Обнаженная жара

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На новом стадионе «Янкиз» в этот день не было тренировки «Полосатых».[120] Тренер и игроки команды стояли за спиной Тоби Миллса, который медленно замахивался битой, утяжеленной «бубликом». Было странно видеть Миллса в такой роли. В Американской лиге подающие нечасто выходят на площадку, за исключением редких соревнований между лигами, как в играх «Сабвэй»[121] и, конечно, Мировой серии,[122] проводимых на стадионах соперников. Готовясь к решающей схватке с «Бомберами», команда желала проверить свою звезду. Все пристально наблюдали за легким плавным замахом подающего, но интересовало игроков не его искусство, а состояние опорной ноги после недавней травмы. Всех тревожило одно: окончательно ли он поправился, готов ли к игре?

Еще две пары глаз наблюдали за Тоби Миллсом из первого ряда.

— Для подающего у него обалденный замах, — заметила Никки, не сводя глаз с игрока.

Дождавшись удара, Рук отозвался:

— Не понимаю, как ты это определяешь. То есть если он попадает по мячу, я скажу: «Браво, хороший удар», а так… Для меня это просто пантомима. Или бой с тенью. Как ты в этом разбираешься?

Никки повернулась к нему.

— Рук, ты хоть раз играл в Малой лиге?[123] — Увидев его смущенную улыбку, она добавила: — Ну, хоть матчи-то смотрел?

— Отстань. Я воспитан королевой Бродвея. Разве я виноват, если во мне больше от «Проклятых янки»,[124] чем от настоящих «Янкиз»? Разве это принижает меня как личность?

— Нет. Это превращает тебя в автора любовных романов.

— Вот спасибо! Рад, что ты не хочешь меня задеть.

— О, просто ты живешь в выдуманном мире — в мире фантазий. На плантациях прошлого века в Саванне — мисс Сент-Клер!

— Кажется, мы договорились? — крикнул кто-то сзади.

Обернувшись, они увидели, как Джесс Риптон несется к ним по ступеням. Менеджеру оставалось преодолеть еще добрых десять рядов, но он рычал издалека:

— Мы же условились, что вы обращаетесь ко мне, а не к моему клиенту!

Риптон надвигался на них, но был еще достаточно далеко, и Рук успел шепнуть Никки:

— Понимаешь теперь, почему я не хожу на стадион? Психи!

— Добрый вечер, мистер Риптон, — пытаясь говорить непринужденно, начала Хит. — Мы решили, что не стоит вас беспокоить. Всего пара коротких вопросов к Тоби.

— Нет уж! — Риптон, отдуваясь, остановился у ограждения. Пиджак он снял и держал на руке. — Никто не будет его дергать. Он впервые после травмы вышел на поле.

— Знаете, — доверительно проговорил Рук, — для подающего у него обалденный замах.

— Мне известны все его достоинства… — Брандмауэр осекся и взмахнул руками, словно отгораживая посетителей от своего подопечного. — Говорите со мной, а потом уже подумаем насчет допуска.

Никки подбоченилась: при помощи этого отработанного движения она сдвигала полу пиджака, открывая взглядам полицейский значок на поясе.

— Мистер Риптон, кажется, мы с этим уже покончили. Я расследую убийство, и у меня есть вопросы к Тоби Миллсу.

— Который, — подхватил Брандмауэр, — оправляется после травмы, подорвавшей его уверенность в себе. Вам понравился замах? Вот что я вам скажу: для Мировой серии мальчику необходима стопроцентная уверенность. А ему еще приходится выступать перед камерой. Он в таком напряжении, что всего час назад мне пришлось отменить договоренность с «Дисней-уорлд». Я не мешаю вам работать, детектив, но в данном случае убедительно прошу уступить.

— Ух ты! Вы отказали Микки и Минни? — не удержался Рук.

И тут из круга их окликнул Миллс:

— Все нормально, Джесс?

Менеджер блеснул зубами и замахал рукой.

— Все хорошо, Тоби! Думаю, они поставят на твою игру.

Он засмеялся. Миллс задумчиво кивнул и продолжил отрабатывать удар. Риптон повернулся к Никки уже без улыбки.

— Видите? Неужели нельзя объясниться со мной?

— Вы решили стать еще и его адвокатом? — Никки взяла достаточный замах, чтобы выбить менеджера с поля. — Вы говорили, что вы юрист по образованию. Занимались уголовными делами?

— Собственно, нет. Я был советником в «Левайн и Айзек Паблик Релейшн», а потом организовал собственную фирму. Надоело за скудное жалование вытаскивать из беды всех этих Уорренов Ратлендов и Сист Страйф.

