Очаровательная блудница

12

Всю ночь Рассохин просидел на кедре, нависающим над бурной водой прижима, перебирая в памяти чувства и дела давно минувших лет и с рассветом, когда с реки потянуло холодом, начал зябнуть. Он хотел уже пойти к стану, чтоб запалить костер и подремать возле него, однако услышал за спиной стук деревянных подошв и вспомнил: в Древнем Риме рабы носили деревянные сандалии, чтобы было слышно, чтобы не могли подойти бесшумно и зарезать спящего господина, а кожаные полагались только вольным гражданам.

Блаженная остановилась у него за спиной, после чего села и затаилась.

– Ну и что не спишь? – спросил он, не оборачиваясь.

– Днем выспалась, – отозвалась голосом отрешенным. – Я ночами сплавлялась, а днем находила местечко и спала. И потом, я с детства боюсь спать одна.

– А что, за тобой гонятся?

– Они следят за мной, – не сразу призналась она. – С берегов смотрят. И сейчас за твоим островом стоит одна, русалка. Из воды вынырнула…

– Да, я тоже чую – глядят… А почему следят за тобой?

– Сами огнепальную пророчицу найти не могут, а я могу! Вот они и хотят, как найду, меня погубить и истину себе присвоить. Хитрые!

Кажется, у блаженной была мания преследования, замешанная на сексуальной озабоченности, потому что она положила руку Стасу на бедро и начала потихоньку гладить.

– Траур у меня! – напомнил он строго и, отодвинувшись, достал трубку, хотя курить не хотел.

– Вы не знаете, в поселке можно работу найти? – вдруг спросила блаженная совершенно разумным голосом.

– Пророчицу уже искать не хочешь?

– Хочу! Но они по пятам за мной. А я приеду в поселок, устроюсь на работу, люди Кедра отстанут. Подумают, я отказалась от замыслов…

– Ты кто по профессии?

– Учитель младших классов… Только у меня паспорта нет, и вообще никаких документов.

– Сорокин отнял, чтоб не убегали?

– Нет… Сама предала огню, в момент имянаречения. Так положено, чтоб навсегда порвать с прежним миром.

Она не отрицала власть Сорокина!

– Это одно и то же, – заключил Рассохин. – В прежнем мире ты где жила?

– В Нижнем Новгороде. Но туда не хочу. Я умерла…

– Ладно, ты умерла, а родственники-то остались?

– Папа…

Рассохин достал телефон.

– Папе позвонить хочешь?

– Это возможно? – слегка встрепенулась Зарница.

– Говори номер. Ну? Представляешь, как он обрадуется?

Она медлила, раздумывала – была не готова, но причину нашла другую: иногда она проявляла чудеса рассудочности!

– В Нижнем сейчас два часа ночи. В доме престарелых режим…

– Отец в доме престарелых? При живой дочери?

– Так получилось. Квартиру пришлось продать…

– Знакомая история!

– Ничего ты не понимаешь!

– Тебе все равно придется воскреснуть, – вздохнул Стас, подавляя желание прочитать ей мораль. – Если ушла из общины. Как ты жить будешь? Где? На работу без документов не возьмут, а сразу заберут в милицию. Сейчас строго…

– Ты мне поможешь, – уверенно заявила блаженная. – Я же тебе нравлюсь? Как женщина?

– Поезжай домой, по месту прописки, там выправишь паспорт, – нарочито строго сказал он. – Подруги хоть остались?

– Нет.

– Всех поменяла на Сорокина?

– Это не твое дело, – грубовато сказала она и опять положила ладонь ему на колено.

– Но управляет общиной Сорокин? – Рассохин осторожно снял ее руку.

– Он проповедник и хороший, добрый человек. Все происходит не по его воле!

Хотела еще что-то сказать, но умолкла, прикусила язык.

– По чьей?

