Посиделки не затянулись — гостей ждали дела в бригаде (Хантер смекнул — Худайбердыеву предстояло утрясти детали операции с бригадиром). Поэтому оба, извинившись, вскоре покинули госпиталь.
Оставшись наедине, влюбленные развернули пакеты с подарками. Те оказались специфическими — духи в яркой упаковке и десяток видеокассет.
Подарок пришелся «в десятку»: у клана Мак’Петр для их новехонького видика имелась только кассета, подаренная Серебряковым, которую Галя не могла смотреть без слез, да пара-тройка затасканных штатовских боевиков. А тут — такая роскошь!
До вечеринки, назначенной на вечер, оставалось еще порядочно времени, поэтому молодые люди решили устроить небольшой просмотр. Галка, принарядившись, надушилась новыми духами, а Хантер, отыскав среди кассет одну с симпатичным названием «Греческая смоковница», сунул в кассетоприемник и нажал кнопку пульта.
Спецы по психологическим операциям были на высоте. Духи, подаренные ими — они назывались «Ferma», — оказались из тех, что насыщены феромонами и неотразимо притягивают мужчин, действуя непосредственно на подсознание. А на экране тем временем разворачивались эротические похождения юной немецкой студентки в Греции. Обаятельная и сексуальная актриса вытворяла с парнями такие вещи, что Сашку неудержимо потянуло к Гале.
Ни он, ни она никогда еще не видели таких откровенных, в красках и образах, разворачивающихся на экране любовных сцен. Они так захватили молодых людей, что фильм вскоре был позабыт, а мерцающий экран стал лишь фоном, на котором здесь, в афганском армейском модуле, совершалось подлинное таинство всепоглощающей, свободной, лишенной каких-либо запретов и ограничений любви… Сумерки, сгущавшиеся за окном, уже подсказывали — вот-вот нагрянут гости, но оба никак не могли оторваться друг от друга до тех пор, пока мужского уха не достиг специфический звук, в происхождении которого не было никаких сомнений: реактивный снаряд. Громыхнул разрыв, тонкие стены постройки дрогнули, зазвенела посуда.
— Не останавливайся, любимый, нет! — как-то очень знакомо простонала Афродита. — Наплевать! Обстрелы каждый день, а любовь — одна-единственная!
Следующий разрыв заставил сборно-щитовую конструкцию подпрыгнуть. Погас свет, выключился телевизор. Мгновенно обернувшись, Хантер успел заметить, как дверь их комнаты, запертая изнутри на ключ, сорвалась с петель и рухнула внутрь…
Он вскочил, мокрый от пота, бросился к пустому дверному проему. Там царила мгла, клубилась пыль, едко пахло гарью взрывчатки, а вверху виднелось небо с первыми вечерними звездами. В коридоре слышались голоса и кашель. Кто-то матерился, женщины испуганно причитали.
— Что там?! — догнала его запыхавшаяся и вспотевшая Галя. — Никого не задело?
— Возьми фонарик, он в тумбочке, — сказал он. — Сейчас посмотрим.
Внезапно вспыхнул свет. Картинка получилась еще та, и соседи оценили ее по достоинству: Александр нагишом топтался посреди коридора, а Галя, также в костюме Евы, стоя спиной к дверному проему, шарила в тумбочке в поисках фонарика…
Смех и одобрительные оценки «экстерьера» заставили любовников живо убраться в комнату и натянуть спортивные костюмы.
Более обстоятельный осмотр показал, что реактивный снаряд, выпущенный душманами из пусковой установки, расположенной в нескольких километрах, пробил крышу модуля и разорвался в коридоре. По счастливому стечению обстоятельств, никто не пострадал — «розочка» осколков почти полностью ушла в сторону пустующего помещения. Однако силы взрывной волны хватило, чтобы вышибить практически все двери и даже некоторые окна в модуле. Тотчас начались ремонтно-восстановительные работы, сопровождаемые смехом и солеными шуточками — боевой вид клана Мак’Петр во время огневого налета понравился многим.
Вечеринка для медиков удалась, а досадный инцидент с обстрелом тут же оказался забыт. Тем более что начальник госпиталя присягнул на клятве Гиппократа, дескать, уже завтра хозвзвод залатает развороченную кровлю модуля.
На следующее утро замполит ДШБ наконец-то отправился на службу.
— Салам налей-кум! — специфически приветствовал его комбат. — Что это твои кореша там надумали? Куда это тебя собираются командировать вместе с первой ротой, да еще и на целый месяц? Что за секретность ни с того ни с сего?
— Я, командир, дал в апреле подписку о неразглашении государственной и военной тайны. Поэтому не имею права рассказывать о деталях операции, — ответил Хантер. — Могу только намекнуть — задача поставлена сложная и крайне опасная. В прошлый раз из всей нашей группы уцелело только четверо — двое «легких» и двое «тяжелых», в том числе и я. Двое погибли, а меня вытащили только тогда, когда у нас практически закончились боеприпасы. Не хочу накаркать, но, похоже, в этот раз будет не легче и на базу вернутся далеко не все…
Глубоко внутри шевельнулось недоброе предчувствие, но Хантер заставил себя выкинуть его из головы.
Зато капитан Денисенко — Дыня — наоборот, с воодушевлением воспринял известие о том, что его рота примет участие в загадочной операции. Такие боевые выходы, связанные с риском, ему всегда нравились, в этом он напоминал Александру его самого — такого, каким он был до того, как в его жизни появилась Афродита.
Вечером следующего дня Чабаненко собрал у себя в кабинете всех офицеров, прапорщиков и сержантов, которым предстояло отбыть в провинцию Нангархар. На этот раз под началом капитана Петренко была серьезная команда, а не какая-то одиночная БМП, как в апреле. Вдоль стен расселись Дыня, ротный замполит, старший лейтенант Данилов (он же Мастер), двое взводных — старший лейтенант Скрипник (Стингер), и лейтенант Борисов (Борзой). Из прапорщиков на операцию шла пара стреляных волков: старшина роты Пшеничко (он же Корн) и знаменитый «шмелист» прапорщик Марченко (Чернобылец). Плюс двое «сверчков»[144]: военфельдшер старшина Станчик, более известный как Стаканчик, и командир отделения спецминирования старший сержант Осипов — Шайтан.
В чужую и незнакомую «южанам» провинцию Нангархар направлялось шестьдесят два бойца. Рота вооружалась и тяжелым оружием, в дело брали три расчета «примусов»: АГС-17 «Пламя», крупнокалиберный «Утес», СПГ-9 «Копье»[145]. Десантно-штурмовой роте придавались три толковых снайпера, а также отделение спецминирования в полном составе. Боевые машины с технарями, механиками-водителями и наводчиками-операторами оставались «на базе».
В кабинете Тайфуна, помимо его хозяина, находился уже знакомый Александру подполковник КГБ Ваганов, «каскадер», курировавший структуры Спецпропаганды в Афганистане, занимавшийся разведкой под прикрытием статуса контрразведчика. Хантер с Тайфуном дали ему прозвище «Подпольщик Кондрат».
— Ну, привет, туран! — тепло поздоровался он с Петренко. — Рад, что ты уцелел тогда, когда Захир нас предал!
Воспоминание было не из приятных, и Хантер тут же помрачнел.
Наконец все участники совещания собрались, заполнив до отказа небольшое помещение.
— Добрый вечер, товарищи! — поздоровался Тайфун. — Располагайтесь поудобнее, начнем работать. Представляю вам подполковника Ваганова из особого отдела Сороковой армии. Сразу по окончании нашего совещания он возьмет у каждого из вас подписку о неразглашении государственной и военной тайны. А теперь — к делу. Суть наших действий в Нангархаре заключается в том, чтобы точечным ударом нейтрализовать главаря чрезвычайно мощной вооруженной группировки непримиримой оппозиции. — Тайфун говорил языком военных документов, не заглядывая в бумаги, лежащие перед ним. — Такое локальное вмешательство позволит решить великое множество острых региональных проблем, причем, как говорится, малой кровью… Детали несколько позже сообщит вам капитан Петренко, хорошо знающий местность, где вам предстоит действовать. По ходу операции могут вноситься уточнения и коррективы, так как действовать придется исключительно по обстановке, а она в тех краях меняется ежечасно. Я и подполковник Ваганов будем наведываться в ваше расположение, но постоянный контакт с руководством будет поддерживать только Шекор-туран, — кивнул майор в сторону Петренко. — Все это необходимо для того, чтобы разведка «духов» не засекла меня и подполковника, поскольку наши лица слишком хорошо известны в Нангархаре. Обращаюсь непосредственно к капитанам Петренко и Денисенко: личный состав должен быть «заинструктирован до слез» так, чтобы ни одна живая душа толком не знала — кто, в каком составе и с какой целью выдвигается. Официальная легенда — засадные действия в Треугольнике миражей. Это ясно?
— Так точно! — нестройно ответили десантники, опускаясь на шаткие стулья…
…Инструктаж окончился нескоро.
На некоторое время в кабинете воцарилась тишина. Каждый из присутствующих на свой лад переваривал услышанное. Типовые задачи десантников были опасными, но не слишком сложными: захватить, удержать, заблокировать, уничтожить или взять в плен. Тут же было нечто иное, совершенно непривычное. Привлекали новизна, абсолютно неизвестные способы и методы решения задач, и никому не пришло в голову отказаться от участия в необычной акции.
Ваганов собрал с присутствующих подписки о неразглашении, после чего всех распустили, за исключением капитана Петренко.
— Тебе, Искандер, — продолжил подполковник-«каскадер», — достанется самая сложная и рискованная работа…
— Не знаю, поверят ли мне «духи», — высказал опасения Хантер, прослушав вторую часть инструктажа, — сдается мне, что-то мы того… перекрутили…
— Не спеши! — урезонил его подполковник Ваганов. — Легенда проработана достаточно глубоко. Суть в том, что вместе с тобой придется поехать твоей несравненной Афродите. Ни о чем не беспокойся — вас обоих будут постоянно охранять и прикрывать! — торопливо проговорил он, упреждая Сашкину вспышку. — Только в этом случае твои мотивы будут выглядеть более-менее правдоподобными. В Союзе у тебя — жена и ребенок, в Афгане — любовница, всех их нужно содержать, а для этого необходимы серьезные средства! И не ершись — других вариантов нет и не предвидится! — жестко подчеркнул подполковник.
Тайфун подхватил:
— Афродита — девушка приметная, яркая, красивая. Походите вдвоем по дуканам — духовские разведчики обязательно заметят красавицу, а рядом с нею «случайно» обнаружат и Шекор-турана. Тем более тебе, Саня, — рассмеялся майор, — на это время придется вернуться к своей прежней модели поведения — импульсивной, не всегда адекватной, вспыльчивой. Героические свершения будут только приветствоваться — но, разумеется, в меру!
Оба старших офицера переглянулись.
— Хорошо, — не без колебаний согласился Хантер. — С Галей я поговорю, думаю, она не откажется. Однако к зоне боевых действий я ее не подпущу ни при каких условиях!
— Само собой! — кивнул Ваганов, наливая себе «Боржоми». — А если Галина Сергеевна даст согласие, мы сегодня же потолкуем с начальником госпиталя, чтобы он оформил ей командировку в Кабульский и Джелалабадский госпитали. И — вперед!
Капитан Петренко только тяжело вздохнул. Оставалось утешаться тем, что любимая женщина вот таким странным образом будет все это время рядом с ним…
Афродита согласилась охотно — она порядочно вымоталась в течение последних двух месяцев. Боевые действия шли полным ходом, и хирургическое отделение работало, как конвейер, — ежедневно штопало, резало и латало десятки молодых мужских тел. Не умея халтурить, Галя сама выкладывалась полностью и требовала того же от подчиненных. Руководство это ценило, но такой ритм оборачивался скандалами и ссорами с девчонками-медсестрами, у которых не оставалось свободного времени ни на что, кроме работы.
Передышка, нежданно-негаданно свалившаяся на нее благодаря Александру, обрадовала Галю — она действительно хотела увидеть Афганистан, а не только его «осиное гнездо». Начальник госпиталя безропотно подмахнул командировочное удостоверение, согласно которому служащей Советской Армии товарищу Макаровой Г. С. надлежало изучить и освоить какой-то там передовой опыт в госпиталях Кабула и Джелалабада, а капитан Петренко, уже своей рукой, внес в документ номер личного оружия — тот самый хайратоновский «окурок».
Вылет первой роты под командованием Дыни предполагался вечером следующего дня.
Галя с воодушевлением собиралась в путешествие, но необычайная тщательность в подготовке к поездке несколько насторожила ее. Хантер сосредоточенно копался в груде оружия, амуниции и боеприпасов, когда она неожиданно обняла его бритую голову и прижала к груди, оттолкнув ногой все это смертоносное железо.
— Саша, я догадываюсь, что нас ждет кое-что такое, о чем ты не хочешь рассказывать. Это правда?
