Оборона тупика

Глава 16

В этот день все шло не так. Началось с того, что два намеченных старта с Байконура и Плесецка не состоялись. Ракетоноситель «Протон-8» был снят со стартового стола Плесецка из-за обнаружения неполадок. На Байконуре был готов к старту комплекс «Энергия» с грузовым контейнером, но за два часа до расчетного времени старта началась снежно-песчаная буря, новая погодная аномалия в этой части Евразии, явление пока еще редкое и всегда возникающее неожиданно. От момента получения штормового предупреждения до начала бури прошло всего двадцать минут. Снять грузовой контейнер с почти бесценным спутником ОСКА «Стерх» со стартового комплекса не успели, не успели и полностью эвакуировать бригаду со стартового комплекса. Двое рабочих погибли. В течение двух часов руководитель стартов генерал Максимов, бессильно сжимая кулаки, стоя наблюдал из укрытия, как буря терзает «Энергию». К концу второго часа, когда буря уже пошла на спад, рухнула одна из стартовых ферм, увлекая за собой один из твердотопливных ускорителей. Далее все было лишь вопросом времени: через двадцать минут весь стартовый комплекс рухнул, погребая под собой грузовой контейнер со спутником. Топливный бак «Энергии» раскололся, выпуская наружу жидкое топливо, которое тут же от случайной искры воспламенилось, и уже через несколько секунд вся стартовая площадка представляла собой огромный костер, который рвался в небо и который не могла ни затушить, ни даже пригнуть к земле страшная буря. Генерал связался с ЦУПом и сообщил, что орбитальный стратегический космический аппарат типа «Стерх» потерян.

Другой «Стерх» находился в грузовом отсеке корабля «МАКС», который, успешно отделившись от самолета-носителя «Мрия» через час после доклада Максимова, ушел в безвоздушное пространство. Когда это случилось четыре часа назад, в ЦУПе вздохнули с облегчением, и руководитель полетов генерал Шадрин, весь день собранный и внешне спокойный, сел и, нервно улыбнувшись почти бескровными губами, пробормотал: «Будем считать, что на этом тринадцатое число закончилось». Однако еще до того, как наступило 14 декабря даже в Петропавловске Камчатском, с борта «МАКС-2-ТМ-012» поступило телеметрическое сообщение о серьезных проблемах.

Грузовой отсек «МАКСа» был значительно меньше грузового контейнера для стартового комплекса «Энергия», поэтому аппарат «Стерх» на «МАКСе» был размещен в свернутом состоянии. После раскрытия грузового контейнера «Энергии» «Стерху» нужно было только расправить солнечные батареи и сориентироваться в пространстве. При выводе «Стерха» на орбиту с «МАКСа» экипаж должен был выходить в открытый космос и несколько часов готовить его к самостоятельному орбитальному полету. Это было долго, дорого и хлопотно, но командование ВКС считало это наиболее надежным способом приведения «Стерха» в боевое состояние, в состояние готовности к миссии, на которую так рассчитывала страна.

Командир корабля, опытный подполковник ВКС Рамсул Мамедов доложил в ЦУП о выходе на расчетную орбиту и поручил навигатору Евгению Рамушкину продолжать процедуры ориентировки корабля в пространстве. Два бортинженера, Вячеслав Еременко и Виктор Кронк, отправились в грузовой отсек для предварительной подготовки спутника к выводу и проведения базового теста всех систем «Стерха».

– Командир, ориентировка закончена, – доложил Рамушкин, – у нас семь часов двадцать минут.

– Связь с ЦУПом?

– Связь будет доступна на всех фрагментах орбиты. Есть подтверждение.

– Слава, Виктор, как там у вас? – спросил Мамедов по внутренней связи у бортинженеров.

– Порядок, господин подполковник, – услышал он из динамиков, – все системы в норме, спутник готов к переводу на собственное питание. Возвращаемся.

Когда Еременко и Кронк задраили люк в грузовой отсек и стали освобождаться от легких скафандров, система противометеорной защиты подала сигнал. За все время своих полетов Мамедов слышал его во второй раз, другие космонавты раньше слышали его только на тренажерах. Система противометеорной защиты была настроена таким образом, что реагировала на любые, даже очень незначительные возможности столкновения, работала почти параноидально. В основном в ее поле зрения попадал космический мусор, а не природные космические тела, за что система и была прозвана «мусорщиком».

– Что ты смотришь на меня, Женя? – спокойно проговорил Мамедов. – Давай данные по удаленности и траектории.

Пока Рамушкин щелкал по клавиатуре своего пульта, сигнал «мусорщика» прозвучал во второй раз, и это было уже поводом для легкой тревоги. Наконец данные появились на общем экране.

– Что это может быть, Рамсул Ахмедович? – ошарашенно спросил навигатор.

– Скорее всего, мусор, – ответил командир, – хотя, да… что-то большое. И… вот шайтан, прет прямо на нас!

Сигнал «мусорщика» зазвучал в третий раз и перешел на постоянный прерывистый зуммер. На общем экране бортовой компьютер ясно показывал пересечение траекторий постороннего объекта и «МАКСа». Высветилась цифра вероятности столкновения: 99,5 %.

