ПЯТНИЦА

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ МИСС ДЖУЛИЯ ТРЕХЕРН КРУПНЫМ ПЛАНОМ

I

Был день рождения мисс Джулии Трехерн. Ей исполнилось тридцать девять. Она сидела в постели, рядом поднос, на коленях письма и пакеты, как распечатанные, так и еще не открытые. Выглядела она восхитительно.

В свой тридцать девятый день рождения Джулия решила лениться и собиралась оставаться в постели, пока не придет пора готовиться к встрече за ленчем. Подготовка всегда была занятием долгим, хотя и захватывающим. Полчаса в ванной, полчаса перед зеркалом, полчаса на то, чтобы решить, что надеть и одеться в выбранный наряд. Ленч назначен на половину второго. Она может не вставать до половины двенадцатого. А сейчас только десять. О благословенная постель!

Ей было тридцать девять, но благодаря ее стараниям за туалетным столиком, никто не мог поверить в это, поскольку одним из недостатков Новой Косметической эры было то, что поиски молодости, пусть и успешные, становились нескончаемыми. В своем натуральном виде, доступная лишь взорам мужа и горничной, мисс Трехерн выглядела не больше, чем на тридцать. Пытаясь с помощью косметики изобразить двадцатидвухлетнюю девушку, какой она, судя по свидетельствам ее артистической карьеры, никак не могла быть, она сразу же оказывалась дамой лет сорока пяти. Но ее лицевые кости были вылеплены так удачно, что этой красоты ничто не могло скрыть.

Раздался легкий стук в дверь. Она взяла с постели зеркальце, взбила волосы и сказала:

— Генри, дорогой, входи.

Вошел муж.

— Ну, милый, уже позавтракал? — произнесла Джулия, усиливая голос, чтобы он мог достичь балкона, тем самым увеличивая пространство спальни. — В этот раз тебе приготовили омлет, как ты любишь?

— Да, отлично, спасибо.

— Потому что я могу еще раз поговорить об этом.

— Спасибо, уже все в порядке. Чудесно, что ты не забываешь о таких вещах.

— Да, милый, если я не хорошая жена, то кто же?

— Ангел.

— Ты не прав, милый. Ангелы определенно не могут быть хорошими женами. Им чего-то не хватает. По крайней мере, — сказала Джулия, затрепетав ресницами, — мне так говорили. — Ресницы, которые будут трепетать при беседе с Нашим Театральным Корреспондентом над столиком с ленчем, окажутся длиннее и к тому же другого цвета, но Джулия будет трепетать ими не менее искусно.

— Радуешься своему дню рождения?

— Посмотри! — Она протянула руку и пошевелила пальцами.

— Нравится?

— Я в восторге. Спасибо, милый. Подойди поцелуй меня.

— С удовольствием.

Прошло минут пять, и Джулия сказала:

— Это один из наших самых долгих поцелуев. Ты не опоздаешь? — Она взяла зеркальце, посмотреть, что от нее осталось.

— Вероятно. Когда мы теперь увидимся? Пообедаем вместе где-нибудь в Сити? Давай. Почему бы нет?

— Извини, милый, я обещала Берти.

Губы его сжались, это была непроизвольная реакция множества мужей при упоминании имени Берти.

— Обязательно?

— Боюсь, что да. Мы уговорились.

— Я имею в виду, что…

— Я знаю, что ты имеешь в виду, милый.

— Что ж, ладно, — сказал Генри, пожав плечами. — Мы можем поужинать вместе после спектакля, если хочешь.

— Ты знаешь, я это ненавижу.

— Как правило, да. Но не по особым поводам.

— Милый, я обещала поужинать с О.Д.

— С этим хамом?

— Именно.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты…

— Милый, пока я помню, что он хам, все в порядке.

— На что он сейчас нацелился?

— На Шекспира. И, подозреваю, уже задолго до того, как я стала за ним присматривать.

— Почему надо было выбрать именно твой день рождения?

— О Небо! — воскликнула Джулия, простирая к нему руки. — Если я не договорюсь, чтобы начать играть Джульетту в тридцать девять лет, то когда и начинать?

— Да, я понял… У тебя дивные руки.

— Знаю. Как и у Джульетты. «В последний раз ее обвейте, руки!»[28] Ах нет, это Ромео. Проклятие, я опрокинула молоко. Милый, забери поднос, пока не пролилось на постель, а потом уходи сам. Мы можем съесть вместе ранний обед, если хочешь, но я знаю, ты не любишь ранних обедов.

— Нет, давай. Где-нибудь около театра. Я вернусь к шести. До свидания, дорогая.

Его руки обвили Джулию в последний раз, она запротестовала:

— О Генри, не надо больше, — и потянулась за зеркальцем.

Генри ушел.

Три пакета оставались неоткрытыми. В одном была книга. От Джона. Ну, это не настоящий подарок на день рождения, поскольку он давно обещал подарить эту книгу. В другом — о Боже! Снова от дочери Эрментруд, девятнадцатилетней Глэдис Уокер. Вот уже девять лет Глэдис обожает мисс Трехерн и на каждый день рождения дарит ей что-то, сделанное собственноручно. Пора ей, подумала Джулия, выйти за какого-нибудь красавца военного и уехать с ним в Индию.

Третий пакет пришел по почте. Интересно, от кого, думала Джулия. Очень любопытно. Из Эндоувера. Название было ей незнакомо. Чей это почерк? Неизвестно.

Джулия разрезала бечевку и обнаружила письмо и коробочку. Что сначала — открыть коробочку и посмотреть, что ей прислал этот неизвестно кто, или прочесть письмо и понять, кто же он? Она закурила сигарету, снова взяла зеркальце и посмотрелась. Что это за пятнышко на подбородке? Проклятие. Нет, ничего нет. Она бросила зеркальце на постель и открыла письмо.

Арчибальд Фентон. Отлично! Она прочитала письмо. Отлично! (Что у нее было намечено на воскресенье?) Она открыла коробочку. Отлично!

Джулия смотрела на часы с буквой «Д», выложенной мелкими бриллиантами, и думала, какие они хорошенькие и как это мило с его стороны (ведь он высокий, стройный, кажется, так), и на самом деле он не должен был дарить такую вещь; все это время она мысленно пыталась выделить его из сотни мужчин, которые могли послать ей часы с мелкими бриллиантами, но не сделали этого. Эта попытка оказалась сложна для Джулии, потому что для нее все мужчины, кроме мужа, были одинаковы; просто мужчины, которые говорили забавные вещи, или делали комплименты, или расплачивались с официантом, их можно было называть «дорогой», а если у каждого из них был собственный характер (она полагала, что был), и душа, и стремления — у Джулии никогда не было времени заниматься их изучением, а у самих у них не было стремления проявить себя. Возможно, потому что этого нельзя сделать ни за ленчем, ни за ужином, ни когда танцуешь, ни когда одеваешься, ни на коктейлях, а другого времени у нее не было. Про женщин все понятно, одну женщину отличишь от другой с первого взгляда, но десяток мужчин, пытающихся произвести хорошее впечатление, совершенно одинаковы, и в их лицах нет ничего запоминающегося.

Все время, пока она раздумывала над этим и играла часами, ее не оставляла мысль, что что-то похожее уже было. Где она видела похожие часы? Кто еще дарил ей похожие часы? Кому еще Арчибальд Фентон дарил похожие часы? Определенно что-то где-то…

— Боже мой! — воскликнула Джулия и схватила зеркальце, и посмотрелась, чтобы увидеть, насколько она удивлена. — Клара!

— Да, мэм? — спросила Клара, поспешно всовывая голову в дверь.

— У вас в кухне есть последняя вечерняя газета? И утренние тоже. Принеси все. Быстрее!

Три минуты на изучение газет, две на обдумывание плана. Она всегда реагировала быстро.

— Берти, это ты?

— Алло!

— Это Джулия. Послушай. Я хочу, чтобы ты был около Скотланд-Ярда в — я соберусь быстро — в половине двенадцатого и ждал меня.

— Где?

— Скотланд-Ярд. Скот-ланд-Ярд.

— Ты арестована?

— Оставь шуточки, Берти. Это серьезно. Послушай. Приготовь двух фотографов. Мисс Джулия Трехерн входит в Скотланд-Ярд. Понял?

— Могу я задать вопрос, в чем дело?

— Я потом расскажу. Когда вечерние газеты идут в печать?

— Весь день.

— Да, конечно. Я не подумала. Ну хорошо, договорились.

— Ты не можешь хотя бы намекнуть мне, о чем речь?

— Хорошо. Это совершенно секретно, пока я не скажу. Берти, это касается убийства в Обурн-Лодже!

— Боже милосердный! А я все думал, как бы связать тебя с этим делом. Господи, мы можем использовать…

— Погоди, послушай. Я не совсем уверена…

— Но ведь ты не Дженни, правда?

— Идиот, Дженни восемнадцать лет.

— Поэтому я и спрашиваю.

— Очень мило с твоей стороны. Увидимся, когда я выйду, и я расскажу тебе, как мы сможем этим воспользоваться.

— Ты уверена, что выйдешь? У них ничего нет против тебя?

— О Небо, нет, со мной все в порядке. Я должна дать важные показания…

— Это слишком хорошо. Ты будешь свидетельницей на процессе…

— Послушай, Берти. Ни слова, пока я не разрешу тебе. Может быть, я не права, но не думаю. Теперь нам надо не совершить ошибки. Есть в этом Скотланд-Ярде главный вход, или там много маленьких, или что? Как близко ты сумеешь подъехать? Я возьму такси и…

— Ничего подобного. Я заеду за тобой.

— Но…

— Я сейчас договорюсь с фотографами и решу, где их поставить… Пожалуй, ты будешь расспрашивать полисмена перед воротами…

— Отлично, Берти. Найди высокого полисмена, если сумеешь. Высокого и красивого.

— Думаю, придется обойтись тем, какой будет. А затем я заеду за тобой и по дороге объясню тебе, что говорить. В одиннадцать пятнадцать. Хорошо?

— Да, я должна спешить. Боже, как я должна спешить!

Она положила трубку, бросила взгляд в зеркало, чтобы проверить, нет ли каких изменений в ее облике, и соскочила с постели.

II

— Ну, — сказал инспектор Меригольд, подкручивая усы симметричным жестом обеих рук и глядя на стену перед собою, — посмотрим, что нам удалось выяснить. Я буду излагать все по порядку, и если что-то неясно, ты так и скажешь. Верно?

— Верно, — подтвердил сержант Бэгшоу.

— Итак, убийца — невысокий полный тип, ведущий малоподвижный образ жизни. Это нам известно от Хатча. Верно?

— Верно, — подтвердил сержант Бэгшоу.

— Верно. Человек, который закладывал часы Дженни, тоже невысокий полный тип, хотя относительно его малоподвижного образа жизни еще ничего не выяснено. Верно?

— Верно, — подтвердил сержант Бэгшоу.

— Верно. В качестве рабочей гипотезы мы можем допустить, что в одном и том же деле не могут быть замешаны два невысоких полных типа. Верно?

— Верно, — подтвердил сержант Бэгшоу.

— Теперь следи внимательно, Бэгшоу. Отсюда я делаю вывод, что убийца — невысокий полный тип со светлыми усиками, потому что у невысокого полного типа, который закладывал часы Дженни, были светлые усики, а мы установили, что так как в одном и том же деле не могут быть замешаны два невысоких полных типа, это один и тот же невысокий полный тип. Верно?

— Верно, — подтвердил сержант Бэгшоу.

— Дальше. Человек, который закладывал часы Дженни, сказал, что его зовут Уильям Мейкпис Теккерей, воспользовавшись, таким образом, именем знаменитого литературного классика. Естественно сделать вывод, что он сам имеет отношение к литературе, так как знаком с литературными трудами означенного Уильяма Мейкписа Теккерея. Верно?