Никки помнила Систу Страйф — ударившуюся в спиритизм актрису, которая завела неприятную привычку по рассеянности приносить заряженный пистолет на собрание спиритического общества. Прославилась она тем, что обвинила администратора труппы в сексуальных домогательствах и выставила иск на восьмизначную сумму.

— Я начинаю проникаться к вам уважением, Джесс. Вы справлялись с Систой Страйф?

— Никто с ней не справлялся. Я только расхлебывал кашу, которую она заварила. — Менеджер начал оттаивать, но только по самому краешку. — Так все-таки, нельзя ли нам договориться, детектив?

— Мы занимаемся убийством бывшего водителя лимузина. При этом всплыло имя Тоби Миллса.

Вот тебе и оттаял! Никки словно ткнула в кнопку перезагрузки. Казалось, зажужжал сервомотор, и Брандмауэр снова встал стеной.

— Эй-эй, постойте-ка! Вы обращались к нам насчет Кэссиди Таун. А теперь явились с делом какого-то шофера? Что такое? Вы что-то имеете против Тоби?

— Мы просто идем по следу, — покачала головой Никки.

— Это уже какие-то нападки.

Никки твердо решила пробить стену.

— Убитый был уволен за стычку с одним из клиентов. Проверив записи, мы установили, что среди его пассажиров был Тоби Миллс.

— Да вы шутите? В Нью-Йорке… в Нью-Йорке, на Манхэттене… вы серьезно пытаетесь установить связь между шофером лимузина и знаменитостью? Будто ездить на лимузине — какое-то извращение? И вышли на моего мальчика? А кто еще у вас в списке? Марту Стюарт[125] не собираетесь допросить? А Трампа?[126] Эй-Рода?[127] Реджиса?[128] Я слыхал, они тоже иногда пользуются лимузинами.

— Мы интересуемся именно Тоби Миллсом.

— Угу, — Риптон чуть кивнул. — Понял. Чем вы занимаетесь, детектив Хит? Рассчитываете прославиться благодаря тому, что сваливаете все нераскрытые убийства на моего подопечного?

Бодаться с этим человеком было бессмысленно. При всем желании ответить Никки решила заниматься делом, не поддаваясь на провокацию. «Как паршиво иногда быть профессионалом», — подумала она, но вслух сказала:

— Я объяснила, чем занимаюсь. Моя работа — найти убийцу, так же как ваша работа — оберегать «подопечного». Так вот, по неизвестной причине при расследовании двух убийств, совершенных на этой неделе, всплыло имя Тоби Миллса. Меня это заинтересовало. И на вашем месте я бы… тоже заинтересовалась.

Джесс Риптон задумался. Посмотрел на поле, где тренер разминал лежащему на траве Тоби Миллсу сухожилие. Когда Джесс снова повернулся к Никки Хит, та сказала:

— Вот именно. Подопечный, не подопечный — никогда не помешает присмотреться, верно, мистер Риптон? — И, послав ему сияющую улыбку, она направилась к выходу, оставив его в размышлениях.

В Двадцатом участке Гинсбург бросилась навстречу Никки, не дав ей даже положить сумку.

— Пришел ответ от ТПС по твоему техасцу.

Она отдала Никки распечатку, и Рук подошел, чтобы читать через плечо.

— ТПС? — повторил он. — Твари, Паразиты и… кто? Саранча?

— Таможенно-пограничная служба, — ответила Никки, переварив шутку. — Я прикинула, что, если наш общий знакомый, Рэнс Юджин Вольф, выезжал на работу за границу, должна была остаться информация о его возвращении в Штаты — если он въехал легально и по своему паспорту.

— После одиннадцатого сентября[129] с нелегальным въездом появились сложности? — предположил Рук.

— Не обязательно, — ответила Никки. — Люди находят лазейки. Но наш поросенок вернулся в домик. Двадцать второго февраля прошлого года прибыл из Лондона самолетом компании «Вирджин Атлантик» в аэропорт Джона Кеннеди. Только избавь меня от острот, Рук. Я уже сожалею о своих словах.

— Я ничего не сказал!

— Нет, но я знаю эту твою манеру прокашливаться и решила, что всем будет лучше, если тебя предупредить. — Хит вернула Гинсбург распечатку. — Спасибо, Шерон. Теперь еще одна просьба: займись списком клиентов техасца до его отъезда в Европу.

Гинсбург зубами стянула колпачок с гелевой ручки и сделала заметку на обратной стороне листа.

— То есть имена работодателей? Но они были в сообщении из Вегаса.