– Абсолютная скорость – три километра в секунду, – озвучивал данные с экрана Рамушкин, – удаление… о, черт!

– Уклонение! – рявкнул Мамедов, берясь за джойстик ручного управления. – Отключить автоматику пилотирования. И отключи ты этот звук! Экипаж, по местам!

Бортинженеры наскоро зафиксировали снятые скафандры и, оттолкнувшись от переборки, быстро полетели к своим противоперегрузочным креслам.

– Почему у меня нет управления? – спросил Мамедов.

– Компьютер не отключает автоматику пилотирования, – доложил Рамушкин, бешено колотя по клавиатуре, – провожу аварийный запрос.

– Брось, – сказал Мамедов, потянулся и разбил стекло, закрывающее рычаг экстренного отключения автоматики. Дернув за рычаг, он снова взялся за джойстик, – а теперь что еще такое?!

– Главные двигатели не переданы на ручное управление, – глядя в свой дисплей, ответил Рамушкин, – сбой в цепи команд аварийного отключения автоматики.

– Шайтан! – прорычал Мамедов, вернул рычаг в исходное положение и снова рванул его на себя. – Теперь?

– То же самое.

– Спокойно, спокойно, – проговорил Мамедов, – маневровые двигатели доступны?

– Так точно.

– Удаление?

– Триста пятьдесят километров.

– Будем разворачиваться. Его должно быть уже видно. Солнце светит ему прямо в бок.

«МАКС» развернулся хвостом к Земле, и в передний видовой иллюминатор все действительно увидели приближающийся объект – яркую звездочку.

– Бог мой! – выдохнул Еременко. – Это что, метеорит?

– Тихо! – прикрикнул Мамедов. – Женя, в какую сторону нам ближе?

– Это так не работает командир, – беспомощно произнес Рамушкин, – система рассчитана на указание места корабля, куда попадет посторонний объект. Сейчас она показывает весь корабль. Объект больше корабля… Он почти километр в поперечнике.

– Всю мощность на маневровые двигатели по днищу! – скомандовал Мамедов. – Пойдем наугад.

Появилась едва заметная тяжесть. Маневровые двигатели стали уводить корабль с траектории.

– Сейчас, сейчас, – приговаривал Мамедов, – сейчас я тебя обману…

Объект приближался. Сначала звездочка просто становилась ярче, потом превратилась в пятнышко.

– Есть видеоконтакт, – доложил Рамушкин.

На общем экране появилось изображение объекта.

– Это не метеорит, – проговорил со своего места Кронк, – это черт знает что такое…

– Обычная летающая кастрюля, – сквозь зубы процедил Мамедов, давя джойстик до отказа и лихорадочно следя за показаниями дисплеев. – Вы что, спали на инструктажах?

– Почему она так странно летит? – пробормотал Еременко.

– Она не летит, она падает, – от напряжения и волнения у Мамедова даже прорезался акцент, – Женя, будь готов врубить автоматическую стабилизацию. Что показывает «мусорщик»?

– Он не справляется, – ответил Рамушкин, – мы, видимо, на границе сферы контакта. Объект быстро вращается.

– Вижу, – сказал Мамедов и тихо прибавил восточное ругательство, – промахнись мимо меня, шайтан, промахнись!..

– Пересечение траекторий через пятнадцать секунд, – доложил Рамушкин.

Объект быстро рос в обзорном иллюминаторе. На экране была видна его странная неправильная форма и страшные, чужие обводы. На мгновение то же самое все увидели в обзорном иллюминаторе, потом объект занял все поле видимости, потом снова мелькнуло звездное небо. Мамедов бросил джойстик и со всей силы врезал по рычагу отключения автоматики, загоняя его обратно в гнездо. Затем последовал удар, и свет в кабине корабля погас. Корабль бешено завращался.

– Давай, Женя! – заорал Мамедов, вдруг осознав, что они все еще живы.

Справившись с головокружением, Рамушкин на ощупь нашел клавишу ввода на своей клавиатуре и нажал ее. Маневровые движки заработали, вращение корабля стало замедляться и вскоре совсем остановилось. Снова зажглось освещение в кабине. Прямо перед носом корабля в переднем обзорном иллюминаторе вдруг вспыхнула на секунду яркая вспышка, потом последовала еще одна, на общем экране, на который передавался видеосигнал с камеры, направленной теперь назад и провожающей объект, падающий на Землю.

– Отключить двигатели, – приказал Мамедов, – все системы на минимальную мощность. Что это были за вспышки?

– Это наше топливо, командир, – подал голос Кронк. – Возникла утечка. В результате вращения мы разбросали его вокруг себя, и какая-то часть попала под струи маневровых движков.

– Шайтан, – совсем тихо проговорил Мамедов, – диагностика всех систем.

Еременко отстегнулся и поплыл к пульту по левому борту. Рамушкин работал со своим пультом.

– Спутник в норме, – доложил Еременко.

