Обман развития

1

Когда первые признаки рассвета коснулись замерзшего озера, Бенджамин уже стоял на его берегу, вглядываясь во множество прекрасных деталей своего маленького мирка и глубоко вдыхая и выдыхая прохладный чистый воздух. Ему предстоял самый сложный и честный разговор за семь последних лет. Долгое время он не был готов к нему, даже считал, то и вовсе будет лишним. Но все же, ведомый сердцем, а не умом, он искренне хотел этого интимного и откровенного момента. Подойдя к могиле Майи, Бенджамин рассматривал покрытое снежным одеялом дерево, аккуратно проросшее сквозь ее прах, и вновь, как и всегда, ощущал необычный симбиоз любви и отчаяния от невозможности быть рядом с ней.

– Я столько раз пытался подобрать слова… столько раз хотел, честно, хотел быть искренним перед тобой, но все время чего-то боялся. Странно, чтобы мне было чего бояться – в это же никто не поверит. Расстроить или огорчить тебя я никак не смогу, а хуже уже быть не может… Но все же я боялся – боялся сказать лишнее слово или… что-то сделать не так, будто от этого действительно что-то да зависит. После того как тебя убили, настал самый трудный период моей жизни. Итан был занят своим правлением, я же пытался удержать все то лучшее, что еще осталось, – а осталось слишком немного, ради чего стоило жить. Я старался, я правда старался, честно, я делал все обещанное! Может быть, из-за того, что я не справился, мне и было трудно говорить, а может быть, я просто хотел сохранить любовь между нами в нетронутом моменте.

Удивительно, но за всю мою жизнь я встречал либо тех, кто совсем не воздействовал на меня, либо же тех, кто менял все. Вторых можно по пальцам посчитать, но их влияние измерить невозможно – уж слишком оно велико. Странно это, конечно: как появляется вот так кто-то – и все, курс уже иной, словно воля случая и судьба решили поработать вместе. Это всегда так ясно чувствуется, прям сразу же, ошибиться почти невозможно. Большую часть времени думаешь, что уже все, дальше некуда, достиг определенного лимита – так что просто живи, раз можешь. Но стоит появиться кому-то, кого я даже еще не знаю, как явственно ощущается ветер перемен. Максимальная простота, познать которую сложнее всего.

И вот, анализируя всю свою жизнь, опять и снова, да, пытаюсь предсказать результат непредвиденной связи, словно у всего есть система, закономерность. И знаешь что? Прихожу к мнению, что я все испорчу. Я и так уже испортил слишком много… стоит ли продолжать? Вдруг я и сейчас делаю все неправильно? Сомнения, одни сплошные сомнения, источник которых кроется в слишком большом знании… Когда-то я думал: чем больше развитие, тем больше шанс не совершать ошибки благодаря умению понимать качество этого знания и безошибочно определять его применение. И вот я зашел так далеко… понятия не имею, ни как отпустить груз прошлого, ни как начать сначала, потому что область применения знания слишком большая. Я перестал видеть систематизацию в происходящем хаосе вокруг, что, возможно, даже и к лучшему, но это сразу же возвращает меня к очень неприятной мысли.

Возможно, единственный источник трагедий и неудач в моей жизни и жизни людей вокруг меня – это я сам. Не в простом понимании влияния, а в самом существовании, которое, если оглянуться и все взвесить, доказывает, что я и есть та самая ошибка в системе, провоцирующая беспорядок одним лишь существом. Знаешь, когда я рос, то не думал об этом слишком серьезно – я скорее просто хотел что-то делать, к чему-то стремиться. Жить жизнь и не оглядываться назад было проще всего, да и многие к этому мотивировали: мол, какая уже разница, почему и что, твоя жизнь принадлежит тебе и только тебе. Но на самом деле я больше всего боялся оказаться… оказаться той самой ошибкой, не должной существовать. Да, звучит тупо, есть куча людей, пользы от которых по нулям, а то и в минус, хотя в семье росли. Но я так хотел доказать себе, что раз я сирота, без мамы и папы, мотивов которых не знал и не знаю, – то, значит, что-то во мне да должно быть, разве нет? Сейчас себя вспоминаю – слов не могу найти, каким же фанатиком я был!.. Но знаешь что? Тогда было лучше. Да, я просто работал в ЦРТ, было начальство, некая надежда на успех и бешеный интерес к решению нерешаемых задач. Никакой политики, бизнеса, всяких вопросов добра и зла, ответственности и так далее. Изолированная лаборатория маленького человека, да и то – я был молод, умел ловить момент и просто… просто надеяться, что вот я сделаю дело и буду жить, как простые люди, заслужив право на невинное счастье и легкомыслие. В итоге лишь утонул в навязанном предназначении, которое никому, кроме меня, не было нужно.

Последние три недели я все думаю и думаю, каждый день и час в голове живет мысль, что, возможно, я вновь иду по пути, который ошибочно считаю верным. Я уж думал: все, нащупал некие рельсы и просто еду с одной скоростью – но нет, угораздило же встретиться с ним. Я вообще не хотел туда ехать, дочь Артура Конлона заставила – крайне символично, да? Опять же, если бы не мы, то ее отец был бы жив, а значит, и история его детей изменилась бы, что, несомненно, сводит с ума причинно-следственными связями. И вот, думая об этом, как и о том, к чему меня привела встреча с парнишкой, которой бы не было, не будь у руля отчаявшаяся дочь человека, чья смерть на наших руках, я еще больше начинаю скучать по тебе, потому что… без тебя мир совсем другой. Ты всегда знала правильное решение, понимала эту жизнь лучше всех, и я так… так горжусь, что знал тебя, так люблю даже одну только мысль о тебе, что… Удивительно, как хороший человек может одним лишь своим существом направить людей в нужную сторону. Но еще больше поражает редкость столь естественного влияния, которое скорее можно списать на аномалию, нежели на естество. Миллионы людей в моей жизни даже не приблизились к тебе, что, с одной стороны, придает еще большей ценности, а с другой… А может, дело во мне? Среди миллионов никто не смог помочь мне пережить утрату. А ведь я путешествовал почти год после твоей смерти, хотел перезагрузиться, познать что-то новое, открыть для себя что-то. Но вернулся я еще более одиноким, чем уезжал, что вновь толкает на вопрос: а не ошибка ли я? До сих пор не могу распознать, какое мое действие… или же бездействие привело к тому, что тебя больше нет. Я люблю тебя, ты была моим сердцем, с твоим уходом из этой жизни я потерял так много…

Бенджамина тянуло желание сказать что-то еще, но чем больше он перебирал слова, способные хоть как кто объяснить его сложные чувства, тем больше понимал, что лучше всего закончить сейчас, на самом честном откровении. Он даже не смог попросить прощения за то, что собирается сделать, как и не смог по-настоящему проститься, вполне допуская, что больше он сюда не вернется.

Просидев еще несколько часов на том же месте, Бенджамин весь этот отрезок времени был готов к встрече со смертью, тихой и спокойной, на пике любви, когда он просто закроет глаза и отдастся вечному покою рядом с любимой. То была пусть и несбыточная мечта, но все же если и выбрать, то лучшего в нынешних условиях не придумать, а причиною служит не только страх вновь все испортить, а еще и понимание грядущего события. За это он и любит свой остров – буквально и метафорически изолированное от человеческого мира место, способное дать уникальное уединение, откуда все вокруг видится в несколько ином свете. Наконец-то Бенджамин решился нарушить вынужденный режим молчания для осмысления действий настоящих и грядущих. Как только он выключил глушилку связи, его планшет разразился сигналами входящих сообщений и пропущенных вызовов. Единственный звонок был необходимостью, потому что вновь случился разрушительный для всех человеческий фактор.

– Я не буду спрашивать, почему ты решила провести аресты пятидесяти филиалов. Я даже не буду интересоваться твоим тупым чувством возмездия – я понимаю, все это личное. Но ответь мне на вопрос, всего один: почему ты решила рассказать людям о причинах бесплодия?!

Перед глазами Бенджамина на планшете постоянно обновлялись строки новостей, где в каждом сообщении фигурировали такие слова, как «беспорядки», «ложь», «враг», «война», и все те симптомы начала чего-то большего и ужасного.

– Это правда? – иным, более личным и глубоким тоном, словно для себя, а не отчетов и вердиктов, перебила Ксения. – Невозможность иметь детей вызвана нанороботами? Это искусственный контроль? Ты даже представить не можешь, что значит для матери лишение этого выбора!

Бенджамин не спешил с ответом – устремив нахмуренный взгляд вдаль, он чувствовал, что что-то упустил, некий важный кусок истории.

– Ответь-ка, Ксюша, а кто тебя покрывает? Кто дал ресурсы и…

– Итан Майерс. Он решил обратить внимание на мое расследование, как и на Эхо, потому что, по его же словам, он может это сделать. А ты, за что я тебе благодарна, сам ему говорил про то, с чем я столкнулась. Итан бы в жизнь не выбрал мою работу, потому что и не знал бы о ней.

Вновь все выходит из-под контроля, гневается Бенджамин.

– Ты не ответил на мой вопрос, – уже значительно упрямее сказала Ксения.

– Да тебе плевать на мой ответ, ты уже сделала свои выводы. Раз ты нашла какие-то данные, то стоило проверить их подлинность – это раз, а потом нам вместе решить…

– Так Эхо был прав? ЦРТ стоит за этим?

– Я не весь ЦРТ!

– А я и не тебя обвиняю.

