Один вкус

ДУХОВНОСТЬ, КОТОРАЯ ПРЕОБРАЗУЕТ

Хэл Блейкер, издатель журнала «Что такое Просветление?», описал тему этого номера следующим образом:

Мы намерены рассмотреть деликатный вопрос, который тем не менее необходимо затронуть, — поверхностный характер, отличающий большую часть духовных исследований и дискурса на Западе, особенно в Соединенных Штатах. Слишком часто при переводе мистических традиций Востока (и других мест) в американские понятия их проникновенная глубина выравнивается, их радикальные требования ослабляются и их потенциальные возможности революционного преобразования уничтожаются. Часто это происходит, казалось бы, незаметно, поскольку слова учений нередко остаются теми же самыми. И в то же время посредством очевидной ловкости рук, связанной, возможно, с их контекстом и потому в конечном счете с их смыслом, содержание величайших учений зачастую оказывается превращенным из рева пламени освобождения во что-то, больше напоминающее успокаивающее бормотание калифорнийской горячей ванны. Хотя есть и исключения, радикальные следствия величайших учений в результате нередко утрачиваются. Мы хотим исследовать это ослабление духовности на Западе и выявить его причины и последствия.

Мне бы хотелось взять утверждение Хола и подробно развернуть его основные положения в силу моих возможностей, сопровождая их комментариями, поскольку, вместе взятые, они высвечивают сердцевину и суть кризиса американской духовности.

ТРАНСЛЯЦИЯ В ПРОТИВОВЕС ТРАНСФОРМАЦИИ

В ряде книг (например, «Общительный Бог», «Ввысь из Рая», «Око Духа») я попытался показать, что религия, как таковая, всегда выполняла две очень важные, но очень разные функции. Во-первых, она действует как способ создания смысла для отдельного «я»: она предлагает мифы и истории, рассказы и повествования, Ритуалы и возрождения, которые, вместе взятые, помогают отдельному «я» понимать и терпеть превратности жестокой судьбы. Эта функция религии обычно не ведет к обязательному изменению уровня сознания человека; она не приносит радикального преобразования. Не приносит она и решительного освобождения от самого отдельного «я». Скорее, она успокаивает «я», укрепляет «я», защищает «я», содействует «я». Коль скоро отдельное «я» верит мифам, исполняет ритуалы, произносит молитвы или придерживается догмы, человек горячо верит, что «я» будет «спасено» либо сейчас, в славе спасения Богом или покровительства Богини, либо в загробной жизни, которая гарантирует вечное чудо.

Но, во-вторых, религия также выполняет — обычно в очень и очень незначительном меньшинстве — функцию радикального преобразования и освобождения. Эта функция религии не укрепляет отдельное «я», а полностью разрушает его, она несет не утешение, а опустошение, не укрепление, а пустоту, не удовлетворенность, а взрыв, не спокойствие, а революцию, короче говоря, не традиционную поддержку сознания, а радикальное превращение и преобразование самого глубочайшего центра сознания.

Есть несколько способов, которыми можно сформулировать эти две важные функции религии. Первая функция — функция создания смысла для «я» — это разновидность горизонтального движения; вторая функция — функция превосхождения «я» — это вертикальное движение (в высоту или в глубину, в зависимости от выбранной метафоры). Первую я назвал трансляцией, а вторую — трансформацией.

При трансляции «я» просто получает новый способ мыслить о реальности или чувственно воспринимать ее. Оно получает новое убеждение, быть может, холистическое вместо атомистического, относительное вместо аналитического или прощение вместо осуждения. Затем «я» учится переводить свой мир и свое существо в понятия этого нового убеждения, или нового языка, или новой парадигмы, и эти новые и чарующие действия перевода, по крайней мере временно, облегчают или ослабляют ужас, присущий сердцевине отдельного «я».