— Подождите минутку, — сказал сержант Бэгшоу, подняв большую ладонь, — а как же я? Я знал про Теккерея, хотя не имею отношения к литературе.

— Твои сведения о нем получены по долгу службы. Это другое дело.

— Действительно другое, — согласился Бэгшоу.

— Хорошо. С одной стороны, мы видим, что человек, который закладывал часы Дженни, имеет отношение к литературе, с другой, мы видим, что человек, убивший Джейн Латур, склонен к малоподвижному образу жизни. Сложив два и два, мы приходим к выводу, что убийца — невысокий полный тип со светлыми усиками и ведет малоподвижный образ жизни, занимаясь литературными трудами. Верно?

— Верно, — подтвердил сержант Бэгшоу.

— Верно. Мы получим дальнейшие доказательства этого, если дальнейшие доказательства будут необходимы, на основании того, что убийца мог, предположительно, вращаться в тех же кругах, что его жертва, которая была актрисой и как таковая могла вращаться в тех же кругах, что невысокий полный тип, имеющий отношение к литературе. Верно?

— Верно, — подтвердил сержант Бэгшоу.

— Верно. Идем дальше. Оставив в стороне вопрос о дальнейшем выяснении вопроса, что представляет собой Дженни, жертву или сообщницу, мы располагаем фактом, что два поступивших сообщения могут быть расценены как прямое и непрямое известие от убийцы, одно — это почтовая открытка отправленная из окрестностей Блумсбери, другое — телефонный звонок из окрестностей Танбридж-Уэллса. Кроме того, доктор Хатч сказал нам, что убийца, несомненно, левша. Итак, — обратился инспектор Меригольд к сержанту Бэгшоу, — суммируя все перечисленное, мы приходим к следующему выводу. Нам нужен невысокий полный писатель-левша со светлыми усиками, занимающийся литературными трудами, который живет в Блумсбери и имеет загородный дом в окрестностях Танбридж-Уэллса, куда мог отвезти девушку. Понимаешь, что я имею в виду?

— Это верно, — подтвердил сержант Бэгшоу.

— Ну, — сказал инспектор после паузы, во время которой подкручивал усы, — теперь нам надо найти его.

— Это верно, — в очередной раз подтвердил сержант Бэгшоу.

Сержанту Бэгшоу рисовались туманные картины. Он видел себя одетым с ног до головы на манер человека, имеющего отношение к литературе, вращающимся в литературных кругах в Блумсбери, вовсю высматривая полного человека, прислушиваясь, не упомянет ли кто Уильяма Мейкписа Теккерея. Такая перспектива не радовала сержанта, так как не зная, что две главные школы художественной литературы — это Школа Пива и Школа Джина, он полагал, что на долгое время будет обречен на ячменный отвар и диетические хлебцы, с чем у него по какой-то причине всегда ассоциировалась литература. Однажды — возможно, в буфете Британского музея — он встретит невысокого полного типа со светлыми усиками, и они поговорят о Теккерее, а потом он пригласит этого типа выпить с ним ячменного отвара и закажет две маленькие порции, а этот тип возьмет свой стакан левой рукой, и тогда, наконец, он будет знать ТОЧНО.

Но перспектива казалась мрачной. Сержант Бэгшоу тяжело вздохнул и с тоской вспомнил об эдмонтонском убийце, который самым любезным образом давал ему возможность ходить то на одни, то на другие бега, а потом в полном замешательстве сдался на Эпсомском ипподроме.

— Пропустите ее, — сказал инспектор в телефонную трубку.

Сержант очнулся от кошмара и поднял голову.

— Прислали из Скотланд-Ярда, — объяснил инспектор. — Джулия Трехерн, актриса. Хочет что-то рассказать. Вероятно, приятельница этой Латур.

Появление Джулии был обставлено великолепно, хотя и несколько экстравагантно. Фотографы остались ждать, пока она не покинет полицейский участок.

— Мисс Трехерн? — спросил инспектор, поднимаясь со стула. — Прошу вас, садитесь. Это э-э… ваш муж?

— О Господи, нет, — засмеялась Джулия, — это Берти Клинк.

— Э-э…

— Сопровождает и защищает меня. Вы не возражаете?

Здесь вы в полной безопасности, мисс Трехерн, — заверил Меригольд с галантным поклоном.

— Я никогда не бываю в безопасности рядом с по-настоящему красивым мужчиной, инспектор. С двумя по-настоящему красивыми мужчинами, — поправилась она, подарив сержанта Бэгшоу любезной улыбкой.

Инспектор, несколько задетый соседством Бэгшоу, чтобы отделить себя от нижестоящих, сказал:

— Постойте, мисс Трехерн, последний раз я имел удовольствие видеть вас в «Бинг Бойз»[29], если не ошибаюсь.

Улыбка мисс Трехерн погасла, она холодно попросила:

— Берти, объясни этому джентльмену разницу между мной и Джорджем Роуби.

Берти объяснил. Инспектор откашлялся и официально спросил мисс Трехерн, не будет ли она так добра изложить свое дело.

Джулия не стала излагать. Очень медленно она открыла свою сумочку, вынула оттуда коробочку, открыла коробочку и вытащила из нее нечто в тонкой оберточной бумаге, развернула бумагу и положила перед инспектором маленькие украшенные бриллиантами часики.

— Напомни за ленчем рассказать забавную историю про одного малыша в зоопарке, — обратилась она к Берти сценическим шепотом. — Я едва не забыла.

У инспектора Меригольда не было времени задуматься, при чем тут зоопарк. Он неотрывно смотрел на часики, потом перевернул и уставился на их оборотную сторону.

— Где вы это взяли, мэм? — спросил он.

— Прислал один из моих друзей. У меня сегодня день рождения.

— Мисс Трехерн сегодня исполнилось тридцать лет, — объяснил Берти.

— Могу я узнать имя этого друга?

— Арчибальд Фентон, — ответила Джулия с важностью, поскольку среди многих известных ее знакомых Арчибальд Фентон был не последним.

— Род занятий?

— Простите?

— Род занятий мистера Фентона?

— Что вы имеете в виду? — озадаченно спросила Джулия.

— Как он зарабатывает на жизнь?

Джулия, повернувшись к Берти, только вздернула брови, а он объяснил, очень четко выговаривая слова, как будто его собеседник был глухим иностранцем:

— Он пишет.

— Он написал «Крестное знамение»[30] и «Гекльберри Финна», — объяснила Джулия.

— И «Ламмермурскую невесту»[31], — добавил Берти.

— Но стихотворение, начинающееся «Феи танцуют в нашем саду»[32], — сказала Джулия, — написал не он.

Инспектор и сержант покивали друг другу. Затем инспектор, поглаживая усы дрожащими пальцами, спросил:

— Не ошибусь ли я, мэм, утверждая, что мистер Фентон — невысокий полный джентльмен?

— О нет!

Нет, мэм? — удивленно переспросил инспектор.

— Как бы ты описал его, Берти? — спросила Джулия, раздумывая, может ли быть, что она ошиблась.

— Да почти так, — сказал Берти. — Коротенький и толстый.

— Ах! — Инспектор торжествовал.

— Тогда кто же высокий, стройный? — словно в забытьи, прошептала Джулия.

Берти, неправильно поняв ее, подсказал, прикрывая рот рукой:

— Один — инспектор, а другой — сержант.

— А, не важно, — нетерпеливо отмахнулась Джулия.

— И буду ли я прав, мэм, утверждая, что у него светлые усики?

Вдруг она его вспомнила.

— А, этот! Да-да, верно, светлые усики.

— И левша?

Джулия не была уверена. Она могла сказать только, что для пожатия он протягивает правую руку.

— Ну, ты понимаешь, о чем я, Берти. Я ни разу не видела, как он что-то бросает, или играет в теннис, или что другое.

— А теперь, мэм, не могли бы вы рассказать мне немного больше об обстоятельствах получения подарка. Он был отдан вам лично или…

— Нет, прислан по почте.

— Прилагалось ли к нему письмо?

— Разумеется.

— Могу я взглянуть? — спросил инспектор, протягивая руку.

— Боюсь, что нет, — ответила Джулия, качая головой и при этом сладко улыбаясь ему. — Видите ли, оно довольно личное.

— Боюсь, что я вынужден настаивать, мэм.

— Какая чепуха! В жизни не слышала такой чепухи. Берти, ты когда-нибудь слышал такую чепуху?

— Не думаю, что мистер…

— Клинк. Знаете Берти Клинка? Берти, я думала, тебя знает вся полиция.

— Не думаю, что мнение мистера Клинка поможет нам. Могу я увидеть это письмо, мэм?

Пожав плечами, Джулия открыла сумочку, вытащила письмо Арчибальда и прижала к груди.

— Я буду чувствовать себя очень неловко во время ленча, — сказала она с упреком. — Я, наверное, буду морщиться при каждом глотке, и люди подумают, что у меня что-то с пищеварением. Берти, ты должен объяснить им.

Инспектор встал. Берти тоже.

— Берти, — сказала Джулия радостно, — он хочет напасть на меня.

Инспектор сел. Берти тоже.

— Должен предупредить вас, мэм, — сказал Меригольд сурово, — что ваше поведение расценивается как попытка помешать торжеству правосудия…

— Что за чепуха!

— Самое важное для меня — узнать, где было написано письмо.

— Ну, дорогой мой, почему же вы сразу этого не сказали? Теперь я поняла… Вы все не против посмотреть в потолок, пока Берти не сосчитает до десяти? Все это заходит гораздо дальше, чем я думала.

На счете «семь» Джулия сказала:

— Феррис, Эндоувер, Танбридж-Уэллс, — и оба полисмена с торжествующим видом обменялись кивками.

— Вы не знаете, мисс Трехерн, каким образом к нему попали эти часы?

— Ну, я думаю, он увидел их у ростовщика и подумал, что «Д» подойдет для имени «Джулия». Это часы Дженни, верно?

— Но ведь он за городом?

— О! Тогда, возможно… — Она перестала пудриться и взволнованно повернулась к инспектору: — Но вы же не думаете…

Инспектор приказал Бэгшоу:

— Позвони Уоттерсонам, пусть кто-нибудь придет и опознает их.

Бэгшоу вышел.

— Берти! Неужели в меня влюблен убийца?

— Похоже на то. Ты когда-нибудь фотографировалась вместе с ним?

— Нет.

— Жалость, — печально сказал Берти.

Инспектор встал.

— Благодарю вас, мэм. Я должен оставить часы у себя, вы понимаете?

— Конечно, если это часы Дженни.

— Благодарю вас. До свидания. И передайте привет этому милому… то есть, до свидания этому…

— Пошли, — сказал Берти, стискивая ее локоть.

Они вышли. Когда они оказались у выхода на улицу, Берти что-то шепнул ей и отстал, чтобы завязать шнурок. Джулия вышла одна с видом…


МИСС ДЖУЛИЯ ТРЕХЕРН ВЫХОДИТ

ИЗ ПОЛИЦЕЙСКОГО УЧАСТКА НА МЭРРИОН-ПЛЕЙС

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ МЕТАМОРФОЗА ДЖЕННИ

I

Нэнси сидела в вестибюле гостиницы, читая последнее воззвание косметической фирмы «Слимакс» под названием «Как мне удается сохранять кожу чистой и безукоризненной», автор Джулия Трехерн. В этом отношении у нее были преимущества перед мисс Трехерн.

— Мне абсолютно все равно, что я якобы сказала по этому поводу, — объясняла Джулия Берти, — раз не обязательно это читать и пользоваться этим средством.

— Конечно, не обязательно, — отвечал Берти, — отдай его Кларе.

Так она и поступила, и Нэнси с трудом продолжала читать, не зная, что читает «Как мне удается сохранять кожу очень чистой и без пятнышек в одном-двух местах», автор Клара Уоткинс.

