Обратная сторона Луны

Глава 1 ГДЕ-ТО В ПРИБАЛТИКЕ Лето 1942

В этот раз с самого начала все пошло наперекосяк. Во-первых Шлиман настоял на группе, а с группой Василий Кузьмин никогда не работал, во-вторых пришлось впервые в жизни прыгать с парашютом, а прыжок выходил затяжным. Не всякий опытный парашютист решился бы на такое. И в-третих — погода. Над Балтикой бушевал шторм. Летчики не хотели поднимать машину в воздух, но был приказ сверху и тут хоть кол на голове чеши, а пришлось подчиниться.

А что самое главное: ему категорически не понравилась «команда» — хмурые, угрюмые люди, больше смахивающие на уголовников, а не на героев-диверсантов. Встреть он такого в темной подворотне, шарахнулся бы. Да и имен никто кроме их начальника Павла Александровича Кашева не имел. Гвоздь — здоровенный, сутулый детина с выпирающей вперед нижней челюстью и лбом, как у питекантропа. Бешенный, чаще его называли просто Бесом — маленький вертлявый цыганчик с золотой серьгой в ухе. Сема сам себя шире, но не толстый, а широкосный, руки как ноги нормального человека, ноги — столбы. За спиной у него поговаривали что он с одного удара быка остановить может, и, судя по размеру кулаков, этому верилось. Сам же Кашев выглядел и вовсе непримечательно: обычное лицо, обычные глаза, маленькие круглые очечки — сельский учитель, да и только. Такого увидишь на улице и тут же забудешь, о том что видел.

Сам же Василий всеми силами рвался в Ленинград. Он хотел разыскать Катерину, которая, только появившись, тут же вновь пропала. Он хотел защищать город, ставший ему родным и ныне задыхающийся в тисках блокады. О жизни в осажденном Ленинграде ходили чудовищные слухи, и тем не менее город держался… Однако сколько Василий не рвался на берега Невы, начальство решило по другому. Проверки, переподготовки… Как будто он мог разучиться стрелять или забыть приемы джиу-джитцу. А теперь эта усадьба в Прибалтике — штаб квартира Балтийского отделения Аненербе.

Что знали в штабе об этой усадьбе? Почти ничего. Раньше считали те места гиблыми на манер Помераневских болот. Там частенько пропадали люди, да и с капищ язычников, что местами возвышались на островках посреди топей, и свечение исходило, и музыка дьявольская порой доносилась. Потом еще при Екатерине Великой построил там усадьбу один барин — отпрыск знаменитых Херасковых. И тут уж началось вовсе несусветное. Первые несколько лет барин прожил в имении, словно какой отшельник, а потом, как помер, всякое злое началось твориться в округе. То младенца скрадут, то урожай неведомо отчего враз сгинет, то среди скота падеж. А потом слух пошел, что не умер барин вовсе, а живет себе в заколоченной усадьбе и Зло на округу наводит. Приехали ревизоры из Петербурга, ходили, бродили, так ничего и не нашли, но нечисть с того времени поутихла. Однако стоит только молодой матери зазеваться, ее ребенок тут же исчезнет, или пастух недоглядит — у всех коров молоко кислыми будет. В общем нечисть говорят озоровала там аж до войны, но по тихому озоровала. А как немцам эти места отошли, то в усадьбе тут же обосновались эмиссары Аненербе. Вот и хотело начальство товарища Шлимана это гадское гнездо разворошить и заодно узнать, чем там господин Вилигут и иже с ним занимаются. Ну, а кто Вилегута лучше всех знает — Кузьмин. Конечно, если бы был жив Григорий Арсеньевич — ныне Шлиман и остальные считали его мертвым — то речь о кандидатуре начальника разведотряда не шла бы…

И вот теперь, стоя у открытого люка, Василий гадал, чем закончится это очередное задание. Перед ним лежала гудящая тьма, где не было ни верха, ни низа. Обжигающий ветер шумел в ушах и, не смотря на теплый комбинезон, пробирал насквозь. Василий все еще мешкал, обдумывая, стоит ли прыгать, когда инструктор неожиданно толкнул его, и, непроизвольно сделав шаг вперед, Василий вылетел из люка, и задохнулся, с такой силой ветер ударил ему в лицо. А потом это удивительное ощущение легкости и внутренней пустоты. Разбросав руки и ноги в стороны, Василий замер, наслаждаясь свободой падения. Тут же все посторонние мысли остались позади и разум сосредоточился лишь на одном: как выжить? До скольки нужно сосчитать, прежде чем рвануть кольцо? До ста пятидесяти? Чего-то многовато. Василий посмотрел на землю, но ничего не увидел: под ногами лежал толстый слой облаков. Не смотря на ночное время, они были хорошо видны и казались настоящей твердой поверхностью. На мгновение появилось ощущение, что вот-вот, и он ударится обо что-то твердое. А потом когда ноги Василия коснулись белой взвеси, какой-то импульс пронзил все его тело. Пора!

Сгруппировавшись, Василий принял вертикальное положение, потом рванул за кольцо. В первый миг ему показалось, что парашют не сработал. Как это там бывает: был неправильно сложен и не раскрылся, а в следующее мгновение он почувствовал страшный рывок и повис на ремнях, точно беспомощная кукла. А вокруг… вокруг, теперь было «молоко» — настоящий туман. И мир вокруг превратился в нечто нереальное. Удивительно, если бы Василий знал, как все это будет, может тогда он занялся бы парашютным спортом, а не изничтожением нечисти под флагом ГУГБ.