Но при трансформации сам этот процесс перевода подвергается сомнению, свидетельствуется, подрывается и в конечном итоге устраняется. При типичной трансляции «я» (самость), или субъект, получает новый образ мышления о мире, или объектах; но при радикальной трансформации само «я» исследуется, рассматривается, берется за горло и буквально душится до смерти.

И еще одна последняя формулировка: при горизонтальной трансляции, которая является значительно преобладающей, распространенной и универсальной функцией религии, «я», по крайней мере временно, делается счастливым в своей алчности, удовлетворенным в своем рабстве, самодовольным перед лицом кричащего страха, который в действительности представляет собой его глубинное состояние. При трансляции «я» сонно бродит в мире, в оцепенении и близорукости натыкается на кошмар самсары и получает приправленную морфином карту для ориентации в мире. И это, по существу, общее состояние религиозного человечества — как раз то состояние, которое духовные искатели, стремившиеся к радикальному преобразованию, научились подвергать сомнению и в конечном счете уничтожать.

Ибо при подлинном преобразовании речь идет не о веровании, а о смерти верующего; не о трансляции мира, а о трансформации мира, не о нахождении утешения, а о нахождении бесконечности по ту сторону смерти. «Я» не делается удовлетворенным; «я» аннулируется.

Но хотя я очевидно отдал предпочтение трансформации и принизил трансляцию, факт состоит в том, что в целом обе эти функции невероятно важны и абсолютно необходимы. Индивидуумы по большей части не рождаются просветленными. Они рождаются в мире греха и страдания, надежды и страха, желания и отчаяния. Они рождаются как «я», готовые и страстно желающие замкнуться в себе, с голодом и жаждой, слезами и страхом. И они довольно рано начинают учиться транслировать свой мир, понимать его, придавать ему смысл и защищать себя от страха и муки, никогда не скрывающихся глубоко под счастливой поверхностью отдельного «я».

И сколь бы сильно мы, вы и я, ни могли желать превзойти простую трансляцию и достичь подлинной трансформации, тем не менее сама трансляция остается абсолютно необходимой и решающей функцией для большей части нашей жизни. Те, кто не способен адекватно транслировать с достаточной целостностью и точностью, быстро впадают в тяжелый невроз или даже психоз: мир перестает иметь смысл — границы между «я» и миром не трансцендируются, но вместо этого начинают рушиться. Это не прорыв, а распад, не превосхождение, а катастрофа.

Но на некотором этапе нашего процесса развития сама трансляция, сколь бы адекватной и уверенной она ни была, просто перестает утешать. Никакие новые убеждения, новая парадигма, но мифы или новые идеи не останавливают вторгающееся страдание. Единственное, что помогает, — это не новое верование для «я», а превосхождение самого «я».

И все же число индивидов, которые готовы для подобного пути, всегда было и, скорее всего, всегда будет очень незначительным меньшинством. Для большинства людей любой вид религиозного верования будет относиться к категории утешения: это будет новая горизонтальная трансляция, создающая какой-то вид смысла посреди уродливого мира. И религия всегда по большей части выполняла эту первую функцию, и выполняла ее хорошо.

Поэтому я также использую для описания этой первой функции (горизонтальной трансляции и создания смысла для отдельного «я») слово «законность». И большая часть важной роли религии состоит в том, чтобы обеспечивать законность «я» — законность его убеждений, его парадигм, его мировоззрений и его образа жизни в мире. Эта функция религии — придание законности «я» и его убеждениям — неважно, насколько временной, относительной, не преобразующей или иллюзорной, — тем не менее была единственной величайшей и самой важной функцией мировых религиозных традиций. Способность религии обеспечивать горизонтальный смысл, законность и поддержку «я» и его верованиям — эта функция религии исторически была единственным величайшим «социальным связующим», имеющимся у любой культуры.