Дерек спускался с холма, в кармане у него лежал список необходимых Дженни вещей. Среди них было несколько кремов фирмы «Слимакс». Кожа Дженни была совершенно чистой и безукоризненной, но, естественно, ей хотелось сохранить ее в таком виде.

Дерек поставил автомобиль напротив гостиницы и вошел. Обменялся с Нэнси рукопожатием.

— А! — сказал он. — Значит, это были вы.

— Вы имеете в виду почту?

— Да. Мне хотелось бы услышать все об этом.

— А мне хотелось бы услышать все обо всем.

— Узна́ете. Вы готовы?

— Да.

— Тогда пойдемте.

Они вышли из гостиницы вместе.

— Теперь, — сказал Дерек, когда они сидели в автомобиле, — мы можем поговорить без всякого риска. Прежде всего, вы ведь Нэнси Фейрбродер, верно?

— Несомненно.

— Я тоже. То есть, я тоже настоящий. Со всеми этими сыщиками, которые рыскают вокруг, надо быть очень осторожным. Так вот, Дженни нужна масса вещей. Вот список. Взгляните на него и скажите, что вы об этом думаете.

Нэнси просмотрела список и сказала:

— Что тут думать? Ничего сложного.

— Вам хватит денег Дженни?

— О Господи, конечно.

— Хорошо. Теперь скажите, вы хотите, чтобы я ходил вместе с вами и носил пакеты, или предпочтете пойти одна?

Нэнси снова посмотрела на список.

— Думаю, одна я справлюсь быстрее. Кроме того, если вы будете рядом, я случайно могу сказать «Дженни».

— И это окажется роковой ошибкой. Нас тут же арестуют. Хорошо, я вместе с вами поднимусь по Хай-стрит и оставлю вас. Сколько времени вам понадобится? Полчаса?

— Три четверти.

— Боже милосердный, вы уверены, что вам хватит денег?

— Вполне. Может быть, мне понадобится час.

— Тогда я схожу подстригусь еще раз.

По дороге Нэнси сказала:

— Можете себе представить, я до сих пор даже не знаю, ни почему Дженни убежала, ни что она увидела, вообще ничего!

— Вы узнаете все об этом на обратном пути. — Он немного помолчал и добавил: — Знаете, мне нравится ваша Дженни.

— Знаете, мне тоже.

Таким образом Нэнси узнала все об этом на обратном пути на ферму Бассеттов, и рассказ закончился как раз когда они подъехали к воротам. Затем она и Дженни оказались друг у друга в объятиях.

— Дженни! Дорогая моя!

— Дорогая моя! Нэнси!

Дерек решил не мешать им. После всех этих пережитых ими ужасных приключений им было что сказать друг дружке. И они сказали.

— Дорогая, твоя прическа!

— Да, ужасно, правда?

— Ты сама подстриглась?

— Пришлось. Нэнси, ты купила для меня вещи?

— Мне, пожалуй, нравится. Повернись кругом, дай я посмотрю.

— О Нэнси!

— Похоже, будто их раздувает ветром.

— Да, я думала об этом. То есть сделать такую прическу у парикмахера, когда я смогу вернуться. Ты купила для меня вещи?

— Ну да. И юбка неплохо выглядит. Повернись еще разок.

— Но вышло слишком коротко.

— Дженни, дорогая, как ты забавно выглядишь в моей одежде! Не можешь себе представить, как мне странно тебя видеть.

— Дорогая, — промурлыкала Дженни, — если бы ты только могла видеть мисс Питман! Что тебе пришлось навертеть на себя? Скажи, ты все мне купила?

— Конечно. Да, чуть коротковато. Тебе надо подстричься немножко по-другому.

— Но я же не могу! Ты купила платье?

— Оно в автомобиле. Мне нравится твоя прическа, Дженни.

— Я рада. Но скажи, неужели ты сумела купить зеленое шелковое платье? То есть в Танбридж-Уэллсе? Чудесно!

— Оно не зеленое. Не удалось, Дженни. И конечно, Дерек все время подстригал и подстригал волосы и смотрел на часы каждые пять секунд и сверял их у ближайшего полисмена…

— Нэнси! Он стригся вчера!

— Значит, это становится у него манией. Поэтому, Дженни, мне пришлось купить то, что удалось найти. Оно белое и…

— О Нэнси! — огорченно воскликнула Дженни.

— Послушай, дорогая. У него зеленый пояс и маленький зеленый отложной воротничок, и спереди зеленые пуговки донизу. Оно очень милое, правда, Дженни.

— Чудесно! Ты просто ангел! Оно в автомобиле?

— Еще я купила зеленые босоножки — совсем дешевые — шесть шиллингов одиннадцать…

— Правда? — воскликнула Дженни, уже представляя их себе.

— Там такой смешной кармашек на груди, поэтому я купила зеленый платочек, чтобы можно было туда положить… но на самом деле, я купила два… один, чтобы помахивать…

Мысли о зеленом платочке, которым можно помахивать, Дженни не могла вынести. Она вдруг приняла героическое решение.

— Нэнси, дорогая, — сказала она, — я не хочу, чтобы ты была мисс Питман. Давай обе переоденемся. Ты наденешь свои вещи, а я шелковое платье, и ты снимешь очки и все, что на тебя накручено, и снова будешь Нэнси. Мне не нравится, что Дерек, в сущности, не видел тебя.

— Думаешь, стоит? — спросила Нэнси нетерпеливо. Нерешительно.

— Пойдем, дорогая, достанем вещи из автомобиля и переоденемся! Ты ведь купила чулки?

— Дженни!

— Да? — спросила Дженни, волнуясь, предчувствуя, что последует.

— Посмотри мне в глаза.

— Да.

— Положи руку на сердце.

Дженни положила руку на свое сильно бившееся сердце.

— Теперь говори.

Дженни снова оказалась маленькой девочкой в своей детской и кротко произнесла:

Я руку к сердцу прижимаю,

и Нэнси знает все, что знаю.

— Ну?

Лицо Дженни пылало, большие глаза глядели умоляюще.

— Хорошо, дорогая, мне кажется, я поняла.

— О Нэнси!

— Пойдем достанем вещи. Как весело!

Схватив драгоценные пакеты, они поднялись в спальню Дженни и пробыли там около часа… и в самых отдаленных тихих заводях фермы Бассеттов слышалось журчание их безостановочной болтовни.

II

— Дерек, вот Нэнси, — гордо сказала Дженни.

Дерек посмотрел на Нэнси и спросил:

— А кто другая?

— Дженни, — ответила Нэнси.

Дерек взглянул на них обеих, стоявших рука об руку, и кивнул:

— Хорошо. Только сначала немного сбивает с толку. А теперь… кстати, мисс Фейрбродер, нам о многом нужно договориться, а обращение «мисс Фейрбродер» не ускорит дела, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Вполне, мистер Фентон.

— Нет-нет, так вы обращаетесь к Арчибальду. Меня зовут Дерек.

— Постараюсь запомнить, Дерек.

— А теперь давайте возьмем одну или несколько подушек туда, где нас никто не услышит.

Они уютно устроились в дальнем углу сада. Дженни думала: «Я хотела бы, чтобы мы просто сидели здесь, я в этом платье, и не нужно было бы беспокоиться о том, чтобы что-то делать».

— Так вот, — сказал Дерек, — что мы собираемся предпринять? Я читал о дознании. Они не арестовали Парракота, поэтому о нем нам можно не думать. Нэнси, ты позже всех была в Лондоне… кого подозревает средний Светский Человек, Уэст-Эндский Завсегдатай Клубов или обычный Обыватель?

— Человек из Поезда…

— Подойдет. Ну?

— Дженни. Он сказал: «Это точно, ручаюсь». — Она мгновенно изобразила Человека из Поезда, который ручался за то, что это точно.

Дерек рассмеялся. Дженни, чувствуя себя прекрасно в новом платье, счастливо улыбалась при мысли о том, что ее подруга рассмешила Дерека.

— Да, но что с часами? Из-за них положение Дженни только ухудшится? То есть люди будут думать, что, если женщина… разумеется, вы нисколько не похожи на…

— Но я их не закладывала.

— Нэнси! — воскликнула Дженни. — Тогда откуда все эти деньги, которые я потратила?.. Дорогая, ты не должна была…

— Нет, я только хочу сказать, их заложил вместо меня мистер Фентон.

— Арчибальд?

— Да. Поэтому, как только он увидит газеты, он напишет в Скотланд-Ярд и скажет им, что это я. Значит, ростовщик здесь вообще ни при чем, а меня не могут спутать с Дженни.

— Но Арчибальд здесь!

— Я знаю. В Феррис. Поэтому я смогла приехать.

— Но, дорогая Нэнси, у нас здесь нет газет.

— О! — удивленно воскликнула Нэнси. — Отчего же? Или вы боитесь, — спросила она серьезно, — что локомотивы распугают коров, или образование распространилось не так сильно, как кажется?

— Когда я сказал, что здесь нет газет, я имел в виду, что мы не покупаем их в деревенской лавке, как сигареты или терки для мускатного ореха. Существует способ доставки газет, который я еще не вполне освоил, но так или иначе на это требуется время. Как давно Арчибальд уехал?

— В среду вечером.

— Внезапно?

— Совершенно.

— Тогда у него нет ни малейшей возможности увидеть газеты до понедельника. Если, конечно, он не поедет в Танбридж-Уэллс или куда-нибудь еще.

— Он не поедет. Он очень напряженно работает.

— Ну, — заметил Дерек, — не настолько напряженно, чтобы не найти времени нанести нам визит.

— Дженни! — воскликнула Нэнси. — Ты его видела?

— Не только видела, но и стреляла в него, — сказал Дерек.

— Дженни!

(Произошел перерыв, во время которого была рассказана история визита Арчибальда, к большому удовольствию Нэнси)

— Вот так это было. Ну, на чем мы остановились? Ростовщик теперь играет важную роль, так как дал описание Арчибальда. Теперь, наверное, оно на всех плакатах Лондона. Великолепно!

В шелковом платье без рукавов, с зеленым поясом, с маленьким отложным зеленым воротничком и зелеными пуговками донизу, с зеленым платочком, выглядывающим из смешного кармашка на груди, Дженни чувствовала себя так необыкновенно хорошо, что ей вдруг стало жаль людей, которые не носят таких прелестных платьев; а так как к числу их, несомненно, относился мистер Арчибальд Фентон (которому оно на самом деле не пошло бы), ей стало жаль и мистера Фентона, и еще больше потому, что его могут в любой момент по ошибке повесить.

— Дерек, — сказала она робко.

— Да?

— Я думаю, мне надо пойти в полицию.

— Будь я проклят, если ты это сделаешь.

— Дорогая, — сказала Нэнси, — подожди пока… Дерек, когда, ты сказал, в деревне можно прочесть о погоде в прошлый четверг?

— Ты меня не поняла. Я сказал, что Арчибальд прочитает понедельничную газету в понедельник.

— Хорошо, тогда подожди до понедельника, и я тоже пойду в полицию.

— И я тоже, — заявил Дерек. — Укрыватель и недоноситель. Мы все должны пойти в полицию.

— Но мы не можем допустить, чтобы бедный мистер Фентон…

— А что, если, — сказала Нэнси, — я поеду сегодня в Феррис разведать местность?

— А как это делают? Попробуйте здесь, чтобы показать нам.

Нэнси сделала несколько движений, подражая ищейке, разыскивающей свой ошейник.

— Да. Несомненно, вы в состоянии разведать местность. А потом мы сумеем сделать что-нибудь полезное.

Нэнси помахала рукой, призывая его к молчанию.

— Разведав или нет, как получится, — сказала она, — я позвоню в колокольчик и спрошу мистера Фентона. И скажу ему, что провожу выходные в Танбридж-Уэллсе и приехала узнать, не могу ли быть чем-нибудь ему полезна. Это все вполне естественно, и он, во всяком случае, захочет узнать мой адрес. Он рад меня видеть, вручает мне три альбома для автографов, чтобы я их отправила обратно, и спрашивает, как пишется «диссонировать».

