Обсуждение книги Т.И. Ойзермана «Оправдание ревизионизма»

B.М. Межуев (доктор философских наук, Институт философии РАН)

Хотя в чем-то, возможно, я и буду полемизировать с Теодором Ильичем, очевидно, что столь обстоятельной и богато документированной книги на данную тему в нашей научной литературе до сих пор не было. Пожалуй, главный ее недостаток – она вышла слишком поздно, когда интерес к судьбе марксистского учения снизился до минимума. С другой стороны, понятно, что книга с названием «Оправдание ревизионизма» не могла выйти в советский период. Вот плата за долгое существование марксизма в качестве господствующей идеологии: пока он находился у власти, о нем ничего нельзя было сказать всерьез, но такой разговор стал возможен, когда он утратил властные функции, а вместе с ними перестал вызывать к себе повышенное внимание и интерес со стороны научной общественности.

Конечно, у людей, оставшихся на позициях доктринального, ортодоксального марксизма, да еще советского образца, слово «оправдание» применительно к тому, что у нас называлось ревизионизмом, может вызвать только раздражение. Однако внимательное чтение книги убеждает, что «оправдание ревизионизма» в трактовке автора имеет своей целью не опровержение марксизма, а его своеобразное оправдание в качестве развивающегося учения. Элемент догмы, присущий любому учению, не отрицает возможности его дальнейшего развития, даже в чем-то пересмотра, что свидетельствует не о слабости учения, а о заложенных в нем эвристических возможностях. Даже для Ленина «марксизм – не догма, а руководство к действию», т.е. учение, способное меняться, корректироваться в новых условиях и обстоятельствах. Но внося в марксизм собственные поправки (касающиеся, например, трактовки роли партии, диктатуры пролетариата, победы социалистической революции в «слабом звене» и пр.), Ленин почему-то именовал их «творческим развитием марксизма», тогда как поправки, сделанные немецкой социал-демократией (причем ближайшими учениками, соратниками и даже личными друзьями Маркса), он неизменно характеризовал как ревизионизм и оппортунизм, т.е. как прямое отступление от взглядов Маркса, чуть ли не как их предательство. Т.И. Ойзерман предлагает нам пересмотреть свое отношение к «ревизионизму», переосмыслить это понятие, усмотреть в нем не измену и предательство, а естественный для западной социал-демократии процесс корректировки ряда, пусть и важных для теории Маркса, но утративших свою силу и значимость, выводов и положений. Ревизия, как полагает Ойзерман, – не отрицание учения, а пересмотр тех его положений, которые приобрели характер оторванной от реальности догмы. В конце концов, первым ревизионистом был сам Маркс, внося на протяжении своей творческой биографии постоянные поправки и изменения в собственное учение. В этом смысле то, что мы называли ревизионизмом, можно также назвать западным марксизмом XX в., который, естественно, отличается от советского варианта марксизма (в силу разности исторических условий, в которых развивались Запад и Россия), но в равной мере с ним может претендовать на свое преемство по отношению к основоположникам. Для большевиков способом перехода от капитализма к социализму были пролетарская революция и диктатура пролетариата, теоретики же немецкой социал-демократии хотели осуществить его на пути мирных реформ (реформизм), используя для этого вполне легальные и демократические (парламентские) формы борьбы за власть. Какой из этих вариантов аутентичен взглядам Маркса? Оба они, по моему мнению, в чем-то ревизуют первоначальное учение, но наши ортодоксы склонны выдавать за подлинного Маркса только собственную версию.

Особый интерес вызвала у меня трактовка Т.И. Ойзерманом понятий «догматизм» и «ревизионизм» применительно к учению Маркса. Был ли Маркс догматиком? На мой взгляд, по своей сути марксизм – антидогматическое учение, независимо от сделанных в нем выводов, которые сам Маркс никогда не признавал окончательными, верными для всех времен и народов. Любая попытка их абсолютизировать, распространить на все континенты и страны заставляла его говорить, что он в таком случае – не марксист. Маркс, несомненно, принадлежал к тому направлению социально-исторической мысли XIX в., которое со времен Канта получило название «критицизм» – в противоположность «догматизму» предшествующей философии. Маркс – критический мыслитель, причем по отношению не только к существующему обществу и соответствующему ему сознанию, но в каком-то смысле и к самому себе, к собственной позиции, которая, как он считал, требует постоянной корректировки, сверки с быстро текущим временем. Ранний и поздний Маркс, Маркс периода «Коммунистического манифеста», «Капитала», «Критики Готской программы» и писем к Вере Засулич – это во многом разный Маркс, существенно менявший свое представление о ходе истории, о ее возможных последствиях и результатах. Неизменным для Маркса было только отстаивание им классового интереса пролетариата, который, если сформулировать его кратко, заключается в стремлении пролетариата вообще перестать быть классом, вынужденным продавать свою рабочую силу, стать совершенно новыми людьми, владеющими всем богатством общества и свободно распоряжающимися своими собственными силами и отношениями. Идеи же, в которых этот интерес выражает себя, подлежат безусловной и постоянной научной проверке и критике на предмет их соответствия действительности. Поэтому единственно возможный спор с Марксом – это спор о том, признавать или не признавать наличие в обществе такого интереса или считать существование значительной части людей в качестве наемных работников вечным и неизменным. Как ни парадоксально, догматизмом страдают как раз те, кто признает неустранимость классового деления общества, неизбывность власти государства и денег над человеком, иными словами, кто абсолютизирует настоящее.