— Дело не в том, что не хочу, а просто не могу! — Он обнял округлившиеся в последнее время бедра. — Действительно, нам придется кое-что испытать вместе, но не волнуйся — для тебя, о рахат-лукум моего сердца, нет никакой опасности, за исключением обычных на войне гримас военной судьбы. Что касается меня — то здесь все, как и должно быть. Я офицер-десантник, поэтому должен быть там, где мне приказали…
— Не обманывай ни себя, ни меня. — Галя уселась на кровать напротив и заглянула прямо в глаза. — Я же по тебе вижу — надвигается что-то такое… такое… — Она задохнулась, потому что слов, в которые она могла бы облечь свои смутные предчувствия, просто не существовало. — У тебя в глазах опять тот самый волчий блеск, как и тогда, когда тебя привезли в Самару. Я тогда подумала: это потому, что человек побывал на грани между жизнью и смертью, потерял себя, натерпелся боли до одури. — Обняв его за плечи, она слегка покачивалась в такт своим словам, как мать, убаюкивающая строптивое дитя. — И сделала все, чтобы прогнать этого волка подальше — туда, откуда он явился: в темную глубину подсознания. Знаешь, — продолжала она, — я думала — у меня получилось. За все то время, что я здесь, рядом, я ни разу не почувствовала присутствия этого зверя. Несмотря на то что видела тебя всяким — взвинченным, уставшим, залитым чужой кровью, злым, пьяным, напряженным, как взведенная пружина. Но волком — ни разу. Скажи мне — это очень опасно? — вдруг тихо спросила она. — И ты не можешь отказаться?
— Нет. — Сейчас Сашка чувствовал себя тем, прежним, — Хантером, Шекор-тураном, и не хотел углубляться в клубок противоречий, который окончательно перепутался в его душе. — Хотя интуиция тебя не подводит — я действительно возвращаюсь туда, где едва уцелел в апреле, и возвращаюсь, чтобы отомстить. И не просто каким-то там «духам» вообще, а именно тем, с кем у меня особые счеты. Война предоставила мне такой шанс под самый конец. Извини, дорогая моя. — Он нежно поцеловал возлюбленную. — Что-то я разговорился, нагородил всякой чепухи… Давай-ка лучше поужинаем!
Но Галя не собиралась отступать.
— Не сомневайся, я полечу с тобой. И, надеюсь, мое присутствие удержит тебя от кое-каких необдуманных шагов. Но прошу только об одном… — Тут на глазах у нее выступили слезы. — Прошу тебя — будь осторожен, береги себя, ведь у нас с тобой… — Неожиданно она расплакалась навзрыд, да так, что перепугавшемуся Сашке пришлось долго успокаивать ее и отпаивать холодной водой…
Перед отлетом замполит ДШБ предпринял самые жесткие меры, чтобы сберечь их с Галей имущество в госпитальном модуле. Опасаться было чего — с приближением вывода войск заметно участились позорные случаи краж у своих. Бойцы взвода материального обеспечения под его руководством оборудовали окно их комнаты решетками и врезали в дверь дополнительный замок. А перед самым отлетом Хантер собственноручно притянул дверь к косякам огромными шурупами, так что временно покидаемое жилье превратилось в настоящую цитадель.
Поздним вечером на борт «скотовоза» АН-12 поднялись первая рота и капитан Петренко со своей Афродитой. На каждого пассажира надели парашют, Галя в сопровождении офицеров и прапорщиков отправилась в «барокамеру», а бойцы остались в негерметизированном отсеке, где каждому полагался «намордник» — высотная маска с подачей кислорода. Здесь гулял ветер, и перепады давления и температуры были более чем ощутимы.
Полет в Кабул ничем не запомнился (это тебе не «Черный тюльпан», невесело усмехнулся Хантер). Но за время полета он успел-таки рассказать на ушко Гале, чем ей предстоит заниматься в Кабуле и Джелалабаде, как она должна выглядеть, кому и что говорить. Роль законченной сплетницы ей понравилась, а сама сюжетная линия привела в восторг — она уже прикидывала, кому, как и что станет говорить, чтобы обеспечить необходимые «утечки».
Только заход на посадку в Кабуле с крутыми виражами и солидным креном на крыло стал для нее серьезным испытанием. Галю сначала замутило, а потом едва не вывернуло наизнанку.
— Летуны, мать вашу! — с рыком сунулся в кабину пилотов Дыня, наглядевшись на Галины мучения. — Вы что, офонарели? Полегче нельзя — нежную панночку везете, а не дрова какие-то!
В остальном посадка прошла без осложнений.
На полутемном аэродроме ждал УАЗ, в котором находились Ваганов и Тайфун, встречавшие основных фигурантов операции. Роту построили, проверили личный состав, наличие оружия и экипировки и строем куда-то увели. Александр с Галей остались на бетонке.
— Поехали-поехали. — Из темноты внезапно возник Чабаненко и забрал у Гали спортивную сумку.
— Здорово, голуби! — приветствовал возле машины молодых людей Подпольщик Кондрат. — Я подполковник Ваганов, — представился он Гале, — старый знакомый Шекор-турана. Много хорошего слышал о вас, а теперь появилась возможность познакомиться поближе. Сейчас едем в Хайрахану, — он сразу же перешел к делу. — Там расположен городок армейских артиллеристов, с которыми вам в ближайшие недели предстоит самым тесным образом взаимодействовать. Где и заночуете. Завтра вечером прибудет из Союза транспорт, — добавил он, — в сопровождении «союзной» охраны…
Добраться до военного городка оказалось не так-то просто — в Кабуле действовал комендантский час, дороги перекрыты бэтээрами комендачей и «рогатками» — заграждениями из колючки и путанки, выставленными Царандоем. Только всесильный пропуск особого отдела армии позволил одинокому «уазику», хоть и с остановками, преодолеть все преграды.
На одном из постов попался туповатый старлей-комендач, на которого даже пропуск не подействовал, и Хантеру пришлось вмешаться. После его не переводимой на языки цивилизованных народов тирады старлей отступил и согласился пропустить машину, но настоял на том, что его «броня» пойдет в сопровождении. Поколебашись, Ваганов дал согласие.
Пока добрались до Хайраханы — пресловутого Теплого Стана, — взошло солнце и стали видны окраины древнего города, которому насчитывалось, по разным источникам, не то два, не то три тысячелетия. В косых лучах вдали засиял громадный синий купол центральной кабульской мечети Пул-е Хишти, окрасились в розовые тона жилые постройки афганцев, лепившиеся по склонам, словно ласточкины гнезда, подбираясь к самой вершине горы. Картина была настолько впечатляющей, что у Гали перехватило дух.
Хантер же был далек от того, чтобы любоваться красотами средневекового города. В памяти внезапно всплыли дымные следы залпа реактивной батареи «Ураган» на фоне этого же горного склона — и только теперь он сообразил, что именно здесь пролегал курс «Черного тюльпана» с нетрезвым старшим лейтенантом Петренко на борту, а летающие «телеграфные столбы» стартовали именно отсюда — из Хайраханы.
В артиллерийском городке солдаты с офицерами занимались зарядкой, из «матюгальников» далеко вокруг разносилась советская эстрада, будто все это происходило где-нибудь в Подмосковье, а не под Кабулом.
Встречали «южан» молодцеватый, подтянутый майор Кузьменко, почему-то представитель войск РХБЗ и командир реактивного дивизиона «Ураганов» — невысокий майор с каким-то стертым, совершенно незапоминающимся лицом по фамилии Пацуков. Первым делом им предложили первоклассный кофе. Пока гости наслаждались напитком, Пацуков успел сообщить, что прежде армейские артиллеристы квартировали в палаточном городке близ Кабульской пересылки, а тут размещались военные строители. Но поскольку здесь процветал мордобой, мародерство, торговля армейским имуществом и строительными материалами, строителей откомандировали в Союз, а комфортабельный и хорошо оборудованный городок перешел к армейским артиллеристам.
Он и в самом деле впечатлял: два больших бассейна, несколько бань, асфальтированные дорожки, аккуратные ряды модулей, полностью оборудованных кондиционерами. Клуб, парки техники и хранилища были обустроены на совесть — строители, судя по всему, ни в чем себе не отказывали. Посреди городка высилась местная достопримечательность, монументальное сооружение из стекла и бетона — Кабульская гарнизонная гауптвахта, над входом в которую болтался транспарант с призывом к новым свершениям в честь Девятнадцатой партконференции.
Капитана Петренко и Галю разместили в офицерском модуле, где нашлась вполне приличная комната с кондиционером и широким самодельным топчаном из досок от снарядных ящиков, покрытым двумя слоями толстого поролона.
— После обеда за вами заедет мой «уазик», — сообщил Ваганов. — У водителя будет «охранная грамота» — чтобы комендантский патруль не задержал вас в дуканах. На всякий случай договоритесь с командованием армейских артиллеристов и возьмите с собой в город пару-тройку их младших офицеров, — посоветовал подполковник. — Они здесь регулярно воюют, ребята надежные, поэтому с ними можно не опасаться выстрела в спину. С тобой, Александр Николаевич, мы встретимся вечером, когда приземлится эскадрилья «Антеев». Они доставят в Кабул «Буратино»[146], транспортно-заряжающую машину «Артемон» и несколько МАЗов с боеприпасами — теми самыми «Мальвинами». Ну что, поехали, майор? — обратился он к Чабаненко.
— Веди себя, Саня, как в старые добрые времена, — с улыбкой напомнил Тайфун на прощание. — А ты, Галя, все-таки его придерживай, чтобы не сорвался. Он может!
— Строгий ошейник, намордник, шоры на глаза, короткий поводок и команда «Рядом!» — рассмеялась девушка. — Не тот случай — он же у нас Хантер! Хотя некоторое влияние дрессуры уже ощущается…
После обеда пришла машина Ваганова. Водитель — замученный сверчок по имени Ваня, весь увешанный оружием, отыскал молодых людей в модуле.
— Вот вам «охранная грамота», — вручил он бумагу, из которой следовало, что капитан Петренко А. Н. и служащая СА Макарова Г. С. выполняют особое поручение начальника политического отдела армии, поэтому все, к кому обратятся указанные лица, не должны чинить им препятствий, а, наоборот, — оказывать всяческое содействие. Подпись ЧВС армии генерал-майора Захарова, засвидетельствованная печатью и угловым штампом политотдела, подчеркивали серьезность документа.
— Также имею для вас обоих отдельный подарок от «каскадеров» — пару бронежилетов скрытого ношения из двойного кевлара, новейшего изобретения проклятых империалистов! — Водитель вытащил из парашютной сумки два легких и упругих, почти невесомых по сравнению с армейскими «брониками» черных жилета, застегивающихся с боков на «липучки». — От очереди из «калаша» в упор, конечно, не спасет, но ППШ, ПМ, АПС, ТТ, осколки гранат, рикошетные пули и любое холодное оружие держит как миленький! Подполковник Ваганов приказал, чтобы без них вы в город не выходили!
Долго искать спутников-артиллеристов не пришлось — на крыльце модуля Хантер нос к носу столкнулся с Гризли — старшим офицером батареи «Гиацинтов». Встреча была, как водится, бурной.
— Гризли! — представил Александр пушкаря Гале, начисто позабыв, как того зовут на самом деле. — Артиллерист Божьей милостью, тот самый ас, что спас нас с Бугаем на высоте Кранты в апреле. А это — Галина, — отрекомендовал он Афродиту, — истинный рахат-лукум моего сердца!
— Вообще-то я Володя, — слегка растерялся Гризли. — А «медвежий» позывной мне уже в Афгане прилепили…
Гризли помог найти еще пару пушкарей из тех, что немало побродили в составе артиллерийских разведывательных групп по предгорьям Гиндукуша вместе с подразделениями десантников. Погрузившись в «уазик», вся эта компания дружно двинулась обследовать кабульские базары.
Предыдущие визиты Хантера в Кабул не оставили особенных следов в памяти. Тому были причины как объективного, так и чисто субъективного характера — чаще всего — пресловутая «горькая настойка». И лишь теперь он смог трезво и неторопясь оценить знаменитые кабульские дуканы. А там, с точки зрения советского человека, с уст которого многие десятилетия подряд не сходило слово «дефицит», было все, чего душа пожелает.
От разнообразия всевозможных товаров перехватывало дух. В Богом забытой полуфеодальной стране, до сих пор официально живущей по календарю четырнадцатого века и по уровню образования населения находящейся на последних позициях в мире, в лавчонках и магазинчиках имелось все, что невозможно было найти на территории могущественной ядерной державы-соседа: электроника и бытовая техника, современная модная одежда, обувь лучших мировых производителей, косметика, часы, ковры и многое-многое другое.
Следовало отдать должное и самим афганцам — они умели не только воевать, но и грамотно торговать, чутко улавливая нюансы конъюнктуры, модные веяния, колебания спроса и предложения, рост и падение цен и прочие тонкости мировой торговой политики. К тому же курсы валют в Кабуле были более чем гибкими, поскольку здесь принималась и обменивалась валюта любой страны мира.
Хантер, памятуя наставления деда, с которым он еще в детстве любил бродить по Колхозному рынку в Полтаве, заранее составил список необходимых покупок. Благодаря союзу с Афродитой с ее прирожденной смекалкой и хозяйственными навыками, деньги у него теперь не переводились. Кое-чему он научился и у сослуживцев. Так, прижимистый Крест научил, как прожить, не тратя ни копейки из тех сумм, которые ежемесячно начислялись ему и Гале. Принцип оказался простым: батальон время от времени захватывал у противника те или иные трофеи, которые попадали в бригаду далеко не в полном объеме. Хитрый зампотылу обменивал большую часть этих трофеев на продукты питания и деньги, которые, по распоряжению комбата, тратились исключительно на нужды батальона. Крест проделывал все это так виртуозно, что вездесущему особому отделу ни разу не пришло в голову сунуть свой нос во внутренние дела батальона.
Трофейные лекарства и перевязочные материалы Хантер немедленно переправлял в Южный госпиталь. Если же среди трофеев оказывались деньги, на замполита и только на него возлагалась обязанность по их распределению. Тут Александр чтил заповеди пророка Мухаммеда, зафиксированные в Коране: пятая часть всей суммы шла в НЗ, а остальное делилось между десантниками пропорционально личному вкладу каждого в исход боевого выхода. Что касается неприкосновенного запаса, то на самом деле он был очень даже прикосновенным, но шел главным образом на помощь раненым военнослужащим или семьям погибших.