– Падение давления в правом топливном баке, – начал перечислять Рамушкин, – поврежден гироскоп-1, неопознанные неполадки четвертого сопла главного двигателя, замыкание в цепях вспомогательного питания систем жизнеобеспечения, отказ системы выпуска шасси.

– Последнее мог бы не говорить, – отозвался Мамедов. – Что с орбитой?

– Мы сошли с расчетной орбиты и продолжаем расходиться с ней, – ответил Рамушкин. – Мы падаем, Рамсул Ахмедович.

– Быстро?

– Двадцать часов до точки невозврата.

– Что с объектом? Куда он летит?

– Сей момент, – Рамушкин пробежался по клавиатуре. – Объект предположительно упадет в двух тысячах километров к северу от Австралии. Если не сгорит…

– Боюсь, не сгорит, – пробормотал Мамедов. – Давай связь с ЦУПом.

– Есть.

Через несколько секунд на общем экране появилось лицо руководителя полетов Шадрина. Он тоже увидел картинку на своем мониторе.

– Борт-12, – сказал он, – слышите меня? Докладывайте.

– Здесь борт-12, – заговорил Мамедов, – докладывает командир корабля подполковник Мамедов. Произошло столкновение с неизвестным объектом, предположительно класса «серый мусор». Объект падает на Землю. Экипаж корабля жив и ранений не имеет. Корабль получил значительные повреждения и сошел с орбиты. Имеет место утечка топлива, поэтому мы не можем воспользоваться главным двигателем – неизбежен взрыв. Орбитальный стратегический космический аппарат не пострадал. Прием.

– Понял вас, борт-12, – отозвался Шадрин. – Мы поднимаем борт-8 по экстренному варианту. Как работают системы жизнеобеспечения?

– Повреждения минимальны, господин генерал, – ответил Мамедов, – однако до точки невозврата у нас всего двадцать часов. Этого недостаточно…

– Я делаю, все, чтобы вытащить вас, орлы, – перебил Шадрин. – Мы проводим расчеты. Пусть это время борт-8 будет в пути. Мы свяжемся с вами через сорок – сорок пять минут. А вы пока осмотрите «Стерх» визуально и проведите еще раз базовый тест всех его систем. Осмотрите также повреждения корабля снаружи. Отбой.

Шадрин исчез с экрана. Повисшую было паузу Мамедов решительно прервал:

– Вам что, генерал ВКС не указ?! Кронк, выход в открытый космос, осмотр корабля. Еременко, в грузовой отсек, осмотр и диагностика спутника. Рамушкин, помоги им надеть скафандры и возвращайся считать, считать все подряд: более точное время до невозврата, время до входа в атмосферу, запас топлива, возможности движения на маневровых движках, возможные траектории «Стерха» и все остальное… Какого сидим? Марш!

Рамушкин продолжал мучить свою клавиатуру, когда вернулся Еременко, отстегнул шлем и стал снимать с себя легкий скафандр.

– Что скажешь, Слава? – не оборачиваясь, спросил Мамедов.

– «Стерх» в норме, – ответил Еременко, – погнуло одну из тяг, которыми он выталкивается из отсека, но гидравлический поршень не пострадал. В крайнем случае тягу можно не задействовать, обойдемся оставшимися двумя. И еще, господин подполковник, на «Стерхе» имеется собственное разгонное и маневровое устройство, управляемое его бортовым компьютером…

– Я как раз рассчитываю этот вариант, – подал голос Рамушкин, – собственного запаса топлива спутнику хватит, чтобы выйти на нужную орбиту, но есть две проблемы.

– Да, – подтвердил Еременко, – во-первых, мы истратим значительную часть топлива, которая понадобится «Стерху» для его миссии, а во-вторых, разворачивать и монтировать спутник необходимо непосредственно на целевой орбите, иначе сбивается начальная ориентировка.

– Виктор передает видеокартинку, – сказал Рамушкин и переключил изображение на общий экран, – вот. Ё-моё!..

Днище «МАКСа» и одно из его крыльев было прочерчено двумя большими разрывами в обшивке. Из крыла «МАКСа» продолжало вытекать в пространство топливо.

– Словно бритвой два раза полоснул… – ошалело проговорил Еременко. – Какими-то двумя тонкими несерьезными усиками нас задел. Вот черт! Вы нас почти вытащили, командир!.. Из чего же сделан это серый мусор?!

– Если бы был сделан из чего-нибудь менее крепкого и твердого, – веско заговорил Мамедов, – если бы не прошли эти «усики» через нас, как меч через воздух, нас бы разорвало на части. Виктор, – сказал он, надавив клавишу связи, – ты осмотрел люки грузового отсека снаружи?

– Так точно, – раздалось из динамиков, – они не задеты.

– Возвращайся, картина ясна. Помогите ему отшлюзоваться и раздеться. Скоро связь с ЦУПом.

Когда, освободившись от тяжелого скафандра для открытого космоса, Кронк вплыл в кабину «МАКСа», первое, что он спросил, было:

– Господин подполковник, этот серый мусор исследуют?

– Ты хороший космонавт, Виктор, – ответил Мамедов, – очень хороший, но очень молодой. Зачем нам их знания? Зачем рыбе ноги, а волку жабры?

