Есть много причин, чтобы не спать с Кристофом. Прежде всего его абсолютная уверенность, что он останется переночевать. Будто я готова спать с юношей моложе Дейла (вспомни, что из этого вышло). Не думает ли он, что я в этом нуждаюсь? Или он считает, что я ему обязана за то, что он закрепил крышу и убрал за мной?
Между нами нет ничего общего. Настолько ничего, что даже говорить не о чем. Он ни в чем себя не проявил, нигде не был. Да, он бывал в Лондоне, но что его туда привело? Работа тут, работа там, слонялся без дела. Мое беспечное прошлое кажется таким далеким, что я даже не припомню, что такое «нечем заняться».
Были и другие причины, по которым мне не следовало переступать черту дозволенного с самоуверенным, незрелым (хотя и несомненно красивым) молодым недорослем:
Я — мать.
А он еще ребенок и живет со своей матерью.
У меня есть Джонатан (как бы).
Его гормоны буйствуют, и это чувствуется всеми.
У него молодой запах.
Возможно, он весит меньше одного моего бедра.
А что, если, и это больше всего меня беспокоит, он захочет поговорить о французской поп-музыке.
Раздался нетерпеливый стук в дверь. Так темно, что я не могла видеть свою собственную руку. Я встала с постели, взяла атласное стеганое одеяло, накинула его на плечи и, нащупывая края и плоские поверхности ступенек, стала спускаться.
Снова постучали. Я щелкнула выключателем и приоткрыла двери. На пороге стоял почтальон. Я открыла, чувствуя себя смешно в своей накидке. Он протянул мне пакет. Пришлось вынуть руку из-под одеяла, но взять пакет я не могла, так как одновременно мне приходилось держать одеяло, чтобы оно не упало. Я кивнула на землю. Почтальон поставил пакет и воскликнул:
— Сумасшедшая туристка.
Внутри пакета лежал рождественский подарок, завернутый в симпатичную бумагу: серебряные звезды на сиреневом фоне с биркой для подарка с надписью: «Нина, я увидела это и подумала о тебе. Люблю. Бет».
Это была книга под названием «Начало разговора. Начало любви».
На обложке штрихами изображены мужчина и женщина в манере Лихтенстайна. Челюсть мужчины карикатурно квадратная. Ее густые ресницы соблазнительно загнуты. Они стоят рядом, скрестив на груди руки. Он, как всегда, опоздал, испортив в очередной раз ужин. (Или, может, он увидел своего сына в кинорекламе.) На форзаце задней обложки помещена фотография автора: на ней мохеровый свитер кремового цвета и легкая улыбка на лице. Первая глава начиналась с нескольких вопросов:
«Вы повышаете голос, чтобы вас услышали?
Ваш партнер кричит, чтобы привлечь ваше внимание?
Вы скандалите на публике?
Вы затеваете однообразные вечные ссоры из-за пустяков?
Нет, нет, нет, нет.
— Поздравляю! — преувеличенно радостно восклицает Мохеровая Дама.
Вы общаетесь, не прибегая к крику или спору. Однако мы все можем выиграть, работая над нашим умением говорить и слушать. Упражнения из книги помогут вам стать ближе в качестве супружеской пары».
Передо мной возник Кристоф, потиравший озябшее плечо с гусиной кожей. Вокруг его талии в стиле саронго висело одеяло девочек-скаутов. Выше талии торчали ребра.
Я закрыла входную дверь и бросила книгу «Начало разговора. Начало любви» в корзину из ивовых прутьев для макулатуры.
— Возвращайся в постель, — сказал он.
Бен и я проведем сочельник в гостинице «Hotel Beauville», где семья Сильви собиралась устроить праздничный обед. Никаких формальных приглашений не предусматривалось, только обязательство, что мы придем. Сильви в честь этого важного дня украсила шторы тесемкой. Нарядная елка сверкала серебристо-ярким дождиком и стеклянными игрушками. Старый стул был тоже украшен блестящими елочными шишками, связанными золотистым поясом. Сильви задыхалась, суетилась и пританцовывала, поручая дела Надин и Кристофу, но не прося помощи у меня.
— Вы наша гостья, — напомнила она мне. — Вам ничего не надо делать, ничего.
Итак, я уселась на диван и пила предложенные мне фруктовые напитки, смаковала круглые конфеты в промежутках между бисквитами и кексом.