Однако весь этот скрытый от глаз высокого начальства механизм использовал только определенные типы валют: внешторговские чеки, советские рубли и афгани. Доллары, фунты стерлингов, марки, индийские и пакистанские рупии десантники честно сдавали в особый отдел, часто даже не пересчитывая. Хантер не хотел иметь с ними дела, чтобы никто не смог инкриминировать ему мошенничество, мародерство или незаконные валютные операции. На то были веские основания — его предшественник, майор G., погорел именно на этом.
Благодаря всему этому здесь, в Кабуле, у клана Мак’Петр имелась при себе солидная сумма в афгани и советских рублях. Перекусив замечательными афганскими шашлычками, про которые Хантер все уши Гале прожужжал, оба оторвались от своей группы, кружившей неподалеку от машины. Замкомбата принялся выбирать подарки дочери, и оба начисто забыли о том, где находятся, а война таких вещей не прощает.
Неожиданно неподалеку прогремела длинная автоматная очередь. Александр с Галей опрометью выскочили из лавочки и увидели ГАЗ-66 с опознавательными знаками военной комендатуры. Комендачи, окружив «уазик», пытались разоружить пушкарей, ощетинившихся автоматами во все стороны. Те матерно огрызались, не собираясь сдавать стволы. Афганцы высыпали из лавок: разборы между шурави — что может быть интереснее?!
— Что здесь происходит?! — мгновенно вмешался капитан Петренко. — Кто здесь старший, ко мне! — властно скомандовал он.
Внешний вид капитана разительно отличался от обычных завсегдатаев кабульских базаров. Обвешанный оружием, в «лифчике», обутый в берцы, с темным зимним загаром на лице — офицер в такой экипировке вызывал у дуканщиков одно желание — по-быстрому закрыть свои лавчонки. Они прекрасно помнили нехорошую славу бригады, в которой раньше довелось служить Хантеру, — от одного ее приближения торговые ряды и целые кварталы пустели на глазах…
— А ты кто такой?! — выпятил челюсть начальник патруля — раскормленный старший прапорщик из комендатуры. — И что здесь делает баба с автоматом, есть у нее документы?
— Документики у нас имеются, — вежливо скалясь и сдерживая себя, чтобы не пристрелить наглеца на месте, проговорил замкомбата. — Но для начала следовало бы представиться, уважаемый!
— Хорош ваньку валять! — рявкнул «уважаемый». — Поедете в комендатуру, там разберемся! Живо в машину, забираю всех!
— Забираешь? — все так же вкрадчиво спросил Хантер, подмигивая Гале и пушкарям. — Пожалуйста! На, забирай! — С этими словами он мгновенным движением выхватил из «лифчика» «феньку» и, выдернув чеку, протянул прапорщику.
— Что такое?! — побелел комендач. — Я… я на вас… рапорт н-напишу! Я…
— Ты, навоз комендантский! — Хантер шагнул к прапору, держа гранату прямо у него под носом, и стащил автомат у того с плеча. — Ты здесь никто, и звать тебя никак, врубился?! Давай, читай! — Он подержал перед бегающими глазками комендача «охранную грамоту». — Усвоил, «умка»? А оружие твое я прихвачу с собой, потому как ты его не любишь, да и обращаться с ним, судя по всему, так и не научился!
Перехватив автомат поудобнее, замкомбата зашагал к своей машине.
— Чего стоите?! — заверещал прапорщик, обращаясь к бойцам патруля. — Стреляйте, он же меня разоружил! — Должно быть, от шока у бедолаги окончательно помутилось в голове.
Один из патрульных, подняв ствол РПК повыше, нажал спусковой крючок и дал длинную очередь поверх капитанской головы. Это произвело впечатление лишь на Афродиту. Капитан в ответ левой рукою выхватил ПМ и всадил пулю в правый задний фонарь «шишиги».
— Иди-ка сюда, — простецки позвал он прапорщика. — Я тебе оружие верну.
Прапор послушно, как на веревочке, приблизился, и Хантер торжественно-печально, как новобранцу, вложил ему в ладонь… «феньку» с отсутствующей чекой.
— Найдешь меня, придешь с родителями — получишь автомат. Понял, дурачок? А теперь извинись перед дамой, — он подтолкнул комендача к Гале. — Скажи девушке, что больше не будешь хамить!
— Виноват… — проскулил комендач, уже сообразивший, в какой переплет угодил. — Но все-таки, если можно, — верните мне автомат!
— Он, конечно, плохой мальчик, — рассмеялась Афродита. — Как говорится, упитанный, но невоспитанный. Но, может быть, Александр Николаевич, вы все-таки вернете ему табельное оружие?
— Пусть приезжает как положено — со своим начальством, принесет формальные извинения, — открыто издевался Александр Николаевич, — тогда, может, и получит свою пукалку… Поехали! — скомандовал он своим спутникам.
В Теплый Стан возвращались с эскортом — впереди пылил «уазик», за ним тряслась на ухабах комендантская «шишига».
— Ну ты и дал! — Гризли с восхищением покачал головой. — Так их обуть! Они ж до того уже зажрались, что просто спасу от них нет!
В военном городке их уже ждали — Ваганов с Тайфуном, «химический майор» Кузьменко, Пацуков и еще какие-то офицеры, с которыми капитан Петренко не был знаком. Случай с патрулем развеселил всех — особенно когда Хантер вытащил из «уазика» чужой автомат, а за ним, как собака на свист, из «шишиги» вывалился прапорщик, держа в вытянутой руке «феньку».
— Есть здесь куда выкинуть, чтоб никого не зацепило? — спросил Хантер у Гризли, с трудом разжимая окаменевшие и мокрые от напряжения пальцы комендача и забирая гранату.
— Айн момент. — Пушкарь перехватил «феньку», отнес в сторону от дорожки, туда, где зияла дыра заброшенного канализационного люка, и отправил гранату вниз. Глухо ударил подземный взрыв, из люка взвилось облако пыли. — Сделано, Хантер!
Комендачу вернули оружие, а когда «шишига» виновато, как побитая собака, потрусила прочь, со стороны КПП донесся протяжный гудок — прибыла колонна.
На территории Афганистана такая колонна могла поразить кого угодно — вид у нее был подчеркнуто «нездешний». Десять далеко не новых, но свежеокрашенных БТР-60ПБ, шесть мощных МАЗов, загруженных бомботарой и плотно укутанных брезентом. В середине колонны находились две тяжелых бронированных машины («Буратино» с «Артемоном», не иначе, догадался замкомбата ДШБ), необычные контуры которых помимо воли притягивали взгляд. Базой для них служило шасси среднего танка Т-72, а поверх бронированного корпуса высилась какая-то конструкция, но брезент и маскировочные сети не позволяли ее детально рассмотреть.
Но вершиной маскировки были не брезенты с масксетями, а 37-мм зенитные орудия на четырехколесном ходу, тащившиеся на крюках за «Буратино» и «Артемоном». Легендарные зенитки, которые в свое время были бичом для асов Германа Геринга, выглядели в высшей степени странно рядом с новейшими бронированными монстрами, зато сразу же наталкивали стороннего наблюдателя на мысль, что скрытые под брезентом боевые машины также принадлежат к артиллерии или ПВО.
На бортах бронетранспортеров сохранились опознавательные знаки Советской Армии, которые используются в европейских группах советских войск — красно-желтые круги с расположенными в них белыми буквами СА, и это тоже, вероятно, было частью большой игры. Новехонькие противотанковые управляемые ракеты «Малютка» топорщились на их башенках, а бросающиеся в глаза красные звезды на броне как бы венчали весь этот невероятный для Афгана диссонанс.
Колонна остановилась, старший передал распоряжение — всем построиться, кроме механиков-водителей и наводчиков-операторов.
Капитан Петренко вгляделся. Строй этот не имел ни малейшего сходства с самой боевой десантно-штурмовой ротой его батальона. От этих ровных — буквально по ниточке — шеренг веяло каким-то провинциальным гарнизоном где-нибудь в Дальневосточном округе. Бойцы все как один упакованы в шинели с надраенными пуговицами и бляхами ремней, с погонами и петлицами небесно-синего цвета, на которых золотом выделялись эмблемы рода войск. Массивные штык-ножи, противогазы, новенькие рюкзаки десантника, радиостанции Р-103 (практические копии немецких трофейных «Телефункен»), малые пехотные лопатки — все это гроздьями болталось на «ряженых», а из-за их плеч выглядывали стволы АК-47 с внушительными «веслами» деревянных прикладов.
И это еще что! Отделение спецминирования солидно стояло на фланге, сжимая ремни карабинов СКС с треугольными черными штыками, снайперов вооружили СВТ, а сержанты имели при себе так давно забытые всеми «сержантские» сумки и чехлы с флажками. Шлемы цвета молодого салата с красными звездочками ровно сидели на стриженых головах, надраенные кирзовые сапоги «со шнуровкой» лоснились на ярком афганском солнце, как черная икра.
Офицеры и прапорщики были экипированы еще хлеще — в «союзные» шинели со всеми знаками различия, с портупеями, биноклями и полевыми сумками, у каждого на боку топорщился раритетный ТТ, а у Дыни — и вовсе пистолет Стечкина в деревянной кобуре. Тяжелые юфтевые сапоги и необычайно яркие, демаскирующие обладателей каски дополняли картину удивительного перевоплощения…
Капитан Петренко был подготовлен к этому маскараду, но и у него перехватило дыхание от увиденного. А уж Галя и подавно смотрела на Дынино войско круглыми глазами — перевоплощение, совершившееся на протяжении одного светового дня, оказалось для нее полной неожиданностью.
— Деточка, сделай, пожалуйста, милое простенькое личико, — негромко попросил Тайфун, проходя мимо. — И ты, Искандер, верни себе обычное для Хантера выражение лица. И давай, принимай командование над этим народным ополчением, — приказал он земляку, уже пришедшему в себя. — Только не волнуйся, все должно быть, как взаправду. Вперед!
Тайфун прогулочным шагом направился к бассейну, подхватив под руку Афродиту и насвистывая «Червону руту». За ними последовали Ваганов, Пацуков и Кузьменко.
— Равняйсь! Смир-рна! — рявкнул Дыня, которого чужая форма изменила до неузнаваемости. — Р-равнение налево! — Печатая шаг, он двинулся к Петренко, вышедшему навстречу. — Товарищ… — На всякий пожарный Дыня сделал вид, что не разбирается в «афганской» форме и слегка наклонил голову, приглядываясь к защитного цвета звездочкам на погончиках бушлата капитана Петренко. — Товарищ капитан! — продолжал Дыня чисто по-уставному. — Третья десантно-штурмовая рота 905-го отдельного десантно-штурмового батальона Четырнадцатой общевойсковой армии Одесского военного округа в составе семидесяти двух военнослужащих и десяти единиц техники прибыли в ваше распоряжение! Командир третьей десантно-штурмовой роты капитан Денисенко!
— Здравствуйте, товарищи десантники! — поздоровался с «ряжеными» Хантер, пожав Дынину конечность.
— Здрав-жла, тов-щ к-питан! — дружно пролаяли те в ответ.
— Поздравляю вас с прибытием на афганскую землю! — закинул удочку тот, следя за реакцией десантников — засмеются или нет?
— Ура! Ура! Ура! — коротко проорали подчиненные без тени улыбки.
Капитан одобрительно кивнул — Дыня, ротный замполит Данилов и другие офицеры провели серьезную работу с бойцами.
Далее все пошло по заранее расписанному сценарию — технику загнали в парк, а поскольку нельзя было допустить взаимодействия «пришельцев» с бойцами местных подразделений, их разместили отдельным табором в углу парка боевых машин, завесив все подходы брезентами и маскировочными сетями. Так, выставив собственные караулы и не подпуская к себе никого из здешних военных, они собирались провести несколько суток подряд. Весь этот маскарад в сочетании с мерами повышенной секретности предполагал широкий резонанс не только в артиллерийском городке, но и в его окрестностях.
Пока загоняли технику в парк и выставляли караулы, Хантер успел перекурить с Дыней.
— Ну что, Вольдемар, как тебе живется в новой шкуре? — негромко спросил он.
— Да ну ее на хрен! — чистосердечно сознался Дыня. — Чистая пытка. В этой шинельке ни повернуться, ни вздохнуть, ни пернуть! Противогазы, портупея, сумка полевая — охренеть! На ногах словно гири, — кивнул он на свои юфтевые чоботы. — А пэша это… — капитан схватился за кадык и вытаращил глаза. — Чуть не удавился, пока крючок на вороте застегнул! Как они там в Союзе в таком дерьме служат?!
— Так и служат! — ухмыльнулся Хантер, с сочувствием наблюдая за страданиями друга. — Табельное оружие и наша форма где?
— Все на броне, — уже не так взвинченно ответил ротный. — Ждет своего часа. Нет, и все равно не понимаю — ну как наши деды с таким барахлом Сталинград отстояли?! — Он указал на действительно странноватую с виду СВТ, которую снайпер по кличке Якут на посту возле «Буратино» держал в положении «на караул»…
Следующей задачей роты было тупо простоять лагерем в Кабуле в течение нескольких дней, чтобы слухи о необычной колонне и ее не менее причудливой охране расползлись среди шурави и местного населения. Для усиления эффекта Петренко предложил Тайфуну свозить офицеров и прапорщиков из числа «ряженых» по дуканам, воспользовавшись для этого комендантской «шишигой».