Зарница справилась с замешательством и решилась на исповедь:

– Матерая руководит общиной. И от нее исходит ложь! Но огнепальная пророчица не желает открывать ей путь. Учение рода Кедра принадлежит проповеднику. Только он допущен к радости слышать истины из уст самой пророчицы.

– То есть у вас идет борьба за власть? Или за влияние на умы?

– Вам смешно, – обиделась блаженная и добавила с пафосом: – А на наших глазах гибнет прекрасная идея. Пророчица открыла будущее устройство жизни человечества!

– И каково же оно, будущее?

– Общинная жизнь в лоне природы. Хочешь, расскажу?

– Да я представляю. И это уже было. Колхозы, например…

– Извратить можно любую идею!

Рассохину спорить с ней не хотелось.

– Ну и чем же ваша община занимается на Карагаче? – спросил он.

– Мы живем… жили под сенью Кедра, – не сразу призналась блаженная. – Священное дерево. И питались его плодами.

– По кедрам лазали, шишки били?

– Грех попирать ногами Древо Жизни, – нравоучительно проговорила блаженная. – Ветер сбивал только зрелое семя, и мы собирали… Нет, подумай, жизнь была полноценной, в гармонии с природой. Это очень стройная, логическая система. Существовать под сенью… Зачинать, рожать и умирать под Кедром. Сеять его по всей земле, взращивать и питаться от него, как делают это священные птицы кедровки. Сначала все это трудно для восприятия. Но когда проникнешься, вберешь в себя скрытый смысл и весь круг жизни превратится в обряд. Тогда снисходит благодать единения с природой.

– А под сенью другого дерева жить нельзя? – спросил Рассохин, стряхивая прилипчивое оцепенение, исходящее от ее голоса.

– Кедр – особое дерево, философское. И у него есть язык. То есть голос, манящий в иные миры.

– Что же ушла, если было хорошо?

– Матерая скрывает от нас истины огнепальной пророчицы! – заговорила она с безумным жаром. – Извращает их! Окружила себя свитой из трех отроков! Никого к ним не подпускает. И еще привезла недавно четвертого, Яросвета! Симпатичный такой, веселый… И тоже хочет взять в свиту! А мы понравились друг другу. Он сам это на кругу сказал! Он сказал – Зарница, избери меня! А Матерая сразу натравила на меня свиту! Те и рады стараться, чтоб позволила с собой совокупляться…

Рассохин потряс головой:

– Ничего не пойму! Матерая живет с ними как с мужьями?

– Мы живем общиной! А она нарушает устав!

– Теперь ясно, – умиротворенно проговорил он. – Матерая в каких отношениях с Сорокиным?

– Сорокин – проповедник. Он избран самой пророчицей! Чтобы записывать истины!

– То есть он как апостол?

– Напрасно смеешься, – вдруг вполне разумно проговорила отроковица. – Пророчицу искали многие, чтобы получить от нее знания. А она избрала себе единственного проповедника.

– А у пророчицы откуда знания?

– Она последняя женщина огнепального толка. У них наследство передается по женской линии. В юные годы пророчице было откровение – собрать всех отверженных женщин под сенью священного Кедра.

– Так вы отверженные?

– Были отверженными, стали счастливыми.

Рассохина подмывало съязвить, мол, ты от счастья в бега и подалась, но, помня ее обидчивость, промолчал.

– А ваша пророчица живет на Карагаче? – серьезно спросил он.

– В священной кедровой роще. Говорят, уже больше двухсот лет…

– Как же ей это удалось?

– Секрет в пищевом рационе.

– Что же она всю жизнь ела?

– Ядра кедрового ореха и пила лосиное молоко, – с удовольствием сообщила она. – Ты пробовал когда-нибудь эликсир молодости?

– Однажды все лето на нем и жил.

– Зачем ты опять смеешься? Думаешь, я больная, сумасшедшая? Да у меня другое сознание!