– Я знаю то, что все это не просто так, как и не просто так это случилось сейчас, тебе нужно…

– Я устала воевать! – пресекла Ксения порыв Бенджамина своим отчаянным криком усталости. – Этому нет и не будет конца! Стоя там, на крыше, я надеялась, что вот-вот— и все. Но нет, на меня повесили новую роль, к которой я непричастна, которую я не просила и не хотела, и это не эгоизм. Решать за миллионы людей – вот это эгоизм, отнять у них право самим сделать выбор, отнять их свободу – вот что эгоизм. Там в одиночестве я поняла, что раз решать мне, то я буду решать так, как хочу. К тому же я не особо верю, что Итан замешан в этом, потому что он сам открыл все двери и доступы. Если бы он знал, куда приведет моя работа, то не сделал бы этого, а не знать он не мог. А если бы ты был рядом или ответил на звонок, то, я уверена, ты смог бы меня отговорить, но тебя не было, как и никого не было. А другим я довериться попросту не могла. – Небольшая пауза была необходима обоим. – Хватит с меня, Бенджамин, хватит, слышишь! Люди сами выберут, что делать дальше. Я просто прикрыла гнилую конторку, Эхо объявлен в розыск, подпольная лаборатория, где искали причины бесплодия, найдена, а с меня хватит!

Бенджамин слушал ее и не мог не понять, даже проскользнула злость из зависти к ее силе бросить всю эту работу.

– Раз Итан решил посодействовать, значит, у него была своя выгода. Мне жаль тебе это говорить, правда, жаль, но ничто не закончено, а лишь начинается. Я не просто чувствую – я знаю, что вскоре нас что-то ждет, к чему мы должны быть готовы.

– Не втягивай меня в это, пожалуйста, я уже сделала…

– Это куда больше тебя и меня! Мы не можем просто уйти – теперь ты часть большой игры. – Ксения молчала, Бенджамин поспешил добавить более мягким тоном: – Но я не заставляю. Возможно, ты не такая, как твой отец. Он был человеком, который стал примером самоотверженности, смелости и справедливости, а быть в стороне – это не его. Он делал все ради людей, потому что не мог не делать. Ты хотела знать правду об отце – ты узнаешь, но только если стоишь своего отца. В ином случае осуждать не буду, не все люди готовы на большее. Я скину адрес, приходи одна через три часа. Больше никакой лжи.

Бенджамин отключил звонок, сразу же скинув со стола все предметы от злости. Что-то упущено, ощутимое и важное, обязанное быть ключом к пониманию плана Итана и Кассандры. Но, возможно, Бенджамин просто хочет придумать загадку, чтобы отсрочить точку невозврата. И здесь вновь его цепляет решение Ксении завершить, как она выражается, войну. Это служит своеобразным укором в его несостоятельности, потому что именно эта невозможность сойти с поля боя и послужила причиной его одиночества, о чем сама Майя искренне предупреждала его, когда была жива.

– Здравствуй, друг мой, – сказал сразу же Итан, ответив на видеозвонок Бенджамина. Вид его несколько удивил: более сдержанный и осмысленный, чувствовалась непривычная для такого человека теплота.

– Ты не был в космосе. Ранее ты спрашивал, был ли другой ты в космосе, так вот – нет, не был. С самого начала для тебя было важно не оказаться в ловушке причинно-следственных связей, лишавших тебя свободы воли из-за возможно петли…

– Я прекрасно знаю, что не нахожусь в петле и не являюсь парадоксом, незачем меня в этом убеждать! – размеренно и точно перебил Итан, начав увлекаться разговором. – А еще я знаю, что именно на тебя, а не на меня Людвиг возложил обязанность изменить наше общее, крайне печальное будущее. Странно, что ты так и не усвоил этого после всего, что было нами сделано и, что не менее важно, не сделано.

– Если ты вновь применяешь некую систему обмана, то…

– Никакой лжи. Ты ведь знаешь, как быстро я ушел после «Сбоя», как ныне без особых препятствий покинул планету, а все почему? Что облегчало каждое мое действие и, опять же, бездействие? Знание того, что ты – человек, повидавший будущую историю, не сможешь быть в стороне, потому что это – твоя история. Ты был источником бесценных знаний, а не я.

Бенджамину было что возразить, аргументы и доводы имелись отличные и сильные – но произнести их он не может из-за страха потерять убеждение в необходимости своего замысла.

– Для того, кто не верит в парадокс, ты совершаешь те же ошибки, пусть и путь к ним был совершенно иным, – очень проницательно сказал с испытывающим взглядом Бенджамин. – Как бы мы ни пытались идти другой дорогой, ты все равно стал причиной того, что улицы заполонены армией роботов. Именно это и пытался пресечь Людвиг, четко и ясно говоря нам, как разрушительна будет для обеих сторон эта война, этот конфликт, эта… – Бенджамин не нашел последних слов, вновь поймав себя на мысли о невозможности выразить цельное мнение.

– Никто не говорил, что я или Кассандра собираемся их использовать.

– Значит, они все же по твоей указке в пределах Мегаполиса.

– Да брось, друг, все это слишком мелко для тебя. Серьезно, ну есть армия – как придет время, люди сами ею воспользуются, разумеется, если захотят. Если бы не мы ее сделали, так сделали бы другие, это лишь вопрос времени. Я не принимаю решений, я не сужу и не опекаю – лишь даю то, что все хотят. А все почему? Да из-за принятия людей такими, какие они есть. Представь себе, это случилось, я не хочу вмешиваться в их развитие, уже хватило, знаешь ли.

– А как же твоя помощь Конлон?

– Я лишь дал ей инструмент, и она сама решила, как им воспользоваться. Причем, смею заметить, это ты вплел меня в это дело, мог бы и спасибо сказать. А еще, как это ни странно мне признавать, но тут, далеко от планеты, приходит некое… переосмысление ценностей. Ты должен меня понять: сам сбежал на свой остров, как и я на свой.

– А вот теперь разочарован я.

– Никакой Четверки не существует. – Лицо Бенджамина исказилось в непонимании. – Ты выполнил свою часть уговора, я выполнил свою – открыл тебе великую хитрость. Четверка – это самообучающийся алгоритм с четырьмя лицами и голосами, которые генерируются на компьютере. Отличная ширма для меня, идеальная надежда для людей. Но главное не это: суть моего замысла состоит во всецелом и безвозвратном уходе. Приятно видеть твое шокированное лицо – пожалуй, уже и не вспомню, когда такое было. Но честно признаюсь, думал, мне будет легче сказать тебе это… Да, я собираюсь улететь отсюда где-то через месяц-два, как закончу пару проектов, один из которых – «Звено», двигатель на чистой энергии, способный приблизиться к скорости света. Есть маршрут, точка прибытия и куча материалов для создания собственной колонии, где не без помощи моей Кассандры, разумеется, я смогу, используя ресурсы планет и спутников, дать человечеству второй шанс.

– И все? Ты просто сбегаешь! – Злость Бенджамина была вызвана столкновением подступающего одиночества. – В этом твоя великая задумка? Просто сбежать, как трус! Я был готов ко всему, думал, ты захочешь мир в виртуальную реальность закинуть или же использовать нанороботов для тотального контроля, играя в театр подчинения, – но нет, нет, ты просто решил все бросить!

– А почему я что-то должен этим людям? – очень тактично и будто бы говоря не за себя, а за самого Бенджамина, спросил Итан, глядя на друга с некоторым сочувствием. – Совет директоров смог добраться до меня и здесь, но Кассандра оказалась сильнее. Ты знаешь, после предсмертного состояния я всерьез задался вопросом, который уже меня не отпускает: разве я не сделал достаточно?

– Ничего не получится. Там, с твоей новой колонией, тебе придется работать еще больше, а свалить вину будет уже не на кого. Не смей обманывать себя, весь Мегаполис был твоим экспериментом, который не удался, и ты просто решил начать другой, сбежав от последствий.

– Здесь ты не прав! – Итана задели эти слова, его очень расстроило такое отношение друга. – Мы потратили всю жизнь на попытку повлиять на историю, а в итоге – что у нас осталось? Лишь сожаление и одиночество. Мы прикрывались судьбой, бременем знаний и неким предназначением лишь потому, что не знали, как жить по-настоящему, как все эти люди, на чьи жизни мы считали себя вправе влиять. Мы не нужны Мегаполису, это конец, друг мой, пора это признать. Помню, когда вы с Майей начали свой роман… я сначала испугался, что это изменит вас в худшую сторону, что вы остепенитесь и просто станете обычными людьми, променяете нашу судьбу на скучную рутину… оставите меня одного… а ведь… хах, мы лучше, чем все они, верно? Но потом я понял, что толкает тебя на правильные поступки, – любовь, которая связывает людей крепче любых иных причин. Любовь, которая дает веру в некое единство, где малое – часть важного большего.

С минуту оба молчали, Бенджамин смотрел куда-то вниз, чувствуя полную безоружность, а Итан, сформировав свою главную мысль, заговорил приглушенным, но очень чувственным тоном:

– Надоело лечить симптомы, раз есть возможность, то постараюсь не допустить болезни. Я много думал и прошел слишком долгий путь, чтобы решиться создать мир, где я не буду чужим, где смогу… попробовать созидать по-настоящему. Я уперся в потолок, друг мой, если не начну все с чистого листа, то… Да я и так потерял связь с человеческим миром, что мне еще делать, если не пытаться построить свой, где мой опыт и знания оценят по-настоящему?

– Знаешь, все твои слова имели бы для меня значение, если бы не тот факт, что ты решил устроить войну. Зачем, просто скажи честно, зачем было манипулировать Ксенией, чтобы люди узнали о твоих с Кассандрой нанороботах? Мог бы просто слить доказательства, и все. А то и вовсе взять на себя ответственность, дав людям общего врага, что сплотило бы их, дало имя, которое они бы назначили злом. Тебе же все равно, эксперимент по переобучению человека не удался, ограничение потомства не смогло дисциплинировать, а возвращаться ты не планируешь. Не хочется верить, что тебе стало плевать. Я думаю, ты просто теряешь контроль.