— Да, но свяжись с ними. Подружись с тем аналитиком и выясни, кого именно охранял Вольф. В его досье сказано, что он заводил прочные связи с клиентами, — и я хочу знать, с кем именно. А если он договаривался с клиентами без посредников, найди все, что сможешь.

— Искать что-то конкретное? — уточнила Гинсбург.

— Да, запиши… — Хит дождалась, пока коллега занесла ручку над бумагой и продиктовала: — Все, что может пригодиться.

— Поняла! — рассмеялась Шерон и пошла дозваниваться до Невады.

Никки достала маркер и обозначила на временной шкале дату возвращения техасца. Затем отступила на шаг, окидывая взглядом коллаж из фотографий жертв, дат, сроков и важных событий, накрученных вокруг трех убийств. Рук наблюдал за ней издалека. По опыту расследования смерти Мэтью Старра он знал, что Никки сейчас исполняет важный ритуал: мысленно отбрасывает все лишнее, высматривает повисшие концы, пытаясь найти связь, которая уже сложилась на доске и только и ждет, чтобы ее заметили. Рук вспомнил ее фразу, которую цитировал в своей статье: «Достаточно одной слабой нити, чтобы дело развалилось, но иной раз всего одна тонкая ниточка и связывает его воедино». Поглядывая на Никки сзади, журналист не находил слов. Он еще любовался, когда она обернулась, словно заранее знала, чем он занят. Застигнутый врасплох, журналист почувствовал, что краснеет, и опять не нашел слов. Единственная мысль, что пришла ему на ум, была: «Тот еще писатель!»

Телефон на столе у Никки зазвонил, и, сняв трубку, она услышала куда более мягкого и любезного Риптона, чем тот, с которым она недавно скрестила шпаги на стадионе.

— Это Джесс Риптон, как у вас дела?

— Дел хватает, — отозвалась Никки. — Знаете, сражаюсь с преступностью… пробиваюсь к славе…

— Это был нечестный удар, и я за него извиняюсь. Серьезно. К тому же, подумайте, при моем способе зарабатывать на жизнь мне ли осуждать стремление к известности?

— Да, пожалуй, не вам, — согласилась Никки и замолчала, ожидая продолжения.

Он позвонил сам, и ей было любопытно, к чему он клонит. Такие, как Риптон, ничего не делают просто так.

— Словом, я хотел сказать, что поговорил с Тоби насчет шофера, которым вы интересовались.

Никки только покачала головой. На богатых улицах Вест-Сайда она не раз сталкивалась с подобным обращением: свита и подхалимы старались избавить ее от необходимости самой задавать вопросы.

— Вам следует знать, что Тоби не помнит никаких стычек с водителями. И я ему верю.

— Здорово! — язвительно восхитилась Никки. — И чего еще мне надо?

— Ладно-ладно, я вас понял. Понимаю, что вы хотите поговорить с ним лично. Я уже упоминал сегодня, что у нас мало времени, но постараюсь вам как-нибудь помочь. Это не так просто, если вы заметили.

— Вот и хорошо, — прохладно заметила Никки.

Нет смысла биться лбом в брандмауэр.

— Я стараюсь исполнить вашу просьбу, но в то же время обеспечить своему парню передышку, необходимую человеку, заново начинающему крутой подъем.

— Это понятно, но, как вы справедливо заметили, Джесс, мне необходима личная беседа.

— Конечно, но если бы вы подождали денек-другой, я был бы у вас в большом долгу.

— И чем собираетесь отдавать долг? Местом на обложке «Times» или званием «Человек года»?

— Я добивался подобного и для менее значительных личностей. — Выдержав паузу, пиарщик заговорил почти по-человечески: — Послушайте, у меня в голове все крутятся ваши слова насчет того, что присмотреться никогда не мешает.

Опыт детектива подсказал Хит промолчать. Риптон не выдержал первым и продолжил:

— Я за него спокоен. Тоби говорит, что с шофером проблем не было, и я ему верю всей душой. Он умеет держаться с людьми, знаете ли. Его все любят: водители, официанты, домашняя прислуга. Он не жалеет чаевых, дарит подарки. Тоби Миллс не из тех, от кого можно ждать проблем.

— А выбитая дверь в квартиру Кэссиди Таун — это не проблема?

— Слушайте, мы уже разобрались. Он вышел из себя. Лев, защищающий свой выводок. Собственно, потому я и звоню.

«Вот оно, — подумала Никки. — Кремовая розочка на пирожном мирных переговоров».

— Кстати, он просил узнать, не нашли ли вы того психа, который его преследовал?

Такой вопрос разозлил бы ее даже вне сложного контекста разговора, но, в сущности, Никки сочувствовала бейсболисту. Оклахомский мальчишка мог быть миллионером, но при этом оставался отцом, и его семье угрожали.