— Ну, если ты больше никого разоружать не станешь, — рассмеялся полтавец, — тогда я не против. Особый отдел армии решит этот вопрос в одно касание — у них на комендачей компромата чертова прорва — на десяток «расстрельных» статей! Прокатятся твои «ряженые» по дуканам. Рубли-то у них есть?
— Обижаешь, начальник! — хмыкнул Хантер. — «Рябчики» в наличии, а чеки и афгани я велел спрятать и забыть, как они выглядят. На этот счет не волнуйся — будут валять дурака по полной программе… Но ты ответь мне, Павел Николаевич: как эти пугала сорокасемитонные пройдут по афганским дорогам до самого Нангархара? Там же прорва туннелей и мостов!
— Читай бессмертного Навои, Саня. Есть у него трактат «Весы размеров», — усмехнулся спецпропагандист. — И хоть речь в нем о стихотворных размерах, у нас тоже все давно исчислено и взвешено. Не беспокойся, занимайся своими делами…
Вечером в модуле, где остановились Хантер и Афродита, собралась веселая компания. Сначала здесь побывали химики-дозиметристы из штаба армии, которых привел с собой веселый майор Кузьменко, а как только они удалились, в комнату ворвалась целая ватага во главе с Гризли. Он притащил с собой переносной телевизор для молодых, чтобы не скучали, и вечеринка снова набрала обороты.
Александр с радостью узнал, что офицеры-артиллеристы, воевавшие вместе с ним во время памятной армейской операции в апреле, живы и здоровы. Замполит батареи «Геноцидов» Игорчук, известный по позывному Нежин, выздоровел после ранения, получил Красную Звезду и уже убыл по замене в Дальневосточный округ. Сам Гризли за эту операцию получил такой же орден, с некоторым запозданием награды догнали раненых или отправились в семьи тех, кто погиб…
Беседа под рюмочку текла непринужденно, а между тем произошла и заранее запланированная «утечка информации». Хантер, не упоминая нынешнее место своей службы, поведал о том, что получил орден и досрочное звание, а затем сообщил (мысленно заранее извинившись перед Дыней), что ему оказали особое доверие — поручили курировать «союзных балбесов», которых прислали обеспечивать проводку колонны техники до самого Нангархара, где должны состояться боевые испытания новейшей системы вооружения.
«Союзные балбесы» вызвали жеребячий хохот за столом, посыпались насмешки и остроты в адрес вновь прибывших «молдавских десантников». Но кое-кто из артиллеристов возмутился: как же так, кому могло прийти в голову отправить неподготовленных бойцов, да еще и с устаревшим вооружением, в Афган?
— Это ж верная погибель! — втолковывал захмелевший Гризли также не слишком трезвому капитану Петренко. — Их же перебьют, как кекликов! Ты ведь знаешь нангархарских «духов» — это волки, настоящие воины Аллаха! Они в два счета спалят эти их «коробочки», и никакие «Малютки» не спасут! Ох и не повезло тебе, Хантер, нет, не повезло! — снова и снова твердил он, невзирая на присутствие Гали.
— Ничего, прорвемся! — легкомысленно отмахнулся Хантер, незаметно подмигивая девушке. — Там войск наших полным-полно, к тому же мы не собираемся действовать самостоятельно, в отрыве. Для нас главное — отстреляться по реальному противнику и прихватить несколько трупов для изучения в Москве. Потом эта гоп-компания улетит себе белым аистом в солнечную Молдавию, а мы с Афродитой, — он обнял свою красавицу и покрепче прижал к себе, — вернемся на базу. Броню передадим «зеленым»[147]… Чуть-чуть потерпеть — и все дела!
— Сладкий у тебя… рахат-лукум! — Захмелевший Гризли нет-нет, да и поглядывал на девушку. — Неужто вместе с тобою на боевые ходит? Я такого в Афгане за два года ни разу не встречал…
— Ну какие там боевые… Просто Галя — медик, этим и объясняется ее присутствие здесь. Пришлось, конечно, поморочиться с ее госпитальным руководством, но в конце концов все уладилось. Нам без медицины нельзя — а вдруг кого-нибудь из «союзных балбесов» на боевых испытаниях подранят?
С утра ГАЗ-66 с комендантским патрулем уже торчал перед гарнизонной гауптвахтой, поджидая офицеров, прапорщиков и «сверчков» из «молдавской десантуры». Недавний Хантеров знакомец бойко доложился, — мол, сам он, старший прапорщик Георгий Колонтырь, личный состав патруля и служебный автомобиль на весь световой день откомандированы в распоряжение капитана Петренко.
— Вот это другое дело! — Капитан пожал руку комендачу с колоритной фамилией. — А то: «Арестую, арестую!» Голова, земляк, она не только для того, чтобы шлем стальной носить! — Он слегка постучал костяшками пальцев по башке прапора, вызвав всеобщий смех. При этом на багровой физиономии носителя этой головы не появилось никаких проблесков мысли.
Затем капитан приступил к инструктажу.
— Товарищи офицеры, прапорщики и военнослужащие сверхсрочной службы! — обратился он к контингенту. — Благодаря моим настойчивым просьбам, вас провезут по кабульским базарам, чтобы вы имели возможность… э-э… скупиться. Сейчас я объясню, как вам надлежит вести себя в дуканах…
Ухмыльнувшись, он огляделся и, убедившись, что никто из посторонних не может его слышать, перешел на общепонятный язык:
— Значит так: афганских слов и выражений не употреблять. Не торговаться. Таращить глаза и хватать без разговоров все, что вам предложат, кроме явной туфты. Всему удивляться. На вопросы дуканщиков делать загадочную морду и называть себя одесситами или молдаванами. Дескать, находимся в Афганистане в краткосрочной командировке и вскоре отбываем обратно к живописным берегам Днестра.
Он сознательно пользовался короткими, рублеными фразами, впечатывая легенду в мозги подчиненных.
— В то же время вам следует вести себя недоверчиво, хвататься за оружие по малейшему поводу и без него! Разрешаю даже устроить небольшую бестолковую пальбу, но без жертв со стороны мирного населения! — предупредил он, заметив, как хищно оживился Дыня. — Кроме всего сказанного кто-нибудь из «сверчков», — капитан отыскал взглядом Стаканчика и кивнул, — должен осторожно порасспросить дуканщиков, что за город Джелалабад, имеются ли там базары, какие там цены и берут ли джелалабадские дуканщики советские рубли.
Одним словом — как можно больше тупой спеси и мнимой секретности. Если надумаете что-то покупать — только за советские рубли! Курс рубля по отношению к афгани вам сообщит мой добрый друг Жорж Колонтырь, — указал он на упитанного старшего прапорщика, маячившего рядом с «шишигой». — Вопросы есть? Если нет, тогда — вперед за бакшишами! Жду вашего возвращения! К машине!
— Володя! — задержал он капитана Денисенко, покуда «союзные остолопы» энергично набивались в кузов машины. — Смотри — будь поосторожнее! И не заигрывайтесь, пожалуйста!.. Да: не забудь прихватить пару-тройку бутылок водки для дезинфекции… Чует мое сердце, туго нам там придется…
Не хотелось делиться с другом дурными предчувствиями, но то, что упорно шевелилось в его душе, вырвалось само собой.
— Не волнуйся, дружище! — успокоил его Дыня, оставаясь в строевой стойке, как вышколенный служака. — Все будет в лучшем виде! Разрешите идти, товарищ капитан? — почему-то с нажимом спросил он, отдавая честь и указывая глазами куда-то в сторону. — Есть! — не дождавшись ответа, лихо повернулся кругом и строевым шагом подался к «шишиге».
— Товарищ капитан! — В нескольких шагах от Хантера стоял… подполковник Заснин, кадровик политотдела армии, а рядом — невысокий усатый подполковник с хмурым лицом. — Подойдите сюда!
Хантер без особой охоты приблизился, вяло приложив «копыто к черепу».
— Капитан Петренко, — представился он, не называя должности и не добавив стандартное «прибыл по вашему приказанию».
— А борзый ты, Петренко, однако! — заметил кадровик, не здороваясь. — Совсем не изменился. Чем это ты здесь занимаешься?
— Инструктирую команду, прибывшую из Союза, как себя вести в городе, в том числе в дуканах… — не торопясь начал докладывать Хантер. Упоминание дуканов буквально взорвало кадровика. Он дернулся, сорвался с места и завопил во всю мочь:
— Стой!!! Отставить! Какие дуканы? Вы что, охренели тут все?! — Для большей убедительности он замахал руками в сторону «шишиги», уже тронувшейся с места. — Стоять! Приказываю остановиться! Все ко мне!
ГАЗ-66 послушно замер, из него посыпались «союзные балбесы» в своем странном снаряжении. Заснин изумленно воззрился на них, затем перевел свои глазки-буравчики на Хантера.
— Я тебя, б…! — прорычал он, вплотную приближаясь к Петренко, с отчаянием наблюдающему, как рушится тщательно продуманная операция по дезинформации противника. — Ты у меня, б…, теперь просто так не отвертишься! Я тебе, б… — Эмоции у подполковника зашкаливали, а посему слов для их выражения не хватало. — А я-то думаю — про какое это одичалое воинство мне замполит армейского артполка докладывает? — Заснин обернулся к подполковнику, с готовностью ощерившемуся в ответ (он-то и есть тот самый замполит, сообразил Александр). — А тут этот тип, оказывается! Он у меня в прошлый раз едва вывернулся, иначе бы я его как гниду раздавил!..
Кадровик насмехался, пытаясь вывести Хантера из себя, и даже не скрывал этого.
— Хотел я тебе и орден, и звание твое досрочное тормознуть, да вот не получилось, жаль. Зато на этот раз тебе точно кранты, будь уверен! — отчеканил Заснин, и оба подполковника засмеялись — будто разом залаяла пара шакалов.
— Где приказ о назначении тебя старшим этой команды? Я его немедленно аннулирую! Где план партийно-политической работы с личным составом? Где дневник индивидуально-воспитательной работы, свидетельствующий, что ты лично провел беседу с каждым из вновь прибывших? Сколько среди них коммунистов, комсомольцев — хоть это тебе известно? Ты их на временный учет поставил? — Идиотские вопросы посыпались, как из рога изобилия.
— Он еще и с девкой сюда прибыл! — подлил масла в огонь замполит артполка. — Под ручку приперлись, вдвоем в модуле открыто сожительствуют!
— Да ты что?! — обрадованно потер руки Заснин. — Ну все, Петренко, ты влетел! Ты даже не представляешь — насколько! По-быстрому проведем расследование, затем приговорчик — и замполитом роты пехтуры — в Руху!
Хантер молчал, хотя казалось — вот-вот задохнется от ярости. Мысли метались, и только немного успокоившись, он решил действовать иначе.
— Вот документ. — Он вытащил из нагрудного кармана «охранную грамоту», выданную Вагановым. — Там все написано. И про девку в том числе. — Он исподлобья взглянул на артиллерийского замполита. — Все остальное, товарищ подполковник, вам разъяснят в политуправлении Туркестанского округа. Обратитесь к полковнику Худайбердыеву.
По мере того как ошеломленный кадровик читал бумажку, физиономия его менялась. Брови полезли на лоб, глазенки-буравчики выкатились от удивления и возмущения.
— Не могу представить, как и почему генерал Захаров это подписал! — Он буквально клокотал от неприязни, но ничего поделать не мог — документ имел магическую силу над этим бумажным червем. — Разумеется, мне известно о твоих отношениях с полковником Худайбердыевым — только благодаря ему тебе удалось…
— Разрешите, товарищ подполковник, я продолжу начатое? — прервал возвышенно-кадровый монолог Хантер. — Капитан Денисенко! — обернулся он к подчиненным, заинтересованно следившим за развитием сюжета. — Загружайтесь, после обеда все должны быть на месте! К машине!
Из кабины высунулась физиономия прапорщика Жоржа. Петренко махнул ему — мол, газуй. «Шишига» взревела движком и моментально скрылась в клубах пыли за воротами КПП.
— Хоть у тебя, Петренко, и на руках ксива от генерала Захарова, — на всякий случай потянула кота за хвост местная сявка, он же замполит армейского артполка, — но я бы тебе не советовал…
Что там этот холуй намерен был не советовать, никто так и не расслышал, и реплика повисла в воздухе — рядом с визгом затормозил «уазик» Ваганова. «Каскадер» выпрыгнул из машины еще на ходу.
— Петренко! — гаркнул он. — Немедленно в машину! — Выражение лица Подпольщика Кондрата не предвещало ничего доброго.
Хантеру не требовалось повторять — в следующую секунду он уже был в «уазике», где на заднем сиденье беззвучно посмеивался Тайфун. «Сверчок» Ваня дал газ и отъехал на пару десятков метров, но капитан успел заметить, как Ваганов ткнул в вытянутые физиономии политработников свое удостоверение, а затем донеслась его многоэтажная ругань, сопровождаемая энергичной жестикуляцией.
— Кто вам сообщил? — спросил Александр у Тайфуна, сидевшего в обнимку со своим старым «калашом».
— А чему ты удивляешься? У нас везде глаза и уши, — все с тем же смешком ответил тот. — Но вот эту парочку тупорылых мы таки проморгали, каюсь. Не предусмотрели вариант. Но, слава богу, — успели… Какие у вас с Галей планы на сегодняшний вечер? — спросил майор таким тоном, словно речь о приеме в посольстве.
— Думали разыскать в Кабуле Шубина с Серебряковым и устроить посиделки для друзей, — сообщил Хантер.