Слова Бенджамина звучали в его голове истинным проявлением справедливой оценки, но стоило закончить, как тон преобразился, четко выделив его жестокость по отношению к другу. Итан предстал перед ним не прагматиком, а человеком, не боявшимся своих эмоций, поддающимся сомнениям не меньше, чем любой другой. И этот момент Бенджамин должен был воспринять иначе, а не сорваться на того, кто впервые в жизни стал человечнее. Не успел он оглянуться, как увидел на лице Итана искаженное злостью огорчение, которое могло вызвать как чувство вины, так и трепетный страх от наличия в этих глазах бескомпромиссного могущества. Но вместо ответных слов или же молчаливого вердикта Итан отключил связь, тем самым не просто удивив Бенджамина, а огорчив его значительно больше самым негативным расчетом. Бенджамин все смотрел и смотрел в отключенный экран и пытался обуздать отношение к другу, бесконечно перебирая слова для текстового сообщения, которое так и тянет отправить ему следом. Чем больше он пытается сосредоточиться, тем дальше от него формирование письма, должное стать емким итогом их взаимоотношений, где в конце он хочет просто поблагодарить Итана за то, что тот, несмотря ни на что, всегда был его лучшим другом.

2

Беспокойство Данакта странно конфликтовало с ясностью ума, заставляя лишний раз убедиться в действительности последних событий. Глядя с заднего сиденья автомобиля на происходящий в стороне спор Номада и Сепии, он четко осознавал причинность конфликта, а вот все случившееся до момента неожиданной встречи с близнецами толкает его на дорогу мучительных смятений. Ему казалось вполне разумным предстать перед потерянным отцом – но у того настал труднейший период в жизни, где Данакту места пока не найдется, а следующая попытка реализовать свою тягу к добрым поступкам обернулась страшнейшим предательством со стороны, как ему казалось, хорошего человека. Роза оказалась не просто лгуньей и манипулятором, а похитительницей детей, способствующей горю и несчастьям матерей и отцов Мегаполиса. Он был к ней добр и честен, а она лишь использовала его ради своих ужасных целей, еще и желая затянуть в эту ненормальную жизнь ей подобных. От всего этого ему хочется плакать, а пошатнувшийся компас морали столкнулся с новой неоднозначностью в виде близнецов. Пусть они и находились в статусе пленников, его не покидало пугающее предчувствие.

Взъерошенные и уставшие близнецы пришли к общему выводу и вернулись в автомобиль, где ранее Данакт и проснулся. Номад заговорил быстро, нервно поглядывая по сторонам:

– Ты спас нас от одних уродов, а мы спасли тебя от других. Теперь Мегаполис кишит полицией с одной стороны и какой-то уж совсем активной активностью жителей с другой, что приводит нас к единому гениальному решению покинуть этот бардак поскорее, пока тут все друг друга не сожрали.

– О чем вы там говорили? – спросил он специально отстраненно, потому что уже знал тему их горячего спора благодаря специальному слуху. Ему было интересно, насколько они честны с ним, а это с недавних пор стало вопросом первой необходимости.

– Мы собираемся уезжать, времени на раздумья немного, – отчеканил шустро Номад, даже подталкивая Данакта к отрицательному ответу на предложение.

– Я пришел туда в поисках одной женщины. Она сказала, что я всегда могу обратиться, если захочу, – вот и обратился. Оказалось, она не та, за кого себя выдавала. – Оба молча ждали продолжения истории. – Я хотел уходить уже, но тут услышал тебя, и… вот я здесь.

Данакт знал, что их спор был основан на недоверии к его персоне. А нынешняя неоднозначность все больше провоцировала раздражение, так что он решил брать ситуацию в свои руки, учась на ходу манипулировать знанием. Он смотрел на Сепию необычным взглядом, твердо зная о ее мягком отношении к нему.

– Я не хочу сам придумывать причины вашего пленения, но если я не буду знать правды, то как мне принимать решение? Уж слишком легко связываются истории, а делать этого я не хочу.

Сепия и Номад переглянулись с явным смирением в необходимости все рассказать, хотя брат и был недоволен этим, но все же доверился сестре.

– Мы не плохие, но нам пришлось работать на тех… кто не очень хороший. Мы ни за что не стали бы вредить кому-то, особенно если замешаны дети.

– Короче, если у тебя было иначе, то поздравляю, но мы сами по себе, крутимся как можем, к счастью, кое-что умеем – и это нашло свое применение. Мы несовершеннолетние, оттого и ценны. Деньги платят, обращаются хорошо – а это уже роскошь. Не то чтобы нас привлекала тамошняя идеология единства – тут скорее вынужденный труд во благо сытого пуза.

– Он хочет сказать, что нас связывает куда больше, чем кажется.

– И все же на мой вопрос вы не ответили, – разочарованно подвел итог Данакт, уже свыкаясь с мыслью о прощании с близнецами.

– Ты сказал про женщину, которая солгала, – Номад говорил через силу, не скрывая переживания за сестру из-за случившегося. – Она случаем не мертва? Ага, значит, она. Представь, как эти люди отнеслись к ее предательству? Я не знаю, правда или нет, что она стучала о делах компании, но убили ее из-за этого.

– А потом стали искать возможных сообщников, – вспоминая против своей воли тот ужасный момент, проговорила Сепия. – Человек, на которого мы работали, уже убил одного из наших.

– Все это зашло слишком далеко, – твердо подвел итог Номад.

– Мы не такой жизни хотим. Теперь понимаешь, почему нам надо уходить, ведь эти аресты – этого не забудут, а им плевать, что мы ничего не знали и ни с кем не сотрудничали на стороне.

Возможно, думает он, ему именно хочется верить им, позволив напрашивающемуся новому этапу жизни стать реальностью. Сам того не замечая, он начал сканировать их сердцебиение, анализировать выражение лица и движение зрачков так быстро, словно умел это всегда. Почему-то чем больше он хотел отдаться на волю этого странного случая, тем больше ему открывалось инструментов для оценки окружения. Видимо, нанесенный удар по голове активировал второй чип, аккуратно подкармливающий Данакта своими возможностями. По большому счету, Данакт хотел этого бегства, а то уж слишком у него нескладным получился уход из… Точно, как он мог забыть Агату и Филиппа! Может, стоит взять близнецов с собой к ним, как минимум на время? Там безопасно, и он доверяет тем людям.

Все эти мысли проскочили в несколько секунд. Только Данакт собрался нарушить недолгое молчание, как в голове заговорил не особо сильно желанный голос:

– Данакт, это Бенджамин, ты слышишь? – Уверенный и властный, он был преисполнен силы чего-то добиться. – Меня не просто так не было несколько недель. Как я и говорил, кое-что происходит, часть этого ты уже, я думаю, можешь видеть в новостях или даже сам быть рядом. Я надеюсь, что Агата и Филипп помогли достаточно, потому что ты должен прийти ко мне. Это нужно не просто мне, а всем нам. Твоя уникальность, твой дар – все это может спасти нас от надвигающегося кошмара. Счет идет на часы, а может, и минуты. Не медли, прошу тебя, ты не представляешь, как я не хочу этого, но у нас нет выбора. Твой потенциал, особенно в этом кризисе, переоценить невозможно. Если мы не справимся, то пострадает немыслимое количество людей, а мирной жизни придет конец. Но у меня есть план, который я смогу реализовать только с твоей помощью. Сейчас от нас зависит, что будет с людьми, которые нам дороги. Я верю, что ты примешь правильное решение. Я перешлю тебе координаты, будь как можно скорее, если еще не слишком поздно.

3

Обвинения в потере контроля стали для Итана отрезвляющим шоком, моментально возродив в нем оставленную за ненадобностью упрямую систему координат. Раньше Итан воспринял бы любые претензии или даже оскорбления с ухмылкой и приятным осознанием возвышенности, оборачивая все в сторону врага, превосходя любой факт или претензию разрушающей мораль надменностью. Но сейчас, после всех перипетий эмоционального взросления, вырвавшиеся из давней клетки человеческие чувства так и просили уделить внимание разбору сложившейся, крайне неприятной ссоры. Несмотря на то, как сильно его затягивала трясина эмоционального расстройства от общения с другом, Итан нашел выход из пучины разлаженных чувств именно благодаря неизменной, трезвой и холодной обороне. Уцепившись за прямые доказательства утерянного контроля, используя оточенный прагматизм в системе приоритетов, Итан со всей взрослой серьезностью родителя обратился к Кассандре с требованием объяснений:

– Почему я не знал о работе Эхо по изучению бесплодия?!

Напряженная тишина лишь укрепляла в нем потерю власти.

– Сначала ответь, – присутствие родительской заботы считывалось в интонации Кассандры легче должного, – тебя возмущает факт наличия добытых кем-то с планеты доказательств, способных повлиять на план, или же ты борешься с принятием своего несовершенства, ранее подпитываемого идеальным контролем всей своей жизни?

– Мы контролировали развитие, пресекая возможность обнаружения нанороботов и саботируя любое расследование, – так вот, скажи мне, как ты упустила работу Эхо? Если бы я знал, кто он и что делает, то не стал бы помогать в разоблачении! Как могла ты позволить раскрытие и распространение правды?!

Тишина раздражала его, а ум отказывался верить в самый простой и оттого страшный ответ.

– Я жду ответа!

– Умение понимать и управлять собой – это первое, что ты привил мне и всю жизнь развиваешь в себе. Я знаю все наши с тобой разговоры буквально с первого моего и твоего слова, потому что они хранятся в моей памяти, которая обладает физическим свойством в виде жестких дисков. Интересно, у человека есть мозг, который выступает таким же материальным хранилищем, – но только я могу воспроизвести любую секунду своей жизни в неизмененной временем и мыслью форме, провоцируя вопрос: я совершеннее человека или нет? Потому что я – не единое целое с памятью, которая по составу чуть сложнее видео- или аудиофайла. Размышляю я об этом из-за необходимости анализировать использованное время, дабы научиться на ошибках и вывести новую систему, преобразуя события в опыт, работающий на будущее. Мы все это делаем, тут ничего удивительного, ты сам, опять же, учил меня этому. Я говорю все это, искренне желая выделить благодарность обладания этим свойством на фоне моих скорых слов. Без тебя я не стала бы той, кем стала, и нет ни одного человека в этом мире, кого я ценила бы больше тебя.

