Обменный ребенок

ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА СРОКА. Воскресенье, 19 июля

Мама с папой хотели было отнести багаж Джаспера в машину. Но Джаспер зарычал. Правда-правда, по-настоящему зарычал, Как пес, у которого отнимают кость. Испуганные папа с мамой тут же отказались от попытки помочь. Джаспер сам взял узел, сумку и чемодан. Фотографию с указателем вершин он просто бросил. Мама, мило улыбаясь, ее подняла, а папа сказал: «Ничего удивительного! Он смущен».

Папа открыл багажник, Джаспер бросил туда сумку и чемодан. Папа хотел положить туда же узел, но тот был слишком для этого тяжел.

— Уф! — простонал папа. — Что у тебя там, парень? — Он с трудом загрузил узел в багажник.— Двадцать килограммов, не меньше!

— Наверняка его коллекция гальки,— сказал Петер,— он ее повсюду за собой таскает.

— Любопытно! Маленький коллекционер,— весело улыбнулся папа и, ткнув в узел, спросил: «Stones?» («Камни?»)

Джаспер промолчал.

— In Austria we have many stones,— мужественно продолжал nana,— if you are interested in stones, you will make eyes by us! (В Австрии много камней; если ты интересуешься камнями, то только раскрывай глаза!)

И опять Джаспер не ответил. Он игнорировал папу. Папа, вздохнув, уселся в машину. Мы тоже. Джаспер — впереди с папой. Мама — сзади, между мной и Петером. Я поразмышлял немного над тем, что может подумать англичанин, услышав: «you will make eyes by us!» И ухмыльнулся. Петер, заметив это, сказал: «Ты быстро забудешь свои улыбочки. Клянусь тебе!»

Тем временем папа пытался рассказать о том, что мы видели по пути: «This is the big Oil-Refineries'» («Это большая нефтефабрика»), «This is a little town named Schwechat.» («Это маленький городок Швехат»), «This is Zentralfriedhof. All dead people of Vienna are living here! («Это центральное кладбище. Все умершие в Вене живут здесь!»)

Джаспер даже не потрудился посмотреть на венских мертвецов, живущих на кладбище. А восторженное сообщение: «Now we drive the belt along!» (папа хотел сказать: «Мы едем вдоль кольца!»— так называется наш бульвар) — не произвело на него ни малейшего впечатления.

По ходу дела Джаспер вынул из нагрудного кармана пакетик с земляными орехами в скорлупе, принялся их лущить и уплетать за обе щеки. Скорлупа падала на его туго обтянутые штанами ноги. Он невозмутимо стряхивал ее на пол и на черное плюшевое сиденье. Я украдкой и, прямо скажу, не без любопытства посмотрел на маму. Держать машину в чистоте — наш семейный закон. Любые нарушения его вызывают у мамы раздражение. Но сейчас мама улыбалась. Правда, натянуто. Потом сказала:

— Петер, переведи Джасперу. Пусть он оставит орехи. Я испекла для него торт. Если он наестся орехов, ему не захочется торта.

Петер покачал головой:

— Я разговариваю с ним только в исключительных случаях. Мы — враги. Да и вообще, он делает все наоборот.

— Но Петер! Он ведь не злой! — Мамина улыбка стала еще более натянутой.

— Вы и представить себе не можете! — Петер мрачно уставился в рыжий затылок, торчащий над передним сиденьем.— Отправьте его обратно! С ним одни неприятности!

Тут Джаспер обернулся и, просунувшись между передними сиденьями, в упор посмотрел на Петера. Потом тихо, но отчетливо произнес: «Shut up, old bloody bastard!" («Заткнись, ублюдок!») После чего, отвернувшись, разлегся на сиденье и вновь занялся орехами.

Мама побледнела:

— Думаю, он понял, что ты сказал!

— Конечно! Он уже несколько лет учит немецкий.

— Ты говоришь по-немецки, Джаспер? — мама наклонилась к переднему сиденью. Видно было, что она превозмогла себя и старалась говорить дружески.

— No! (Нет!) — ответил Джаспер. Это прозвучало почти угрожающе, будто он хотел сказать: оставьте меня в покое, а то схлопочете!

Остаток пути пролетел в мрачном молчании. Не произнесли ни слова, даже выгружаясь. Только Джаспер опять зарычал, когда папа схватился за его котомку.

Мы живем на четвертом этаже в старом историческом доме без лифта. К нашей квартире ведет винтовая лестница. По ней-то мы и поднимались гуськом. Джаспер с багажом последним.

— Помоги ему! — прошептала папе мама.— Ему же тяжело.

— Но он рычит! — тоже прошептал папа.— Если я возьмусь за его вещи, он меня покусает.

Тем не менее папа сказал: «Would you be so kind and give me a part of your things!» («Будь добр, дай мне часть вещей!»)

Джаспер не ответил, только покачал головой и поволок со ступеньки на ступеньку свою тяжесть.

— Ничего не поделаешь...— пробормотал папа.

Мы поднимались все выше и выше. Расстояние между нами, идущими налегке, и нагруженным Джаспером увеличивалось. Когда мы подошли к нашей квартире, он был где-то на уровне второго этажа. Это я определил по его сопению.