— Я поручила это дело одному детективу, и мы сотрудничаем с двумя другими участками. Передайте клиенту, что мы уведомим его, как только будут новости.

— Я это ценю, — ответил Риптон.

Он уже сказал все, что хотел, и быстро распрощался.

Рук остановился в комнате наблюдения второго помещения для допросов, с двумя чашками в руках. Одна исходила паром, другая была холодная. Сквозь стекло он видел Таррелла и Каньеро, которые приспособили большой стол для своей бумажной охоты.

Поставив холодную чашку, Рук освободил руку, отрепетировал улыбку, и толкнул дверь.

— Привет, Тараканы!

Детективы не подняли голов от записей телефонных переговоров. Вместо того чтобы ответить Руку, Таррелл обратился к напарнику:

— Слушай, их теперь пускают бродить по зданию без присмотра?

Каньеро покосился на гостя.

— Даже без поводка, что за дела?

— Ну, — возразил Таррелл, — он у нас приучен к газете.

— Метко! — хихикнул Каньеро.

Таррелл оторвался от работы и через стол уставился на коллегу.

— Метко?

— Ну ясно же, Тэрри, он журналист, приучен к газете.

Смешок Рука прозвучал несколько натужно:

— Мой бог, это комната для допросов или я попал на «Круглый стол „Алгонкина“»?[130]

Тараканы опять уткнулись носами в бумаги.

— Тебе помочь, Рук? — спросил Каньеро.

— Я прослышал, что вы двое отчаянно сражаетесь с бумагами, и решил, что вам не помешает утолить жажду. — Он поставил рядом с каждым по чашке. — Кофе с ореховым кремом для тебя, а для детектива Таррелла сладкий чай.

Рук заметил, как Таррелл перемигнулся с Каньеро. В обмене взглядами журналист не в первый раз со времени возвращения уловил некоторое пренебрежение. Услышав невнятное: «Ну спасибо», он почувствовал, что теперь следовало бы уйти. Но, вместо этого, сел рядом.

— Помощь нужна? Хотите, помогу вам побыстрее отчитаться?

Таррелл рассмеялся.

— Скорее отписаться. Ты же писатель.

Каньеро тупо уставился на него:

— Не доходит.

— А, ладно, забудь.

Таррелл отвернулся и взволнованно заерзал.

Насладившись его смущением, Каньеро отхлебнул кофе и едва не обжегся. Отставив чашку, он с силой протер глаза. Просмотр списка звонков был привычной для детектива рутинной работой. Но у Эстебана Падильи оказалось несколько телефонов, и переговоров он вел неожиданно много для простого шофера. Эта новая напасть после перечня заказов на лимузины совсем измотала обоих детективов. Потому-то они и перебрались в комнату для допросов. Не ради большого стола, а в поисках покоя. И тут этот Рук!

— Давай! Для начала объясни, что бы это значило. Разносишь напитки, интересуешься, как дела, предлагаешь помощь…

— Объясню, — согласился Рук и, дождавшись, пока Таррелл повернется к нему, продолжил: — Ну, это вроде как… оливковая ветвь. — Не увидев понимания, он уточнил: — Ну, все мы чувствовали некоторую напряженность с той самой минуты, как вы застали меня на кухне Кэссиди Таун. Верно?

Каньеро снова взялся за чашку.

— Эй, мы просто работаем. — Осторожно попробовав кофе, он сделал большой глоток.

— Бросьте. Что-то не так, и я хочу все прояснить. Не такой уж я бесчувственный. Я знаю, в чем дело. В моей статье. Беда в том, что я не отдал вам должного, так?

Детективы молчали, и тут до журналиста дошло, в какой комнате происходит этот разговор и где он — подумать только! — допрашивает двух копов, вытягивая из них по слову. Рук выложил козырной туз:

— Я никуда не уйду, пока не скажете.

Детективы переглянулись, но заговорил опять Каньеро:

— Ладно, раз уж ты спросил, — все так. Хотя дело не в том, чтобы отдать должное. Тут штука в том, что мы — одна команда. Ты сам видел, как мы работаем. Речь не о том, что нам так уж хотелось видеть свои имена в списке героев, нам этого не надо. Но в твоей статье не видно, что мы — одна команда, понял? Только и всего.

Рук покивал.

— Я так и подумал. Это вышло не нарочно, честное слово, и если бы я мог переделать статью, то написал бы ее по-другому. Извините, ребята.

Каньеро всмотрелся в лицо журналиста.

— Большего просить не приходится. — Он протянул руку, и, когда журналист пожал ее, повернулся к напарнику. — Тэрри?