И нельзя легко или беспечно экспериментировать с основным связующим, которое обеспечивает целостность обществ. Поскольку чаще всего, когда это связующее разрушается — когда нарушается трансляция, — результатом, как мы говорили, становится не прорыв, а крушение, не освобождение, а социальный хаос (мы вскоре вернемся к этому важнейшему моменту).

Там, где транслирующая религия предлагает законность, трансформирующая религия предлагает подлинность. Тех немногих людей, которые готовы, то есть терзаются муками отдельного «я», и более не способны принимать узаконенное мировоззрение, все более и более настойчиво влечет преображающее раскрытие к истиной подлинности, истинному просветлению, истинному освобождению. И в зависимости от вашей способности к страданию вы рано или поздно ответите на призыв подлинности, трансформации, освобождения на утраченном горизонте бесконечности.

Трансформирующая духовность стремится не укреплять или узаконивать какое бы то ни было существующее мировоззрение, а скорее обеспечивать истинную подлинность путем разрушения того, что мир считает законным. Узаконенное сознание санкционируется консенсусом, принимается стадным менталитетом, используется и культурой, и контркультурой, поощряется отдельным «я» как способ понимания смысла этого мира. Но подлинное сознание быстро избавляется от всего этого и взамен приобретает качество взгляда, который видит только сияющую бесконечность в глубине всех душ и вдыхает только атмосферу вечности, слишком простой, чтобы в нее верить.

Поэтому трансформирующая духовность, подлинная духовность революционна. Она не узаконивает мир, она ломает мир, не утешает мир, а разрушает его. И она не делает «я» удовлетворенным, она его уничтожает.

И эти факты приводят к нескольким выводам.

КТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОЧЕТ ТРАНСФОРМАЦИИ?

Довольно широко распространено убеждение, что Восток просто наполнен преобразующей и подлинной духовностью, тогда как Запад — как исторически, так и в сегодняшний Новый век — не имеет ничего большего, чем разнообразные виды горизонтальной, транслирующей, всего лишь узаконенной и потому умеренной духовности. И хотя в этом есть доля истины, действительная ситуация гораздо мрачнее и на Востоке, и на Западе.

Во-первых, хотя в целом верно, что Восток породил большее количество подлинных духовных адептов, реальная доля населения, занятого подлинной преобразующей духовностью, прискорбно мала и всегда была такой. Я как-то спросил Катагири Роши, с которым у меня был мой первый прорыв (надеюсь, не провал), сколько истинно великих мастеров дзен и чань существовало за всю историю. Он без промедления ответил: «Возможно, всего одна тысяча». Я спросил еще одного мастера дзен, сколько истинно просветленных — глубоко просветленных — японских мастеров дзен живы в настоящее время, и он ответил: «Не больше дюжины».

Давайте просто примем, в целях дискуссии, что это приблизительно верные ответы. Взглянем на цифры. Если мы предположим, что в течение всей истории существовал только один миллиард китайцев (а это крайне заниженная оценка), это все равно означает, что лишь одна тысяча из миллиарда достигла подлинной, преобразующей духовности. Для тех из вас, у кого нет калькулятора, скажу, что это 0,0000001 всего населения. (Даже если мы возьмем один миллион вместо одной тысячи, это по-прежнему всего 0,001 населения — жалкая капля в бочке.)

И это, без сомнения, означает, что все остальное население участвовало (и участвует) в лучшем случае в различных видах горизонтальной, транслирующей, всего лишь узаконенной религии: они занимались магическими практиками, мифическими верованиями, эгоической просительной молитвой, магическими ритуалами и так далее — иными словами, трансляционными способами придания смысла отдельному «я», трансляционной функцией, которая, как мы говорили, была главным социальным связующим китайской (и всех других) культур, существовавших до настоящего момента.

Таким образом, никоим образом не принижая поистине ошеломляющие достижения славных восточных традиций, можно сказать совершенно прямо: радикальная трансформирующая духовность чрезвычайно редка повсюду в истории и повсюду в мире (цифры для Запада еще больше угнетают).