А потом «молоко» стало редеть и внизу, прямо под ногами оказался лес, а за ним дом — большой такой дом зажиточный, и Василия несло прямо на него. Он огляделся, но своих товарищей в небе не увидел. Может виной тому облака, а может то, что он промедлил во время высадки, и теперь ему придется пешком добираться до объекта. Но что самое неприятное, это — дом… Василий начал дергать за стропы, но это ни к чему хорошему не привело, наоборот, он едва не запутался в мягких шелковых нитях. Потом черепица дома оказалась совсем рядом. Рывком расстегнув замки парашюта Василий буквально свалился на крышу, а его парашют подхваченный ветром полетел дальше. Пересек поле за домом и повис на одной из огромных елей.

Василий на несколько мгновений застил, проверяя все ли на месте и переводя дыхание. Посадка получилась на удивление удачной. Даже самому не верилось, что воздушное приключением обошлось без особых происшествий. Вот только понять бы, где остальные. Василий уже было потянулся за планшетом с картой, чтобы определить собственное местоположение, как внизу, в доме раздались крики. Кричали на каком-то неизвестном языке. Потом из дома выскочило трое мужчин в черной форме с белыми повязками — настоящие полицаи. Криками подбадривая друг друга, они побежали в сторону парашюта.

— Вот гнидушки… Эк неловко вышло, — пробормотал сам себе под нос Василий. Выходит, неудачно он высадился. Однако как бы то ни было, придется дом «зачистить». Ему нужно иметь хотя бы пару часов форы, чтобы смыться… Тут мысли его замерли, потому как из облаков показался второй парашютист, и падал он прямо в объятия полицаев. Было слишком далеко, чтобы Василию удалось рассмотреть, кому из разведчиков так не повезло, однако нужно было что-то делать.

Для стрельбы расстояние было слишком большое. Нет, конечно, Василий мог и с крыши «снять» полицаев, но мог и промахнуться, а тут рисковать не стоило. Сейчас ему товарищу не помочь будет, как бы он того не хотел, а потому… пусть они его возьмут, а он подождет всю компанию в доме.

Повернувшись на сто восемьдесят градусов Василий, стараясь ступать не слышно, подобрался к краю крыши. Задний двор был пуст. Очевидно, все внимание обитателей дома было приковано к тому, что сейчас происходило на поле, с другой стороны дома. Всех… если не считать огромной собаки, которая выбравшись из будки с недоумением уставилась на незваного гостя, явившегося с небес, наконец, набрав побольше воздуха, она уже собиралась разлаяться, когда тонкий стилет Василия пробил зверю горло. Собаку, конечно, было жалко, но если приходится выбирать между жизнью зверя и человека…

Неслышно спрыгнув во двор Василий на мгновение замер, держа наготове огромный охотничий нож. Однако, похоже, никто не заметил его появления. Что ж, на это он и рассчитывал.

Несколько шагов и он уже замер, прижавшись спиной к стене возле двери. Мысленно сосчитав до трех, Василий осторожно приоткрыл дверь. Как он и ожидал, внутри оказалось темно и никого не было. Он осторожно проскочил в дом и начал пробираться между мебелью, осторожно выставив руки вперед, а потом замер заметив полоску света пробивавшуюся из-под двери, ведущей в горницу. Значит ему, скорее всего, нужно именно туда. Еще пара шагов и он, чуть толкнув дверь, заглянув в щелку. Перед ним открылась большая гостиная. Он не видел помещения целиком, но того, что разглядел, ему вполне хватило, чтобы составить общую картину: в центре большой комнаты стоял стол, за ним камин, возле которого возилась полная женщина. А за столом в расхлестанном мундире сидел немецкий офицер; толстый пожилой полицай сидел напротив его за столом, лицом к двери, за которой скрывался Василий. Еще один полицай стоял согнувшись чуть подальше у окна, пытаясь разглядеть, что происходит на поле перед домом.

«Да, с одним ножичком эту компанию не взять», — пронеслось в голове у Василия. В первый момент он потянулся было за револьвером, но потом передумал. Врагов в комнате могло оказаться много больше… Тогда… С тяжким вздохом он снял с пояса гранату, взвесил ее на ладони, опустившись на колено, рывком сорвав кольцо и аккуратненько катнул гранату по полу, а потом выпрямившись встал у двери.

Грохнуло страшно. Дверь, ведущая в гостиную слетела с петель, комната наполнилась едким пороховым газом. Выхватив револьвер Василий ворвался в гостиную. Выстрелом добил толстого полицая, потом пристрелил еще одного, который находился в дальнем углу — раньше Василий его не видел. Пулей снес пол черепа умирающей у камина женщине. Полицай, что был у окна, видимо и так был мертв. Закончив с предателями Василий подступил к истекающему кровью немецкому офицеру. Ловким движением перевернул его на живот и ремнем живо стянул руки за спиной.

И тут пуля ударила в стену рядом с его головой. Обернувшись, он увидел в дальнем конце комнаты девушку, почти девочку с пистолетом в руке. Она целилась в него, но рука ее дрожала. Выстрел и пистолет вылетел у нее из руки, а она схватилась за простреленную ладонь. Василий хотел было прикончить ее, но в последний миг сдержался, подошел и что есть силы врезал ей по лицу, так что она отлетела к стене и медленно осела на пол. В первый момент Василий испугался: что-что, а убивать девушку в его планы не входило, а потом нагнулся проверил пульс. Все в порядке, она была жива. «Ладно, потом разберемся», — решил он, тем более, что с улицы доносились крики тех, кто тащил к дому неудачного парашютиста.