– Я понимаю, Зарница, – пошел на сделку Рассохин. – И говорю серьезно. Однажды погорельцы целое лето поили меня лосиным молоком.

Она не поверила и отвернувшись, долго смотрела на воду, видимо, раздумывая, стоит ли вести с ним подобные доверительные беседы.

– Ты знаешь огнепальных людей? – наконец спросила.

– Не знаю.

– А кто поил молоком?

– Это давно было, – отмахнулся Стас. – Я тогда заболел сильно… А ты сама-то пророчицу видела?

– Чтобы увидеть, надо избавиться от пороков прежней жизни.

– Неужели ты веришь, что человек может прожить двести лет? На орехе и молоке?

Блаженная смутилась, и это ее чувство вселило надежду, что рассудок к ней возвращается.

– Виною всему наши пороки. Которые в прошлой жизни таковыми даже не считаются…

– Какие, например?

– Сладострастие, жажда совокупления без задачи деторождения… Ну, ты меня понимаешь.

– То есть как у животных, раз в год?

– За мгновенное удовольствие мы теряем ровно месяц жизни. На что мы растрачиваем энергию? Человек духовно умирает от постоянного полового влечения и поиска сладострастия. Отсюда появляются маньяки, педофилы, гомосексуалисты… Если готовиться целый год к брачным играм, жить в чистоте дел и помыслов… То единственное совокупление приносит космическую радость! И зачатые под кедром дети рождаются гениальными…

– Значит, ты избавилась от пороков, коль поехала искать пророчицу?

– Целый год воздерживалась! – с гордостью сказала Зарница и тут же озлилась: – А меня лишили права зачать и родить!

– Это несправедливо, – заключил Рассохин. – Куда же Сорокин смотрит? Проповедник?

– Он далеко, а Матерая этим пользуется. И хочет его опорочить, придумывает всякие мерзости. Распространяет сплетни! Найду пророчицу – все ей скажу! И если она со мной заговорит! Откроет будущее!.. Но боюсь, она будет молчать. Она всегда молчит…

– Почему?

– Потому что дала обет молчания. И нарушила его всего один раз…

В этот момент они оба враз услышали гул лодочного мотора – кто-то спускался сверху.

– Это она! – определила блаженная дрогнувшим голосом и вскочила. – Меня ищет…

– Ну и что станем делать? – спросил Рассохин.

– Спрячемся! Только нужно сидеть тихо и не думать о ней. Вообще ни о чем не думать!

– Как это – не думать? Почему?

– Она слышит чужие мысли! И может внушать свои!

– Даже так? Любопытно, интересная особа…

– Вот так все отроки! – чуть не заплакала она. – Как увидят, так сразу интересная. И Яросвет тоже…

– Успокойся, у меня траур, – заверил Стас. – Я на женщин не смотрю, на что они мне?

На всякий случай он стащил свою лодку со спальником вниз, к пойме, чтобы было незаметно с реки, а изрезанную душегубку Зарницы скомкал, скрутил вместе с насосом-лягушкой, веслами и швырнул в водоворот. Потом выбрал место среди завалов коряжника, велел блаженной забраться и лежать тихо.

– Оружие у них есть? – спросил шепотом.

– Есть. – Отроковицу начинало колотить по мере того, как вой мотора приближался. – Только я не разбираюсь, ружья какие-то…

– А подумала бы – зачем, если они хотят вписаться в природу? Представляешь сохатого с ружьем?

– Наверное, для самообороны, – слабо попыталась оправдать она. – От тех, кто оскверняет места силы…

– Да они бандиты! – оборвал он. – Только прикрываются общиной! Сама говоришь – лгут и обманывают!

– Не смей так говорить!

– У них в заложниках мой человек, полковник милиции, между прочим. И что с ним сейчас, я не знаю. Голову ему уже задурили, а может, и убили…

– Они не убьют, они только испытают! Он станет надзирающим братом.

– То есть по профессии надзирателем, ментом?

