Обезглавленная Мона Лиза

7

Одной из слабостей Пери было купание в ванне. Он мог часами лежать в горячей воде, слушая радио, читая книгу или просто напевая песенку. Из этого благодушного состояния его выводило лишь одно — когда его пятилетний сын начинал проситься в туалет. Тогда, подавляя смех, Пери кричал сквозь закрытую дверь:

— Можешь делать в штаны, разрешаю!

Малыш с ревом бросался к матери, жалуясь, что ему нужно в туалет, а папа его не пускает. Тогда Симона, громко вздыхая и добродушно ворча, подходила с плачущим просителем к двери и вступала в мирные переговоры. Лишь двухгодовалой малышке Жозетте разрешалось беспокоить отца. Ей дозволялось тереть мочалкой волосатую ногу прославленного комиссара, даже лить ему на голову холодную воду, которую проказница тайком приносила из кухни.

Сегодня она проделала этот номер несколько раз. Пронзительно визжа от восторга, она бросила в ванну газету, которую Пери намеревался прочесть, и радостно воскликнула:

— Теперь она совсем мокрая!

Пери улыбнулся. Тем более нынче ему было не до чтения газеты. Молчал и транзисторный приемник, висевший на фарфоровом крючке. Привычный порядок был нарушен. Обычно в это время дети уже спали; не позднее восьми Пери выходил из ванной, чтобы поужинать с Симоной. По субботам она ставила на стол бутылку охлажденного шателе и принаряжалась. Слегка подкрашивала глаза и губы, надевала одно из трех выходных платьев и туфли на высоких каблуках.

Сейчас она сидела в кресле у стола и задумчиво смотрела на фотографию «обезглавленной Моны Лизы», как окрестил эту странную женщину на портрете фотограф криминалистической лаборатории. Второй снимок висел прикрепленный к бельевой веревке, протянутой поперек ванной. Пери, испытывавший удовольствие только от нестерпимо горячей ванны, даже не заметил, что вода остыла и его слегка знобит от холода.

Что же не сходилось в этой картине, было в ней неестественным, абсурдным?

— Ты не можешь понять что? — спросил Симону Пери через открытую дверь ванной.

Когда-то она была его секретаршей, молоденькой, прелестной и смышленой девушкой. После их свадьбы многие скептики предрекали, что из их брака ничего не выйдет, поскольку Пери повидал жизнь и к тому же был непоседой.

Из них получилась прекрасная супружеская пара, один без другого не мог и дня прожить.

— Я пытаюсь представить себе, что может чувствовать женщина, вроде этой, — сказала Симона.

— Папочка, сделай водолаза с большими пузырями, — пропищала малышка Жозетта.

— Эта женщина так же похожа на Мону Лизу, как Нана у Золя — на святую. Я уже где-то видела ее лицо, только не могу вспомнить где, продолжала Симона. — Полоска вокруг ее шеи красная?

Пери пробурчал что-то невразумительное. Да, Симона была права. Лицо на портрете носило следы, характерные для особ, душа которых под влиянием безудержного разврата становилась такой же безжизненной и холодной, как покойник в морге.

Пери открыл горячую воду.

— Послушай, Фелисьен! — услышал он возбужденный голос Симоны.

Жозетта схватила зубную щетку и незаметно для отца занялась чисткой унитаза.

Пери убавил воду, чтобы расслышать слова Симоны, но в этот момент он сам догадался, что она хотела сказать.

Портрет состоял по меньшей мере из двух частей. Лицо принадлежало женщине лет сорока, оно было мертвенным, потрепанным и совершенно не соответствовало молодому телу: такие плечи и грудь могли быть у девушки не старше двадцати лет. Красная полоска вокруг шеи разделяла и связывала эти два существа, а может, и три, если внимательно приглядеться к рукам. Огромные, с узловатыми пальцами, они скорее подходили крестьянке средних лет, хотя этому противоречило сапфировое кольцо на среднем пальце.

Что заставило художника написать эту картину? Кто эти женщины, в чем загадка?