— А меня позовете? — неожиданно спросил майор, искоса взглянув на земляка.
Александр внезапно почувствовал укол совести. Спецпропагандист в Афгане был одинок, как медведь-шатун. За все время их знакомства он ни разу не видел его в обществе женщин, но знал, что в селе под Львовом Павла Николаевича ждут двое сыновей и жена Люба. А он, переполненный своим счастьем, повел себя, как последний эгоист. Разве Тайфун железный? Разве он, как и все мы, не нуждается во внимании, заботе, дружеском окружении, чтобы хоть на несколько часов забыть о войне?
— Прости дурака, Павел Николаевич, — стиснул Хантер предплечье друга. — Ну конечно мы будем рады тебя видеть! Я просто подумал — ты вечно занят, тебе не до нас… В общем — извини!
— Фу, ну — все! — Разгоряченный стычкой, на переднее сиденье плюхнулся Ваганов. — Ох и болваны! В политотделах у вас все такие малахольные или через одного, а, Сань? — Он осекся, поймав хмурый взгляд Тайфуна. — Ладно, ребята, я не о присутствующих. Дураков не сеют и не жнут, то-то их везде хватает… А ты, капитан, молодцом — держался спокойно, а главное, вовремя ткнул им «охранку». На этих бумажка действует, как крест на нечистую силу…
После обеда вернулись взбудораженные «союзные балбесы», а с ними перепуганный до смерти комендач Жорж. Заикаясь, он поведал жуткую историю о том, как «эти горе-десантники», услыхав где-то в отдалении выстрелы, попадали на днище кузова и начали палить в белый свет, как в копеечку, прямо сквозь брезент тента. Только благодаря вмешательству Аллаха и самого прапорщика обошлось без жертв и «шишига» кое-как доковыляла до Теплого Стана.
Поблагодарив комендача с самым серьезным видом, Хантер отпустил его с миром, заодно припомнив меткое наблюдение полковника Ермолова: «Тот, кто хотя бы месяц прослужил во всяких шарашках вроде роты почетного караула, комендатуры, военной автоинспекции, гауптвахты, а равно в порученцах, адъютантах или денщиках, — к дальнейшей службе категорически непригоден!»
— Ну, что вы там на самом деле начудили? — с улыбкой спросил он Дыню, когда тот явился с докладом про «штурм дуканов». — А то прапор мне тут сорок бочек арестантов намолол!
— Да ну, чистый дурдом! — ухмыльнулся ротный. — Кто-то начал стрелять в двух кварталах от нас, а в Кабуле, сам знаешь, без конца палит кто попало. Ну, мы, согласно легенде, залегли в кузове и давай молотить из пистолетов, брезент дырявить! А Жорж этот твой со своими патрульными до того напугались, что схватились за автоматы и ну лупить по дуканам. Высадили по магазину каждый, только тогда опомнились. А мы на днище лежим, вид имеем, соответственно, перепуганный… Одним словом, можешь быть спокоен: весть о прибытии каких-то безмозглых из Союза уже распространилась по Кабулу, и вполне возможно, что уже приближается к Джелалабаду. Шайтан, минер наш, всех дуканщиков заколебал расспросами о тамошних ценах…
Ближе к вечеру клан Мак’Петр вместе с Тайфуном, предварительно созвонившись с Шубиным, покатил все на том же «уазике» в штаб армии. Майор юстиции Серебряков встретил их на КПП, расположенном неподалеку от Дворца Амина, и тут же предложил для разминки смотаться не куда-нибудь, а на дискотеку в Центральный клинический госпиталь. Для Саниного уха такое предложение звучало странно: неужели здесь, фактически во фронтовом городе, возможно такое: люди танцуют, знакомятся, флиртуют — все как в обычной мирной жизни?
Однако Афродите эта идея не понравилась, и она отказалась, сославшись на нездоровье. Хантер удивился: спортивная, всегда подтянутая и энергичная, у себя в госпитале Галя для многих была эталоном выносливости и здоровья. Однако в последнее время ему все чаще приходилось слышать от нее подобные жалобы.
Выход из положения нашел Шубин, предложив всей компанией отправиться в кафе при армейском Доме офицеров. На том и порешили.
В результате просидели до самого закрытия. Галя, равнодушная к спиртному, на этот раз отказалась даже от кофе с коньяком, зато Хантер, воспользовавшись тем, что официантки в кафе, как кабульские дуканщики, принимали, хоть и втихаря, любую валюту, оторвался по полной программе. Даже Тайфун, еще не вполне оправившийся от последствий «обратки», позволил себе скромные «два по сто».
Ночевали молодые люди у Серебрякова — хозяин деликатно отправился к друзьям, прихватив с собой Чабаненко, которого слегка развезло после длительного воздержания и изнурительных диет.
— Скажи мне, о рахат-лукум моего сердца, — спросил Саня уже в постели, притянув Галю к себе, — что с тобой происходит в последнее время? Еще недавно была готова хоть до утра гопки скакать, а сегодня от дискотеки отказалась! Что случилось? Ты, часом, не заболела, любовь моя? — Не дожидаясь ответа, он нашел в темноте ее губы и поцеловал.
— Нет, Саша, я вполне здорова, — ответила Галя, отстраняясь. — Просто от тебя перегарищем несет, как от коня колхозного…
Неожиданно она вскочила, натянула спортивный костюм и метнулась в туалет…
Утром Ваганов отвез Тайфуна и Александра с Галей в Теплый Стан.
Там их встретил озабоченный командир дивизиона РСЗО «Ураган» майор Пацуков — ночью душманы обстреляли парк боевых машин реактивными снарядами. О таких инцидентах здесь уже давно забыли — и на тебе! Потерь и разрушений не случилось, но «союзная» охрана, по словам майора, ополоумев от страха, открыла бешеную стрельбу из всех видов оружия, которая продолжалась не меньше получаса. Даже их БТР ударил из пулеметов в сторону близлежащих горных склонов, а наводчики-операторы выпустили два ПТУРа, пытаясь поразить неведомо кого. Пацуков требовал провести расследование и сурово наказать виновных в панике и бессмысленной стрельбе.
Пообещав немедленно разобраться, Хантер зашагал в парк.
Дыня встретил по уставу и тут же доложил, что это он, на свой страх и риск, решил усилить впечатление от «необстрелянного» и «перепуганного» подразделения, приняв спонтанное решение ровно в ту минуту, когда первый душманский «эрэс» рванул на территории парка.
— Ты, Хантер, не волнуйся, — добавил он. — Мы, как только расположились в парке, сразу же визуально изучили окрестности артиллерийского городка и наметили дневные и ночные ориентиры. Теперь точно знаем, где расположены наши «точки», а где их нет. Так что стрельбу вели исключительно так, чтобы не зацепить своих, — ротный неожиданно улыбнулся в пшеничные усы, — и вдобавок трассирующими пулями — так сказать, для наглядности…
— А «Малютки»? — засмеялся Хантер, закуривая и угощая друга. — Тоже для наглядности?
— Знаешь, Сань, вот я всегда удивлялся, почему в Афганистане ПТУРы почти никогда не используют в боевых целях? — Ротный смахнул улыбку с лица. — А ведь зря. Мне еще в самом начале моей афганской карьеры посчастливилось увидеть их в деле — в районе ущелья Пихлам-Дара. Было это еще в ту пору, когда комбригом у нас был полковник Пичугин. И я тебе доложу: с расстояния в три с половиной километра один солдатик-виртуоз так провел свой «птурок», что душманское хранилище боеприпасов рвануло, как миленькое! Что касается сегодняшней ночи, то я всего лишь проверил, что собой представляют приданные нам наводчики-операторы, а заодно и «Малютки» в деле посмотрел.
— И как? — поинтересовался Хантер. — Впечатлился?
— Наводчики молодцы, «каскадеры»… — Обмолвившись, Дыня с силой хлопнул себя по губам и придвинулся к уху собеседника: — Мужики дело свое знают. А «Малютки» — штука неплохая, хотя и устаревшая… Кстати, вот тебе твой любимец. — Дыня забрался в БТР и передал Хантеру новенький АПС в кобуре. — Кое-кто приказал вручить тебе, зная твою привязанность к короткоствольному оружию и умение с ним обращаться…
— Спасибо, дружище! — искренне обрадовался Александр, разглядывая пистолет, спасший ему жизнь в апреле минувшего года. — Очень своевременно!.. Ну, а теперь за дело, — распорядился он. — Начинай проверять все табельное оружие, экипировку и форму! Завтра с утра — марш на Джелалабад. А то, что «духи» обстреляли нашу технику прямо в Кабуле, — добрый знак. Значит, весьма и весьма заинтересовались. Ну, давай, до встречи!
Пожав руку «союзному» ротному, другой капитан, афганский, спрыгнул с «брони» и направился к артиллеристам, по пути окидывая взглядом горы, чашей охватывавшие с трех сторон Теплый Стан.
— Товарищ майор! — вскоре докладывал он Пацукову. — Проведя предварительное дознание, я выяснил, что факт паники среди охраны транспорта действительно имел место, что и привело к беспорядочной стрельбе. Но этих «союзных балбесов» можно понять, — снисходительно улыбнулся Хантер. — Они же здесь, в Афгане, собственной тени боятся! А с ПТУРами вообще вышел конфуз — на одной из старых «коробочек» произошел самопроизвольный сход ракеты с направляющей. А наводчики-операторы, не разобравшись, решили, что «духи» атакуют, и открыли якобы ответный огонь из пулеметов, а заодно и запустили еще одну «Малютку» в том же направлении, куда ушла «самопроизвольная». Виновные установлены. Как только подразделение вернется к месту постоянной дислокации в Бендерах, капитан Денисенко немедленно передаст материалы расследования в гарнизонную военную прокуратуру.
Хантер нес всю эту чепуху на голубом глазу, да так убедительно, что и сам себе поверил.
— А вот это правильно! — согласился Пацуков, человек не только «без лица», но и без имени-отчества, которые почему-то никто не помнил. — Развоевались, понимаешь! Я уже сплю и вижу, когда эти «союзные балбесы» слиняют, а то мне тут звонят со всех сторон, смеются, — мол, где это ты таких боевиков откопал. И Денисенко этот твой мне не по душе — истукан какой-то, честное слово. Вечно тянется, как на смотру, физиономия перепуганная, толком поговорить невозможно!
— По окончании боевых стрельб разберемся, товарищ майор! — казенно повторил Хантер, ухмыльнувшись про себя.
После беседы с командиром реактивного дивизиона он направился прямиком в модуль, где его поджидали Ваганов и Чабаненко. Доложив о ночных событиях, Петренко поделился соображениями — дескать, обстрел артиллерийского городка и парка боевых машин — вовсе не случайность. Сработала духовская разведка, а значит, вся необходимая дезинформация уже достигла ушей полевых командиров. Ваганов с Тайфуном были того же мнения и тут же перешли к инструктажу по поводу завтрашнего марша на Джелалабад.
Зная, что капитан Петренко хорошо помнит местность вдоль трассы, Ваганов предупредил, что на ближних подступах к Джелалабаду на колонну предполагается произвести псевдоатаку с одной целью — чтобы «союзная» охрана в очередной раз продемонстрировала полную неспособность эффективно противостоять моджахедам. Со стороны гор произведут несколько выстрелов по колонне, в частности, по тому ее сегменту, где находится «Буратино с друзьями». В ответ «союзные балбесы» разразятся бешеной стрельбой без малейших результатов. Желательно также присутствие местных жителей в непосредственной близости от места событий.
— Итак, где, по-твоему, лучше всего устроить эту «Зарницу»? — спросил подполковник, разворачивая карту перед Хантером.
— Я думаю, лучше всего здесь, — палец капитана уперся в район заставы мотострелков «Москва», рядом с которой в начале апреля прошлого года у него на глазах подорвался на фугасе афганский автобус, набитый людьми. — Слева — водохранилище, справа — сопки, откуда можно пострелять и скрыться незамеченными. В двух шагах — наши мотострелки, а неподалеку есть «карман», где комендачи могут придержать пять-шесть барбухаек, чтобы зрителей насобирать поболее. Лучшего места не найти… Кстати: а где должны находиться мы с Галей? — деловито поинтересовался он. — Нас-то очевидцы тоже должны зафиксировать!
— Как учил Василий Иванович Чапаев — впереди на белом коне! — рассмеялся Ваганов. — Ваше место — на головном БТР, а Дыню отправим на замыкающий, чтобы вся колонна была у вас под контролем. А как, по-твоему, ее построить, — неожиданно спросил он, — чтобы стопроцентно привлечь внимание противника?
— Мой травматический опыт подсказывает — наихудший способ построения колонны следующий: пять «коробочек» ставим в голове колонны, остальные пять — в замыкание. Посреди — «Буратино» и «Артемон». Но ведь впереди еще и армейские артиллеристы пойдут, так? — засомневался капитан.
— А вот это уже не твоя головная боль, — успокоил Тайфун. — Колонна может разорваться по любому поводу, а этих поводов — пруд пруди! На данном участке никто не решится вас всерьез атаковать, над дорогой будут все время барражировать «вертушки». Но предъявить местным наш спектакль у сторожевой заставы «Москва» мы просто обязаны. Так что давай, инструктируй своих «союзных балбесов», а завтра, как говорится, будет завтра!