– Мы должны охранять кедровники от китайцев! Рыбу и сохатых от местных браконьеров. Лес от пожаров… Мы все должны здесь охранять!

– Почему ты их все время оправдываешь? Они же преступники. Мошенники так уж точно. От Галицына требуют продать дачу… Потом они совершают насилие. Человек может погибнуть!

– Это испытание.

– Что они сделают с Яросветом? На жерди распнут по сибирскому обычаю? Голого на комарах привяжут? Или как тебя, в мыльный пузырь – и вниз по реке?

– Иначе не заставить переоценить ценности, – горячим шепотом заговорила отроковица. – У мужчин такая природа, физиология. Надо хоть раз в жизни дать возможность человеку остаться наедине с собой и крайней опасностью. Чтобы мог заглянуть за край, а потом испытывать наслаждение и счастье от маленьких радостей. Люди сами об этом догадываются и занимаются экстримом – смотрят фильмы ужасов… Но все извращенно!

От страха к Зарнице вернулся рассудок. Или Рассохин уже начал сходить с ума, ибо со всем, что сейчас сказала блаженная, он был согласен.

Лодочный мотор уже выл где-то за ближайшим поворотом, и отроковицу вновь заколотило.

– Тихо, все хорошо, – попытался привести ее в чувство. – Они проедут мимо, не бойся.

И пожалел об этом: блаженная вцепилась в его запястье, вонзив кошачьи грязные ногти, в глазах стояло абсолютное безумие. Он попробовал отнять руку и понял, что оставит часть кожи в ее когтях, а возможно, и мяса.

Тяжелый, мятый «Прогресс» выскочил из-за пихтового мыса и потянул к противоположному берегу – моторист отлично знал реку и резал углы, минуя фарватер. Свободной рукой Рассохин поднял бинокль – трое мужчин и женщина, группа в старом составе. Мужики в армейском камуфляже, а предводительница в черной блестящей коже, чем-то напоминающей издалека змеиную. На носу лодки лежал перевернутый вверх дном короткий долбленый облас[34], видимо, чтобы проходить соры. Лодка вписалась в поворот, потянула за собой пенный кильватерный след, и он ощутил, как блаженная пришла в себя, выпустила запястье и облегченно перевела дух.

– Ты зачем меня поцарапала? – миролюбиво спросил Рассохин. – От страха, что ли?

– Нет, – сдержанно обронила она.

– А от чего?

– Чтобы самой не думать. И отвлечь тебя. Видишь, Матерая не услышала и проехала мимо. Мужчин от мыслей можно отвлечь только болью.

Вой мотора облетел речную меандру и сбавил обороты – вошли в протоку, ведущую к Красной Прорве. Через минуту и вовсе стало тихо, густое чернолесье поглощало всякие звуки. Похоже, кончился срок испытаний Скуратенко, поехали снимать с креста.

– Она владеет чародейством, – доверительно сообщила отроковица. – И чары свои направляет во зло.

– Понятно… А что за мужики с ней?

– Свита.

– Так у вас в общине матриархат?

Это была запретная тема, вероятно, поэтому она уклонилась от ответа.

– Женщины ближе к природе и космосу. Матриархат – естественное устройство жизни людей.

Рассохин нашел уязвимое место:

– И у вас не хватает мужчин? То есть отроков. Верно? Дефицит, причем значительный, как и везде. Ты не ужилась в женском коллективе и бежала…

Проблески некоего разумного практицизма у Зарницы чередовались с полным безумием, причем возникали внезапно, и Стас впрямь начинал верить в существование иного сознания.

– Поэтому не волнуйся, с твоим Яросветом ничего не случится, – отчеканила блаженная. – Да и он сам уже никуда не уйдет. Так на кругу сказал, по своей воле. После испытаний станет надзирающим братом. Редко кто на первом году получает высокое посвящение. От добра добра не ищут.