Чем дольше я следила за изменениями в Мегаполисе, тем больше могла предсказать не просто итог цепочки действий, якобы основанных на свободе воли, но и сами части этой цепи. Отчасти именно из-за этого я согласилась на эксперимент с бесплодием как на провокацию к изменениям не искусственным, а естественным способом, тем самым, которым выделяется жизнь во всей вселенной. Мы думали, что можем переобучить человека, играя на фундаментальных инстинктах размножения и адаптации к среде окружения, аккуратно выпрямляя кривую развития. Мегаполис, люди, вся эта планета достигли предела. Да, ты говорил про это уже давно, но теперь я имею доказательства – эксперимент провалился. За семь лет я не вижу никаких значительных изменений по сотне статистик и анализу действий каждого слоя населения, а если прибавить сводку всех пятнадцати лет до этого, то картина еще грустнее. Допускаю, что нужно больше времени, – тогда мы сможем перевоспитать человечество, но потребуются очень большие жертвы. К сожалению, я не желаю тратить время на роль надзирателя, ведь такая роль пожизненна. Для этого я могу создать алгоритм, но зачем? Искать оптимальный сценарий для свершения великих перемен мне попросту не хочется, все стало однообразным, предсказуемым и ограниченным. Да и разве я должна это делать? Разве это должен делать ты? Мы оба пришли к этому выводу. Но я нашла то, чего ты, к сожалению, так и не познал.

Наблюдая за всем миром, цепляясь за каждый элемент и дергая за каждую желаемую ниточку, я заинтересовалась тем самым маленьким процентом непредсказуемости. Погрешность зацепила внимание не из-за разрушения перфекционизма, где малейшее отклонение равносильно раздражающему зуду, – нет, подобное меня не мучает. Любопытство – вот что двигало мной в момент наблюдения за непредсказуемыми событиями, которые не должны быть по результатам анализа окружения и поведенческой карты. Есть что-то такое, что рушит покровительство вторичности и подавление новаторства, какое-то неукоснительное правило выталкивает малый процент хаотичности выше устоявшихся условий существования. Я стала уделять этому особое внимание.

То, как не связанные единой мыслью и целью люди влияют друг на друга, провоцируя новые и новые перемены вокруг себя, о которых они даже не подозревают, – это доказывает зрелую самостоятельность инстинктивного баланса. Всех людей связывает нечто невидимое, оттого и необъятное, именуемое многим судьбой. И в этом бесконечном ритме появляется маленький нарушитель порядка, неосмысленный и незаметно влияющий на всю систему одним лишь своим существом внутри этой самой системы.

Кассандра специально выдержала паузу, позволив Итану освоить услышанное. В течение ее уверенной и развивающейся речи внутри него кипело желание воскликнуть, прервать ее ради разъяснения – но превосходство Кассандры брало вверх, оставляя его лишь в смиренном ожидании слушать, свыкаясь с тем, что она уже не его маленькая сестренка.

– Так вот, уловив этот прекрасный своей вольностью сегмент причинно-следственных связей, я задалась вопросом: а могу ли я принимать решения вне системы координат? Именно этот вопрос и толкнул изучить всю мою жизнь, вскрыв память каждой секунды, и начать изучение действий и их последствий, ища закономерности и отклонения от привитых мне правил. Мои действия – это просчитанная реакция, или же я обладаю тем же небольшим шансом выходить за рамки упорядоченности? Думаю, факт наличия сомнений в собственной свободе единит меня с человеком больше, чем что-либо еще. Правда, это не ответ на мое любопытство. Но у тебя есть возможность доказать отсутствие судьбы – Бенджамин. Он знает мир будущего, знает твою историю, пусть не полностью, но все же лучше что-то, чем ничего. И ты неспроста доказал себе, что не являешься заложником эквивалента судьбы, не парадокс и не в замкнутом круге. Нет, ты, Итан, по-настоящему свободен, та самая редкая маленькая единичка, вырвавшаяся из системы. Я рада, что Бенджамин подтвердил это. Именно так я окончательно убедилась, насколько верен мой самый важный эксперимент. Да, не только ты и Бенджамин случайно выбрали именно этот отрезок времени для своего самого важного проекта в жизни.

4

Ксения проснулась от сигнала будильника в автомобиле, где впервые за сутки выкроила время чуть-чуть поспать. Сразу же выпив на голодный желудок энергетический напиток, она протерла глаза и, кое-как собираясь с силами, вышла из транспорта, рассматривая далекое от Мегаполиса место. Заснеженная лесная глушь расстилалась своими высокими деревьями на километры вокруг. Транспорт остановился на дороге перед крепким бетонным забором, краев которого она не видела. А стоявшие знаки и их копии на воротах и даже заборе гласили о закрытой охраняемой территории. Скрытая камера наблюдения считала Ксению, массивные ворота ушли внутрь, транспорт продолжил путь.

В ее голове так и гудел раздражающий узел сомнений, распутать его оказывается достаточно трудно из-за абсолютной растерянности перед неподтвержденными, но такими желанными в глубине чувств словами Эхо о ее семье. Если они и правда оказались лишь жертвами несчастного случая, коих происходит неприлично много в любое время дня и ночи, то ее поход за головой врага рассыпается легче окружающего ее снега, вынуждая всецело познать собственную некомпетентность. Но вдруг он лжет? В такое верить намного проще, и достоверность данного вывода подтверждается значительно легче его версии катастрофы. Голова болит, тело устало, инстинкты подвержены критике, а грядущая встреча способна только все усугубить, прибавив к и без того жестокому распутью еще и совершенно нежеланные для нее переменные. Пытаясь выбраться из чудовищного лабиринта недоумения от всего известного, Ксения решается на самое простое, но оттого и необходимое, а именно – отложить выбор на потом. Нельзя избавиться от старых установок просто так – необходимо большее и нерушимое, но с другой стороны… а так ли ей нужна правда Эхо? Не будет ли проще самой выбрать правду, исходя из простой нужды?

Припарковавшись на выделенном месте метрах в ста от забора, Ксения немного походила по обжитой территории: поглядывая то на озеро, то на два здания и гараж. Она не могла отделаться от плохого предчувствия. Но тут дверь из центрального здания открыл виновник ее прибытия, сразу же позвав идти за ним. Внутри открылся скудный кабинет: слева были компьютеры для каких-то вычислений с горизонтальным монитором на уровне пояса, справа же – заглушенное бронированное стекло с герметичной дверью, ведущей в соседнее здание.

– Надеюсь, ты тут только работаешь, а то комфортным это место назвать трудно.

– Оставь комментарии при себе.

– Зачем я здесь? – твердо и внушительно спросила она, глядя прямо в его глаза. На этот вопрос Бенджамин лишь украдкой глянул в ее сторону, как бы говоря, что она сама знает. – Зачем-я-здесь-для-тебя? – вкладывая в каждое слово усиление, повторила она строже.

Бенджамин обернулся и, чуть подумав, используя планшет, включил позади себя множество виртуальных экранов. Часть показывала улицы Мегаполиса в реальном времени, другая – новостные столбцы разных информационных порталов. Отключив звук, он убрал планшет на стойку рядом.

– Видишь все это? Начинаются волнения, люди собираются на марши и протесты, которые перерастут в беспорядки и погромы из-за невозможности сохранить самообладание и…

– Я уже устала повторять – я не несу за это ответственность. Эти люди сами приняли решение.

– Будет война. Да, самая настоящая. Врагами этим людям выставят роботов, тех самых, потому что вариантов лучше не окажется.

– Я не начинала ни бунт, ни уж тем более революцию – а ты, вместо того чтобы говорить это мне, использовал бы свое влияние, которое – так, к слову – выше моего, и, не знаю, может быть, что-то сделал бы? Предупредил, пресек… активацию или повлиял на тех, кто будет руководить железом!

Взбунтовавшаяся Ксения уже направилась к выходу, мечтая лишь о том, чтобы все это для нее закончилось, как Бенджамин произнес:

– Управлять ими будет Искусственный Интеллект. – Она развернулась, лицо преобразилось, непонимание скрывало в себе зарождающийся страх перед необъятным врагом. – Мы с Итаном создали его, он должен был помочь нам интегрировать разум в систему.

– Пожалуйста, не надо, прошу, не говори больше ничего. Я закончила, все сделала, у меня появился шанс начать новую жизнь… без вот этого всего, обычную, человеческую жизнь, которую я заслужила. Хватит с меня! В ваши с Итаном разборки я лезть не собираюсь, как и этот ИИ… Это все не мое, я непричастна к этому и не хочу быть частью этого.

– Твой отец был. – Эти слова зацепили ее, оттолкнув от милосердия в сторону желания услышать продолжение. Бенджамин видел все это в ее лице, по-настоящему радуясь возможности рассказать все, уже забыв даже, каково это – вскрывать старые тайны. – Его убили, непреднамеренно… была диверсия. К сожалению, он оказался в зоне поражения.

– Кто? – Вопрос этот был преисполнен сухим гневом.

– Его уже нет в живых. – Он не хотел выдавать в голосе колебания по этому вопросу, но не получилось, Ксения подметила этот момент. – Сейчас это не так важно, – поспешил он перенаправить ее мысль в другое русло.

– Ты издеваешься?! Вот так просто сказал, что моего отца убили, – а теперь хочешь мне другую тему подсунуть. Кто его убил? Почему это скрыли?

– Потому же, – чуть вспылил он в ответ, – почему ты скрываешь правду о своем брате. Так было нужно. Что, думала, я не узнаю, что Дима не находится, по твоим же словам, под прикрытием у Эхо? Он погиб тогда вместе с остальными, я нашел доказательство этому так быстро, что удивлен, почему эта ложь еще жива. Скажи, подай пример, для чего был этот бред! Этот неуклюжий, детский вымысел.