Встав у двери, ведущей на крыльцо, Василий выглянул. Троица стояла у крыльца. Двое полицаев держали избитого Кашева, а третий уперев дуло пистолета ему в затылок, что-то кричал.

Василий действовал почти автоматически. Вскинув револьвер он надавил на курок. Говоривший полицай замолчал на полуслове и словно подрубленный повалился назад, так и не выстрелив в затылок пленному. «Стрелять надо сразу, а если станешь болтать, то никогда так и не выстрелишь», — еще в детстве учил Василия батька Григорий — ныне Григорий Арсеньевич Фредерикс. Двое оставшихся полицаев еще не поняли, что произошло, а последняя полу Василия пробила сердце того, что стоял справа. Что ж патроны кончились. Очередной раз собачка ударила по пустой гильзе, и Василий мысленно выругался. Почему он не стал считать выстрелы? Может всему виной убитая, а точнее добитая им женщин? Но у нее же была проломлена голова. Он ничем не мог ей помочь, и тем не менее, теперь счет шел на доли секунды и оставалось лишь блефовать.

Пинком распахнув дверь Василий вышел на крыльцо и встал перед полицаем, поигрывая револьвером, так, словно тот был заряжен.

— И что будешь делать дальше?

Наступило напряженное молчание, потом Кашев резко, без помощи рук поднялся на ноги и неуверенной походкой направился к крыльцу.

— И ты, мил человек иди сюда, — продолжал Василий. — Только винтовочку свою там на земле оставь. Да, не бойся, не заржавеет, мы ее потом подберем.

Двигаясь неуверенно и не сводя взгляда с револьвера в руках Василия, полицай не спеша присел, положил винтовку в траву, потом поднялся и задрав руки подошел к крыльцу.

— Ты руки то опусти, — приказал Василий, а потом добавил. — Только глупостей не делай, не шали. Лучше скажи, далеко ли отсюда до усадьбы Мечурайтисов?

Полицай закачал было головой, но Василий тут же снова взял его на прицел.

— Кажется, ты забываешься. Ты есть кто?.. Предатель Родины. Таких, как ты, надо сразу к стенке ставить, а вот я проявляю гуманизм… — но договорить он не успел.

Развязавшийся Кашев подошел к полицаю и со всего маха дал ему под дых, так что тот аж вдвое согнулся, а потом с размаху, смачно врезал по зубам, так что пленник повалился в траву, да так и остался лежать.

— Ты чего прибил его?

— Нет, долг отдал, — растирая запястья проворчал Кашев, потом подошел к полицаю, присел над ним, перевернул его на живот и быстрыми, профессиональными движениями стянул ему руки за спиной. — Гады, хотели за меня тысячу рехсмарок слупить с фашистов.

— Да, жадность до добра не доводит, — и Василий по прежнему оглядываясь из стороны в сторону начал перезаряжать револьвер.

— Должен сказать спасибо. Во время ты подоспел.

Василий только кивнул.

Тем временем Кашев поднял полицая и потащил его к крыльцу.

— Ты присмотри за ним. Я пойду за грузом сбегаю, а то все мое там, у парашюта осталось.

Василий кивнул.

— Да, и парашюты убери, а то маячат на виду, как бельмо на глазу.

— Само собой.

И повернувшись Кашин бегом припустил на дальний край поля, а Василий так и остался на крыльце, высматривая, не пожалуют ли к ним незваные гости.

Беззвучно скользили по небу тяжелые тучи. Где-то в лесу закричала было ночная птица, но тут же замолчала, чтобы не нарушать воцарившейся тишины. В такие моменты Василию начинало казаться, что нет вовсе никакой войны. Вот сейчас выйдет на крыльцо его отец — не то кровожадное чудовище, что пристрелил он собственными руками — а тот, каким отец был до всей этой безумной революции — а вместе с отцом брат… и пойдут они на дальний покос, где таких яркие васильки и так пахнет свежескошенной травой, где печет солнце и гудят толстые, насосавшиеся пыльцы шмели…

Сзади скрипнула дверь.

Василий инстинктивно подался чуть в сторону. Девушка с ножом в руках пролетела мимо, нож ударил по пустому месту, а она не удержав равновесия покатилась вниз по ступенькам, да так и осталась лежать со свернутой шеей.

— Ирма! — завопил полицай, бросился к ней, но девушка была мертва, голова ее вывернулась под неестественным углом. — Ирма! — а потом повернувшись к Василию закричал. — Сволочь! Гадина красноперая. Надо было твоего приятеля сразу кончать! Гнида большевицкая!..

Он говорил и говорил, сыпал одно ругательство за другим, а Василий все это время, стоя на крыльце, спокойно наблюдал за ним, пытаясь во тьме разглядеть лицо полицая. Но это никак ему удавалось. Тот явно был молодым парнем, но черты лица скрывала ночь. Одно Василий знал наверняка — перед ним враг. Наконец оторавшись, полицай замер, глотая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. «Дыши, дыши, перед смертью не надышишься, — подумал Василий, и тут же одернул себя. — Еще чуть-чуть и стану, как эти из Первого отдела. Пиф-паф ой-е-ей! А за дело мы человека к стенке поставили или просто для галочки, история потом разберет или Господь на небе рассортирует».

— Ты говори, да не заговаривайся, а то вспомню, что пуля дура, а штык молодец, и будешь ты умирать долго и мучительно.