Бен поднимался на диваны, кресла и грыз мягкие игрушки. Он, видимо, предпочитал гостиницу «Hotel Beauville» дому моих родителей. Там нет игрушек, кроме отложенных на Рождество подарков. Я спрятала от него раскраски, полученные за несколько недель. Зачем баловать ребенка? Бен мог без устали все утро стучать по мятой кастрюле деревянной ложкой. В былые времена никто не беспокоился о воспитании детей. К примеру, я с трех до одиннадцати лет проводила все дни, качаясь на калитке. И мои впечатления не пропали даром — я стала журналисткой.
Теперь у меня, как у важного человека, было два дома: в одном колготились люди и грохотала посуда, в другом я спала. Кристоф заходил почти каждый день с подарками в виде продуктов, вина или своего тела. Однажды утром он появился с игрушечным грузовиком, сделанным из красно-желтой жестяной банки из-под масла для жарки. Конечно, в изобретательности Кристоферу не откажешь, но игрушка была небезопасной из-за рваных краев, о которые Бен мог порезать себе руку. Я поблагодарила и поставила машину высоко на книжный шкаф с рождественскими подарками.
От вина все вокруг принимало слегка туманный вид. Я подумала, а не использует ли меня Кристоф для того, чтобы попрактиковаться в сексе, а потом найти подходящую подругу. Другого объяснения его присутствия здесь я не находила. Зачем ему взрослая, усталая, деформированная родами женщина? Кстати, я ведь до сих пор не удосужилась провериться из страха обнаружить какую-нибудь болезнь.
Бен спал на большой кровати, защищенный со всех сторон подушками. Мы незаметно укрылись в маленькой комнатке и грели друг друга под зеленой атласной простыней и пятнистым серым одеялом. Ощущение, что он практиковался, исчезло вместе со всякой способностью мыслить и что-либо понимать. Я просто забывала обо всем на свете, когда погружалась в море его нежности.
Позвонила моя мать и извинилась, что не послала Бену подарок к Рождеству. «Мы что-то положили в багажник машины, хотя ты поймешь, что эта вещь новая, за исключением того, что неисправен гудок». Потом она перешла к детальному разбору диетических требований к продуктам для новогоднего визита:
— Чтобы все было без масла и клейковины, не забывай. Никакой баранины, говядины, и от цыпленка Эшли не в восторге, поэтому я бы предпочла рыбу.
По мнению Эшли, лечение моей матери подошло к решающей точке. Они приблизились к пониманию проблемы блокирования ее мозга.
— С рыбой могут быть трудности. До берега довольно далеко пешком, мама.
Она фыркнула в трубку и произнесла:
— Мы с отцом всегда находим свежие продукты.
— Мама, ты уверена относительно этой поездки? А что, если снег пойдет? Ты можешь застрять здесь на несколько дней, даже недель.
— Какая ты пессимистка, — проворчала она. — Ну и что, если мы застрянем? Это отличное место, ты сама говоришь. Чем ты занимаешься целый день?
Каждое утро Кристоф просыпается раньше меня. Я чувствую его теплую руку на моем животе, на груди или бедре. Мы — словно мыши, мягкий комок тел, и над нами маячит только покатый потолок.
Бен после обеда спит. Сон для ребенка крайне важен. «В девять месяцев ваш ребенок в течение дня, возможно, будет спать два часа или более. Воспользуйтесь этим временем. Для вас это тоже возможность поспать, чтобы чувствовать себя хорошо отдохнувшей, когда ваш ребенок проснется».
Мы идем на новые хитрости. Плотный обед, с большим содержанием углеводов, плюс полная бутылка теплого молока заставляют Бена спать до четырех часов. А мы прокрадываемся в маленькую комнату, где я снимаю часы и закрываю их в комод, не думая о том, что меня ждет ад.
Сочельник. Стол Сильви прогибался под грудой перламутровых свечей, дымящихся блюд и возвышающихся в центре сухих цветов, стоящих в пористой серебристой подставке. На Сильви шелковое черное платье, украшенное штампованными медными листьями. Надин в привычном скомканном свитере.
Женщины перегрелись от еды, разговоров и часто бегали на кухню. Кристоф ел спокойно, как будто он привык к такой пище.
Стол очистили от посуды, чтобы разложить подарки. Сильви выставила тостер для бутербродов, сделанный для великанов.
— Для приготовления мяса за столом, — объяснила Надин.
Я кивнула головой, как будто у меня дома был такой же. Сильви протянула мне маленький сверток, в котором оказались духи неизвестной марки в остроконечной стеклянной бутылочке с позолоченной пробкой. Я поцеловала ее, прикоснувшись лицом к ее лакированным кудрям. Я принесла торт в форме вулкана, извергавшего орехи и засахаренные фрукты. Ее благодарность не знала границ, принимая во внимание качество подарка. Мне нужно было еще найти что-нибудь отдаленно подходящее для Кристофа. Последнее время мы постоянно находились в маленькой комнате, так что у меня практически не было возможности смотаться в Шатийон. А еще надо было посетить Археологический музей.