Марш начался ранним утром. Из парка артиллеристов выползали, гремя траками, мощные «Гиацинты», следом катились новенькие КамАЗы с боеприпасами, завывали турбонаддувом шустрые командно-штабные МТЛБу. В целом, советский ВПК гнал в Афганистан не худшие образцы техники и вооружения. Пушкари, сидевшие на броне, отпускали ядовитые шуточки в адрес воинства под началом капитана Петренко, которое отдельной колонной мало-помалу вливалось в огромный караван, двигавшийся в сторону Джелалабада. Первая рота тихо, как мыши под веником, сидели в своих бронетранспортерах, даже не высовывая головы из люков — таков был строгий приказ капитана Денисенко.
За «Геноцидами» потянулись «Ураганы» — огромные чудовища с полутораметровыми колесами. В движение их приводили спаренные двигатели от автомобилей «Урал-375», а об аппетитах «Ураганов» ходили легенды — даже при движении по асфальту они съедали по сто пятьдесят литров высокооктанового бензина на каждые сто километров пути, а в условиях Афганистана выходило и все двести. Помимо прожорливости, эти монстры не имели никакой броневой защиты и загорались, как свечи, даже от попадания обычной трассирующей пули, а в их топливных баках бултыхалось по полтонны бензина. Единственное положительное качество этих махин — шестнадцать «телеграфных столбов» калибра 220 мм, которые могли мгновенно стартовать с направляющих, сея смерть и разрушения на расстоянии до сорока километров.
Но наличие в колонне многочисленных бензозаправщиков, транспортно-заряжающих и транспортных машин со снарядами превращали «Ураганы» на марше в легкую добычу. Поэтому всякое их перемещение сопровождало общевойсковое подразделение, призванное охранять и оборонять этих динозавров.
«Буратино» и «Артемон» выглядели не столь впечатляюще, но их сорокашеститонные бронированные корпуса надежно защищали экипажи от пуль и осколков. В сущности, эта парочка и была рассчитана на то, чтобы подобраться к врагу на расстояние выстрела стрелкового оружия и одним ударом двадцати четырех небольших ракет полностью уничтожить все признаки жизни на площади в три гектара.
МАЗы, груженные «Мальвинами», также существенно ограничивали подвижность колонны. К тому же подрыв даже одной-единственной такой машины мог привести к уничтожению целого участка дороги, а в ущельях спровоцировать камнепады и разрушение мостов и террас. Осмотрев один из таких «передвижных пороховых погребов», капитан Петренко только вздохнул — это ему откровенно не нравилось. Он привык к мобильным колоннам, способным в считаные секунды развернуться в боевой порядок и обрушить огонь на противника.
Марш начался строго по графику — колонна с включенными фарами уже неспешно пылила по знакомому маршруту. Галя сидела на афганской ковровой подушечке рядом с Александром, держась за люк бронетранспортера. На ней был зимний бушлат, а на голове — вязаная шапочка из комплекта зимнего горного обмундирования. Их автоматы висели на люке, чтобы в случае чего без промедления открыть огонь. Все вокруг казалось девушке новым и захватывающе интересным, она с удовольствием разглядывала окрестности и расспрашивала своего спутника о мечетях, фортах и старинных постройках, попадавшихся по пути. Тот со смехом выкладывал все, что знал, а если не знал — действовал по полтавской присказке «не дочує, так добреше».
Афродита выглядела совершенно счастливой. И прежде всего потому, что понятия не имела, насколько сложна задача проводки такой колонны и сколько опасностей ее подстерегает в этих краях. Все это знал ее спутник, но и ему сейчас было куда легче, чем в тот раз, когда капитан Лесовой поставил его, совершенно зеленого и неопытного, по афганским меркам, командовать передовым дозором армейского Отряда обеспечения движения. Поступил, как со щенком: бросил в воду, выплывет — будет жить. Шекор-туран выплыл, а полученный страшный опыт ему пригождался, и не раз, и всегда он вспоминал Лесового с признательностью.
Километр за километром оставались позади. Вспоминая события годичной давности, Петренко сопровождал комментариями каждый серпантин, туннель и поворот до боли памятной трассы. За разговорами он и не заметил, как колонна без всяких эксцессов преодолела перевал, приблизившись к месту, где должна была находиться «псевдозасада». Внезапно движение колонны замедлилось, а затем она вообще остановилась.
— Хантера вызывает Тайфун! — прозвучал в шлемофоне голос спецпропагандиста. — Как там у вас с трассерами?
Вопрос был дикий для Афганистана: пользоваться здесь патронами с трассирующими пулями означало одно — обозначить себя и стать живой мишенью.
— Я — Хантер! — ответил Петренко. — Трассеров море, все только ими и заряжено. Ждем команды.
— Оторвись слегка от этого банно-прачечного комбината, — посоветовал спецпропагандист. — А то пыль уж больно плотная. Афродиту спрячь в броню, чтобы не простудилась! Как понял, прием?
— Понял правильно! — ответил Хантер. — Полезай внутрь, — легонько подтолкнул он Галю и снял ее автомат с люка. — Тут скоро трассирующие мухи стаями полетят…
Девушка послушно спустилась вниз и уселась на командирское место. Приказав механику-водителю приотстать от колонны, капитан вызвал Дыню и передал ему кодированное предупреждение. Оно было хорошо знакомо обоим: «мясное рагу».
И снова он увидел то место, где год назад собирал вместе с Ломом обрывки тел после подрыва автобуса на фугасе, бросая еще теплые куски человеческой плоти на плащ-палатки, чтобы освободить дорогу для проезда. Здесь больше ничего не напоминало о той трагедии, разве что несколько колышков, вбитых между камнями на обочине, на которых трепетали на ветру красные и зеленые лоскуты.
Сопки остались на месте. Слева по-прежнему отливало синевой зеркало водохранилища на реке Кабул. В «кармане», как и в прошлый раз, скопилось пять-шесть барбухаек, ожидавших очереди, чтобы проехать. Там же находился БТР с комендачами. Все как тогда…
Внезапно со склона сопки ударил гранатомет. Граната прошла прямо перед мордой его бронетранспортера и взорвалась в воде — гранатометчик продемонстрировал недюжинное мастерство! С горки по колонне открыли огонь из стрелкового оружия — капитан различил голоса примерно десятка автоматов и пулеметов. Имитация атаки выглядела чрезвычайно убедительно — пули стучали по броне.
— К бою! — выкрикнул он, ныряя в люк. — Огонь! Цель — подошва горы справа! — весело скомандовал он десантникам.
Галя испуганно прижалась к нему, но он, не обращая на нее внимания, уверенно руководил «отражением вражеского удара». Спектакль удался на славу — трассера веером рассыпались по окрестностями, рикошетируя в небо. Афганцы на барбухайках, комендачи на бронетранспортере — все попрятались, причем не столько от огня атакующих, сколько из боязни получить шальную пулю от «союзных балбесов», которые, не вылезая из брони, ожесточенно расстреливали окружающую среду.
Тарахтели старые «калаши», гулко лупили СВТ, методично отстреливали в камыши обойму за обоймой карабины Симонова. Тупо стучали пулеметы бронетранспортеров, поражая водную гладь, прибрежную растительность, сопки, далекие горы. Пара «Малюток», изобразив классические «горки» над перепуганными афганцами, унеслась в многострадальный водоем — глушить рыбу.
— Хантер, прием!!! — заскрежетал в эфире голос Чабаненко. — Я Тайфун, прием! Что вы там, б…, творите?! До «Москвы» еще — как раком до Парижа! Что у вас происходит?!
— Так это не..? — поразился Петренко, меняясь в лице. — Докладываю, Тайфун. — Он уже овладел собой. — Семь минут назад по нам сработал гранатомет и открыли огонь около десятка стрелков с легким вооружением. Никакого вреда они не причинили и покинули место засады сразу же, как только мы открыли ответный огонь. В данный момент отражение нападения продолжается. Прием!
— Нет, Хантер, нет! — заорал Тайфун. — Огонь на поражение! Це не те, що мете! — Он наконец-то нашел общепонятную фразу на родном языке. — Как понял, прием?
— Вас понял! — ответил Хантер, ощущая, как по спине под бушлатом ползут мурашки. — «Песняры»! — скомандовал он в эфир, воспользовавшись постоянным позывным первой роты. — Цель — пупок и передний скат ближней горки справа, огонь на поражение!
Но было поздно — «духи» давно ретировались, лишний раз убедившись в неспособности «союзных балбесов» организовать грамотное сопротивление. На сопке только пылила земля под огнем да летели мелкие камни…
Неподалеку от «кармана», где перепуганные афганцы и комендачи ожидали, пока пройдет опасная колонна, произошел еще один досадный случай, вроде бы забавный, но полностью «рассекретивший» химиков-огнеметчиков и десантников.
Когда «Буратино» с «Артемоном», завывая могучими танковыми дизелями, проскакивали мимо дорожного «кармана», волоча на буксире дряхлые зенитки, одна из раритетных пушчонок ни с того ни с сего перешла в боевое положение. Древние колеса на гусматическом ходу взлетели вверх, орудие село на брюхо и потащилось за «Буратино», высекая искры из бетонки. Движение колонны остановилось, а «часовые неба» с мрачными физиономиями окружили зенитку — ровесницу Халхин-Гола. Никто понятия не имел, как вернуть ее в походное положение.
Десантники, крепкие парни, с помощью кувалд, ломов и такой-то матери принялись за дело, но чертово железо тупо сопротивлялось, задерживая колонну в узком и опасном месте и категорически отказываясь становиться на колеса.
Помощь явилась с совершенно неожиданной стороны. Один из афганских драваров, ожидавших, когда шоссе освободится, понаблюдав, как парашютисты истязают орудие, выпрыгнул из кабины своей барбухайки и приблизился к мускулистым молотобойцам.
— Эй, командор! — закричал дравар, отнимая кувалду у Стингера. — Чьто ти деляй?! Я на этот пюшка ищьо при Захир-шах сорбоз слюжиль! Сматри, как нада! — Обхватив какой-то рычаг, водитель навалился на него всем телом. Пушка мгновенно приподнялась и встала на все четыре колеса, словно только и ожидала дравара-чародея.
Вздох удивления и растерянности прокатился среди десантников. Засупонив какой-то стопор, водитель барбухайки, под смех комендачей и остальных драваров, с победным видом направился к своей машине. Александр остановил его и сунул в ладонь триста афгани.
— Ташакур, себ дост! — поблагодарил он и добавил как бы по секрету: — Мои асокеры молодые, только из учебки. Неопытные еще…
— Вай, туран! — Недоверчивая усмешка появилась на смуглом лице дравара. — Разкажи свой ханум! А за пайса — ташакур! — Он приложил бумажки ко лбу и слегка поклонился…
В Джелалабад прибыли без проблем, посмеиваясь над «духами»: мол, выполнили работу за разведподразделение, ответственное за «псевдоатаку». Колонну снова загнали в «отстойник» среди болот, как и год назад. За молодыми людьми прибыл «уазик» с тем же водителем Ваней, только теперь на машине были номера местного гарнизона, а на окнах болтались шторки с легкомысленными афганскими цветочными узорами. Саню и Галю доставили в местный госпиталь, где в жилом модуле Ваганов заранее организовал для них комнату. Там уже ждали Тайфун и спецслужбист.
— Ну, как вы там? — Чабаненко встревоженно поднялся навстречу. — Не испугалась, кошенька?
— Не успела! — рассмеялась Афродита. — Шекор-туран командует, мотор ревет, вокруг пальба, гильзы звенят, везде пороховой дым — я так ничего и не успела понять!
— Честно говоря, — усмехнулся Хантер, — я тоже сначала не врубился. Ну, думаю, молодцы! Так все правдоподобно — граната прямо перед носом! Пули по броне лупят, все по-взрослому! Все в дыму, война в Крыму! А на самом деле…
— Хорошо, что хорошо кончается! — согласился Ваганов. — Карабас-Барабас в очередной раз проявил свой норов. Хотя, сдается мне, эта их вылазка имеет, так сказать, тестовый характер. Как по-твоему, Павел Николаевич? — обернулся он к спецпропагандисту.
— Тест зе бест, как говорят американцы! Что-то многовато случайностей для одного транспорта — обстрел в Кабуле, нападение на трассе, — задумчиво проговорил он, разглядывая Хантера. — Думаю, «духи» про наш «литерный поезд» уже получили по своим каналам некоторую информацию и поэтому обязательно клюнут на приманку! И уж тем более после того, как вы всей ротой ломами несчастную зенитку насильничали! — съязвил майор. — Значит так, Хантер, — отвел он того к окну. — Сейчас отдыхайте, а завтра с утра — на «уазике» по дуканам. Вас ждут важные встречи.
— Вас пригласят в местную офицерскую столовую и накормят как следует, на этот счет не волнуйтесь. Душ и туалет — рядом. Какая-никакая, а цивилизация. Итак, до завтра. — Перед тем как исчезнуть за дверью, он крепко пожал руки обоим…
Утром, вскоре после завтрака, в модуль явился водитель Ваня. Облик его несколько изменился: на нем было вдвое меньше оружия, а сам он выглядел каким-то тихим, простоватым, почти домашним.
В ответ на удивленные взгляды Хантера и Афродиты он пояснил:
— Маскировка. В Кабуле я один, а тут — совсем другой. Поехали!
От охраны на этот раз пришлось отказаться — без нее гораздо легче вступать в разговоры в дуканах, а дуканщики чувствуют себя спокойнее и увереннее. Здешние магазинчики тоже приглянулись молодым людям — торговля шла бойко, так же, как и в Кабуле, продавцы принимали любую валюту, и цены ниже, чем в столице. Особенно удивило разнообразие индийских тканей поразительной красоты — нигде ничего подобного ни Гале, ни Сане видеть не приходилось.