— Вы негодяи, явились в нашу страну… — и полицай продолжил с новой волной нахлынувшего энтузиазма, но не ругательство пленного заботили сейчас Василия, а темный дом у него за спиной. Теперь после смерти девушки, все кто был в гостиной были мертвы, но ведь в доме было еще с полдюжины комнат, куда Василий даже не заглядывал. Там мог прятаться кто угодно, и в любой момент можно было ожидать удара в спинную Аккуратным движением Василий прикрыл дверь в дом. Так если кто еще и захочет наброситься на него сзади, скрипучая дверь предупредит, а подстрелить его из окон, пока он на крыльце невозможно. Однако никто больше нападать не спешил, так что догадка Василия о том, что в гостиной собрались все — и хозяева, и гости, скорее всего была правильной.

А тут как раз вернулся Кашев с двумя рюкзаками и ППШ, перекинутым через плечо. Василий не спеша спустился с крыльца, забрал свой рюкзак.

— Пора уходить. Мы тут нашумели.

— Да уж, — тревожно оглядываясь согласился Кашев. Сейчас, без очков он выглядел совершенно по другому, а может виной всему ночная тьма.

— Итак, — Василий повернулся к пленному полицаю. — Я тебя внимательно выслушал. Ты рассказал много интересного и познавательного о взаимоотношениях русских, коммунистов и местных жителей. Поверь, получилось аж целая лекция, однако ты забыл сказать самое главное: в какой стороне усадьба Мечурайтис? Считаю до трех.

Но полицай молчал.

— Ты что в героя решил поиграть? Ладно, без тебя найдем, — и Василий повернулся Кашеву, который выудив карту стал водить по ней лучом фонарика.

— Вот тут обозначен хутор, вот точка встречи… выходит нам сюда.

— Хорошо.

Василий вновь повернулся к полицаю.

— А с этим что станем делать?

— Как положено, по закону военного времени, — не раздумывая ответил Кашев. — Он — предатель и враг, а следовательно…

Василий замялся. Ему тоже не нравился хам-полицейский, но с другой стороны расстреливать безоружного человека… Хватит того, что он пристрелил умирающую женщину. Он убрал револьвер в кобуру.

— Вот и приведите приговор в исполнение, — холодно объявил он и, повернувшись, зашагал в сторону усадьбы.

Он слышал, как полицай у крыльца заверещал, то ли что-то прося, то ли вымаливая у Кашева, потом грянула короткая очередь и вновь над миром воцарилась тишина…

К условленному месту встречи вышли только на рассвете. На самом деле расстояние оказалось не таким уж и большим и часа за полтора вполне можно было бы дойти до условленной точке, вот только почему-то никто не удосужился обозначить болото, которое разделяло хутор и усадьбу. А посему пришлось поплутать отыскивая пригодную для человека тропу. Может, конечно, была и через то болото тропинка, но сходу Кашев и Василий ее не нашли, а блуждать в темноте по незнакомой топи… Нет уж, увольте. Пришлось им сделать большой крюк, правда ни одного немца и ни одного полицая они больше не видели. Да и вообще мир как будто вымер. Лишь крик одинокой птицы да приглушенные, таинственные звуки, порожденные в глубинах болота нарушали тишину.

Сначала Кашев пытался разговорить Василия, заводил разговор, то о Москве и Ленинграде, то о фрицах, то о врагах, со всех сторон окружающих молодую советскую республику, но Василий упорно молчал, тогда Кашев начал напевать себе под нос что-то бравурно-патриотическое, а так как со слухом у него было неважно, то Василий так и не смог определить, что именно подвывает его спутник.

Как только болото оказалось позади, Кашев петь перестал, вмиг превратившись из беспечного повесы в настороженного разведчика. Он даже ступать стал по-особому осторожно, стараясь, чтобы ни одна веточка, ни один сухой сучок не треснул, выдав его присутствие.

Неожиданное «Стой! Руки вверх!» заставило обоих диверсантов замереть. Василий почувствовал себя пацаном, забравшимся в чужой сад и пойманным с поличным, на месте преступления. Он тут же подобрался, готовясь метнуться в бок, и одновременно выстрелить на «звук голоса». Но прежде из кустов вылез Бешенный.

— Да вы руки-то опустите… — и с улыбочкой подошел к Кашеву. — А здорово я вас разыграл, гражданин — начальник.

Видно было как при этом зековском обращении Кашев скривился.

— Что за шуточки, рядовой! А если б мы палить начали?

— Так ведь не начали… — с улыбкой протянул цыганенок.

— По возвращению три наряда вне очереди, — рявкнул Кашев. — Как докладываете старшему по званию!

Бешенный тут же замер по стойке смирно. Василий тогда поразился перемене в облике Кашева. Несколько секунд назад, это был всего лишь усталый, пожилой человек, который вышел на охоту на опасного зверя, а теперь в один миг, он превратился чуть ли не в командарма с Красной площади, принимающего приветствия во время парада.

— Что за вид? Почему воротничок расстегнут? Вы боец Красной Армии или сопля английская?

Быстро застегнув воротничок Бешенный вновь замер. Несколько секунд Кашев внимательно разглядывал цыганенка, потом совсем не по военному хлопнул его рукой по плечу и широко улыбнулся.

— Хватит дури… Но три наряда остаются. А теперь быстренько доложи остановку.

— Пойдемте, — Бешенный тоже расслабился и кивнул в сторону кустов.

Там в самом центе колючих зарослей была маленькая полянка на которой расположились Сема и Гвоздь.

— Как прошла высадка?

— Без приключений. Когда уже закопали парашюты, видели пару грузовиков с фрицами, но судя по всему не по нашу душу. Рем куда-то за болота поехали.