Второй детектив поколебался, но все же сказал:

— Идет, — и тоже пожал протянутую руку.

— Хорошо, — сказал Рук, — но мое предложение остается в силе. Чем вам помочь?

Каньеро жестом предложил ему придвинуться к столу.

— Мы здесь просматриваем звонки Падильи, отсеивая звонки друзей, родственников, начальства и тому подобное.

— Ищите отклонения от обычного порядка…

— Угу. Или надеемся найти закономерность в обычном порядке. — Каньеро протянул Руку список звонков и поместил розовый список родных, друзей и рабочих номеров так, чтобы обоим было видно. — Наткнешься на номер, не записанный на розовом листке, — выделяй его маркером, ясно?

— Понял.

Рук уже начал просматривать первые строки звонков, когда ощутил на себе взгляд Таррелла и поднял глаза.

— Я должен сказать еще, Рук. Меня кое-что гложет, и если я не выскажусь, так и будет грызть.

Посмотрев в его серьезное лицо, Рук отложил листки.

— Конечно, я слушаю, выкладывай. Что ты хотел сказать?

— Насчет сладкого чая, — сказал Таррелл.

Рук озадаченно протянул:

— Тебе не понравился чай?

— Нет, к черту чай. Это прозвище. Ты в статье обозвал меня Сластеной, и теперь все меня так называют.

— Не замечал, — вставил Каньеро.

— Заметил бы, будь ты на моем месте.

— И я снова извиняюсь. Полегчало?

Таррелл передернул плечами.

— Пожалуй. Когда высказался, стало легче.

— Кто тебя так называл? — не отставал напарник.

Таррелл замялся.

— Да много кто. Дежурный сержант, патрульный. Пусть не так уж много, но мне это не нравится.

— Позволишь мне, как другу и напарнику, дать тебе совет? Если решил не обращать внимания… так и не обращай. — Все уже вернулись к работе, когда Каньеро закончил фразу: —…Сластена!

Через несколько минут, перейдя ко второму листу, Рук попросил у Каньеро маркер.

— Что-то нашел?

— Ага… — Взяв маркер, он уточнил: — Чертовщина!

— Что? — переспросили Тараканы.

Выделив телефонный номер, Рук поднял листок.

— Это же номер Кэссиди Таун!

Через полчаса детектив Хит стояла над разложенными в хронологическом порядке листками звонков с выделенными номерами.

— Так что мы имеем?

— Кое-что имеем, — ответил Таррелл. — Прежде всего, обнаружилась связь между Падильей и Таун. Не просто случайный звонок, а регулярные переговоры.

Каньеро указал на первые страницы, лежавшие на левом краю стола.

— Первые звонки начинаются отсюда: раз или два в неделю прошлой зимой и весной. Соответствуют его рабочим дням в лимузинной компании. Верный признак того, что Падилья был ее информатором.

— Знаете, что я подумал? — спросил Рук. — Готов поспорить: зная даты звонков, вы сумеете выяснить, кого возил тогда Падилья, и сопоставить с именами в колонке Кэссиди на следующий день. Если, конечно, его новости стоили внимания.

— Внимания? — уточнила Хит.

— Ну ладно, сплетен.

— Я тебя поняла, — кивнула Никки. — Что еще?

— А это еще интереснее, — продолжал Таррелл. — С этого времени звонки прекращаются. — Он постучал по листку, датированному маем. — Угадаете, когда это было?

— Когда Падилья вылетел из компании лимузинов, — уверенно сказал Никки.

— Точно. Сразу после этого целая куча звонков — пока остается только гадать, в чем там было дело, — а потом целый месяц ничего.

— А затем начинается снова. — Каньеро встал по правую руку от Никки и колпачком желтого маркера указал на первый из новой серии звонков. — С середины июня снова звонки. Много звонков. Это четыре месяца назад.

— Не устроился ли он тогда в другую компанию по прокату лимузинов? — спросила Хит.

— Мы проверяли, — возразил Таррелл. — Он нанялся на грузовик в конце мая, вскоре после того, как лишился черной кареты. Сомневаюсь, что на развозке продуктов можно поймать много сплетен.

— Уж точно, не свежих, — согласился Рук, склоняясь рядом с Никки, чтобы ткнуть пальцем в разрыв между звонками. — Предположу, что прекращение звонков означало: мистер Падилья не мог обеспечить мисс Таун ежедневными слухами. А новые звонки в июне наверняка относятся к той проклятой книге, которую она взялась писать. Как автор, считаю, что к тому времени рукопись должна была дойти до соответствующей стадии.

Никки набросала временную шкалу звонков и повернулась к помощникам.