– Ну а если объявятся живые пришельцы с исправной техникой? Как обороняться, если не знать?

– Представляешь, сколько времени пройдет, пока это случится? – усмехнулся Мамедов. – А вот у нас, дорогие, только девятнадцать часов. Мы здесь говорили, Виктор, что у спутника есть собственное разгонное и маневровое устройство, но возникают две проблемы…

– Да, – кивнул головой Кронк, – топливо, которое необходимо «Стерху» для миссии, и развертывание спутника.

– Ты как будто был здесь с нами…

– Пока я был снаружи, я думал, командир, – пожал плечами Кронк. – А топлива хватит только для выхода на орбиту?

– Нет, есть запас, примерно четверть, – отозвался Рамушкин, – но что толку от четверти! Вот если бы три четверти…

– Я не об этом, – сказал Кронк, – значит, спутник может взять с собой дополнительный груз.

– То есть?

– Двух космонавтов и резервуар с горючим. Что вы все замолчали? Второй корабль за нами не успеет. Мы не спасемся. Спасать надо «Стерх». Топливо для спутника находится в отдельном резервуаре. Его надо демонтировать и прикрепить к спутнику, а в спутник закачать топливо из левого или даже правого бака, двум космонавтам прицепиться к спутнику…

– Подожди, Виктор, – сказал Мамедов, – когда все топливо вытечет, мы можем попробовать воспользоваться главным двигателем…

– Неполадки четвертого сопла, помните? – возразил Кронк. – Это сопло сплющено. Но даже без этого задействовать главный двигатель – страшный риск. Можем ли мы пойти на него?

– Рассчитывай этот вариант, Женя, – сказал Мамедов.

– Один момент, – Рамушкин отвернулся к своей клавиатуре, – это всего лишь небольшая поправка к уже сделанному расчету… Вот. У нас на все про все четыре часа двадцать минут, иначе спутник недотянет до своей орбиты.

– Связь с ЦУПом, – скомандовал Мамедов.

Картинка из ЦУПа появилась немедленно, но прошло еще пять минут, прежде чем в кадре появился генерал Шадрин.

– Что случилось, борт-12? – спросил он.

– Ничего, господин генерал, – ответил Мамедов, – мы можем вывести спутник только одним способом: два космонавта и резервуар с горючим крепятся на спутник, и…

– Да, – перебил Шадрин, – мы тоже рассчитали этот вариант. Меня слышит вся команда?

– Так точно.

– Хорошо, – Шадрин сделал небольшую паузу, – слушайте меня, космонавты. Носитель с бортом-8 уже в воздухе, и скоро произойдет отделение. Расчетное время стыковки – шестнадцать часов, но… плюс-минус четыре часа. Таким образом, оставлять спутник на борту корабля – это огромный риск. Вы знаете, как важен спутник для страны. Сейчас на орбите два «Стерха». Нам очень нужен хотя бы третий. Сегодня утром на стартовом столе Байконура мы потеряли еще один спутник, а следующий будет готов не ранее чем через шесть месяцев, так что вся надежда на вас. Вам известно, что новая страшная опасность нависла не только над Родиной, но и над всем миром. Мы вступили в схватку и уже дорого заплатили за будущую победу. Мы верим в эффективность стратегической системы «Стерх», и поэтому вы сейчас оказались на острие этой схватки. Я знаю, вы не подведете. Борт-8 в грузовом отсеке несет большой запас горючего и постарается подобрать всех вас, но я буду честен с вами: есть вероятность… есть большая вероятность того, что спасательная операция не завершится успехом, и кто-то… или… или все вы погибнете. Так что, господа офицеры, приготовьтесь встретить неизбежное как герои!

– Мы готовы, – тихо отозвался Мамедов.

– Я хочу услышать всех.

– Капитан Рамушкин готов выполнить приказ.

– Старший лейтенант Еременко готов к выполнению задания.

– Лейтенант Кронк ждет приказа.

– Спасибо, господа офицеры. Через пять минут мы начнем передачу данных для загрузки в компьютер «ОСКА». Кто полетит на спутнике?

– Я и Еременко, – ответил Мамедов.

– При всем уважении, возражаю, – подал голос Кронк, – вывод спутника досконально отработан мною и старшим лейтенантом Еременко. Замена одного из бортинженеров может отрицательно сказаться на успехе операции.

– Что скажешь, подполковник? – спросил Шадрин.

– Согласен, – хрипло проговорил Мамедов.

– Тогда готовьтесь, господа, – заключил Шадрин, – мы будем все время поддерживать связь. Сейчас же… Рамсул, мы дадим тебе маркер на Мекку. Для Рамушкина и Еременко я через минуту соединю вас со священником из Звездного. Кронк, у вас будут пожелания?