— Да, мы там пошумели, — кивнул Кашев. — Так что как только они все осмотрят, в нашу сторону двинутся.

— Тогда идти надо! — объявил Сема вставая. — Тут километров десять. Если на дорогу не выходить, то к полудню до усадьбы доберемся.

Честно говоря, Василию после ночной прогулки по болоту больше всего хотелось сесть и отдохнуть. Но… дело прежде всего, тем более что фашисты вот-вот начнут наступать на пятки. Поэтому он не стал спорить, а, поправив рюкзак, отправился следом за остальными.

В этот раз переход получился не таким уж гладким. Несколько раз пришлось останавливаться, пропуская немецкие патрули. Один раз они налетели на колонну танков, и пришлось больше часа отсиживаться в ельнике, выжидая пока вражеская сила не прогромыхает мимо.

Наблюдая за проходящей мимо колонной, Василий задумался о том, что можно противопоставить этой непобедимой военной машине? Неужели Россия и в самом деле обречена? Неужели Ленинград падет, задушенный стальным кулаком гитлеровцев? Неужели… Впрочем чего гадать. Он один все равно не сможет повернуть ход войны. Даже Григорий Арсеньевич с его новоприобретенным удивительным даром не мог. Вот если бы… Впрочем чего гадать, надо было просто выполнять то, что было поручено и надеяться на мудрое руководство вождей…

А потом снова нужно было вставать, идти, пробираться. Сил на размышления просто на просто не осталось, потому как когда Кашев объявил привал, Василий снял рюкзак и устало опустился на землю, потом вытянулся, разбросав руки и ноги, с удовольствием вдыхая аромат леса. На самом деле командиром группы был он, но это были люди Кашева, и если тот взял на себя командование, то пусть до поры до времени командует.

Однако отдохнуть Василию так и не дали.

Стоило ему только расслабиться, как Кашев поднял его:

— Пойдем, взглянем на усадьбу.

Василий тот час вскочил на ноги, словно ванька-встанька. Перекинув рюкзак Семе и взяв с собой лишь планшетку с картой и бинокль, он следом за Кашевым начал взбираться на холм, у подножья которого был устроен лагерь. Подъем занял с полчаса. Последние метры они шли пригибаясь, стараясь лишний раз не качнуть ни одной ветки. Василию этот последний участок пути показался бесконечным. «И откуда только столько сил у этого очкарика?» — думал он, шагая следом за Кашевым.

Вот еще пара шагов и перед ними открылась долина, спрятавшаяся между холмов, а посреди нее — усадьба — настоящая крепость. Все обнесено колючей проволокой, часовые — человек двадцать. Да и само строение больше напоминало настоящую средневековую крепость с высокими башенками и зубчатыми стенами. Не хватало только рва и подъемного моста. Но у Василия появилось странное ощущение, что что-то тут не то. Вроде бы обычный объект, но зачем такая охрана? На какой-то штаб не похоже, да и место это в стороне от трактов и дорог, и обилия машин нет, как возле любого штаба. Резиденция одного из руководителей рейха — этакая загородная дачка? Не то место и не то время. К тому же будь это «загородной резиденцией» рядом непременно была бы взлетно-посадочная полоса. Он помнил, какое строительство развернули немцы за считанные дни возле «Логова дождевого червя»…

Кашев и Василий долгое время созерцали укрепление, а потом Кашев поинтересовался:

— Ну и как, товарищ командир, мы туда проникнем? Нас всего пятеро, а там фрицев поди пара сотен. Они там, в штабе, что все с ума посходили…

«Наконец-то вспомнил, кто тут командир», — про себя проворчал Василий. Только вот незадача. Он и сам понятия не имел, как проникнуть внутрь. А уж о том, чтобы захватить объект. Хотя… Можно же… Главное узнать, кто у них командует, что и как, а уж потом строить планы.

Отступив с наблюдательного поста, Василий направился назад в лагерь, не слова не сказав Кашеву. Тому ничего не оставалось как последовать за оперативником.

— Ну и как там? — поинтересовался Бешенный, когда они вышли на поляну, где устроили привал диверсанты.

Василий огляделся.

— А где этот длинный… Гвоздь?

— На посту, — проворчал Сема, он сидел на корточках и ковырялся ножом в пустой банке тушенки.

— Лады, — Василий присел, вытянул ноги. Все ждали, пауза затягивалась. Он — командир, значит, он должен был сейчас собравшись придумать некий гениальный план, как они впятером проникнут в усадьбу, перебьют всех немцев и с честью, без потерь выполнят задание. Только в голове у Василия не было никакого плана, не то что гениального, а самого, что ни на есть захудаленького. Он надеялся придумать что-то пока спускался с холма, но… ничего ему в голову так и не пришло. Надеясь оттянуть время признания в собственной некомпетентности, он повернулся к Кашеву. — А у вас, какое мнение?

Тот только плечами пожал.

— А что тут думать. Усадьба выглядит неприступной крепостью. Единственное, что нам известно: охраняют ее не только простые солдаты, но и СС… Наши предшественники погибли, так и не сумев ничего предпринять.

«„Наши предшественники?“ А что были и такие?» Тут же в голове Василия завертелся целый водоворот догадок и предположений. Нет не зря Шлиман послал его сюда, не зря он вновь использовал его в слепую. Теперь Василий точно знал, что с особняком что-то не так. Вот только что именно?