— Отличная работа. Это замечательно. Мы установили не только связь между Падильей и Таун, но, если Рук прав, еще и мотив. Если ее убили за книгу, его могли убить за шпионство.

— И Дерека Сноу тоже? — спросил Рук.

— В кои-то веки не такая уж слабая версия, мистер Рук. Но все же это остается на уровне гипотезы, пока мы не установим такой же связи. Тараканы, с утра первым делом достаньте распечатку звонков нашего консьержа.

Когда Тараканы вышли, из-за двери донесся голос Таррелла:

— Ужасно хочется спать, но, стоит закрыть глаза, мельтешат эти листы с номерами.

— И у меня, Сластена, — ответил Каньеро.

Никки надевала коричневую кожаную куртку, когда Рук подошел к вешалке, закрывая свою репортерскую сумку.

— Что, ребятки, помирились и расцеловались? — спросила она.

— Как ты узнала? Мы что, еще блестим после секса?

— Смотри, как бы меня не стошнило, — предупредила Никки. — Вообще-то, я видела вас из комнаты наблюдения.

— Это была приватная беседа!

— Забавно, то же думают и преступники, с которыми мы там разговариваем. О двухстороннем зеркале все забывают. — Она повела бровью — вылитый Граучо.[131] — Но ты молодец, что первым протянул руку.

— Спасибо. Слушай, я тут подумал… Не хочешь отдать должок за прошлую ночь?

— О-о… извини, сегодня не могу. Дела. Петар звонил.

Внутри у Рука все оборвалось, однако он выдавил улыбку и непринужденно продолжил разговор:

— Вот как! Может быть выпьем после?

— Беда в том, что я не знаю, где мы окажемся «после». Собираемся встретиться в обеденный перерыв, а потом как бы меня не занесло на шоу. Ни разу не видела, как их снимают. — Никки взглянула на часы. — И мне надо бежать, уже опаздываю. Утром встретимся. — Удостоверившись, что вокруг никого, она чмокнула Рука в щеку. Он потянулся к ней, но вовремя вспомнил, что находится в полицейском участке и все такое.

Однако, глядя, как она идет к двери, Рук пожалел, что не прижал ее к себе. Ради него, неотразимого, Никки могла бы отменить этот обед.

Спозаранку явившись на службу, Тараканы застали Джеймсона Рука за выделенным ему столом.

— А я-то думаю, кто свет включил, — заметил Таррелл. — Рук, ты что, дома не ночевал?

— Ночевал. Просто решил встать пораньше ради большого дня.

— Не в обиду будет сказано, — заметил Каньеро, — вид у тебя помятый. Как будто нырял без маски.

— Спасибо. — Не глядя в зеркало, Рук представлял, как выглядит. — Ну, приходится жечь свечи, знаете ли. Вернувшись домой, я сел к компьютеру поработать.

— Угу. Трудная у тебя жизнь. — Каньеро любезно кивнул, и детективы прошли на свои места.

Брошенные вскользь слова прозвучали участливо, но вызвали у Рука чувство вины. Мало того что у него хватило наглости рассказывать нью-йоркским полицейским о трудностях писательского дела, так еще он вовсе и не работал. Пытался — да. У него скопились заметки для статьи о Кэссиди за целых два дня, но не писалось, хоть убей.

Все из-за Никки. Он не мог позволить, чтобы Никки ужинала со старым любовником. Рук понимал, что глупо так распускаться. Он всегда ценил в ней самодостаточность и независимость. Жаль только, что она также независима и от него. Да еще со старым любовником. Часов в одиннадцать, не сумев ни сосредоточиться на работе, ни даже посидеть перед телевизором, он задумался, не так ли все начинается у маньяков, выслеживающих своего кумира. Потом Рук подумал, не посвятить ли новую статью подобным безумным поклонникам. Но если ты выслеживаешь преследователя, не становишься ли сам таким же?

Все это было странно.

Тогда он взялся за телефон. У него был знакомый в Лос-Анджелесе, писавший комедийные сценарии для ночных шоу. Естественно, парню было что рассказать о Петаре Матиче.

— Как тебе нравится имя, Рук? Звучит как продукт, который мог бы продавать моэль[132] в телемагазине!

Позвони сценаристу — услышишь остроту. Но больше за весь разговор Руку ни разу не пришлось улыбнуться.

Сценаристы ночных шоу составляли тесный кружок, связанный узами вражды и дружбы. Приятель Рука знал одного из сценаристов «Еще позже», который несколько лет назад был на общественных работах.

— Постой, — сказал Рук, — за что сценарист шоу мог быть отправлен на общественные работы?

— Откуда мне знать? За нападки на Монику Левински в две тысячи пятом. Всякое бывает.