Я наелась, но чувствовала себя еще голодной. Сильви отрезала мне кусок вулканического торта, затем, подняв руки к свету, быстро захлопала в ладоши. После этого она подняла свой бокал и произнесла:
— Нина, добро пожаловать в нашу семью.
Мне показалось, что я обрела новую мать. И что-то еще.
Джонатан не звонил. Возможно, он находился у Констанс и покорно заглатывал праздничную еду. 26 декабря я позвонила Бет, чтобы пожелать ей счастливого Рождества.
— Нина! — произнесла она с наигранной веселостью. — Ты получила книгу? Надеюсь, ты не обиделась. Я просто подумала, что торчать в такой глуши…
— Ты права, здесь нет книжного магазина, — ответила я.
— Как долго ты будешь продолжать с этим? Я думала о тебе вчера, как же ты застряла в этой несчастной гостинице. Одна, у тебя даже нет…
— У меня Бен, — вмешалась я. Послышалось шуршание, словно она что-то заворачивала в фольгу. — Ты видела Джонатана? — спросила я весело.
— Хм, дай подумать. Мэтью, это было неделю назад, когда Джонатан заходил на ужин? С тех пор я занята по уши. Мои родители здесь, хотят, чтобы мы приехали к ним на Рождество. Ужасное настроение. Кому хочется торчать за городом? А если снег пойдет? Мы окажемся в ловушке.
— Как выглядит Джонатан?
— Выглядит? — прописклявила она. — Прекрасно, если учесть, с кем он общается.
— Но я не слышала… — Что я ожидала услышать?
— Ах, Яна, смотри за Мод с этим яблочным соком, — проворчала Бет.
— Яна?
— Новая помощница по дому. Девушка, чешка. Ужасные испытания с ее последней семьей. Она считает наш дом дворцом.
— Что случилось с Рози?
Раздался громкий удар, как при захлопывающейся двери.
— Не справлялась с работой. Так всегда бывает с помощницами. Приходится просеять кучу, прежде чем найдешь нужную.
— А как Яна?
— Трудяга. Всегда в работе. Не самая красивая девушка на земле, но Мод, кажется, не против.
Я поехала с Беном и Кристофом в Шатийон. Мы собирались купить все, что продиктовала моя мать. В связи с продолжительностью ее пребывания холодильник будет ломиться от свежих продуктов. Она не хотела еды, которая отравила бы ей праздник.
На кухонном столе будет большое блюдо с фруктами. Яблоки будут блестеть. Мои губы будут напомажены все время, а ногти — чистыми. Бен будет щеголять в черном пуловере в стиле ретро и клетчатых брюках. Разве их это не впечатлит?
Кристоф был приятно удивлен моим списком, который изобиловал поправками и вопросительными знаками, сносками и рисунками девушек с напряженными лицами.
— Твои родители… капризные? — спросил он.
Я посмотрела на него краем глаза. Он мог быть моим сыном, у которого есть девушка с мягкими округлыми формами, в белом лифчике размером 32А, без жировых складок под мышками.
— Ты никогда не вырастешь до того, чтобы удивить своих родителей, — сказала я.
Даже когда он смеялся, на его лице не было складок. Детское лицо. Его мать стирает ему одежду, готовит еду. Он даже не умеет водить машину.
Кристоф взял с приборного щитка компакт-диск с душевной музыкой, который прислала Элайза. На обложке крупным планом были изображены блестящие губы негритянской девушки. Он вставил диск в дисковод и нажал кнопку проигрывания.
Теперь, когда ты ушел,
Осталась лишь груда золота…
Все, что сохранилось у меня в мечтах, —
Это груда золота.
Я поставила другую песню: Темптейшнс «Запутанный клубок». Кристоф дотронулся до моего бедра. Я сильнее сжала рулевое колесо и устремила взгляд в дождь, который застучал по ветровому стеклу. Следующая композиция: Джексон Файв «Я хочу, чтобы ты вернулась».
Я выключила компакт-диск.
— Эй, Нина, в чем дело? — спросил Кристоф, убирая руку с моей ноги.
— Не хочу слушать музыку.
30 декабря. Пошел снег, как раз к приезду моих родителей. Входная дверь с трудом открылась, рисуя на снежном покрове дугу. Бен неверной походкой, держась одной рукой за меня, другой за Кристофа, вышел на улицу. Такое ощущение, что машину накрыло снежное одеяло.