— По предшественников вы мне потом отдельно расскажите… Кроме того, каждый из вас должен помнить, что раз партия считает, что мы справимся нашими малыми силами, то мы должны справиться, иначе не оправдаем высокого доверия, которое нам оказали.

— Нам бы лучше не доверие, а пару гвардейских рот, тогда бы мы…

— Что «бы мы»? — отмахнулся Василий. — С парой рот каждый повоюет, а вот впятером… Ладно… К особняку в открытую не сунутся. Это и ежу понятно. Следовательно, надо что-то придумать…

— Да что тут можно придумать!

— Что-то да можно, — возразил Василий, — но для этого нужно разузнать побольше. Нужен язык.

— Подкрадемся ночью и снимем часового? — предложил Кашев.

Василий с удивлением посмотрел на него.

— Ладно, а потом на каждом заборе и дереве в лесу напишем: «Вот и мы, советские диверсанты, пришли по ваш особнячок. Что вы там от нас прячете?» Нет. Язык нужен, в этом сомнения нет, но только поймать мы его должны по пути или из усадьбы или в усадьбу. А так как дорога тут одна, то я предлагаю засесть у ближайшей развилки и посмотреть, кто тут туда-сюда шастает.

— А чем это отличается от похищения часового? Часовой-то точно знает, что в усадьбе происходит. А тот, кто туда сюда шныряет может простым курьером оказаться. Может, его в усадьбу дальше ворот и не пускают.

— Может… — согласился Василий. — Только если часового брать, то понятно будет, что мы на усадьбу метим, а если кого из проезжающих, то во-первых такого человека не сразу хватятся, а потом бабушка надвое сказала, где он исчез. Время-то военное. Может его где-то разбомбило, может где застрял или на партизан напоролся.

— Да какие тут партизаны! — возразил цыган. — Это же вам не Белоруссия.

— Вот ты можешь поручиться, что в округе нет партизан?

Цыган задумался, а потом с сомнением покачал головой.

— Ты не можешь… ну а немцы, тем более… Значит так и поступим. Посмотрим карту… Вот она дорога от усадьбы… Вот тут развилка… Сюда и будем выдвигаться.

Легковой автомобиль не проехал и полкилометра от развилки, как пришлось остановиться. Дорога была перегорожена упавшим деревом. Не такое уж и большое препятствие. Тут же из машины выскочил водитель и один из охранников, чтобы оценить, насколько серьезна преграда, но не успели они сделать и десяти шагов, как очередь из автомата срезала обоих. Без единого стона оба рухнули в пыль, так и не достав оружие. Вторая очередь ударила по колесам автомобиля.

Немцы, оставшиеся в машине, занервничали. Выскочили. Тут же пули срезали того, что помоложе, а второй, что постарше замер, прижавшись спиной к дверце, прижимая к груди кожаный портфель. Его благородное, чуть вытянутое лицо, побелело от страха, губы и без того тонкие и бесцветные превратились с серые полоски сморщенной кожи.

Из кустов с одной стороны неторопливо вышли Василий и Гвоздь, с другой Кашев и Бешенный. Они подошли к машине и встали вокруг офицера. Бешенный наклонившись выудил из кобуры пленного вальтер, а Василий ткнув дулом револьвера в живот фрица приказал:

— Хэндэхох, — он произнес это уверенно, одним словом, а потом рывком отобрал у фашиста портфель и, повернувшись к Кашеву, приказал. — Так быстренько убираемся. Если в усадьбе слышали выстрели то будут тут минут через двадцать. Так что поспешите, и чтоб никаких следов. А мы с тобой пока прогуляемся, — и взяв немца за рукав потянул за собой. — Да руки-то пока опусти, только не озоруй.

Они отошли к обочине, наблюдая как диверсанты быстро убрали дерево, тела с дороги, а потом откатив авто в придорожную канаву забросали заранее заготовленными ветками, так что и в близи было машину не разглядеть. Василию понравилось, как слаженно без лишних слов работала команда. И в самом деле профессионалы.

Не прошло и пяти минут, как на дороге не осталось никаких следов инцидента. Словно и не было никакого нападения.

— Замечательно, — подытожил Василий, а теперь возвращаемся в лагерь.

— Только позвольте сначала, — и Бешенный, выудив откуда-то обрез бечевки, быстро, умело замотал руки немца за спиной. — На вид-то они все тихони, а как потом такой вот в самый неподходящий момент драпанет.

Василий лишь кивнул. Он-то отлично видел, что немцу не до побега, но, как говориться: «береженного бог бережет».

В «лагерь» в ложбинку за холмом от усадьбы они пришли уже затемно. Костра решили не разводить, а вместо этого, отправив Бешенного в дозор, усадили немца на землю, сами расселись перед ним и взялись за расспросы. Так как Василий языком не владел, то беседовать с немцем приходилось через Кашева, что само по себе было неудобно. Однако иного выбора не было.

В первую очередь пленный наотрез отказался назвать свое имя, номер части, звание и должность. Видимо он ожидал, что это вызовет взрыв ненависти у его врагов, но ничего подобного не случилось. Выслушав отрицательный ответ Василий только плечами пожал.

— Твое имя звание и должность, не столь мне интересны, — начал Василий. — Хочешь говори, хочешь — нет… Это — твое право, все равно если мы захотим ты нам их сообщишь. Но сейчас меня интересует другое. Я хочу знать все, что тебе известно про усадьбу, ее обитателей, распорядок, который существует на ее территории и прочее.

— Почему я должен все это вам рассказывать?

