Глава 26. Любому терпению есть предел

ДЖАНСУ

— Я никуда не поеду с тобой! — решительно бросаю этому животному, практически нависшему надо мной грозной тучей, и отступаю назад, не желая дышать его проклятым запахом.

Сегодня от него пахнет кровью. Я даже замечаю засохшие багровые капли на его крепкой шее, отчего в горле что-то дергается… А эти бездушные глаза… сейчас они практически черные, без присущего им янтарного отлива.

Мне не нравится то, что я вижу.

Сейчас он представляет собой самую настоящую тьму, которая вынуждает меня его бояться. И мне действительно становится страшно, когда я ловлю голодный взгляд звериных глаз на своих губах. Только это еще больше разжигает мое желание бороться, потому что я не желаю его близости, прикосновений или чего-то в этом роде, не желаю даже делить с ним один воздух.

— Рад, что тебе лучше, — гортанно произносит Джафар и, хмыкнув, как ни в чем не бывало проходит мимо меня в дом.

А я только сейчас осознаю, как часто хватаю ртом воздух, буквально захлебываясь чувствами, которые теперь уподобляются перочинным ножам и буквально кромсают мое дрожащее горло.

Мне требуется пара минут, а может, и больше, чтобы хоть немного привести себя в чувство и потушить пожар, разгоревшийся под кожей. Но, сколько бы ни горела изнутри пламенем ненависти и отчаяния, снаружи я напоминаю собой кусок льда.

Обхватив себя за плечи, я изо всех сил растираю их, пытаясь согреться, потому что теперь не хочу возвращаться в дом Магры. Не тогда, когда в него зашло это чудовище. Пусть лучше мои конечности онемеют от холода, чем я еще раз увижу его. Как жаль, что у этого зверя иные планы…

— Зайди в дом, — раздается позади голос, полный жестокости, и я сильнее впиваюсь пальцами в кожу. Он не имеет права командовать мной. Я не позволю. Даже если буду вынуждена продолжать стоять здесь и мерзнуть.

— Нет.

Слышу, как он тяжело вздыхает и раздраженно рычит:

— Ты собираешься все усложнить, не так ли?

Разворачиваюсь и впиваюсь в него взглядом, полным ненависти.

— Я не зайду в дом. И не поеду с тобой. И не сяду на эту лошадь! Я не сделаю ничего, что ты хочешь! Оставь меня в покое!

Я замолкаю, как только Аль Нук-Тум приходит в ярость, подобно дикому зверю, а когда замечаю, как его грудь вздымается и опадает при каждом резком вздохе, прикусываю неугомонный язык до привкуса крови. Зачем я его провоцирую?!

И я искренне жалею об этом, как только он делает шаг ко мне.

— Тронешь — убью, — отчаянно шиплю сквозь зубы, вжимаясь в стену. Плевать что мои слова звучат глупо, сейчас это единственное мое оружие, но и оно не работает, потому что в следующее мгновение Джафар крепко хватает меня за предплечье и буквально затаскивает в дом, несмотря на мое яростное сопротивление.

Проклятый!

Оказавшись в комнате, он ослабляет хватку, и я, тяжело дыша, начинаю пятиться назад, но и этой возможности у меня не остается, когда Аль Нук-Тум одним движением притягивает меня к себе, чтобы обжечь мои губы предупреждением:

— Хватит меня шарахаться! Я же сказал, что не собираюсь тебя трахать. Только это ничего не меняет, ты моя, и я приехал за тобой. Так что позволь мне осмотреть тебя и убедиться, что я могу забрать…

— Нет! Не можешь! Не смей! Я не хочу, чтобы ты прикасался, — голос срывается на сиплые вздохи, а всякая попытка вырваться из капкана сильных рук терпит крах. — Магра, прошу тебя! Убери его! Прогони…

— Кус ом ак! — практически стонет он, а потом рывком разворачивает меня к стене и сдергивает с плеч платье, опуская его до самой поясницы.

От ужаса мое тело вмиг пронзает крупная дрожь, сердце окончательно сходит с ума и буквально разбивается о ребра, особенно когда Джафар аккуратно толкает меня вперед, вынуждая с глухим аханьем упереться в стену ладонями.

— У меня выдались сложные дни, и я буду благодарен, если ты не станешь испытывать мое терпение, которого уже практически не осталось.

Я столбенею от угрозы в его голосе. И больше не рискую дерзить. Не сейчас, когда моя обнаженная грудь в критической зоне от опасных мужских рук.

Кажется, я даже слышу яростный стук его сердца.

Всевышний. Как мне все это выдержать?

Кусая губы, я умоляю своё сердце не пытаться сбежать. И в тоже время ругаю себя, что не могу совладать со своими эмоциями и сама провоцирую этого мужчину. Знаю ведь, каким жестоким он может быть. Что, Джансу, сложно ради собственного благополучия подержать язык за зубами?

Горячие мужские пальцы неожиданно нежно касаются спины, и я дергаюсь, позволяя предательским каплям страха вырваться из глаз. Зачем ему все это? Какое дело этому дикарю до моих шрамов? Я все равно не поверю его нежности. Никогда не поверю.

Тут же вытираю соленые тропы с щек.

Не плачь, Джансу. Он не достоин твоих слез.

— Магра, собери девушку в дорогу, — Джафар выдает указание старушке, а у меня в груди все сжимается. Он все еще позади меня… — Мы выезжаем, — говорит уже мне, процарапав щетиной по ушной раковине, тем самым рассыпав на коже колючее покрывало мурашек. — Хочу показать тебе одно место.

ДЖАФАР

Ловким движением цепляю к седлу все необходимое для предстоящей поездки, а потом и сам взбираюсь на коня, не имея никакого желания видеть, как она прощается с Магрой. Как дрожит, едва сдерживая слезы. Проклятье, эти слезы вызывают у меня в груди поистине адский дискомфорт. И мне не нравится то, как они действуют на меня. Так же, как и не нравится то, что Джансу тянет время, наивно пытаясь избежать своей участи, потому что упрямо отвергает тот факт, что она моя по праву.

Даже не слыша их разговора, я знаю, что она просит у Магры либо смерти, либо защиты и позволения остаться. Но ни одно, ни другое ведьма дать ей не вправе. Никто не вправе. Кроме меня. Эта девушка моя, и ничто этого не изменит. И пусть я причинил ей боль, это не отменяет того, что у нее нет другого выбора, кроме как сдаться мне. И чем скорее она это примет, тем будет лучше для нее.

— Джансу, — строго зову ее.

В ответ ее хрупкие плечи вздрагивают и напрягаются, что заметно даже под плотной тканью джеллабеи, которую я купил для нее. Изумрудного цвета, идеальное сочетание с ее огненными волосами, которые сейчас тоже спрятаны под головным убором. Прочищаю горло, когда осознаю, что разглядываю девушку заметно дольше, чем следует.

— Скорее. Пора ехать.

Магра переводит пристальный, проникающий в самую душу взгляд с меня на Джансу и кивает ей, быстро бормоча что-то себе под нос. А потом накидывает на дрожащие плечи накидку из овчины и разворачивает девушку ко мне, чуть ли не силой отрывая от себя. Вот только когда эта девушка поворачивается, и я вижу, насколько она напугана, в груди снова возникает это проклятое саднящее ощущение дискомфорта.

Сжав челюсти, нервно веду плечами, ожидая, когда же огневолосая сделает первый шаг ко мне, но лишь зря трачу время. Она боится. В ее глазах столько страха, что я сам начинаю презирать себя. И в тоже время желаю наказать ее за то, что противится мне. Упрямая. Сама ведь безумца из меня делает. Зверя пробуждает, который хочет сожрать ее живьем, содрать жемчужную кожу и обглодать стройное и так манящее тело до костей. И такими темпами однажды он вновь вырвется из моих темных глубин. Соглашусь, после всего пережитого Джансу имеет право испытывать страх, тем более рядом со мной. Но это определенно не то, что мне нужно. Поэтому и терплю все ее выходки. Заслужил.

Интересно, это изменится когда-нибудь? Как быстро стихнут ее ненависть и презрение?

Надеюсь, что скоро. Ведь я намерен обладать ей в полной мере.

Мне сейчас и без того хватает сложностей, а в частности обостренной ситуации с людьми Ибн Аль-Мактума. Вчера ночью они перекрыли нам торговые пути на западной границе и напали на одну мою деревню, в которой мы часто останавливались на отдых после боев.

Убив Ибн Аль-Мактума старшего я развязал войну и прекрасно отдавал себе в этом отчет, когда проткнул жирную тушу, нависшую над той, что принадлежала мне. Поэтому для меня не стало новостью, что его шакалы вынюхивали и следовали за нами по пятам. С того самого дня, как только я забрал свое и увез с чужих земель.

Шакалы Аль-Мактума ждали, когда мои люди останутся без предводителя. А они остались, стоило моей одержимости обернуться против меня и лишить рассудка, ведь я как умалишенный рыскал по пескам в поисках огневолосой девушки. Не мог думать ни о чем, кроме нее. Даже когда нашел, злость от предательства не угасла. Тогда и отправил свой отряд самостоятельно проверять все поселения, в одном из которых их и поджидала засада.

Я понёс большие убытки и не только финансовые: потерял хороших бойцов, рабочих и людей, что кормили и выхаживали нас, когда это требовалось. А сам в то время искал крыс во дворце. Одной из которых оказалась Зарема. Та, что растила меня, заменила мне мать, а теперь всадила мне нож в спину, с легкостью сменив свою верность предательством. Но я знаю, что ей кто-то помогал, и не только Вазира, поэтому казнь — это слишком просто. Я заставлю эту женщину раскаяться во всех грехах, выдать каждого, кто причастен к побегу Джансу. И она сделает то, что я от нее требую, скажет все, что хочу услышать, если не желает последствий для всей своей семьи. А в частности для своей племянницы, жизнь которой я могу превратить в ад.

Но мне пришлось отложить наказание и уехать из дворца, когда из деревни пришло сообщение о нападении, но к тому времени, как я добрался, большая часть моих людей уже была утоплена в песках, пропитанных их же кровью.

Много крови. Много жестокости. Слишком много. И я стал центром всего происходящего, переламывая кости каждому шакалу, не успевшему скрыться от меня или желающему проявить себя в бою со мной. Я знал, чьих рук это дело. Джамал. Его люди. И прежде, чем я голыми руками свернул шею одному из его ублюдков, тот успел прошипеть главные слова:

— Она принадлежит Джамалу.

— Повтори, — рявкнув, схватил его за шиворот и притянул к себе. — Повтори, что ты сказал.

— Верни рыжую шармуту, если не хочешь войны…

Это были последние слова, вылетевшие из его гнилого рта, до того, как он захлебнулся кровью с булькающими звуками.

Джамал знает, кто всадил кинжал в череп его брата. И теперь последствия неизбежны. Потому что я не отдам ее. Это невозможный выбор. Она будет либо моей наградой, либо погибелью. Оба варианта меня устраивают.

— Я не сяду с тобой в одно седло, — язвительный тон Джансу вырывает меня из мыслей.

Посмотрев вниз, в ее колдовские глаза, я встречаюсь с горящим в них вызовом.

— Значит, пойдешь пешком, — дергаю поводья и разворачиваю коня. — Путь неблизкий, все еще хочешь упрямиться?

Она смотрит на меня, ее грудь вздымается от злости и безысходности.

— Я поеду с тобой при одном условии, — заявляет так дерзко, что мой член дергается, — если ты опустишься передо мной на колени, чтобы я смогла встать на твою спину и сесть в седло, не прибегая к помощи твоих грязных рук.

Как только обжигающие, словно удар хлыста, слова вылетают из ее пухлых губ, за жалкое мгновение разливая по моим венам жидкий огонь, она сама пугается моей реакции и уже вовсю борется за свое дыхание.

Запах ее страха и упрямство пробуждают еще большую жажду по ней, отего член твердеет. Она сводит меня с ума.

Издав рык, я резко свисаю на одну сторону и, подхватив ее под мышками, отрываю от земли, а в следующую секунду уже усаживаю впереди себя, осторожно прижимая спиной к своей груди. Дрянь. Ей еще предстоит узнать, что эти грязные руки сделают с ней.

— Я ведь пытаюсь не нарушать своего обещания, — выдыхаю, чтобы продолжить низким шепотом, — но ты вечно меня провоцируешь. — Моя ладонь ползет вверх, сдавливает ее ребра, пока внутри меня крепко обосновывается разрушительное осознание. Черт возьми, я хочу ее. Дико хочу.

— Зато я не нарушу своего, — дергается она, повернув голову ко мне и бросив на меня грозный взгляд исподлобья, — всажу тебе нож в горло при первой же возможности.

Усмехаюсь одними только глазами. Ее смелость умеет удивлять, злить и в тоже время восхищать. Но я лишаю себя этого удовольствия, силой развернув девчонку вперед.

— Советую закрыть рот и думать, прежде чем заговоришь со мной. — Касаюсь губами мочки уха, с трудом удерживаясь от того, чтобы не лизнуть и не прикусить ее. — Любому терпению есть предел.

— Терпению? — снова изворачивается она, упираясь ладонью мне в плечо и отталкивая. — И в чем же оно проявилось?! В том, что ты, не разобравшись, лишил меня самого дорогого, как животное? Или, может, твое терпение проявилось сегодня? Когда ты содрал платье? Только для чего? Откуда вдруг такая забота? Переживаешь, что твои люди недостаточно справились со своей раб… — она взвизгивает, не успевая договорить от моей ожесточившейся на ней хватке, и через мгновение Джансу оказывается полностью развернута в седле лицом ко мне.

— Что ты сказала? — не узнаю собственный голос, переполненный свирепой яростью. — Моих людей? Это их рук дело? Кус-с-с-о-о-ом-а-а-ак! Кто с тобой это сделал? Кто посмел?

Джансу испуганно хлопает глазищами, а когда мои ладони силой вжимаются в ее поясницу, неумолимо лишая личного пространства, инстинктивно выставляет перед собой ладони, которые слабо упираются в мою гневно вздымающуюся грудь. Я забываю об осторожности, но и девушка не выказывает ни боли, ни страха. И как бы ни тряслась, гадая, что ее ждет дальше, Джансу находит в себе силы и вскидывает подбородок.

— Я не боюсь тебя.

Ай, глупая. Тягаться со мной вздумала?

— По-хорошему прошу. Скажи. Кто. Кто это сделал?

— Зачем? — облизывает она губы, срываясь на частые вздохи. — Чтобы ты ни сделал, это ничего не изменит. Ничего. Не стоит терять таких верных людей ради какой-то шармуты.

Скрипнув сжатыми зубами, я обхватываю ее затылок и сталкиваю нас лбами, чтобы прорычать в эти проклятые пухлые губы:

— Тогда я буду убивать каждого по одному, но прежде чем они начнут дохнуть, я буду пытать их. Долго и мучительно. На твоих глазах. Пока кто-нибудь из вас не сознается, чьих рук это дело.

Она смотрит на меня своими широко распахнутыми глазами, в которых отражается яркое пламя ненависти.

— Ты мне противен…

Играя желваками, я проявляю нечеловеское усилие и сдерживаюсь от желания сожрать ее губы, вылизать ее дерзкий рот, как голодный пес, добравшийся до куска мяса. Вместо этого я резко натягиваю поводья и вынуждаю коня встать на дыбы, а девушку упасть себе на грудь и уткнутся носом мне в шею. Часть золотистых волос выбивается у нее из-под куфии и падает мне на лицо, хлестая меня при каждом порыве ветра. Я гоню коня с такой скоростью, что у девчонки даже не возникает желания отстраниться, она дрожит еще сильнее, чем раньше, тонкие пальцы сжимают на мне плотную ткань джеллабеи, а порывистое дыхание выжигает на моей шее вечное клеймо. Проклятье, я впервые заранее обречён на проигрыш…

Загрузка...