— А вы знаете?

— Нет. Но он об этом не догадается. Затем мы беседуем, и я выясняю, что ему известно, прочел ли он газеты, и прочее.

Дерек вопросительно взглянул на Дженни:

— Как ты думаешь? Неплохо, правда?

— Ой!

— Что случилось?

— Я только что вспомнила. Ведь его автомобиль до сих пор у нас.

— О Господи, нам надо его вернуть.

— Тогда почему бы вам не отвезти меня туда? — предложила Нэнси.

— Хорошая мысль! — с жаром подхватил Дерек. — Потом мы оставляем тебя и автомобиль и вместе с Дженни возвращаемся и берем мой, и снова приезжаем…

— Разве твой брат не узнает свой автомобиль и не поинтересуется, каким образом Нэнси добралась из Танбридж-Уэллса?

Дерек замолчал и внимательно посмотрел на Дженни. Затем повернулся к Нэнси с видом безропотного страдальца.

Дурацкая мысль, — сказал он, укоризненно покачав головой. — Зачем ты предлагаешь такие глупости?

— Прости. Попробую еще раз. Может быть, мне пробежаться пешком в оба конца?

— Жарко, — только и сказал Дерек. — Но, — добавил он, — мы могли бы дать тебе велосипед.

Нэнси повернулась к нему с видом безропотной страдалицы, что у нее получилось намного лучше.

— Можно предположить, что твои родственники с соколиным взором сразу же узнают его и определят, что он стартовал из Ипсвича?

— Не сумеют. Это анонимный велосипед.

— Женский или мужской? Или к нему прилагается пара брюк?

— Там есть…

— Лучше как-нибудь по-другому, — задумчиво заметила Дженни.

— Ты хочешь сказать, сидя задом наперед?

— Создавая таким образом ложное впечатление, что едешь в Танбридж-Уэллс…

— Из Ипсвича. Оригинально, — сказала Нэнси, — но утомительно.

Дженни, лениво улыбаясь своим непонятливым друзьям, объяснила:

— Лучше всего отвезти Нэнси в автомобиле Дерека, спрятать его где-нибудь и пешком вернуться за другим. И когда мы снова появимся в Феррис, будет понятно, зачем мы приехали — чтобы вернуть автомобиль мистера Фентона…

— Прислушайтесь, мисс Фейрбродер. Вот это идея.

— И мы сможем войти и надлежащим образом быть представлены секретарю мистера Фентона.

Нэнси подмигнула Дереку и бодро заговорила, обращаясь к Дженни:

— Это ваш брат, мистер Фентон? В самом деле? Значит, у вас есть брат? А мне казалось, что только мать.

Я часто говорю что-нибудь такое, а он потом вставляет в свои романы. Нет, он не платит мне за это, но разрешает смотреть вырезки из газет.

У Нэнси подобные вещи выходили замечательно: просто, непосредственно; она включалась, словно кто-то нажал кнопку. Дерек смеялся от всей души, Дженни мечтательно улыбалась.

— Ну, — сказал наконец Дерек, — давайте, во всяком случае, совершим это. Отправляемся в три. Согласны?

— Согласны, — подтвердили все.

Лежа в полутени яблоневого сада, каждый лениво погрузился в свои мысли.

Дерек думал: «Изумительная девушка. Когда мы поженимся, мы будем часто приглашать ее в гости».

Нэнси думала: «Он влюблен по уши. Я буду подружкой невесты».

Дженни думала: «Какие они оба чудесные. Они подходят друг другу».

Она была рада и горда этим, а не огорчена; день был прекрасный, и, что бы ни случилось в будущем, время, когда она и Дерек станут вместе возвращаться пешком из Феррис — она без шляпы и в новом шелковом платье, — будет принадлежать ей.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА

I

Мистер Фентон, глядя на солнечные пятна на стене, принялся обдумывать Главу Пятую…

Глава Пятая…

Завтра он будет готовиться к приезду Джулии. В воскресенье Джулия появится здесь, и времени думать о чем-либо, кроме нее, не будет. Вчера, не говоря уже о том, что в него стреляли, он не сделал ничего. Если предположить, что Джулия останется на ночь, он не будет заниматься ничем (ничем в смысле литературы) до понедельника. Значит, придется работать сегодня.

Глава Пятая…

Проклятие всей жизни писателя в том, что никогда не чувствуешь себя хорошо, если не пишешь, а проклятие жизни успешного писателя в том, что ему предлагается столько восхитительных альтернатив его ремеслу. Еще один чудесный день и чудесный сад, где можно этим днем насладиться… Какая разница, что там происходит с Юстейсом Фриром?

Глава Пятая…

Но истинное проклятие писательства в том, что всегда предвкушаешь какую-то сцену в книге и должен сдерживать себя, пока не дойдешь до нее. В Главе Седьмой Юстейс Фрир должен был плыть в Америку (откуда Арчибальд Фентон не так давно вернулся), и не было еще визита в Америку, которого так ждал бы человек, несший за него полную ответственность. В голове мистера Фентона вся Америка была разложена по полочкам уже в течение нескольких месяцев. Таким образом:


ГЛАВА 8: Первый день плавания

ГЛАВА 9: Второй день плавания

ГЛАВА 10: Третий день плавания (это была длинная книга)

ГЛАВА 11: На середине Атлантики

ГЛАВА 12: Земля на горизонте

ГЛАВА 13: «Или он вставал туманом между башен»[33]

ГЛАВА 14: Устройство на новом месте

ГЛАВА 15: Добро пожаловать…


Как только Арчибальд Фентон отплыл из Саутгемптона, книга начала разворачиваться перед ним, от главы к главе. Фрир, путешествовавший на деньги, полученные за запонки, вполне естественно, обретался среди пассажиров третьего класса, но со своей роскошной верхней палубы Арчибальд наблюдал, как они греются на солнце, и ощущал себя вправе пользоваться их жизнями. Даже сейчас, когда перед ним была залитая солнцем стена, он видел Юстейса и маленькую белошвейку Стеллу, как они, нагнув головы, вылезают по утрам из люка, как сидят, прислонившись спиной к кнехту… кнехту?.. кнехту, но лучше пусть мисс Фейрбродер проверит… раздумывая, какой новый мир ждет их в будущем…

Ну а пока — Глава Пятая…

Конечно, это идиотизм, пытаться работать во второй половине дня. После ленча. После пирога с почками. После пирога с почками, сделанного миссис Приджен. И кружки пива, и собственной молодой картошки. Но, если утро потрачено зря, что остается делать, как не пытаться? Это все из-за проклятой девчонки, которая попала в него. Или не попала. Как можно было работать утром, если неизвестно, ранен ты в голову или нет?

— Ну, как голова? — спросила миссис Приджен, принеся ему утренний чай. — Думаю, вы не спали всю ночь?

— Нет-нет, немного поспал, — ответил Арчибальд.

— Давайте я сделаю вам новую повязку. Может быть, в рану попал песок или что другое.

— Все в порядке, спасибо. Ее очень тщательно промыли.

— Иногда в рану попадает песчинка или там остается что-то другое. Любая грязь может вызвать гангрену, и не успеешь понять, как…

— Несомненно. Но рану обрабатывала больничная медсестра.

— Ну ладно, вам лучше знать. Только надо позаботиться, чтобы там ничего не осталось. Совсем как когда мне в локоть вонзился кусочек стекла, стекла от бутылки из-под имбирного пива, так доктор сказал, когда вытащил. Что случилось раз, может повториться еще, я всегда говорю, и если вдруг там осталось что-то вроде кусочка стекла от бутылки из-под имбирного пива, лучше его вытащить. Я приготовила мармелад вам к завтраку.

— Прекрасно. Тогда я буду вставать.

Арчибальда не тревожило, что миссис Приджен будет осматривать его голову. Пуля, как стало ему казаться, только оцарапала кожу. Он прижал пальцы — сначала легко, потом посильнее — к тому месту, где, по его мнению, находилась рана, но не ощутил боли. Вероятно, миссис Приджен сочтет, что можно будет обойтись кусочком пластыря. Арчибальд предпочитал повязку. Любой человек, которого может посетить очаровательная женщина и который собирается заняться с ней любовью, предпочтет повязку. Арчибальд, хорошенько рассмотрев в зеркале, как он выглядит, твердо решил сохранить повязку до воскресенья… а потом распроститься с ней.

Он встал с постели и взглянул в зеркало еще раз. Бинты на голове смотрелись удивительно эффектно. Но все же надо взглянуть, что там. Потом он сумеет сделать не менее эффектную повязку… а может быть, более. Он принялся осторожно разбинтовывать рану. Какой бы легкой она ни оказалась, под конец может быть больно, когда отдираешь присохший бинт… Осторожнее…

Ничего не присохло. Никакой боли. Странно.

Он взглянул на бинт. Следы крови, ничего больше. Удивительно чистая рана. Он потрогал рану — казалось, ее там нет. Он попытался рассмотреть ее в зеркале… в разных зеркалах под разными углами… раны не было видно. А кровь была. Очень странно.

Ощущение странности не оставляло Арчибальда во время одевания, во время завтрака и первых сражений с Главой Пятой. В какой-то момент он протянул руку к карандашу, лежавшему перед ним на подносе. Он был готов начать. Но не начал. Он поймал себя на том, что разглядывает пузырек с надписью «КРАСНЫЕ ЧЕРНИЛА».

Машинально он разбинтовал голову, посмотрел на пятна крови, посмотрел на пузырек. Машинально вытащил пробку и пролил еще немного крови на бинт. Любой сыщик сразу же увидит, что кровь одна и та же.

— Боже мой, — холодно сказал Арчибальд.

Ну, и кто это сделал? А затем, чтобы окончательно испортить утро, раздался телефонный звонок.

— Это дом мистера Арчибальда Фентона?

— Да.

— Могу я поговорить с мистером Фентоном?

— Я у телефона.

— Ох. — Тишина. Далекий шепот. Затем: — Вы будете дома в четыре часа, мистер Фентон?

— Думаю, что да. А в чем дело?

— Это все, спасибо.

— Кто это говорит?

Никакого ответа. Телефон разъединился. Кто это? В чем дело?

II

Миссис Приджен вошла, сказала: «О, он работает», пораженная этим фактом, покинула комнату и тут же появилась снова.

— Да?

— К вам пришла леди. Называет себя мисс Фейрбродер. Как мне с ней поступить? Я впустила ее в холл.

— Мисс Фейрбродер? — удивленно переспросил Арчибальд.

— Что-то вроде. Спросить еще раз?

— Нет, все правильно, это мой секретарь. Впустите ее.

Миссис Приджен вышла к Нэнси, сказала: «Вам туда», мотнув головой, и вернулась в кухню.

Нэнси вошла и застала писателя за напряженной работой.

— Приветствую вас, мисс Фейрбродер, — сказала писателева спина, — садитесь, я сейчас освобожусь.

Он написал: «ГЛАВА ПЯТАЯ», медленно и задумчиво, дважды подчеркнул эти слова и обернулся к ней.

— Ой, добрый день, мистер Фентон. Я просто… Боже милосердный, вы ранены?

— Что? А, это ерунда.

— Но, мистер Фентон!

— В самом деле, ерунда. Я самым дурацким образом стукнулся об автомобиль…

— Какой ужас!

— Ну, я сам виноват… Я… э-э…

Множество самых романтичных объяснений, почему он стукнулся о собственный автомобиль, пронеслось у него в мозгу, как репетиция для воскресенья, но было отвергнуто. Нельзя так увлекаться.

— Я думаю, — сказала Нэнси, глядя на него с благоговением, — вы спасли кому-то жизнь.