Девушка сразу же оказалась в центре внимания — дуканщики вились вокруг нее, как бабочки вокруг лампы, всячески стараясь угодить. Хантер отчаянно торговался, и благодаря Галиному обаянию порой удавалось сбить цену почти вдвое. Он старался держаться немного в стороне, но в то же время внимательно прислушивался к тому, как Афродита вешает лапшу на уши афганцам — мол, приехала в Джелалабад вместе с мужем, Шекор-тураном, но у того полно дел, какие-то там испытания, какие-то ракеты, а вот она совсем бы не прочь изучить город получше, в особенности его торговые кварталы…
Посмеиваясь про себя, Хантер, однако, все время был начеку и краем глаза отслеживал обстановку. Кевларовый «броник» на этот раз был не только на Гале, но и на нем. Патроны были досланы в патронники как автомата, так и «стечкина». К «лифчику» Галя пристрочила хитрый карман, в котором прятался ПМ, а на поясе капитана болтался солидный сахалинский «медвежатник». Стальной шлем болтался по-походному за плечами и таким образом, даже не будучи надетым, защищал спину.
Случалось, Тайфун принимался критиковать упрямого земляка за столь вызывающе воинственный вид (он называл его «демонстративно-шантажным»), но, ничего не добившись, бросил это гиблое дело.
А в дуканах тем временем шла кипучая торговля, и Галя, казалось, увлекшись, забыла обо всем на свете. Внезапно в магазинчик, где она выбирала джинсы для своей сестры, вошла странная пара — две женщины без бурка[148]в долгополой темной одежде. Лица этих «дам» никак не вызывали симпатии, вдобавок их сопровождал довольно скверный запах.
Хантер знал — так выглядят вдовы, чьи мужья недавно погибли или внезапно умерли. В тех случаях, когда у них не остается родственников по мужской линии, которые могли бы взять их на содержание, эти женщины остаются без средств к существованию и выживают только за счет закята — милосердного подаяния в пользу бедных, которое считается одним из пяти основополагающих принципов Ислама. Но, несмотря на заветы Пророка, в жизни все это выглядело несколько иначе.
Бача-дуканщик вдруг заорал на женщин, а затем все же швырнул им, как кость собакам, пригоршню мелких монет. Вдовы, опустившись на колени, бросились подбирать мелочь. Галя, ошеломленная таким отношением к несчастным, хотела было помочь им, но Хантер ее удержал. Желая хоть как-то помочь несчастным, Галина сунула в ладошку одной из афганок купюру в десять афгани. Та поклонилась шурави-ханум, а потом, отведя девушку в сторону, что-то прошептала. В следующее мгновение вдов-нищенок уже не было в дукане, но вопль торговца-соседа возвестил, что и этот правоверный мусульманин не в ладах с заветами пророка Мухаммада.
Галя продолжала перебирать джинсы, но ни веселья, ни удовольствия на ее лице больше не было. Заметив это, Александр, улучив подходящий момент, пока дуканщик перетаскивал тюки с товаром, приблизился к девушке.
— Что-то случилось, о рахат-лукум моего сердца? — вполголоса спросил он, поглядывая, как тощий и малорослый бача запросто ворочает тюки весом в полцентнера.
— Афганка предупредила, чтобы мы остерегались, — шепнула Галя. — Якобы в дукане напротив какой-то мужчина все время следит за тобой, и, похоже, он тебя знает… Это опасно? — спросила она, кладя ладонь на цевье своего «окурка».
— Как, помнится, говаривал подполковник медицинской службы Седой, — улыбнулся Саня, — вскрытие покажет. Ты пока продолжай в том же духе, а я погляжу, что там такое. — Он не спеша направился к выходу.
Снаружи все выглядело спокойно. Ваня стоял рядом с машиной с автоматом наизготовку, вокруг толпились любопытные бачата. В дукане напротив ничего не разглядеть — окна, заваленные товаром, не позволяли заглянуть внутрь. Галя тем временем выбрала джинсы и начала торговаться.
— Не торгуйся, дорогая! — отрывисто бросил Хантер. — Уплати, и пусть бача поможет донести сумку до машины. — Он подождал, пока Афродита, несколько удивленная его тоном, выполнит распоряжение. — Теперь дошли патрон в патронник, — спокойно посоветовал он. — Поставь предохранитель на автоматический огонь. — Негромкий щелчок подтвердил, что и это сделано.
— Палец положи на спусковой крючок, ствол направь вперед и потихоньку иди к машине, — продолжал диктовать он, наблюдая за дуканами на противоположной стороне улочки. — Если увидишь что-то мало-мальски подозрительное — стреляй не раздумывая! Ну, а теперь — вперед, любовь моя! — Легко чмокнув девушку в затылок, он подтолкнул ее вслед за дуканщиком, тащившим увесистую сумку с покупками.
Оставшись в одиночестве, капитан в два прыжка пересек проезжую часть и оказался у входа в дукан, на который указала вдова-афганка. Еще на ходу он извлек из «лифчика» гранату и, убедившись, что Галя благополучно добралась до машины, выдернул чеку и опустил кольцо в карман. Затем достал «стечкина», снял с предохранителя и, отведя курок, переложил пистолет в левую руку.
Поскольку обе руки теперь были заняты, левою ногой подцепил дверь, точно зная, что двери во всех дуканах Афганистана открываются наружу — чтобы не выбить, — распахнул и влетел в полумрак…
То, что обнаружилось в тесном магазинчике, удивило не на шутку — за прилавком торчал не кто иной, как кадамалор[149]Ахмад, он же Магнат, однажды уже побывавший у него в плену. Верзила Ахмад был в обычной пуштунской одежде, а не в «зеленой» форме, но Хантер узнал бывшего аманата.
— Салам алейкум, Ахмад! — весело промолвил Шекор-туран, вскидывая руки с оружием в приветственном жесте на восточный манер. — Ты, оказывается, живой?
— Алейкум ассалам, себ туран! — вежливо поздоровался Магнат, прикладывая ладонь к сердцу. — Да, я живая: Аллах и ти, туран, сахранит мине жизн. Я согласистса работать на ХАД, и миня аставить. Но я попросить тебя зайти сапсем другой дела…
«Вот, значит, как выглядит у них приглашение!» — слегка обалдел Хантер. Ахмад тем временем продолжал:
— Тебя здес кое-кто ожидат… — Бывший враг указал глазами на бачу-дуканщика, лениво копавшегося на полке с женскими батниками.
После этих слов тот выпрямился и обернулся. Перед Петренко стоял… Наваль во всей своей красе — возмужавший, повзрослевший, с отросшей бородкой, даже разворот плеч и осанка изменились. Прямо на глазах из услужливого помощника дуканщика Наваль перевоплотился в полевого командира — властного и уверенного, рядом с которым даже верзила Магнат казался меньше ростом.
— Салам алейкум, себ туран! — промолвил он, следя за тем, как тот убирает пистолет в кобуру. Гранату, однако, оставил в руке — слишком хорошо знал местные нравы, к тому же она придавала уверенности. — Я радий, чьто ти живоя и здоровая!
— Салам, Наваль! — Хантер обменялся рукопожатием с бывшим узником «бээмпэшки» Лома. — Я действительно жив-здоров, волею Аллаха и усилиями советской военной медицины. Как дела, как хозяйство, как урожай? — Традиция требовала начинать серьезный разговор именно так, а не иначе.
— Псе карашо, хвала Аллах, — приложил обе руки к груди Наваль. — Псе у меня карашо. Воевать многа научитса у Шекор-туран и мушавер Аврамов, ташакур им оба-два, — вежливо промолвил он, исподлобья следя за реакцией собеседника.
— И мы многому научились у вас, Наваль, — совершенно искренне ответил Александр. — Ваша наука пошла нам впрок. Ташакур и тебе! Однако мы же здесь сошлись не для того, чтоб хвалить друг друга. Давай, переходи к делу!
— Ахмад! — властно обратился Наваль к соплеменнику, продолжая, однако, говорить по-русски из уважения к гостю. — Вийди на улитца, передай дравар и ханум Шекор-туран, чьто он здес нимнога задержатьса! А чьтоб шурави-ханум не волновалься, передай от миня этот… — Он выбрал на развале роскошную бежевую персидскую шаль и сунул дуканщику.
— Шурави-ханум звать Афродита. — Хантер прихватил с полки пакет с женским джинсовым костюмом (пусть и Ядвиге что-нибудь перепадет) и, не взглянув на лейбу, добавил к шали. — Ступай, Ахмад, чего встал? — Он без улыбки взглянул на торговца.
Тот наконец вышел из лавки. Предчувствуя, что переговорный процесс будет непростым, а главное, продолжительным, Хантер все же заправил усики чеки в отверстие запала «феньки», а саму гранату затолкал в «лифчик».
— Седесь, туран; как это у вас говорят: в ногах правда нис? — предложил Наваль, указав на ковер, уже расстеленный на полу и заваленный подушками.
Капитан упрекнул себя: несмотря на то что он ввалился сюда с солнечной улицы, он был обязан заметить раскинутый ковер и, уж конечно, сразу опознать Наваля. Положив автомат на колени, уселся по-восточному, скрестив ноги, но не снимая кепи, хотя было тепло — не меньше двадцати пяти градусов. Наваль опустился на подушку напротив, откуда-то появился кальян и чайник с двумя пиалами.
Неторопливо раскурив кальян, афганец предложил гостю сделать затяжку. Отказаться нельзя, и Хантер знаком показал — с удовольствием, но пусть отведает хозяин. Наваль сделал несколько глубоких затяжек и медленно выпустил дым вверх. Запахло полынью — пуштун зарядил чилим[150]чарсом. Понимая, что разговор предстоит серьезный, и опасаясь спугнуть осторожного и сообразительного собеседника, Александр взял мундштук и сделал несколько затяжек подряд. Очищенный охлажденным буйволиным молоком гашиш, словно пташка, впорхнул в мозг, вызвав короткое просветление.
— Шекор-туран женилься? — с дружеской улыбкой спросил Наваль, по-прежнему не переходя к делу. — Кито еттот нибесни красивий зебо рядом с туран?
— Не мне тебе говорить, Наваль, — Хантер улыбнулся сквозь легкий туман в голове, — что не в ваших обычаях расспрашивать о женщинах, детях. А передавая подарок ханум без разрешения ее господина, можно нарваться и на пулю в ответ!
Напомнить полевому командиру о нарушении догм неписаного свода законов и правил, известного как Пуштунвалай, стоило, но сделал это Хантер без всякого нажима.
— Но ми есть ни у меня в дома, — вывернулся Наваль. — Насколка я знать ваш обычай, у вас этот просто. Иль я ни есть прав? — Он в свою очередь улыбнулся сквозь облачко пахучего дыма.
— Прав, Наваль, прав! — Капитан не стал изображать Отелло. — А то, что я женился, тоже правда. Эта зебо — моя ханум.
— Афродита! — мечтательно улыбнулся афганец. — Какой имень!
— Очень древнее. — Александр, однако, не собирался углубляться в мифологию. — А как твои семейные дела, себ мушавер, раз уж мы решили придерживаться наших обычаев?
— У миня уже два жина, — повеселел Наваль. — Нидавна анародиться первый ребенка, дочька, називать Мариам…
— Мариам?! — изумился капитан. — И у тебя тоже Мариам?
— Чьто, и у тибя есть дочька Мариам?! — Глаза пуштуна расширились.
— Нет, мою дочку зовут Анна. — В затуманенном капитанском мозгу происходили непонятные процессы. — А Мариам звали ту афганскую девочку, которую я спас под Кабулом, когда нашу колонну разбили гази…
— Ми знать об этот подвиг, — согласился Наваль. Теперь пришла пора удивляться Хантеру. — Я имаю в виде, — поправился пуштун, — знать о подвиг моджахед во слава Аллах! — Он снова поднес ладони к груди и устремил взгляд вверх — к потолку дукана. — Про твой дабрадетальный поступка я узнать сийчас-чьто. Но ти гаварить, туран, чьто ти нидавно женилься? — лукаво усмехнулся афганец. — Кагда тагда ви успеть радить девочка? А гиде он сийчас, кагда ейа мат с Шекор-туран посищат джелалабадский дукан?
— Ты полагаешь, что только у тебя две ханум? — идиотом хохотнул Александр. — Анна — моя дочь от первой жены, которую зовут Ядвига. Ядвига живет далеко отсюда, у своего отца. А зебо Афродита моя молодая, любимая жена, фемиди, себ? — Он буквально втискивал в голову Наваля эту информацию.
— А разва вам можна имать два жина? — Удивлению афганца не было границ. — А как етта вазможна, чьтоба жина при живая мужа живьот у своя атец?
— Мушаверам, прошедшим через Афганистан, у нас разрешается, как и мусульманам, заводить столько жен, сколько сможешь прокормить! — убежденно врал Хантер. — Я пока могу прокормить всего двух. Но мне и четыре бы не помешали!.. А то, что моя первая жена живет у отца, такой у нас порядок — пока мужчина воюет в другой стране, а у его жены есть дети, она ждет мужа в доме своего отца, где никто не сможет ее обидеть. А вот молодую зебо я вожу с собой!
— Можит, ето и есть правилна, — согласился Наваль, с уважением поглядывая на собеседника. — Чьто Ислам на тебя так подействавать, в етом есть знак Аллах! — Он снова сложил руки и закатил глаза.
— Воистину акбар! — с тем же жестом ответил Хантер. — Однако мы с тобой немного отвлеклись.
— Мне передаль, чьто ти хотель мине видет? — снова удивил Наваль. — У тебя есть чьто-то интерес?