– Нет, – печально улыбнулся бортинженер, – и я, пожалуй, впервые жалею об этом…

Через девятнадцать часов «МАКС-2-ТМ-008» вышел в точку встречи с бортом-12, успешно пристыковался, взял на борт двух членов экипажа и начал маневр по пеленгу успешно развернутого ОСКА «Стерх». Экипаж борта-8 и офицеры с борта-12 были озабочены отсутствием связи с космонавтами, развернувшими спутник. Они не знали, что очередной неприятностью этого 13 декабря стал сбой при инициации операционной системы компьютера «Стерха». В нее неверно загрузилась программа системы безопасности, в частности в нее не попал модуль опознавания «свой-чужой», поэтому смертоносный и в высшей степени автономный спутник, сразу после запуска операционной системы и самотестирования, уничтожил обоих космонавтов как находящиеся на нем неопознанные объекты, а через четыре часа такая же судьба постигла подошедший к сфере неприкосновенности борт-8. Война, самая необычная и опасная в истории Земли, закончится через восемь лет, но еще два года после этого не отключающийся и не подпускающий к себе никого ОСКА «Стерх» будет головной болью, пока не удастся дистанционно взломать систему безопасности спутника и запустить режим его самоуничтожения.

Теперь это часто бывало так: сначала пищал будильник, и Аня просыпалась, ничего не помня о своих сновидениях. Потом, через несколько секунд, сон начинал проявляться. Для этого не требовалось никаких усилий, наоборот: никакими усилиями нельзя было в первые минуты отделаться от воспоминания о только что увиденных снах. Так было и в этот раз. Она просыпалась, и только что улетучившиеся картинки постепенно возвращались. Такой явственный сон, такой яркий… Лопается в руке стакан со смесью водки и томатного сока, хрустят под указательным пальцем, словно спички, японские палочки для еды… «Эй, ты чего это? – спрашивает он. – Не поранилась?» «Нет, – отвечает она, – это только томатный сок». Стол плывет, как будто трансформируясь, и вот уже на нем снова чисто, стоит еда, и они едят палочками суши. Сам столик почему-то стал ниже, стулья стали креслами. Есть не очень удобно, но уютный свет торшера и исчезновение других посетителей – это хорошо. Хорошо также, отложив палочки, развалиться в кресле, закурить сигарету и потребовать, глядя прямо ему в глаза: «Выкладывай про свои непустяки». Его лицо плывет, становится неразличимым. «Всё пустяки, – отвечает он, – всё пустяки, кроме тебя. Ты могла бы править миром». Она смеется, затягивается и трясет головой, словно стряхивая наваждение. Исчезают торшер и кресла, проявляется вокруг ресторан. «Кто ты?» – спрашивает она. Его лицо все еще не различить. «Я твой навеки, – отвечает он, и его лицо тоже проявляется. – Ты могла бы править миром, но так уж случилось, что ты будешь повелевать мной». Она не может больше ждать, ей просто не перенести дальнейшего ожидания. Она встает и решительно говорит: «Пойдем отсюда». Они поднимаются и уходят. Официант знает их и помнит, это ведь теперь будет их любимое место. Он должен поблагодарить их и обязательно попросить приходить еще… Они едут в машине, и его лицо снова плывет, плывет и машина… На секунду появляется и исчезает безвкусный букет цветов. Нет никакой машины, он несет ее на руках к кровати, он опускает ее нежно, его лицо за секунду до того, как соприкасаются их губы, проявляется, и это лицо Струева. «Разве можно?.. Так возможно… – кто это говорит?!! – Так должно было произойти».

Аня часто заморгала и затрясла головой. «Господи, ну приснится же! – подумала она. – Близость с Иваном… это уж чересчур». Что за глупости?! Милый, умный, принципиальный и беспомощный Ваня… Беспомощный потому, что как раз принципиальный, и еще потому, что не мог, похоже, даже себе объяснить, в чем же заключаются его принципы. Он сомневался во всем, кроме того, что «истина где-то рядом», за что Данила постоянно предлагал ему выписать из Штатов агента Малдера. Но тем не менее Данила все же слушал Струева, пусть и не всегда, слушался. Данила, «медный лоб», по выражению Ивана, всегда шел только в наступление и готов был на все и ко всему. Он не то чтобы пер напролом, нет, помимо нокаутирующих ударов у него в арсенале была и техника, он не умел только двух вещей: отступать и снимать с себя ответственность. Данила был ответственным, она была сильной, а Ваня – умным. Вот такая вот троица, как их за глаза уже давно называли Советники, Аппарат Президента и прочие особо посвященные. Данила иначе раскладывал этот пасьянс. Он говорил: «Смотри, у нас есть все: сила, порядок и интеллект. Нашим врагам крупно не повезло. Это просто не их век». И еще он как-то сказал Ане: «Доцент однажды спасет нас всех…» Такой вот избранный… Однако если общая беззащитность Струева внушала к нему симпатию, то его беззащитность перед привязанностью к алкоголю делала влечение к нему, как к мужчине, со стороны Ани даже теоретически невозможным: ее первый и единственный брак построил эту стену навсегда. «Так что извини, Ваня, не в этой жизни, – сказала она своему сну, – хотя с чего, старая карга, ты взяла, что он-то может быть влюблен в тебя?!»

