверь крался по лесу. Отойдя так, чтобы большое дерево прикрывало его со спины, Торстейн оглядывался по сторонам.

— Эй! Покажись!

— Ты кому из нас? — произнесли спокойно сверху, из кроны дерева, под которым теперь находился дракон с песчаной шерстью. Он быстро поднял взгляд вверх — с этого ракурса ему стала легче заметна аура другого нашаранина, а чуть позже и он сам, как только он спустился, цепляясь за крепкую кору. Это был белый красногривый самец, жилистый и тощий, с пышной гривой, закрывающей один глаз. Морду его делила на двое чёрная полоса от носа до самых глаз.

Драконы друг на друга смотрели недолго, а потом оба обернулись туда, откуда послышался звук. Аура того, кто проскакивал короткими перебежками, не походила ни на зверя, ни на разумного, даже на свободную душу.

— Это ещё что? — спросил Торстейн, решив, что неизвестный куда хуже дракона, к которому можно повернуться если не спиной, то боком.

— Карк, — спокойно сказал дракон. Торстейн повернулся к нему и только сейчас понял, что белый насмехается. Почувствовав, что, по мнению встреченного, неведомое существо опасности не представляет, Торстейн выпрямился, хотя меч ещё не убирал.

— А если не именем, а понятными словами?

— Ты сам представься для начала, — опёрся белый о ствол, но вальяжнее и спокойнее, чем Торстейн до того. — Гость здесь ты.

— Уже не гость, Мирдал принял меня в Ликдул. Торстейн Трэвейл, — поднял дракон свободную от оружия лапу.

— Приветствовать стоя с оружием в лапах — не лучшая идея, — подмигнул белый и вытянул лапу в сторону приближающегося шума. — А уж не обращать внимания на стаю мелких и опасных кусачих тварей — ещё глупее.

— Угрожать можно и без оружия, — без веселья Торстейн подмигнул другому дракону. — Да и не всем оно нужно, смотрю. Представься и ты, хозяин леса.

— Адора Халла, — белый легко взлетел вверх и опустился на большую ветку. Шум начал разворачиваться прочь, видимо, неизвестные твари заметили дракона, не рискнув приближаться. — Убери уже оружие.

Торстейн заставил меч в лапе пропасть и протянул лапу повторно, уже свободную.

— Главное, чтоб оно и не понадобилось… Не против тебя, а против тех, кто мог бы напасть на деревню.

— Насчёт этого не беспокойся… Мы имеем собственную защиту, и пока она нас не подводила. Не будь её, Тьма давно бы могла стереть Ликдул метеоритом так же, как Хрон.

— Так ты… — Торстейн осторожно пригляделся ко знакомцу.

— Что? Обучаюсь у Мирдала? Оберегаю Ликдул? Или имею опасения насчёт Тьмы? — он усмехнулся, слетев на землю. — Я видел вас на подлёте, но лишь одна из троих имеет отношение к Тьме.

— Да, Нарата, дочь Инанны… — задумавшись о ней, Торстейн опустил нос и даже по сторонам перестал смотреть. — До сих пор не понимаю, как она с нею связана. Мне так и не объяснили толком. И ведь по ней не скажешь, что она Воплощение, она думает по-иному, живёт… Как нормальная!

— Она и есть нормальная, — сдержанно ответил новый знакомый. — Она борется с Тьмой внутри себя, но ей нужно помочь избавиться от этой скверны раз и навсегда. И сделать это могут лишь близкие друзья, но и с помощью Света.

— Да. Наверное, это единственный шанс, — Торстейн приободрился. Ведь, по счастью, его предки прежде, чем оставить этот мир, успели преподать ему начала сложного, но великого искусства Песен. И переложить на него обязанность защищать Нарату от Тьмы. Если бы Инанна не желала того же, Торстейн никогда не подружился бы с Наратой — не только потому, что знакомых ей тщательно подбирали. Торстейн слишком стеснялся новых знакомств, тем более с самками.

Тем временем Адора вывел Торстейна на укромную поляну, сел на упавшее дерево, словно бархатное от мха.

— Прибытие Нингаль пока что осталось без особого внимания как в Ликдуле, так и за его пределами, — вдруг произнёс новый знакомый, проводя лапой по мху. — Но это пока. Здесь хватает личностей, которые… Вызывают нездоровый интерес, и с прибытием Нараты Ликдул станет для них ещё более опасным местом.

— Может тогда и не стоило её сюда приводить? — Торстейн воспринял приглашение и сел на указанное место. — Правда, других действительно безопасных мест в Нашаре, кроме Дворца Сталагмитов и Ликдула, я не знаю. И тут мне нравится больше.

— Даже Мирдал не защитит Ликдул ото всего. Здесь бывают и Светлые, и Воплощения, и навы, — он оскалился. — А ещё ему грозит не столько внешний враг, сколько враг внутренний. Слишком разные драконы, слишком разные взгляды…

Меня это не касается, я только сторож. И поэтому вдвойне обидно, что тут я ничем не помогу. Правда, тогда у меня не останется времени осматривать окрестности. Распределение обязанностей, чтоб его…

Он сделал движение лапой, словно обводя поляну, усеянную невзрачными цветками, шумевший вокруг лес, и завершил жест, расчертив ладонью голубоватое небо.