Но тогда и ревизионизм теоретиков второго Интернационала есть преодоление не марксистского догматизма, как считает Т.И. Ойзерман, а продолжение, развитие его критицизма, но только в новых исторических условиях. Ни один из ревизионистов, насколько я знаю, не возводил в абсолют капиталистический строй жизни, не отказывался от поиска альтернативной ему модели общественного развития, а искал более мирные, эволюционные пути перехода от капитализма к социализму, используя для этого уже сложившиеся к тому времени демократические порядки и институты. Для меня суть западного ревизионизма (в отличие от русского революционного большевизма) заключается в поиске демократических путей такого перехода (без насилия и прочих эксцессов нашей революции), но не вообще в отказе от него. Может быть, я ошибаюсь, но в изложении автора обсуждаемой нами книги ревизионизм слишком сближается с либеральной критикой марксизма, по существу отрицающей саму идею этого перехода. Современная социал-демократия на Западе, действительно, порой дает повод говорить об ее сближении, почти слиянии с либеральными лозунгами и программами, но это уже не ревизионизм, а по существу полное игнорирование марксизма, потеря всяческой связи с ним. Такая социал-демократия остается целиком в горизонте буржуазного права и сознания, ограничиваясь в критике капитализма чисто профилактическими мерами в области социальной политики. Этот вариант социал-демократической мысли и политики, сохраняющий в неизменности основы современного общественного строя, даже более догматичен, чем критический марксизм.

Я согласен с теми, кто считает, что в любом учении, в любой теории есть элемент догмы. Есть христианская догматика, есть догматика философская и научная. В таком широком смысле догма – это просто синоним любого учения, здесь нет ничего ругательного и уничижительного. Догматизм, однако, – это не просто догма, а как бы застывшая догма, догма, утратившая связь с реальностью, переставшая реагировать на новые факты, не способная меняться под их воздействием. Так, во всяком случае, понимал догматизм Кант, так его понимал и Маркс. Ревизионизм, с этой точки зрения, – враг не догмы, а догматизма, т.е. вполне нормальное, закономерное явление в процессе развития любой догмы. Без ревизии и самокритики любая догма превращается в догматизм. Отрицая теоретическое и практическое значение ревизионизма, ругая его, мы тем самым превращаем догму марксизма в марксистский догматизм.

Т.И. Ойзерман. Это и моя точка зрения.

В.М. Межуев. И здесь я с Вами полностью согласен. Но ревизия не должна отрицать суть догмы, смысл самого учения, иначе речь пойдет уже не о ревизионизме, а о замене одной догмы на другую – либеральную, консервативную или еще какую-то, что чревато новым догматизмом. Вот о чем мне хотелось сказать в первую очередь. Меня интересует не только то, чем ревизионизм отличается от классического марксизма, но и что его связывает с ним, в чем он является его продолжением в XX в. В книге основной упор сделан на отличии ревизионизма от марксизма, но меньше говорится о преемственности, о связи между ними. Поэтому у некоторых читателей и может возникнуть впечатление, что, приподнимая ревизионизм, Вы принижаете марксизм, хотя, как я понимаю, дело обстоит прямо наоборот.

Можно согласиться с рядом существенных поправок, внесенных ревизионизмом в классическую – политическую и экономическую – теорию марксизма, особенно в ту его часть, в которой речь идет о непримиримой классовой борьбе, пролетарской революции, диктатуре пролетариата. Именно в этой части данная теория в наибольшей мере пересмотрена западным марксизмом XX в. Само понимание пролетариата нуждается ныне в серьезном пересмотре, поскольку никто уже не отождествляет его исключительно лишь с классом промышленных рабочих. Соединение идеи социализма с рабочим движением, так называемый пролетарский вариант социализма, который разрабатывался Марксом, вызывает в наше время обоснованные возражения со стороны многих западных марксистов (за исключением некоторых маргинальных марксистских сект и групп). Впервые подобное направление развитию марксистской мысли придали те, кого у нас и называют «ревизионистами», хотя они как раз и оказались во многом правы. Книга Т.И. Ойзермана интересна тем, что подробно и с глубоким знанием материала излагает результаты, полученные на этом пути. Но следует ли отсюда, что идея освобождения людей не только физического, но и умственного труда – людей науки, искусства, культуры в целом – от власти капитала, от диктата «денежного мешка» предстала в итоге как химерическая – утопическая или догматическая – идея? Совместима ли индивидуальная свобода, на которой зиждется все здание европейской культуры, с этой властью? Является ли капиталистическая частная собственность последним и окончательным словом в экономической эволюции общества? Сочетается ли стремление людей к свободе с сохранением их социального и национального неравенства? И что можно противопоставить этому неравенству? В поиске ответа на эти и многие другие вопросы и развертывается ныне борьба критической мысли с мыслью догматической и консервативной. И опыт марксистской критики капитализма в этой борьбе отнюдь не бесполезен. Вот почему любая ревизия марксизма оправдана лишь в том случае, если она сохраняет и приумножает освободительный пафос марксизма, его устремленность к построению общества подлинно свободных и равных друг другу людей.