Она была строга, умна и привлекательна – она знала это. Но разве это тот набор качеств, который нравится мужчинам в женщине? Женщина ли она? Она своя – вот и все. Ей тридцать семь, ее дочь спрятана, с мужчиной она была последний раз три года назад, в страшном и стремительном 2007 году. Это был случайный контакт, после большого количества выпитого для снятия стресса. И ей было ужасно стыдно тогда. То ли вездесущий Киреев сам догадался каким-то непостижимым образом, то ли доложили оперативники, но на следующий день, оставшись с ней наедине, он спросил: «Этот человек что-нибудь значит для тебя?» «Нет», – ответила она и испугалась. Но Киреев был тактичен и держался не просто по-товарищески, он словно готов был сделать все, как верный вассал, для спокойствия и величия своей герцогини. О да, Киреев был таков. Данила и Иван очень дорожили ею, а Иван вроде бы даже и побаивался, но Киреев просто-таки строил для нее какой-то прижизненный пьедестал, он сдувал с нее пылинки, он не то что каждым сказанным своим словом, а каждым своим жестом укреплял ее в мыслях о ее неимоверной значимости. Каким-то странным образом такое поведение передалось и самому свежему Советнику, Федору Минейко, который появился меньше чем за год до всплытия. «Не бойся, – сказал ей тогда Киреев, – не бойся ничего. Ты не можешь бояться». И она успокоилась и продолжила работу, осталась железной леди, оплотом порядка и хранительницей графика.

«А чего ты хотела? – мысленно спросила она сама себя. – Чего хотела ты, профессиональный администратор, заговорщица и страж православной революции?! Что, старая карга? Конечно, тебе будут сниться эротические комиксы! Ничего, вслед за комиксами последуют боевики и триллеры… Все, вставай, дура, у тебя есть работа – мир ждет, чтобы им управляли». Она приподнялась на локте, и взгляд ее упал на настенные часы. Она даже не сразу поняла, что конкретно было не так. Пять минут десятого… Она проснулась от звука будильника… Проклятие! Что могло заставить ее поставить будильник на девять часов, а не на семь?! Она дернулась рукой к тумбочке, где лежал компнот с примкнутым к нему в ночном режиме коммуникатором, и наткнулась на совершенно невозможный, совершенно неуместный предмет – на полупустой стакан, где расслоились две жидкости, красная и прозрачная. Она задела стакан рукой, он покачнулся, словно раздумывая, стоит ли падать, и, как в замедленной съемке, стал заваливаться набок. Удивительно, но ее рука оказалась быстрее ускорения свободного падения, она мягко и уверенно перехватила стакан, соскользнувший с тумбочки. Жидкости в стакане взболтнулись, и она почувствовала характерный запах водки, а несколько красных капель томатного сока попало ей на руку. Она, как завороженная, смотрела на эти капли, потом, справившись с собой, поставила стакан на тумбочку и взяла компнот с коммуникатором.

И тут, словно удар на добивание, последовали последние картинки из снов… После поцелуя он отстраняется, и лицо его снова плывет. Она спрашивает: «Почему сейчас?» «Это не имеет значения, когда, – отвечает он, – главное, что это ты, а над тобой время не властно. Но не просыпайся пока, еще рано». Почему это голос Киреева? А потом… «Не просыпайся, еще рано, – это голос Данилы, и это он целует ее. – Я переставлю тебе будильник на девять. Я должен идти».

Она рывком села на кровати, заливаясь холодным потом, потому что последняя картинка была уже не из сна. Она сбросила с себя одеяло, и оказалась, что она спала раздетой. Не обращая на это внимания, она рванулась к выходу из спальни и разом оказалась в центре гостиной у журнального столика под торшером. На столике стояли стаканы, пепельница с окурками и две дощечки, с которых они ели суши вчера вечером. На обеих дощечках остались васаби и имбирь, а посреди столика красовался стилизованный графинчик для саке, ополовиненная бутылка водки и пакет томатного сока. Она продолжала рассеянно оглядывать место вчерашнего ужина. Рядом с одним из кресел лежали прямо на ковре ее раскрытый ноутбук и ее бумаги… Ужин начинался как вполне деловой. Они просто заказали по старой памяти суши и саке и продолжали работать и обсуждать что-то. Все остальное произошло быстро и внезапно. Их как будто подхватила и унесла мощная волна, которую нельзя остановить ничем, тем более силой разума…

Аня подняла голову и закричала. Какой странный это был крик… Она окончательно очнулась именно от этого непонятного звука и разжала сжатые кулаки. На пол с тихим, стуком, приглушенным ковром, упал смятый в комок компнот. Коммуникатор, слава богу, отвалился от мини-компьютера чуть раньше, чем тот стал прессованным отходом компьютерной индустрии. Аня подобрала с пола коммуникатор и поплелась обратно в спальню, чуть не наткнувшись лбом на дверь. «Когда я успела ее закрыть?..» Она открыла дверь, прошла в спальню, взяла из шкафа халат, закуталась в него и присела на край кровати. Она долго сидела так, словно впитывая остатки его запаха и воспоминания об этой ночи. Потом она встала и ушла в гостиную за сигаретами. Сев в кресло и закурив, она приладила на ухо коммуникатор и нажала на кнопку вызова.