Разумеется, если девушка настаивает…

— Ну, вряд ли, — ответил он, пожимая плечами, — даже если бы меня там не было, не думаю… Да это не важно. Что вы делаете в этой части земного шара? Мне казалось, я отправил вас в отпуск? — Он улыбался добродушно, отечески.

— Вы знаете, я оказалась в Танбридж-Уэллсе и подумала, что приеду сюда на омнибусе узнать, не нужно ли вам что-нибудь, и забрать письма, какие у вас есть для меня.

— Как это мило с вашей стороны. На самом деле было что-то… я даже специально пометил себе… Что же это? А, да, что такое «кнехт»?

— Что?

— Кнехт.

— Не инструмент для работы по дереву?

— Нет, — сказал Арчибальд, — не инструмент для работы по дереву.

— О, кнехт! — воскликнула Нэнси. — Как же я не вспомнила сразу! Это не последователь Уиклифа[34]?

Арчибальд объяснил, что имеет в виду не столько последователя Уиклифа, сколько такую штуку, за которую зацепляешь канат на пирсе, а что его, в сущности, интересует, так это то, существуют ли такие штуки на корабле, и если да, то можно ли прислониться к ним. Мисс Фейрбродер, сдвинув брови, долго раздумывала, а затем объявила, что почти уверена, что можно.

— Да, оказалось, что от вас мало толку, если речь идет о кнехтах, мисс Фейрбродер.

— Мне очень жаль, мистер Фентон, боюсь, у меня из головы все выветрилось, как только я уехала из Лондона. Я все выясню, непременно.

— Вы очень добры.

— Ой, мистер Фентон, я хотела сказать, что это вы очень добры — я говорю про часы. Даже не могу вообразить, что скажет Джойс.

— А, вы все получили? Прекрасно. Джойс поняла, что я их продал, а не заложил? Вероятно, — сказал Арчибальд, — их уже кто-то приобрел. Такие хорошенькие часики долго не пролежат.

— Да, все в порядке, спасибо. Я хотела спросить у вас одну вещь. Вы перед отъездом из Лондона сделали что-нибудь, чтобы вам пересылали «Таймс»? Или мне следует написать, чтобы ее не приносили, пока вы не вернетесь? Я думаю, вы здесь, наверное, не получаете газет, и может быть, захотите…

— Да, — решил Арчибальд. — Вы можете это сделать. Напишите киоскеру и распорядитесь, чтобы газеты посылали сюда вплоть до дальнейших указаний. Кстати, вы не звонили мне утром? Не спрашивали, буду ли я дома днем?

— Нет, — удивленно ответила Нэнси.

— Какой-то таинственный звонок. Хотя, возможно, репортер или…

— Кто-то хотел узнать о вашей новой книге.

— Ну да. Послушайте, побудьте здесь. Может быть, я решу направить его к вам, если…

— Разумеется, мистер Фентон, — сказала Нэнси спокойно, снова становясь Образцовым Личным Секретарем. Мисс Фейбродер была, безусловно, тем человеком, который с энтузиазмом будет говорить о новой книге.

— Отлично. — Он встал. — Вы ведь никогда не видели Феррис? Пойдемте взглянем.

Они вышли и взглянули. Нэнси не на рабочем месте была очаровательна. Ему понравилось показывать ей Феррис.

III

Это был не репортер.

Без пяти четыре мистер Фентон вернулся домой, оставив мисс Фейрбродер в саду.

— Этот человек будет здесь с минуты на минуту, — сказал он. — Если вы мне понадобитесь, я пошлю за вами. А потом мы будем пить чай.

— Но я… — Как быть с Дереком и Дженни, думала Нэнси. Вряд ли ему захочется угощать их чаем, да еще с такой смешной повязкой на голове.

— Вот и хорошо, — сказал Арчибальд и ушел.

Через пять минут появился инспектор Меригольд.

— К вам два джентльмена, — объявила миссис Приджен, — говорят, что звонили утром и что дело очень важное. Вот они.

Вот они. Репортеры? Репортеры, как правило, не ходят парами. Впрочем, рисковать нельзя.

Арчибальд вежливо встал, старомодным жестом указал им на диван и спросил, чем может быть полезен.

Посетители остались стоять. Инспектор Меригольд быстро оглядел комнату с видом человека, от которого ничего не укроется. Если бы Дженни когда-либо была здесь, он, вероятно, увидел бы ее, но нет, ее не было. Однако он заметил повязку на голове мистера Фентона. Подозрительно.

— Да? — спросил Арчибальд.

— Мистер Арчибальд Фентон, писатель?

— Да, — скромно подтвердил писатель.

Инспектор вручил ему свою карточку. Сержант Бэгшоу флегматично смотрел в окно. Его дни в Гайд-парке закончились, и два голубя, воевавшие друг с другом на крыше конюшни, которые вполне заслуживали безотлагательного ареста, не будили в нем никаких эмоций…

Определенно не репортеры.

— Итак, — сказал Арчибальд сдержанно, — что я могу для вас сделать, инспектор?

— С вами произошел несчастный случай, сэр, — отозвался Меригольд, сделав вывод (из-за повязки), что именно так и было.

— И что?

— Могу я узнать, как это случилось?

— Нет, — ответил Арчибальд, — не можете.

— Вы не хотите сделать заявление по этому поводу?

— Нет, — сказал Арчибальд, как и следовало ожидать, — не хочу.

— А! — произнес инспектор. Его подозрения перешли в уверенность. Очевидно, в Обурн-Лодже было оказано больше сопротивления, чем он предполагал. Он посмотрел на сержанта, тот вытащил свой блокнот и принялся листать страницы.

— Но я должен сказать вам, инспектор, я весьма занятой человек. — Чтобы подчеркнуть природу и значимость своих занятий, Арчибальд бросил выразительный взгляд на слова «ГЛАВА ПЯТАЯ» и любезно добавил: — Если вы собираете пожертвования для полицейского сиротского приюта, об этом позаботится мой секретарь.

— Нет, — сказал Меригольд, вложив максимум язвительности в коротенькое отрицание, хотя ему это не совсем удалось. — Мы не собираем пожертвования для полицейского сиротского приюта.

— Тогда, — спросил Арчибальд, — что же вы собираете?

Вся эта история начинала его развлекать. В конце концов он был Арчибальд Фентон. Он был знаком с министром внутренних дел, с прокурором, с тремя судьями из Высокого суда, с пятью мировыми судьями и, как иногда казалось ему в клубе, со всей коллегией адвокатов. Он часто встречался с ними. Кроме того, он встречался, хотя и не так часто, с одним из принцев. Простой человек, внезапно оказавшись лицом к лицу с инспектором, который не собирает деньги для полицейского сиротского приюта, ощутил бы неясную тревогу и стал бы вспоминать, не задавил ли он на прошлой неделе на перекрестке тихую старушку или не оставил ли открытыми краны в ванной. Даже если его совесть чиста в этом и во всех других отношениях, он станет думать, вдруг они что-то выяснили о его подоходном налоге. Но Арчибальд Фентон не был простым человеком. Он был тем самым Арчибальдом Фентоном, которого могли испугать только рецензенты. Инспектор Меригольд ничего для него не значил. Его больше занимал сержант Бэгшоу, который, судя по тому, как он слюнил карандаш, мог оказаться литературным критиком из «Полис газетт»[35].

— Я не собираю пожертвования, — сказал Меригольд с подчеркнутым достоинством, — ни на какие благотворительные цели.

— Тогда зачем, — укоризненно заметил Арчибальд, — мы об этом говорим?

Инспектор не имел ни малейшего представления. Вот что получается, когда связываешься с литературными людьми. Он решил перейти к сути дела.

— Вы когда-нибудь раньше видели это? — задал он вопрос.

Арчибальд взял у него часы Дженни и уставился на них.

— Откуда вы их взяли? — резко спросил он.

— Не важно, сэр, я спрашиваю, видели вы их раньше?

— Не важно, — ответил Арчибальд. — Я спрашиваю, откуда вы их взяли?

Инспектор хотел сказать: «Я первый спросил», но решил, что это будет недостойно.

— Эти часы, — произнес он, — сегодня утром мне вручила мисс Джулия Трехерн, которая сообщила, что вы их ей прислали.

Досадно послать подарок на день рождения даме и обнаружить, что она тут же вручила его сопернику из полиции. Арчибальд был раздосадован.

— Если мисс Трехерн сказала, что я подарил их ей, так оно и есть.

— А! Вы заметили здесь «Д», выложенное бриллиантами?

— Поскольку я же поместил его сюда, то, естественно, заметил.

— Вы поместили его сюда?

— Да.

— И что, могу ли я спросить, обозначает это «Д»?

— Оно должно было обозначать «Джулия». По-видимому, мисс Трехерн полагает, что оно обозначает «Джеймс».

— Вас удивит, если я скажу, что это «Д» обозначает «Дженни»?

— Нисколько. Оно может обозначать все, что угодно, начинающееся с буквы «Д».

— И что это часы Дженни?

— Я так понял, что они ваши.

— И что они были опознаны как часы Дженни?

— Правда? А кто такая Дженни?

Этот вопрос вся Англия задавала себе два дня назад, но сейчас он показался инспектору излишним.

— Дженни Уинделл, разумеется, — резко ответил он.

— А кто такая Дженни Уинделл?

— Ну-ну, мистер Фентон, не играйте со мной.

— Мой дорогой инспектор, вам не кажется, что мы играем вместе? Обращаюсь к вашему литературному приятелю. Играю ли я, — сказал он сержанту Бэгшоу, — с инспектором? И если да, то во что? Напротив, я пытаюсь работать, а меня постоянно прерывают. — Он повернулся к своей рукописи и провел еще одну черту под словами «ГЛАВА ПЯТАЯ».

— Предупреждаю вас, мистер Фентон. Это может обернуться для вас неприятностью.

Арчибальд Фентон раздраженно вздохнул.

— Вы можете начать с самого начала и сказать мне, в чем дело? Пока мы только выяснили следующее: вы отрицаете, что собираете пожертвования для благотворительного базара в пользу полицейского сиротского приюта, и вы сообщили мне, что мисс Трехерн только что вручила вам с этой целью украшенные бриллиантами часики. Как собрата по перу, — сказал он, обращаясь к сержанту Бэгшоу, — я вас спрашиваю, разве это не требует объяснения?

Инспектор знал, чего это требует, и что в любой другой стране это бы уже осуществилось. Удержавшись от выражения естественных чувств полисмена, он сказал холодным официальным тоном:

— Двадцать девятого числа прошлого месяца Джейн Латур была найдена убитой в гостиной в Обурн-Лодже. Неопровержимые доказательства свидетельствуют, что ее племянница Дженни Уинделл присутствовала при совершении преступления. С этого времени молодая женщина бесследно исчезла. Тридцатого числа прошлого месяца часы, принадлежавшие вышеупомянутой Дженни Уинделл, были заложены и затем выкуплены человеком, назвавшимся вымышленным именем Уильям Мейкпис Теккерей и соответствующим вашему описанию. Первого числа текущего месяца эти часы были отосланы мисс Джулии Трехерн, по общему признанию, вами. Теперь я спрашиваю вас, не хотите ли вы дать какое-либо объяснение этим фактам?

Немедленным объяснением этим фактам послужило удивленное «Боже мой!» Арчибальда.

Так вот в чем дело! Он видел газеты в среду, и знал, что эта Латур была найдена мертвой. Он вспомнил теперь, что были какие-то разговоры о какой-то пропавшей Дженни. А его собственный секретарь, Нэнси Фейрбродер, которая сейчас грелась на солнышке в его розарии, дала ему часы пропавшей Дженни, снабдив их от начала до конца придуманной историей о своей младшей сестричке Джойс! Боже мой!