– Значит, Галицын попал в малинник?

– Он Матерой нужен, – с завистью произнесла она. – Она его сразу прибрала к рукам, принцесса заморская.

– Почему заморская?

– С проповедником из Канады приехала. Потом вздумала от него избавиться.

– Нерусская, что ли?

– Русская, из духоборов. Тех самых, что Лев Толстой в Канаду отправил.

Рассохин к своему стыду не знал, кто такие духоборы, коих отправлял в Канаду сам граф Толстой.

– А Скуратенко, значит, Матерой не нужен?

– Кто это?

– Моторист из Усть-Карагача. Которого на жерди распяли!

– Он тоже понравился хозяйке, я слышала. Сама сказала на кругу.

– За это и казнила?

– Ты не понимаешь! Это не казнь! Он станет… Как бы это сказать? Продолжателем рода Кедра. Если смирит нрав, пройдет испытания…

– Какое испытание придумали Галицыну? То есть Яросвету?

– Самое почетное. Осенью на поединок выйдет с богом леса.

– Да он что, Геракл, что ли, с богами сражаться? Ты хоть знаешь, кого здесь называют богом леса?

– Я еще не прошла посвящения. На кругу говорили…

– Не посвятили, так я посвящу. Бог леса – это сохатый, бык! И осенью у них начинается гон. Ты понимаешь, что может случиться?

Она понимала, однако же упрямо вымолвила:

– В свите с Матерой состоят лишь сильные духом отроки.

Переубеждать ее не имело смысла, поэтому Рассохин сказал со вздохом:

– Разочарую тебя, Зарница: Скуратенко испытаний не прошел. В больницу отвезли.

– Если Матерая его на жердь поставила, – уверенно сказала отроковица, – значит, видит в нем силу. Слабых иначе испытывают. Кто ей в руки попал, тот не уйдет. Они даже выкрасть могут.

– Ну и дела! – восхитился Стас. – Помню времена, когда на Карагаче женщин крали, отроковиц. Теперь все поменялось!.. А что, мужики к вам в общину сами не идут? Не хочется с лосями драться?

Блаженная взглянула с вызовом, должно быть, хотела сказать что-то резкое в отношении мужчин, однако не решилась.

– Хочешь влепить ей пощечину?

– Кому?

– Матерой, своей командирше!

– Что ты! Это невозможно!

– А если случай представится? И ты врежешь ей от души. Все сразу пройдет, самая лучшая реабилитация. Ты же хочешь выйти из-под ее чародейской власти?

– Хочу…

– Вот в этом я тебе помогу. Но ты должна помочь мне выручить из плена Галицына.

Блаженная подумала, в глазах блеснула надежда – и в тот же миг исчез разум.

– Мы выручим вместе, и я возьму Яросвета себе! Он такой симпатичный отрок! Я видела его обнаженным. Всех отроков видела, но этот лучше… У него брюшко отвисает, но это поправимо. На вегетарианском рационе он станет мускулистым и сильным.

– Где ты его видела? В бане?

– Нет, на кругу. Когда была релаксация. Мы лежали рядом. Потом я втирала масло в его тело.

– Вы что, голые на круг выходите? Ничего себе релаксация!

– Нагота – естественное состояние человека. Ты ведь страдаешь от того, что приходится одеваться? Все мешает…

– Не страдаю.

– Давай обрядимся в белые одежды? Пока Матерая не приехала? И ты узнаешь, как это прекрасно. У меня есть немного масла…

– У тебя с собой есть белые одежды?

– Ты не понимаешь! Надеть белые одежды – значит обнажиться!

– Комары сожрут! Погляди сколько!

– Да… У нас под сенью нет комаров. – Зарница мечтательно вздохнула. – Если отнимем Яросвета, ты отдашь его мне?

– Возьмешь, если захочет.

– Он захочет! Мы понравились друг другу! Мы уже с ним занимались тантрой. Это восхитительно! Отдашь?