Итак, хотя можно весьма справедливо сетовать на то, как мало людей на Западе сегодня занимаются поистине подлинной и радикально преобразующей духовной реализацией, не будем прибегать к ложным доводам, утверждая, что ситуация была принципиально иной в более ранние времена или в других культурах. Иногда она была чуть лучше, чем мы видим здесь и сейчас на Западе, но факт остается фактом: подлинная духовность — это крайне редкое явление повсюду, в любое время и в любом месте. Поэтому давайте исходить из бесспорного факта, что вертикальная, преобразующая подлинная духовность — это одна из самых драгоценных жемчужин во всей человеческой традиции именно потому, что, подобно всем драгоценностям, она невероятно редкостна.

Во-вторых, даже хотя вы и я можем глубоко верить, что самая важная функция, которую мы способны выполнять, — это предлагать подлинную преобразующую духовность, фактически большая часть из того, что мы должны делать, будучи способны нести в мир подобающую духовность, на самом деле заключается в том, чтобы предлагать более доброкачественные и полезные виды трансляции. Иными словами, даже если мы сами практикуем или предлагаем подлинную преобразующую духовность, тем не менее большая часть того, что мы должны делать в первую очередь, сводится к обеспечению людей более адекватным способом трансляции их состояния. Мы должны начинать с полезных трансляций, прежде чем сможем эффективно предлагать подлинные трансформации.

Причина состоит в том, что, если у индивидуума (или культуры) слишком быстро, или слишком внезапно, или слишком неумело отнять трансляцию, результатом будет опять же не прорыв, а крушение, не высвобождение, а коллапс. Позвольте мне привести два наглядных примера.

Когда Чогьям Трунгпа Ринпоче — великий (хотя и вызывающий много споров) тибетский учитель — впервые приехал в эту страну, он прославился тем, что на вопросы о смысле Ваджраяны всегда отвечал: «Есть только Ати». Другими словами, куда бы вы ни посмотрели, существует только просветленный ум. Эго, самсара, майя и иллюзия — от всего этого нет нужды избавляться, поскольку ничто из этого в действительности не существует: есть только Ати, есть только Дух, есть только Бог, повсюду существует только недвойственное Сознание.

Практически никто этого не понимал, никто не был готов к этому радикальному и подлинному постижению истины «всегда уже», и поэтому Трунгпа в конечном итоге ввел целый ряд «меньших» практик, ведущих к этой радикальной и высшей «не-практике». Он ввел девять ян в качестве основания практики — иными словами, он ввел девять стадий или уровней практики, достигающей кульминации в высшей «не-практике» всегда-уже Ати.

Многие из этих практик были просто трансляционными, а некоторые были тем, что можно назвать «малыми преобразующими» практиками: миниатюрными трансформациями, которые делали ум-тело более восприимчивым к радикальному уже-осуществившемуся просветлению. Эти трансляционные и малые практики выливались в «совершенную практику» не-практики — или радикальное, внезапное, подлинное постижение того, что с самого начала существует только Ати. Поэтому, несмотря на то что первоочередной задачей и первоосновой была окончательная трансформация, Трунгпа был вынужден вводить трансляционные и малые практики, чтобы подготавливать людей к очевидности того, что есть.

В точности то же самое происходило с Ади Да — еще одним влиятельным (и вызывавшим не меньше споров) адептом (хотя на этот раз американского происхождения). Первоначально он не учил ничему, кроме «пути понимания»: не способу достижения просветления, а исследованию того, почему вы вообще хотите достичь просветления. Само желание стремиться к духовному просветлению это в действительности не что иное, как алчная тенденция эго, и, таким образом, сами поиски просветления препятствуют его обретению. Поэтому «совершенная практика» состоит не в поиске просветления, а в исследовании мотивов для самого этого поиска. Вы явно пускаетесь в поиск для того, чтобы избежать настоящего, и в то же время только настоящее содержит в себе ответ: вечно искать — значит вечно не понимать самой сути. Вы всегда уже просветленный Дух, и потому поиски Духа означают просто отрицание Духа. Вы можете обрести Дух не в большей степени, чем обрести свою ногу или свои легкие.