Итак, пока сценарист «Еще позже» был на общественных работах в зоопарке Бронкса (за вождение в нетрезвом виде, как наконец припомнил рассказчик), ему помогал, занимаясь чисткой клеток и выносом мусора, тот самый умник из Хорватии, кинонатуралист. Рук спросил, не за пьянство ли находился там и Петар.

— Нет, тут начинается самое поэтичное. Создатель фильмов о живой природе… знаешь, на чем он погорел? Ввозил контрабандой вымирающие виды с Таиланда. Отсидел шесть месяцев из восемнадцати, вышел досрочно за хорошее поведение и был отправлен на общественные работы. В зоопарк!

— Тоже поэтично, — заметил Рук.

Познакомившись с Петаром, сценарист устроил его на место помощника продюсера в «Еще позже».

— Не так уж далеко от выгребания слоновьего навоза, — заметил приятель из Лос-Анджелеса, — однако для начала неплохо, и он отлично справлялся. Мой друг рассказывал: если уж Петар за что-то взялся, его не остановишь.

Этот разговор и не дал Руку уснуть. Во-первых, его тревожило известие о том, что Петар Матич привык добиваться своего, а во-вторых, мучили сомнения, стоит ли рассказывать Никки о деле с контрабандой. Предположим, он расскажет. Это вполне могло начисто подорвать его позиции. Рук составил список потенциальных неприятностей. Эта новость могла испортить отношения Никки со старым другом, и тогда Рук чувствовал бы себя виноватым. В некотором роде. Хуже, если Никки еще сильнее заинтересуется контрабандистом. История «непослушного мальчика» могла только подогреть ее чувства. И наконец, как будет выглядеть Рук в глазах Никки после того, как выяснится что он выведывал прошлое ее старого дружка? Никки сочтет его… скажем, неуверенным в себе, жалким и трусливым. Руку вовсе не хотелось выглядеть таким в ее глазах. Поэтому, к тому времени как детектив Хит вошла в бокс, Рук уже твердо знал, что делать. Притвориться, что занят делом и ничего не знает.

— Смотрите-ка, все здесь, бодрые, умытые… — Никки присмотрелась к Руку, — и небритые!

— Решил сегодня обойтись без бритья. Сэкономил время после долгой ночи. Разбирал материал. — Дождавшись, пока Никки повесит куртку, Рук добавил: — А ты?

— Очень недурно себя чувствую, спасибо. — Она повернулась в другую сторону. — Тараканы? Уже получили список звонков Сноу?

— Запросили, — отозвался Таррелл. — Вот-вот должен прийти.

— Позвони еще раз. И держи меня в курсе. — Она бросила сумочку в ящик стола. — Рук, что ты таращишься?

— А? О, просто подумал… — Он смутился и замолчал. Ему хотелось спросить, как она провела ночь? Чем занималась? Где была? Чем все закончилось? Столько вопросов, но задал он только один: — Я сегодня на что-нибудь пригожусь?

Зазвонивший на столе телефон помешал Никки ответить.

— Отдел убийств, детектив Хит.

Еще не услышав голоса, она различила звук торможения поезда метро.

— Вы слушаете? — Никки узнала голос Митчела Перкинса, но издатель, еще вчера спокойный и снисходительный, был взволнован и напряжен. — Чертов мобильник! Алло!

— Я слушаю. Мистер Перкинс, что-то случилось?

— Жена. Я еду на работу, а жена позвонила. Кто-то пытается вломиться в дом.

— Говорите адрес.

Никки щелкнула пальцами, подзывая Тараканов. Таррелл схватил вторую трубку, записал названный Перкинсом адрес на Риверсайд-драйв и вызвал патрульных, пока Хит успокаивала издателя.

— Мы уже высылаем машину.

Шум за пыхтением в трубке изменился: Перкинс выбежал наверх.

— Я уже почти на месте. Скорее, господи, скорее!

Спешить на Манхэттене не так-то легко, даже если у вас полицейская сирена и мигалка, но в этот час транспорт двигался к центру, и потому детектив Хит довольно быстро доехала по Бродвею до Западной 96-й. Услышав по рации, что три патрульные машины уже на месте, она заглушила сирену и, въехав на Вест-Сайд, немного снизила скорость. Оглядев улицу, обернулась к сидевшему рядом Руку.

— Что это?

Впереди, у выезда из гаража, двое стояли на коленях перед машиной. Третий, судя по униформе — служащий парковки, завидев мигалку, замахал им рукой. Никки вызвала «скорую» еще до того, как увидела распростертое на мостовой тело.

— Перкинс? — спросил Рук.

— Похоже на то.