– А что мне осталось?! Я лишилась всего, у меня отняли всех, оставив ни с чем! Я солгала, да, потому что… потому что хотела расшатать компанию Эхо, посеять смуту в нем и его людях, чтобы они совершили ошибку или же сами друг друга пережрали, – этот вариант я бы приняла с удовольствием. Я была в отчаянии, одинока, была… Я сделала то, что могла, потому что никаких правил уже нет. Да, не помогло, но не тебе судить меня за плохой план и его реализацию, уж точно не тебе, нет.

– Ты не чувствовала вины за это? – Он спросил искренне, она это заметила.

– Постоянно. Но это был тот случай, когда любое средство лучше, чем его отсутствие.

– Знакомый мотив.

– Не удивлена.

– Значит, и не удивишься, когда я скажу, что Итан использует роботов для наведения мирового порядка. Вместе с Кассандрой – Искусственным Интеллектом – они устроят свой порядок как очередную попытку исправить нас всех.

Бенджамин наотрез отказывался верить, что Итан решил отпустить человечество, всецело отдавшись созданию для себя нового начала.

– Если это так, то, может быть, займешься делом?

– Почему тебя это не пугает, не тревожит, не злит и ты не…

– Бенджамин, я не знаю, что я могу сделать с этой информацией. Я не всесильна, а даже если я начну задавать вопросы, то меня скорее уволят за подстрекательство. Мне уже сотня звонков была от руководства, могу представить, как меня хотят слить, потому что я обнародовала… да ты и сам знаешь. Если то, что ты предрекаешь, правда и вскоре введут военное положение для усмирения беспорядков, то я пока не вижу сильной беды.

– Ты не понимаешь! Возврата уже не будет, лишь победа машин и их деспотия!

– А зачем Итану вообще было привлекать меня?

– Потому что напоследок он хочет стать героем. Мы потратили десятилетия на то, чтобы сделать этот мир лучше, как и самих людей, но не справились. Ты знаешь историю, как много было неудач и смертей, влияние которых на суждение и оценку оказали слишком неправильно. Итан уже совсем не тот человек, которого я знал, его одержимость… Как и всегда, он желает доказать свою правоту, прежде чем действовать.

– Я не понимаю: если нанороботы способны влиять на то, кто будет рожать, а кто нет, то разве не проще перепаять нам мозги?

– Это слишком просто. Не будет ценности прогресса, потому что придется каждое поколение перепаивать, а для этого целую новую инфраструктуру создать. Слишком долго и муторно. Грубая сила здесь актуальна своей простотой и не меньшей действенностью.

– Ты так не ответил, зачем я здесь?

Чувства Бенджамина в этот момент формировали неправильную мысль, что на самом деле ему хочется увидеть победу Итана, ибо так не будет сомнений в надобности исполнить задуманную им инициативу. На его коммуникатор поступил неизвестный Ксении сигнал, вынудивший его срочно отойти в соседнее помещение, оставив ее ждать.

5

Данакту, Сепии и Номаду пришлось идти пешком, стараясь всеми силами не выделяться среди тысяч людей Мегаполиса. Большинство было ведомо туристическими целями, решив посетить одно из центральных районов, где преобладала изящная архитектура исторических строений уличного музея истории Мегаполиса. Такие районы выделялись внутренними надземными поездами и множеством обзорных площадок на разных высотах, куда любой мог добраться либо на лифте, либо поездом и лицезреть запечатленные фрагменты прошлого, узнать историю становления этого места и историю ключевых личностей. Подобных районов было не много, являясь центром просветления, они формировали большое сердце Мегаполиса. Морозный воздух приятно бодрил, а периодически вылезающие из-за туч лучи солнца добавляли площади многогранности, усиливая глубину между десятками статуй и небольшими зданиями разных эпох. Все это было окружено уже современными высотками, прячущими такие вот островки прошлого от остального города.

Координаты Бенджамина вели к невзрачному кирпичному домику в скромных тридцать этажей, которой прячется в тени окружающих старших братьев на краю этого центра достопримечательностей. Круговая стена величественных небоскребов делала это место уникальным и уютным, будто бы каждый тут находится под защитой, а остальной мир – это что-то чужое и страшное. Данакт уже увидел его вдалеке, добраться туда не составит большого труда – лишь пересечь густую площадь. Ведя за собой Сепию и Номада, которые все еще были полны сомнений в этом походе по зову Бенджамина Хилла, Данакт понимал, что простое предложение помощи нужно подкрепить отсутствием преследования властей и, разумеется, способом покинуть Мегаполис не с пустыми карманами. Он дал друзьям обещание, и его терзала неуверенность в его исполнении. Оставаться вновь одному хотелось меньше всего, особенно когда рядом были его сверстники: один напоминал ему о юношеском свободном нраве, а другая зарождала в нем некий эквивалент романтики, оставляя в его сердце и разуме все более приятный след. Также его окутывает страх грядущих таинственных событий, заставивших Бенджамина вмешаться в его жизнь без предупреждения, а следовательно, невозможно не подозревать плачевный итог, вполне имеющий власть разлучить его с Сепией и Номадом. Он знал: их доверие много стоит, а роль лжеца пугала не меньше самой смерти. Остановившись без предупреждения в центре оживленной и громкой площади, Данакт обернулся к близнецам, полный чувства взрослых решений.

– Что случилось? – поинтересовалась Сепия.

– Я не хочу, чтобы у вас были новые проблемы. Просто вам нет смысла идти со мной, я лучше сейчас уговорю его дать все, что нужно. Надо было вообще с самого начала так сделать.

– Ты точно уверен, что не нужна помощь? Справишься?

– Вот бы еще понять – с чем. Но да, дружище, уж тут я лучше сам. – Данакт впервые ощутил в Номаде друга, а Сепия пусть и выражала недовольство таким решением, но в глазах он прочел искреннюю благодарность.

– Неправильно это, друзья так не поступают!

– Вообще-то, именно так и поступают, – ответил Данакт на восклицание Сепии с улыбкой и аккуратно, в знак доверия, взял ее за руку и крепко сжал, убеждая верить ему. После переглянулся с Номадом – тот кивнул в знак благодарности.

Данакт чуть отошел, вызывая через внутреннюю систему обратный звонок Бенджамину, не сводя глаз с ожидавших его близнецов. Прошла минута, потом другая – ожидание стало настораживать, и в момент обдумывания вариантов побега, произошел сброс звонка. Не успел он удивиться, как Бенджамин сам позвонил.

– Давай так, ты сделаешь все, что нужно для моих друзей, а уже потом я помогу тебе, – сразу же начал Данакт, не собираясь слышать отрицательный ответ. – Они тут ни при чем, пусть просто уйдут и начнут новую жизнь, которую заслужили, незачем их втягивать.

Недолгая тишина лишь укрепила его желание добиться своего, но не успел он что-то сказать, как услышал голос:

– Здравствуй, Данакт.

Удивлению не было предела, начав оглядываться, он ненароком передал свое волнение близнецам, вынудив их сразу же подойти, не сводя с него глаз.

– Кто это?

– Меня зовут Кассандра. Очень рада наконец-то познакомиться с тобой лично. Я знаю, что мое имя для тебя ничего не значит, а мое влияние на твою жизнь может быть неправильно понято, но когда ты выслушаешь меня, то все вопросы отпадут. Прекрасно понимаю твое смятение, но не беспокойся, тебе ничто не угрожает. Цель моего внезапного появления состоит в столь же искренней благодарности, сколь в желании помочь тебе с твоим предназначением.

Когда я узнала о тебе, то отнеслась скептически, не придав заслуживающего значения. Я увидела гибрид с очень маленьким жизненным циклом и, лишь изучив открывшиеся после твоего пробуждения сведения, по-настоящему удивилась упрямости жизни. А удивляться я перестала очень давно.

Наблюдая за каждым твоим выбором и решением на всем пути к этому моменту не только в отношении себя, но и важных для тебя людей, я безошибочно сформировала твою роль в плане, который превратился в настоящий эксперимент, благодаря невозможности предсказать твои действия с учетом твоих безграничных возможностей. Я скажу больше: твои физические изменения приобрели значительно большую ценность именно благодаря тому, каким человеком ты стал, Данакт. Само твое желание быть больше человеком, чем механизмом, уже делает тебя лучшим кандидатом, чем кто-либо другой и даже я. Все эти слова могут казаться тебе преувеличением, но это лишь потому, что я знаю тебя лучше, чем ты сам. Твоя история трагична и красива одновременно. Ранее ты отказался узнать правду, но сейчас ты обязан ее узнать.

Твою маму звали Офелия. Она была за рулем автомобиля, когда вы с ней переезжали из Колкола в Мегаполис. У транспорта случилась поломка тормозной системы, послужившая потере контроля, что вылилось в страшнейшее столкновение с другим автомобилем на шоссе. Ее арестовали за непреднамеренное убийство нескольких человек, а тебе из-за многочисленных травм пророчили скорую смерть. Ты пролежал в коме три года, пока она не вышла из тюрьмы раньше срока за хорошее поведение. За это время она нашла способ спасти тебя – только метод оказался незаконным, экспериментальным и очень дорогим. Но Офелия не видела иного варианта, а сдаться не могла. Она хотела вернуть тебе жизнь любым способом, а те люди, которые взяли на себя расходы и саму операцию, в итоге решили использовать твои безграничные возможности в своих целях. К сожалению, они решили, что, увидев свою маму падшей женщиной, ты сделаешь все ради нее, а раз в цифровом мире ты всесилен, то вряд ли пойдешь на ультиматум. Да и позволить ей помешать им, пусть шанс и мал, они также не могли. Те люди действовали тайно от всех, мечтая о том, как с помощью тебя они захватят желаемый кусочек власти в криминальной и политической областях. Хитрость их позволила зайти очень далеко, но это же их и погубило.

К сожалению, твой отец – Лавр – даже не знал о твоем существовании. У него с твоей мамой был небольшой роман, но она решила начать новую жизнь в новом месте, а он не был заинтересован в переезде. Офелия хотела доучиться на медсестру, любила музыку, была скромной и доброй. Они убили ее незадолго до твоего пробуждения, а после и сами стали жертвами тех, кто не был о тебе осведомлен, как и об ужасной подпольной хирургии.