— Дороги в Шатийоне убирают? — спросила я.
— В общем, к вечеру, может быть. Но если выпадет больше снега…
— То его вовсе не убирают.
— Нам придется рыть. Если им удастся добраться сюда, то придется оставить машину на обочине.
Целое утро мы прорывали дорожку от дома до дороги под наблюдением Бена, который сидел на своей попе и слизывал снежинки с шерстяных темно-синих рукавиц. Свежий снег падал на его волосы, как миниатюрные перья. Дома мы уселись у камина, завернувшись в одеяла. Три лица, которые я видела еще тогда, представляя себе роды у обочины. Несмотря на то что одно лицо должно принадлежать отцу ребенка. То, что я делаю, — неправильно. Если бы Мохеровая Дама знала, она бы прямо сейчас вошла, размахивая своей книгой по самопомощи, и сильно треснула бы меня по башке.
Мы пообедали и привели дом в гостеприимный для родителей вид. Я прочесала каждую комнату, собирая вещи Кристофа: на кресле его ворсистые носки; в ванной — ментоловая зубная паста, на полке у маленькой кровати — презервативы.
Бен заснул с соской во рту. Я отнесла его наверх и уложила в кровать, так как было время его дневного сна. Когда я посмотрела в окно, то не увидела дорожку, которую мы прорыли.
Кристоф разделся. Я стащила с себя джинсы, свитер и нижнее белье. Мы накрылись покрывалом. Его ступни были холодными, хотя губы теплыми, а пальцы еще теплее. Прошло много времени, прежде чем послышался негромкий плач Бена.
— Я принесу его, — произнес Кристоф, но, вместо того чтобы встать, еще сильнее прижал меня к себе.
— Они сказали, во время вечернего чая. Они должны быть уже здесь. Что-то случилось, — сказала я ему.
Он закрепил снаружи фонарь и в его желтоватом свете стал расчищать снег.
— Должно быть, из-за снегопада они остановились где-нибудь. Скорее всего они приедут завтра, — сказал Кристоф.
Я посоветовала ему прекратить расчищать снег: это было просто бессмысленно. От физической работы его лицо покрылось потом, несмотря на холод.
— Тебе придется уйти, если они появятся, — сказала я.
— Почему? Какие-то могут возникнуть проблемы из-за того, что я здесь?
Он не понимает, да и зачем это ему? Он никогда не имел дела с чьими-то еще родителями. Все это приходит позже: накопление родни. Чужая мать, которая появляется как неотъемлемая часть твоей новой жизни.
— Как мне тебя им представить?
— Можешь сказать, что я твой друг.
Одиннадцать тридцать, а света от приближающихся к дому фар так и не видно. Я положила свой сотовый на обшарпанную деревянную полку рядом с односпальной кроватью и обняла Кристофа.
Спустя какое-то время зазвонил телефон.
— Где ты? — спросила я быстро.
Сначала слышалось лишь дыхание. Наконец, раздался голос:
— Нина, это я.
Мне не удалось определить, кому он принадлежал. Это был мужской голос, который я должна была знать.
— Она мертва, — произнес голос.
Я приподнялась. Кристоф переместил свои конечности, увидев, что я больше не обнимаю его.
— Они считают, что это произошло вчера, — продолжал голос. Он звучал натянуто, с трудом.
— Кто? — спросила я. — Кто мертв? Кто это?
— Они нашли ее на стуле. Телевизор был включен. Это те религиозные типы. Свидетели Иеговы. Она оставила дверь открытой, как всегда. Я не раз предупреждал ее…
Рука Кристофа высунулась из-под одеяла, ощупывая место, где я лежала.
— Я приеду домой.
— В этом нет необходимости. Я просто подумал, что ты должна знать, — ответил Джонатан.
Кристоф привстал, взял меня за руку. Я вырвалась.
— Как ты себя чувствуешь? — Я ощущала себя Мохеровой Дамой. — Я только хотел сообщить тебе, — повторил он.
— Джонатан, я еду домой. Будет погребение. Мне нужно…
— Это несущественно, — ответил он. — Будут Бет, Мэтью, конечно, и Билли, но я постараюсь держать его подальше, не хочу, чтобы он устроил…
— Я должна быть там, — возразила я. Мой голос дрожал.
Кристоф встал, стал рыться в куче одежды.
— Почему? Почему ты должна быть там?
— Потому что я твоя…
— Моя что?
Я смотрела, как Кристоф выворачивал на лицевую сторону свои джинсы. Он надел их, застегнул молнию.
— У тебя кто-то есть? — спросил Джонатан.
— Конечно, Бен! — ответила я.