– Здесь Советник Филиппова. Весна ранняя, а половодья еще нет. Соедините меня с Советником Суворовым. Данила…

– Доброе утро, Анюта.

– Данила, что теперь будет?..

– Хочешь, я приеду?

– Нет, – очень быстро решила она, – не надо. Потом. Все потом. Как ты?

– Ты все время сначала думаешь обо мне…

– Конечно, Данила. Есть вещи, которые не меняются.

– Никогда.

– Никогда, – подтвердила она, – ладно, мне надо… надо идти. Отбой.

Она отключила связь и, не спеша, докурила сигарету. Затушив ее в пепельнице, она снова нажала на кнопку вызова на коммуникаторе.

– Здесь Филиппова. Ранняя весна, только половодье запаздывает. Соедините меня с моей помощницей. Инга? Доброе утро. Подготовь мне новый компнот и резервную чип-копию со вчерашнего дня. И организуй мне второй завтрак на одиннадцать. Я буду через тридцать минут.

Инга была умной помощницей, кроме того, воспитана была самой Филипповой, поэтому вопросов не по делу никогда не задавала. Аня сняла коммуникатор, положила его на столик и пошла в душ. Простояв пять минут под горячими струями воды, она вышла из ванной, прислушиваясь к ощущениям в своем теле. И какой, несмотря ни на что, все-таки странный сон!.. «Все, хватит рефлексий», – сказала она себе и пошла одеваться. Через пятнадцать минут она уже вышла из квартиры с ноутбуком под мышкой и портфелем в руке. У лифта ее ждала «парочка» сопровождения: «лиса» подпирала стену, а «медведь» ровно стоял посреди коридора, заложив руки за спину.

– Идем пешком, – бросила она агентам, когда они заходили в лифт.

Когда они ехали в лифте, она даже стала улыбаться. Самое поразительное, что о произошедшем этой ночью никто не то что ничего заподозрит, а даже и не вздумает подумать на эту тему. Двое Советников уединились в абсолютно «слепой» квартире одного из них. Они шли с бумагами и компьютерами, заказали японский ужин, который принесла горничная в сопровождении «лисы», потом через какое-то время один из Советников ушел, с бумагами и компьютером, ушел под утро, ну и что? Советники работают там, тогда и так, как этого требует дело. «Обойдешься, Сашка! – зло подумала она. – Погоди-ка, что ты там говорил в моем сне?..» Уже не вспомнить. Реальность прогнала воспоминания о сне, как рассвет прогоняет мрак с улиц.

Они поднялись на первый этаж и вышли из здания на Манежную площадь. Аня решительно пошла к Красной площади. Агенты пропали из виду. Она увидела «медведя», лишь когда уже прошла почти всю Красную площадь: он входил во въездные ворота-1, готовя проход. «Надо всем валить из Москвы, – думала Аня на ходу, – подальше от Кремля и всевозможных глаз, которые мы можем намозолить». Заканчивалась подготовка специальной базы под Нижним Новгородом, полным ходом шла реконструкция здания городской администрации в Новосибирске – там обустраивали отрицательные уровни, такие же, как в гостинице «Москва». Были сданы на экспертизу проекты спецбаз, первая из которых должна была появиться под Томском. Аня решила сразу после разбора первой корреспонденции и текущей информации проверить график строительства этих объектов. Кому-то, безусловно, придется остаться и в Москве, но не всем Советникам, ассоциированным Советникам и их аппарату. «Данила наверняка захочет, чтобы в Москве осталась я, – подумала она, – а он всегда умеет настоять на своем…» Она шла уже по внутреннему закрытому сектору Кремля, когда замедлила шаг. «Ты тоже, оказывается, умеешь настоять на своем, старая дура, – подумала она, – и как тебе это удалось? Что же подчинило великого и ужасного?» И вдруг снова какое-то странное ощущение в теле захватило ее. «Что это?» Она остановилась, раскрыла свой портфель и сделала вид, что ищет в нем что-то. Ей нужно было время, чтобы отдышаться. Совладав с собой, она двинулась дальше.

В коридоре по пути к своему блоку она встретила сначала Колю Хабарова, который, поздоровавшись, сказал ей со своей обычной обезоруживающей искренностью:

– Прекрасно выглядишь, молодец, что выспалась. Ты уделишь мне сегодня полчаса?

– Обязательно, – ответила Аня, – только давай после трех часов, хорошо?

«Ты, дура, забыла съесть лимон», – зло сказала она себе мысленно. Вторым из Советников, уже перед самым кабинетом, ей встретился Киреев. Он сначала расплылся в улыбке и поднял руку в приветствии, но потом что-то в его лице переменилось, и ей показалось, что по его лицу едва заметно пробежала целая череда выражений.

– Аня, доброе утро, – сказал он, продолжая улыбаться, когда она подошла вплотную, – позволь, я тебе помогу.