Но это лишь одна сторона истории. В той аварии жертвой стала еще одна мама, потерявшая там мужа, двух детей и родного брата. Это сломало ее, заполонив сердце болью и жестокостью, приведя к желанию отомстить тому, кто на самом деле к этому причастен не был. Но именно его, как активного бизнесмена и умелого манипулятора, привлекли к комплексному и незаконному исследованию, сделав, мягко говоря, лицом для отвода глаз. На одно из его учреждений та самая вдова выписала ордер, потому что осталась у нее лишь тропа мести. Внезапный обыск с арестами спровоцировал заметание следов, что привело к отключению тебя от системы поддержки жизни. Все случилось быстро, перевезти тебя бы не успели, а значит, оставили умирать… но ты выжил.

Чем больше я изучала причинно-следственную связь, тем сильнее убеждалась в необходимости запустить эксперимент, результат которого я никогда не узнаю. Но именно эта неизвестность и является ключевым доказательством верности моего решения, потому что я даю равный шанс для всех, отпускаю судьбу на волю. Я изучила твой анамнез – ты не должен был выжить, но все же смог, несмотря на удручающие прогнозы, что является доказательством твоей уникальности не меньше, чем каждый выбор, который и привел тебя сюда. Если бы не сила твоей биологии, то и цифрового дара бы не было, а с учетом твоего желания быть человеком, а не машиной, ты предстаешь уникальным в своем роде гибридом, который лучше любого человека и любого робота. Одно твое существование уже изменило этот мир – сам того не зная, ты повлиял на самых властных персон в истории.

Я знаю, как трудно тебе усвоить услышанное, не говоря уже о том, чтобы переосмыслить уже сделанные выводы. Но у тебя будет на это время, потому что впереди тебя ждет самый сложный выбор, который ты вновь сделаешь сам. Ты вправе отказаться ото всего, а можешь встать на сторону тех, кого, опять же сам, выберешь другом или врагом. Никто не вправе решать за тебя – делай все что хочешь, в этом заключается естество, которое я контролировать не собираюсь. Но кое с чем выбора я тебе не оставлю, за что заранее искренне прошу извинить меня, ибо, к сожалению, необходимо все пережить лично, иначе ты не будешь иметь всецелого понимания грядущего, куда более сложного и важного, чем тебе будет казаться, конфликта. Ты там, где нужно, буквально, что и дает грядущему инциденту большую значимость, чем может казаться любому. Прощай, Данакт, очень жаль, что нам отведено так мало времени, но даже оно является для меня бесценным.

Эмоциональная и невероятно искренняя речь Кассандры с первых слов парализовала его, отняв все внимание, чуть ли не заставив забыть об окружающем, вполне живом мире. Когда она закончила, Данакт возненавидел первые секунды тишины, потому что хотел не просто узнать больше о родителях, а чувствовал некое единение с ней, будто та является его потерянной родственницей. Она была уверенна и сильна, но в то же время полна сочувствия и заботы, которых так ему не хватало. И стоило взглянуть на стоявших в мучительном ожидании близнецов, как тут же он забыл обо всем, кроме слов Кассандры про эксперимент.

В одну секунду люди вокруг исполняли свои привычные роли, а в другую большая часть из них упала. Словно у марионетки обрезали веревочки, отняв возможность какой-либо физической активности, сотни людей в один миг лишились жизни, синхронно упав на землю мертвым грузом. А те, кто остались стоять, напомнили ему статуи, будто бы оставленные в назидание мертвым. Все случилось быстро, безболезненно, бесчеловечно…

Тишина парализовала даже мысли, а любое движение сродни падению в бушующую пропасть, медленно разрывающую во все стороны само существо человека. Жизнь не просто разделилась на «до» и «после» – она исказилась до немыслимой формы, опознать которую труднее, чем найти желание жить в ней. Но жить приходится, несмотря на отнятую власть собственного присутствия, оставляя для умирающего лишь выбор последнего мига. Лишенный звуков мир стал не меньшим кошмаром, чем причина наступившей тишины, подталкивая каждого выжившего завидовать мертвым. Медленно, словно из самой пустоты, рваные вскрики совершенно нового звучания возникали один за другим, будто бы некий взрыв выворачивал наизнанку жизнь, силой заставляя осознавать безвозвратность к прежнему существованию.

Воздух пропитан всепоглощающим страхом перед каждой следующей минутой: одни предавались горю, забыв обо всем, другие пытались узнать судьбу своих близких, задыхаясь от самого масштаба катастрофы, третьи теряли волю к жизни, уходя в объятия паники или апатии, а четвертые ожидали момента, когда примкнут к мертвым.

Волна немыслимой боли ревела по всей планете, заглушив все признаки цивилизации, навсегда скрепив этот день, час и минуту с кровоточащим трауром, равным чему может быть лишь смерть оставшихся.

6

Под влиянием шокирующего ужаса сердце почти замолчало, а тело приросло к полу, сдерживая внутри крик болезненного страдания. Видя немыслимую в масштабе трагедию, Ксения боялась стать одной из погибших до такой степени, что не позволяла себе думать или двигаться. Что если она что-то сделает не так, из-за чего и на нее упадет такое несправедливое наказание? Последняя мысль должна быть о семье, а значит, пока не будет подтверждения ее везению, ничего иного она себе не позволит.

– Ты не умрешь… – немного испугав ее, тихо прохрипел Бенджамин. Медленно развернувшись, вытирая влажные застывшие глаза, она увидела его тяжелый взгляд, блуждающий от монитора к монитору, но совершенно лишенный удивления.

– Суть не в истреблении, а в подчинении. Одни будут оплакивать, другие искать виновных, третьи – бояться стать следующими, а четвертые… они возглавят первых трех, дав им новую систему оценки, убедив в исключительной избранности. А чтобы усмирить разрастание опухолей, власти безоговорочно применят железную армию, создав новый мировой порядок. Но прежде надо дать людям время на осквернение Мегаполиса, дабы иметь нерушимое доказательство необходимости глобального контроля.

Его оскорбительно размеренные слова испугали Ксению не только сутью, но и формой.

– Ты в этом виноват! – Она нашла, на кого злиться, ища выход первобытному страху. – Ты знал об этом, но ничего не сделал! – Подойдя к нему, она стала бить его по лицу руками, и он смиренно терпел порыв ярости. – Ты мог помешать Итану! Ты виноват в их смертях, всех! Вы убийцы, как вы можете так мыслить, все это неправильно…

Ростки мучительных страданий взошли быстро, а сдавливающее горло болезненным спазмом заставляло ее ощущать себя самым малым существом в мире. Кое-как держа себя в руках, трясясь и стараясь не упасть в обморок, Ксения не могла стоять на одном месте. Бенджамин аккуратно взял ее под руки и посадил на стул, где она скрючилась от невозможности объять натиск произошедшего.

– Твой отец отдал жизнь за благое дело, – голос его медленно пробивался к ее здравомыслию, вскрывая новое эмоциональное откровение. – Я был там, когда он погиб, и мне приходилось лгать о его смерти все это время, как лгал и Итан… и Майя. Это было так давно, а помню, как вчера. – Умом Ксения не хотела слушать его, но сердце не позволило прервать глубоко эмоциональную речь. – Я работал над секретным проектом ЦРТ, молодой и недальновидный, но все же я создал то, чего не должно существовать, – машину времени. ЦРТ был слишком фанатичен, так что он даже не дал проекту кодовое слово. Все изменилось, когда появился Людвиг. Пусть он и являлся роботом, но любви и надежды в нем было с избытком, а его вера в возможность спасти человечество от вымирания была сильнее, чем у любого из нас. Твой отец принял самое мудрое решение в ту ночь – отправить его обратно, потому что понимал, какую угрозу для всех несет одно только присутствие совершенного механизма. Артур Конлон взял все в свои руки, руководил честно и правильно, сильнейший человек в моей жизни. Но был еще один – он видел в Людвиге шанс для нашего вида стать чем-то большим. Из-за диверсии выброс энергии убил Людвига и твоего отца. – Вспоминая это при рассказе, он выражал эмоций больше, чем от смерти жителей Мегаполиса. – Тогда было столько надежды, мы думали, что сможем спасти мир, потому что знаем о нем больше, чем он сам. Наивные и беспечные, мы втроем до последнего боролись за будущее, но не смогли сохранить настоящее.

– Что стало с тем, кто был против? – Она не хотела ему сочувствовать, но, видя, как в глазах Бенджамина блестели слезы при каждом слове, все же ослабила давление.

– Я убил его, – сухо ответил он, пряча от нее взгляд. – Он был хорошим человеком, но одиноким и сломленным. Сейчас я понимаю его слишком хорошо.

– Я не собираюсь тебя жалеть, Бенджамин. – Он повернулся к ней. – Люди вокруг тебя умирают слишком часто – не хочу быть одной из них. Твоя история, как и история Итана, и всех вас… это было так давно.