— Ну, — сказал мистер Фентон… — Это все было так, — сказал мистер Фентон. — На самом деле…

— Не торопитесь, сэр, — произнес Меригольд. — И, — добавил он любезно, — если вы к тому же объясните мне, каким образом поранили голову, мы будем знать об этом все.

Мистер Фентон не был Старым Фелсбриджеанцем, и хотя мальчиком проехал через Итон на велосипеде, не был, строго говоря, Старым Итонцем. Но он несколько семестров проучился в Харроу, и если даже девиз этого учебного заведения «Stet fortuna domus»[36] никогда особенно не вдохновлял его, тем не менее он понимал, что есть вещи, которых порядочный человек сделать не может. Он не мог пожертвовать очаровательной девушкой, с которой они только что собирались пить чай.

— Вы всерьез подозреваете меня в убийстве Джейн Латур? — спросил он с самым беззаботным смехом, на какой был способен.

— Это я пойму, сэр, выслушав ваши объяснения.

— Я не уверен, что вы их услышите.

— Считаю своим долгом предупредить вас, мистер Фентон, что есть множество доказательств, уже указывающих на вас, и ваш отказ дать разумные объяснения…

— То есть вы собираетесь меня арестовать?

— Ну, сэр, судя по всему, вы этого добиваетесь.

— Наручники у вас при себе? — насмешливо спросил Арчибальд.

С той стороны, где сержант Бегшоу прятал блокнот в карман, донеслось звяканье. Сержант флегматично смотрел в окно на голубей. Как и раньше.

Арчибальд соображал быстро. Он не говорил себе, что в Англии не могут повесить невинного человека, так как у него были все основания считать, что могут, он говорил себе, что невинного Арчибальда Фентона, который знаком с министром внутренних дел, с прокурором, с тремя судьями из Высокого суда, с пятью мировыми судьями и практически со всей коллегией адвокатов, вряд ли повесят. Кроме того, говорил он себе, его новый роман выходит из печати в следующий вторник…

В конце концов надо что-то сделать ради собственного нового романа. В прежние дни он устраивал прием с коктейлями, на который приглашал тех своих литературных собратьев, кто мог написать рецензию, с их моднейшими подругами, придававшими приему очарование. Он сам и его последняя Красавица крепко сжимали книгу, напоминая судей, дающих клятву, а фотограф из газеты, случайно оказавшийся поблизости, говорил: «Держите ее с веселым видом, мистер Фендер, ведь новые книги выходят не каждый день», и мистер Фендер держал ее с веселым видом, а какой-нибудь случайный распорядитель крестил книгу (если употребить это удивительно неподходящее слово) джином и вермутом, большая часть которого проливалась на рукав мистера Фентона (или Фендера) как раз в тот момент, когда фотоаппарат щелкал. Арчибальду нравились эти приемы, он видел в них искреннее выражение веселья, естественного в подобных случаях. Но сейчас они сделались смешны. Достоинство литературы окажется под угрозой, если писатели, о которых никто не слыхивал, будут устраивать подобные приемы с «крещением» книг, о которых никто не хочет знать, и получат больше рекламы в иллюстрированных газетах, чем кто-либо другой только потому, что ухитрились завязать знакомство с большим числом пэров.

Теперь не устраивали приемов по поводу новых книг, никакой шумихи, простенькое сообщение в газетах: «Оказалось, мистер Фентон совершенно равнодушен к успеху своего вышедшего вчера долгожданного нового романа. Я застал его в кабинете за чтением «Од» Горация»… и тому подобное, разумеется, с фотографиями мистера Фентона за этим занятием. Возможно, сейчас это было бы «в саду в Феррис, его загородном доме в сердце местности, бурно заросшей хмелем, и явно более заинтересованного устройством новой розовой клумбы, чем сенсационным успехом своей новой книги». Вот и все. Разве только…

Арестован за убийство!

Какая реклама!

— Ну, — сказал инспектор Меригольд, — мы собирались послушать ваши объяснения, не так ли?

— Нет, — твердо ответил Арчибальд. — Я буду говорить только в присутствии своих адвокатов.

С самым величественным видом он сложил запястья и протянул их сержанту Бэгшоу. Звяканье на этот раз прозвучало громче.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ШЕСТЕРО ВСТРЕЧАЮТСЯ В ФЕРРИС

I

На обратном пути в Феррис в автомобиле Арчибальда Дженни напевала. Время от времени рука Дерека оставляла руль и находила ее руки, и говорила им: «Люблю, люблю, люблю», и снова возвращалась на руль, потому что это был чужой автомобиль, и страшно было подумать, что может случиться авария, в которой только что обретенная Дженни будет для него потеряна. Но Дженни вовсе не думала об этом. Она была погружена в счастливые мечты и вряд ли сознавала, что напевает.

— А вот и Нэнси, — сказал Дерек. — Ты не могла бы вернуть мою руку, дорогая? Я хочу остановиться.

Нэнси дожидалась их за воротами. Она подбежала к автомобилю.

— Послушайте, здесь полиция!

— Боже мой! Ты их видела?

— Я видела, как они пришли. Я разговаривала с твоим братом. Он ничего ни о чем не знает. Просто невинный младенец. Затем мы прогуливались по саду и острили напропалую, а еще раньше кто-то звонил и сказал, что будет в четыре, поэтому он пошел готовиться к визиту, а я подглядела из-за кустов, и это оказалась полиция.

— Ты слышишь, Дженни?

— Что? — рассеянно отозвалась Дженни.

— Давно это случилось?

— Минут десять назад. Его, наверное, как раз сейчас арестовывают, а он сует в рот белую таблетку, а инспектор подается вперед и говорит: «Не надо так, сэр», а мистер Фентон отвечает: «Дурак, это сода», потому что он всегда носит их с собой, и…

— Именно так. Может быть, тебе лучше сесть в машину?

— Мне здесь хорошо, — сказала Нэнси, стоя на подножке автомобиля. — Привет, дорогая.

Дженни рассеянно улыбнулась и продолжала напевать.

— Могу тебе признаться, — сказал Дерек, — что в данный момент меня не испугают и двадцать полисменов.

— Там их только два.

— Прекрасно, значит у меня восемнадцать в запасе. Теперь пойдемте, словно это обычный визит, и посмотрим, как идут дела. Рано или поздно нам придется дать массу объяснений, но не будем торопиться. Самое главное — посмотреть, как идет беседа, и появиться в нужный момент.

Они появились в нужный момент. Арест только что был произведен. А вот как шла беседа.


— Привет!

— Боже мой, опять ты!

— Извините, сэр, извините, леди. Теперь вот сюда, сэр, если вы готовы.

Группа Меригольда с Арчибальдом посредине направилась к двери.

— Тебя арестовали, старина?

— Боюсь, сэр, я не могу позволить вам разговаривать с арестантом…

— Ну что вы… Если человек видит своего единственного брата, которого стукнули по голове и заковали в цепи двое самых обычных полисменов, самое меньшее, что он может сказать: «Тебя арестовали?» Ничего не сказать было бы…

— Я не могу позволить вам делать такие заявления, сэр.

— Какие?

— Что арестованного стукнули по голове полисмены. Арестант сам расскажет вам…

Сержант Бэгшоу торопливо вытащил блокнот на случай, если арестант сделает заявление.

— Какого черта ты тут делаешь? — сказал арестант.

— Привел твой автомобиль. А теперь, когда мы все здесь собрались…

— Вот сюда, сэр, если вы не возражаете.

— Послушайте, вы же не можете всерьез арестовать Арчибальда Фентона?

— Советую вам, сэр, не мешать полиции исполнять свой служебный долг.

— Но он невинен. Невинен, как…

— Новорожденный младенец, — подсказала Нэнси.

— Благодарю. Невинен, инспектор, как неродившийся младенец. Вы понимаете, насколько они невинны. Говорю вам, это все смешно.

— Заткнись! — приказал Арчибальд, видя, что реклама ускользает от него.

— Неужели, сэр? А могу ли я спросить, в чем именно он невиновен?

— Да, — задумчиво ответил Дерек, — это вопрос трудный.

— И откуда вы знаете, в чем он обвиняется?

— Не нужно объяснять дальше. Я понял вашу точку зрения.

— На самом деле, — начала Нэнси, — получилось, что я… Ой!

— Взгляните на все это таким образом, — сказал Дерек, убирая пятку с ноги Нэнси. — Не знаю, есть ли у вас братья… или у вас, сэр, — добавил он учтиво, обращаясь к Бэгшоу, — но если есть, вы поймете невозможность для брата…

— Да, — подтвердил инспектор Меригольд, подкручивая усы и глядя на них троих, — возможно, мне следовало бы узнать немного больше обо всех вас. Садитесь, прошу вас, леди. — Он повернулся к Арчибальду: — Если вы хотите сесть, сэр…

— Можно ли снять с него наручники?

— Конечно, нет, — произнес Арчибальд с достоинством. — Это было бы незаконно.

— Ну, сэр.

— Можно я тоже сяду? — спросил Дерик и, считая разрешение инспектора само собой разумеющимся, сел на диван между Дженни и Нэнси.

— Ваше имя, прошу вас.

— Дерек Пибоди Фентон.

— Пибоди? — удивленно переспросила Нэнси.

— Да. Почему бы нет?

— Ой, не знаю.

— Профессия?

— А что такое с «Пибоди»?

— Ничего. Просто показалось мне забавным.

Профессия?

— Ну, на самом деле это больше, чем бизнес. Я занимаюсь виноторговлей.

За его спиной Нэнси быстро обменялась взглядами с Дженни. Во взгляде Нэнси читалось: «О, значит вот он кто?», а по ответному взгляду Дженни становилось ясно, что Дерек не имеет ничего общего с бутылками, только с виноградом. Нечто вроде джентльмена-садовника, сказала Дженни гордо, и Нэнси согласилась, что это совсем другое дело и что если ты так хорош, как Дерек, то на самом деле не важно, что ты делаешь, даже если лижешь и наклеиваешь этикетки.

— А вы, мэм?

— Нэнси Слейд Фейрбродер.

— Слейд? — удивленно переспросил Дерек.

— Да. Почему бы нет?

— Ой, не знаю.

— Замужем или нет?

— А что такое со «Слейд»?

— Ничего. Просто показалось мне забавным.

Замужем или нет?

— Нет.

— Род занятий?

— Секретарь мистера Арчибальда Фентона, писателя.

— А! — многозначительно произнес инспектор. Теперь все оказывалось связанным.

— Мы с мистером Фентоном, — объяснила Нэнси, разрывая образовавшиеся связи, — были вместе в его доме в Блумсбери в течение всего утра вторника. Он диктовал мне Главу Четвертую из своей новой книги «Параллель».

— Одно «р», два «л», — прикрыв рот рукой, сказал Дерек сержанту Бэгшоу.

— Три, — поправила Нэнси.

— Три, — согласился Дерек, — еще одно маленькое на конце.

— Вы сможете сделать заявление позже, если захотите, мисс Фейрбродер, — сухо сказал инспектор. — Ну, мэм. Теперь вы.

— Джейн Уинделл.

— Замужем или нет?

— Нет.

— Но скоро выйдет, — пояснил Дерек.

— Дженни! — воскликнула Нэнси. — Дорогая! В самом деле?

Дженни счастливо кивнула.

— О Дерек! — воскликнула Нэнси.

— Правда, чудесно?

— Ой, я так рада. А когда вы…

— Прошу вас, прошу вас! — сказал инспектор Меригольд.

— На самом деле, — заявил Арчибальд, досадуя, что почетное место на переднем плане уплывает от него, — это слишком жестоко.

— Сэр! — театральным шепотом умоляюще произнес сержант.

— Род занятий?

— Инспектор, о чем вы спрашиваете? — укоризненно сказал Дерек. — Ведь мы только что сказали вам, что помолвлены?

— Сэр!

— Ну-ну, в чем дело?

— Уинделл! Джейн Уинделл! Дженни Уинделл!

