В лифте была такая надпись: «Танька — дура».
Митька спускался со своего пятого этажа и вдруг увидел эти слова, безжалостно и грубо выцарапанные на блестящей полированной стенке новенького лифта.
«Безобразие какое, — подумал он. — Такую замечательную стенку испортил! Лучше бы на доме написал. Нет, и на доме жалко… Ну уж если тебе не терпится сообщить людям такую важную новость про эту Таньку, если тебе совсем невтерпеж, взял бы и на асфальте, на тротуаре кирпичом, большими буквами — и видно всем и лифт целый! А так… Просто сам дурак и уши холодные», — возмутился Митька.
Но через минуту он уже позабыл об этой надписи. Он вышел из парадного, задумавшись о своих важных и довольно грустных делах, и в это время кто-то осторожно коснулся его плеча.
Митька вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стояла незнакомая, худенькая девчонка чуть пониже его ростом.
Лицо у нее было бледное, а может быть, просто казалось таким из-за очень черных, коротко остриженных волос. Продолговатые серые глаза, удивительные глаза в золотых искорках, глядели на него с печальной жалостью.
Все это Митька разглядел в одно короткое мгновение, а в следующую секунду он понял, что девчонка не совсем незнакомая, что она учится с ним в одном классе и сидит рядом с той самой лихой Надей Королевой. А не узнал он ее потому, что сейчас на ней, вместо форменного платья, был полосатый пушистый свитер.
— Ты чего? — спросил Митька.
Девчонка молча разглядывала его все с тем же странным выражением лица. Митька забеспокоился. Он даже оглядел себя украдкой — все ли пуговицы у него застегнуты.
«Может, у меня лицо вымазано», — мелькнуло у него в голове.
— Почему ты молчишь? — снова спросил он.
— Зачем, ну зачем ты сделал эту гадость? — тихо спросила девчонка.
— Да понимаешь… это был опыт, — забормотал Митька. — Думаю, побежит она жаловаться или нет… ну, подумаешь, тетрадку кнопками… разве это гадость?
— Какую тетрадку? Ах, ты про это… Нет, это еще не гадость.
Митька совсем растерялся. Он почувствовал, как катастрофически глупеет под взглядом этой девчонки. Он ничего не понимал.
— Что ты от меня хочешь? Я больше ничего… Честное пионерское.
Нос у девчонки брезгливо сморщился.
— Тебе не стыдно давать честное пионерское? Я-то думала, у тебя достанет смелости хотя бы мне признаться! Фу, противно! Я же никому ничего не сказала.
Девчонка повернулась, собираясь уйти.
Но Митька схватил ее за руку и снова повернул к себе лицом.
— Да чего ты ко мне пристала? Ты, может, сумасшедшая? Что я такого сделал, а ну, говори?
Девчонка холодно и четко проговорила:
— Ты сам прекрасно знаешь, не притворяйся. Ты написал про меня «Танька — дура». Мне-то наплевать, что ты обо мне думаешь, но ты, как дикарь, испортил новый лифт!
Митька оторопел. Митька задохнулся от возмущения. Он стоял, хватая ртом воздух, и непреодолимое желание дать этой самоуверенной Таньке хорошую затрещину переполняло его.
Но отец всегда, сколько Митька себя помнит, внушал ему, что бить девчонок — это уж самое последнее дело, и Митька кое-как сдержался.
Он только сжал руку девчонке чуть повыше локтя, сжал так, что губы у нее скривились от боли, придвинул свое лицо вплотную к ее лицу и прошипел:
— Ты дура и есть! Самая настоящая дура! Лифт испортил! Да я тебя и знать не знаю, я и имя-то твое первый раз услышал. Скажи спасибо, что не получила вот это, — Митька покрутил перед ее носом туго сжатым кулаком, потом оттолкнул девчонку и зашагал прочь.
Он уже обогнул угол дома, когда услышал позади легкий топот.
Девчонка снова дотронулась до его плеча.
— Ну, чего тебе еще надо? — заорал Митька.
— Послушай… ты не сердись… я теперь вижу, что это не ты.
— Спасибо! Я прям-таки счастлив, — Митька расшаркался.
— Ну, перестань. Не паясничай. Я ведь и вправду думала, что это ты написал. Я ведь никому не сказала, хотела поговорить, потому что это же ужасное свинство…
— Но почему ты меня… Мы что, давно знакомы? И ты меня хорошо знаешь?
И тут Митька осекся.
— Это потому, что я Надькину тетрадку? — тихо спросил он.
— И потому тоже, — так же тихо ответила Таня. — И еще потому, что я ни одного мальчишки пока не знаю, а ты в одном подъезде…
— Так что ж, если в одном…
Митька умолк. И тут Таня тихо сказала:
— Знаешь, у тебя были очень страшные глаза, очень сердитые. Я думала, ты меня ударишь.
— Еще чего, — пробормотал Митька и нахмурился, но ему очень понравилось про страшные глаза.
— Ты мне так сжал руку… У меня, наверное, будет пять синяков.
— Извини, — буркнул Митька и опустил голову.
Он опять почувствовал, что теряется под ее взглядом.
— Тебя как зовут? — спросила она.
— Дмитрий. Митей дома зовут.
— Красивое имя. Ми-тя. Красивое.
— Скажешь тоже… Имя как имя.
— Не-ет, красивое.
Некоторое время они шли молча, искоса поглядывая друг на друга.
— Ты знаешь, Митя, когда ты вышел из подъезда, я подумала, что у тебя случилось какое-то несчастье, такой ты был печальный. Я еще подумала, что ты из-за этой дурацкой надписи, что ты жалеешь. У тебя беда какая-нибудь?
Митька остановился удивленный, внимательно поглядел на Таню, и вдруг ему показалось, что он знает ее давно-давно, всегда знал.
И еще ему показалось, что это уже было когда-то.
И эта странная девчонка, которая, как колдунья, может чувствовать, какое у тебя настроение, и они когда-то уже вот так стояли на ветру и глядели друг на друга, и разговаривали.
Он потряс головой, но странное чувство не проходило. И Митька неожиданно заулыбался во весь рот, потому что ему вдруг стало хорошо-хорошо, просто даже замечательно. И захотелось все ей рассказать про свою беду.
Вернее, даже не про беду, а может быть, вовсе про счастье — зависит от того, как завтра все обернется, потому что несколько дней назад Митька соврал.
Пока длился суматошный день в новой школе, в новом классе, он почти забыл про это, но теперь на него опять накатили разные невеселые мысли.
Он соврал.
Но все дело в том, что он, может быть, вовсе и не соврал. Вот какое дело.
Он и сам запутался.
А выяснится все только завтра. И Митька боялся, что до завтра он не доживет, а помрет от волнения и неуверенности уже сегодня.
Все это Митька пробормотал так сбивчиво и непонятно, что Таня только покачала головой.
— Погоди, погоди, ничего разобрать не могу. Ты соврал?
— Соврал!
— А говоришь, не соврал.
— Может быть, и не соврал, я не знаю.
— Но так же не бывает, Митька!
— Бывает.
— Слушай, ты можешь мне все по порядку.
Митька задумался. Потом неуверенно сказал:
— Ну… не знаю… попробую, рассказать?
И вот что Таня узнала от Митьки.