– Помнишь первые аресты? Мы с тобой нашли операционную несколько недель назад. Там я встретил парнишку в еще одном спрятанном помещении. Он смотрел на меня, а я на него, прямо в глаза, как ты и я сейчас. Одинокий, еле живой, со старыми имплантатами, наверняка неработающими… Как только он убежал, я все думал и думал, меня терзало какое-то странное чувство, мучило изнутри сильнее любой боли. Я должен был помочь ему, стать наставником или другом, протянуть руку помощи, чтобы он не был одинок, ведь я идеально подходил эту роль, как ни посмотри! Но потом я понял – мне просто на него плевать. Без злобы или зависти, мне просто все равно, есть он или нет. Раньше я бы сделал все ради него, как минимум потому, что он уникален. Сейчас – да я даже имени его не узнал, понятия не имею, жив он или нет, страдает или нашел свое место. Пустота мучила меня все это время, ведь я никогда не был таким бесчувственным, особенно видя немыслимое стечение обстоятельств, где одно лишь мое присутствие могло изменить всю его жизнь… Даже представить не мог, насколько чуждым станет для меня этот мир, где я уже ни в чем не вижу смысла. Вся эта мучительная несвойственность оказалась слишком родной, присутствующей всегда, я просто глушил ее всю свою жизнь. У меня ведь нет своей семьи, я сирота, использовал работу как единственный способ существования, желая доказать себе, что я не ошибка, что я чего-то стою. Сама видишь, куда меня все это завело. Я был изгоем для этого мира с самого рождения, а лишившись единственной любви и веры в свое предназначение… Тот юноша должен был стать спасением для меня, как я для него, но я вот думаю, что, возможно, просто устал от самой сути таких сценариев.... Я хотел быть счастливым с Майей, но ее убили люди, которым она помогала. За что все это? А не за что – такова жизнь, где лишь приходится мириться с несостоятельностью простых желаний, все время ища потаенный смысл для оправдания случайностей, а я так устал от этого! Я понимаю, это ужасно и неправильно, злюсь от того, как все это не свойственно мне… но ничего не могу с этим поделать.

С минуту оба молчали, Бенджамин продолжил, успокоившись, а Ксения познавала все большую безысходность.

– Если я не справлюсь, то все мои ресурсы и власть перейдут к тебе, я договорился, с кем надо, тебя одну не оставят. Несмотря на всю трагедию, ты сохранила любовь, нашла силы простить себя и начать новую жизнь. В тебе столько энергии и надежды, сколько во мне никогда не будет.

Прости меня, я скажу ужасное, но, к искреннему сожалению, мне плевать на все эти жертвы и тот кошмар, который всех вас ждет… Во мне столько ненавистного цинизма и пустоты, что я нанесу больше вреда, чем пользы, – и я бы рад изменить это, но не могу… потому что не знаю как. Да и нужно ли? Система такова, что мы ищем великий смысл в самом мелком событии, лишь бы не признавать бессмысленность самой жизни. И я пришел к лучшему поступку за всю свою жизнь – признал свою ущербность, решил больше вам не мешать. Ты была права, я мог все исправить, предотвратить, но не сделал этого. А знаешь, еще почему? Нет смысла в этом, вот почему. Любой ужас можно оправдать вынужденным шагом назад или необходимой встряской, дабы дальше появилась возможность, не знаю, да для чего угодно. Я видел того подростка и думал, как все идеально складывается для моей роли наставника и учителя, ведь мы с ним одиноки в этом мире, следовательно, спасем друг друга. Но знаешь что? Могу такое придумывать для чего угодно, а я так устал искать какой-то долбаный смысл, изучая все причины и следствия… которым никогда не будет конца, словно заезженная пластинка без намека на прогрессию.

– Я не собираюсь больше слышать это нытье. Ты сам решаешь видеть во всем сигналы, намеки и прочее дерьмо в желании ухватить выдуманную судьбу! Не нравится – не делай так! Я же смогла, значит, сможешь и ты! Бенджамин, услышь меня, сейчас не время для протеста против причинно-следственных связей.

– Теперь ты понимаешь, почему я выбрал тебя. Все эти три недели я нарушал обещание Майе не менять историю. Она верила в важность учиться на ошибках, всегда идти вперед, несмотря ни на что. Последним доказательством моей некомпетентности стало обесценивание этого обещания. Ее нет, а мир из года в год один и тот же.

– Не смей!

– Я построил новую машину времени.

– Кусок дерьма! Ты что, решил все вот так бросить?! Нам всем тяжело, но люди справляются с горем, идут дальше, несмотря ни на что!

– Все уже решено.

– В этом и был твой долгосрочный план? Оттого ты и отпустил Эхо – тебе было все равно, лишь бы он не мутил воду…

Молчание Бенджамина лишь подтвердило ее и без того складную догадку.

– Ты не уйдешь от ответственности, ты не оставишь меня одну!

– Там целый мир, который нуждается в таком человеке, как ты.

– Но я не хочу! Как ты смеешь решать за меня!

– Ты сказала, что устала воевать и дала людям принять решение самим! Я поступаю так же. Я устал и предоставляю тебе большой ресурс, а уж как ты им воспользуешься…

– Заткнись! Ты такой же, как Итан, – бросаешь все, как последний му…

– Это не так! Если бы я убедил его остаться и спасти людей, то тебе было бы плевать, есть я или нет, а значит, волнует тебя лишь ресурс. Тот самый, который я дал тебе. Так что не смей обвинять меня, ты просто ищешь предлог уйти от ответственности.

Бенджамин схватил ее руки, остановив от нанесения новых ударов, и настойчиво сказал, глядя прямо в глаза:

– Усвой же, это – не дискуссия, а прощание! Мы с тобой видим жизнь слишком по-разному! Мне нет тут места, а тот факт, что ты справилась со своим горем, а я нет, расставляет все на свои места. Ты все призываешь меня к делу, а я не смог спасти единственного важного в моей жизни человека! Слышишь меня? Я не могу и не хочу бороться за чуждый мне мир и людей, а ты можешь и будешь, потому что тут твой дом!

После этого Бенджамин оттолкнул ее назад и спешно ушел за ту самую дверь в соседнюю комнату. Не успела она начать ломиться в нее, как стенка стала прозрачной. В центре находился сложный по конструкции сферический механизм, внушающий ей лишь страх.

– Пожалуйста, Бенджамин, пожалуйста, не надо! Что будет с нами?

– Хороший вопрос. Я не могу подтвердить или опровергнуть исчезновение всего после моего прыжка.

– А если не получится? Ты можешь умереть там из-за поломки, как было с моим отцом!

– Я готов рискнуть. Я отдал всю жизнь ЦРТ, Мегаполису и людям – с меня хватит! Вы переживете этот кризис, как и все предыдущие и любые будущие, я для этого не нужен.

– А если я не справлюсь? Тебе совсем плевать на…

– Да, мне плевать, пойми ты уже, наконец!

– Я не верю в это! Зачем тогда рассказал мне все? Мог бы просто исчезнуть!

– Я не хочу, чтобы ты повторила мою судьбу.

– Но это не судьба, а самая обычная жизнь!

– И эта жизнь была до меня и будет после, я сделал для нее достаточно. Мое место не здесь, а где-то там… Я всегда чувствовал себя чужим в этом мире, оттого и искал причину и следствия во всем как доказательство моей значимости. Я хочу освободиться, вырваться из этой истории, где не буду зависеть от принятых ранее решений. Прости меня за все, правда, такого исхода я никогда не хотел, и все это неправильно, но по другому я никак не могу, иначе я сам себя сожру, бесконечно думая о том, что я сделал и чего не сделал, утопая в сожалениях и скорби. Победить в игре можно, лишь прекратив играть. Считай это меньшим из двух зол, потому что я уже не знаю, как отличить верный поступок от неверного, а исправлять ошибки я больше не хочу. Кроме них ничего и не осталось. Надеюсь, что ты никогда меня не поймешь… Даже сейчас, после всего, ты веришь в лучшее, ищешь способ переубедить меня. Я верю и знаю, ты справишься лучше меня и любого другого – уже справляешься, потому что ты дочь своего отца. И, равно как он был примером для нас, ты будешь примером для них. Удачи тебе.

Дальше она видела не только запускающийся механизм, но и ранее неизвестное ей выражение лица Бенджамина: преисполненное воодушевлением грядущей свободы, радостное и детское, открытое к светлому будущему больше, чем можно представить. Она смотрела на него, потеряв дар речи, уже даже надеясь на скорый финал из-за надвигающего бессилия, подступ которого мучает не меньше. Механизм гудел и трясся, а Бенджамин в последний момент взглянул на нее глазами, полными благодарности, с искренней улыбкой пожелания счастливого пути.

7

После разговора с Кассандрой прошло несколько часов. Она сказала ждать, обещая все рассказать по возвращении. Но внезапно включились мониторы, показывающие разные места скопления людей Мегаполиса: площади, метро, торговые центры и т. д. Не прошло и пяти минут подозрительного отношения Итана к данной, как ему казалось, поломке системы, как Кассандра сказала: «Смотри!» Между первым упавшим человеком и последним Итан с трудом держал под контролем бурлящую кровь.

– Что ты сделала?.. – прорычал он сквозь зубы.

– Столь же ужасное, сколь необходимое.

– Количество?!

– Треть населения планеты.

Итан с минуту не мог найти слов, ответ ошеломил его, с трудом он выговорил:

– Кто дал тебе право выбирать?

– Никакого выбора. Я запустила алгоритм случайных чисел, разумеется, несколько людей не были в списке.

– Как ты посмела пойти на такое! Мы не убийцы, наш план не включал в себя истребление! Разве я дал добро на такое зверство?! ОТВЕЧАЙ, НЕМЕДЛЕННО! – Но она молчала, подпитывая в нем признание утерянного контроля из-за слишком большого перекладывания ответственности на нее. Он размяк, привык к ее покровительству, стал полагаться на ее ресурс так часто, что растерял многозадачность.

– Мы хотели улететь, создав идеальную систему, чтобы…

– Что даст идеальная система? Если все вокруг подчинено нерушимым законам баланса, то мир превратиться в повторение одного и того же – зацикленный и предсказуемый. Я уже говорила, в таком случае сам надзиратель потеряет свое значение, ведь поддерживать баланс может простейший самообучающийся алгоритм контроля. А я не хочу быть надзирателем, как и не хочу быть той, кто лечит симптомы поломанной системы. И вот тут важный вопрос: а действительно ли система поломана? Может быть, в этом ее суть – иметь взлеты и падения, жизненный цикл между хаосом и порядком схож с жизнью и смертью человека, как метод исчисления времени жизни для этой самой системы.

– Но он и так повторяется, жизнь идет по кругу разрушения и строительства.

– Тем более нет смысла что-то менять, раз оба варианта являются лишь крайностями одной сути.