– Укажешь, где ваша база, – отдам, – серьезно пообещал он. – Как называется место, где вы обитаете? Сколько вас там? Отроков, отроковиц… В общем, все по порядку.

– Место? – Ему уже казалось, она прикидывается дурочкой. – Какое место?

– Где находится ваша страна Амазония, – теряя терпение, произнес Рассохин. – Где вы на круг выходите.

И получил ответ, достойный партизанки:

– Не толкай меня на предательство! – Голос аж зазвенел. – Подставлять человека… Если даже ты боишься его и презираешь… В любом случае отвратительно! Пытать станешь – не скажу!

Стас махнул рукой.

– Ну, пытать я тебя не буду. Сейчас вернется Матерая – позову ее. И сдам тебя с потрохами! Думаю, она даже спасибо скажет, что вернул блудную дочь.

– Ты не посмеешь этого сделать! – взъелась блаженная. – Я женщина! Какая подлость!

– Будешь дергаться – свяжу!

Она замерла на мгновение, гневно глянула и опустила голову.

– За это я и ненавижу вас, мужчин! – выдавила сквозь зубы. – И если бы не зов природы…

– Где? – Рассохин навис над ней, изображая злодея.

Отроковица заслонилась рукой.

– В урочище Гнилая Прорва.

– Там поселок сгорел! Там негде жить!

– Мы в лагере живем.

– В каком лагере?

– На женской зоне, в бараках. На другом берегу от Гнилой.

Стас сел на бревно.

– Колыбель будущего человечества – в бараках…

– Все религии мира вышли из пещер, – парировала Зарница, явно повторяя чужие слова. – Не в условиях суть.

– Религия? Вот как…

– Придет время, и завещание пророчицы сбудется. Мы построим город Кедра…

– Если Матерая с Сорокиным не украдут ваши деньги!

У блаженной был позыв подтвердить это, но она отвернулась и пробубнила:

– Внутренние дела общины можно обсуждать только с посвященными.

– Ну и сколько вас там, отроковиц первозванных?

– Нас уже сорок, – похвасталась. – Без меня тридцать девять… И двенадцать отроков. Вернее, сейчас тринадцать…

– Галицын – тринадцатый отрок?

– А что? Это счастливое число.

Отроковица перестала скалиться, гримасничать, и Рассохин как-то уже подзабыл о ее блаженном состоянии, но она подсела сбоку, прильнула плечом и мечтательно напомнила:

– Вот если бы ты согласился пойти со мной! И мы вместе отыскали пророчицу, получили ее благословение…

Закончить эту фантазию не позволил взревевший на реке лодочный мотор. Стас запомнил когти Зарницы, загодя отпрянул от блаженной и погрозил – сиди тихо!

На ее лице отразился ужас.

– Замри и не думай! – просипела она, втискиваясь между лесин.

Матерая не могла найти своего подопытного и, скорее всего, поняла, что кто-то приезжал на Красную Прорву и его освободил – жердь с разрезанными веревками бросили неподалеку от стана, да и склон истоптали, пока тащили Скуратенко в лодку. Предугадать дальнейшее поведение было трудно: если Матерая чувствует здесь себя владычицей реки, то и в самом деле попытается вернуть несчастного моториста. Однако Рассохину как-то мало верилось в ее беспредельную власть и чародейские способности. Но через три минуты пришлось убедиться в обратном…

Лодка шла с какими-то остановками, будто мотор барахлил. И только когда «Прогресс» выплыл из-за поворота, стало ясно – они кого-то искали, тщательно осматривая через бинокли залитые берега. Эдакая пиратская команда – головы мужчин в камуфляжных банданах…

Рассохин отвлекся на мгновение – показалось, где-то застучали деревянные подошвы, и тут узрел, как рулевой сбавил обороты, резко переложил румпель и повернул в заводь, к острову.

Матерая указывала на него своим перстом…