— Думаю, есть, Наваль. — Капитан потянулся за пиалой — голова уже шумела. — Я привез в Джелалабад новейшие ракеты, которые послезавтра в уезде Ширавай будут испытывать в боевых условиях…
— Ми знать, — спокойно подтвердил полевой командир, посасывая мундштук кальяна. — Прийти целий караван ракетний установка, котрий хочет стрелять моджахед. Аднака в караван ест очин-очин секретний установка, каторий пагожий на танка! Он ехат самий сиредина калона, ми називать его Нар-Баркаш…
— Нар-Баркаш! — развеселился капитан. — В переводе, если не ошибаюсь, — «верблюд одногорбый, навьюченный»? У вас это ругательство, вроде нашего мата.
— Так, ето страшний ругня, — согласился Наваль. — Ти нипльоха изучит наш язик. Ахраняют Нар-Баркаш шурави-десант из город Адеса. — Он все более удивлял. — Аднака етот шурави-десант сапсем ни знат Афганистан и бояться всех, как ханумки… — Повисла пауза между затяжками. — А командор ихний пачему-та — Шекор-туран…
— Меня временно приставили к этим «союзным балбесам», — выкрутился Шекор-туран. — Как командора, который знает местные условия и особенности ведения войны. После стрельб они улетают в Одессу, а я с Афродитой-ханум останусь здесь до самого вывода войск. После Рамадана уже будем дома, Наваль! — бахвалился он.
— Туран уехать атсюда? — вернул его к действительности невозмутимый голос Наваля. — Ти что-та хатеть мине придлажить, а сапсем не разказать свой плян на пятилетка. Так?
— Предлагаю следующее. — План полковника Худайбердыева отчетливо встал перед Саниным внутренним взором. — Мы с тобою договоримся, что в каком-нибудь неприметном местечке одна из ракет «случайно» выпадет из транспортной машины и останется на дороге. Согласно регламенту, запускать ее нельзя, транспортировать — тоже. Чтобы подорвать, необходимы специалисты, которых сейчас в Джелалабаде нет. Охрана возле ракеты будет стоять моя, потому что другие шурави не имеют права даже приближаться к ней. И вот еще что передай своему отцу: Шекор-туран уже не тот, что год назад. Он поумнел, да и Ислам, как ты убедился, подействовал на него самым благотворным образом. К тому же ему необходимы пайса, много пайсы, чтобы содержать двух ханум, а в особенности — Афродиту-ханум, — улыбнулся он. — Ракета эта — совершенно секретное оружие, имеющее огромную разрушительную силу. На Западе о нем понятия не имеют. — Тут Хантер как раз не врал. — Твой отец, если будет действовать правильно, легко сможет выручить за нее миллион долларов, а может, и больше!
Он видел, как глаза «крестника» снова округлились.
— А мне нужна сумма, — продолжал он, — ровно в два раза превосходящая ту, что год назад предлагал за мою голову Найгуль, твой отец. Ровно миллион пайсы, то есть миллион афгани. Однако в Союзе толку от них никакого, а значит, мне нужен эквивалент в советских рублях…
— Как ти зделять, чьтоби ракета перейти до нам сапсем целий? — Собеседник, крайне заинтересованный необычным предложением, забыл о чае в пиале, который окончательно остыл.
— Это просто, — оживился Хантер. — Ваши люди приблизятся ночью к указанному месту и постреляют в разные стороны, но так, чтобы не повредить ракету. «Союзная» охрана напугается, и я отдам приказ отойти, так как буду находиться неподалеку. Казалось бы, можно в случае угрозы захвата подорвать ракету, но это практически невозможно без человеческих жертв. Зона поражения — около километра. Именно поэтому мы с охраной «испугаемся» попадания шальной пули в эту махину и под покровом темноты отойдем на километр — якобы затем, чтобы дождаться утра. А ваши люди тем временем забросят ракету на грузовик и перекинут в Пакистан. Чтобы полностью замести следы, проехав два-три километра, сделайте финт ушами — обломайте стабилизаторы ракеты и бросьте в какую-нибудь яму. Влейте туда полтонны керосина и бросьте два-три ящика тротила. Потом устройте фейерверк, что послужит для шурави сигналом, что ракета самоликвидировалась, а для меня — смягчающим обстоятельством, чтобы не угодить в тюрьму за утрату секретного боеприпаса. Без крупных неприятностей все равно не обойдется, зато у меня останется главное — пайса!
Шекор-туран внезапно нахмурился.
— Но должен предупредить заранее: неподалеку в засаде будет находиться мой снайпер, который изуродует ракету, ежели ваши люди поведут себя неправильно!
— А ясли ми не сагляситься? — приоткрыл глаза пуштун. — К таму жа ми можим ни успеет сабрат пайса. Я имет ва внимании — рубль-шурави.
— Если не успеете, сделка не состоится! — отрезал Хантер. — Ты меня знаешь. Я не бюро добрых услуг! И у меня к вашему хейлю свой личный счет, не советую тебе об этом забывать!
— Как и у нас к тибе! — просто ответил Наваль. — Ти не обижаться, туран, но я хатеть тибя панимать. Год назат ти так сильна воеват против нас, чьто адин твая имя визиват из ад ангел Малик![151]А типер ти продавать нам — своя враг — очин силний и секретний ракета?!
— После того как я попал в каминхар[152], устроенный твоим отцом, Наваль, я три месяца провалялся по госпиталям и много думал. А вернувшись в Афганистан, понял — эта война, к всеобщему облегчению, заканчивается. Но главное, что я понял, — эта война не наша, а ваша! — Он ткнул пальцем в собеседника. — А шурави, по большому счету, незачем было вообще сюда соваться!.. Да, я потерял здесь половину своей роты, едва уцелел сам, но я больше не хочу воевать с афганцами ради того, чтобы другие афганцы грели на этом руки и делали карьеры! Не за горами вывод войск, и я хочу пожить спокойно и тихо, в свое удовольствие, со своими двумя женами и детьми, которых, надеюсь, еще подарит нам Аллах! Вот почему мне нужны деньги, много денег! А другого шанса у меня не будет… — Он нарочито безразлично махнул рукой, вдыхая дымок чарса, остуженный молоком буйволицы. — Купите вы ракету или нет — ваши проблемы! Но на всякий случай помни — я знаю расположение всех без исключения кишлаков вашего хейля[153]и от моего слова зависит многое, очень многое!..
Тут он блефовал, но это, похоже, сработало.
— Та, туран, я тибе уже изучат, — согласился Наваль. Брови сошлись на переносице. Пуштун напряженно размышлял. — Ти диствительна многа чиго научится от нас и взят сибе… Ти завтра будеш здес, в дукан? — внезапно спросил он.
— Иншалла! — равнодушно пожал плечами Хантер, чувствуя, как дурь начинает забирать все сильнее. — А что, ты и завтра приглашаешь меня на кальян?
— Нис, завтра миня тут нет, — неспешно произнес Наваль. — Ахмад, он всигда тут. Зайди завтра к Ахмад, здиес будит моя млядший братка, у него арабский имья Зайд, он гаварить тибе наша условия. Связ в уезд Ширавай будим диржат чирез миня, перед аснавной вечер я приехать к тибе. Я найти где, не валнавайся, туран! — заверил он.
— Тогда до встречи! — Капитан с трудом поднялся, разминая затекшие ноги. — Но передай отцу: если он снова замутит каминхар, разговор будет короткий! Я собираюсь домой, мне терять нечего, а Нар-Баркаш может плюнуть куда угодно! Бывай здоров!
Пожав руку бывшему врагу, Хантер направился к выходу, но задержался у прилавка.
— А вот это я прихвачу на память о нашей результативной встрече. — Он сгреб пяток пакетов с джинсами, лежавших сверху. — Чтобы посторонние знали, что я тут так долго делал.
Нетвердо ступая, он вышел из дукана. Ахмад, торчавший снаружи, приметив «покупки», за которые посетитель не заплатил ни афгани, злобно покосился.
— Чего таращишься? — махнул на него автоматным стволом капитан. — Хочешь поблагодарить? Не стоит! Я еще завтра к тебе загляну!
— Ты что, выпил?! — набросилась на него в машине Афродита. — Да нет, вроде не пахнет… Ты чего там так долго пропадал?
— Общался с боевым товарищем, — с усмешкой ответил Хантер, устраиваясь рядом с Галей на заднем сиденье. — Кальяном баловались, беседовали… Ну, как тебе его подарки? — спросил он. — Да заводи ты, Ваня, чего стоим!..
Когда «уазик» рывком снялся с места, Галя тихонько рассмеялась.
— А я сначала так испугалась, что чуть дуканщика не пристрелила… Смотрю: движется какая-то горилла, свертки тащит. Ну, думаю, все, — камикадзе со взрывчаткой, сейчас как рванет!.. А он такой на удивление вежливый оказался. Это, говорит, вам, Афродита-ханум, подарки от друзей Шекор-турана! Шаль и в самом деле замечательная — такая же, как у Светы Худайбердыевой. Зато костюмчик — чистый караул! — засмеялась Галя. — Где я возьму тебе зад в восемь пивных кружек, Саш? А это что еще за джинсы? — изумилась девушка, только сейчас обнаружив упаковки, которые Александр принес с собой.
— Не беда! Если среди родни никого с «восемью пивными кружками» не найдется, под магазином «Богатырь» с руками оторвут. Ахмад этот, видать, весь товар на свою ханум прикидывает, а у них знаешь какие «популяции»! — Его неожиданно одолел бессмысленный смех, и он никак не мог остановиться.
— Нет, ей-богу, Саша, ты все-таки где-то успел, и никак не меньше, чем триста граммов! — возмутилась Галя. — Какой-то ты неадекватный… А ну-ка, дыхни! — велела она. — Нет… как будто шалфеем попахивает… А откуда ты этого Ахмада знаешь? — поинтересовалась она. — Я его спросила, а он только загадочно улыбнулся и говорит: «Вы у турана спросите, он расскажет». Давай, выкладывай, туран, как на духу! Нам интересно!
— Да что тут выкладывать? — помрачнел Хантер. — Ничего интересного. Ахмад этот продажный, как и все мобилизованные вояки. Работал дуканщиком, загребли его в правительственную армию. Там он купил себе должность кадамалора, старшины по-нашему, чтобы не горбатиться простым сорбозом. А однажды ночью пошел деньжат подзаработать — зарыть пару-тройку мин на дороге, чтобы потом от «духов» за каждую подорванную машину пайсу получить. Однако в той местности, как на беду, случайно прогуливался Шекор-туран со своими подчиненными, ну и захватил его в плен. Собственноручно!
— Да не может быть! — обернулся водитель, с сомнением оглядывая худощавого капитана. — Он же здоровенный, как бычара!
— Значит, может, — невозмутимо ответил тот. — Причем брать его следовало живьем — чтобы успел показать, где именно вкопаны мины. Когда мы с Ахмадом схватились, я уже был основательно контужен, а тут он, когда я его свалил, умудрился мне в ухо съездить со всей своей пуштунской дури. Пришлось брать его «на Одессу» головой, сломать ему нос. Впоследствии, после некоторых манипуляций, начал с нами сотрудничать, получил оперативный псевдоним Магнат…
— Веселенькое у вас вышло знакомство! — хмыкнула Афродита, обнимая Саню. — Точно — встреча боевых товарищей. Только с разных сторон баррикады…
Вернувшись в госпитальный модуль, не спеша рассмотрели покупки, сделанные в Джелалабадских дуканах. На огонек заглянули Тайфун и Ваганов. Тут-то и выяснилось, что одна из многочисленных полтавских родственниц майора — это те самые «восемь пивных кружек», и костюмчик под общий смех перешел к нему. А чуть погодя явилась старшая сестра здешнего хирургического отделения и пригласила Галю поприсутствовать на редкой операции, что проводит один из асов сосудистой хирургии, майор Вихлюев, а та, ясное дело, не могла упустить такой случай.
Как только Афродита умчалась, Хантер доложил о встрече с Навалем, стараясь не упустить ни одной детали, упомянув и то, что оба они во время разговора находились под чарсом.
— Ну что ж, пока все идет по плану, — подвел итог Ваганов. — А как тебе понравился Нар-Баркаш, Павел? — усмехнулся он. — Ну, про двух жен я уже не говорю. Отличная импровизация. И как тебе, Саня, такое в голову пришло? Что-то в этом есть, а?
— Не забывай про двух тещ, — насмешливо вставил Тайфун. — Опять же — дети от каждой… Это ж всех надо присмотреть, на ноги поставить, выучить, в люди вывести! Знаешь, как на Полтавщине говорят: погані ті батьки, що дітей до пенсії не догодують. В общем, ну их в болото, эти муслюмские заморочки!
В результате обсуждения было решено — завтра Хантер выслушает, что ему сообщат, и только после этого можно переходить к конкретным действиям.
Выход «Буратино» на боевые стрельбы запланирован на послезавтра. Проверив для порядка Дыню и его «союзных балбесов», капитан Петренко пришел к выводу, что там все в полном порядке. Упертый замполит роты по прозвищу Данила-Мастер даже умудрился загнать десантников на политзанятия (над чем долго насмехались реактивщики) и провел их на самом высоком методическом уровне.
За чаркой (в недрах бронетранспортера, чтоб, боже упаси, никто не засек) Александр поведал другу о встрече с Магнатом и Навалем и разговоре с ними.
— Смотри, Сашок, в оба, — вполголоса предупредил Денисенко, закусывая китайской тушенкой «Великая стена». — Чтобы всех нас не подставили, как в том недоброй памяти апреле…