Она решила не сопротивляться. Киреев забрал у нее портфель и компьютер и вместе с ней вошел сначала в ее приемную, мимо одновременно работающей на компьютере и говорящей по коммуникатору Инги, потом в кабинет. Год назад, в начале активных контактов с американской и европейской элитами, этот кабинет много кого повидал. Тогда наличие женщин среди загадочных и страшных Советников многим на Западе показалось добрым знаком, особенно европейцам. В начале контактов западные переговорщики были настроены весьма наивно, и поэтому, когда они узнали, что одна из женщин входит в группу ключевых Советников, они сделали все, чтобы обаять ее. Наивный период в общении между западной элитой и Советниками быстро закончился, и сейчас, пожалуй, ее ненавидели даже больше, чем всех остальных Советников. Когда женщина европейской внешности, образованная, разумная и знающая два иностранных языка, спокойно и внятно демонстрировала «чуждость западным ценностям», такое не прощалось. Однако времена наставали другие, и прагматизм брал верх. То ли не оставляя своих надежд на половой фактор, то ли по привычке к ней продолжали обращаться. В этом была и другая логика: когда европейцы наконец поняли, к чему все идет, Советники уже практически полностью устранились от постоянных контактов, передав процесс в руки Администрации Президента и МИДа. Согласившись со многими условиями российской стороны, западные элиты пытались вести хоть какую-то собственную игру на поле Советников. Суворов во встречах никогда не участвовал, Никитин, которому был поручен контроль переговорного процесса со стороны Совета, всегда держался в рамках официальной линии, а вот зеленоглазая «miss may be», хотя и обманула их ожидания годичной давности, всегда была приветлива, внимательна, готова обсуждать любые вопросы и всегда оставляла надежду. То, что это своеобразный вариант игры в злого и доброго полицейского, западные переговорщики, безусловно, понимали, но перекрыть канал достаточно откровенного общения с одним из самых влиятельных людей России было бы просто безумием. Аня была уверена, что и сегодня ей, по меньшей мере, придется обработать парочку сообщений из Европы или Штатов, а может быть, и поговорить с кем-нибудь по телефону. Чего ее собеседники и корреспонденты не понимали, так это того, что даже в этих контактах она оставалась прежде всего хранительницей графика и делала все для того, чтобы график выполнялся.

Она сняла плащ, повесила его в шкаф, забрала у Киреева компьютер, раскрыла его и стала подключать беспроводное сетевое устройство. Киреев поставил ее портфель на стол и наткнулся глазами на свеженький компнот в полиэтиленовой упаковке и чип памяти, лежавшие на столе рядом с чашкой крепкого чая, приготовленной предупредительной помощницей. Все то время, что потребовалось Ане, чтобы подсоединить сетевое устройство и шнур питания к компьютеру и нажать на кнопку включения, Киреев, не мигая, смотрел на компнот, потом он поднял глаза на Аню, и их взгляды встретились.

– Аня, ты нормально себя чувствуешь? – спросил он.

– Что, с твоей точки зрения, мне вредно высыпаться? – отозвалась Аня.

Киреев не ответил и долго смотрел ей в глаза. Она не отводила взгляд и даже улыбнулась. «Обойдешься, Сашка», – еще раз подумала она и вдруг всплыли откуда-то слова: «Не просыпайся пока. Еще рано». «Что это значит?» – подумала Аня, тряхнула головой и отпила чай из своей чашки.

– Хочешь чаю? – спросила она.

– Нет, спасибо, – ответил Киреев, снова улыбаясь, – я сейчас пойду. Но ты, мне кажется, чем-то взволнована. Если что, связывайся, я всегда рядом.

– Спасибо, Саша, я знаю.

Смотреть на него с безмятежным видом было сложно, но она, как ей показалось, справилась. Он попрощался и пошел к двери. В этот момент на нее снова что-то накатило. Ей казалось, что он идет, как в замедленной съемке, идет целую вечность. Когда он наконец дошел до двери, добавилось еще и то самое ощущение, которое она испытала после утреннего душа и только войдя на территорию Кремля. Это было очень знакомое ощущение, и она наконец поняла, что это такое. «Нет! – подумала она. – Нет! Это немыслимо, этого не может быть, и это нельзя почувствовать так скоро…» Когда Киреев открыл дверь и обернулся на нее, прежде чем выйти, она едва сдержала себя, чтобы не остановить его. Когда закрылась дверь и мягко чмокнул электромагнитный замок, мир вернулся к обычной своей скорости, звуки стали нормальными, а краски яркими. Небо не упало на землю, мир не рухнул, Советник Филиппова была на своем рабочем месте.

Оставшись одна, она какое-то время размышляла только над одним вопросом: «Одна или вдвоем?» Не придя ни к какому решению, она решила, что начнет сегодня же разыгрывать нарастающее нервное истощение. Ей понадобится отпуск, долгий отпуск, и этот отпуск надо как следует обыграть. И еще придется вносить кое-какие коррективы: ее временное отсутствие никак не должно повлиять на выполнение намеченной Советниками программы. Простой расчет показывал, что, исчезнув в августе, она сможет снова появиться на своем месте во второй половине 2011 года. До, во время и после график должен соблюдаться досконально во всех деталях. И она сделает это. Просьба никому не беспокоиться: никто ни в стране, ни в мире не уйдет от своего места в графике, все пойдет по плану. Аня улыбалась.