Никто этого не понимал. И тогда Ади Да точно так же, как Трунгпа, ввел целый ряд трансляционных или малых трансформирующих практик — в действительности семь стадий практики, — ведущих к тому этапу, когда вы можете полностью отказаться от поисков, открывшись к всегда-уже наличной истине вашего собственного вечного и безвременного состояния, которое целиком и полностью присутствовало с самого начала, но грубо игнорировалось в лихорадочном желании искать.

Но что бы вы ни думали об этих двух адептах, факт остается фактом: они провели, возможно, первые два великих эксперимента в этой стране по введению понятия «Существует только Дух», и потому именно поиски Духа препятствуют постижению. И они оба обнаружили, что, как бы остро мы ни чувствовали Дух, сколь бы ясно ни представляли радикальную трансформирующую истину этого момента, тем не менее трансляционные и малые преобразующие практики почти всегда оказываются необходимым предварительным условием для этой окончательной и высшей трансформации.

Таким образом, мой второй довод состоит в том, что вдобавок к предложению подлинной и радикальной трансформации мы все равно должны внимательно и заботливо относиться к многочисленным полезным видам трансляционных и малых практик. Поэтому более плодотворная позиция требует «интегрального подхода» к всеобъемлющей трансформации — подхода, который почитает и включает в себя многие малые преобразующие и трансляционные практики, охватывающие физический, эмоциональный, интеллектуальный, культурный и социальный аспекты человеческих существ, в качестве подготовки и выражения высшего преобразования во всегда-уже наличное состояние.

И потому, несмотря на то что мы справедливо критикуем чисто трансляционную религию (и все меньшие формы трансформации), давайте также отдавать себе отчет в том, что интегральный подход к духовности сочетает в себе все лучшее из горизонтального и вертикального, трансляционного и преобразующего, узаконенного и подлинного, и, значит, давайте сосредоточим свои усилия на уравновешенном и здравом обзоре человеческой ситуации.

МУДРОСТЬ И СОСТРАДАНИЕ

Но не является ли эта моя точка зрения ужасно элитарной? Видит Бог, я надеюсь, что да. Когда вы идете на баскетбольный матч, чью игру вы хотите смотреть — Майкла Джордана или мою? Когда вы слушаете поп-музыку, кого вы хотите услышать за свои деньги — меня или Брюса Спрингстина? Когда вы читаете великую литературу, предпочтете ли вы потратить вечер, читая меня или Толстого? Когда вы платите 64 миллиона долларов за картину, будет ли это моя картина или картина Ван-Гога?

Все совершенное элитарно. И это в равной мере относится к духовному совершенству. Но духовное совершенство — это элитарность, доступная всем. Мы сперва обращаемся к великим учителям — к Падмасамбхаве, к Св. Терезе Авильской, к Гаутаме Будде, к госпоже Цогьял, к Эмерсону, Экхарту, Маймониду, Шанкаре, Шри Рамана Махарши, Бодхидхарме, Гарабу Дордже. Но они всегда говорят одно и то же: позвольте быть в вас этому сознанию, которое есть во мне. Вы всегда начинаете с элитарности; вы всегда заканчиваете эгалитаризмом.

Но в промежутке есть гневная мудрость, кричащая из глубины души: мы все должны не упускать из виду цель радикальной и высшей трансформации. И потому любой вид интегральной или подлинной духовности также будет всегда включать в себя критический, настойчивый и временами полемический крик из трансформационного лагеря в адрес чисто трансляционного лагеря.