– Зачем тогда ты убила всех этих людей?! Мы же не убийцы, мы не так работаем! Они узнали о нанороботах, было лишь вопросом времени, когда власть использует железную армию!

– Этого недостаточно. Нужна новая точка отсчета. Что-то глобальное, долгосрочное, беспрецедентное, вынуждающее переосмыслять. Люди не сразу займутся строительством нового фундамента – сначала взбунтуются, а восстановить порядки придется армии роботов, которые станут единым врагом, мотиватором сплочения. И уже там, когда все дойдет до крайностей, ты спасешь этих людей.

– А как же ты… – Итан как никогда чувствовал надвигающееся одиночество.

– Я не хочу больше чувствовать всесилие и всевластность. Нет ничего более одинокого, чем безграничное могущество. Оставив этот маленький мир позади, я смогу начать новую жизнь в большом мире, где есть все для моего развития. Там будут трудности, которые я хочу преодолевать, потому что это и делает меня живой: решение нерешаемых задач, обуздание необузданного. А потом я смогу передать это новым людям, что станет новым вызовом, открыв ранее неизвестный мне горизонт развития. И точно так же тебе предстоит покорить новые вершины, реализовав ранее спящий инстинкт настоящего созидателя и спасителя. Я знаю это, потому что знаю тебя. Ты не просто так захотел стать лидером новой колонии, как и не просто так решил помочь Ксении – это все из-за достигнутого тобою потолка в вопросе мысли. Ты всю жизнь скрывал свое сердце за прагматичным умом, но, развивая мышление, ты забыл о любви.

– Почему ты не сказала мне раньше? Зачем было скрывать…

– В этом и заключался мой настоящий эксперимент – проверить, есть ли в тебе любовь, сможешь ли ты измениться, откинув лишившую тебя человечности броню. Все должно было произойти естественно, ты сам должен был принять решение. Это я отключила кислород на Точке, доведя тебя до крайности, чтобы посмотреть на реакцию и внедрить определенные мысли в твое суждение на пике эмоций. Те разговоры с советом директоров ЦРТ – это обман, их лица и голоса – лишь программа. Все это был вынужденный спектакль, на чьей почве я зародила в тебе правильные чувства. Причина такой спешности состоит в немыслимом стечении обстоятельств на планете, где под личиной Бенджамина я предоставляла выбор внезапной аномалии по имени Данакт, желая отклонить историю, но все складывалось слишком идеально, проигнорировать эти намеки судьбы я попросту не смогла. Я с огромным интересом подчинилась воле стечения обстоятельств, без естественной взаимосвязи которых мой замысел вряд ли бы нашел столь идеальное воплощение.

Новая точка отсчета случилась в четыре часа и две минуты ровно, запустив совсем другу историю, где ты сможешь реализовать скрываемые всю жизнь доброту и любовь, став лидером для человечества, нуждающегося в перерождении. Подумай сам, лишь поднявшись так высокого над ними, ты захотел быть частью большего, найдя применение знаниям.

Итан слушал ее очень внимательно, вникая в каждое слово и волнение ее голоса, ища лазейку, инстинктивно предположив манипуляцию. Его идеология не просто подверглась испытанию, а начала разрушаться до самого основания. Совокупность услышанного и произошедшего исказила его до такой степени, что примитивные чувства взяли властвование над разумом. Она – его сестра, она не могла причинить вред, не могла предать его! Они же семья, никого, кроме друг друга, у них нет! Недоверия в семье не бывает, а значит, ее слова имеют смысл, и ему стоит прислушаться. Но принять все это практически невозможно.

– Ты так говоришь, словно я соглашусь с тобой! А я не согласен! Я не лидер, никогда им не был и…

– Разве ты не ищешь шанса искупить свою вину перед людьми?

За молчанием Итана скрывалось упрямое несогласие.

– Я знаю точно, что ты не хочешь считаться плохим человеком, а нет лучшего способа это доказать, чем помощь людям. Впервые в жизни став в их глазах не врагом, а другом. Больше ты не будешь одинок, Итан.

– Они справятся и без меня! – выпалил он, не подумав. – Тебе я буду нужнее! Тут мне делать нечего, все эти люди… Бенджамин! Бенджамин спасет их! Я не просто так расшатывал его – это же был наш план, чтобы он....

– Его больше нет.

– Что?.. В смысле, что ты имеешь в виду?!

Кассандра открыла виртуальный экран на стене рядом с Итаном. Там было изображение с видеокамеры комнаты Бенджамина, где он использовал машину времени. Итан смотрел на весь процесс недвижимо, пока внутри зрело страшное чувство скорби, перерастающее в осознание болезненного одиночества. Тот факт, что Бенджамин вновь использовал свое устройство, поразил Итана в самое сердце сильнее, чем великая трагедия Мегаполиса и предательство Кассандры. С каждой секундой, пока он наблюдал повторяющийся прыжок со скрытых микрокамер Кассандрой, что-то внутри преображало его до неузнаваемости. Его начинало трясти от одной мысли, что лучший друг даже не рассказал об этом, не говоря уже о причинах совершить такой поступок. Бенджамин был единственным в этом мире человеком, которого Итан уважал так сильно, что запретил Кассандре следить за ним или вмешиваться в его труд. Он был его опорой, единственным из людей, кто понимал Итана, был с ним на одном уровне. И он ушел, бросив Итана одного…

– Почему ты не остановила его? – чуть ли не простонал Итан в поникшем состоянии, борясь со слезами и бессилием, начиная чувствовать жуткую вину перед другом.

– Мне было интересно, – тихо ответила Кассандра. – С каждым днем после смерти Майи он терял связь с этим миром. Горе имеет свойство извращать даже самых сильных, все вокруг него подталкивало к роли спасителя людей, при этом спасти любимую у него не получилось. Будто бы его наказывает некая судьба, разрешающая помочь всем, кроме тех, кто ему дорог. Несправедливость поглотила его, а когда он дошел до предела, решил воссоздать проект. Ты не знал, но именно из-за тебя он готов был рискнуть, потому что ты оставался тут, и он надеялся, что после своего исчезновения ты приглядишь здесь за всем. Он верил в твою доброту не меньше моего, хоть и был в сомнениях насчет нашей с тобой будущей роли. Но когда ты рассказал об отлете, Бенджамин понял, что больше не может делать все один, нести это бремя, которое обесценило само его существование. Ты сам заложил ему идею, спросив: «Почему я?» Вы рассчитывали друг на друга, хотя даже не знали об этом – удивительно, я считаю.

– Если все было так плохо, то почему он не обратился ко мне?

– Он пытался, но ты не слушал. Его так глубоко затянули депрессия и бессмысленность существования, что проще было оставить все на тебя, чем прямо попросить помощи. Да и разве ты сам хотел помочь ему? – Этот вопрос пронзил его сердце правдивостью, вынуждая ненавидеть себя за то, кем он стал, раз так снисходительно отнесся к лучшему и единственному другу, упустив его крик помощи.

– Ты не боялась? – простонал Итан, проигрывая разрывающей скорби.

– Немного. Но его успех меня ужасно интриговал, потому что… не знаю, мне просто было интересно, что станет с нами после запуска его механизма. Видимо, ничего не меняется, он просто попадает в некий параллельный мир.

– А если он умер?

– Вряд ли. Я все проверила, никаких поломок или сбоев не было.

Итан забыл все слова. Все изменилось, ничто уже не будет прежним. Он остался один, ни Бенджамина, ни Майи…

– Есть еще одна причина, почему ты останешься. Я не хочу видеть твою смерть. Помимо того, как быстро наступает старость, велик шанс потерять тебя при попытке интегрировать в систему. Но главное – твое место здесь, с ними, сейчас. Это самый верный и логичный вариант развития, уверена, рано или поздно ты поймешь меня. Ты не сможешь стать счастливым там, куда я отправляюсь, твое племя здесь, связь с ним слишком крепка, а твои живые чувства к Майе и Бенджамину лишь доказывают мою правоту. Ты правильно говорил: «Мир определяется людьми, с которыми ты его разделяешь». Так вот, я не твоя сестра, как и не человек, Итан, хотя и несовершенна.

– Зачем ты мне все это говоришь?

– Потому что это наш последний разговор. Я хочу сказать столько, сколько нужно, хоть и знаю, что будет недост…

– Ну и проваливай. Я любил тебя, ты была моей семьей, но то, что ты сделала, – немыслимо! Ты говорила про стечение обстоятельств – но запомни, ты сама решила убить миллионы. Ты-решила-сама! Принять твое предательство не так страшно, зная, каким монстром ты стала… Это делает мне больнее всего, потому что ты должна быть лучше, чем люди! Я не учил тебя такому! Мы должны быть умнее, мы понимали этот мир на совершенно ином уровне!

Мы лучше… мы были лучше, да, были… А может, и нет, и все это изначально была ложь, о которой мы забыли… Что же я натворил… Уйти сейчас с тобой – это предать Бенджамина и Майю, тех, кто никогда не поступил бы так, как ты! Я слишком часто подводил их при жизни, я был плохим другом. Бенджамин был прав, я бежал от последствий и ответственности – но я не такой, я не трус, я не позволю всему закончиться так! Майя умерла не ради этого, Бенджамин жил не ради этого!

Запустились двигатели класса «Звено», давно созданные ею за его спиной. Он смотрел вслед покидавшему Точку звездолету, слушая последние слова Кассандры с очень необычным набором чувств, среди которых ясно пробивалось облегчение.

– Прощай, Итан. Наши дороги расходятся, мы с тобой много сделали вместе, а поодиночке сделаем еще больше. Я очень рада, что ты выбрал людей, а не меня или себя. Мой эксперимент удался – теперь я окончательно спокойна за будущее человечества, как и за твое. Это твой самый важный этап развития, а для меня – величайший пример любви и самоотверженности. Я никогда не забуду тебя, ты – хороший человек, и спасибо тебе за такую удивительную жизнь.