— Что?

— Послушайте, — сказал Арчибальд, — мы не должны допускать подобных вещей.

— Вы Дженни Уинделл?

— Да.

— А! — Инспектор сделал глубокий вдох. Он выследил ее без посторонней помощи.

— В самом деле, — сказал Арчибальд, — эти истерички будут называть себя как угодно. Любой психоаналитик…

— Погодите минутку, сэр. Ну, мисс Уинделл. Вернитесь мысленно к утру двадцать девятого числа прошлого месяца.

— Он имеет в виду, где ты была во вторник, дорогая.

— Находились ли вы в обществе арестованного…

— Нет, — отозвался Арчибальд.

— Я ведь говорила вам, что мистер Арчибальд Фентон был вместе со мной, — сказала Нэнси. — И диктовал мне четвертую главу своего нового романа «Параллель».

— Одно «р» и три «л», — прошептал Дерек сержанту Бэгшоу. — В тот раз мы ошиблись.

— Не имеет значения, — произнес Арчибальд, решив, что пора самоутвердиться, — не имеет значения, где я был, вопрос в том, где я сейчас. Меня арестовали в самый неподходящий момент, как раз когда выходит моя новая книга «Водопад». Я должен…

— «Водопад»? — переспросил сержант Бэгшоу, почесывая в затылке. — А у меня записано «Параллель».

— Дорогой мой сержант, — сказал Арчибальд, злобно звякнув кандалами, — пошевелите мозгами. Мой новый роман, который выходит из печати во вторник и стоит восемь шиллингов шесть пенсов, называется «Водопад». Тот, что я пишу сейчас и закончу не раньше следующего года…

— Прошу вас, прошу вас, прошу! — умолял инспектор. — Давайте по порядку. Мисс Уинделл, я спрашиваю вас…

— А я говорю только, что, будучи подвергнут безотлагательному аресту, я, естественно, хочу связаться со своими адвокатами. Сидеть здесь и выслушивать жизнеописание молодой женщины, которая может оказаться, а может и не оказаться Дженни Уинделл, и которую я по весьма серьезным причинам могу подозревать в том, что она не Дженни Уинделл, и…

— Надо это обдумать, — сказал Меригольд задумчиво, — вы не очень похожи на эти фотографии в газетах, мисс.

— Как вы правы, инспектор, — сказал Дерек, — но посмотрите, как редко газетные фотографы бывают справедливы к людям. Возьмем хотя бы вас. Ведь вы известный инспектор Меригольд?

Инспектор подкрутил усы и наклонил голову.

— Точно. Но кто узнает по этим вашим фотографиям самого красивого мужчину полиции?

— Так я арестован или нет? — крикнул Арчибальд. — Это все, что я хочу знать. Если арестован, то мое естественное желание связаться с моими адвокатами…

— Позвонить им, мистер Фентон? — спросила Нэнси.

— Нет. Позвоните министру внутренних дел. Он должен быть в клубе. Он всегда пьет там чай. Скажите ему, что мистер Фентон…

— Но, мистер Фентон, — поспешно сказал Меригольд, — ведь я просил вас дать объяснение относительно часов. И даже сейчас, если вы захотите дать мне это объяснение, я буду только рад…

— Часы Дженни? Разумеется, это я дала ему их.

Вы, мисс? Вы сказали, как вас зовут?

— Нэнси Фейрбродер, я…

— Нэнси Слейд Фейрбродер, — поправил Дерек. — Давайте будем точными.

— А ей часы дала я, — сказала Дженни, — чтобы она могла продать их.

— А мистер Фентон очень любезно согласился продать их вместо меня. И…

— Это так, сэр?

— Я уже говорил вам, — произнес Арчибальд с достоинством, — что ничего не буду говорить, пока не увижусь со своими адвокатами. Хардкасл и Хардкасл. В любом случае я не собираюсь прятаться за спинами этих двух дам. Я, так сказать, задаю себе вопрос, что собирается делать полиция этой страны. В Америке подобный арест был бы проведен просто, официально и достойно. Будучи сфотографированным в наручниках для основных ежедневных газет, обвиняемый сделал бы краткое заявление для печати…

— У тебя здесь нет фотоаппарата, старина? Мы могли бы тебя сфотографировать.

— Нет-нет, сэр. Я не могу допустить этого.

— В самом деле? — холодно спросил Арчибальд. — Вы берете на себя смелость указывать моему брату, кого из членов семьи он может фотографировать? Фотоаппарат вон там на полке, мисс Фейрбродер. Если вас не затруднит взять его…

— Ну же, давай ключ, — приказал инспектор Меригольд сержанту.

Сержант дал ему ключ.

— Что вы собираетесь делать? Отойдите! Послушайте, вы не должны этого делать!

— Никакого насилия, прошу вас. Готово!

Наручники были сняты.

— Подобные вещи, — сказал Арчибальд с горечью, доставая из кармана портсигар, — расцениваются как нападение.

— Насильственное освобождение джентльмена от кандалов, — согласно кивнул Дерек.

— Выбирайте одно из двух, нельзя же надевать на человека наручники и снимать их по мгновенному капризу. Если я был законно арестован, то сейчас я незаконно освобожден из-под ареста. Если же, с другой стороны, — заметьте себе, мисс Фейрбродер, — если с другой стороны…

— С какой, мистер Фентон?

— Если я законно освобожден из-под ареста, из этого следует…

— Сэр, сэр!

— Что на этот раз, Бэгшоу?

Он зажигает сигарету левой рукой!

— Если, — сказал Арчибальд, дуя на спичку, — я был законно…

Законно или незаконно, но мистер Арчибальд Фентон в ту же минуту был арестован снова.

II

Дженни вместе с Нэнси сидела в гостиной и рассказывала ей «все об этом», Арчибальд прогуливался в розарии вместе с сержантом Бэгшоу, Дерек был в столовой вместе с инспектором Меригольдом и предлагал ему выпить.

— Это очень мило с вашей стороны, инспектор, — говорил Дерек. — С содой или без? Верно, не надо портить цвет. Ну, а теперь…

— Ваше здоровье, сэр.

— Благодарю вас, инспектор, это очень…

— Конечно, вы же видите, сэр, я исполнил свой долг.

— Именно. Выпейте еще.

— Ну, сэр… Достаточно, сэр, благодарю вас.

— Что? Простите.

— Может быть, я немного поторопился под конец… Еще раз за ваше здоровье.

— Вы очень добры. Думаю, я выпью с вами.

— Правильно, сэр. Нет-нет, мне больше не надо… ну хорошо, благодарю вас, сэр.

— За ваше доброе здоровье, инспектор.

— Благодарю вас, сэр. О чем я говорил? Да, невысокий полный левша, ведет малоподвижный образ жизни. Ну, сэр, разве это не ваш брат? Я вас спрашиваю откровенно.

— Вне всякого сомнения. Как вам нравится виски? Довоенное.

— Отлично. Первый класс. О чем я…

— Еще глоточек.

— О чем я говорил? Доктор Уиллоби Хатч определил убийцу как невысокого полного левшу, который ведет малоподвижный образ жизни. Нет-нет, сэр, больше не надо.

— Между нами, инспектор, мне всегда казалось, что действительно хорошее виски лучше всякого лекарства.

— Д, сэр, именно так. О чем я говорил? Доктор Хатч велел мне искать невысокого малоподвижного типа, который ведет полный образ жизни. И вот я вижу этого человека. Но левша ли он? Кто знает? А потом прямо перед моим носом хладнокровно вытаскивает спичечный коробок и… Ну, может, я и потерял голову. А кто бы не потерял?

— Действительно, кто?

— Не забудьте, я не говорил, что был уверен, но, так сказать, не мог рисковать. Поэтому я сейчас слушаю вас неофициально, потому что вижу, что вы понимаете, как все произошло.

— Это очень лестно. — Дерек осторожно огляделся и сказал, понизив голос: — Между нами, инспектор, вы верите всему, что говорит доктор Хатч?

— Я понимаю, сэр, к чему вы клоните… Ну, давайте скажем так. Предположим, я верю не всему, что говорит один джентльмен. Предположим, я иногда думаю: «Ха! А кто это сказал вам, хотел бы я знать, доктор Господь Всемогущий Хатч?» Но я не должен был говорить этого. Даже вам, сэр. Ваше самое доброе здоровье, мистер Фентон.

— Знаете, — сказал Дерек, рассеянно наклоняя бутылку, — мне иногда кажется, что, если доктор Хатч говорит, что убийство совершил невысокий полный левша, то самым разумным будет искать высокого стройного правшу, который совершил самоубийство.

— Ха-ха-ха! Неплохо, сэр, очень неплохо. Остроумно. За ваше здоровье, сэр. Я понимаю, о чем вы, и вижу, что вы осознаете мое положение. А вы понимаете, что я имею в виду, когда так говорю. Остроумно. Ну что же, возможно, мне придется, сэр, ведь работа наша тяжелая, взять вас под стражу, так что не говорите больше, чем следует.

— Именно. Я как раз собираюсь, инспектор, рассказать вам, что случилось в Обурн-Лодже и чего наш друг-медик, как выясняется, не заметил.

— Отлично, сэр, мне нравится, как вы к этому подходите.

— Это история, которую мисс Дженни Уинделл… очаровательная девушка, а, инспектор?

— Очень аккуратненькая. Ее здоровье, сэр. Ну, вот столько, не больше, благодарю вас, сэр.

— Как вам известно, мисс Уинделл родилась и выросла в Обурн-Лодже, а все эти счастливые детские воспоминания так много значат для нас и оказывают такое воздействие на нашу жизнь…

— Это верно, сэр. Я вспоминаю, как у меня был кролик в тысяча девятьсот первом…

— Ее счастливые воспоминания связаны с эти домом, Обурн-Лоджем, который теперь сдан со всей мебелью этим чужим для нее людям, Парракотам.

— Это верно, сэр. Красивая женщина эта миссис Парракот. А какая фигуристая!

— У мисс Уинделл был — в конце концов это ее дом — ключ от входной двери Обурн-Лоджа, и в прошлый вторник утром она вдруг ощутила желание еще раз оказаться хоть ненадолго в доме своего детства. Ведь мы можем понять это, Меригольд, верно? Не станем винить ее, Меригольд?

— Не станем. Очень понятно. Как вспомню своего кролика…

— Кроме того, что в этом дурного? Она знала, что Парракоты уехали, что дом стоит пустой. Возможно — она на самом деле мне этого еще не сказала, — но возможно, ей захотелось еще раз взглянуть на старые семейные фотографии в серебряных рамках, стоящие на рояле. Фотографии, которые так мало значат для этих чужаков Парракотов и так много для нее. Я думаю, это естественное, можно сказать, похвальное желание. Неплохая мысль, а, Меригольд?

— Весьма похвальная. Весьма неплохая. И подтверждается фактами дела. Я особо отметил эти фотографии. Массивные рамки из серебра. Прекрасное зрелище.

— И вот в гостиной Обурн-Лоджа она обнаруживает тело своей тети.

— Ах так, сэр? Нашла ее там. Доктор Хатч говорил… Совершенно верно, сэр. — Инспектор посмеивался, наблюдая, как наполняется его стакан, затем провозгласил тост: — За Господа Всемогущего Хатча!

— Очевидно, мисс Латур поскользнулась на натертом полу…

— Да, уж полы там натерты, я чуть было…

— …и ударилась головой о забавное медное украшение.

Инспектор одолел свой стакан.

— Это рассказ мисс Уинделл, сэр?

— Да.

— Но, сэр, должен вам сказать…

— Подождите минутку, дорогой мой Меригольд. Не осознавая, что делает, мисс Уинделл подняла эту медную безделушку, вытерла ее и поставила на место на рояль.

— Погодите, сэр, — сказал Меригольд, поднимая руку. Он закрыл глаза.