Если мы используем цифры для китайского чань в качестве простого общего примера, это означает, что если 0,0000001 населения действительно вовлечены в настоящую или подлинную духовность, то 0,9999999 вовлечены в не трансформирующие, неподлинные, чисто трансляционные или горизонтальные системы верований. И да, это означает, что огромное, подавляющее большинство «духовных искателей» в этой стране (как и в других местах) заняты далеко не подлинным делом. Так было всегда. Так это и сейчас. Эта страна не исключение.

Но в сегодняшней Америке это вызывает гораздо большее беспокойство, поскольку это подавляющее большинство приверженцев горизонтальной духовности нередко претендует на то, чтобы представлять передний край духовной трансформации, «новой парадигмы», которая изменит мир «великого преобразования», авангардом которого они являются. Но чаще всего они представляют вовсе не глубокую трансформацию, а чистую, но агрессивную трансляцию — они предлагают не эффективные средства окончательного демонтажа «я», а всего лишь другой образ мышления для «я». Не способы трансформации, а всего лишь новые способы трансляции. По существу, то, что предлагает большинство из них, — это не практика; не садхана или сатсанг или шикан-таза или йога. Все, что они предлагают, — это просто указание: читайте мою книгу о новой парадигме. Это крайне возмутительно и глубоко тревожит.

Таким образом, сторонники подлинной духовности сердцем и душой верны великим преобразующим традициям, однако они всегда будут одновременно делать две вещи: ценить и использовать малые и трансляционные практики (от которых, обычно, зависит их собственный успех), но также кричать из глубины души, что одной лишь трансляции недостаточно.

И потому я считаю, что все те, чью душу глубоко волнует подлинная трансформация, должны жить с абсолютным моральным обязательством взывать из глубины души, быть может, тихо и мягко, со слезами сопротивления; быть может, с неистовым огнем и гневной мудростью; быть может, с неспешным и тщательным анализом; быть может, посредством непоколебимого публичного примера — подлинность всегда и с необходимостью несет с собой потребность и обязанность: вы должны говорить в полную силу своих возможностей, и трясти духовное дерево, и светить своими фарами в глаза самодовольных. Вы должны позволить этому радикальному постижению стучать в ваших венах и волновать тех, кто вас окружает.

Увы, если вы этого не делаете, то предаете свою собственную подлинность. Вы скрываете свое истинное достояние. Вы не хотите расстраивать других, поскольку не хотите тревожить свое «я». Вы поступаете нечестно, в стиле дурной бесконечности, поскольку понимаете: тревожный факт состоит в том, что любое постижение глубины несет с собой ужасное бремя: те, кому позволено видеть, одновременно связаны обязательством недвусмысленно передавать это видение: таково условие. Вам было позволено увидеть истину с уговором, что вы должны сообщать ее другим (в этом основной смысл обета бодхисатвы). И поэтому, если вы увидели, вы просто должны говорить. Говорить с состраданием, или говорить с гневной мудростью, или говорить, используя умелые средства, но вы должны говорить.

И это поистине кошмарное бремя, ужасное бремя, поскольку оно в любом случае не оставляет места робости. Тот факт, что вы можете ошибаться, просто не служит оправданием: ваше сообщение может быть верным или неверным, но это не имеет значения. Как столь резко напомнил нам Кьеркегор, важно то, что только если вы передаете и сообщаете свое видение со страстью, истина тем или иным образом может преодолеть сопротивление мира. Если вы правы или если вы неправы, одна лишь ваша страсть заставит обнаружить то или другое. Ваша обязанность — содействовать этому открытию, что бы оно ни показало, и потому ваша обязанность — провозглашать вашу истину с той страстью и отвагой, на которые вы только способны. Вы должны взывать любым доступным вам способом.