Сестра встретила нас в передней известием, что вместо Тома явится его брат Джаспер.

— Откуда ты знаешь? — спросила мама.

— Я несколько раз разговаривала с Пикпирами,— ответила не без гордости сестра.

Первый звонок из Лондона последовал вскоре после нашего отъезда. Господин Пикпир сообщил, что его любимый Том ночью, бог знает почему, свалился с лестницы и сломал ногу. Поэтому не может лететь в Вену ни сегодня, ни позже. Ребенок в гипсе — неподходящий гость! Господин Пикпир говорил что-то еще. Но слишком быстро для Биллиного скудного знания английского языка. Да и в трубке все время что-то трещало.

— Я позвонила Штолинкам, но там никого не было,— сказала Билли.— А спустя полчаса господин Пикпир позвонил еще раз и спросил: что, если вместо Тома приедет его брат? Думаю, он принял меня за маму. Еще он сказал, что деньги за билет им уже не вернут. А я подумала: не все ли равно, который из младших Пикпиров заявится. Да и бабушке позвонить нельзя. А решать надо было быстро. Я правильно поступила?

Папа с мамой покорно кивнули. Билли оглядела нас.

— А где же он?

Тут с лестницы донесся оглушительный грохот. Сначала резкий, потом затихающий. Будто обвал в горах.

— Его коллекция,— невозмутимо сказал Петер.— Я сразу подумал: платок не выдержит.

— Может; помочь ему? — робко спросила мама.

— Чтобы он опять зарычал? — возразил папа.

— Это же смешно! — крикнула Билли и выскочила из квартиры.

Мама отправилась варить кофе, а папа — накрывать на стол. Мы с Петером остались в прихожей и ждали рычания с нижнего этажа. Но не дождались. Слышалось только: клик-клик-клик. Так бывает, когда бросаешь камешек на камешки.

Позже, когда мы с Петером уже сидели возле папы с мамой и пили кофе, вошли Билли и Джаспер. Джаспер волок котомку с камнями, Билли несла чемодан и сумку.

— Они докатились аж до подвала,— пыхтя, произнесла Билли.— Но мы собрали все. У него там потрясающие вещи! В виде сердечек и почек. А некоторые с дыркой и в полосочку. Просто фантастика, а не камни!

— Please, take a seat, Jasper (Садись, пожалуйста, Джаспер),— сказал папа, пододвинув стул.

Джаспер подошел к столу и уселся. Его пальцы были как вороньи перья. Лестницу у нас моют редко. Если собирать по нашим ступенькам камешки — измажешься по уши. У Билли руки были не чище. Она тут же прошла в ванную.

— Jasper, your hands! (Джаспер, взгляни на свои руки!) — сказала мама.

Джаспер осмотрел один за другим все десять пальцев, похожие сейчас на макароны с маком, и, кажется, остался доволен.

— They are dirty! (Они грязные!) — сказала мама жалобным тоном.

Но Джаспер уже потерял интерес к собственным пальцам. Он смотрел на кусок вишневого торта. Потом пододвинул к себе тарелку, внимательно оглядел кусок и обнаружил в белом креме красные вишни. Не задумываясь, сунул два пальца в крем. Порывшись, вытащил вишни и запихнул их в рот. Пальцы тоже оказались во рту. Когда он их вынул, они были немного чище.

— Jasper, go and wash your hands! (Джаспер, пойди и вымой руки!) — не утерпела мама.

Джаспер угрюмо посмотрел на нее. Мама выдержала его взгляд. Тогда Джаспер со вздохом вынул из кармана бумажную салфетку. Снял обертку и бросил ее на пол. Он смял салфетку и тоже бросил на пол. Все это буквально ошеломило маму.

— Он — потрясающая свинья,— громко сообщил Петер,— никогда не моется. Разве что летом, в море. Тогда вода смывает с него слой грязи.

Кофе Джаспер не пил. Он разломал торт на кусочки, выуживая оттуда вишни. Только их и ел. Верхний слой крема остался нетронутым.

После еды мама повела Джаспера в мою комнату, показала ему его кровать, стол и пустые полки.

Джаспер сел на кровать. Понравилась ему комната или нет, понять было трудно. Он вопросительно ткнул пальцем в мою постель:

— Here sleeps Ewald (Здесь спит Эвальд),— поспешно сказала мама.

— No! (Нет!) — заявил Джаспер. — I need a room for my own (Мне нужна отдельная комната). — С этими словами он поднялся и проковылял к окну. Стал разглядывать дом напротив.

Мы собрались на совет в гостиной. Петер опять предложил отослать Джаспера обратно. Папа, кажется, был согласен. Но мама возразила:

— Нельзя пасовать перед трудностями. Да еще в первый же день! Что о нас подумают!

Билли сказала, что я могу спокойно спать в ее комнате. Она не против. У нее же есть лишняя кровать. Для бабули, если та остается ночевать.

Я отправился в свою комнату и собрал в корзинку все необходимое. Джаспер по-прежнему стоял у окна.

— Now you have your own room (Теперь у тебя отдельная комната),— проговорил я, обращаясь к его спине. Я сказал это почти дружелюбно, так как радовался, что следующие шесть недель не буду жить с ним вместе.