— Потому что в противном случае ждет тебя смерть долгая и болезненная, — ухмыльнулся Сема. — Ты не молчи, командир, ты ему переведи, а то, боюсь, по-русски он плохо понимает.

— Отставить угрозы! — рявкнул Василий. — Этот немец хороший, сознательный, он сам нам все расскажет.

Пленный понимая что речь идет о нем, причем о его дальнейшей судьбе, всем телом, насколько можно, потянулся к Кашеву, словно прося его переводить, не держать в неведении. Но тот сидел молча и неподвижно, как истукан. Чем меньше будет знать пленник, тем сговорчивей будет.

— Итак, мы ждем… — протянул Василий и кивнул Кашеву, чтобы тот перевел.

Немец в ответ только головой покачал. Потом произнес несколько коротких рубленных фраз.

— Он утверждает, что усадьба — военный объект, а значит, он не может давать информацию о нем противнику.

Василий тяжело вздохнул. «Ну и что теперь делать? Как заставить этого ганса говорить? Пытать…» Он слышал, что, согласно рассказам, проделывали наши с языками. К слову сказать немцы от них не отставали, и неизвестно еще кто действовал жестче. Вот только участвовать во всем этом Василию не хотелось. Ладно, на то она и есть диверсионная группа.

— Значится так, — объявил Василий чуть посомневавшись. — Пойду, сменю Гвоздя, а вы пока пленного разговорите, и смотрите, чтобы не кричал. Усадьба рядом, за холмом, ночь тихая, так что действуйте аккуратно. Как заговорит, зовите.

И, повернувшись, он исчез в кустах.

Гвоздя он нашел сразу, и, отпустив его, сам занял наблюдательный пост, забравшись на развилку ствола сосны и устроившись на толстом суку. Сидеть, таким образом было вдвое выгодно. Во первых видишь всех издали, а тебя никто, потому как никто не станет ходить голову задрав. Во вторых на таком посту не заснешь, а заснешь — свалишься, мало не покажется.

Над головой раскинулось бездонное звездное небо, посреди которого горело ночное светило — округлая мертвенно-бледная Луна. Вокруг тихо шумели деревья…

«Интересно, как там Григорий Арсеньевич и Катерина? — подумал Василий. — Добрались ли они до Ленинграда. А может, натолкнулись на внешнее кольцо блокады и в сам город не сунулись? Может ума хватило. Ведь говорят там голод…» На мгновение в голове всплыли все те темные слухи, что ходили о голодной, осажденном городе, о каннибализме, о мародерах… Но Василий постарался отогнать черные мысли. Не такой человек Григорий Арсеньевич, чтобы кто-то сумел взять его голыми руками, да и Катерину он в обиду не даст. Но хуже всего будет, если барон Фредерикс попадет в руки НКВД. Согласно донесению Василия он погиб несколько лет назад, когда засыпало подземный город в Антарктиде. Так что его присутствии в осажденном Ленинграде будет довольно сложно объяснить, кроме того это бросит тень на самого Василия. Но хуже всего получилось бы, если бы Григорий Арсеньевич попал в руки фашистов. Тут бы он точно ничего не смог поделать, а ведь после того, как было уничтожено «Логово дождевого червя 2» и сорвана операция «Изольда» эмиссары Аненербе его по голове не погладят… А потом Василий попробовал представить себе занесенный снегом город, где все окна словно щели склепов заклеены крест-накрест бумагой, а в небе среди лучей прожекторов и вспышек выстрелов черными тучами реют аэростаты.

В темнеющем небе все ярче разгорались звезды — яркие гвоздики прибитые к бархатному своду небес. Где-то далеко-далеко закричала кукушка, но прежде чем Василий успел мысленно произнести формулу детского вопроса: «Кукушка кукушка столько мне лет жить осталось?» Птица замолчала и вновь наступила гнетущая тишина, чуть расцвеченная едва слышным шорохом листвы. И как то само собой мысли его сменили ход. Внимание Василия привлекла Луна — огромный желтый диск, висевший посреди неба. «Интересно, как оно там? Может, правы писатели-фантасты и где-то там живут своей жизнью лунные люди, наблюдают за нами, спорят: одни утверждают, что жизни на Земле нет и быть не может, а другие, наоборот… Может там, на бескрайних просторах лунных полей, царит мир и гармония, и нет никаких войн… А может там идет беспощадная классовая борьба? Может там тоже во множестве гибнут лунные люди…»

Но его дальнейший полет фантазии прервали самым грубым образом.

— Заговорил пленный.

Василий повернулся. За спиной его у дерева стоял Бешенный. И как он подкрался, Василий не заметил. «Да, плохой из меня часовой. Вроде и не спал, а к себе подпустил. А ведь мог это быть фриц и тогда все — кранты», — Василий печально вздохнул.

— Так о чем ты?

— Я говорю: пленному язык развязали. Вы ступайте туда, — Бешенный махнул рукой в сторону лагеря, — а я пока подежурю.

Василий согласно кивнул. Соскользнув с сосны он быстрым шагом направился в лагерь, даже не повернувшись, чтобы посмотреть, как устроился Бешенный.

В лагере же на первый взгляд ничего не изменилось, только вот пленный был развязан. Он сидел на земле прижавшись спиной к тонкой сосенке и качал в левой руке окровавленную правую руку. Напротив его все с той же ухмылкой расселся Сема, поигрывая огромным охотничьим ножом. Кашев поднялся навстречу Василию.

— Оберфюрер Штейнер все рассказал, — широко улыбнулся начальник отряда. — Вначале, правда, поупрямился, но потом выложил все на духу.