Хит своей машиной отгородила лежащего от потока движения. Мигалка осталась включенной. Тут же подъехал патруль, и Никки разделила полицейских, поставив одного управлять потоком машин, а другого заниматься свидетелями. Сама Хит поспешила к пострадавшему, лежащему ничком на выезде с парковки перед ударившей его «ауди ТТ». Это действительно был Митчел Перкинс.

Он дышал, пульс прощупывались, хотя и слабо.

— Мистер Перкинс, вы меня слышите? — Никки склонилась к самому уху лежащего, но ответа не получила. Сзади завыла сирена «скорой помощи». — Это детектив Хит. Врачи приехали. Вам обязательно помогут. — И на случай, если он хоть что-то понимает, она добавила: — И у вашей жены полиция, так что за нее не волнуйтесь.

Когда медики «скорой» взялись за работу, Никки, сопоставив отрывочные показания трех свидетелей, сложила картину случившегося. Один из них — домоправитель — оказался на месте после инцидента и мало что мог сообщить. Зато водитель «ауди» засвидетельствовал, что сбил Перкинса, когда выводил машину из гаража, чтобы поехать в Бостон. Никки подозревала, что редактор, выскочив из метро, понесся к жене, не глядя по сторонам, но по опыту она знала, что не стоит делать выводов, пока не сложатся все детали, и никогда не подсказывать свидетелям собственных догадок. Пусть сами говорят.

Они и говорили. Работник парковки утверждал, что, когда заметил Перкинса, тот вовсе не бежал по тротуару, а боролся с уличным грабителем, который отнимал у него портфель. Работник, следуя инструкции, направился в свою будку, чтобы вызвать службу спасения, и тут показалась «ауди». По словам водителя, он как раз выезжал с подземной парковки, когда грабитель вырвал у Перкинса портфель, дернув его так, что редактор пошатнулся и полетел прямо под колеса машины. Водитель утверждал, что ударил по тормозам, но не успел предотвратить наезда.

Тем временем подтянулись Тараканы, и Никки поручила им разделить свидетелей и снять с каждого более подробные показания с описанием грабителя. Свидетели, как обычно, когда действие разворачивается бурно и быстро, не запомнили даже основных примет.

— Я добилась от сторожа, что это был белый парень, обычного телосложения, в солнцезащитных очках и темной куртке или в черной толстовке с капюшоном и в джинсах, но это мало что дает. Попробуйте вытянуть побольше и отвезите их в участок, покажите фото подозреваемых. И между прочим, вызовите художника. — Оглядевшись в поисках Рука, Никки обнаружила журналиста сидящим на корточках над водостоком, в котором валялось содержимое редакторского портфеля.

— Нет, я ничего не трогал, — заверил он, когда Никки, натягивая перчатки, подошла к нему. — Я неисправим, но дрессировке поддаюсь. Как он, выживет?

Никки обернулась к «скорой», куда уже загружали носилки.

— Все еще без сознания, это плохо. Но он дышит, и пульс стал ровнее, так что посмотрим. — Она присела рядом с журналистом. — Нашел что-нибудь стоящее?

— Только помятый и практически пустой портфель. — Это был старомодный большой портфель, зияющий пустым нутром. Визитки, зажимы для бумаг и прочие канцелярские принадлежности были разбросаны рядом. Чуть дальше валялся диктофон. — Должен сказать, я восхищен его выбором авторучки, — добавил журналист, указывая на кирпично-рыжий с черным «Монблан Хемингуэй», откатившийся с водостока к поребрику. — Такие нынче идут по три штуки. Так что версия об уличном грабителе отпадает.

Никки готова была согласиться, но устояла перед искушением. Так дела не ведут.

— Возможно, грабитель не увлекается коллекционными авторучками.

Она осеклась, когда журналист схватил ее за руку.

— Идем со мной, быстро.

Она поколебалась, но все же позволила ему перевести себя на другую сторону улицы. Но, разумеется, спросила:

— Ты что, Рук?

— Скорее, а то улетит! — журналист указал на одинокий белый листок, порхавший по направлению к парковке на Риверсайд.

Никки потянулась к листку, но ветер выхватил его из-под руки. Пришлось сделать еще один рывок. Когда бумажка легла на мостовую у ее ног, Никки присела и ладонью прижала ее к асфальту.

— Поймала!

— Молодец! Я бы и сам схватил, но ты в перчатках, — сказал журналист.

Свободной рукой Никки бережно подцепила листок за угол и перевернула. Раздосадованный ее непроницаемым видом, Рук не выдержал.

— Ну? Что там?

Никки молча развернула бумагу так, чтобы он мог прочесть строки: