Одержимость шейха

Глава 7. Я подчинюсь только своему мужчине

С трудом сглатываю сахарную мякоть, борясь с желанием подняться и бежать от этого мужчины без оглядки.

Я не хочу ему давать и толики себя, но разве такой спросит?

Сердце начинает биться быстрее, громкими ударами опустошая мой разум, когда Тень кладет свои сильные загорелые пальцы на мои губы. Но вместо того, чтобы отпрянуть, я замираю взглядом на серебристом перстне с большим черным камнем на мизинце, с выгравированной по кругу надписью. Мне неизвестен этот язык, поэтому я оставляю попытку прочесть ее.

На мгновение прикрываю глаза и медленно вздыхаю, ощущая, как в месте, где его пальцы обжигают мою плоть, начинает распускаться огненный цветок. И это ощущение заставляет меня сделать ещё один успокаивающий вздох.

В глубине души я понимаю, что оттягиваю неизбежное, однако продолжаю защищать остатки своей гордости.

Крепче сжимаю челюсти и теперь смотрю на него, в эти дикие, полные опасности глаза, грозящие свернуть мне шею, если не подчинюсь прямо сейчас. И он это сделает, у меня нет причин ему не верить, но каким-то чудом я продолжаю выдерживать пристальный взгляд, не сулящий мне ничего хорошего, пока не пугаюсь темноты, захватившей последние вкрапления золота в его радужке.

Будто теряя терпение, Тень надавливает на мои губы до легкой боли, грубо проводя по ним сладкой подушечкой пальца, прежде чем силой толкнуть мне ее в рот, но я тут же необдуманно сжимаю зубы, вынуждая господина одернуть руку и вызывая у него гнев.

Вмиг внутри все замирает, а потом я резко выдыхаю, но, разумеется, отстраниться не успеваю. Также, как и глотнуть так нужного мне сейчас воздуха перед столкновением с яростной бурей, которую сама спровоцировала в этом звере.

— Глупая женщина, ты все равно покоришься мне! — рычит он, запуская свободную руку в мои волосы, и рывком притягивает к себе. — Или тебе нравится боль? Только скажи, я буду рад подарить тебе все, что ты заслуживаешь.Ты этого ждёшь, верно? Или мне стоит продемонстрировать тебе, чего действительно заслуживает шармута, когда отказывается от рук своего хозяина? — спрашивает он мрачным низким голосом и одновременно сдавливает затылок пятерней, так крепко, что я всхлипываю от боли. — Я плохой человек, Джансу. Именно поэтому я всегда получаю то, что хочу. А сейчас я хочу твой гребаный язык на своих пальцах. Не заставляй меня его вырывать.

Его слова, подобно горящим стрелам, раз за разом пронзают меня до костей, пугая исходящей от него злостью, но в то же время во мне поднимается протест. Растоптанная гордость возрождается из пепла и оборачивается глупой смелостью.

— Можешь вырвать мне сразу сердце, — шиплю ему прямо в губы, — потому что я подчинюсь только своему мужчине.

После такого заявления я просто обязана смотреть своему врагу в глаза. И я смотрю. Сгорая от того, что вижу в них. А он смеется надо мной. Медлит. Мучает.

— Ты подчинишься, — кивает он с мрачной улыбкой на лице. — Раньше, чем окажешься нанизанной на мой член.

Сдерживаю уже грозящие пролиться слезы, не хочу позволять ему запугать меня, не хочу быть слабой. И я даже не замечаю, как, скрепя зубы, уступаю место нарастающему гневу. Сама себе вырву язык, если оближу его пальцы: так и до ног опуститься недалеко.

Но внезапно в моей памяти вспыхивают слова старой Магры:

Молчать. Быть загадкой.

Забыть о своей гордыне, иначе она и погубит тебя.

Будь умной, завоюй не только его уважение, но и любовь.

Вот только любовь от такого, как он, мне не нужна, а вот за свободу побороться стоит. Умирать я еще не готова.Так почему бы не попытаться усыпить бдительность зверя тем, чем могу?

Могу. Только не умею. У меня вообще в подобных вещах опыта ноль.

Но ведь любого зверя можно приручить, не так ли?

А может быть, моя неопытность оттолкнёт его?

Утопая в мыслях, я даже не замечаю, что все это время Тень царапает каждую черту моего лица, выжигает янтарными глазами, продолжая удерживать за затылок, но прежде чем его хватка усиливается, обещая мне новую порцию боли, я быстро беру с подноса клубнику. Правда, уже не так смело подношу ее к губам. На что он выгибает бровь, а его взгляд становится суровым, особенно когда я откусываю ягоду, позволяя капелькам сока скользнуть по своим пальцам. Не медля, чтобы не передумать, я провожу языком вслед за этой каплей по фаланге, плавно переключаясь на вторую, ощущая, как стремительно мое тело выходит из-под контроля, а его глаза окончательно поглощает тьма похоти.

Тяжело дыша, я вылизываю свои пальцы дочиста, удивляясь тому, что делаю это весьма эффектно, судя по тому, как начинает дышать зверь напротив меня, а его пятерня — поощрительно сминать мой затылок.

Жар постепенно подкрадывается к горлу, чтобы захватить щеки и камнем рухнуть вниз. Живот наполняется странной тяжестью, которая уже болезненно давит куда-то вниз. И, несмотря на то, что остатки разума кричат мне прекратить облизывать свои пальцы, последние капли моего сопротивления выгорают под фокусом гипнотических мужских глаз. Диких и одержимых мной. А в совокупности с развратными движениями собственных губ и языка, я полностью теряюсь в ощущениях, нарастающих со всех сторон.

Но внезапно Тень отпускает мои волосы, оставляя ворох жгучих мурашек, а потом хватает за руку, вынимая из моего рта пальцы, и делает то, от чего у меня сердце еще больше заходится в беспощадных ударах. Будто мечтает выломать ребра и выпорхнуть на свободу, чтобы не сгореть в огне, когда он приближает мои дрожащие пальцы к своему рту и нагло облизывает каждый, словно пробует на вкус часть меня.

Не выдержав нарастающего в груди давления, жгучего, острого, я чудом вырываю из его власти руку и отшатываюсь назад. От бешеного сердцебиения дыхание сбивается, предавая меня…

Раздраженно смахнув остатки моего вкуса со своих губ большим пальцем, он растирает влагу между ними, не сводя с меня пронзительного взгляда.

— У тебя жуткий характер, Джансу, и я бы убил тебя, если бы не желал так же сильно.

Резко отвожу взгляд и, дрожа, слегка отодвигаюсь, присаживаясь на башне из подушек, подальше от господина, развалившегося в расслабленной позе. Он, с густыми, вьющимися черными волосами, похож на высеченную из камня скульптуру. И снова я изучала его дольше положенного. Безумие. Мне нужна передышка, иначе мне грозит удушье от частого дыхания. А еще от знойного аромата сладкого мускуса и чего-то особенного. Того, что, соединяясь с запахом бронзовой кожи, только усиливает эффект этого мужчины. Одурманивает и кружит голову.

Но вскоре под гнетом молчания и покалывания на коже, которое вызывает его пристальное внимание, я снова смотрю на Тень. Даже накидка не спасает меня от этих черно-золотистых глаз тигра. Он и сам как хищник.

В этом мужчине есть такая же таинственная красота, которая завораживает, а шрамы лишь притягивают меня, разжигая желание узнать историю каждого. Он определенно обладает каким-то гипнозом, другого объяснения нет, почему я каждый раз смотрю прямо в пасть опасному хищнику. Зная, что когда-нибудь он укусит меня. Но мне будто плевать. Очарованная, напуганная, перевозбужденная, я протягиваю руку, чтобы коснуться одного из шрамов на мужественном лице, но мою руку тут же перехватывает мощная пятерня, дергая меня на широкую мужскую грудь, только распластаться на ней мне не позволяет цепкая хватка на шее.

Дикарь.

— Не смей ко мне прикасаться, — цедит он сквозь зубы, яростно вжимаясь носом в мою щеку. У этого мужчины разгон до убийцы за жалкую секунду, и я жалею о своем глупом поступке. — Никогда не прикасайся ко мне. Запомни это!

— Прости! — срываюсь на сдавленный крик, ели дыша от недостатка с трудом поступающего кислорода. — Прости, я больше никогда этого не сделаю… только отпусти…

Напоследок сквозь рычание он втягивает носом запах моей кожи и небрежно отталкивает меня на подушки. А я так и замираю, с бешено стучащем в груди сердцем. Что его так разозлило? Неважно. Нет сил думать, потому что сейчас он пригвождает меня таким взглядом, что я не в силах выдержать его, поэтому опускаю свой, принимаясь разглядывать неизменное черное одеяние господина, шелковую рубашку и шаровары в цвет, но, дойдя до босых ног, снова возвращаюсь к широкой груди. На фоне чёрного, его загорелые ступни выделяются, и отчего-то мне становится не по себе. Он такой же большой и дикий, как и львы, все ещё лежащие у его ног.

— Станцуй, — он проводит рукой по могучей небритой челюсти, постепенно занимая вновь расслабленную позу. — Я хочу увидеть, что ты прячешь под этой тряпкой.

Молчу, собирая себя по крупицам после случившегося. И у меня получается.

Приподнимаюсь в сидячее положение и слегка вздергиваю подбородок.

— Я станцую, если ты уберёшь отсюда животных.

Внезапно он разражается смехом, таким глубоким и раскатистым, что мне впервые захотелось его ударить.

— Твоя смелость рано или поздно закончится для тебя хорошей поркой, девочка, — его голос слишком быстро принимает привычный ему приказной тон. — Еще слово, и ты будешь танцевать на их головах. Голая.

Я еще не встречала настолько невыносимого, самодовольного и грубого мужчины.

— Зачем ты передал мне повязку? — снова кусаюсь. — Не думаю, что такая, как я, достойна подобного снисхождения от господина.

На его губах появляется слабый намек на улыбку.

— Ты задаёшь много вопросов.

— Если это касается меня, я имею право знать. Или ты боишься сказать правду?

Тень цокает, качая головой, а потом берет серебристый поднос с финиками и протягивает мне.

— Попробуй. Тебе идёт, когда твой рот занят делом.

И я улавливаю двусмысленность его фразы, злясь на то, что он ведет себя нечестно, уходя от моих вопросов. Сама не понимаю, как одним движением руки я переворачиваю поднос, разбрасывая финики по полу, а когда осознание сделанного обрушивается на меня холодной лавиной, подскакиваю на ноги. Мгновение, и я вижу ярость, исказившую мужское лицо похлеще, чем шрам, но я гашу ее, быстро срывая с себя накидку…