Вульгарный мир уже кричит, и с таким пронзительным неистовством, что более истинные голоса вообще едва слышны. Материалистический мир уже полон рекламных объявлений и соблазнов, воплей обольщения и криков торговли, завываний приглашения и призывных возгласов. Я не хочу здесь быть суровым, и мы должны уважать все мелкие занятия. Тем не менее вы, должно быть, заметили, что «душа» сейчас — самая злободневная тема в списке покупаемых книг, но все, что в действительности означает «душа» в большинстве этих книг, это просто — эго в женском наряде. В этом нарастающем неистовстве погони за трансляциями слово «душа» стало означать не то, что в вас безвременно, а то, что с самым большим шумом мечется во времени, и, значит «забота о душе» непостижимым образом означает не более чем интенсивное сосредоточение на вашем страстно отдельном «я». Точно так же у всех на устах слово «духовное», но обычно оно, в действительности означает не более чем любое глубокое эгоическое чувство, подобно тому как «сердце» стало означать любое искреннее чувство самоограничения.

Все это, честно говоря, все та же самая старая трансляционная игра, переодевшаяся и пустившаяся во все тяжкие. И даже это было бы более чем приемлемо, если бы не тот тревожный факт, что весь этот трансляционный обман агрессивно именуется «трансформацией», когда все, что он собой представляет, это, разумеется, новый ряд резвых трансляций. Иными словами, в игре принятия любой новой трансляции и провозглашения ее великой трансформацией, судя по всему, увы, скрывается глубокое лицемерие. И мир в целом — Восток или Запад, Север или Юг — был и остается по большей части совершенно глухим к этой беде.

И потому, учитывая меру вашей собственной подлинной реализации, вы действительно собирались тихонько шептать в ухо этого почти глухого мира? Нет, друг мой, вы должны кричать. Кричать из глубины того, что вы увидели, кричать, как только можете.

Но не без разбора. Давайте действовать с этим преобразующим криком осторожно. Пусть небольшие очаги радикально преобразующей духовности, подлинной духовности, сосредоточивают свои усилия и преобразуют своих учеников. И пусть эти очаги начинают медленно, осторожно, ответственно, скромно распространять свое влияние, проявляя абсолютную терпимость ко всем воззрениям, но тем не менее пытаясь защищать истинную и подлинную и интегральную духовность примером, блеском, видимым облегчением, очевидным освобождением. Пусть эти очаги преобразования мягко убеждают мир и его сопротивляющиеся «я», ставя под сомнение их законность, бросая вызов их ограничивающим трансляциям и предлагая пробуждение перед лицом немоты, которая преследует мир в целом.

Давайте начнем прямо здесь, прямо сейчас — с вас и меня — и с нашего обязательства провозглашать бесконечность до тех пор, пока бесконечность не станет единственным утверждением, которое будет признавать мир. Пусть сияет на наших лицах, кричит из наших сердец и гневно звучит из наших умов радикальное постижение — этот простой факт, очевидный факт: что вы и я, в самой непосредственности вашего наличного осознания, в действительности представляем собой весь мир, во всем его холоде и жаре, в его славе и его милости, в его триумфах и его слезах. Вы не видите солнце — вы и есть солнце; вы не слышите дождь — вы и есть дождь; вы не ощущаете землю, вы — земля. И в этом простом, ясном, очевидном отношении трансляция прекратилась во всех сферах, и вы преобразились в само Сердце Космоса, и там, прямо там, очень просто, очень спокойно, все это аннулируется.

Тогда вам будут чужды и удивление, и жалость, и собственное «я», и другие, внешнее и внутреннее не будут иметь для вас никакого смысла. И в этом очевидном шоке узнавания — где мой Учитель — это моя Самость, и эта Самость представляет собой весь Космос, и Космос — это моя Душа — вы очень мягко войдете в туман этого мира и полностью преобразуете его, не делая вообще ничего.

И тогда, и тогда, и только тогда вы окончательно, ясно, тщательно и с состраданием напишете на могильном камне «я», которое никогда не существовало: есть только Ати.