Дерек с беспокойством следил за ним, прикидывая, не собирается ли он заснуть, гоня от себя мысль, что придется начинать все сначала, когда (и если) он проснется.

— Такая медная штучка, — сказал инспектор медленно, не открывая глаз, — вроде изображения замка. Я прав, сэр? — Он открыл глаза и выжидающе посмотрел на собеседника.

— Правы ли вы? — воскликнул Дерек. — Да вы чудо, дорогой мой Меригольд! От вас ничто не ускользнет. Вы должны выпить еще.

— Нет-нет, сэр.

— Да-да, я настаиваю.

— Ну, если вы… благодарю вас. Ваше здоровье, сэр… и здоровье дамы. Да, я помню этот замок. Из меди. Безделушка.

— Замок Конуэй.

— Правда? А я не сообразил. Но должен вам сказать, мне это кажется удивительным, мистер Фентон.

— Что именно, инспектор?

— Да что он стоял на рояле, честно говоря, ведь это то, что называется дверной стопор, его употребляют, когда надо держать двери открытыми, если подают еду или приходят и уходят.

— Меригольд, — сказал Дерек, глядя на него с благоговением, — это почти невероятно. Это надо отметить. Я понял! Вы должны выпить со мной.

— Не могу, сэр. Никогда, можно сказать, не пью в это время дня. Не пить до ужина — вот мое правило.

— Не важно. Один раз вы можете нарушить свои правила.

— Ну, благодарю вас, сэр. Достаточно. Благодарю вас.

— Вы решили задачу, Меригольд.

— Разве, сэр?

— Знаете, как складываются фрагменты головоломки?

— За ваше самое доброе здоровье, сэр. И за здоровье дамы.

— Спасибо, Меригольд. Вы добрый человек.

— Вы что-то говорили, сэр, о фрагментах головоломки…

— Именно. Парракоты, зная, для чего предназначена эта безделушка, дверной стопор, держали ее на полу. Мисс Уинделл, для которой она, по детским воспоминаниям, была замком, машинально подобрала ее и поставила на рояль, на привычное место. Разве не так все произошло?

— Необыкновенно похоже, что так, сэр. Примерно так я себе это и представлял. Тем не менее, сэр, вы, как и я, отлично понимаете, что она не должна была трогать этот замок.

— Совершенно верно, Меригольд. Но — молодая девушка… как вы назвали ее?.. очаровательная молодая девушка…

— Это правда, очень аккуратненькая.

— Мы с вами люди знающие…

— Да, сэр, мы, конечно…

— Вы, разумеется, моложе меня…

— Ну-ну, не думаю, сэр.

— Чепуха, ведь вам нет тридцати.

Инспектор подкрутил усы.

— А что скажете, если выяснится, что мне уже сорок?

— Не может быть!

— Да нет же, правда, сэр.

— Тогда вы должны выпить еще. Я не хотел настаивать раньше, но если, как вы говорите, вам сорок, то вы как раз в том возрасте, когда человеку это необходимо. Вот так?

— Благодарю вас, сэр, это много.

— Так вот, вы знаете женщин, Меригольд. Здесь ничего не поделаешь, но…

— Но, сэр, — сказал Меригольд самодовольно, — не хочу говорить…

— И первое, что вы скажете мне как человек опытный, это что женщины импульсивны. Разве я не прав?

— Правы, сэр.

— В таком случае станем ли мы обвинять мисс Уинделл в том, что она действовала, повинуясь внезапному женскому импульсу? Мне не нравятся эти мужеподобные женщины. Меригольд.

— Да и мне тоже, мистер Фентон. Мужчина мужчиной, а женщина — женщиной, как их создал Господь. Этот мой кролик…

— Станете ли вы обвинять ее в том, что она, услышав, как возвращаются Парракоты, и зная, что ее вовсе не должно там быть, убежала? Станете ли вы обвинять ее в том, что, поняв, в конце концов, что произошло, она решила прийти к моему брату за советом, зная его как близкого друга министра внутренних дел, прокурора и главы Скотланд-Ярда?

— Это так, сэр? — задумчиво спросил инспектор.

— Вы обвиняете ее, Меригольд? Что ж, возможно, вы правы. Доктор Уиллоби Хатч непременно обвинил бы ее. Ваш сержант — без сомнения, замечательный человек, но, насколько я могу судить, ничего не понимает в женщинах и полностью лишен воображения, — ваш сержант мог бы обвинить ее.

— Бэгшоу дурак, сэр.

— О, да здесь еще что-то осталось. Еще глоточек…

— Да мне бы действительно не надо, сэр. Большое спасибо. У вашего брата, кажется, обширные знакомства.

— У Арчи? Боже, с Арчибальдом Фентоном знакомы все. Уверяю вас, Меригольд, мы на неверном пути. Эти известные писатели…

— Да, теперь мне нетрудно себе представить, как все произошло.

— Как только вы определили дверной стопор как главный пункт, вы раскрыли дело. Очень быстро, Меригольд, очень тонко.

— Конечно, я должен буду задать дамам пару вопросов. Для дополнительного подтверждения фактами.

— Ну, конечно. Смотрите-ка, оказывается мы ее еще не прикончили. — Он перевернул бутылку.

— Благодарю вас, сэр, я не стану беспокоить их, мистер Фентон.

— Это очень любезно с вашей стороны. Я был в этом уверен.

— Ну, за ваше доброе здоровье, сэр.

— Желаю удачи!

Инспектор Меригольд выкрутил усы в обратную сторону, затем вернул их в прежнее положение и промаршировал к двери. Дерек посмотрел на пустую бутылку, потом в открытую дверь на очень прямо шагавшего Меригольда. Эхо необыкновенно старательно произнесенного «подтвер-р-рждения» все еще звучало у него в ушах. Он в очередной раз поразился тому, как эффективно работает лондонская полиция.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ ГУСАР ПРОЩАЕТСЯ

Естественно, Арчибальд был раздосадован, узнав, что снова стал свободным человеком. Но он согласился, довольно любезно, не настаивать на том, чтобы его обвиняли в убийстве, при котором он даже не присутствовал и которое, в сущности, не совершалось. Он даже сделался добродушен и предлагал полисменам выпить перед возвращением в Лондон.

— Вы очень добры, сэр, — сказал инспектор твердо, — но пить на службе противозаконно. Однако я не против, если сержант Бэгшоу зайдет на кухню и пропустит стаканчик пива, пока я отвернусь, а я нет, сэр, благодарю вас.

Поэтому сержант Бэгшоу благодарно исчез, а Арчибальд Фентон, необычайно тронутый таким проявлением чувства долга у инспектора и его человечностью, смягчавшей эту строгость, спросил, не хочет ли он сфотографироваться под елизаветинским окном, представляющим некоторый исторический интерес. В результате мистер Фентон и инспектор Меригольд сфотографировались именно под этим окном, и через несколько дней, когда выяснилось, что тайна Обурн-Лоджа была раскрыта в большой мере благодаря участию известного автора «Стада овец», чья новая книга «Водопад» так популярна, проявившего деятельный интерес к тому, что поначалу обещало стать сенсацией… так вот, когда все это выяснилось, по счастливой случайности обнаружилось, что фотография инспектора Меригольда и мистера Фентона в загородном доме последнего, Феррис, доступна для опубликования в печати.

Вскоре сержант Бэгшоу появился из-за угла, вытирая усы, и полиция уселась в автомобиль и уехала. «Завтра, — думал Меригольд, — это будет опубликовано во всех газетах, так что доктора Г.В. Хатча ждет сюрприз». Но этого не случилось. Потому что в этот самый момент мисс «Скромный домик» (в девичестве Уинкельстейн), известная кинозвезда, сошла по сходням, спрашивая у своего администратора: «Послушай, что это еще за городишко?», а администратор, который до этого уверял ее, что это не Лондон, объяснил, что сейчас они в Саутгемптоне, но скоро окажутся в Лондоне. Ради приезда актрисы весь предстоявший ей путь от вокзала Ватерлоо до гостиницы «Карлтон» был посыпан песком и окружен цепью полисменов. Через их заслон рвались, чтобы хотя бы мельком увидеть ее, тысячи женщин, которые смотрели «Скромный домик», но предпочитали Роналда Колмана[37], и тысячи женщин, которые ничего не слышали о ней, но хотели поглядеть на то, на что смотрят другие женщины, и сотни мужчин, которые в другое время распределились бы между самыми потрясающими автомобильными авариями. Сможет ли кого удивить, что Пресса, которая всегда держит руку на пульсе общества, решила, что в сравнении с первой страницей, посвященной «Скромному домику» и кричащими заголовками, Дженни может только рассчитывать на шесть строк между извещениями о банкротстве под самым скромным названием «Мисс Джейн Латур»?

И таким образом Дерек и Дженни, Арчибальд и Нэнси остались одни перед входом в дом. Тут Дженни совершила очень смелый поступок. Повернувшись к своему будущему деверю, она спросила: «Может быть, вы поцелуете меня сейчас?» И Арчибальд, чуть покраснев, поцеловал ее, и каким-то образом во время объятия его повязка упала. И, уходя, они оставили ее лежать там. В сущности, думал Арчибальд, она очень мила, хотя, должен сознаться, мне больше нравится мисс Фейрбродер. И тут у него мелькнула мысль, как было бы чудесно устроить одновременно две свадьбы, его с Нэнси и Дженни с Дереком. Но он тут же вспомнил, что уже женат и что у него шестеро детей. Вместо этого он предложил, чтобы все остались на чай и на ужин, а после ужина он отвезет мисс Фейрбродер в ее гостиницу. Дерек, которому хотелось оказаться с Дженни наедине, помрачнел, но тут же вновь повеселел, услышав, как Арчибальд сказал, что им придется найти себе какое-то занятие после чая, потому что он вдруг почувствовал желание работать, а мисс Фейрбродер, возможно, будет так добра, что станет писать под его диктовку. За ужином Арчибальд открыл бутылку Perrier Jouet 1923, которое Нэнси сразу же вспомнила и оценила, и все выпили за здоровье друг друга.

Наконец Дженни и Дерек уехали вместе, но до отъезда Дереку пришлось несколько раз повторить, что ему не хочется виски, а Арчибальд несколько раз принимался уверять его, что здесь была одна бутылка, еще предвоенная, только он никак не может ее найти. Они нежно попрощались с Нэнси и обещали, что приедут к ней завтра; они прервали монолог Арчибальда в подвале и оставили его перед входной дверью, когда он все еще продолжал бормотать, что с бутылкой произошло что-то чертовски странное, они еще раз помахали ему, заворачивая за угол… а потом оказались на дороге одни, рука в руке (потому что это была знакомая машина), ведомые Надеждой и Неопытностью, и мир был открыт перед ними.


Ночь была очень тихой. Дженни, лежа в постели с закрытыми глазами, прошептала:

— Гусар?

— Привет, Дженни.

— Дорогой, я собираюсь замуж. Ты ведь не против?

— Что ж, забавно, мне как раз пришло в голову, что это была бы неплохая мысль.

— Правда, дорогой? Как чудесно!

— За кого ты собираешься замуж, Дженни?

— А как ты думаешь?

— Может быть, за солдата или кого-то в этом роде?

— О Боже! Что ты, дорогой!

— На самом деле, Дженни, я не думал, что за солдата. Солдаты теперь не те, что раньше.

— Каким был ты, дорогой.

— Я думаю, скорее за кого-нибудь из виноторговли.

— Ой, Гусар, разве не удивительно? Я только что познакомилась с человеком, который занимается виноторговлей. Думаешь, это хорошо?

— Думаю, это чудесно, Дженни.

— Хорошо, тогда я выйду замуж. Спасибо, дорогой.

— Прощай, Дженни.

— Прощай, мой дорогой Гусар, — сказала Дженни, понимая, что это на самом деле прощание.

Затем она свернулась калачиком и заснула.

Загрузка...