— И? — Василий с сочувствием поглядел на пленного. Не хотел он знать, что тут происходило в его отсутствие. Пусть «наши» останутся белыми и пушистыми, ну а фашисты, они фашисты и есть… Только вот как это съесть? На мгновение ему пришлось закрыть глаза и воскресить в памяти картины из быта «Логова дождевого червя», напомнив себе, что вытворяли эти европейцы. И все равно неприятный осадок остался. Это словно обвинить лучшего друга в воровстве серебряной ложки. Ложка потом найдется, а вот дружбы прежней не будет. — Ну, я жду, докладывайте, — приказал Василий.

— Там, — Кашев кивнул в сторону усадьбы, — какой-то военный объект, связанный с авиацией. Вскоре усадьбу собирается посетить сам обергруппенфюрер СС Мартин Борман. Вот наш приятель и должен был все проверить и подготовить для приема высокопоставленного гостя. Сам же он внутри усадьбы никогда не был, но уверен, что там приняты самые строгие меры безопасности.

— А вы уверены, что он не врет?

— Можем проверить еще раз! — и Сема расплылся в широкой улыбочке. — Это мы запросто. У него еще ногти на левой руке остались, да и на ногах тоже…

— Отставить! — резко гаркнул Василий.

— Так что по всему выходит, надо снова на развилку идти, ловить другого языка, — подытожил Кашев, это хоть птица и важная, и документики с ним интересные, но нам не нужен…

— Подожди, — в голове Василия родилась одна забавная мысль, вот только, не слишком ли велик риск? Может ли он пойти на такое? — Подожди, — вновь повторил он, скорее для себя, что для Кашева, прокручивая в голове все детали только зародившегося плана. «А ведь должно сработать. Такой наглости ни одна система безопасности не ждет. А там если действовать быстро и с умом…» — Кажется с пленным нам повезло, — медленно проговорил Василий. Есть у меня один план, только вот детали… — и тут он посмотрел на Сему, который застыл ножичком наготове.

Он еще какое-то время стоял, думал, потом приказал:

— Спросите у нашего «гостя»: он знаком лично с кем-нибудь из офицеров в усадьбе.

Кашев перевел. Пленник вздрогнул, сгорбился еще больше, а потом что-то произнес заикающимся голосом.

— Утверждает, что нет у него там знакомых, а если он с кем — то встречался, то чисто случайно.

— Вот и хорошо… вот и отлично… — протянул Василий. А потом его охватило странное ощущение эйфории. Такое порой бывало с ним и раньше перед новой опасностью, и, тем не менее… — А что если мы попытаемся изобразить вот этих, — и он кивнул в сторону пленного. — Переоденемся во фрицев, минуем первый рубеж обороны — бумаги — то у нас будут настоящие и вдарим изнутри.

Кашев задумался.

— Но это слишком рискованно…

— А идти в штурм в лоб? Нет, так, по крайней мере, мы сможем нанести максимальный урон противнику. Рванем усадьбу изнутри. Начнется неразбериха и, если мы сработаем правильно, пока немцы очухаются мы уже будем далеко.

— То есть вы предлагаете…

— Переоденемся немцами. Вы же хорошо знаете немецкий?

— Но не настолько, чтобы меня приняли за немца.

— Тогда постарайтесь говорить как можно меньше, — и повернувшись к оберфюреру приказал: — Раздевайся! — а потом вспомнив, что тот не понимает, приказал Кашеву. — Переведи!

Тот с удивлением посмотрел на Василия.

— Давай, давай. Или ты хочешь снимать форму с мертвеца?

И поморщившись, Василий отвернулся. Прошло не менее пяти минут, прежде чем Кашев окончательно превратившись в оберфюрера подошел к Василию.

— А фашист?

Кашев провел ладонью поперек горла, и Василия вновь передернуло. «Интересно, когда закончится война, кем станут эти люди. Они ведь привыкли с такой легкостью убивать, при чем беззащитных. Что же случиться, когда они вернуться с фронта — озлобленные по жизни машины для убийства? Как могут такие люди существовать в мирном обществе? Или это потенциальные преступники, которых прямо с фронта нужно отправлять в лагеря?»

— Хорошо, пошли, надо вернуть остальные мундиры… Вы их закопали? — поинтересовался Василий имея в виду спутников оберфюрера, но Кашев отлично его понял.

— Нет, Сема оттащил их в лес и закидал ветвями.

— Что ж, пошли, займемся покойниками. Придется «поднять их из могил».

Однако Кашев никогда не сталкивавшийся с ожившими трупами не понял всей черной иронии прозвучавшей в словах своего командира.

— Только, боюсь, на Сему мундира не найдется.

— Значит поедет в багажнике, — фыркнул Василий.

— Может не согласиться. Он — человек упрямый.

Василий резко повернулся к Кашеву и замер. Не смотря на сгустившиеся сумерки он отлично видел своего зама. Перед ним и в самом деле был настоящий немецкий офицер. Форма оберфюрера идеально подошла командиру диверсионного отряда. А к тому времени, как они доберутся до усадьбы будет глубокая ночь. Хотя лучше появиться под утро. Часовые будут сонными и не станут внимательно рассматривать задержавшихся гостей.

— Так как же с Семой?

— Решим на месте… К тому же можно просто приказать. Меня больше волнуют прострелянные колеса. Не помните, там были запаски?

— Одна была точно.

— Ладно, пошли, посмотрим, что можно сделать. Время у нас много. В усадьбе надо появиться перед рассветом… В общем, главное ввязаться в бой, а там решим, что делать.